Текст книги "Небесам виднее (СИ)"

Автор книги: Ярина Рош

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

8

Утро нас встретила печалью. Хелены не стало. Как будто гроза приходила за ней и всё равно ушла, чем-то не довольная. Я смотрела на детей, и мне хотелось выть. Мне, женщине, которой уже восьмой десяток лет, которая прошла трудные годы, которая боролась за людей, доказывая их невиновность, которой не раз угрожали расправой. Я была в панике. Я не знала, что делать. Если бы я была в своем мире, такого состояния не было бы. Там я знала, что делать и как. А тут. Мрак.

Я села на лавку и попыталась взять себя в руки. Они дрожали. Ко мне подошел Кирей.

– Ты теперь будешь нашей мамой, – с каким-то упорством и вопросом одновременно прозвучали его слова. Я взглянула на них, они стояли поникшие и испуганные.

– Погоди. Я сейчас.

Я вышла из дома и пошла к колодцу. Зачерпнула ведро вода. Отпила из ведра, и увидела своё отражение. На меня смотрела молодая женщина, лет тридцати. Серые глаза, пушистые ресницы, симметричный нос, ярко-красные губы, высокие скулы, темно-русые вьющиеся волосы. Это же я такая была в молодости, правда, сейчас все было намного ярче и красивее. Вот и вопрос с возрастом решился. Я думала, что и мне тоже немного осталось. А нет, Боги решили по-другому. Ведь я всё это время вертелась и не задумывалась о себе. И тут только вспомнила, что тело не болит, встаю с первыми лучами солнца, и это как в порядке вещей, за день успевала все сделать, и приготовить, и покормить, и за Хеленой поухаживать, и даже козу научилась доить. Я, ещё полностью не осознавая, что произошло, вылила на себя ведро воды. Моё сердце замерло от холодного душа, жар прошёлся по всему телу. “Будем жить, ребята”,вспомнила слова из фильма.

9

Я повернулась, на крыльце стояли дети. Младшие жались к Кирею и Добраве.

Я подошла к ним. Ко мне подскочило моё солнышко и прижалась к ноге. Остальные тоже прижались ко мне и заплакали. Они плакали, наверное, от потери родного человека и от мысли, что я сними и не брошу их. А я плакала… а не знаю, почему я плакала, может, что обуза на мне теперь такая, или, что новая жизнь в этом мире, и что неизвестно будет дальше…. Мы стояли, обнявшись, некоторое время. Уже и дети были мокрые от моей юбки.

– Ну, хватит, разводить мокрень. Пойдёмте в дом, надо переодеться, а то простынем все. Утро свежее ещё после дождя.

Мы зашли, дети пошли переодеваться, а вот мне придется надеть одежду Хелены. Я спросила Добраву об одежде. Она показала на сундук. Я его открыла и стала перебирать вещи. Нашла длинную рубашку, вышитую красивым узором, несколько сарафанов. Выбрала рубашку и поясок. Переоделась. Да, большевата кольчушка будет (а в кино маловато была), придется укорачивать. Вышла в зал (здесь комнаты называются клеть, это большая клеть), а там дети уже сидели у стола. Я быстро разогрела остатки ужина, сделала бутерброды и села за стол.

– Кирей, как у вас хоронят людей? – спросила его.

Он удивленно на меня посмотрел, взглядом, говоря: откуда ты свалилась.

– Я издалека. Ваших обычаев и порядков не знаю. Если я задам вопрос, на который знает даже маленький ребенок, не удивляйтесь. А разъясняйте мне.

– Надо идти в деревню, к старосте. Он придёт и всё сделает.

– Сходи, позови его. А я пока подготовлю всё.

10

Кирей кивнул и вышел.

Я нагрела воду, привела в порядок Хелену. Пришел староста Аким, и мы её вынесли во двор и положили на лавку.

– Попрощайтесь с мамой, – предложила я. Дети взглянули на меня (у них, наверное, это не делают, как у нас), но подошли к матери и остановились около нее. Затем отошли. Староста снял с неё браслет, затем положил один камень на грудь, второй на ноги. Солнце стало играть огнями в них, и они вспыхнули сине-голубым пламенем. И я увидела около него Хелену. Она стояла вся прозрачная, прижав руки к груди. На лице улыбка. Вот пламя взметнулось, и лавка пуста. Вот японский городовой, огонь магический.

– Хм… А детей теперь куда? – спросил Аким.

– Как куда. Со мной будут, – твердо сказала я, и притянула к себе маленьких.

Аким помолчал, посмотрел на меня.

– Пойдем в дом. Поговорить надобно.

Мы зашли в дом, и я предложила отвар. Аким не отказался. Он отпил немного и взглянул на меня.

– Ты, я вижу издалека. Видно по тебе. И взгляд не такой, как у наших баб. И как говоришь. Я не буду писать в книге, что Хелена умерла. Возьмёшь ее документы, будешь ты у нас вдовой. Возраст подходит. Браслет одень. Так браслет у вдовы сам открывается, после одного года, траура значится. А ты сможешь его снять, когда захочешь. Хорошие люди были Хелена и Михась, и ты не отвернулась от детей. Поэтому и помогаю тебе.

– Да, вы правы, я издалека. Расскажите об этом мире. Я о нём ничего не знаю, – попросила я его.

– Мир наш называется Анидор. Деревня, что тутошки недалече, Низина. Правит у нас князь. Он сидит в городе Новь. Есть и другие лорды, они имеют свои поместья и земли, за которыми присматривают. Князь, может, за нерадивое правление отобрать эти земли, а может и наградить. Княжество передается по наследству. Ну это наше княжество, есть и другие, только я не знаю, как там живут. Женщин у нас не обижают, вдовы после одного года могут ещё раз выйти замуж. Ты не обижайся на знахарку, она баба вредная, но не злобная. А знатно ты её приложила, – с усмешкой сказал он.

– Я? Да я ни сном, ни духом. Да и не умею я, – удивленно ответила я.

– Ну, ну.

– А какой год сейчас?

– 236.

Я посмотрела на документы Хелены. У нее год рождения стоял 213.

– Хелене значит 23 года, – задумчиво сказала я.

– У вас, что так рано замуж выходят?

– В 16 самый раз.

– А сколько продолжительность жизни?

– Ну, если все хорошо, то 200–250.

– Ух ты, вы все тут долгожители.

Аким засмеялся.

– А Бог у вас кто? – осторожно спросила.

– Так Единый, он у нас один.

Это хорошо, а то я боялась, вдруг много богов. Хотя в доме я не видела ни икон, ни каких– то там изображений.

– А магия у вас есть? – еще один вопрос задала я.

– Нет, магии нет.

– А как же кристаллы? И обряд такой?

– Так эти кристаллы нам сам Единый дал. Один старатель нашел эти кристаллы. Только сам погиб. Когда его нашли, то половины тела, значится, не было. У него в кармане лежал кристалл. Вот кто-то и додумался положить этот кристалл на грудь. Он и исчез. Сам Единый нам указал, как делать.

– Вы тут останетесь?

– Нет, уедем. К сестре Хелены. А нельзя, как– нибудь, имя в документах на Елену поменять?

– Так ты можешь остаться Еленой, я тебе документ новый сделаю на вдову с твоим имением. Пусть Кирей завтра прибегнет ко мне. Ну, прощевайте.

– Спасибо.

Он посмотрел еще раз на нас и ушел. Ага, магии, значит, нет. А браслет сам собой открывается через год. Да, чудеса…

Слёз не было, была тихая грусть. Дети сидели на скамейке и с надеждой смотрели на меня.

– Ребятки. Жить нам вместе, долго и счастливо, – усмехнулась я. – Будем потихоньку собираться в дорогу, и поедем мы к вашей тете. Дорога займет много дней. Сейчас будем готовить припасы на дорогу. А вы будите собирать вещи понемногу. Складывать будите на кровати…на полати. Потом будем отбирать, и складывать в мешки. Найдем мешки?

Кирей мотнул головой. И начали сбор. Мешки из-под картошки были чистыми. Хорошая хозяйка была. Я замесила тесто поболе(побольше). Придется привыкать к некоторым словам. Они всё же напоминают наш древнерусский язык. Интересовалась немного историей, когда– то.

Поставила делать творог, надо попробовать сделать сыр. Пригодиться в дороге. Сделать сухарики. Заглянула в ледник. В верхней части лежали овощи, в нижнюю клали мясо, рыбу. Из овощей, репа, свёкла, лук, тыква, картофель. Всего понемногу. А мяса свежего не было. Лежало только вяленое, и много. Нашла немного мёда.

Что ж, из тыквы можно сделать цукаты. Правда, сахара нет. Попробуем с медом и без него. Еще можно сделать немного джема. Сварим или запечем в печи, протрём через сито и в горшочек. Можно ещё засушить их. Нарежем, в печь поставим и высушим.

Из репы можно сделать цукаты. Почистим, порежем на мелкие кусочки, ошпарим кипятком, просушим. Положим в горшочек, и зальем медом.

Сделаем всего понемногу на дорогу. Остальное посмотрим, оставлять тоже жалко. Так еще хлеб, можно запечь картошку. Семья большая, а детский организм требует больше, ему расти и расти.

– Кирей. Пошли, посмотрим телегу.

– Телегу?

– Лошадь, во что запрягают?

– В повозку.

– Повозка, так повозка.

11

Мы вышли во двор, и подошли к повозке. Её длина составляла приблизительно три, три с половиной метра. Я обошла её кругом. У задней стороны каркаса был выступ, на который можно было сесть. И борта с двух сторон удлинены. То есть, если сидеть, то можно держаться за них. А это хорошо. Можно придумать, как закрыть эту часть, и наша коза поедет с комфортом. Бросать, а тем более продавать её, не хочу. Жаба душит. Будем пытаться в эту повозку впихнут по максиму, но, чтобы лошадь не сдохла по пути. Посмотрим, сколько вещей возьмём, а еще всякую утварь. После отъезда набегут халявщики, унесут всё и разграбят. Не хочу, что б кто-либо касался этого дома.

– Кирей, надо найти доски или тонкие брёвна. Вот эту часть надо перегородить. – Показала на заднюю часть.

– А зачем?

– А козу, как перевозить будем? Пёхом она не дойдет, – ответила я, смеясь.

Он сосредоточенно о чем-то думал. Затем кивнул и пошел искать. А я кушать пошла готовить, и заниматься припасами на дорогу. Добраву посадила чистить тыкву. Ей стали помогать Анита и Ераст. Молодцы. Приготовила тюрю из картошки. Сварила её, потолкла деревянной давилкой. Добавила масла, чеснок, соль и свежую зелень. Благо на огороде есть щавель, лук, укроп. Добавлю туда сухариков и готово. Сварила кисель из овса. Овес заранее размолола(такая небольшая мельница), залила теплой водой и дала настояться, а затем сварила. Добавила немного мёда.

Очищенную тыкву порезала и поставила в печь. С печью, как ни странно, я нашла всё же общий язык. И с ухватом леуко управляюсь.

Поужинали, и дети помогли помыть посуду, умылись и пошли спать. Я зашла к ним. Я всегда заходила к своим детям и желала спокойной ночи.

– Посиди со мной, мама, – попросила Анита. Я, когда это услышала, слёзы навернулись на глаза. Села рядом с ней. Погладила по голове, спинке и взяла за руку.

Спи моя радость, усни.

В доме погасли огни.

Пчёлки затихли в саду,

Рыбки уснули в пруду.

Месяц на небе блестит,

Месяц в окошко глядит.

Глазки скорее сомкни,

Спи, моя радость, усни!

В доме всё стихло давно,

В погребе, в кухне темно,

Дверь ни одна не скрипит,

Мышка за печкою спит.

Кто– то вздохнул за стеной..

Что нам за дело, родной?

Глазки скорее сомкни,

Спи, моя радость, усни!

Сладко мой птенчик живёт,

Нет ни тревог, ни забот,

Вдоволь игрушек, сластей,

Вдоволь весёлых затей.

Всё-то добыть поспешишь,

Только б не плакал малыш!

Глазки скорее сомкни,

Спи, моя радость, усни!

Запела я песенку, поглаживая её по спинке. Все внимательно слушали.

– Сейчас спать, – скомандовала я. Поцеловала Аниту, затем подошла к каждому и всем подарила поцелуй на ночь. Даже Кирей не сопротивлялся.

– Спокойной ночи.

А утром мы продолжили сборы. Кирей показал, что он сделал для телеги. Молодец, рукастый. Он взял шесть тонких палок и обвязал их прутьями. Так можно плести забор. Вот эту конструкцию мы и пристроим на этот выступ. Я его похвалила, и он впервые улыбнулся. Ух, ты, мой мужичок. Я даже не думала, что он в этом возрасте такой смекалистый.

Вот так, потихоньку, готовились к отъезду. На отъезд приготовила сухари, оставила вяленое мясо, сало, сделала цукаты из тыквы и репы, картошку запекла в печи. Из тыквы сделала икру, пойдет на первые дни, будем мазать на хлеб. Приготовила ещё немного повидла из нее. Отварила маленькими кусочками, залила водой и сварила до готовности. Затем давилкой потолкла (сто раз вспомнила наш миксер), и опять поставила на огонь, чтобы она загустела. Добавила немного мёда. Вот и к отвару есть сладенькое. Напекла хлеба. Думаю, он продержится пять дней. Надо ещё воды в кувшины налить и поставить в повозку.

Закололи трех кур и петуха. Было жалко, я– то городская и никогда не резала кур. Кирей мне помогал. Вот вдвоем и приговорили кур. Он подсказал, как обработать их, здесь мне Добрава помогала. Провозились, но получилось. Кур я отварила и поджарила. Порезала на кусочки, сложила в горшок и поставила в ледник. Пусть заморозятся, чтобы в пути не испортилось. Читала, что в глиняной посуде можно длительное время хранить продукты. Вот и проверим. На обед у нас была домашняя лапша. Как я соскучилась по такой еде.

Я не знаю, хватит денег на постой на подворье (так называют тут гостиницы). Да пища там, какая, ещё не понятно. Поэтому готовилась основательно. С одеждой проблем не было. Её было немного. Сложила и мужскую одежду, пригодиться. Оказывается, на ноги они надевали чоботы (Чоботы – представляли собой мягкую обувь из козьей или коровьей кожи, которая была выше щиколоток и могла иметь отвороты (="берцы"). Обычно чоботы делались цельнокроеными или шились из двух кусков кожи для верха (со швом сзади или сбоку), и подошвы. Именно наличие подошвы, иногда скроенной из другой кожи (хребтовой части шкуры, иногда лошадиной). В области щиколоток делались дырочки, через которые пропускали ремешок, крепивший чоботы на ноге. Учёные выделяют до 20 видов чоботов. Так, чоботы, сшитые из тонкой, нежной кожи, назывались черевиками. Это слово встречается в древних памятниках домонгольской Руси. Кстати, сами чоботы стали именоваться башмаками только с XV века, позаимствовав этот термин из турецкого языка, или туфлями (греческое слово, пришло через германский диалект).

Вот не знаю, как в них ходить. Я ходила в своих мокасинах. Они мягкие и удобные. Вот наподобие и надо потом нашить всем. Были и сапоги, и валенки, их тоже упаковали. Нашла овечью шерсть, надо спрясть её и пока едем навязать им носков. А вот спиц нет. Пришлось идти в деревню к кузнецу и сделать две пары спиц. И заказала у бондаря два веретена. Но не сказала, для чего. Показала девчатам, как распушить шерсть. Всё свободное время пушили шерсть, а потом стали прясть пряжу. Анита потихоньку продолжала пушить шерсть. Маленькая, а старается подражать Добраве. Как же здесь дети быстро взрослеют. Иногда поглядывала на детей, я чувствовала себя злой мачехой, которая заставляет работать. Наши дети в этом возрасте бегают и ни о чем не беспокоятся, а тут совсем другое отношение, даже самих детей к работе. И если учесть, что замуж отдают в шестнадцать лет, то к этому возрасту, девочки становились хозяйками дома. Даже маленьких отправляя гулять и присматривать за козой, вскоре находила их около старших. Вот так вздыхая и жалея детей, мы собирались.

12

Добрава складывала вещи, Анита помогала ей. Все были при деле. Нашла в сундуках ткани. Пусть уж хозяйка простит, что тут хозяйничаю. Было как – то неудобно, но почувствовала какое-то успокоение и поддержку, будто Хелена присутствует рядом.

Просмотрела рулоны ткани. Наверное, уже всё складывалось на приданное девчатам. Но нам сейчас нужнее. Была грубая ткань, наверное, шла больше на покрывало, плащи. Среднее полотно, шло на женские, мужские рубашки, скатерти, полотенца (называли усцинка), тонкое отбеленное полотно (называли бель, тончица, частина), она была мягкая. Про все ткани рассказала Добрава.

Подумала и решила нам сшить плавочки их тончицы, а мальчикам трусики. Раскроила, показала Добраве, и мы вдвоем сшивала их. Правда, вместо резинки пришлось вставлять тесёмку. Сначала они как– то странно приняли их, но потом привыкли. Хоть голой задницей не будут сверкать. Себе пришлось юбку шить, отрезала от сарафана верх(благо сарафан расклёшенный), и юбка готова. Только пришлось и здесь шнурок вставлять, что б ни слетела. Из длинных сорочек нашила кофточек. Ну не хочу ходить в сарафанах. Думаю, яйцами не закидают от новой моды. А вот на волосы замужние женщины одевали повойник (полотняная шапочка с твердым очельем, сзади затягивалась тесемками или лентами. Он должен был скрывать волосы замужней женщины. Вместе с повойником носили повязанный сзади платок – подзатыльник. С 19 века повойник стал самостоятельным головным убором.). Ну, надевать платок я не собираюсь в такую жару.

Одежду и ткани сложили в мешки. На них будут лежать дети. Еще один мешок набили травой, сделали матрас. Пригодится. И мы стали всё складывать на повозку. На низ положила мешок с мехом, которые нашла в тайнике. Если будет нужда, можно продать. С одной стороны (у заднего борта) сложили продукты: картошку, тыкву, репу, лук. Некоторые мешки ставили на попа, некоторые уложили. Шкуры, я все спрятала, и уложила вниз под первые мешки. Крупы в мешках поставила тоже на попа. Уложить бы всё. И ещё, как потянет лошадь, всё это? Посмотрим. Хорошо, что борта высокие, для чего сделаны, не знаю, но для нас как раз. А то думала, что при поездке всё вывалилось бы. А сейчас опасения прошли.

– Кирей. Покажи лошадь.

Мы зашли за дом, и вдалеке у ограды увидела лошадь. Я её тогда не заметила, когда знакомилась с домом. О, эта лошадь потянет. Она тяжеловес. Коричневая лошадка стояла и жевала траву. Мы подошли, я протянула руку и погладила.

– Она смирная и добрая, для своих. А чужих не подпускает. Задирой зовут, – пояснил сын.

– Хорошо, ну, милая, тебе предстоит тяжелая работка, – говорила я, и продолжала гладить лошадь.

Фррр… ответила она мне и мотнула головой, говоря, мол, чего там, справимся.

Мы засмеялись.

– Ну что, завтра поутру, закидываем остатки в телегу и в путь. Мы так почти больше недели собирались, – сказала я.

– Неделя? – спросил Кирей.

– Седмица по– вашему. Ну, пошли. Запрячь коня, сможешь? – спросила я его.

– А как же, – с гордостью ответил он.

Я обняла его за плечи, и мы пошли назад. Ещё есть дело. Всё что оставляем, мы решили спрятать в тайник. Есть такой, только он не в доме, а у ограды. Снимается дёрн, там обработанная яма с крышкой. Вот туда мы всё и сложим.

Не хочу ничего оставлять мародером. Как будто это моё, нажитое. Я думаю, не зря Хелена с мужем жили отдельно, а не в деревне. Почему, мы уже не узнаем. Мы потихоньку всё опустили в яму и закрыли. Этот тайник, не найдешь, если не знать. Кто знает, как всё обернется, может, кто из детей захочет сюда вернуться. Если будет куда.

А вечером я опять пела песню колыбельную.

Легкий ветер присмирел, Вечер бледный догорел, С неба звездные огни Говорят тебе: «Усни!» Не страшись перед судьбой, Я, как няня, здесь с тобой, Я, как няня, здесь пою: «Баю-баюшки-баю».

Тот, кто знает скорби гнет, Темной ночью отдохнет. Все, что дышит на земле, Сладко спит в полночной мгле. Дремлют птички и цветы; Отдохни, усни и ты, Я всю ночь здесь пропою: «Баю-баюшки-баю».

«Колыбельная» (К. Бальмонт)

Будет у нас вот такой ритуал на ночь. Я раньше часто пела своим детям, вот эти тоже ждут, как благословения на ночь.

13

Утром я посмотрела на повозку, и у меня возникла мысль. Ехать нам пять дней, сейчас поздняя весна. Солнце светит вовсю. Сидеть будет жарко. Надо навес. Мы с Киреем, нашли шесть палок, привязали их по бокам, и я натянула полотно, на них. Закрепили по бокам. Получилось, как в кибитке. Выдержит ли? Но жарится под солнцем тоже не дело. Тепловой удар можно схлопотать. С навесом провозились долго, и отъезд отложили, на другой день.

Утром встали рано, накормила детей. Запрягли лошадь. И стали грузить козу на приступок.

– Ну, милая. Нам надо уезжать. Ты же не хочешь остаться, – уговаривала я её и подводила к повозке.

– Беее, – отвечала она, мотая головой.

– Вот, видишь, мы тебе место приготовили. А то дорога длинная, ходом, тебе трудно будет, – продолжала я.

– Беее, – мне в ответ, и коза опустила голову.

– А,здесь ты поедешь, как принцесса, поставим мешок с травой, – продолжала я, подталкивая её.

– Беее, – подняла голову она.

Мы подставили к повозке скамейку, чтобы её сначала поставить на неё, а затем на приступок. Но коза удивила нас. Она запрыгнула сразу на приступок. И посмотрела на меня, мол, где трава.

– У тебя в роду не было горных козлов? – с шуткой спросила я.

– Беее, – в ответ.

– Ну, вот и поговорили, – уже со смехом сказала я.

Дети смеялись и помогали её устраивать. А коза тихо и мирно стояла на своем месте. Мы ей поставили мешок с травой, и она стала её щипать, как будто она это делала всегда. Я с облегчением вздохнула. Оставила детей укладывать корзины с едой, а сама пошла в дом. Тянуло меня туда. Сначала не поняла, а потом вспомнила про домового. Его– то тоже надо позвать.

– Дедушка домовой, – обратилась я. – Мы уезжаем отсюда. Так сложилось. Не хотелось бы тебя оставлять здесь. Может, с нами поедешь? Правда, не знаю, где мы будем жить. Если у сестры, то там тоже может быть домовой. Я не знаю, поладишь ли ты с ним. Решать тебе.

И тут на столе появился маленький старичок. Одетый в рубашку, брюки, жилетка, онучи. Волосы рыжие в разные стороны и борода.

– Хороший, ты человек. Детей не бросила. За добро ратуешь. Я с тобой поеду, и помогать буду. Ты сейчас в корзину положи остывшие угольки, положи хлеба и сладенькую конфетку, которую сделала. Не забывай кормить в пути. И слова скажи.

Я так и сделала. Собрала корзину и произнесла слова.

– Домовой, домовой, пойдем со мной. Забираю тебя. Будешь на новом месте, хозяином.

Взяла корзину, накрыла её белой тканью, перевязала, аккуратно поставила в повозку, рядом со своим рюкзачком. Все это накрыла мешком, что б никто не видел, наказала детям там ничего не трогать. Кирей сел на облучок, и мы выехали. Закрыли дверцу, прижали ее палкой, жаль, замков нет. Огляделась, и так всё это стало жалко. Дети хлюпали носами. Кирей насупился и опустил голову.

– Что б покорежило всех, кто захочет войти в этот дом или причинить ему вред, – опять в сердцах произнесла я.

Я усадила всех детей. Сама села с Киреем, и мы тронулись в путь. Ехать нам до Гойя. И уезжала я отсюда Еленой Охотниковой, двадцати трёх лёт. Так как Хелена была женой охотника, вот оттуда и фамилия такая.

Дорога пролегала мимо деревни. Вот и славно, не хотелось видеть удивлённые, а может и злобные взгляды. Дети сидели и хлюпали носами. Кирей уверенно держался за поводья, но тоже был угрюм и насуплен. А я рассматривала природу. Дорога была накатана. Видно, частенько тут проезжают повозки.

Я решила взбодрить детей и запела детскую песенку.

Вместе весело шагать по просторам, По просторам, по просторам И, конечно, припевать лучше хором, Лучше хором, лучше хором. Спой-ка с нами, перепёлка, перепёлочка, Раз иголка, два иголка – будет ёлочка. Раз дощечка, два дощечка – будет лесенка, Раз словечко, два словечко – будет песенка. Владимир Шаинский. Песня.

Пока пела песню, посматривала на детей. Они с интересом смотрели на меня, и к концу песни уже улыбались и успокоились. А я стала рассматривать поле. Оно было необъятное. Разнотравье казалось морем, которое разлилось и колыхалось волнами, набегая друг на друга. Нежные цветы радовали взгляд своими неповторимыми формами и запахами. Ветерок пробегал по их верхушкам и ласково прикасался к ним, как будто боялся растрепать их прически. И все это было залито яркими лучами солнца, создавая калейдоскоп неповторимых картин волшебства.

Вскоре мы остановились отдохнуть и подкрепиться. А потом я показала им игру, догонялки. И мы с увлечением в нее поиграли. Хоть размялись немного. Козу тоже выгуляли. Она с радостью тоже побегала, вот не думала, что она на это способна. А затем мы поехали дальше. Мы с Кирием сидели впереди, а дети уснули в повозке. Вскоре они проснулись. И как то занять их, я решила их научить считать.

– Кто скажет, сколько пальцев на одной руке? – спросила я и подняла руку.

Все молчали.

– А, как они называются, знаете?

– Да, – услышала радостные голоса.

– Начнем с большого. Раз, два, три, четыре, пять, – и я загибала пальцы. Дети уткнулись в руки и повторяли шепотом.

– Так сколько у вас пальчиков на одной руке?

– Пять, – прокричали все хором.

– Молодцы.

– Вот, так мы с вами будем учиться считать.

– А,зачем считать? – спросил Ераст.

– Ну, предположим, мы скоро приедем и зайдем в подворье(постоялый двор для приезжих), чтобы купить себе еды. И нам говорят, что каша стоит три медяшки. А сколько это? А Кирей берет медяшки и считает. Раз, два, три. И отдает их, а получает кашу. А если он не умеет считать, продавец мог бы воспользоваться незнанием и взять больше, чем три медяшки.

Вот так мы ехали и учились считать. По дороге набрали камешков и тренировались.