Текст книги "Юдифь и олигофрен"

Автор книги: Ярослав Ратушный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Вспомнился нелепый сон. Мне снилось, что я превратился в мохнатое обезьяноподобное существо, которое скрывалось в деревьях тропического леса. По узкой тропе шла зеленая девушка. Обезьяна прыгнула на нее сверху и прижала тяжелым телом к земле. Я напрягся, предвкушая эротическое сновидение. Однако монстр легко порвал руками девичью шею, словно початок кукурузы почистил, обнажив белесую ткань. Обезьяна откусила маленький кусок девичьего горла, напоминавшего на вкус банан, выплюнула его и, покачивая большой косматой головой, скрылась в зарослях.

Повинуясь нелепой привычке, я встал на задние ноги. Медленно взяв свою спутницу за ледяную руку, я почувствовал, что между ней и чудовищем существует тесная связь. Я обернулся к мертвой собаке спиной и пошел назад, а вернее вперед. Снова раздалось угрожающее шуршание листвы.

– Только не оборачивайся, – прошептал я.

Когда мы отошли достаточно далеко и опасность вроде бы миновала, девушка больно ущипнула меня за задницу и громко залаяла. Я взвился на три метра, а она истерически захохотала. Обернувшись, я увидел веселящуюся старуху и побежал, вспомнив уловку с часами, сквозь темную чащу. Деревья снова задвигались, норовя схватить меня своими костистыми длинными сучьями. Земля уплыла из-под ног, и я упал на что-то твердое и холодное. Пошарив руками, я понял, что лежу на сплошной массе трупов. Некоторые из них шевелились. Я закричал и стал карабкаться вверх по скользкому склону. Вскоре я попал в объятия атлетически сложенного парня.

– Здравствуйте, – сказал он недовольным, чуть сиплым голосом. – Насилу вас нашел. Почему вы так далеко отошли от отеля?

– Ходил пописать, – объяснил я.

Запретная мечеть

– Вражеская пуля? – спросил я, заметив, что ветровое стекло машины отмечено разбегающейся паутиной трещин.

– Хуже, – ответил парень, – это ястреб залетел прямо в лоб. Счастье, что ехал на маленькой скорости, иначе лежал бы в кювете.

– В этом городе даже птицы с ума сошли, – заметил я.

Дорога была недолгой, и вскоре мы подъехали к большому особняку, который сторожили мраморные львы. Дверь открыли два молодца с кобурами под мышкой. Охрана улыбалась, что производило жутковатое впечатление. В большом зале пьянствовали мои друзья. Мы обнялись. Тимур профессионально ловко обыскал меня, похлопывая по разным частям тела. Его рука застыла, нащупав пистолет.

– Ты трахался? – спросил он, принюхиваясь тонкими ноздрями. – От тебя бабой пахнет.

С Марком мы обнялись менее сердечно, но зато без похлопываний, поскольку он чуть не придушил меня в юности. Однажды я объявил, что не боюсь смерти, а он потребовал доказательств. После долгих препирательств мы договорились, что Марк будет душить меня до тех пор, пока я не остановлю его жестом руки. Он крепко обмотал мою шею колючим шерстяным шарфом, продел под него металлический прут и стал крутить. Вначале я почувствовал сильное давление, затем перехватило дыхание, и резкая боль заставила инстинктивно вскинуть вверх руки. Я опустил их усилием воли и потерял сознание.

Я оказался в темнице, чьи толстые каменные стены поросли зеленым мхом. Высоко вверху через небольшое зарешеченное ржавой решеткой оконце пробивался мощный сноп света. В нем стояла девушка в длинном коричневом платье. Она висела в двух метрах от пола и была вполне достижима. Я сидел, прислонившись к холодной стене, и начал подниматься, чтобы коснуться лучистых ласковых рук.

К сожалению, возникло другое окно, а за ним двор с постиранным женским бельем, которое сушилось на длинной веревке. Надо мной нависло улыбающееся лицо Марка, его глаза были очень гнусными. Спустя лет пять я трахался в ванной комнате с одной девкой и, взглянув на себя в зеркало, увидел такой же напряженный похотливый взгляд. Тогда я понял, что он получал удовольствие от удушения и сделал еще один полный поворот прута после того, как мое тело обмякло. Марк решительно отказался сесть на мое место и испытать себя. Я ударил его шарфом по испуганному взмокшему от переживания лицу и ушел, наполненный небывалыми ощущениями.

Наши отношения потеряли с тех пор доверительность. Возможно, это событие оказало на него большое влияние, и он стал психиатром, чтобы понять, почему удушение друга заставляет почувствовать удовольствие, может быть, даже эрекцию и оргазм. Не скажу, что я испытывал теплые чувства, глядя на этого элегантного высокого брюнета, пользовавшегося большим успехом у женщин, который нервно сжимал длинные артистичные пальцы.

Тимур был невысоким блондином, он отличался хорошим, почти атлетическим сложением. Если один из друзей едва не отнял мою жизнь, то другой ее спас. Однажды во время драки на пирсе меня сильным ударом сшибли в воду. Я увидел мягкий зеленый свет преломленного в море солнца, и мне стало так хорошо и интересно, что я не собирался двигаться или дышать. Вероятно, я пролежал на дне достаточно долго и мог утонуть на мелком месте, но Тимур прервал подводную идиллию и вытащил меня на берег. Он стал офицером КГБ, что вначале вызвало у меня зависть, поскольку я испытывал склонность к такого рода работе.

На столе стояла отпитая на треть бутылка коньяка. Выпив за встречу и закусив куском шоколада, я стал рассматривать фотографии, лежащие веером среди апельсиновой кожуры. Голое тело без головы в разных ракурсах, большая темная лужа крови на песке, пустая бутылка вина, несколько окурков. На обезглавленном теле странно выглядел одетый в презерватив член. Я перебирал фотографии, стремясь увидеть подобие отрезанной головы Иоанна Крестителя с полузакрытыми веками и синими выпяченными губами. Однако не было ни самой головы, ни ее подобия.

– Где голова? – спросил я.

– Не знаю, – ответил Тимур, улыбнувшись краешками губ. – Может быть, ее пришлют по почте или зафаршируют с яблоками и съедят.

– Почему меня называют следователем?

– А ты разве не следователь? – удивился Марк.

– Нет, я журналист.

– Все журналисты – следователи, – твердо сказал Тимур и посмотрел на меня серыми холодными глазами убийцы. Этот взгляд я приметил на столичном вокзале, когда возвратившиеся с афганской войны солдаты, украшенные медалями и вымпелами, стояли группами в вестибюле и равнодушно смотрели на снующих людей как на мишени. У героев было одинаково убийственное выражение глаз.

– Наверное, маньяк, – робко предположил я и отломал дольку очищенного апельсина. Пальцы мгновенно облипли соком, и я вытер их об чужие джинсы.

– Видишь, что творят твои друзья – сатанисты, – улыбнулся Тимур, и его глаза потеплели от спиртного или нахлынувших дружеских чувств. – Держись подальше от этого дела. Убили полковника армейской контрразведки. Ты знаком с горничной?

– Почему ты интересуешься? – насторожился я.

– Полковник жил в гостинице.

– И перед смертью трахался, – добавил Марк, когда мы выпили еще раз, опустошив бутылку. – Женщины убивают, когда кончают, а мужчины, чтобы кончить. Обычно это происходит во время дождя. Когда небо соединяется с землей, они хотят исторгнуть сперму из своих хилых членов.

– Может, он был гомосексуалистом, – предположил я.

– Не валяй дурака! – отрезал Тимур и дал мне визитную карточку, где стояло «вице-адмирал А.А. Корн». – Ты трахался с ней, а теперь не можешь найти. Если хочешь, поговори с ее матерью.

– Дочь адмирала работает горничной? – удивился я, озадаченный таким поворотом дела. На стене висела копия «Девятого вала» Айвазовского в большой золоченой раме.

– Сомневаюсь, что она его дочь, – ехидно сказал Тимур.

Все еще недоумевая, я набрал написанный на визитке номер:

– Здравствуйте, я хочу поговорить о вашей дочери.

– Когда? – спросила женщина.

– Сейчас, – ответил я, полагая, что речь идет о разговоре по телефону.

– Хорошо, – сказала она и положила трубку. Наверное, у меня было очень глупое выражение лица, поскольку мои друзья расхохотались.

– Возьми машину, – предложил Тимур и бросил на стол ключи.

Настроение заметно улучшилось, ибо я снова почувствовал под ногами твердую почву. Вероятно, меня хотят использовать, чтобы получить необходимую информацию. Год назад я написал о процессе сатанистов, что люди, подобно животным, дискриминируют не тех, кто плохи, а тех, кто отличается. Я сравнил несправедливый смертный приговор со средневековыми наветами о ритуальных убийствах и утверждал, что настоящий убийца остался на свободе. Наверное, КГБ хочет использовать невольную симпатию сатанистов к журналисту, который пытался их защитить.

Кстати, мои галлюцинации можно объяснить психотропными веществами. Возможно, меня хотят сделать невменяемым. Скорее всего, я был отравлен еще в поезде, когда выпил предложенный проводником чай. Наркотик могла подсыпать некрасивая женщина, ехавшая со мной в одном купе. Она сказала, что работает адвокатом и знает все законы, поэтому не стоит ее насиловать. Эта уродина разыгрывала маньячку. Я вспомнил о нахальной девчонке, извивавшейся на лошадином члене, и ощутил в душе неприятный осадок. Куда она, черт возьми, делась! Я довольно быстро нашел высотный дом на набережной. Дверь открыла Лена.

– Ты?! – удивился я. Мы не виделись больше восемнадцати лет. За это время она заметно располнела, округлилась и стала очень женственной. Я был поражен размером ее груди.

– Ты мало изменился, – сказала Лена, рассматривая меня долгим изучающим взглядом.

– А ты изменилась в лучшую сторону.

– Такой же хитрец как раньше, – улыбнулась она. – Давай поцелуемся.

– Где твой адмирал? – спросил я, ощущая мягкую податливую плоть и легкий запах духов.

– Как всегда в море, – сказала Лена, и мы поцеловались всерьез.

– Какой ты темпераментный, – сказала она, почувствовав, что я возбудился.

– Как ты живешь? – поинтересовался я.

– Как бизоны.

– А как они живут?

– Жрут и спят.

– Бизоны не только это делают.

– Только не как бизон, – сказала она, и мы начали торопливо раздевать друг друга.

«Хоть бы кофе предложила», – успел подумать я. Забытый мной пистолет соскользнул вниз вместе с джинсами. Я начал тереться о груди, которые разметались в разные стороны, и уже не казались сверхъестественно большими.

– Почему ты смеешься? – спросила она.

– От удовольствия, – ответил я, качаясь на большой адмиральской кровати.

– Как ты смеешь смеяться, когда я кончаю?! – возмутилась Лена.

– А как ты смеешь кончать, когда я смеюсь!

– Подожди, я возьму полотенце.

– Отстань, – сказал я, продолжая сосредоточенно долбить ее влажную плоть.

– Я тебя умоляю! Дай мне вытереться! – вскрикнула она, но я не слушал, поскольку по бедрам поднималась теплая волна.

– Ты такая роскошная, – польстил я расстроенной женщине. – Как он тебя одну оставляет?

– Служба, – вздохнула она, перебирая волосы на моем животе, – к тому же его буфетчицы так разбаловали, что он сам ничего не хочет делать. А ты как относишься к оральному сексу?

– Я читал в романах, как одновременно спят с мамой и дочкой, но только теперь понял, что это возможно, – неожиданно для самого себя сказал я.

– Ты спал с ней, подлец? Говори! Спал с ней? – надо мной медленно нависло искаженное лицо Лены.

– Нет, – смутился я, – она только вошла в ванную, когда я был голый. Это все.

– Можно я тебя ударю два раза? – спросила Лена очень спокойным голосом.

– Конечно, – сказал я и был почти оглушен сильными ударами справа и слева. Она немного помедлила, а затем, ударив еще раз наотмашь, выбежала в другую комнату. У нее оказалась очень тяжелая рука, голова слабо гудела, а на глазах выступили слезы. Через некоторое время Лена вернулась и робко присела на край кровати.

– Я разрешил два раза, а ты ударила три, – медленно произнес я.

– Прости, – сказала она, протягивая руки, но я не дал ей договорить, отвесив сдержанную, но довольно увесистую оплеуху.

– Теперь мы квиты.

– Меня никогда не били, – задумчиво произнесла Лена, застыв от удивления, а затем резко поднялась и выбежала из комнаты. Она вернулась с пистолетом, который наводила на меня двумя дрожащими руками. – Молись, мерзавец!

– Куда ты денешь труп? – спросил я, стараясь говорить деловым и сдержанным голосом, поскольку трудно стрелять в своего собеседника. – Хочешь познакомиться с тюремными лесбиянками?

Я поднялся с адмиральской кровати. Ситуация становилась абсурдной. Это черт знает что! В течение одного дня мать и дочь целятся в меня из моего же пистолета. Я не верил, что она выстрелит, и чувствовал себя довольно спокойно под дулом наведенного пистолета.

– Пошел вон, – сказала Лена, швырнув пистолет под ноги, – но учти, что я отомщу.

Я вышел на берег, где небо сливается с морем в одно темное пространство, отличаемое только количеством звезд, за которые можно принять редкие огоньки плывущих вдали кораблей. Странно, что чувство пережитой опасности придает столько свежести, как легкий вечерний ветер после знойного дня. Самое удивительное в звездах – это то, что они не давят. Возможно, в высокой темноте сидят вечно улыбающиеся боги, которые ради забавы манипулируют нами, дергая за невидимые ниточки.

Мои друзья продолжали пьянствовать, их движения замедлились, а глаза покрылись блестящей маслянистой пленкой и выглядели похотливыми. Я налил оставшийся коньяк в стакан, Тимур мгновенно достал новую бутылку.

– Как дела? – спросил он.

– Плохо, – ответил я и выпил залпом почти полстакана, – она не захотела говорить о дочери, поэтому мы поссорились.

– Лена не права, – гаденько улыбнулся Тимур и разлил коньяк по стаканам.

Внезапно я понял, что они могли прослушивать квартиру адмирала. Густо покраснев, я выпил еще полстакана и почувствовал, что опьянел: тело отяжелело и вышло из повиновения, а голова стала пустой и легкой.

– Как ты думаешь, – задумчиво спросил Тимур, – кто лучше: мама или дочка?

– Заткнись, мразь, – тихо прошипел я и сбил рукой начатую бутылку на стол.

– Иначе ты застрелишь меня из своего пистолета? – угрожающе спросил он, ловко спасая брюки от коньячной струи. – Пошел вон, пьяная рожа!

Я поднялся и с ужасом заметил, что ноги отказываются держать тело, а шея – голову, которая, получив редкую свободу, начала медленно раскачиваться из стороны в сторону. Но я отчетливо воспринимал действительность, сузившуюся, впрочем, до полосы ненависти к бывшему другу. Еще я заметил угрожающе поднявшихся охранников, которые, наконец, перестали улыбаться, а также Марка, идущего ко мне с протянутыми руками. Нужно было сделать несколько быстрых и сложных движений, чтобы вынуть пистолет, снять с предохранителя, прицелиться и выстрелить. Гораздо привлекательнее выглядела лежащая на столе бутылка, которую можно было разбить о стол и вонзить острые края в гладко выбритое казенное горло.

– Влад! Мать твою! Смотри на меня! – закричал Марк, и мое восприятие расширилось до размеров комнаты. Он участливо отвел меня в туалет, думая, что я буду блевать. Однако блевал Марк, а я стоял, вцепившись руками в раковину, чтобы удержать раскачивающееся тело, и слушал доносящиеся из кабинки трубные звуки утробы.

– Полегчало? – спросил он повеселевшим голосом. – Пойдем, подышим воздухом.

Меня вырвало прямо перед дверью на красную ковровую дорожку. К тому же я мстительно плюнул на этот казенный символ государственной власти. На воздухе действительно стало немного легче. Вернее, опьянение перешло в новое качество: головокружение, тошнота и раскачивание головы прекратились, но зато начались внутренняя дрожь и изменения внешней среды. От моей переносицы побежала переливчатая волна и уткнулась в темную громаду деревьев, которые вышли из ночи, словно освещенные изнутри, удивляя четкими контурами стволов и листьев. Мраморные львы хищно скалились и выпускали когти, но все еще оставались на месте. Небо приблизилось настолько, что стало трудно дышать, а звезды заглядывали в глаз холодным пронзительным взглядом.

– Уведи меня отсюда, – попросил я.

– Пойдем, – согласился Марк, – мне и самому пора.

Мы сошли по ступеням и пошли по дорожке к воротам.

Затылок покалывал от нестерпимо враждебного взгляда, поэтому мне показалось, что львы сорвались с места и хотят напасть сзади. Я выхватил пистолет и резко обернулся.

– Спокойно, – сказал собутыльник, – нас не преследуют.

Улица качнулась, отступила назад и значительно уменьшилась в размерах. Дома стали совсем маленькими, они хлынули под ноги и растворились. На их месте возник совсем другой, может быть, средневековый город.

– Я хочу к морю, – пробормотал я, ибо оно было единственно постоянным в силу своей древности.

– Ты идешь не в ту сторону, – сказал Марк, заметив, что я выбрал неверное направление.

– Не может быть, – удивился я, поскольку невероятно сложно заблудиться в родном городе. Впрочем, это был совсем другой город.

– Люди, смотрите! Я мочусь! – завопил мой друг, поливая улицу тугой струей мочи.

Я почувствовал неловкость и отошел в сторону. Земля качнулась и убежала далеко вниз, а Марк исчез. Подступил страх одиночества, словно я снова находился в космической пустоте. Ноги проваливались в бездну, а голова возносились к небу. С каждым шагом к горлу подступал комок тошноты. Я знал, что единственно близкий человек находится где-то поблизости, поэтому старался ходить кругами. На каком-то витке наши орбиты пересеклись, и мы истерически громко захохотали, увидев друг друга. Я сел на возникшую из пустоты скамейку. Вдали раздались равномерные звуки. С трудом повернув тяжелую, как на шарнирах, голову, я заметил двух женщин, стучащих каблуками по мостовой.

Неожиданно начал падать крупный снег. В свете одинокого уличного фонаря отчетливо проступала стройная звездная структура снежинок. Округа быстро побелела. По снегу шла длинная вереница людей, которые поднимались по темному горному хребту в звездное небо. Другой конец терялся на завьюженной равнине.

Я подошел поближе и увидел, что люди выглядят, как замерзшие статуи. Они шли настолько плотно, что было трудно просунуть руку между ними. Я успел ощутить холод камня прежде, чем был отброшен наземь силой, равной набирающему ход поезду. Вверху плыли холодные равнодушные огни. Я долго сидел на снегу, пока не увидел, что бесконечная с виду колонна иссякла. Тогда я побежал за последним человеком, но вовремя остановился, заметив, что у него нет головы. Снова раздался ритмичный стук, и возникли две женщины, прошедшие десять шагов за время, равное моей жизни.

– Какие симпатичные! – восхищенно воскликнул я, когда они медленно, поглядывая на нас, прошли мимо.

– Старые шлюхи, – отрезал Марк. – Пошли отсюда.

– Мне и здесь хорошо.

– Тогда я пойду один, – сказал он и сделал вид, что поднимается на ноги.

Мне стало очень страшно остаться в одиночестве, ибо я не знал, куда нужно идти. Мучительно остро захотелось упасть на колени и умолять не оставлять в одиночестве.

– Иди, – тихо произнес я, собрав все свое мужество.

– Послушай, – терпеливо сказал Марк, – если ты пойдешь со мной на работу, то я дам тебе возможность поговорить с Кривым.

– Разве он жив? – удивился я.

Средневековый город выглядел пустынным, хотя наверняка в нем водились ведьмы, бесы и прочие неприятные существа. Немного тошнило, но в целом я чувствовал себя бодро, осторожно ступая по плохо освещенной булыжной мостовой. Вдалеке подстерегала опасность, поэтому я нащупал рукоять пистолета. Из глухого зачарованного темнотой переулка мы вышли к мечети, служившей в наше время краеведческим музеем.

Само здание сохранилось полностью, но ограда была разрушена так основательно, что от нее остался только идущий по периметру фундамент и арочные ворота. Пространство вблизи мечети загадочно мерцало на черном фоне ночного моря. Я насторожился, увидев чисто русский пейзаж: небольшие, покрытые зеленью холмы, стадо худосочных коров и редкие березы на заднем плане. По лугу шла голая девушка с протянутыми руками. Видение излучало чистоту и покой, но я кожей чувствовал ловушку.

Если бы там бегали янычары с кривыми турецкими саблями, плясали баядерки или даже носились по воздуху огнедышащие ифриты, то я бы рискнул остаться отважным. Но здесь был явно другой случай. Мечеть служила фасадом, за которым скрывались гораздо более древние и темные силы, способные заманивать людей иллюзией безопасности. Я был уверен, что невинная девушка превратится в грозную колдунью, коровы – в рогатых чудовищ, а цветущая долина – в извергающиеся вулканы, как только ловушка захлопнется. Марк также остановился, зачарованный магией местности.

– Ты видел что там? – сдавленным шепотом спросил я.

– Да, – тихо ответил он, – нужно рассмотреть поближе.

– Ни в коем случае! Это очень опасно!

– Я все же пойду, – сказал Марк, решительно отодвигая меня в сторону, ибо я перегородил дорогу к арочным воротам, за которыми виднелись покрытые васильками поля. Он ступил на призрачные цветы и исчез. А я опустился на мостовую и тихо засмеялся, поскольку в глубине души хотел, чтобы мой друг попал в хитро расставленную западню. Во-первых, мне было интересно, чем это закончится, а во-вторых, за все нужно платить. Один мудрец, увидев плывущий по реке череп, сказал: «Тебя утопили за то, что ты утопил. Но и утопивший тебя будет утоплен».

Вскоре я пожалел, что не вошел в клубящееся пространство запрещенной мечети, ибо меня неудержимо влекло к обнаженной девушке. Возможно, не к ней, а к опасности, которую она излучала. Кроме того, я снова остался один в незнакомом городе и чувствовал смертную тоску одиночества. Оставалось только сидеть на холодной булыге и ждать, раскачиваясь верхней частью туловища, как старые евреи на молитве. Туман за аркой немного рассеялся, обнажив берег моря. Девушка зашла по пояс в воду и невинно играла мячом с волнами. В воротах возник поправляющий брюки Марк.

– Там такое! – мечтательно воскликнул он, закатывая глаза.

– Расскажи, – кинулся к нему я.

– Это невозможно объяснить словами.

– А ты попробуй.

– Нет, не получается, – произнес он после некоторого раздумья. – Видишь, ничего страшного не случилось.

– Это еще неизвестно, – мрачно сказал я, вспомнив, что руки девушки были окровавленными.