Текст книги "В лабиринте секретных служб"

Автор книги: Йоханнес Марио Зиммель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

Вся его жизнь прошла перед его глазами, дикая, полна авантюр, которая во всей полноте развернулась во время войны, а началась в тот памятный майский день в 1939 году

КНИГА ПЕРВАЯ
Вербовка по принуждению

Часть 1. Агент-двойник

24 мая 1939 года без двух минут десять перед домом 122 по Ломбард-стрит в самом центре Лондона остановился черный «Бентли-Кабриолет». Из него вышел молодой элегантный мужчина. Загорелая кожа, манера движения, пробор на голове находились в явном противоречии с его педантичной одеждой.

На нем были брюки в черно-серую полоску с безупречной складкой, двубортный короткий пиджак темного цвета, черная жилетка с золотой цепочкой от часов, белая рубашка со стоячим воротником и жемчужно-серый галстук.

Прежде чем закрыть дверь автомобиля, он взял с сиденья шляпу и газеты: «Таймс» и напечатанную на розовой бумаге «Финансовый Таймс».

Тридцатилетний Томас Ливен подошел к входу в дом, на котором висела черная мраморная доска с золотыми буквами.

МАРЛОК И ЛИВЕН. АГЕНТСТВО ДОМИНИОНОВ

Томас Ливен был самым молодым банкиром Лондона и самым удачливым. Блестящей карьере он был обязан своей интеллигентностью, способностью серьезно действовать и вести две совершенно различные жизни.

Сама корректность был Томас Ливен на бирже. Вне этих священных мест он был молодой человек, пользующийся исключительным вниманием женщин. Один раз в неделю Томас посещал свой клуб в фешенебельном квартале Лондона и два раза в неделю занимался джиу-джитсу. Томас любил жизнь, и жизнь, казалось, любила его.

Роберт Марлок, его старший партнер, стоял посреди кассового зала, когда Томас вошел в банк и с достоинством поклонился.

Марлок – человек 50 лет, высокий, худой. Его водянистые глаза останавливались на собеседнике таким образом, что тому делалось неприятно.

– Хелло, – сказал Марлок.

– Доброе утро, господа.

Шесть служащих, сидевших за письменными столами, тоже поприветствовали Томаса.

Марлок стоял у металлического столба, на котором был установлен телеграфный аппарат, накрытый стеклянным колпаком, печатавший на узкой ленте, казалось, бесконечной, биржевые курсы. Томас подошел к партнеру и посмотрел записи ленты.

Руки Марлока почему-то слегка задрожали. Можно было сказать, глядя на них, что это руки шулера. Однако Томас не обратил на них внимания.

– Когда вы вылетаете в Брюссель? – нервно спросил Томаса Марлок.

– Сегодня вечером.

– Самое время. Смотрите, как неустойчивы ценности. Это следствие проклятого нацистского стального пакта. Газеты читали, Ливен?

– Конечно, – ответил Томас. Это звучало с большим достоинством, чем просто «да».

Газеты утром 24 мая сообщили о заключении между Германией и Италией договора о дружбе и союзе. Этот договор был назван «Стальным Пактом».

Через главный зал, старомодный кассовый зал Томас прошел в свой кабинет. Марлок последовал за ним и плюхнулся на один из обитых кожей стульев, стоявших перед высоким письменным столом.

Сначала господа обсудили, какие бумаги Томас должен продать, а какие купить. Их фирма имела отделение в Брюсселе. Кроме этого, Томас был пайщиком одного из частных банков Парижа.

После обсуждения деловых вопросов Марлок с выработанной годами привычкой, глядя своему собеседнику в глаза, сказал:

– Ливен, у меня есть частная просьба. Вы, конечно, помните Луизу?

Томас хорошо ее помнил. Красивая блондинка из Кёльна жила в Лондоне у Марлока на содержании. Затем Луиза вернулась в Германию. Никто не мог по этому поводу сказать ничего определенного.

– Неудобно с моей стороны затруднять вас этим, Ливен, – проговорил Марлок своему младшему партнеру, – но я подумал, если вы будете в Брюсселе, для вас не составит большого труда заехать в Кёльн и поговорить с Луизой.

– В Кёльн? Почему вы сами не едете? Вы же немец.

Марлок продолжал:

– Я охотно поехал бы в Германию, но международное положение… Кроме того, я Луизу сильно обидел. И совершенно откровенен – в этом скандале повинна другая женщина. Луиза оставила меня. Скажите ей, я прошу у нее прощения. Я заглажу свою вину. Она должна вернуться.

Утром 26 мая 1939 года Томас прибыл в Кёльн. На здании «Дом Отеля» развевались огромные флаги со свастикой. Повсюду в городе висели такие флаги. Праздновалось заключение «Стального Пакта».

Кругом были люди в униформе. В холле отеля каблуки щелкали, как выстрелы. В номере на столе стоял портрет фюрера. Томас повесил на него свой обратный билет на самолет до Лондона.

Он принял горячий душ, оделся и позвонил Луизе Бреннер. Когда трубка на противоположном конце провода была снята, раздался подозрительный шум, на который Томас не обратил внимания. Суперагенту 1940 года в 1939 году ничего не было известно об аппаратах подслушивания.

– Бреннер, – прозвучал голос в трубке.

Это была она, ее прокуренный возбуждающий голос, который он еще помнил.

– Фройляйн Бреннер, это Ливен. Томас Ливен. Я толь ко что приехал в Кёльн.

– О, Боже! – сказала она. В трубке опять возник шум.

– Фройляйн Бреннер Марлок просил меня посетить вас.

– Подлец!

– Неправда!

– Жалкий подлец!

– Фройляйн Бреннер, Марлок просит у вас прощения.

Разрешите, я к вам зайду?

– Нет.

– Но я ему обещал.

– Уезжайте, герр Ливен, отсюда с первым же поездом.

Вы не знаете, что здесь творится.

Шум в трубке продолжался, но Томас не обращал на него внимания.

– Нет! Нет! Фройляйн Бреннер, это вы не знаете, что делается…

– Герр Ливен…

– Оставайтесь дома. Я через десять минут буду у вас.

Томас положил трубку и поправил узел галстука. Спортивное возбуждение охватило его. Такси быстро доставило Томаса в Линденталь. Здесь на втором этаже одной из вилл на улице Бетховен-парк жила Луиза. Он позвонил, за дверью раздался приглушенный шепот. Женский и мужской голоса. Томас немного удивился, но никакого подозрения у него не возникло. Открылась дверь, и он увидел Луизу Бреннер. Она была очень возбуждена.

– Сумасшедший! – прошептала она, узнав Ливена.

Затем события развивались очень быстро.

Два человека показались из-за Луизы. Они были одеты в кожаные пальто и выглядели, как мясники. Один из них грубо оттолкнул Луизу, другой схватил Томаса за лацканы пиджака.

Забыты были самообладание, осторожность и уравновешенность.

Обеими руками Томас схватил одного из «мясников» и изящно повернулся, как в танцевальном па. Ошеломленный «мясник» повис на правом бедре Томаса. Хрустнул сустав. «Мясник» дико закричал, пролетел по воздуху и приземлился с шумом на полу, оставшись без движения.

– Моя подготовка по джиу-джитсу оправдала себя, – сказал Томас. – Ну, а теперь с вами, – обратился он ко второму.

Светлая блондинка стала красной. Второй «мясник» попятился назад.

– Нет… не делайте этого, герр Ливен.

Он вынул пистолет из кобуры.

– Я предупреждаю вас, будьте разумным.

Томас остановился. Только идиот борется с человеком, вооруженным револьвером.

– Вы арестованы… именем закона, – испуганно про шептал «мясник».

– Арестован? Кем?

– Гестапо.

– Ну и дела, – проговорил Томас, – если я расскажу об этом в клубе!

Томас любил свой лондонский клуб, так же как клуб любил его. Со стаканом виски в руке и трубкой во рту, сидя у пылающего камина, слушали члены клуба каждый четверг вечером истории, которые они рассказывали по очереди.

«После возвращения я расскажу неплохую историю», – подумал Томас.

История была, действительно, неплохая. Правда, сделает ли он это и вообще увидит ли свой клуб?

Он был еще очень уверен в себе, когда в тот же день очутился в комнате особого отдела «Д» в управлении гестапо города Кёльна.

«Все происшедшее—сплошное недоразумение, – думал он, – через полчаса я выйду отсюда».

Хаффнер была фамилия комиссара, принявшего Томаса. Это был толстый человек с узкими свиными глазками. Очень чистоплотный человек. Он без остановки чистил зубочисткой свои ногти.

– Я слышал, вы сильно избили одного из камерадов, сказал Хаффнер зло. – Это вам дорого обойдется, Ливен!

– Почему я арестован?

– Валютные преступления, – ответил Хаффнер, – давненько вас ожидаем.

– Меня?

– Или вашего партнера Марлока. Со времени возвращения из Лондона Луизы она находится под наблюдением. Я знал, рано или поздно один из вас, подлых собак, вынырнет.

Хаффнер подвинул папку Томасу.

– Лучше всего я покажу вам, какими материалами мы располагаем, и тогда посмотрим, какая у вас будет физиономия.

«Действительно, это любопытно», – подумал Томас. Он начал листать большой том и через некоторое время рассмеялся.

– Что комичного вы нашли? – спросил Хаффнер.

– Ну, послушайте, это ведь чудесная вещь! – Из документов следовало, что лондонский частный банк «Марлок и Ливен» сыграл с третьим рейхом злую шутку, а именно, используя то обстоятельство, что на Цюрихской бирже немецкие облигации, вследствие политических причин, длительное время котировались по 20 % от номинала, они или другие лица, скрывавшиеся под этой фирмой, в первом квартале 1936 года скупили государственные облигации, заплатив за них контрабандно вывезенными рейхсмарками.

После чего один из швейцарских граждан, подставное лицо, получил задание скупить по дешевке в Германии высоко ценившиеся в других странах картины так называемого «вырождающегося искусства». Нацистские власти охотно разрешили вывоз этих картин. Во-первых, они избавлялись от них, во-вторых, получали так необходимую для вооружения валюту. Швейцарское подставное лицо платило за картины 30 % стоимости в швейцарских франках. Это полностью устраивало наци. Остальные 70 % уплачивались немецкими государственными облигациями, которые, вернувшись на родину, приобрели номинальную стоимость, т. е. в пять раз большую, чем за них заплатил банк «Марлок и Ливен».

«Я такую операцию не проводил, – подумал Томас, – это, наверное, Марлок. Он знал, что немцы его ищут, что Луиза под наблюдением и что меня арестуют и он таким образом получит в единоличное владение банк».

– О, Боже! – вслух произнес Томас.

– Так, – сказал Хаффнер, – теперь эта старая хитрая морда успокоится, не так ли, Ливен?

Он прекратил чистить ногти и этой же зубочисткой стал ковырять в зубах.

«Проклятье, что же мне предпринять?» – думал Томас. И тут у него мелькнула мысль.

– Разрешите мне позвонить?

Хаффнер прищурил свои свиные глазки:

– С кем вы хотите поговорить?

– С бароном фон Видель.

– Никогда не слышал.

Томас повысил голос:

– Его превосходительство Бодо барон фон Видель-посол для чрезвычайных поручений МИДа. Вы не слышали о нем?

– Я… я…

– Выньте зубочистку изо рта, когда разговариваете со мной.

– Что вы хотите от герр барона? – спросил он.

Хаффнер имел дело с обычными бюргерами. С арестованными, которые кричат на него и знают бонз, он чувствовал себя неуверенно.

– Барон мой лучший друг! – с вызовом сказал Томас.

Он познакомился с Виделем, который был намного старше его, в 1929 году на одной из студенческих вечеринок. Видель ввел Томаса в аристократические круги Лондона. Томас выплатил по векселю барона, выданному без покрытия. Их дружба продолжалась, пока Видель не вступил в нацистскую партию. После этого Томас устроил ему скандал и разошелся с ним.

«Хорошая ли память у Виделя?» – думал Томас.

– Если вы сейчас же не предоставите мне возможность позвонить, – Томас уже кричал на Хаффнера, – завтра можете искать другую работу.

Хаффнер поспешно схватил телефонную трубку:

– Алло! Берлин, но, поторопитесь, вы, сони.

«Фантастастично, совершенно фантастично», – думал Томас, слыша через несколько секунд голос своего собрата по студенческой корпорации.

– Бодо, это Ливен! Томас Ливен, помнишь ли ты меня?

Квакающий смех зазвучал в его ушах.

– Томас, парень, вот это сюрприз. Тогда ты мне устроил спектакль, а сегодня ты сам в гестапо.

Томас закрыл глаза. Голос барона продолжал весело звучать.

– Смешно. Риббентроп или Шахт сказали недавно, что у тебя есть банк в Англии.

– Действительно, есть. Бодо, послушай…

– А, внешняя разведка, понимаю. Теперь ты убедился, насколько я был прав тогда?

– Бодо…

– Я должен тебя называть комиссаром?..

– Бодо…

– Криминальным советником?..

– О небо, послушай же наконец, – сказал Томас. Я не работаю в гестапо. Я арестован.

После этого в трубке наступило молчание. Хаффнер удовлетворенно хмыкнул, прижимая отводную трубку плечом к уху, – он продолжал чистить ногти.

– Ты меня понял, Бодо?

– Как же, как же. К сожалению. Что тебе предъявляют?

Томас ответил.

– Это плохо, старик. Я не могу вмешиваться. Мы живем в правовом государстве. Если ты действительно не виновен, тебя отпустят. Всего хорошего. Хайль Гитлер!

– Ваш лучший друг, да? – сыронизировал Хаффнер.

У Томаса отобрали подтяжки, галстук, шнурки, бумажник и его любимые часы с репитером, потом его заперли в одиночку. Здесь Томас провел остаток дня и ночь. Голова работала лихорадочно. Должен же быть выход. Должен. Должен. Но он не находил его.

Утром 27 мая Томаса повели на допрос. В комнате рядом с Хаффнером он увидел майора вермахта, бледного, озабоченного человека. Гестаповец выглядел раздраженным. Казалось, оба перед его приходом сильно поссорились.

– Согласно приказу я оставляю вас одних, – зло про изнес Хаффнер и исчез.

– Майор Лооз из штаба округа, – представился он. – Барон Видель позвонил мне. Я должен позаботиться о вас.

– Позаботиться?

– Да. Вы совершенно невиновны. Вас подвел ваш партнер. Это мне совершенно ясно. Томас облегченно вздохнул.

– Я рад, что вы пришли к этому выводу, герр майор, я свободен, я могу идти?

– Как так идти? Куда? Так вы придете только в тюрьму.

– Но я же совершенно невиновен!

– Объясните все это гестапо.

«Да, – подумал Томас, – за этим еще что-то последует».

– Видите ли, Ливен, – продолжал Лооз, – выход есть. Вы немец, культурный человек, знаете мир, свободно владе ете английским и французским. Таких в наши дни ищут.

– Кто?

– Мы. Я офицер абвера, герр Ливен. И могу вас вытащить отсюда, если вы согласитесь работать с нами. Кроме того, мы хорошо платим.

Майор Лооз был первым представителем секретной службы, которого встретил Томас. Других ему еще предстояло узнать. Среди них будут англичане, французы, американцы, чехи, русские и испанцы.

18 лет спустя после первой встречи с Лоозом, 18 мая 1957 года, находясь в роскошных апартаментах отеля в Каннах и глядя в ночную тишину, Томас думал: «В своей основе эти люди во всем похожи друг на друга. Все они действуют жестоко и разочарующе. Все они как бы выброшены из общества нормальных людей. Они, как наркоманы, окружают себя комическими атрибутами своей власти, своих тайн, своего страха. Они играют бесконечный спектакль. Все они страдают комплексом неполноценности». Все это знал Томас в прекрасную майскую ночь 1957 года, но не 27 мая 1939 года. Тогда он был буквально озадачен предложением майора работать на германский абвер.

«Так я выкручусь из этой неприятности», – думал Томас и не знал, как глубоко он завязнет, принимая предложение.

Когда самолет «Люфтганзы» пробил низкую облачность над Лондоном, пассажир, занимавший кресло во втором ряду, глубоко вздохнул. Стюардесса поспешила к нему.

– Вам нехорошо, господин? – спросила она и увидела, что он радостно улыбается.

– Извините. Я чувствую себя великолепно, просто я подумал об очень смешном, – ответил Томас.

Он вспомнил разочарованное выражение лица нациста из камеры хранения кёльнского управления гестапо, когда тот выдавал ему его вещи. Чиновник никак не хотел расставаться с золотыми часами с репитером. Томас взял любимые часы и нежно провел пальцем по крышке. При этом он заметил краску под ногтями и снова рассмеялся, вспоминая об оттисках пальцев, оставленных в картотеке, и своей фотографии на анкете агента абвера.

– Послезавтра к вам придет мистер Смит проверить газовую колонку в ванной. Вы поступаете в полное распоря жение этого человека – мистера Смита, – напомнил майор Лооз Томасу на прощание.

«Мистер Смит будет действительно удивлен, если он явится. Я спущу его с лестницы, вышвырну вон», – думал Томас.

Машина теряла высоту, заходя юго-западным курсом в лондонский аэропорт. Томас посмотрел на свои часы и потер руки. Он чувствовал себя прекрасно. Снова в Лондоне. Скорее домой. Принять горячую ванну, затем виски, закурить трубку. Клубные друзья. Рассказы. И, конечно же, Марлок. Так велика была радость возвращения, что раздражение на мистера Смита стало пропадать. Должен ли он именно так с ним расстаться? Может быть, у него есть объяснения, которые следует принять? Возможно, у него были трудности. Во всяком случае, сначала его надо выслушать.

Через семь минут наш герой шагал по залитой дождем площади перед четырехэтажным зданием аэровокзала. Под зонтом, насвистывая, направился он в зал, к которому вели два коридора, образованные натянутыми канатами. Над правым висела табличка «Для англичан», над левым – «Для иностранцев».

Томас повернул налево и очутился перед стойкой иммиграционного офицера.

Чиновник, пожилой человек с пожелтевшими от никотина усами, взял его немецкий паспорт, который Томас передал ему с дружеской улыбкой. Он полистал его и, посмотрев на владельца, произнес:

– Я сожалею, но вы не имеете права ступать на британскую землю. Никогда.

– Как это понимать?

– Сегодня вы выдворены из страны, мистер Ливен.

Прошу следовать за мной, два господина ждут вас.

Господа поднялись, когда Томас вошел в комнату. Они выглядели, как озабоченные чиновники, невыспавшиеся и страдающие болезнью желудка.

– Морис, – представился один.

– Ловой, – сказал другой.

«Кого они мне напоминают?» – размышлял Томас. Он был очень раздражен. Однако старался быть вежливым.

– Господа, что все это означает? Я семь лет живу в Англии и ничего плохого за это время не сделал.

Человек по имени Ловой поднял высоко газету и прочитал:

– Лондонский банкир арестован в Кёльне!

– Ну и что? Это было позавчера. Сегодня я в Лондоне.

Немцы освободили меня.

– И почему же, – спросил Морис, – гестапо освобождает человека, которого только что арестовало?

– Моя невиновность была полностью доказана.

– Ах, так, – сказал Ловой.

– Ах, так, – повторил Морис.

Господа многозначительно переглянулись. Первым заговорил Морис:

– Мы из «Секрет Сервис», мистер Ливен, нами получена информация из Кёльна. Совершенно бесполезно лгать.

«Теперь я вспомнил, кого они мне напоминают, – подумал Томас, – майора Лооза! Тот же спектакль, те же трюки».

– Тем лучше, если вы из «Секрет Сервис», господа, – раздраженно сказал Томас. – Вас, наверное, заинтересует, что гестапо лишь потому освободило меня, что я согласился работать на германский абвер.

– Мистер Ливен, до какой степени вы считаете нас наивными?

Томас настаивал:

– Я сказал вам правду, одну голую правду. Абвер шантажировал меня. Я не чувствую себя связанным этим обязательством. Я хочу жить на свободе.

– Вы ведь сами не верите, что мы вас после этого признания оставим в Англии. Вы официально выдворены, потому что любой иностранец, вступивший в конфликт с законом, высылается из страны.

– Я полностью невиновен. Меня обманул мой партнер.

Дайте мне возможность встретиться с ним, тогда вы убедитесь в этом.

Чиновники обменялись многозначительными взглядами.

– Вы не сможете переговорить со своим партнером, мистер Ливен, – сказал Ловой.

– Почему же?

– Потому, что ваш партнер уехал из Лондона.

Томас побледнел.

– По-покинул Ло-Лондон, – начал он заикаться.

– Да, он выехал в Шотландию, но куда именно, точно никто не знает.

– Проклятье! Что же мне делать?

– Вернитесь к себе на родину.

– Но там же меня посадят. Я выпущен лишь для того, чтобы шпионить в Англии!

Оба мистера посмотрели друг на друга. Томас чувствовал, что сейчас еще что-то последует. Морис заговорил холодно и деловито:

– Насколько я могу судить, существует только один выход для вас, мистер Ливен, – это работать на «Секрет Сервис».

«О небо! – подумал Томас. – Если я расскажу об этом в клубе, то никто не поверит».

– Играйте с нами против немцев, и мы оставим вас в Англии. Мы поможем вам разобраться с Марлоком. Мы защитим вас.

Томас почувствовал дрожь. Затем он стал серьезным, поправил галстук и жилетку. Момент неожиданности и растерянности прошел. Он понял, что должен вести борьбу.

– Я отклоняю ваше предложение, господа, и улетаю в Париж, – сказал он. – С помощью лучшего адвоката Франции я начну процесс против моего партнера и британского правительства.

– Я бы не стал этого делать, мистер Ливен.

– И все же я так и сделаю!

– Это доставит вам много неприятностей.

– Посмотрим. Я отказываюсь верить, что весь мир является сумасшедшим домом.

Через год он в этом уже не сомневался. А 18 лет спустя вообще был в этом глубоко убежден. Весь мир – дом умалишенных. Это истина в наш век утраченного разума. 28 мая 1939 года молодой элегантный господин заказывал в популярном среди гурманов ресторане «Дорогой Пьер», расположенном на площади Этуаль, ужин.

– Эмиль, принеси что-нибудь легкое на закуску, затем раковый суп, после говяжий медальон с шампиньонами. На десерт «Ку пе Жака» (мороженое со взбитыми сливками и фруктами).

Пожилой седовласый старший гарсон Эмиль смотрел на гостя с улыбкой, полной симпатии. Он знал Томаса Ливена много лет. Рядом с Томасом сидела красивая девушка с блестящими черными волосами и кукольными глазами на овальном лице. Юная дама звалась Мими Хамбер.

– Мы голодны, Эмиль, после театра. Сегодня ставили Шекспира с Жаном-Луи Барро.

– В этом случае разрешите вместо холодной легкой закуски порекомендовать вам горячие бутерброды с лососиной. Шекспиру это ближе.

Они рассмеялись, а старый гарсон поспешил на кухню.

Ресторан располагался в длинном темноватом зале, но был очень уютным. На даме было шелковое платье с глубоким декольте, плотно облегающее талию и бедра. Изящная, маленького роста молодая актриса всегда, даже утром, была слегка подкрашена умело наложенной косметикой.

Томас был знаком с ней уже два года. Он улыбнулся Мими и перевел дыхание.

– Ах, Париж! Единственный город, в котором можно еще жить. Мы провели с тобой несколько прекрасных недель.

– Мне так приятно, что ты испытываешь радость, мой дорогой. Сегодня ночью ты был так неспокоен, говорил одновременно на трех языках. Я поняла только французский. Что-то случилось с твоим паспортом? Ты долго говорил о выдворении, о разрешении на проживание. Сейчас очень много немцев в Париже, у которых полно забот с паспортами.

Он нежно поцеловал ей кончики пальцев.

– Не беспокойся. Я попал в глупую историю. Томас говорил со спокойной убежденностью, веря в свои слова.

– Со мной поступили несправедливо, понимаешь, сердце мое? Меня обманули. Несправедливость существует иногда долго, вечно – никогда! У меня теперь отличный адвокат. И то короткое время, которое я хочу провести с тобой и которое понадобится, чтобы передо мной извинились, я хочу жить в Париже.

Спустя некоторое время к их столу подошел кельнер.

– Месье Ливен, два господина хотят с вами поговорить.

Беззаботно оглянувшись, Томас увидел двух мужчин, стоявших у входа и приглашающе улыбавшихся. Томас поднялся.

– Я сейчас вернусь, дорогая, – сказал он и пошел к входу.

– Чем могу быть вам полезен, месье?

Оба господина в помятых дождевиках переглянулись. Затем один из них сказал:

– Месье, мы были уже на квартире мадемуазель Хамбер. Криминальная полиция вынуждена вас арестовать.

– Что я сделал? – тихо спросил Томас.

– Скоро вы узнаете.

«Ужас продолжается», – подумал Томас. Однако дружелюбно сказал:

– Вы французы и знаете, какой грех мешать при еде.

Можно ли повременить с моим арестом, пока я не кончу ужин?

Оба чиновника заколебались.

– Сейчас мы позвоним шефу. – Один из полицейских исчез в телефонной будке и вскоре вернулся.

– Все в порядке, месье. У шефа только одна просьба.

– Какая же?

– Он спрашивает, не может ли он сюда приехать и с вами поужинать, ведь за хорошей едой все обсуждается легче.

– Хорошо. Согласен. Могу ли я спросить, кто ваш шеф?

Чиновники назвали незнакомую ему фамилию. Томас вернулся к столу и попросил Эмиля принести еще один прибор.

– Я ожидаю гостя, Мими.

– Кто же еще придет, дорогой? – улыбаясь, спроси ла она.

– Некий полковник Сименон.

– Ох! – произнесла Мими.

Полковник Юлиус Сименон оказался симпатичным человеком. С ухоженными усами, умными ироническими глазами и римским носом, он походил бы на актера Адольфа Мено, если бы был выше ростом. Томас отнесся к нему с большим уважением, Мими поприветствовала его как старого знакомого, что немного обеспокоило нашего героя. Костюм полковника был пошит, бесспорно, у первоклассного портного, но он блестел на локтях и спине. Полковник носил в галстуке золотую заколку с жемчужиной и небольшие запонки из золота, однако каблуки его обуви были сбиты.

За закуской и супом беседовали о Париже. За вторым полковник начал разговор.

– Месье Ливен, извините, что я мешаю вам ужинать. Прекрасный картофель, не правда ли? Но я получил приказ высшего начальства. Мы ищем вас целый день.

Томасу казалось, что он слышит издалека голос Жана-Луи Барро, который в сегодняшнем спектакле играл роль Ричарда Третьего. Отдаленно улавливал смысл, но не понимал.

– Да, прекрасный картофель, полковник. Здесь умеют готовить. Дважды кипятить в масле. О, французская кухня…

Томас положил руку на плечо Мими. Полковник улыбнулся. «Все больше и больше мне нравится этот полковник», – думал Томас. Полковник продолжал:

– Вы прибыли в Париж не только ради хорошей кухни.

Мы тоже имеем своих людей в Кёльне и Лондоне. Мы знаем, что вы пережили у уважаемого майора Лооза, страдает ли он все еще от печени?

Томасу снова показалось, что он слышит голос Барро, и снова ему послышалась строфа бессмертного Шекспира, но он не мог ее понять. И почему смеется Мими?

– Месье Ливен, – сказал Сименон, – я уверяю вас в своей симпатии к вам. Вы любите французскую кухню. Вы любите Францию. Но, к сожалению, я имею приказ. Я должен вас выдворить. Вы очень опасны для моей бедной, подвергающейся угрозе нападения страны. Мы доставим вас к границе еще сегодня, и вы больше никогда не сможете ступить на землю Франции.

Томас начал смеяться. Он услышал опять голос полковника.

– И это потому, месье Ливен, – говорил он, добавляя себе в тарелку шампиньоны, – что вы агент недружественного нам государства. Но у вас есть выход. Вы перевербуетесь и будете работать на нас, на «Второе бюро».

Томас насторожился и подумал: «Как я опьянел», – а вслух продолжил:

– Вы делаете мне предложение в присутствии этой девушки?

– Но почему же нет, дорогой? – спросила Мими и по целовала его. – Я ведь тоже состою в этом бюро.

– Ты тоже? – поперхнулся Томас.

– Я немного зарабатываю на этом. Ты злишься?

– Мадемуазель Хамбер является одной из красивейших патриоток, каких я знаю во Франции, – объявил Сименон. – Месье Ливен, – продолжал он, – согласны ли вы с нами работать?

Томас смотрел на Мими, на милую, нежную Мими. Он смотрел на полковника, человека, умудренного опытом. «Для меня нет другого выхода», – подумал он.

– Ах, дорогой, будь милым и иди к нам, – голос Мими звучал в одном ухе.

– Месье, вы решились? – слышался голос полковника в другом ухе.

– Я согласен, – промолвил Томас.

«Сначала немецкий абвер, затем „Секрет Сервис“, теперь „Второе бюро“. И все в течение 96 часов. Четыре дня назад я жил в Лондоне, уважаемый гражданин, удачливый банкир. Кто отнял у меня все это? Кто поверит всему в моем клубе?» – Томас провел своей узкой, изящной рукой по коротко остриженным волосам и сказал:

– Мне кажется, мое положение серьезно, но не безнадежно. Точнее выражаясь, я сижу на развалинах моего гражданского существования. Это исторический момент!

Его надо отметить.

– Эмиль! – позвал он.

Старый гарсон подошел к столу.

– У нас есть причина отметить праздник. Шампанское, пожалуйста!

Мими нежно поцеловала своего друга.

– Месье, я преклоняюсь перед вашим поведением и счастлив, что вы согласились работать на нас.

– Я не заявлял о своей готовности, просто у меня нет другого выхода.

– Это все равно.

– Вы можете на меня рассчитывать, пока идет мой процесс. Если я его выиграю, то буду жить в Лондоне. Понятно?

– Полностью, месье, – усмехнулся полковник Сименон, как будто он был провидцем и знал, что Томас и после второй мировой войны не выиграет процесс и что он никогда больше не будет жить в Лондоне.

– Я хотел бы знать, в какой области представляю для вас ценность?

– Вы ведь банкир?

– И что?

– Мадемуазель рассказывала мне, какой вы способный!

– Но, Мими, – сказал Томас маленькой актрисе с блестящими черными волосами и веселыми глазами, – это так нескромно с твоей стороны.

– Мадемуазель это сделала в интересах нации. Она просто замечательная.

– Я так понимаю, что вы, месье полковник, имеете основания давать такую оценку Мими.

Мими и полковник заговорили одновременно.

– Как офицер я даю вам честное слово…

– Ах, дорогой, это было задолго до тебя, – сказала Мими.

Потом оба замолчали и засмеялись. Мими прильнула к Томасу. Она была влюблена в этого человека, который действовал так серьезно и так несерьезно выглядел. Он был классическим типом британского джентльмена-банкира и при этом жизнерадостный и самобытный, как все мужчины, которых Мими знала. А знала она их множество.

– Задолго до меня, – повторил Томас. – Ах, так, ну, хорошо. Господин полковник, по вашим словам, я могу быть полезным как финансовый советник французской секретной службы?

– Совершенно верно, месье, вы будете выполнять особые задания.

– Позвольте, пока не принесли шампанское, сказать несколько слов. Несмотря на мою относительную молодость, у меня есть ряд принципов. Если они войдут в противоречие с моей будущей деятельностью, то лучше сразу же меня высылайте.

– Каковы же эти принципы, уважаемый месье Ливен?

– Я отказываюсь носить униформу, господин полковник, стрелять в людей, сеять в них страх, арестовывать и пытать.

– Ну, что вы. Для такой мелочи использовать вас просто жаль.

– Я не буду наносить ущерб и грабить. Это возможно только в тех случаях, когда я сам буду убежден в необходимости этого в отношении конкретных лиц.

– Не беспокойтесь, месье, вы останетесь верны своим принципам. Мы рассчитываем использовать вас исключительно тогда, когда потребуется ваш мозг.

Эмиль принес шампанское. Они выпили. Затем полковник продолжал:

– На одном я должен настаивать: вы обязаны пройти курс подготовки тайного агента. Этого требует порядок в нашей организации. Там изучают такие трюки, о которых вы ничего не знаете. Я позабочусь, чтобы вы скорее попали в специальный лагерь.

– Но не сегодня же ночью, Юлиус, – проговорила Мими и нежно погладила руку Томаса.

Ранним утром 30 мая 1939 года два человека в дешевых костюмах заехали за Томасом. Это были низко оплачиваемые агенты. На Томасе был темно-серый костюм, белая рубашка, черный галстук, шляпа и черные туфли. В руке он держал небольшой чемодан.