Текст книги "В лабиринте секретных служб"

Автор книги: Йоханнес Марио Зиммель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

– Майор Дебре дал мне ваш адрес.

«Майор Дебре из французской разведки, – вспомнил Томас, – один из трех, которых я обманул. Теперь трое против меня! Француз, англичанин и немец. Меня убьют», – как будто издалека донесся до него внутренний голос.

– Знаете ли вы некоего Жана Леблана?

– Жана Леблана? Никогда не слышал!

– Перестаньте болтать, Перейра. Вы знаете его! Красивая бестия села на край стола и, вытянув, скрестила свои длинные ноги.

– Не наделайте в штаны со страха!

«Как эта женщина ведет себя, – думал Томас, – недостойно, недостойно. Чем я заслужил такое обращение? Я самый молодой банкир Лондона, член одного из престижных клубов, получивший отличное воспитание, с устойчивыми понятиями о чести, морали… Нахожусь сейчас в грязной португальской кухне и позволяю говорить неизвестной даме гадости о себе. Ну я сейчас покажу!» И благопристойный, хорошо воспитанный Томас закричал:

– Ну-ка, вздохни поглубже, кукла, и чеши отсюда, иначе получишь! В следующее мгновение изменилась вся ситуация.

Раздались шаги, и на кухне появился человек с бородой в грязных джинсах и черном пуловере. Он был очень пьян. На его лице появилось подобие улыбки, когда он увидел Томаса.

– Добро пожаловать в мою нищенскую лачугу. Художник Ренальдо Перейра вернулся домой.

Все трое вдруг сразу заговорили. Женщина в красном уставилась на Томаса.

– Так вы не Перейра?

– Конечно, нет, – ответил художник. – Вы что, пьяны, я Перейра, а это…

– Заткни рот!

– …мой старый друг Леблан.

– Ах!

– А кто вы, прекрасная незнакомка?

– Меня зовут Шанталь Тессо, – представилась молодая женщина. На ее лице появилось хищное выражение, медленно она проговорила:

– Месье Леблан собственной персоной? Какой счастливый случай!

– Что вы хотите от меня?

– Однажды вы изготовили вашему доброму другу Дебре паспорт. Дебре говорил мне: «Если тебе понадобится фальшивый паспорт, иди к Ренальдо Перейра на Рио до Поко дель Негрос и положись на Жана Леблана».

– Так сказал Дебре?

– Да!

– А что он еще сказал?

– Больше ничего. Только, что вы порядочный парень и однажды спасли ему жизнь.

«Ситуация не так уж и сложна», – подумал Томас. Он дружески улыбнулся девушке:

– Может, вы отобедаете с нами? Позвольте, я помогу вам снять пальто, мадемуазель Тессо.

Для вас я Шанталь. – Ее кошачье выражение на лице сменилось выражением большого хищного зверя, увидевшего добычу.

Шанталь была хладнокровна, знала, чего хочет, но видно было, что она не привыкла, чтобы мужчины ухаживали за ней.

На ней была узкая облегающая юбка и шелковая белая блузка. «Черт возьми, – подумал Томас, – какая фигура! Эта девушка не намочит обуви, если пройдет под дождем».

Томас снова стал самим собой, хорошо воспитанным джентльменом. Они сели рядом с пьяным художником, который принялся за обед. Вылавливая куски пальцами, он заговорил с полным ртом:

– Если бы я умел так писать, как вы готовите, то старик Гойя был бы щенком по сравнению со мной! Ва мнужен паспорт, Шанталь?

– Нет.

Ее глаза увлажнились, крылья носа начали дрожать.

– Мне нужен не один, а семь паспортов.

– Позвольте мне заметить? – попросил художник. Но Томас остановил его:

– Сначала проглотите, а потом спрашивайте. И неперебивайте даму. Вам надо протрезвиться, – сказал они обратился к Тессо:

– Для кого вам нужно семь паспортов?

– Для двух немецких, двух французских и трех венгерских господ.

– О, у вас широкий круг международных связей.

– Ничего удивительного при моей профессии, ведья проводница.

– Куда же вы проводите людей?

– Из Франции через Испанию в Португалию.

– Очень благородное дело. Как часто вы проводите людей?

– Раз в месяц и сопровождаю большие группы лиц, у которых иногда паспорта есть, иногда их нет.

– Поскольку мы заговорили о паспортах… – начал художник, но Томас дал ему знак замолчать. Шанталь продолжала:

– Я имею дело только с людьми, которые платят. Беру дорого, но еще не было ни одного провала. Я знаю каждый сантиметр границы, каждого пограничника. В нынешней партии семь мужчин, и у них нет паспортов. Ты можешь хорошо заработать, – Шанталь подтолкнула художника.

– Мне тоже нужен паспорт, – сказал Томас.

– О святая мадонна! – простонал художник. – У менянет ни одного паспорта.

– Ни одного из 27 старых паспортов, которые я тебе дал? – спросил Томас.

– Когда дал-то? Шесть недель уже прошло. Жить ведья должен был на что-то. У меня не осталось ни одного паспорта. Я давно хочу это сказать, но вы все время меня перебиваете.

Вокруг Ларго де Виго, очаровательной площади, застроенной старинными домами, располагались небольшие дамские кафе, славящиеся яичными ликерами. В нише кондитерской «Каравела» сидели вечером 16 ноября 1940 года два господина. Один из них ел мороженое со взбитыми сливками, другой пил виски. Последний был англичанином, агентом Петером Ловоем, тот, что был с ним, толстый добродушный гигант с радостными свиными глазками и розовым детским лицом, называл себя Луисом Квазмао. Оба господина знали друг друга несколько лет и уже не раз успешно сотрудничали.

– Я получил информацию, что он сегодня бежал изтюрьмы, – сказал англичанин.

– Тогда нам надо поторопиться, если мы хотим застать его в Лиссабоне, – заметил испанец, облизывая ложку. Он очень любил мороженое и мог его есть в огромных количествах.

– Именно, – обронил Петер Ловой, – и как планируете решить эту проблему?

– Пистолет с глушителем. Как с деньгами, вы принесли их?

– Да. Вы получите 5 тысяч эскудо сейчас и столько же после выполнения работы.

Ловой отпил большой глоток виски и раздраженно подумал: «5 тысяч эскудо дал мне майор Лооз, но от разговора с Луисом хитрец увильнул».

– Теперь внимательно слушайте и запоминайте, Луис. Леблан носит маску некоего Лазаря Алькобы и подражаетего походке. Этот Алькоба горбат, маленького роста и лысый.

Ловой описал портрет Лазаря Алькобы точно со слов своего агента, служившего в тюрьме.

– Леблан знает, что за ним охотятся англичане и немцы, поэтому постоянно скрывается.

– Где?

У него есть друг, спившийся художник в старом городе на Рио до Поко дель Негрос, 16. Я уверен, что он прячется там. Он может продолжать играть роль горбуна из страха перед нами или превратиться вновь в Жана Леблана из страха перед полицией.

Как выглядит Томас Ливен? Ловой дал его портрет.

– А настоящий горбун?

– Этот еще в тюрьме. Не беспокойтесь. Если вывстретите по указанному адресу горбуна, у которого нет волос на голове и который отреагирует на имя Леблан, не задавайте ему других вопросов.

Около 8 часов утра 17 ноября 1940 года осужденный 11 раз Лазарь Алькоба, родившийся в Лиссабоне 12.04.1905 года, холостой, был доставлен к директору тюрьмы «Альхубе», мужчине высокого роста, плотного телосложения, который сказал:

– Мне доложили, что вчера вы высказывали различныеугрозы.

Рот горбуна начал дергаться от нервного тика:

– Сеньор директор, я только защищался, когда мне заявили, что не освободят меня, потому что я будто быспособствовал бегству Жана Леблана.

– Я в этом убежден, Алькоба. Говорят, вы высказывали намерение обратиться к генеральному прокурору?

– Я обращусь к нему, сеньор директор, если меня немедленно не освободят. Я не знал, что Леблан убежит, используя мое имя и внешность.

– Послушайте, Алькоба, мы освободим вас сегодня. Лазарь широко улыбнулся.

– Наконец!

– Но не потому, что боимся вас, а потому, что на это есть постановление прокурора. Вы должны ежедневно отмечаться в полиции по месту жительства и не покидать Лиссабон.

– Понятно, сеньор директор!

– И не кривляйтесь так глупо, Алькоба. Вам уже ничего не поможет. Я уверен, вы скоро опять окажетесь у нас. Лучше всего вам и сейчас остаться здесь, такому человеку, как вы, надо постоянно находиться за решеткой.

В небольших кривых переулках старого города с его пострадавшими от времени дворцами в стиле рококо, обложенными разноцветными плитками домами горожан лежала тишина послеобеденных часов. На бесчисленных веревках сушилось белье. Деревья с разросшейся кроной росли на террасах, между ними открывался вид на реку, впадающую в океан.

На нее смотрел Томас из окна мастерской своего друга-пропойцы. Рядом с ним стояла Шанталь. Она еще раз пришла сюда, чтобы проститься с друзьями перед отбытием в Марсель. Шанталь была сильно взволнована, положив руку на плечо Томаса, она говорила: «Поедемте со мной, вы станете моим компаньоном. У меня для вас есть хорошее занятие, разумеется, не то, чем я занимаюсь. Здесь вы ничего не можете делать, но в Марселе вы значительно расширите возможности моей фирмы».

Томас качал головой и задумчиво продолжал смотреть на воды Тахе, стремящиеся в Атлантику. В устье реки стояло на якоре много судов, готовых к отплытию в далекие гавани. На лайнерах находились преследуемые запуганные люди, стремящиеся к спасению и свободе. У них были паспорта, визы и деньги. У Томаса ничего этого не было. Он вдруг почувствовал себя смертельно уставшим. Его жизнь вращалась по чертову кругу, из которого не было выхода.

– Ваше предложение делает мне честь, Шанталь. Вы красивая женщина, мне кажется, неплохой товарищ. – Онсмотрел на нее и улыбался. Женщина с обликом хищной кошки вдруг покраснела, как школьница. Она непроизвольно подергала ногой.

– Перестаньте говорить глупости.

Однако Томас продолжал:

– У вас доброе сердце. Но, видите ли, я был в свое время банкиром и хочу вернуться к этому занятию.

За столом, заваленным красками, кистями, бутылками, пепельницами с окурками, сидел трезвый Ренальдо и писал картину. Прислушавшись к разговору, он высказал свое мнение:

– Жан, в том, что говорит Шанталь, есть смысл. С ней вы доберетесь в Марсель, а там достать фальшивый паспорт легче, чем здесь, где вас ищет полиция, а что касается ваших других «друзей», то я уже о них и не говорю.

– Черт возьми, но я ведь приехал сюда из Марселя. Что же, все было напрасным?! – воскликнул Томас.

Шанталь заговорила жестко и агрессивно.

– Вы сентиментальный дурак, если не понимаете, что происходит. Вам не повезло. У всех в жизни такое бывает. Вам надо прийти в себя и получить хорошие документы.

С помощью Ренальдо я смогу достать документы и в Лиссабоне, – печально проговорил Томас. – Что же касается денег, то у меня в Южной Америке есть друг, я ему напишу. Нет, нет, оставьте меня, я выйду из положения сам. – Он не договорил фразу, так как во дворе раздались выстрелы, разорвавшие тишину. Шанталь слегка вскрикнула, художник выронил тюбик с краской. Все смотрели друг на друга. Внизу раздались встревоженные голоса, послышались крики женщин, плач детей. Томас открыл окно и выглянул наружу во двор. Люди толпились вокруг лежащего на асфальте человека. Он был горбат, лыс, маленького роста.

– Лазарь, Лазарь, ты слышишь меня? – Томас стоял перед ним на коленях. Кровь, пульсируя, выливалась из ран Алькобы. Несколько пуль попали в грудь и живот. Он лежал без движения, глаза были закрыты, только рот подергивался в нервном тике.

– Лазарь, – стонал Томас.

Горбун открыл глаза. Он узнал склонившегося над ним человека.

– Беги, Жан, быстрее, это предназначалось тебе, – чуть слышно проговорил он. Кровь хлынула у него изо рта.

– Не разговаривай, Лазарь, – просил Томас. Но горбун продолжал:

– Убийца назвал меня Лебланом, прежде чем выстрелил. Он принял меня за тебя.

Слезы текли из глаз Томаса. Слезы ярости и жалости.

– Молчи, Лазарь, сейчас приедет врач. Они сделают операцию.

– Уже поздно, – горбун посмотрел на Томаса и улыбнулся. – Жаль, малыш. Мы провернули с тобой такие дела. – Улыбка пропала, глаза закрылись. Когда Томас поднялся с колен от тела мертвого друга, толпа, окружавшая Лазаря, раздалась и он, плача, прошел через нее. Сквозь слезы Томас увидел Шанталь и художника. Быстрым шагом он направился к ним. С улицы подошли два полицейских и врач, который занялся убитым. Все присутствующие разом заговорили, обращаясь к полицейским. Томас вытер глаза и посмотрел на Шанталь. Теперь он знал, что, если не начнет действовать немедленно, будет поздно. В долю секунды, в мгновение ока решится егосудьба. Полицейские опрашивали свидетелей, которые рассказали, что последним разговаривал с убитым неизвестныйчеловек.

– Где этот человек?

– Туда пошел, – сказала одна старуха, указывая узловатым пальцем на вход во флигель.

Там стоял художник. Он был один.

В Пиренеях было холодно. Пронзительный восточный ветер господствовал в горной системе, отделявшей испанский Арагон от южной Франции. В предутренних сумерках 23 ноября 1940 года два одиноких путешественника продвигались в северном направлении. Мужчина и женщина. На них были горные ботинки, меховые шапки и куртки. Оба несли тяжелые рюкзаки. Впереди шла женщина. Никогда до этого Томас Ливен не ходил в горы по таким тяжелым, запутанным тропам. Чудовищным кошмаром, как все прошедшее за последние пять дней, казались ему эти предрассветные часы с их туманом и серыми тенями, через которые он вслед за Шанталь пробирался к границе Франции со сбитыми в кровь ногами, потертостями и волдырями.

Шанталь была выдающейся личностью, настоящим товарищем. В этом он убедился за прошедшие дни. Она знала Португалию и Испанию как свои пять пальцев. Она знала таможенников, пограничников, полицейских, проверяющих поезда, знала крестьян, которые предоставляли ночлег и еду, не задавая вопросов.

Ботинки, брюки, куртку, шапку купила Томасу Шанталь. Она же дала ему карманные деньги.

Из Лиссабона они поездом доехали до Валенсии. По пути дважды проверяли документы, и оба раза благодаря Шанталь все обошлось благополучно. Ночью пересекли границу Испании. Далее они проехали через Виго, Леон и Бургас. В Испании было больше полицейских, чаще осуществлялся контроль, но и здесь, к счастью, они избежали осложнений. Осталась последняя граница, и они во Франции. Ремни рюкзака больно натерли плечи. Ныла каждая косточка тела. Томас чувствовал смертельную усталость. Без мыслей, тупо он следовал за Шанталь. «Бедный Лазарь Алькоба… Кто его застрелил? Кто приказал это сделать? Англичане? Немцы? Теперь найдут для меня нового убийцу. Сколько мне осталось еще жить?

Мне, который пробирается через сумерки леса, как контрабандист, как преступник. Сумасшествие, идиотизм все это, кошмар, бред больного, и, к сожалению, это все кровавая действительность». Тропа стала более отлогой, лес остался позади, они вышли на полянку, на которой стояла хижина дровосеков. Следуя за, казалось, неутомимой Шанталь, Томас, волоча ноги, направился к строению. В это это время вблизи раздалось три выстрела. Молниеносно Шанталь оказалась рядом с Томасом. Она втащила его в хижину, и оба упали на солому. Затаив дыхание, онисмотрели друг на друга. Снова раздался выстрел. Еще один. Послышались мужские голоса.

– Тихо, – приказала Шанталь, – лежи спокойно. Это могут быть пограничники.

«Это могут быть и другие, – горько подумал Томас. – Так оно, пожалуй, и есть. Для господ из Лиссабона не потребовалось много времени, чтобы установить ошибку с Алькобой. Ошибку, которую можно исправить». Рядом с ним лежала Шанталь. Она лежала спокойно, но Томас чувствовал ее напряженность и усилия, которыми она принуждала себя к спокойствию. В это время у него созрело решение. Он не имеет права угрожать еще одной жизни. Смерть Лазаря, это он точно знал, будет всю жизнь на его совести. «Все, – думал Томас, – хватит. Лучше конец со страхом, чем страх без конца. Вам не придется долго искать меня, убийцы. Я сдаюсь, но оставьте в покое непричастных». Он откинул ремни рюкзака и встал. Тотчас же вскочила и Шанталь. На ее бледном лице горели глаза.

– Ложись, сумасшедший, – она потянула его вниз.

– Мне очень жаль, Шанталь, – пробормотал Томаси приемом джиу-джитсу сбил ее с ног. На несколько секунд она потеряла сознание. Томас вышел из хижины. К нему шли двое мужчин с ружьями в руках. Был туман. Томас пошел им навстречу с торжествующей мыслью: по крайней мере, не убьют при попытке бегства в спину. Наконец, обазаметили его и подняли ружья. «Еще шаг, – подумал Томас, – еще один». Неизвестные опустили ружья. Одеты они были в джинсы, меховые шапки, куртки, на ногах были альпийские ботинки. Оба коренастые, небольшого роста. Остановившись около Томаса, один из них в очках вежливоснял шапку и, здороваясь, спросил:

– Вы не видели его?

В глазах Томаса завертелись, как на карусели, мужчины, луга, деревья, поляна.

– Кого? – спросил он.

– Оленя, – ответил охотник в очках.

– Я попал в него, – вступил в разговор второй охотник. – Точно попал. Он споткнулся, а затем побежал. Надо его искать где-то поблизости.

– Я не видел оленя, – сказал Томас на ломаном испанском языке.

А, иностранец. Беженец, – воскликнул мужчинав очках. Томас смог только кивнуть головой. Испанцы переглянулись.

– Мы забудем, что видели вас. Всего хорошего. Приятного путешествия.

Они удалились в сторону леса. Томас перевел дыхание и вернулся в хижину. Шанталь сидела на соломе, держась руками за шею. Ее лицо было красным. Томас сел рядом.

– Извините, я не хотел причинить вам боли. Вы вынудили меня. Это оказались охотники.

Шанталь кинулась к Томасу, прижалась к нему, и они оба упали на солому. Склонившись над ним, Шанталь шептала: «Ты хотел меня защитить, спасти от опасности, ты подумал обо мне». Ее руки нежно гладили его по лицу. «Еще ни один мужчина не поступал так со мной». В сладости ее насильственных поцелуев утонули для Томаса страх, темное прошлое и неизвестное будущее.

В 1942 году немцы оцепили старые кварталы, прилегающие к гавани в Марселе, и приказали жителям в течение двух часов покинуть дома, разрешив взять с собой 30 кг багажа. При облаве было арестовано свыше трех тысяч уголовников. Все дома были взорваны. Таким образом было покончено с центром европейской контрабанды и преступности.

Но в 1940–1941 годах старые кварталы этой гавани находились в стадии наибольшего расцвета. За обшарпанными стенами домов вокруг ратуши проживали представители всех социальных слоев общества: беженцы, спекулянты, платные убийцы, фальшивомонетчики, политические заговорщики и легионы женщин легкого поведения.

Полиция не показывалась здесь. Господами в этой преступной империи были главари многочисленных банд, ведущих между собой ожесточенную, беспощадную войну. Среди них были французы, корсиканцы, американцы, испанцы, алжирцы и т. д. Главарей банд все знали. Они показывались на улицах в сопровождении телохранителей. Обычно два-три человека шли справа от шефа, два-три – слева. У всех правые руки в карманах, пальцы на спусковом крючке револьвера. Борьба с преступностью велась служащими «Контроля за экономикой». Комиссары этой организации были известны как взяточники и явные трусы. После наступления темноты они и носа не высовывали на улицу. А между тем, вся деловая жизнь начиналась как раз в это время. В дома, рестораны доставлялись сыр, мясо, масло, овощи, фрукты и всякого рода деликатесы, из которых Томас Ливен 25 ноября 1940 года на кухне квартиры Шанталь готовил ужин.

Квартира Шанталь находилась на Рио Кавалер Роза. Если смотреть из окна, то была видна грязная вода прямоугольника старой гавани и многочисленные огни маленьких кафе, располагавшихся вдоль гавани. Размеры и меблировка квартиры удивили Томаса. Современные дешевые вещи стояли рядом с дорогой антикварной мебелью. Не вызывало сомнения, что Шанталь не обладала вкусом и не получила достаточного воспитания и образования. В этот вечер на ней было элегантное, узкое шелковое платье с широким кожаным поясом. Томас воздержался от критики дурных вкусов. На нем был, впервые в его жизни, костюм с чужого плеча, который сидел как влитый. В первый же день их прибытия Шанталь открыла огромный платяной шкаф, битком набитый мужскими костюмами, рубашками, галстуками и обувью, со словами: «Выбирай, что тебе надо. Пьер был твоего роста». Томас взял необходимое. Когда он захотел узнать, кто таков Пьер, Шанталь недовольно ответила: «Не задавай много вопросов. Моя бывшая любовь. Мы расстались в прошлом году. Он не вернется». Следует заметить, что в последние часы Шанталь вела себя очень странно. Так, как будто не было сумасшедших часов любви на границе. И теперь во время ужина она была молчалива, погружена в мрачные мысли. Открывая раковины устрицы, она молча смотрела на Томаса. При подаче жаркого у нее начали дрожать губы. Подавая ей фрукты, Томас услышал бой часов на ближайшей башне. Пробило 10. Шанталь спрятала лицо в ладони и, всхлипывая, начала что-то бормотать.

– Что случилось, дорогая? – спросил он.

Она посмотрела на Томаса. Ее губы дрожали, прекрас ное лицо превратилось в неподвижную маску. Она очень четко и спокойно проговорила:

– Десять часов.

– Да, и что из этого следует?

– Сейчас они стоят перед нашей дверью, и если я поставлю пластинку с песней «Я страстно люблю тебя», – они войдут.

Томас отложил десертный прибор.

– Кто войдет?

– Полковник Сименон и его люди.

Сименон, – повторил он, как эхо. – Да, из «Второго бюро». Я тебя предала, Жан. Я самая последняя дрянь на свете.

Наступила тишина. Ее нарушил Томас.

– Может быть, ты хочешь еще персик?

– Жан, не будь таким, я не вынесу этого! Почему ты не ругаешься, не ударишь меня?

– Шанталь, – проговорил он, чувствуя, как его охватывает страшная усталость, – Шанталь, почему ты это сделала?

– Власти завели на меня дело. Из-за очень серьезного случая, который мы прокручивали еще с Пьером. Положение было почти безвыходное. Но тут появился Сименони предложил: «Если ты нам доставишь Леблана, мы все уладим». Что бы ты сделал на моем месте? Ведь я тебя еще не знала.

Томас думал: «Что за жизнь, все хуже и хуже. Одни охотятся за другими и стараются сожрать их, предать, уничтожить, руководствуясь правилом: убить, чтобы не быть убитым» – и тихо спросил:

– Что нужно им от меня?

– Сименон получил приказ. Ты кого-то обманул со списками. Так ли это?

– Да! – ответил Томас.

Шанталь встала, подошла к нему и положила руки на его плечи.

– Мне хочется плакать, но слез нет. Ударь, убей меня! Делай что-нибудь, но не смотри на меня так.

Томас опустился в кресло и тихо спросил:

– Какую пластинку ты должна поставить?

– «Я страстно люблю тебя».

Легкая улыбка появилась на его бледном лице. Он встал. Шанталь с испугом отшатнулась от него. Но он прошел мимо нее в соседнюю комнату, включил граммофон и начал искать пластинку. Томас горько улыбнулся, прочтя название найденной пластинки, и опустил ее на диск. Раздались первые такты мелодии, и Жозефина Беккер запела песню о любви. Снаружи послышались приближающиеся шаги. Шанталь вскочила и встала перед Томасом, закрывая его. Дыхание было прерывистым. Она прошептала:

– Беги. Под окном спальни плоская крыша.

Он, улыбаясь, покачал головой. Шанталь пришла в ярость.

– Идиот. Они убьют тебя. Через десять минут тыстанешь утопленником в водах старой гавани.

– Было бы очень любезно с твоей стороны подумать об этом раньше, моя любовь, – ответил Томас ласково.

Она обернулась к нему так, как будто хотела его ударить, и закричала:

– Не говори глупости сейчас. Послышался стук в дверь.

– Открой, – сказал Томас.

Шанталь прижала руки к груди и не шевельнулась. Стук в дверь превратился в грохот. Мужской голос, который Томас узнал, приказал:

– Откройте дверь, или мы ее выломаем.

«Милый, старый Сименон, – подумал Томас, – все такая же горячая голова». Он отстранил дрожащую Шанталь и прошел в переднюю. Дверь сотрясалась от ударов. Томас повернул ключ. Она раскрылась, насколько это позволяла цепочка. В образовавшуюся щель просунулись нога и пистолет. Томас наступил на ноги со всей тяжестью своего тела и нажал на ствол пистолета, выталкивая его.

– Я хотел бы попросить вас, господин полковник, освободить щель, – проговорил он.

– Это у вас не пройдет, – кричал Сименон по ту сторону двери. – Сейчас же откройте, иначе буду стрелять.

– Пока ваши нога и рука здесь, я не могу откинуть цепочку.

После некоторого промедления нога и пистолет исчезли. Томас открыл дверь. В следующее мгновение он почувство вал ствол пистолета у своего живота, и героический полковник появился перед ним. Кончики его усов торчали, как пики, благородная голова с римским носом была гордо откинута назад. Томас подумал, глядя на него: «Бедняга, он так и не наладил свои денежные дела, все тот же старый поношенный костюм», – и вслух произнес:

– Какая радость, господин полковник. Как поживаете? Что поделывает наша прекрасная Мими?

Не разжимая губ от презрения, полковник процедил:

– Ваша игра окончена, грязный предатель!

– Если вам не доставит большого труда, прижмите пистолет, пожалуйста, в какое-либо другое место, в грудь, например. Я, видите ли, только что отужинал.

– Через тридцать минут у вас вообще не будет никаких ощущений, свинья, – ответил взбешенный Сименон.

Второй человек вошел в квартиру. Большого роста, элегантный, с седыми усами и умными глазами. Воротник пальто поднят, руки в карманах, во рту сигарета – Мориц Дебре.

– Добрый вечер, – поприветствовал его Томас. – Я предполагал, что вы где-то поблизости, когда Шанталь назвала мне мелодию. Как поживаете, майор?

Дебре не ответил и кивнул на дверь. Сименон прошептал:

– Полковник Дебре, а не майор.

В это мгновение раздался дикий крик, заставивший всех обернуться. Напружинившись, как кошка перед прыжком, в передней появилась Шанталь, сжимая в руке малайский кинжал. В ярости она кричала: «Вон, или я убью вас обоих. Не трогайте Жана!» Сименон испуганно отступил назад. Томас, глядя на него, подумал: «Время научило его. Он уже не такой идиотский герой, какой был при захвате немцами Парижа» – и громко сказал:

– Оставь, Шанталь. Ты же сама обещала предать меня.

Она стала еще яростнее, голос ее звучал жестко:

– Мне наплевать на это обещание. Я вела себя как дура, но сейчас я хочу все исправить.

– Знаком ли тебе сырой подвал с крысами? Они запрячут тебя туда, глупая лгунья.

– Мне все равно. Я еще ни разу не предавала человека. Спрячься за меня, Жан, и беги в спальню.

Она подошла вплотную к Томасу. Томас ударил ее, применив прием каратэ. Шанталь вскрикнула от боли и упала. Кинжал вылетел из ее рук и вонзился в дверь. Томас взял свое пальто и шляпу, вытащил кинжал из доски и передал его Дебре.

– Вы можете понять, как больно мне ударить женщину. Но в этом случае я не мог поступить иначе. Пойдемте, господа.

Дебре согласно кивнул головой. Сименон, пропустив Томаса вперед, пошел за ним.

Шанталь, как зверь, запертый в клетке, осталась одна. От ярости ее начало трясти, она бессильно упала на ковер и стала кричать. Наконец, она поднялась и поплелась в комнату. Пластинка доиграла, и игла ритмично пощелкивала в бороздках. Шанталь схватила граммофон и швырнула его об стену.

В эту самую страшную ночь своей жизни она не сомкнула глаз. Шанталь ворочалась с боку на бок беспокойно, с раненой совестью и сомнениями. Она предала возлюбленного и виновна в его смерти, так как была убеждена, что Сименон и Дебре убьют Томаса. В утренних сумерках Шанталь впала в забытье. Разбудил ее сильный мужской голос, напевавший мелодию «Я страстно люблю тебя», сильно фальшивя при этом. С тяжелой головой и телом, налитым свинцом, она поднялась. «Сошла с ума, я сошла с ума, – думала Шанталь. – Я слышу его голос, голос мертвого, о Боже, я потеряла разум. Жан! – закричала она. Никакого ответа. Она выскочила из спальни. – Вон, вон из этого дома!»

Дверь в ванную была открыта. В ней мылся Томас.

– Жан!

– Доброе утро, бестия, – ответил Томас. Почти падая, она подошла к нему:

– Как, что ты делаешь здесь?

– Пытаюсь намылить спину. Может быть, ты будешь любезна и поможешь мне это сделать?

– Но… Я не понимаю, что ты хочешь сказать? Они ведь тебя застрелили. Ты мертв.

– Если бы я был мертвым, я бы не пытался намылить себе спину, что за бессмыслицу ты несешь.

Он дал ей мыло.

– Расскажи мне немедленно, что случилось? Угрожающе тихо Томас ответил:

– Положи мыло на место. После этого ты получишь порку. Видит Бог, до сих пор я не бил ни одну женщину. Но с тобой я нарушу мои святые принципы. Мой мне спину, пока я окончательно не рассвирепел.

Шанталь с восхищением рассматривала его.

– Понемногу я понимаю, как надо с тобой обращаться, – проговорил Томас, улыбаясь.

– Что произошло, Жан? – спросила она тихо. – Расскажи мне.

– Надо говорить: «Расскажи, пожалуйста».

– Пожалуйста, Жан, пожалуйста!

– Уже звучит лучше. Потри выше, левее, сильнее. Итак, после того как эти двое увели меня, мы поехали…

Сименон и Дебре повезли Томаса в гавань. Ледяной ветер продувал насквозь узкие переулки старых кварталов Марселя. На улицах не было ни души. Дебре вел машину. Сименон занял место рядом с Томасом, держа пистолет в руке. Все молчали. У «Санитарного инспектора» Дебре повернул направо к Тулузскому спуску и проехал мимо собора Святого Бенедикта в направлении площади Джульетты. Черную, застывшую в темноте громаду рынка он объехал по бульвару де Дюнкерк. «Форд» пересек железнодорожные рельсы и остановился у мола «А». «Выходи!» – скомандовал Сименон. Томас не спеша вылез из салона автомашины. Его охватил осенний снежный шторм. Пахло рыбой. Редкие фонари раскачивались на ветру. Раздалась сирена корабля. В руках у Дебре был пистолет. Он махнул им. Томас двинулся в указанном направлении. Темная вода поблескивала в лучах луны, на небольших волнах отсвечивали пенные гребешки. Позади себя Томас слышал шаги полковников. «Хоть бы они не споткнулись, ведь пальцы у них на спусковых крючках. В таких случаях может легко произойти непоправимое». Трое все дальше удалялись по молу в сторону моря. «Кто здесь упадет в воду, очень долго останется необнаруженным», – пронеслось в голове Томаса. «Стоять!» – скомандовал Сименон. Томас остановился. «Кругом», – услышал Томас голос Дебре и повернулся лицом к французам. На башне кафедрального собора Марселя пробили часы. В это мгновение заговорил Сименон. «Уже без четверти одиннадцать, шеф. Мы должны спешить. В одиннадцать нас ждет мадам». Томас перевел дыхание, на его лице вновь появилась улыбка облегчения, и он деликатно закашлял, когда услышал голос одного полковника, обозвавшего другого полковника круглым идиотом.

– Не злитесь на него, он хотел, как лучше, – обратился Томас к Дебре. – Сименон однажды поставил меня в крайне тяжелое положение перед одним немецким обер—лейтенантом. И все же он отличный парень. – При этих словах Томас похлопал пораженного Сименона по плечу. Дебре спрятал свой пистолет и отвернулся, чтобы скрыть улыбку.

– Кроме того, господа, я сразу понял, что вы хотите меня сильно запугать и таким образом заставить меня снова работать на вас.

– Как вы пришли к этой мысли? – удивился Сименон.

– Когда я услышал песню в исполнении Жозефины Беккер, я понял, что месье Дебре участвует в этом деле. И сказал себе: если майор Дебре, извините, полковник, примите поздравления с повышением в чине, прибыл из Касабланки, то вовсе не затем, чтобы присутствовать при моем печальном конце. Верно?