Текст книги "В лабиринте секретных служб"

Автор книги: Йоханнес Марио Зиммель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

– Не надо так мрачно, герр оберет!

– А что же можно поделать? – спросил майор.

– Очень много! СД хочет схватить меня, а мы планируем разобраться до конца с Редекером. Что у нас сегодня? Вторник. Хорошо! Завтра во второй половине дня я буду у штурмбаннфюрера Айхлера и покончу с такой мелочью, как фальшивое удостоверение сотрудника абвера.

– Вы, вы хотите пойти к Айхлеру?

– Разумеется! Мне очень жаль, что я причинил герр Канарису неприятности.

– Но почему вы хотите пойти к Айхлеру?

– Потому, что завтра среда, а в этот день самолетом из Бухареста в Берлин доставляются оккупационные марки. После обеда мы должны разработать точный план по времени. Все должно хорошо кончиться.

С очаровательной улыбкой прекрасная Нанетта подала своему хозяину пальто из верблюжьей шерсти. Томас Ливен взглянул на часы. Было 16 часов 30 минут 29 сентября 1943 года.

– Как вы думаете, будет сегодня туман, прелестное дитя? – спросил он.

– Я не думаю.

– Если небо останется ясным, то сегодня к вечеру несколько господ окажутся за решеткой.

– Не поняла, месье?

– Ничего, ничего, Нанетта. Я заключил небольшое пари на погоду и, естественно, хочу его выиграть.

Томас привел в движение лавину и теперь должен был действовать осторожно, чтобы она не засыпала его самого. Он отправился в управление СД Парижа на авеню Фош к штурмбаннфюреру Айхлеру. Операция, которая должна была принести Томасу успех, началась сутки назад. В стремлении спасти жизнь свою и зондерфюрера оберет Верте послал Канарису телеграфный отчет, с которым адмирал отправился к Гиммлеру. Беседа с ним длилась больше часа. Очень неприятные сведения адмирал передал шефу немецкой полиции и рейхсфюреру СС.

– Я буду безжалостно карать, – кричал Генрих Гиммлер.

28 сентября 1943 года начала работать особая комиссия, составленная из высших чинов СС. Три члена комиссии вылетели через Вену в Бухарест. 29 сентября в 7 часов 55 минут в аэропорту Бухареста они арестовали курьера СД унтершарфюрера Антона Линзера, собиравшегося вылететь в Берлин.

В его секретных документах было найдено 2,6 миллиона оккупационных марок, предназначавшихся для Румынии. В 8 часов 30 минут комиссия появилась в управлении СД в Бухаресте, которое размещалось в немецком представительстве на улице Кала Виктория. Там нашли большое количество золотых французских луидоров и крупные суммы оккупационных марок. Два сотрудника СД были арестованы. В 13 часов 50 минут 29 сентября в аэропорту Берлин-Штаакен приземлился самолет из Бухареста. Комиссия арестовала некоего унтерштурмфюрера Хансманна, который с явными признаками беспокойства расспрашивал экипаж прибывшего самолета о курьере из Бухареста. После короткого допроса Хансманн признался в участии в валютной афере. Он назвал имена четырех высших офицеров СД, принимавших участие в валютных спекуляциях и работавших в Берлине. Уже в 14.00 все четверо были брошены в камеры. Адмирал Канарис ежечасно информировал оберста Верте о ходе операции.

– Вам, кажется, улыбается счастье, герр Ливен, – усмехаясь, говорил Верте Ливену.

– Совершенно незаслуженно, – Томас постучал по дереву. – Когда вылетели господа в Париж, чтобы разобраться с нашими делами?

– 30 минут назад. Гестаповец, судья и два советника военного трибунала должны приземлиться между 16.30 и 17 часами.

В 16 часов 30 минут Томас Ливен вышел из свдей виллы: «Боже, пусть не будет тумана! При тумане самолет с членами комиссии не сможет приземлиться, и тогда моя месть этим кровавым собакам с авеню Фош, истязавшим меня, будет неполной».

Сотрудники СД приняли Томаса строго и холодно. Они еще не знали, что их ждет в ближайшее время. Краснолицый Айхлер и его бледный адъютант Винтер говорили с Томасом сухо. Так же вели себя в последний год войны многие генералы, военные судьи и офицеры, приговаривавшие к смерти немецких солдат. Они появлялись перед казнью для того, чтобы объяснить жертвам, почему необходимо их расстрелять. Подобного рода слова говорили и оба гестаповца сидевшему перед ними Томасу.

– Видите ли, Ливен, мы лично ничего против вас не имеем, наоборот! Мне нравится, что вы нашли мужество прийти к нам. Но речь идет об интересах рейха! – разглагольствовал Айхлер.

Ему вторил Винтер:

– Продолжайте ухмыляться, Ливен. Посмотрим, как вы будете вести себя перед военным судом.

Позвольте спросить, господа, сейчас действительно десять минут шестого или мои часы спешат? – с присущей вежливостью осведомился Томас. Во взгляде, который на него бросил Айхлер, сквозила неприкрытая ненависть.

– Почему вы не можете оставаться серьезным человеком? Если бы вы перешли к нам, го были бы уже штурмбаннфюрером. Ваши часы идут правильно.

Томас встал, подошел к окну и посмотрел на осенний сад. Ни намека на туман.

– Могу я узнать, господа, как вы вышли на меня? – спросил их Томас.

Штурмбаннфюрер Айхлер и его адъютант с самодовольством рассказали, как благодаря штабехауттфюрерин Мильке они узнали, что Томас Ливен вывез в Лиссабон опасную преступницу Ивонне Дегатр. Ливен внимательно слушал их, посматривая на часы. Айхлер усмехнулся:

– Самообладание до конца, не так ли? Этот человек мне нравится! Доказательства вашей вины отосланы рейхсфюреру СС. В ближайшее время состоится военный суд. Теперь ни один человек вам не поможет. Ни оберет Верте, ни адмирал Канарис, никто!

Томас вновь посмотрел на часы. В передней послышался шум. Голоса, приказы, щелканье каблуков. Томас почувствовал, как его сердце забилось быстрее. Он проговорил:

– Я надеюсь, что господа окажут мне честь своим присутствием на казни.

Теперь и Айхлер услышал шум в приемной.

– Что там происходит?

Испуганный дежурный доложил срывающимся голосом:

– Трое господ из Берлина… Очень срочно… Особая комиссия Главного управления имперской безопасности.

«Ну, наконец», – подумал Томас. Он в последний раз за этот день посмотрел в окно. «Благодарю тебя, Боже!» Члены комиссии вошли в кабинет. Судья СС в чине группенфюрера в черной униформе, оба советника в очках отдали по-военному честь. Генерал поднял руку в так называемом немецком приветствии. Его голос звучал холодно: «Хайль Гитлер! Штурмбаннфюрер Айхлер? Приятно! Ваша фамилия унтерштурмфюрер Винтер? А вы?»

Айхлер еле пришел в себя:

– Это просто посетитель. Вы можете идти, герр Ливен. Судья СС повернулся к Томасу.

– Зондерфюрер Ливен?

– К вашим услугам!

– Останьтесь.

Штурмбаннфюрер, вызовите сюда оберштурмфюреpa Редекера и ни о чем его не предупреждайте!

Зять Гиммлера появился в кабинете Айхлера. Его улыбка на тонких губах тотчас исчезла при виде комиссии.

– Обыскать! – приказал генерал.

Винтер начал дрожать и молча свалился в кресло. Группенфюрер произнес с металлом в голосе:

– Оберштурмфюрер, вы арестованы!

Редекер бросил ищущий взгляд на бледного Винте В наступившей тишине послышался срывающийся голос Айхлера:

– За что?

– Оберштурмфюрер участвовал в миллионных валютных спекуляциях. Вместе с убитым в Тулузе унтерштурмфюрером Петерзеном он причинил рейху значительный ущерб. Следствие даст ответ, кто из СД в Париже участвовал в афере.

Айхлер уставился на судью:

– Я не понимаю ни слова. Кто выдвинул обвинение? Судья ответил. С остановившимися глазами Айхлер смотрел на Томаса и шептал: «Вы? Вы? Вы?» Затем случилось такое, что чуть не лишило Айхлера разума: группенфюрер подошел к Томасу и пожал ему руку со словами:

– Зондерфюрер, от имени рейхсфюрера СС выражаювам благодарность и признательность.

– Не стоит. Рад был помочь.

– Рейхсфюрер просил передать вам. Он связался с адмиралом Канарисом. В отношении вас все улажено.

По делу о спекуляции оккупационными марками было арестовано 23 человека, среди них два француза и один румын. Процесс был закрытым. Французы, румын и унтер-штурмфюрер Хансманн были приговорены к смерти, остальные к длительным срокам каторжных работ. Оберштурмфюрер Редекер получил восемь лет. Но Гиммлер тут же доказал, что ему дороги интересы семьи. Шесть месяцев отсидел Редекер в тюрьме. Затем по личному указанию рейхсфюрера СС он был освобожден и отправлен в Берлин, в котором и проработал на указанном тестем месте до конца войны. Сегодня Редекер – видный и уважаемый член национал-демократической партии на севере своего фатерланда.

13 октября 1943 года Италия объявила Германии войну. 6 ноября русские освободили Киев. В эту зиму во Франции окрепло движение Сопротивления. С юмором наблюдали Томас Ливен и его друзья из отеля «Лютеция» за поведением парижских спекулянтов. Насколько раньше они солидаризировались с немцами, настолько теперь стремились доказать свой патриотизм. Виднейшие представители преступного мира использовали свои специальные знания для оказания помощи движению Сопротивления. Популярные кокотки передавали заработанные драгоценности в распоряжение «Макки». Захватчики и захваченные жили, как в лихорадке. Жизнь становилась подобной танцу на вулкане. Абвер работал с перегрузкой. В эти зимние месяцы у Томаса Ливена было много дел.

В период проведения Тегеранской конференции Томас получил сведения о некоем Вернере Ламме, личном друге Германа Геринга. Этот Ламм решил придать своим спекуляциям хозяйственно-политическое значение. В течение многих лет английский ковровый синдикат господствовал на мировом рынке. Герр Ламме заявил своему другу рейхсмаршалу: «Я сокрушу этот синдикат». Геринг заинтересовался. Он разрешил Ламму вывезти из Голландии в Париж 6 тысяч ковров. Часть из них Ламм конфисковал, часть просто украл. В Париже на Елисейских полях он открыл роскошный магазин по продаже ковров. Ни у кого не хватало мужества призвать к порядку личного друга Геринга.

Вместе с оберстом Версте и майором Бреннером Томас Ливен покончил с жуликом. Они подсунули Ламму адрес склада под Парижем, где хранились персидские и смирненские ковры. Склад принадлежал одному южноамериканскому еврею, о чем не знал Ламм. Он приказал конфисковать ковры и сломал себе на этом шею. Южноамериканское представительство энергично протестовало перед дуайеном дипломатического корпуса генеральным консулом Швеции Нордлингом. Генконсул заявил протест главнокомандующему генералу Карлу Генриху Штюльпнагелю. Скандал захватил весь дипломатический корпус. Геринг не смог спасти своего друга. Герр Ламм потерял все свое состояние и очутился в тюрьме.

Так же поступил наш друг с профессорами Динстагом и Ландвендом в рождество 1943 года. Приблизительно в это время англичане потопили у берегов Северной Норвегии тяжелый крейсер «Шарнхорст». Эти профессора скупали по поручению неустанного рейхсмаршала во Франции картины и предметы антиквариата, расплачиваясь за них фальшивыми франками, которые печатались недалеко от Штутгарта. Томас Ливен предъявил неопровержимые доказательства того, что четыре картины, купленные ими, украдены у швейцарского дипломата Эгона Треймера.

Главнокомандующему германскими войсками во Франции вновь был заявлен протест. Скандал принял такие размеры, что Геринг вынужден был звонить Гитлеру, чтобы погасить его. Да, чуть было не упустили маленькую деталь. Два вора, укравшие картины из квартиры дипломата, были старые друзья Томаса Ливена. Он им прилично заплатил за кражу. Полиция никогда не вышла на их след.

4 января 1944 года русские перешли старую польскую границу. 22 января союзники высадились у Аячно в тылу немецких позиций. К этому времени относится «лимонный гешефт» Ливена. В начале года Томас получил письмо из Бордо от одного «медвежатника», с которым он познакомился в свое время в банде Шанталь. Письмо было написано на плохой бумаге с многочисленными ошибками.

«Дорогой друг!

У нас в гавани находится склад, охраняемый ВМС Германии. В нем находится 420 тонн папиросной бумаги, предназначавшейся к отправке в Америку, но, так как она вступила в войну, бумагу не отправили. Речь идет о тончайшей бумаге по цене 10 швейцарских франков за 1 кг. Лакомый кусок! Возле него крутится СД и хочет все конфисковать как „вражескую собственность“. Поспеши!

Твой друг».

Томас поспешил. Он поехал в Бордо. У майора Бреннера здесь был знакомый капитан-лейтенант ВМС рейха. Томас быстро нашел с ним общий язык. После аферы с картинами он был хорошо знаком со швейцарским дипломатом Эгоном Треймером. Благодаря ему Томас смог предложить капитан-лейтенанту человека в Базеле, который хотел и был в состоянии купить американскую бумагу для сигарет за 760 тысяч швейцарских франков. Перед такой суммой немецкие ВМС капитулировали. В то время, когда люди гроздьями висели на вагонах, когда не хватало транспорта для перевозки войск, сигаретная бумага, упакованная в ящики, катилась в вагонах через Францию в Швейцарию, в Базель, на немецкий вокзал. О том, чтобы в одну из ночей вагоны перегнали с немецкого вокзала на швейцарский, Томас позаботился заранее. 760 тысяч франков! Они слабого человека сделают сильнейшим! СД осталась с носом! Больше всех выиграли ВМС, которые на эти деньги купили в Испании богатые витаминами лимоны для экипажей кораблей и особенно подводных лодок. В качестве премии Томас Ливен получил 30 тысяч рейхсмарок.

18 марта 1944 года русские войска вышли на границу с Румынией. В этот день Томас Ливен в сопровождении оберста Верте и майора Бреннера появился в городе Потир. Сюда их вызвала Шарлотта Режи – новый агент абвера. Сорокалетняя блондинка, малопривлекательная и очень нервная, считалась звездой абвера в этом районе. Майору Бреннеру удалось завербовать эту одинокую французскую писательницу. Почти ежедневно ее сенсационные донесения будоражили буквально весь отель «Лютеция». В последнем донесении Шарлотта сообщала о раскрытии большой группы «Макки». Абвер провел в районе Потир облаву. Было арестовано более 200 французов, которых допрашивали день и ночь. Однако майор Бреннер зря считал блондинку супершпионкой. Томас точно установил, что Шарлотта лечилась в психиатрической больнице. Врачи отпустили ее, признав неопасной для общества, но она по-прежнему оставалась больной.

Более 200 французов были освобождены.

23 марта 1944 года Томаса пригласили на вечер, который устраивал один из его французских деловых партнеров. На приеме он отчаянно скучал, пока не появилась новая дама в зеленом платье. Ее светлые волосы были уложены в высокую прическу. Коричневые глаза. Она была похожа на кинозвезду Грацию Келли.

– Кто эта дама? – спросил Томас у хозяина.

Он объяснил, кто она. Принцесса Вера – так мы будем называть эту даму. Она и сегодня еще живет среди нас, пользуясь симпатиями и уважением, и поэтому скроем ее подлинную фамилию.

– Потомок старинного дворянского рода, – говорило ней хозяин дома, – породнена со всеми княжескимидомами мира, со старым Вильгельмом, с Виндзором, с графом Парижа и еще бог знает с кем.

– Будьте любезны, представьте меня, – попросил Томас.

Томас в жизни не встречал такой холодности, высокомерия и пренебрежения. Он исторгал фейерверк остроумия и блеска. Принцесса смотрела сквозь него, механически смеялась, а после самой блестящей остроты сказала: «Так вы думаете, герр Ливен?» Все это только распаляло нашего друга. Его не интересовало ее аристократическое происхождение. У него не было амбиции сноба. Женщина нравилась ему. И он старался.

– Не могли бы мы встретиться в Опере, где-нибудь за ужином? – обратился он к ней. – Говорят, я хорошо готовлю. Разрешите мне что-либо приготовить для вас? Может быть, завтра?

– Это исключено. В ближайшее время я каждый вечер буду у герр Лакуляйта. Вы знакомы?

Лакуляйт! Где-то Томас слышал это имя. Где?

– Нет, я не знаком с этим счастливцем, для которого вы имеете столько времени.

Наконец Томас прекратил свои попытки. Раздраженный, он одним из первых покинул прием. Два дня спустя, совершенно неожиданно, принцесса позвонила ему домой. Она сказала, что Томас должен ее простить за ее поведение. От хозяина дома она узнала, что он из Берлина и владеет в Париже небольшим банком. Никто в Париже, кроме начальства, не знал о сотрудничестве Томаса с абвером.

– Я говорила вам о герр Лакуляйте, – слышался голосв телефонной трубке, – представьте себе, он тоже берлинец. Точнее говоря, он родился в Кенигсберге. Вы говорили мне, что любите готовить. Это прекрасный случай! Он хотел бы покушать кёнигсбергские клецки. Приходите завтра к нам.

Томас согласился. Он начал вспоминать: «Лакуляйт… Откуда я знаю это имя?» Томас спросил об этом у оберста Верте. Полученная им справка его не удовлетворила. Оскар Лакуляйт был единственным владельцем коммерческой фирмы в Париже. Эта фирма имела поручение от вермахта скупать во Франции автомобили для военных нужд. Лакуляйтом были довольны, считали его очень способным человеком. В Берлине он владел гаражом. Сейчас у него было много, очень много денег.

Лакуляйт жил в вилле на бульваре Пьеро. Швейцар встретил Томаса в холле, в котором все напоминало антикварный магазин, было много картин, ковров. Затем предложил пройти в библиотеку. Здесь хозяин разговаривал с кем-то по телефону. С первого же взгляда он показался Томасу неприятным. Очень грузный, около 40 лет. Круглый череп, низкий лоб, короткие светлые волосы, смазанные бриолином, водянистые, жалящие глаза. Над женскими губами щетка белесых усов. Когда вошел Томас, Лакуляйт с красным лицом орал в трубку: «Я вам хочу сказать, Нойер, мне наплевать на то, что ваша жена больна. Что? Несправедливо! Вы украли. Да, да, я называю это воровством! Я предупреждаю вас, Нойер, не вынуждайте меня прибегать к крайним мерам. Что? Довольно, наконец. Вы с этого момента уволены!» – Лакуляйт швырнул телефонную трубку.

– Привет, герр Ливен. Я говорил с моим бухгалтером. Он стал наглым. – Лакуляйт хлопнул панибратски Томаса по плечу. – Ну, старина, сначала мы выпьем, а потом я провожу вас на кухню. Принцесса сейчас должна подойти. Моя жена, как всегда, не готова.

Томас обратил внимание на толстые, как сосиски, пальцы Лакуляйта. На них было три кольца с большими бриллиантами. Хозяин становился Томасу все более несимпатичным.

Кухня в доме была размером с небольшой дом. Повар, его помощница и две девушки находились в распоряжении Томаса. Лакуляйт пил виски, наблюдая за ними. На кухне появилась принцесса Вера. На ней было вечернее платье красного цвета с большим декольте. Насколько при первой встрече она была высокомерна и холодна, настолько сейчас обаятельна и любезна. В это время Томас поливал клецки пикантным соусом. В этот момент вошла жена Лакуляйта.

Ольга Лакуляйт выглядела опустошенной. С потухшими глазами, желтоватыми волосами она выглядела старухой, хотя ей не было 40 лет. «О Боже, – думал Томас, – бедная душа! Принцесса, наверное, является приятельницей этого жирного борова. Зачем я пришел сюда?» Ужин не удался. Ольга не промолвила ни слова. Она не пила и почти ничего не ела. Внезапно по ее щекам покатились слезы.

– Тебе лучше уйти, Ольга, – сказал грубо Лакуляйт. Она встала и вышла.

– Еще клецку, герр Ливен? – спросил равнодушныйсупруг.

Принцесса ослепительно улыбнулась Томасу. Но у него пропал аппетит. После ужина все перешли в библиотеку. Здесь за кофе и коньяком толстяк выпустил, наконец, кота из мешка:

– Послушайте, Ливен, вы берлинец, я тоже, у вас есть банк, у меня фирма. Время сейчас дрянное. Не будем обманываться. Гешефт с автомашинами скоро полетитк чертям. Надо думать о будущем. Не правда ли?

– Я не понимаю, о чем вы говорите, герр Лакуляйт, – холодно сказал Томас. Лакуляйт плотоядно усмехнулся.

– Не правда, все понимаете! Свои деньги ведь вы держите в Швейцарии.

Лакуляйт продолжал развивать свою мысль. Он и его друзья владеют во Франции громадным состоянием. Если бы Томас, используя свои связи, нашел возможность переправить это состояние в Швейцарию, ему бы достался лакомый кусок. Томасу все стало противным. Он встал.

– Я боюсь, что вы обратились не по адресу, герр Лакуляйт. Я такими вещами не занимаюсь.

– Герр Ливен, возможно, вы заинтересуетесь этим делом, если узнаете, кто друзья Лакуляйта, – вмешалась в разговор принцесса.

– Слышали о Геринге, – пробурчал толстяк, – о Бормане, о Гиммлере, о Розенберге? Я говорю вам дело. Речь идет о миллионах – и для вас тоже!

– Я не продаюсь!

– Глупости! Каждый человек продается, все зависит только от цены!

Этого было достаточно. Томас распрощался. Он был вне себя от возмущения. «Жирная свинья! Я подцеплю тебя рано или поздно».

Когда Томас разыскивал в гардеробе свое пальто, появилась принцесса.

– Я тоже ухожу. Вы можете проводить меня домой. Я живу недалеко.

Он кивнул. На улице Томас не мог вымолвить ни слова. Молча он проводил Веру до ее дома. У двери она прислонилась к стене.

– Ну, в чем дело, Томас? – спросила эта представительница древнейшего германского дворянского рода.

Ее прокуренный голос звучал вызывающе громко. Томас уставился на нее.

– Целуй меня. Чего ты ждешь? – Она притянула егок себе, обняла за шею и начала страстно целовать. – Я хочу, чтобы ты любил меня, – шептала Вера. Внезапно Томаса осенило. Лакуляйт! Он вспомнил, откуда он знал это имя. Оно было записано в дневнике убитого унтерштурмфюрера Петерзена. Много имен было в этой книжке.

Против каждого из них делались пометки о занятиях и покровителях. Против Лакуляйта стояли три буквы: ВФС.

Обычно Томас охотно позволял женщинам себя совращать. Но сегодня эта блондинка раздражала его. Осторожно он снял руки принцессы со своих плеч.

– Очень интересный вечер! – проговорил он. – Позвольте мне проститься.

В щелочки превратились каштановые глаза оскорбленной красотки. Взбешенная женщина цедила сквозь зубы:

– Ты сошел с ума, Томас, ты не можешь меня в таком состоянии оставить одну.

– Мне очень жаль, уважаемая принцесса, что вы душевно схожи с господином Лакуляйтом. Мне не хотелось мешать вашей гармонии.

Он открыл дверь дома. Вера пыталась его удержать. Она начала бить его по груди своими маленькими кулачками. Томас повернулся и молча зашагал по ночному бульвару.

«Экстравагантна, малышка, – думал Томас. – Смешно, но я совершенно уверен, что она неплохой человек. Хорошо воспитана, умна, обаятельна, когда хочет. Что она находит в Лакуляйте? Почему ее имя стоит напротив его фамилии в записной книжке убитого Петерзена?»

В этот вечер 26 марта 1944 года горничная Нанетта была выходной. Томас открыл дверь, зажег свет, снял пальто и прошел в библиотеку. Перед камином в кресле сидел человек. Иронические глаза, синий костюм, порядком поношенный, в зубах, как у Шерлока Холмса, трубка. Облако дыма от дешевого табака окутывало человека.

– Вы этого не ожидали, герр Ливен? – сказал он.

– Добрый вечер, полковник Сименон, – ответил Томас, рассматривая этого представителя французской секретной службы, который доставил ему много треволнений, – давно мы не виделись.

Сименон встал с кресла и патетически начал:

– Ваша игра окончена, Ливен.

– Минуточку, мой дорогой, ваш табак, не злитесь наменя, очень крепок. Посмотрите на эту шкатулку, в ней настоящий английский табак из запасов вермахта. Угощайтесь.

Сименон, вечно страдающий от недостатка денег, поколебался, потом выколотил табак из своей трубки и взял новый.

Лично я ничего не имею против вас, герр Ливен. Ведь я сам завербовал вас, но ваша игра окончена!

Вы уже сказали это. Подождите секундочку, и я очень внимательно вас выслушаю.

Внезапно Сименон бросил трубку и выхватил пистолет.

– Прочь от шкафа! Руки вверх!

– Но нельзя же так, господин полковник, – сказал Томас, укоризненно покачивая головой. – Вы по-прежнему такой же пуганый.

– Меня вы не проведете. Вы хотели открыть шкаф, достать оружие и напасть на меня?

– Но в шкафу нет оружия.

– А что там?

– Бар. Я хотел достать напитки.

Полковник осторожно подошел к шкафу и открыл его.

– Человек моей профессии должен быть всегда осторожным.

Томас начал смешивать напитки.

– Особенно, когда имеешь дело с таким предателем, как вы, – продолжал Сименон.

– С содой или чистой водой? – спросил Томас.

– С содой.

Полковник отвернулся. Томас смотрел на него с сожалением.

– Мне очень жаль, полковник, что я не мог подготовиться в вашему появлению. А скажите, пожалуйста, как поживает прелестная Мими?

– Откуда я могу это знать?

– Но послушайте. Вы отбили у меня ее, хотели жениться, воспитывать маленьких французских патриотов. И вы незнаете, как она поживает?

– Она покинула меня год назад. Можете вы себе это представить! – раздраженно ответил Сименон. – Выпьем, несмотря ни на что, за здоровье Мими!

– Охотно, а теперь объясните, почему окончена моя игра?

– Вы не дали мне договорить, что ваша игра окончена, если вы не оставите в покое принцессу. Предупреждаю вас, Ливен, в последний раз. Вы знаете, что силы Сопротивления растут с каждым часом. Но когда заходит речь о вас, я ощущаю в себе слабость. Да, да, воспоминания. Бегство из Парижа… Мими… полковник Дебре. Однако я не смогу вас защищать, если вы будете заниматься принцессой и Лакуляйтом.

– Не хотите ли вы сказать, что французская разведка заинтересована в их благополучии?

– Да!

– Почему?

– Этого я вам не скажу