Текст книги "Сны Персефоны (СИ)"

Автор книги: Яся Белая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

– Значит, я действительно ему не нужна. Никогда была. Просто он проспорил…

Гермес смотрит сочувственно, будто не я его недавно мучила. Садится рядом, берёт за руку, заглядывает в глаза.

– Эй, Кора, не кисни! Вспомни, как ты только что меня чуть в клочья не разорвала. Тебе не идёт уныние.

Вскидываю голову, иссушаю слёзы, сжимаю кулаки.

– Ты прав, я не буду плакать.

– Верно, детка, если реветь по каждому поводу – слёз не хватит. Ты же знаешь, как жестоки игры богов.

Я улыбаюсь, потому что чётко понимаю, что отныне должна делать.

Встаю, отряхиваюсь и произношу:

– Значит, сыграем в игры богинь.

И Гермес почему-то бледнеет.

Сон одиннадцатый: Игры богинь

Мать, тётушка Гера и тётушка Гестия потягивали нектар за низеньким столиком посреди цветущего сада. Маленькая Кора смотрела на них и думала о том, что богини и сами похожи на цветы – так хороши они были. Вроде бы сёстры, но такие разные: Деметра с тяжёлыми пшеничными косами, рыжая, как пламя, Гестия, величественная Гера, в тёмных волосах которой медь спорила с золотом. И у каждой – своя манера говорить. В голосе матери – шум спелых колосьев, в певучем произношении Гестии – потрескивание дров в огне, в разговоре Геры – тихий рокот далёкой грозы.

Но Кора вслушивалась не только в оттенки речи, но и в слова.

Беседа у богинь выходила прелюбопытной.

– Ведь когда-то всё было по-другому, – резко проговорила Гера. – Девочки, почему мы так просто выпустили власть из своих рук? Ведь когда-то женские божества возглавляли пантеон! Почему мы допустили, чтобы мужчины превзошли нас?!

Гестия грустно улыбнулась:

– А чем плохо-то? Они сильнее, берегут, защищают.

Гера презрительно хмыкнула и посмотрела на неё красноречивым взглядом «с тобой всё ясно».

Деметра же лишь повела плечами.

– Не знаю, как тебе, а мне неинтересна вся эта борьба за власть. У меня есть дочь, мои сады, поклонение смертных – большего и не надо.

Но в глубоких глазах её – плескалась печаль: тоска женщины по сильному мужскому плечу.

Кора не раз спрашивала:

– Мама, кто из богов мой отец?

Но Деметра всегда лишь становилась грустнее и ласково трепала дочь по рыжей шевелюре.

– Поверь, доченька, он достойный и великий. А кто – узнаешь, когда придёт время.

– Наверное, ты его очень любила, мама? – продолжала любопытствовать Кора.

– Очень, милая, очень, – грустно отвечала Деметра, глядя куда-то вдаль нечитаемым взором.

– А он тебя?

Тут обычно ответа не было, только глубокий вздох.

Вот и теперь Деметра вертела кубок, смотрела куда-то в себя. Коре было жаль маму и хотелось отругать тётушку Геру: пришла, завела странные разговоры, расстроила.

Нехорошая!

Кора недолюбливала её.

Гера, как раз поднялась, расправила складки на белоснежном, с золотой оторочкой, хитоне, окинула сестёр презрительным взглядом и, фыркнув, зашагала к колеснице.

Она – царица, поэтому никогда не поясняла, что разговор окончен, всегда только демонстрировала.

Гестия с тревогой посмотрела вслед Гере:

– Напрасно сестра начинает такие разговоры. Былого не вернуть. А ныне – можно лишь неприятностей нажить. Страшно мне за неё.

Деметра в ответ только покачала головой.

Гестия тоже вскоре ушла – полыхнула огоньком и унеслась.

И тогда Кора забралась к матери на колени и, внимательно вглядываясь ей в лицо, спросила:

– О чём именно говорила тётушка Гера? Что значит – власть богинь?

Деметра вздохнула – Кора всегда задавала вопросы не по возрасту, а ей так хотелось, чтобы её малышка как можно дольше оставалась ребёнком. Но ответить надо – ведь девочка может начать расспрашивать других. И последствия такого детского любопытства могут быть не предсказуемыми.

Поэтому богиня Плодородия проговорила:

– Было время, когда всеми мирами – и Небесным, и Земным и Подземным – правили только богини. Боги же занимали второстепенные роли. Но… потом всё изменилось. Нас покорили мужчины. Теперь всем заправляют они. А на вторых ролях – как раз мы.

– Это плохо? – Кора разгладила морщинку между светлых материных глаз.

– Это – по-другому. В том, чтобы покоряться, нет ничего дурного. Женщине это свойственно куда больше, чем властвовать самой.

– Тогда почему тётушка Гера хочет власти?

Эх… как объяснить ребёнку, чтобы он понял, что такое амбиции и тщеславие?

Она попробует.

– Твоя тётушка, Кора, – сказала Деметра, – ведёт очень опасную игру.

Игра! Да ещё и опасная!

Изумрудные глазёнки Коры заблестели:

– А как в неё играть?

Деметра фыркнула и только сейчас сообразила, что Кора поняла всё по-своему, по-детски.

Может, так и лучше? Это уведёт её от серьёзной взрослой сути заданного вопроса.

И Деметра решила рискнуть:

– Играть очень просто: нужно поставить среди поля золотой трон, залезть на него и повелевать.

– И всё!

– Да, доченька, ничего сложного.

– А как называется?

– Игры богинь.

Кора спрыгнула с материных колен, закружилась, засмеялась, захлопала в ладоши. Теперь она знала, в какую игру будет играть в ближайшее время с Афиной и Артемидой. Нужно побежать и обязательно рассказать им.

Девочка унеслась рыжим вихрем, а мать печально посмотрела ей вслед.

Пусть пока играет и развлекается, главное, чтобы, когда вырастет, не возникло соблазна.

Потому что нет ничего ужаснее и катастрофичнее, чем игры богинь.

… Этот сон придёт ночью, после тревожного и наполненного разговорами дня. Придёт ко мне напоминанием, предостережением. Но я – проигнорирую его. Да, однажды мы проиграли. Но лишь потому, что любовь была не на нашей стороне. Отныне всё будет по-другому.

… требую от Гермеса переместить меня назад – ведь я не знаю координат, а без них перемещение может быть опасным. И когда вновь ощущаю твёрдую почву под ногами и узнаю очертания помещения, то разворачиваюсь и несусь по коридору туда, где, как сказал Гермес, обычно собираются девочки.

Действительно, застаю их в общей комнате (в ней я ещё не была) – тут что-то среднее между будуаром и SPA-салоном. Геба лежит на кровати под балдахином и гадает на картах, Афродита пилит ногти, Сешат что-то строчит в углу на ноутбуке.

Увидев меня, Афродита приподнимает идеальную тёмно-золотую бровку и окидывает меня насмешливым взглядом.

Видок у меня, должно быть, ещё тот: платье сбилось, волосы растрепались, глаза горят.

– Быстро же ты своему подземному замену нашла, – ехидничает богиня Любви.

Я повожу плечом и отвечаю:

– Каждый судит по себе, и поэтому ты всё равно не поверишь, если я скажу, что мы просто поговорили.

– Поэтому от «просто разговоров» ты и выглядишь, как драная кошка?

– Простой разговор тоже может быть сложным…

Она усмехается, в синих глазах плещется неверие.

Но мне сейчас не до препирательств: пусть думает, что хочет. У меня есть заботы поважнее.

– Вы мне нужны, все, – говорю и смотрю выжидающе.

– Зачем? – включается в беседу тихая Геба, отрываясь от своих карт.

– Дело есть.

Даже Сешат отрывается, наконец, от ноутбука и подходит к нам. И вот уже все трое выжидательно уставляются на меня.

– И? – стимулирует Афродита. – Что за дело?

Вздыхаю, набираюсь сил, сжимаю в руке кулон Гестии: мне нужна твоя мудрость, тётушка.

– Тот старик, что привёл вас сюда, каждой из вас сделал очень выгодное предложение. Но всё же – здесь всё работает по его правилам.

Афродита крутит пилочку в изящных пальцах:

– Его правила – просты и понятны. А что предлагаешь ты?

– Сыграть, – говорю я, и читаю в глазах стоящих напротив меня красавиц целый спектр эмоций: от удивления до насмешки, но всё равно продолжаю: – По нашим правилам и на наших условиях.

– Во что? – спрашивает Сешат.

– В игры богинь, – выпаливаю я, наконец, и даже зажмуриваюсь.

А когда открываю глаза вновь – вижу перед собой азартных сообщниц.

«Это очень плохо, Кора, – шелестит из прошлого нежный голос Гестии, – эти игры ничем хорошим не заканчивались».

Так и вижу, как она качает головой, а в карих добрых глазах – неземная печаль.

Но сейчас я игнорирую её предупреждение, потому что знаю – у меня всё закончится хорошо: ведь со мной моя дочь, подруги-сообщницы и её кулон.

Поэтому улыбаюсь радостно и довольно.

Однажды мы попробовали, но проиграли, потому что с нами не было Афродиты. Сейчас всё получится.

Обязательно.

Я в это верю.

Кора, воровато оглядываясь, тащила Пеана в его же лабораторию, где он обычно готовил свои мази и притирки. Главный врачеватель Олимпа с недоумением таращился на узкую спину своей ученицы, но покорно шёл следом за юной богиней. В комнате Кора сунула прелестный носик в каждый закуток, заперла дверь, да ещё и установила звукоизоляционный щит.

Пеану было от чего покрыться потом – его драгоценная воспитанница вела себя более чем странно. Это могло означать только одно: Кора что-то задумала. Нечто совсем безумное. А такое не могло не пугать.

– Скажи, ты ведь изучил тот напиток, которым усыпляли Зевса во время мятежа?

Старый врач вздрогнул: девочка же никогда вроде не интересовалась политикой. Что не так.

– Да, мне нужно было придумать антидот, – произнёс он несколько разражено.

Ему явно не нравилось то русло, в которое перетёк их разговор.

Кора смотрела в пол, кусала губы, комкала ткань горчичного хитона.

– Ты мог бы усовершенствовать его?

Богиня Весны вскинула на него глаза – в них полыхало тёмное нехорошее пламя.

– Тебя Лисса[1] покусала? – спросил он с явным волнением.

И впрямь – зрачки расширены, на щеках – лихорадочный румянец, движения рванные и суетливые. Есть от чего запереживать.

– Нет, – она упрямо мотнула головой, – я в порядке, просто очень волнуюсь.

Пеан взял её за руку, подвёл к низкому продолговатому табурету, усадил и навис над ней горой – грузный, с взвихрёнными редкими волосами, будто ореолом окаймлявших лысину.

– Рассказывай, что задумала, – он с силой сжал хрупкое плечо. – Мужа отравить хочешь?

– И его – тоже! – Кора гордо вскинула голову и выдержала яростный взгляд учителя.

– Ты точно обезумила! – вскричал старик и основательно тряхнул тоненькую и изящную, как статуэтка, богиню.

Кора продолжала смотреть на него дерзко и с вызовом.

– Это не безумие, но… ты не поймёшь…

– А уж постарайся, дитя моё, сказать так, чтобы я понял! Ну же! – он тряхнул её ещё раз. Голова Коры мотнулась, красивые тёмно-розовые губы расплылись в злой инфернальной улыбке. Неожиданно юная богиня выпрямилась, повела плечами, сбрасывая с них руки старца, и Пеана откинуло к противоположной стене. Стукнувшись о которую, он сполз на пол.

Теперь уже Кора – нет, Персефона-разрушительница – нависала над ним, а за спиной её змеились шипастые лозы. Тёмная лапа с длинными когтями – назвать это ладонью не поворачивался язык – схватила за горло.

– Ты сделаешь мне этот напиток, понял. И никому не скажешь, что я была здесь.

– Да, Владычица, как прикажешь, – прохрипел бог-врачеватель, пытаясь ослабить захват и набрать в лёгкие побольше воздуха.

Кора-Персефона отпустила его и ехидно ухмыльнулась, обнажая острые зубки.

– Значит, узнал.

– Да-да, Владычица, – послушно закивал он, – как не узнать великую богиню.

– Говори, кто приказал мне запечатать?

– Зевс, – дрожа, проговорил Пеан.

– Зачем?

– Ты была единственной, кого не могли укротить. Персефона-разрушительница, Владычица Подземного царства. К тебе даже подойти боялись. А Зевсу нужен был свой подземный. Желательно, член семьи. Желательно, брат.

– Как им удалось поймать меня? – пророкотала богиня. В существе, которое сейчас склонялось над врачевателем, и следа не было от прежней – нежной – Коры. А он – не великий бог, чтобы противостоять настоящему чудовищу.

Нет ничего дурного в том, что его голос дрожал, когда он задал вопрос, вместо того, чтобы ответить ей:

– Ты ничего не помнишь, Владычица?

– О чём ты? – её резкие черты заострились ещё больше.

– О том, как покоряли тебя.

– Нет, после того, как запечатали, я надолго потеряла память. Надо же, засунуть великую богиню в тело ребёнка!

– Деметра была рада, что обрела дочь.

– Я ей не дочь, я старше её на тысячу лет! – яростно проговорила Персефона.

– Так и есть, но ты переродилась в Коре.

– Вот значит что – перерождение.

– Да, даже богини боятся старости, боятся одряхлеть, особенно, если смертные забывают о них, не приносят жертв, и богиня теряет силу. Это было несложно. Ведь ты перерождалась в одну из сильнейших светлых богинь – богиню Весны. Ты согласилась почти сразу. Ты всегда была разумной. А ещё тебе дарили то, чего у тебя не было в том твоём воплощении, – красоту.

– Так просто?.. – вдруг грустно и как-то потеряно сказала Персефона, отступая к противоположной стене.

Пеан хмыкнул, поднимаясь.

– Вы, женщины, только думаете, что сильные и могущественные, на самом деле у вас много слабостей. И желание быть красивыми – одна и главнейшая из них. Мы с Зевсом только предложили, ты сама ступила в Круг Перерождений. Нам оставалось лишь запечатать твою сущность в крошке Коре. Из тебя получился милейший ребёнок.

– Аид знал? – пророкотала богиня, но в этот раз в её голосе слышались явные разочарование и печаль.

Ей был известен ответ, но она хотела услышать это от другого, чтобы увериться окончательно.

– Разумеется. Ведь Зевс недаром поставил его над тобой – контролировать тебя, держать в узде, усмирять, когда надо.

Персефона ухмыльнулась дико и ранено:

– Он ответит за это! Все вы ответите! Будете ещё на коленях ползать и умолять. Готовь напиток!

– Ты желаешь, Владычица, чтобы он усыплял? – поинтересовался Пеан.

– Да, но не бога, его силу. Чтобы могучий Зевс стал слабее смертного, – она плотоядно оскалилась, Пеан невольно задрожал.

– Владычица, вернись в обличье Коры, так мне будет проще работать, – жалобно попросил врачеватель, и Богиня Подземной Весны смилостивилась: снова кожа стала нежной и молочной, по хрупким плечам заструились медные локоны, а в зелёных глазах – заблестели лукавые огоньки.

– Присядь, – вежливо сказал Пеан, указывая на тот самый вытянутый табурет, на котором она сидела вначале.

Кора послушно села: всё-таки перевоплощение сильно выматывало, и сейчас она чувствовала слабость во всём теле.

Пеан отошёл к стеллажам, где стояло множество флакончиков с различными жидкостями, взял один, в котором плескался состав, переливающийся радужными огоньками.

– Вот, выпей, Владычица, – елейным голосом попросил он, заглядывая ей в лицо, – тебе станет легче.

Она не заметила подвоха – выпила всё до дна и тут же, обмякла. Рухнула бы, наверное, прямиком прекрасным лицом на каменный пол, если бы Пеан не подхватил её.

– Так-то лучше, – проговорил он, поднимая юную богиню на руки. – Теперь – срочно к Аиду!

Отступил, тронул рычаг в стене, зашёл в узкую коробку, нажал кнопку на стене и понесся вниз, в самые недра Подземного царства.

______________________________

[1] Лисса (др. – греч. Λύσσα «бешенство») – в древнегреческой мифологии божество, персонификация бешенства и безумия.

Персефона очнулась и огляделась. Под ней было мягкое ложе, устланное дорогими тканями. Лёгкий полог закрывал спящую от любопытных глаз. Но и мир – от неё. Он лишь проступал нечёткими очертаниями, тихонько гудел и вибрировал.

Она отвела полотно в сторону и обомлела.

– Клетка… Серьёзно?

Горькая улыбка скривила прекрасные губы.

Аид, который подпирал стену напротив, отлип от каменной кладки и шагнул в полосу света.

– Ты опасна и нестабильна сейчас, – сказал он, голос звучал печально и глухо. – И ты совершила преступление. Это всё, чего мне удалось добиться, когда решалась твоя участь.

Персефона подумала о союзницах – Афине и Артемиде – и похолодела.

Муж, как всегда угадав непроизнесённое, ответил:

– Их тоже наказали. Каждую – по-своему. Но поскольку зачинщицей была ты, то тебя должны были наказать особенно. Я попросил братьев предоставить мне самому решать, как тебя проучить. Всё-таки ты – моя жена. А значит и недоработка моя.

– Недоработка, – горько хмыкнула Персефона, – говоришь так, будто я не возлюбленная, а секретное задание.

Он не ответил вслух, но она всё прочла в его глаза – бездонных и полных отчаяния: и то, и другое.

Персефона встала с ложа, сделала пару шагов и оказалась у края клетки. Теперь она поняла – вибрировали и гудели прутья. Видимо, по ним струилась какая-то неизвестная ей магия.

Тонкая рука взметнулась вверх – как завороженная, Персефона хотела коснуться прутьев клетки, но Аид её опередил, кинулся вперёд, крикнул:

– Не смей! Не трогай!

Она испугано отступила вглубь и одними губами прошептала:

– Что будет?

Он лишь горестно хмыкнул, коснулся решётки, и Персефона с ужасом наблюдала, как ладонь мужа – красивая, с длинными тонкими пальцами – чернеет, а воздух наполняется приторным запахом горелой плоти.

С уст Аида не сорвалось и звука, а вот Персефона, подкошенным снопом упав на пол, рыдала в голос.

– Зачем… зачем… – бормотала она.

– Это – наше общее наказание. Я не справился, подверг опасности Олимп.

Персефона качнула головой:

– Нет, это не так, ты прекрасно справлялся. Я виновата, я дала ей слишком много воли.

Но Аида – не переупрямить, он стоял на своём:

– Мне давно следовало рассказать, что внутри тебя запечатана страшная и могущественная богиня. Тебе было бы легче справляться с ней. Но я хотел уберечь…

– Уберёг… – грустно съехидничала Персефона. – И что будем делать теперь?

– Есть один обряд, – отвечал Аид, но Богиня Подземной Весны ощущала: муж колеблется и не спешит предлагать ей этот вариант. Тяжело вздохнув, он продолжал: – Можно выманить её, слить ваши сущности и подчинить её в тебе, укротить, поставить на место.

– Так зачем дело стоит? – непонимающе воззрилась на него Персефона.

– Обряд очень болезненный и унизительный. Я не смогу проделать это всё над тобой.

Персефона готова была уже его переубедить и начать уговаривать: что, мол, для дела она вынесет любую боль, но тут из тёмного угла выступил новый участник событий – Пеан.

Он сказал:

– Есть ещё один вариант, менее болезненный, ну куда более опасный.

Аид бросил на него испепеляющий взгляд:

– Почему ты не сказал раньше?! – грозно пророкотал он.

Старый врач сжался и поспешно ответил:

– Потому что это – очень опасно и может быть необратимо.

– Что нужно сделать? – спросила Персефона, выпрямляясь во весь рост, и хотя он был невелик, сейчас она выглядела по-настоящему величественной великой богиней.

– Шагнуть в Круг Перерождений. Сможешь? – и снова в полуприщуренных глазах – азарт первооткрывателя, предвкушение хирурга, взявшего в руки скальпель.

– Смогу, – гордо и смело ответила она, – ведь это моя игра и моя война. Я должна выиграть её, чтобы защитить тех, кто мне дорог.

Прутья клетки перестали гудеть, дверь распахнулась, и она почти выпала в объятия Аида.

Он заглядывал в лицо любимой с волнением и тревогой. Только сейчас, оказавшись так близко, Персефона заметила, как он осунулся, побледнел, а вокруг глаз залегли круги.

Крепко прижимая к себе хрупкое тело жены, Аид взволновано спросил:

– Ты уверена?

Персефона вздохнула:

– А если я скажу «нет», ты разве проведёшь тот другой обряд – болезненный и унизительный?

Аид упрямо мотнул головой:

– Ни за что! Но я буду искать выход!

– А Разрушительница тем временем вырвется и неизвестно что натворит. Вы ведь не могли совладать с нею прежде, где гарантия, что сможете сейчас?

– Гарантий нет, Весна, но рисковать тобой… – он почти захлёбнулся судорожным вздохом, спрятал лицо в душистых волосах, прижал к себе так, будто хотел вдавить в своё тело, сделать по-настоящему частью себя. – Кто знает, что за существо выйдет из Круга Перерождения? – горячечно прошептал он: – А что, если не ты? Если я потеряю тебя навсегда?

Она снова ощутила это – тёмное отчаяние, что давило на плечи, гнуло спину, оседало горечью на губах.

Персефона отстранилась, заглянула в бездну чёрных глаз, грустно улыбнулась и тихо произнесла:

– Так нужно – ты знаешь. Я должна. Ради нашего мира, ради нашего сына.

И без того тонкие губы мужа сжались в узкую линию, а руки – в кулаки. Весь его вид словно говорил: почему ради спасения мира жертвовать должен снова я?

Но сказал он совсем другое:

– Иди, Весна. Твоё решение – решение царицы и матери. И я, как царь и муж, принимаю его.

Она попятилась – хотела до последнего держать зрительный контакт. Круг Перерождений, уже призванный Пеаном, мерцал за её спиной, кидая на окружающее зеленоватые отблески. И в этих бликах Аид выглядел почему-то хрупким, одиноким и нереальным.

Шаг… Ещё шаг…

А вот и граница круга.

Ещё шаг – и зелёная световая завеса скрыла от неё метнувшегося к Кругу мужа, поглотила его отчаянное «нет».

А потом её саму затрясло, будто внутри неё поселилась сотня сбрендивших титанов.

Реальность затряслась и рассыпалась на осколки.

С неё разлетелась и Персефона.

Её игра закончилась. Начиналась новая игра, для нового существа, в которое она перерождалась сейчас…

Вначале был туман.

Изменчивый, туман с картинками, туман-кривляка. Он клубился, свивался в спирали и постепенно густел. Потом креп, уплотнялся, превращаясь в полотно – в ткань Мироздания.

Взмахнули ножницы – Ананка взялась за рукоделье.

Чик-чик, шурх-шурх – получилась фигура, нечёткая, с рваными краями. Ананка полюбовалась – выходит неплохо. Вырезала ещё одну. Теперь можно взять у мойр нити и сшить обе части. Набить, обрезать хвостики, подправить. Вот уже и видны очертания тонкой девичьей фигурки. Ананка черпнула меди у осени и зелени у весны – создала волосы и глаза. Девушка получилась красивой, но уж слишком лёгкой, беспечной. Такая только и способна бегать по лугам, собирая цветы и вознося гимны солнцу. Но Ананка уже внесла в свой свиток её судьбу – быть той Царицей Подземного мира, а значит, ровней царю и Владыке. Нужно добавить немного металла, немного стремительности, каплю упрямства и унцию тьмы. Отлично, можно отпускать.

Эта – дойдёт до цели, пробьётся, как росток через толщу земли, прорастёт, окрепнет и будет давать плоды…

Ананка тихо рассмеялась и исчезла.

…девушка брела в темноте.

Почему-то идти было важно – вперёд, не останавливаясь. Там ждало нечто важное – она не знала ему названия, но непременно должна была дойти. Она знала – там обретёт имя, суть, предназначение.

Она упрямо шла, не обращая внимания на усталость, на стёртые в кровь ноги…

Потом… потом… когда дойдёт… отдохнёт… её будут носить на руках…

Шаг… ещё шаг… ещё маленький шажок…

Как тяжело, но надо идти.

И вот тьма истончилась, пошла дырами, в которые ринулся свет.

Такой яркий, всё ярче и ярче.

Девушка инстинктивно вскинула руку, закрываясь от него. И вдруг поняла – она видит свои пальцы!

Она добралась! Осталось совсем чуть-чуть!

Со светом пришло и имя: Кора…

Нежным шелестом сорвалось оно с материнских уст.

И девушка рванула вперёд, на зов.

Женщина с тяжёлыми золотистыми косами выступила ей навстречу – величественная, строгая, но не для неё. Для неё – сияющая, лучащаяся любовью…

– Кора, девочка моя! Как же долго ты шла ко мне в этот раз!

Они шагнули друг к другу, обнялись…

И вдруг женщина пошла зыбью, завибрировала и исчезла…

Тогда Кора услышала другой голос и другое имя:

– Персефона, Весна моя, иди сюда.

Говорил мужчина, и в его тоне нежность переплеталась с властностью.

Девушка оглянулась.

Он стоял поодаль, ветер играл чёрными, как мрак Эреба, одеждами. Черны были так же его волосы и его глаза.

Лишь на миг ей стало страшно, но затем она отбросила сомнения – пошла к нему, и оказалась в крепких надёжных объятиях.

Уже не девушка – жена, царица…

Но и мужчина, что казался таким надёжным, вдруг растворился. Ей осталось лишь хватать воздух в том месте, где он только что стоял.

– Мама! Мамочка! – позвали её вновь.

Появился худенький мальчик, с темными волосами, в которых прятались смешные рожки.

Сын! Её драгоценное дитя! Плод невозможной и неправильной любви.

Она рванулась к нему, обняла, прижала к себе.

Такого родного, милого, ненаглядного…

Но и мальчишка – канул в небытиё.

Осталась только Она – тёмная, уродливая, злая. Разрушительница. Смотрела, скалилась, показывая острые зубы, выставляла когти, отточенные, как ножи.

– Ну что, глупая, ты не приняла мою силу. Теперь я разорву тебя в клочья.

Кора-Персефона – дочь, жена, царица, мать – лишь усмехнулась:

– Ты не сможешь, ты слишком слаба!

– Да что ты говоришь, негодная! – взметнулись чёрные лозы с огромными шипами. Ядовитыми змеями кинулись вперед.

Кора-Персефона приняла их голыми руками, и те рассыпались в прах…

Разрушительница завыла, забесновалась.

– Как! Как ты смогла!

– Просто у меня есть то, чего нет у тебя, и никогда не было – любовь. Поэтому я сильнее.

– Любовь – дурь! Слабость!

Кора-Персефона мотнула рыжей шевелюрой:

– Нет, любовь – величайшая сила на земле. Без любви ты одинок – ломок, зол, опаслив. Любовь даёт прочность стали, примиряет с собой, отметает страхи. Поэтому тебе меня не победить.

Разрушительница расхохоталась – правда, смех её был скорее печален, чем злораден.

– И что же ты сделаешь мне, глупая?! У тебя даже оружия нет!

– Оно мне и не нужно.

– Как же ты будешь сражаться?

– Я не стану враждовать с тобой.

– О, мне даже интересно – как же ты думаешь победить?

– Я тебя обниму.

И правда – шагнула вперед, обняла и прижала к себе.

Одинокую, глупую, неожиданно маленькую и хрупкую, как девочка.

Лицо Разрушительницы посветлело, она внезапно сделалась красивее и моложе.

– Ну что, – спросила Кора-Персефона, – так лучше?

Разрушительница лишь кивнула.

– Тогда давай не будем больше враждовать. Не будем разделять. Ты – это я, я – это ты. Мы – вместе. Мы – одно.

Их закружил золотистый вихрь.

По телам словно побежали помехи, цвета исчезли, слились в общую серость, сплелись, соединились…

И вот только тонкая и юная богиня Весны осталась среди безлюдной пустыни.

А потом…

… Персефона распахнула глаза. Она лежала на полу в той зале, где ещё недавно вершился обряд Перерождения…

Обновлённая, свежая, полная сил, она поднялась и обвела взглядом комнату, ища тех, к кому так стремилась.

Мать, муж и сын – объединённые общим страхом – бросились к ней. Её целовали, обнимали, прижимали к сердцу. А она щедро делилась с ними силой, как весна делится с миром солнцем и жизненной энергией.

Теперь – полная любви – она стала по-настоящему великой богиней.

Древней, как сама природа, и юной, как раннее утро…

Из этой войны она вышла со щитом.

И написала свои правила игры.

Картинка из прошлого яркая, как кинофильм, проносится перед глазами, словно в быстрой перемотке. Меня буквально оглушает теми эмоциями. Но сейчас я не буду думать о том, а особенно об одном предателе, который тогда отчаянно метнулся вслед уходящей Персефоне. Потому что в моём сердце больше нет обиды, нет злая, нет вражды. Его наполняет лишь ликующая любовь. Потому что я обняла свою тьму, победила войну, приняла чудовище внутри меня.

– Помнишь, Дит, – обращаюсь к ней, потому что ни Геба, ни тем более Сешат при том разговоре не присутствовали, – Гестия сказала, что ты почувствуешь любовь?

Афродита хмыкает:

– Только я «любовь по Гестии» никогда не чувствовала. А уж мне ведомы все оттенки любви.

Ой ли – хочется съехидничать, но не буду. Время конфронтации закончилось. Наступило время любить.

Поэтому я беру её за руку – ухоженную, тонкую, с нежнейшей лилейной кожей – и, глядя в невозможно синие глаза, говорю (вроде бы лично ей, но заодно – всем сразу):

– Нет, ты знала лишь те виды любви, которые навязали тебе – великой богине Любви. Ты даже замуж вышла за навязанного тебе бога.

Афродита грустно усмехается:

– А ты разве нет? Тебя вообще отдали в дар за особые заслуги. Как вещь.

– Верно, – киваю, – и тебя, и меня, и Гебу. Мы – вещи в мире мужчин. Они редко интересовались нашими чувствами. Они приучили нас к их пониманию любви – к похоти, лишённой чуткости, умения слышать и понимать. И мы оглохли сами. Мы потерялись в навязанных нам стереотипах. Разучились любить. Игры богинь… Их суть – научить мужчин любить по нашим правилам, той любовью, которая превращает мужчину и женщину в единое целое.

Кроткая Геба смотрит на меня с восхищением, а Сешат – с печалью. И только Афродита становится в позу – складывает руки на груди, закрываясь от меня.

– И кого же ты предлагаешь мне учить любви? – с издёвкой интересуется она.

– Своего мужа. И самой учиться вместе с ним.

– А сама, учительница, своего мужа учить не собираешься? – ловко вонзает шпильку в самое больное.

Но она промахивается: сегодня я полна любви, и её сарказм разлетается в щепки.

– Со своим мужем я разберусь сама. Но для начала нам всем нужно вернуться. Здесь мы не сможем никого ничему научить. А, не обретя истинную любовь, мы так и будем оставаться слабыми. Нами будут манипулировать и играть, как вещами.

Сешат качает головой:

– Думаешь, Гермес и тот старик нас так просто отпустят?

Я пожимаю плечами и напоминаю сказанное мне недавно:

– Разве кто-то может удержать великих богинь?

И тут Афродита опасно улыбается:

– Верно. Пусть попробуют удержать любовь.

И поправляет свой знаменитый золотой пояс.

Игра началась, похитители. Теперь она пойдёт по нашим правилам. А вы, кажется, не учли силу, имя которой – женская солидарность.