Текст книги "Юдифь и олигофрен"

Автор книги: Ярослав Ратушный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Ярослав Ратушный
Юдифь и олигофрен

Часть первая
Поиски головы

Вознесение с мышкой

Свет коснулся лица, побежал вверх, защекотал, перебирая ресницы, приоткрыл тяжелые веки и свернулся клубочком на глазных яблоках. По высокому небу медленно плыли облака, похожие на чинных верблюдов. Мир был чист и прозрачен, как в первый день творения, но сильно пахло блевотиной. Резкий удушливый запах исходил от клетчатого пиджака, которым я укрывался от утренней свежести, ибо скрюченный, как в материнском лоне, лежал посреди широкой дороги. Пробуждение становилось тяжелым. В трех шагах от меня стояла пегая лошадь. Вернее конь, поскольку меж толстых мохнатых ног висела увесистая залупа.

Животное мочилось. Тугая пенистая струя образовала внушительную лужу, похожую на раздувающегося осьминога. Одно щупальце приближалось угрожающе быстро. Я попробовал встать, но земля стремительно убежала вниз, откуда светилась вполнакала, словно с борта самолета. Головокружительно быстро завертелись деревянные лошадки, слоники и верблюды. Когда карусель резко остановилась, едва не выбросив меня на обочину, конь справил нужду и вежливо поздоровался:

– Доброе утро, господин следователь.

– Я не следователь, но все равно – доброе утро.

– Как вы пиджачок со спины заблевали? – ехидно поинтересовался он, оскалив крупные желтые зубы. – Через плечо что ли?

– Мы раньше встречались? – спросил я, больше потрясенный фамильярностью животного, чем его способностью разговаривать.

– А вы разве не помните, что случилось на поминках полковника?

– Какого полковника?

– Которому отрезали голову.

Я тщательно зажмурил глаза, пытаясь уйти из реальности, где лошади разговаривают, ходят на поминки, сидят среди гостей, возложив копыта на стол, пьют водку и даже произносят поминальные тосты. Я замотал головой, как испуганный конь, пытаясь стряхнуть наваждение, и тщательно зажмурил глаза. Однако отсутствие света не принесло облегчения. В струящейся тьме угрожающе приближались львы, пантеры и тигры, мягко ступая на мощных пружинистых лапах. Я, словно Адам, – на рассвете испугался солнца, а на закате подумал, что настал конец мира.

– Отсюда следует, что в раю никогда не было солнца, – сказал второй, который внутри.

– Разве есть место, где нет солнца? – устало возразил я.

– Под землей! – воодушевился он. – Где написано, что рай был на земле?

– Там же ад! – ужаснулся я.

– А вы что думали, господин хороший? – неожиданно спросил лошадиным голосом карлик, невидимый раньше из-за своей исключительной малорослости и моего лежачего положения. – Давно в аду живем, а говорим земля обитаемая.

– Обетованная, – машинально поправил я.

– Была обетованная, а стала обитаемая, – зло сказал он и потащил меня к телеге, как мешок с картошкой.

Почти квадратный карлик имел невероятно развитый торс, посаженный на короткие ноги, обутые в запыленные ортопедические ботинки. Незаурядное лицо выражало крайнюю озабоченность. Он смешно морщил нос и поднимал белесые брови над круглыми, птичьими, голубыми глазами. Неожиданно в его руках возник китайский термос с выцветшими от старости огнедышащими драконами. Карлик ловко заполнил до половины замызганный стакан черной дымящейся жидкостью. Мои ноздри затрепетали, почуяв запах кофе. Однако второй половиной был самогон, налитый из большой зеленой бутылки.

– Божья благодать, – мечтательно произнес целитель, заметив мою нерешительность, – лучшее средство от похмелья.

Я залпом выпил огненную смесь. Дракону зашевелились, и во рту возник устойчивый привкус портвейна, который я пил на пляже с другом моего детства. Уже вечерело, и прогретый яростным майским солнцем песок возбуждал расположенные в заднице нервные узлы, откуда струилось томительное, растекающееся по бедрам тепло. Мы уже были достаточно взрослыми, чтобы перейти от онанизма к более сложному способу освобождения спермы, но биологические и социальные инстинкты, как всегда, противоречили друг другу. Короче, не знали, как подступиться к этим загадочным существам – женщинам, хотя старательно изображали бывалых героев.

– Сейчас любую девку можно взять, – мечтательно сказал Тимур, – они думают, что через месяц все станут импотентами.

– Радиация лечит, – уклончиво ответил я, стремясь выдержать его подозрительный взгляд.

– Ты уже трахнул кого-то? – спросил он и запнулся на полуслове, ибо мы увидели двух одноклассниц, которые выглядели мистическими фигурами в низких лучах заходящего солнца. Одна из них была маленькой пухлой блондинкой с нежной кожей, которую я всегда при случае старался погладить; с крутыми бедрами и высокой, уже сформировавшейся грудью. Даже чуть вздернутый носик не портил ее милое, покрытое веснушками лицо. Другая была стройной брюнеткой с мальчишеской фигурой и почти плоской грудью – два холмика печали, что вьюшка намела. Впрочем, ее нервное лицо с темными бездонными, как лесные ночные озера, глазами производило большое впечатление на мое воображение.

– Пьянствуете? – спросила Дина с лукавой усмешкой.

– Лечимся, – ответил Тимур, протянув ей бутылку.

– А мы собрались купаться, – объявила Лена.

– Нужно переодеваться, – с сомнением произнес я.

– Если очень хочется, то можно! – рассмеялась Дина, отхлебнув значительную часть бутылки, и похотливо облизнулась.

Выпитый портвейн давал о себе знать. Кроме того, приятное и необязательное ожидание сменилось тревожной возможностью. Я не до конца верил, что можно взять этих красивых девушек прямо здесь, на пустынном, уже почти ночном пляже, и целовать, лапать, залезть под трусы, сжать мягкую волосатую плоть и, страшно подумать, трахнуть. И они не откажутся, иначе бы не пришли к нам, а расположились вдалеке – берег большой. От таких мыслей я возбудился и почувствовал обидную неловкость.

– Знаешь, почему ты все время облизываешь верхнюю губу? – неожиданно спросил я.

– Почему? – удивилась Дина.

– Ты хочешь увидеть мужской член, поэтому показываешь язык с тайной надеждой на взаимность.

– Дурак! – вспыхнула она. – Во всяком случае, не твой.

– Зря, – сказал я, положив руку на джинсы, – а то могу показать.

– Козел! – чуть слышно прошипел Тимур.

– Спокойно, – сказала Лена, разводя руками, как судья на ринге, – я иду купаться.

– Я уже ничего не хочу, – устало ответила Дина.

– А мне, наоборот, захотелось, – сказал я, чтобы позлить девушку.

– Иди-иди, – проворчала она, – только не забудь снять штаны.

Резко стемнело, и над морем повисла огромная, ко всему равнодушная луна. По песку побежали, настигая друг друга, причудливые тени, которые жили своей обособленной теневой жизнью. В такое время непонятно: то ли мы отбрасываем тени, то ли они отбрасывают нас.

– Давай купаться в лунной дорожке, – предложила Лена.

– Голыми? – недоверчиво спросил я и почувствовал, как внутри разливается холодная пустота.

– Хорошо, – согласилась она после некоторого раздумья, – только иди первым и не оборачивайся.

Я быстро разделся, ощутив крупный озноб, сотрясающий тело, которое стало настолько чужим и отстраненным, что передвигалось самостоятельно, а я брел за ним неуверенными слепыми шагами. Тогда я побежал, бросился с разбегу в древнее теплое море и полетел над поверхностью вод, где темнота объединяла стихии в одно подвижное и тревожное пространство.

К неуклюжему пятиконечному туловищу, оставленному с его страхами и заботами болтаться, подобно бревну на волнах, подплывала Лена. Мне стало стыдно быть таким деревянным, бесчувственным и беспомощным, поэтому я стремительно устремился навстречу. Мы сплелись, настигнув друг друга, не только руками и ногами, но и всем, что есть в человеке. Я едва не захлебнулся, глотнув соленой воды, но продолжал яростно сжимать и тискать нежную девичью кожу.

– Пожалуйста, отпусти, – попросила она и, оттолкнув меня, быстро поплыла к берегу. Я устремился за ней как за добычей. Лена уже выбегала из воды, когда я длинным чисто звериным прыжком повалил ее на песок, перевернул на спину и пробился сквозь мокрую упругую плоть. Девушка вскрикнула, а я громко застонал, почувствовав, как освобождается застоявшаяся сперма.

– Извини, – сказал я, откидываясь на спину, – у меня давно никого не было.

– Очень давно? – иронично спросила она.

– 127 лет, – неожиданно для самого себя ответил я.

– После этого на душе так сладенько, – сказала Лена, поглаживая себя по груди. Действительно, на душе было так радостно и легко, что хотелось смеяться и петь, а главное хотелось еще раз.

– Подожди, – сказал я, – давай сначала покурим.

– Я не спешу, – ответила она.

Мне захотелось показать себя опытным мужчиной, поэтому я посадил девушку на себя. К сожалению, представление закончилось почти мгновенно. Я выкурил сигарету и овладел Леной вновь, на этот раз – на боку. Наверное, я мог бы продержаться значительно дольше, но она проявила активность. И только в четвертый раз все получилось просто замечательно, а главное – достаточно долго.

– Ну, ты и мужик, – удивленно сказала одноклассница, но я уже спал, утомленный любовью.

Меня разбудило назойливое солнце. Море сверкало такими ослепительными красками, что я засмеялся от счастья. Возле берега плавали белесые хлопья какой-то дряни, но и они выглядели замечательными. Я даже увидел ветер, низко струящийся к городу со стороны моря. Мне было так хорошо, что стало страшно, поэтому я обратил внимание на себя. Первым делом я заметил свою абсолютную наготу, а вторым – относительную многолюдность пляжа.

Я покраснел и покрылся испариной, хотя не отличался особой стыдливостью. Чувство крайней неловкости едва не переросло в панику. После некоторого раздумья я лег на живот, предпочитая спрятать срам, но зато открыть зад, хотя он был густо покрыт аллергическими прыщами.

Загорелые отдыхающие, полностью поглощенные своими незатейливыми делами, увлеченно купались, загорали, играли в карты и проглатывали бутерброды. На пляже был еще один голый человек – пятилетняя девочка. Она подошла ко мне, испытывая чувство солидарности со всеми голыми людьми планеты, показав зажатую в оттопыренных пальчиках бабочку:

– Эй, дядя! Посмотри как красиво!

Я вежливо улыбнулся, а девочка порвала бабочку на куски как бумагу. По белому песку бежал муравей, увлеченный неведомой целью. Возможно, он отважный разведчик, посланный трудолюбивой семьей осмотреть дорогу для переселения; или изгой, изгнанный за пренебрежение к идеалам насекомых. Этот муравей – отважный парень, ибо его дорога лежит среди движущихся гор. Впрочем, не исключено, что он смотрит только под ноги и не осознает опасности. Одна гора поднялась и раздавила беднягу неподалеку от моего носа.

Солнце припекало. Неподалеку лежало оставленное кем-то полотенце, которое я намеревался стащить, чтобы прикрыть чресла, но заметил осуждающий взгляд толстой женщины в красном купальнике. Внезапно она вскочила и побежала к морю, крича нечто нечленораздельное. Спокойное течение пляжной жизни было неотвратимо нарушено. Люди суетились, кричали, бегали, показывая на беспечное голубое небо, где едва виднелась небольшая черная тучка над горизонтом. Пляж, напоминавший растревоженный муравейник, быстро пустел.

– Что случилось? – спросил я пробегавшую мимо женщину в красном купальнике, несущую на руках истошно вопящего мальчика.

– Господи, он сумасшедший, – испуганно прошептала она и засеменила дальше на толстых слоновьих ногах.

Черная туча приобрела очертания стремительно несущейся к городу громадной стаи птеродактилей. Я остался один на опустевшем пляже, зачарованный небывалым зрелищем, и побежал, когда начал различать оскаленные зубастые пасти и перепончатые крылья чудовищ. Босые ноги быстро и ловко несли тело через пространство отделяющее пляж от города. Я понял, что необычайно узкие улицы помогали обороняться от нападения с воздуха.

Город обезлюдел, я тщетно носился от одной закрытой двери к другой. Паника заставила меня выбежать на маленькую площадь с позеленевшим от времени бронзовым фонтаном в виде писающего ангелочка. Сгрудившиеся твари пожирали человеческое тело в красном купальнике, рядом расположилась куча поменьше, которая лакомилась ребенком. Одно из чудовищ, оторвав значительный кусок мяса, повернуло голову и посмотрело на меня желтыми тупыми глазами.

Животный страх погнал меня по лабиринту пустынных улиц. Неожиданно возникла девушка в длинном коричневом платье, одиноко стоящая возле открытой двери. Я вбежал в дом и без сил повалился на холодный каменный пол. Незнакомка опустила тяжелый засов и прильнула ко мне, успокаивая и лаская. Я увидел, что она довольно красива, неожиданно и контрастно сочетались в ней черные волосы и голубые глаза. Сердце все еще хотело выскочить из груди, но опасность уже миновала, поэтому я возбудился, чтобы, едва избежав смерти, немедленно зародить жизнь. Под длинным платьем скрывалась прохладная нагота. Едва я успел прижаться к трепетному, ставшему родным телу, как раздался звон разбитого стекла, заставивший нас вскочить на ноги.

– Я забыла занавесить окно, – смертельно побледнев, прошептала она.

Я схватил висящий на стене меч и ринулся в комнату, где пыталось подняться оглушенное ударом чудовище. Я зарубил его тремя неумелыми ударами, но был сбит с ног другим птеродактилем, которому девушка снесла голову ловким движением. За окном было темно от тварей. С окровавленными мечами мы защищали наш дом. В люльке спал безмятежный ребенок. Я только теперь понял, что это моя семья. Меньше всего на свете мне хотелось оставить отважную девушку и спящего ребенка одних в мире, где из-за моря прилетают птеродактили. Я изо всех сил старался удержаться хотя бы на грани небытия, но очень сильно трясло на ухабах. Раздался надсадный старушечий кашель.

– А ну, пошла отсюда, проклятая! – заорал карлик, щелкнув кнутом. Облезлая хромая собака, взвизгнув, отбежала от подводы, на которой я спал, зарывшись лицом в душистое сено. Я посмотрел назад и увидел оставленные конем на дороге ровные кучки дерьма, привлекающие внимание рослых зеленых мух.

– Житья не стало от оборотней, – пожаловался конюх. – Всюду суют свой нос.

– Каких оборотней?

– Местных, – устало ответил он. – Слышали, как она по-человечески кашляла? За вами следила. Это точно.

– Не может быть, – не поверил я.

– Еще как может! То в собаку превратятся, то в волка, то в ворону, а то и в человека.

– Как же вы здесь живете?

– Трудно, – согласился коротышка. – Впрочем, только своих опасаемся, чужие не опасны. Вчера один парень отца топором зарубил, подумал, что оборотень.

За поворотом возникли кривые улочки предместий. Гладкая грунтовая дорога незаметно преобразилась в булыжную. Я уже окончательно проснулся и с удовольствием разглядывал побелевшие от солнца глинобитные домики, обрамленные цветущими садами. Вдали показалось бесконечное море, врезавшееся большой дугой в гористую местность. В детстве я не мог поверить, что за морем такой же берег и почти такие же люди. Стоит ли тогда плавать? Телега, заскрипев, остановилась у небольшой двухэтажной гостиницы со скромным названием «Эдем». Конюх предупредительно забежал вперед и открыл дверь.

– Спасибо, – сказал я, роясь в пустых карманах.

– Рад служить, – радостно ответил он, заметив мое замешательство. – Потом рассчитаемся.

Я вошел в небольшой холл, где за стойкой стояла пышногрудая блондинка.

– Доброе утро, господин следователь, – плотоядно улыбнулась она и протянула мне ключ, прикрепленный к большой деревянной груше, на которой была нарисована цифра «6».

– Доброе утро, – поздоровался я, а про себя подумал, поднимаясь по узкой скрипучей лестнице: «Может быть, я и в самом деле следователь».

Открыв нужную дверь, я застыл, увидев, как тоненькая девушка увлеченно раскачивается на нечеловечески большом члене. Она высоко подняла зад, обнажив почти всю невероятную величину, немного помедлила, а затем поглотила все без остатка. На полу растопырились короткие ноги в запыленных ортопедических ботинках.

«Маленькое дерево растет в сук», – подумал я, когда девушка начала тихонько мычать и быстро двигаться. Короткая черная юбка металась на ее бедрах, как пиратское знамя на рее.

– Закройте дверь! Дайте кончить! – сказал знакомый лошадиный голос.

– Обращайся ко мне на ты, – великодушно позволил я.

– Так вас же двое, – простонал карлик.

– Черт! – выругался я, закрыв дверь, и рассматривая цифру «9» на моем ключе. – Как он успел?

Мой номер оказался большим, чистым и светлым. На столе стояла начатая бутылка водки, а на кровати лежал открытый чемодан с чужими вещами. Порывшись, я нашел пачку денег и пистолет, который показался слишком тяжелым в вытянутой руке. Ощутив приятный холод металла, я щелкнул предохранителем, и поднес оружие к виску.

– Ты что рехнулся? – испугался второй.

– Не бойся – шучу, – сказал я и положил пистолет под подушку.

Захотелось принять душ, чтобы смыть дорожную грязь и засохшую блевотину. По ванне бегал маленький мышонок. Крутые края не позволяли выбраться из покрытой эмалью ловушки. Он с разбегу кидался вверх, но скатывался, чтобы вновь повторить попытку. Я решил помочь и тонким металлическим прутом попытался вытолкнуть беднягу из ванны. Однако он расценил мое вмешательство как опасность и лихорадочно заметался на тесном пространстве. Тогда я обиделся и легко, но точно ударил прутом. К сожалению, слишком сильно. Мышонок свалился набок и задрожал мелкой дрожью. Я огорчился, но ударил еще раз, чтобы прекратить агонию. Зверек затих.

Вне себя от ярости, с прутом в руке, я выбежал в коридор. На встречу шла стройная красивая горничная, одетая в белую рубаху и короткую черную юбку, украшенную кружевным передником.

– Что-то случилось? – встревоженно спросила она, разглядывая меня бесстыжими карими глазами.

– Ничего особенного, – иронично ответил я, – если не считать, что в ванной лежит дохлая мышь.

– Это невозможно, – сказала девушка. Тогда я схватил ее за руку и потащил в номер. Ванна была пуста.

– Вот видите, – торжествующе воскликнула горничная, – я же говорила, что в нашем отеле такое невозможно.

– А чистые полотенца? – поинтересовался я, обескураженный мистическим исчезновением.

Когда девушка ушла, я быстро разделся и с наслаждением встал под теплые успокаивающие струи воды. Внезапно мир погрузился во тьму, но через мгновение свет зажегся вновь. «Господи, как страшно», – подумал я и старательно намылил все части тела. Одна из них значительно увеличилась в размерах. В дверь постучали.

– Да, – машинально сказал я.

В ванную комнату вошла горничная. Она удивленно глазела на мою возбужденную плоть, которая затвердела под ее напряженным взглядом.

– А вы молодец, – одобрительно произнесла она после затянувшейся паузы.

– Давай, – сказал я, протянул руку, чтобы взять принесенное полотенце и прикрыть чресла, которые все равно предательски выпирали.

– Желаете еще что-то? – спросила девушка хриплым от волнения голосом.

Я хотел немедленно многого, но вопреки желанию сказал:

– Кофе и бутерброд через пятнадцать минут.

– Как хотите, – ответила горничная и ушла, не скрывая разочарования на покрасневшем застывшем лице.

«Странно, что после сизого члена карлика она увлеклась мной», – подумал я, польщенный вниманием столь красивой девушки, поскольку мне было тяжело конкурировать с лошадиными возможностями конюха.

После бесцельного возбуждения я почувствовал внутреннюю пустоту и усталость, все во мне опустилось, и я лег в ванну, разморенный теплым журчанием бегущей воды. Голубые кафельные стены раздвинулись, и я очутился в просторном храме, где медленно поднимался вверх, мимо витражей с библейскими сюжетами, к стеклянному куполу, который был наполнен холодным белым свечением. Разбив стекло, разлетевшееся с бесшумным треском, я стремительно полетел в небо, пока не увяз в полосе густого лилового тумана. Преодолев вязкое сопротивление, я оказался на кресте.

Я оглядел выжженную каменистую местность и обнаружил, что все пространство вплоть до чернеющей вдали кучки низкорослых деревьев залито ослепительным светом. В разогретом дрожащем воздухе медленно струились размытые фигуры людей и животных. Я видел, что люди страдали, истекали потом и делали плавные бессмысленные движения руками. Особенно туго приходилось всадникам, чьи блестящие медные шлемы настолько прогрелись, что превращали мозги в кипящее варево. Мучились даже лошади, чьи крутые зады отделяли от меня редкую толпу. Одна из них испражнялась. Все существа источали тупое безотрадное ожидание смерти. Редкая толпа резко отличалась от гротескного «Распятия» Босха. Они не радовались и не огорчались, а старательно выполняли свой долг. Эти странные люди двигались медленно и бесстрастно, как вставшие из могилы мертвецы.

– Почему нет боли? – удивился я и мучительно трудно повернул голову, чтобы увидеть наглую рожу благоразумного разбойника. Надо же! Всю жизнь грешил, лиходействовал, а перед смертью сказал несколько слов – и прямиком в рай.

Рядом со мной колебался пустой прогретый воздух, а еще дальше – за глубоким ущельем, поросшим пыльными пирамидальными кипарисами, беспорядочно разметалось древнее кладбище, напоминавшее издали марсианский город. Невыносимая жара выжгла все человеческие эмоции, но я понимал, что толпа ожидает именно мою смерть. Впрочем, наше равнодушие было взаимным. По телу ползали многочисленные зеленые мухи. Люди медленно зашевелились, и я почувствовал неладное, ибо никто из них не отбрасывал тень. Медленно запрокинув голову, я увидел опускающийся ослепительно белый столб света и ощутил сильный тепловой удар.

«Какое счастье, что я уже умер!» – подумал я, когда очутился в небольшой комнате, где двенадцать бородатых мужей, одетых в коричневые хитоны, оживленно спорили, сидя за столом на двух длинных скамьях. Я примостился с краю. Сидящий рядом мужчина посмотрел на меня долгим испытывающим взглядом, а затем заговорил снова, увлеченно размахивая руками. На каменном полу лежал мертвец. В комнату вбежала женщина и, увидев мертвое тело, рухнула наземь. Бородатые мужи вскочили как по команде, перекрикивая друг друга и отчаянно жестикулируя.

Внезапно погас свет, и я очутился в непроглядной космической тьме, подобной египетской, способной испугать даже мужественного фараона. Самое страшное было в том, что я не знал на каком я свете. Не было ни звуков, ни движений, ни мыслей, один ужас, воплощенный в абсолютную темноту. Со временем я начал осознавать, что лежу в ванной. Можно было протянуть руку и открыть дверь, чтобы увидеть хоть какой-то отсвет, но я подозревал, что за ней такая же непроницаемая тьма, поэтому боялся лишиться последней надежды. Нужно было двигаться, что-то делать, чтобы не сойти с ума. Я начал осторожно подниматься из воды. Когда вспыхнул свет, я, голый и мокрый как после рождения, сидел на краю ванны. Тело содрогалось от крупного озноба. Чувство опасности обострилось до крайности, поскольку я почувствовал, что за мной наблюдают.

– Господи! – взмолился я, хотя не был уверен, что источник внимания находится в небесах. – Не смотри на меня, ибо я грешный и грязный. Найди другого, кто лучше меня.

Мольба, вероятно, была услышана, поскольку пронзительный обжигающий взгляд сначала ослаб, а затем исчез вовсе, оставив после себя лишь небольшое жжение на коже и некоторую тяжесть в затылке. Я пошел в комнату, ощущая облегчение от пережитого ужаса, которое смешивалось с чувством разочарования и пустоты. Мне не хотелось надеть на чистое тело чужую одежду, поэтому я остался голым. Без стука, открыв дверь ногой, вошла горничная. Она грациозно держала поднос с чашкой кофе и бутербродом.

– Подожди, сейчас оденусь, – сказал я.

– Я же вас уже видела, – удивилась она.

– Мне теперь всю жизнь ходить голым? – спросил я, ощутив некоторую неловкость. Девушка поставила поднос на стол и села на кровать, широко расставив стройные ноги.

– Стой! А то буду стрелять! – рассмеялась она, наводя на низ моего живота найденный под подушкой пистолет.

– Никогда не целься в живых людей, – строго сказал я и, отвернувшись к окну, стал пить кофе, чтобы скрыть возбуждение.

– А в мертвых зачем целиться? – удивилась горничная.

Я обернулся и увидел, что девушка разделась и легла. По ее голой спине бегал мышонок. Я схватил прут и стал сильно и беспорядочно бить по снующему в разные стороны зверьку. К сожалению, я все время промахивался, и все удары доставались обнаженной девичьей спине, оставляя на ней продолговатые синие полосы. Мышка юркнула под ноги и скрылась. Я перевернул горничную на спину, и ее глаза открылись, как у сломанной куклы. Я приподнял длинные ноги и ощутил легкий запах открывшегося лона. Мышки нигде не было, она снова исчезла мистическим образом. Я овладел девушкой одним мощным движением бедер и тут же свалился на пол, зажимая руками кровавую рану внизу.

Когда я проснулся, внизу было так больно, что невольно пришлось удостовериться все ли на месте. Все было в порядке, но девушка исчезла, хотя в комнате стоял ее устойчивый запах. За окном было серо. Я стал мучительно вспоминать события вчерашнего дня, а может быть, сегодняшнего, ибо не мог понять: вечер на дворе или утро. Мне стало страшно от утраты чувства реальности, поэтому я налил четверть стакана водки.

– Хочешь выпить? – спросил я второго.

– Хочу, – согласился он, и мы выпили горькую обжигающую жидкость.

Я закурил и открыл окно, свежий воздух принес запах сожженной листвы, напоминающий детство. Через дорогу бежала черная кошка. Внизу, в песочнице, возились дети: строили замки, ездили на игрушечных машинах, старательно подражая возне у взрослых. Они казались очень далекими, словно смотришь в перевернутый бинокль.

– Ты убил ее! – сказал второй.

– С ума сошел? – возмутился я.

– Сначала убил, а потом изнасиловал во время агонии, как мерзкий садист.

– А где тело?

– Там, где мышка.

Зазвонил телефон, и я услышал незнакомый требовательный голос:

– Подождите! С вами будут разговаривать!

– Пошел ты в жопу! – сказал я и положил трубку.

Стемнело, на небе показались звезды – большие и неподвижные, как женские глаза вблизи. Я зажег свет и внимательно посмотрел в зеркало. Там отразился голый, неплохо сложенный брюнет с небритой смышленой физиономией. Скорее всего, это был я. Мне просто приснилось, что мышка бегала по нагой девушке. Но почему внизу было больно? Я обнюхал пахнущие гениталиями руки. Снова зазвонил телефон.

– Влад! Мать твою! – заорал Тимур. – Почему ты хамишь моим людям? Я высылаю машину. Одевайся и выходи на улицу.

– Откуда ты знаешь, что я голый? – спросил я, но он не ответил.

Я торопливо надел чужие вещи, которые были немного великоваты, засунул за пояс пистолет, почувствовав себя намного увереннее, и спустился вниз. За стойкой по-прежнему плотоядно улыбалась пышногрудая блондинка. На улице темнело, и я осознал, что проспал целый день, а может быть, не один.

Мрачной громадой шумел незнакомый лес. Странно, что я оказался за городом. На другой стороне дороги была автобусная остановка, где виднелись две человеческие фигуры. Подойдя поближе, я увидел сгорбленную старуху и юную девушку, которая нетерпеливо постукивала ножкой.

– Который час? – спросил я.

– Пошел ты на х…! – нежным ангельским голоском пропела она, вероятно, решив, что я хочу завязать знакомство. Пока я переваривал полученную информацию, старуха дернула меня за рукав, протягивая пару старинных часов:

– Сынок, эти можешь оставить себе, а вот эти, которые не идут, отнеси в мой дом.

Я машинально взял увесистые карманные часы, но мне показалось, что мое время стоит, а ее идет подозрительно быстро. Внезапно я заметил, что на асфальте лежат два окровавленных трупа.

– Что случилось? – взволнованно спросил я.

– Ослеп, приятель? – ласково поинтересовалась девушка.

Горбатая старуха упала на колени и начала тихонько причитать или молиться. Похолодало, и вместе с ознобом я почувствовал сильное раздражение. Вдали манила освещенными окнами конечная остановка.

– Что ждать? – спросил я, указывая на трупы. – Пойдем пешком и сядем в автобус. Там, по крайней мере, тепло.

– Ты что, совсем идиот? – пропела девушка.

Стало совсем холодно. К счастью, один из автобусов поехал в нашу сторону. Когда он притормозил, я увидел, что в салоне сидят голые и окровавленные трупы. Водитель также выглядел не очень привлекательно и смотрел на дорогу выкатившимися из орбит глазами.

«Наверное, ликвидаторы ликвидируют последствия очередной атомной катастрофы», – подумал я.

– Бегите в лес, детки! – неожиданно ясным голосом крикнула старуха, прервав мое оцепенение.

Мы побежали в темную чащу, где враждебные деревья норовили схватить за шиворот, отхлестать по лицу и выцарапать глаза. Некоторые из них неторопливо двигались, стараясь приблизиться. Мы выскочили на мрачную аллею, едва освещенную скупым лунным светом. Девушка вырвала руку из моей ладони, но я знал, что опасность не миновала. Ноги сами пошли бесшумно и мягко, слух обострился, а тело напряглось, готовое к нападению и бегству. И все же страх оставался, поэтому я заговорил:

– Знаешь, что собака Баскервилей испортила мне детство? Я прочитал о ней в восемь лет и так испугался, дойдя до места, где чудовище с пылающей мордой гонится за несчастным английским лордом, что выбросил книгу в окно. Ночью мне трижды приснилась собака, и я стал бояться темноты.

Девушка дышала тяжело и прерывисто. Я вдруг понял, что вскоре ее изнасилую, а затем прибежит огнедышащая собака и растерзает мне горло. У меня не было ни малейшего желания прикасаться к незнакомке, которую я не успел даже разглядеть в потемках. Гем не менее, я точно знал, что стану зверем за поворотом аллеи, а потом прибежит чудовище. Раздалось шуршание листвы.

– Это собака! – с ужасом прошептал я.

– Нет, это люди, – устало возразила девушка, – они еще хуже.

– Почему? – спросил я, но она не успела ответить, ибо из-за поворота выбежала громадного роста овчарка.

На душе стало поразительно легко и спокойно, поскольку я знал, что лес принял меня. Деревья остановились и могли служить надежным укрытием. Я упал на четвереньки и мгновенно оброс шерстью. В ноздри ударила сотня различных запахов, но самый сильный, отметающий все остальные, исходил от моего врага. Зрение, напротив, сузилось и стало горизонтальным. Уши прижались к затылку, а волосы встали дыбом, ибо я воспринимал мир не только всеми органами чувств, в том числе – кожей, но и еще чем-то другим, непонятным, похожим на интуитивное предвиденье. Способность мыслить осталась прежней, и я вспомнил, что Гегель считал нелепой привычкой хождение на двух ногах.

Мое тело, сделав несколько сильных прыжков, полетело на противника и сбило его с ног. Скорее всего, это было не мое, а собачье или даже волчье тело. Мы катались по земле, кусая друг друга и подвывая от ярости, пока мне не удалось пробиться к горлу. Рот настолько забился звериной шерстью, что стало трудно дышать, но я сжимал зубы, пока не прокусил кожу и не ощутил, как по стенкам гортани течет горячая соленая кровь. Затем я порвал в ошметки горло врага.