Текст книги "Человек идет (Повести)"

Автор книги: Янка Мавр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

V
Религиозные споры. – Мистер Брук попался. – Саку не убедил сородичей. – Освобождение Брука. – Нападение Мукку. – Расправа

Тревожные слухи носились среди папуасов рода Какаду.

Говорили, что белые на какой-то большой трескучей лодке забрались в глубь острова, в такие отдаленные места, где их ноги никогда раньше не бывало.

Кое-кто рассказывал, что огромная и тоже трескучая птица пролетела над островом[16]16
  В 1925 году над Новой Гвинеей впервые пролетел самолет, причем над такими местами, где до тех пор никто из европейцев не бывал. Об этом, как о большом достижении, писали газеты.


[Закрыть]. Может, и на ней летают белые? Тогда не миновать беды!

И еще говорили, что поблизости появился какой-то невиданный зверь, превосходящий размерами самого крупного кенгуру, что зверь этот очень быстро бегает, а на спине у него сидит человек. Это было пострашнее даже трескучей птицы.

Вдобавок ко всему проклятые Мукку снова готовятся к нападению.

Недавно они захватили в плен двоих из рода Какаду.

А посланцев за громом белых все нет и нет. Следует сказать, что Мукку был тем самым родом, из которого происходили Саку и его мать. Сейчас для миссионера оба рода были одинаковы; он боялся только, что они снова начнут давнишнюю распрю.

А от него в эти дни ждали помощи против Мукку. Вождь Мапу перестал уже дожидаться посланцев. Все надежды он теперь возлагал на Саку: пусть помолится своему богу, чтобы сердца Мукку смягчились – и тогда воины Many нападут на них.

Саку тем временем развернул свою деятельность.

– Самый тяжкий грех перед великим духом, – внушал он, – это убийство. Разве вы не хотели бы, чтобы никто никого не убивал, чтобы все люди любили друг друга, как братья, и никому не угрожала бы смерть?

– Конечно, хотели бы, – ответило сразу несколько человек.

– Так и сами не убивайте никого! А если кто-нибудь вас обидит, стерпите, как учит великий учитель Христос.

– А вот недавно Мукку съели одного из наших, – сказал молодой папуас. – Если мы будем терпеть и сидеть сложа руки, то они всех нас съедят.

Саку пришлось начинать проповедь сначала.

Подолгу беседовал он и с Мапу.

– Ты неверно понял меня, – говорил Саку вождю, – если думаешь, что бог может стать на чью-нибудь сторону и позволить одним убивать других. Нет, он ко всем относится одинаково. Моя задача – просить бога смягчить сердца людей. И это относится одинаково и к Мукку, и к Какаду.

После короткого раздумья Мапу сказал:

– Хорошо, молись за тех и за других, лишь бы помог твой бог.

Мапу сообразил, что от этого он ничего не потеряет; только бы Мукку смирились, сложили оружие…

Неожиданно загремел барабан. Люди в деревне засуетились.

– Мукку идут! – послышались голоса.

Мужчины схватились за оружие, а женщины с детьми побежали в лес.

В лесу у папуасов обычно устроены запасные жилища высоко на деревьях – на случай, если придется искать спасения от врагов. Там хранятся запасы еды, оружия, а также камней, чтобы не подпустить врага к деревьям.

Но сегодня случилось нечто необычное: в деревню вели связанного белого человека.

В окружении плотной толпы народа он приближался к ум-камалю, по бокам его гордо шагали те два посланца, которых Мапу отправил за громом. Когда они подошли совсем близко, Саку не мог удержаться от восклицания: перед ним стоял мистер Брук!

Он был с непокрытой головой, с окровавленным лицом, одежда на нем вся изорвана. Глаза горели страхом и злобой.

Его подвели и толкнули под навес ум-камаля. Собравшиеся рассматривали его, словно диковинного зверя, некоторые даже ощупывали и говорили:

– Хорошее будет мясо!

И Брук, по всей вероятности, догадывался, что значат ощупывания и эти слова…

Собрали совет. Посланцы рассказали все, что произошло с ними:

– Мы дали им золото и шкурки птиц. Просили гром. Они нам дали огненной воды. Больше мы ничего не помним. Очнулись одни в лесу. У нас осталось только вот это.

И они показали бутылку с отбитым горлышком. Все стали рассматривать ее, передавать из рук в руки, нюхать. Заметили, что края очень острые – это могло пригодиться в хозяйстве. Пожалуй, это орудие стоит того золота, которое за него отдано и от которого нет никакой пользы.

Но большинство понимало, что посланцев обманули.

– Мы отправились домой, – продолжали рассказывать посланцы, – и через несколько дней увидели на реке трескучую лодку. Стали следить за ней. Оказалось, в ней были те самые белые, которые дали нам огненной воды. И вот одного из них мы поймали.

Чтобы понять, как им удалось, идя пешком, не отстать от моторного катера, взглянем на карту Новой Гвинеи. Мы увидим, что от южного побережья, где находилась станция, расположенная вблизи устья реки Марегед, до верховьев реки Фляй имеются два пути: один – по воде, на восток, вдоль побережья, а затем по реке на запад; другой – сухим путем, прямо на север. В первом случае нужно пройти километров шестьсот – семьсот, во втором – не больше ста двадцати.

Люди недолго толковали о пленнике, всех занимало другое. Белые со своим страшным оружием забрались далеко в глубь острова, значит, они затевают что-то недоброе. Чего еще ждать от них? Наверно, хотят прибрать к рукам все земли вокруг, вместе с жителями. Значит, надо уничтожить опасных врагов – и тех, что в лодке, и этого пленника.

Все папуасы, жившие на побережье, давно уже находились под пятой у белых; свободными оставались лишь те, что жили вдали от моря. И вот теперь белые добираются до них! Да еще обманом забрали у посланцев золото. Череп белого принесет счастье, славу и могущество роду Какаду. Мукку до сих пор не имеют черепа белого человека.

Некоторые даже решили, что успеху благоприятствовало присутствие Саку, что великий дух сделал белых слабыми и покорными, не способными сопротивляться. А об Мукку и говорить нечего – их уже можно считать уничтоженными.

Одним словом, дела рода Какаду шли как нельзя лучше.

Саку сидел на совете, слушал, и сердце у него разрывалось от отчаяния.

– Нет, братья, – начал он, – мы не должны убивать этого человека. Бог нам этого не простит. Даже в битве надо щадить врага. Бог покарает нас: он пошлет белых, они разорят селение.

– Значит, твой бог заступается только за белых? Ты ведь сам говорил, что для него все одинаковы, – возразили ему.

– Он стоит на стороне тех, кто не творит зла, кто любит людей, кто никому не причиняет вреда. А кто его не слушается, того он наказывает, – старался растолковать Саку.

– Постой! – перебил Мапу. – А разве белые не творят зла? Разве они не отняли у наших соседей землю? Разве они явились сюда не за тем, чтобы и у нас отобрать ее? Разве они не обманули наших посланцев? Разве они не убивают наших?

– Кто сотворил грех, того бог сам будет судить и карать, а не мы, – отвечал Саку.

– Так почему же ты сам только что сказал: придут белые и накажут нас, если мы убьем этого человека?! – возражал Мапу. – Почему они не хотят ждать, пока бог сам рассудит?

Саку еще раз с огорчением убедился, как трудно просветить этих темных людей. Они видят и понимают лишь то, что прямо касается их повседневной жизни, а о спасении души они неспособны даже помыслить.

Он замолчал и стал придумывать, как помочь Бруку.

Пленника повели в хижину, где ему предстояло провести свою последнюю ночь. И вот на пути в нее он увидел Саку. Брук остановился, страшно побледнел, хотел что-то сказать, но не мог вымолвить ни слова.

Саку сделал вид, будто, не замечая его, читает библию. Папуасы привыкли видеть его постоянно с книгой в руках и считали, что именно в ней заключена та чудодейственная сила, которую привез Саку от белых.

Как только Брук подошел ближе, Саку, не отрывая глаз от книги, тихо сказал по-английски:

– Мистер Брук! Не обращайте на меня внимания. Я надеюсь сегодня ночью освободить вас.

Лицо Брука осветилось надеждой. Глядя в этот момент на него, каждый мог бы подумать, что это милейший и добрейший человек на свете.

Его втолкнули в хижину, и поставили стражем того самого франта, что выбелил себе голову известью. Поставили его лишь на всякий случай, потому что Брук был связан так крепко, что о побеге не мог и думать. Кроме того, на ночь его осмотрели и связали еще раз, так что он и шевельнуться не мог.

Саку все сидел и ломал голову над тем, что предпринять. Подкрасться незаметно и развязать Брука было невозможно: в тишине ночи слышен каждый шорох. С часовым тоже ничего не сделаешь. Оставался только один, очень ненадежный способ.

Не дожидаясь наступления глубокой ночи, Саку, словно прогуливаясь, подошел к часовому.

– Ты один будешь стоять всю ночь? – спросил у него Саку.

– Нет. В полночь меня сменят, – отвечал тот.

В это время Саку незаметно бросил в дверь хижины нож.

– Смотри же, стереги хорошенько! – сказал Саку и пошел прочь от хижины.

Брук видел, как подходил Саку, знал, с каким намерением тот подошел, но как он ему поможет, пока не догадывался. А вдруг ничего не удастся? При этой мысли у него по спине пробегала дрожь.

И вдруг рядом с ним упал нож. Брук мгновенно все понял. Но до освобождения было еще далеко. Прежде всего, как воспользоваться ножом, если Брук связан по рукам и ногам и лежит, как колода? Во-вторых, нельзя ничего делать, пока вблизи торчит часовой: каждое движение будет ему слышно. А ведь, может быть, придется работать всю ночь.

Тогда Брук нарочно начал крутиться, стонать и громко ругаться. Страж сперва удивился, подошел, посмотрел на него. Брук заворочался и застонал сильнее. Папуас, наконец, перестал обращать внимание. Он понимал, что человек перед смертью не может быть спокоен.

Тогда Брук взялся за дело. Сперва он попытался лечь на нож и разрезать веревки на руках, но нож лежал плашмя, и все усилия были тщетны. Тогда он взял нож в зубы и после долгих усилий сумел разрезать веревку на плече. Но как высвободить связанные назад руки?

Ему пришла мысль воткнуть нож зубами в щель стены. Это долго не удавалось: каждый раз нож падал или держался только до первого прикосновения к нему. Щеки и губы Брука покрылись порезами, из них сочилась кровь.

А время шло и шло. Скоро сменят часового. Новый захочет посмотреть, хорошо ли связан пленник…

И Брук снова принялся за работу, от которой зависела его жизнь.

Наконец, веревки упали! Брук зажал в руке нож и перевел дух. Однако нужно было спешить.

Он пополз к двери. Улучив момент, когда папуас повернулся к нему спиной, бросился вперед – и несчастный успел только глухо застонать…

Через полчаса грохот барабана поднял на ноги всю деревню. Только Саку оставался спокоен: это означало, что Брук был на свободе.

И вдруг миссионер узнал, что часовой убит. Значит, он, Саку, слуга божий, убил его! Он, старавшийся, чтобы все обошлось без кровопролития!

Но тогда пролилась бы кровь другого человека… Что оставалось делать? Кто виноват в случившемся?

На эти вопросы он не мог получить ответов у господа бога. И где-то в глубине души зародилось первое сомнение: зачем бог допускает зло, если может пресечь его?

Двадцать вооруженных мужчин бросились в погоню за беглецом. Папуасы рассудили, что за такое короткое время он не мог далеко убежать, – тем более ночью, в незнакомой местности.

…Посмотрим теперь, каким образом Брук оказался в руках папуасов.

Переночевав на островке, путники стали собираться в дорогу. Тут часовой-сипай обнаружил, что у него исчезло ружье. Стал искать, но напрасно. Сказать об этом он побоялся, так как проступок был серьезным и наказание могло последовать тяжелое. Видимо, при переноске на катер вещей кто-нибудь прихватил и его ружье. А так как ружей в экспедиции было достаточно, он взял себе другое и вскоре позабыл о случившемся.

Течение реки становилось все сильнее. Встречалось много камней, и катер наскочил на один из них. Пришлось остановиться исправлять повреждение.

Пока были заняты ремонтом, Бруку вздумалось побродить по берегу. Он даже не захватил с собою ружья. Пройдя несколько шагов, он вспугнул кенгуру, который быстро поскакал от него. Но тут он заметил, что за старым кенгуру бежит маленький кенгуренок. Он был так потешен, так неумело и неловко подпрыгивал, что Бруку захотелось поймать его. Это оказалось не так трудно, и все же незаметно для себя Брук довольно далеко отошел от берега.

В тот момент, когда он нагнулся, чтобы схватить кенгуренка, сзади на него набросились двое папуасов, заткнули рот и потащили в лес.

Брук отбивался что есть силы, но был безжалостно избит; все лицо покрылось кровоподтеками и синяками.

Сначала его волокли по земле, но через несколько сот метров поставили на ноги, скрутили руки за спиной и с помощью тумаков заставили идти вперед. Он попробовал было закричать, но получил оглушающий удар в лицо и потерял два зуба.

А ремонт катера к этому времени был закончен. Приготовились к отплытию и тут только хватились, что нет Брука. Стали кричать, звать его – никакого ответа. Вышли на берег, поискали вблизи – все напрасно. Тогда несколько раз выстрелили в воздух, но и на выстрелы, кроме эха, никто не откликнулся.

Брук слышал выстрелы, знал, что его ищут, но был бессилен что-либо предпринять.

Несколько человек, держа ружья наготове, обшарили весь берег, но нашли только примятую в одном месте траву. Поняли, что Брук отбивался от неведомых врагов.

– Ясно, – с грустью сказал Скотт, – несчастного Брука схватили папуасы. Удивительно, что такой опытный человек попался так нелепо! Мы должны найти его. И не только спасти, но и как следует проучить дикарей, чтобы им и в голову не приходило нападать на белых.

Вместо отплытия стали готовиться к карательной экспедиции.

Решили на катере, для его обороны, оставить пулемет и с ним механика Гуда и одного сипая. Им также поручили охрану Чунг Ли. Все остальные двинулись в поход. Нечего и говорить, что все были вооружены с головы до ног. Даже ручные гранаты захватили с собой.

Найти и выручить Брука можно было, только двигаясь по следам. В таких местах, где нога человека ступает не чаще одного раза в несколько лет, опытному глазу ничего не стоит найти свежий след по примятой траве, сломанной веточке и другим подобным признакам. Такой опытный глаз был у Файлу. Он шел впереди, как собака-ищейка и, казалось, не только высматривал, но и вынюхивал след. А след часто отклонялся в сторону, порой вовсе терялся, из-за чего отряд двигался медленно. Ночевать пришлось в лесу. Никто и не подозревал, что деревня находилась совсем близко, километрах в пяти от стоянки отряда.

Из предосторожности огня не раскладывали. Никто не спал, все с нетерпением ждали рассвета.

В это время навстречу им пробирался Брук, а вслед за ним двигалась погоня.

Папуасы, рассыпавшись цепью и охватив значительную полосу леса, осторожно крались вперед. Время от времени они подавали друг другу сигналы, подражая голосам ночных птиц.

Брук слышал эти голоса то с одной, то с другой стороны, то впереди себя, и не обращал на них внимания, не догадываясь, кто их издает.

Но Файлу сообразил, в чем дело.

– Сагиб[17]17
  Это слово у народов Южной Азии означает: господин.


[Закрыть],– тихо шепнул он Скотту. – Эти птички мне кажутся подозрительными. Они кричат, как будто нарочно рассаженные по одной линии. Позади нас их почему-то не слышно. Надо быть настороже.

Передали всем, чтобы сидели тихо и держали ружья наготове.

Вот неведомая птица крикнула совсем близко, мелькнула тень. Ее заметил и Брук, уже приблизившийся к отряду. И тут только он понял, что его окружают дикари. Затрепетав от ужаса, он прижался к земле и замер.

Тень метнулась в ту сторону, откуда послышался шорох. И тогда в темноте сверкнуло несколько огоньков и раздалось с десяток выстрелов.

Лес сразу ожил: со всех сторон понеслись вопли, визг, треск сучьев. Воспрянувший Брук тоже громко закричал от радости. И весь отряд с удивлением увидел его рядом с убитым дикарем.

Несколько минут Брук от радостного возбуждения не мог прийти в себя. По лицу его текли слезы. Потом он стал рассказывать, что с ним произошло. Им постепенно овладевала злоба: теперь он требовал немедленной расправы с этими людоедами.

Но Скотта не надо было упрашивать. Он сам считал жестокую расправу необходимой не столько из-за Брука, сколько ради поддержания престижа Британской империи. Он также полагал, что, если папуасы на всю жизнь запомнят о расправе, научатся бояться и уважать белых властителей, – это пойдет им же на пользу.

Теперь не надо было ждать утра, так как Брук знал дорогу.

Снова в тишине ночи загремел барабан – долго и тревожно. Видимо, возвещал он о чем-то еще более важном, чем прежде.

Не прошло и нескольких минут, как все Какаду уже знали, что на них идут белые, что одного воина они уже убили и остальным грозит опасность.

Не теряя времени, женщины с детьми побежали прятаться в лесных хижинах, а вооруженные мужчины, которых набралось около шестидесяти, приготовились к сражению. От разведчиков они уже знали, что белых не более десятка.

Мапу, однако, все еще надеялся не только одолеть белых, но и забрать всех их в плен. Ведь это были те самые люди, которые научили Саку любить всех, никого не убивать и даже подставлять левую щеку, когда ударяют по правой. Если Саку так думает и так поступает, значит, о тех, кто его научил, и говорить нечего.

Вождь подошел к Саку, который сидел неподвижно, погруженный в глубокое и тягостное раздумье.

– Скажи, Саку, – притронулся к его плечу Мапу. – Эти белые тоже поклоняются тому великому духу, про которого ты говорил?

– Да, – неохотно ответил Саку.

– Значит, они ничего дурного нам не сделают? – снова спросил Мапу.

– Не каждый из них выполняет веления божии, – упавшим голосом проговорил Саку, – злой дух старается отвратить человека от бога.

– А как можно бороться с этим злым духом?

– Молиться, чтобы бог отогнал его.

– А ты можешь это сделать? Можешь помолиться, чтобы бог отогнал от них злого духа? – не отступался от своего Мапу.

– Мы всегда должны это делать. Я сам пойду навстречу белым, – сказал Саку, но в его голосе уже не было прежней уверенности.

Спустя некоторое время деревня замерла. Женщины с детьми ушли в лес, а мужчины притаились за строениями.

Чуть стало светать, показался карательный отряд. Белые шли шеренгой с ружьями наготове.

Вот из-за укрытия показалась человеческая фигура. Туман не позволял как следует рассмотреть ее.

– Папуас! – крикнул кто-то в отряде белых, и сразу же прогремели два выстрела.

Но человек не стал прятаться, а направился прямо к ним.

– Идет прямо к нам! – раздался удивленный голос Кандараки. – Не стреляйте!

– Нечего на них смотреть! – закричал Брук. – Дайте ружье, я с удовольствием всажу пулю в лоб этому людоеду.

– Действительно, что за переговоры могут быть с ними? – сказал Скотт. – Наша задача наказать их.

И несколько сипаев снова прицелились в папуаса.

– Стойте! Стойте! – вдруг воскликнул боцман. – Да это же наш черномазый миссионер.

Ружья опустились.

– Так и есть, – в замешательстве проговорил Брук. – Мне бы следовало догадаться, что это мог быть только наш святоша-дикарь. Кто же другой полез бы под пули? Вот была бы история, если бы я сам убил своего избавителя!

Саку подошел к ним.

– Братья во Христе! – торжественно произнес он. – Я хочу верить, что вы идете не за тем, чтобы причинить зло этим темным людям.

– Верно, – ответил ему Скотт, – мы идем, чтобы наказать их.

– Но за что вы собираетесь их наказывать?

– Они осмелились напасть на нас и даже чуть не съели одного из наших. И мы накажем их так, чтобы больше не только никому из них, но и их детям не пришло в голову поднимать на нас руку.

– Но ведь никто из вас не пострадал, а у них уже убито двое, – доказывал Саку.

– Это произошло случайно, и к тому же с вашей помощью, да еще потому, что мы подоспели вовремя, – возразил Скотт. – Но их намерения преступны и требуют наказания.

– Вы же сами учили меня, что бог велит прощать людям их грехи, – раздраженно сказал Саку.

– Прежде всего, не мы вас этому учили, а миссионеры. К тому же, вы должны знать, что на земле существует суд и закон, призванные карать за преступления, – строго отпарировал Скотт и шагнул вперед. За ним двинулся и весь отряд.

Саку стоял и смотрел им вслед, словно не понимая, где он и что с ним. «Брат во Христе» не понял его так же, как и «брат по крови» Мапу!

И тот и другой имели свои собственные жизненные интересы, совершенно отличные от его, Саку, убеждений.

Он повернулся и медленно поплелся вслед за отрядом.

Туман рассеивался, становилось все светлее и светлее. Деревня, казалось, вымерла: нигде ни души.

Отряд шагал дальше.

Но вот среди хижин замелькали силуэты папуасов.

– Ага! – сказал кто-то из белых. – Они сами собираются напасть на нас!

– Тем лучше! – отозвался Скотт. И сразу же началась стрельба.

Саку, услышав выстрелы, бросился к Скотту, вцепился в ружье и стал умолять:

– Мистер Скотт, сжальтесь над несчастными! Убейте лучше меня!

Скотт нахмурился и резко проговорил:

– Не суйте нос, куда не следует! Ваше дело – проповеди. Позаботьтесь о душах этих людей, а уж о телах мы позаботимся.

Но Саку, словно в бреду, твердил:

– Не надо, не надо!.. Господин… Смилуйтесь!..

Скотт нетерпеливо оглянулся. Тогда Хануби крепко взял Саку за руки и почти силой оттащил в сторону.

Подошел Брук.

– Слушай, Саку, – сказал он, трогая его за плечо, – ты хороший парень, мы тебя очень уважаем и считаем почти таким же, как мы сами. К тому же, ты выручил меня. Но зачем ты из кожи лезешь из-за какого-то людоеда? Что за беда, если перебьют десяток папуасов? Брось эти глупости! Ты человек образованный, сам должен разбираться.

Но Саку словно не слышал этих увещеваний. Он смотрел и не верил своим глазам: там, на окраине деревни, творилось что-то непонятное. Папуасы кучками бегали и суетились близ укрытий. Казалось, они забыли, что опасность грозит им со стороны белых.

Выстрелы теперь гремели беспрерывно. Один за другим падали черные люди на землю, и, наконец, те, кто остался в живых, разбежались.

Обойдя деревню с тыла, белые увидели множество трупов. Оказалось, что немало папуасов погибло не от пуль, а от стрел и копий, какими они сами были вооружены.

– Смотрите, они, кажется, начали истреблять друг друга! – обратил внимание Кандараки.

– Тем лучше, – одобрил Брук, – меньше работы останется для нас.

Саку склонился над одним из убитых и все понял: это был Мукку!

Значит, они напали на Какаду с другой стороны. Теперь становилось ясным только что происшедшее. Чуть в стороне он увидел мертвого Мапу. В спине у него торчала стрела, а на груди зияла рана от пули. Бедняга так и не дождался, когда бог смягчит сердца белых и Мукку.

– Боже! – простонал Саку. – Где твоя любовь?! Где твоя правда?

– Поджечь хижины! – приказал Скотт. Через минуту вся деревня пылала.

Сплетенные из ветвей хижины легко вспыхивали и горели весело, ярко.

Между тем, папуасы отошли за деревья и оттуда начали пускать в белых стрелу за стрелой. Одна из них угодила в Скотта, но, потеряв силу в полете, только запуталась в одежде.

– Вперед! – скомандовал Скотт.

Черные отступали от дерева к дереву, все время отстреливаясь из луков. Теперь уже смешались и Мукку и Какаду, вместе защищаясь от общего врага.

Так белые подошли к тому месту, где на деревьях были устроены хижины и в них укрывались женщины и дети. Папуасы были уверены, что сюда никакой враг не доберется. В этом они уже не раз убеждались, когда подвергались нападению враждебных родов. Если иной раз случалось, что хитрый враг пробовал подрубить дерево, тогда ему на голову, как дождь, сыпались камни и стрелы.

Кто успел, присоединился к женщинам; остальные побежали в глубь леса. И в белых полетели сверху камни и стрелы. Один из сипаев был тяжело ранен.

– А, вот как! – закричал разъяренный Скотт. – Взорвать дерево!

В это время подле него очутился Саку.

– Ради Христа! – со слезами просил он. – Остановитесь: там женщины и дети!

– Прочь! – загремел на него Скотт. – Негодяи будут наказаны!

Но Саку не отходил. Он стал на колени, хватался за полу куртки Скотта и все говорил и говорил – О Христе, о всепрощении…

– Уведите этого полоумного! – крикнул Скотт сипаю.

Тот взял Саку за плечи и резко оттолкнул в сторону.

Раздался взрыв – первый взрыв в этих краях. Папуасы видели и слышали чудодейственный гром – тот, что был в руках у белых. Но этот гром загрохотал, казалось, без участия людей… Дикие, нечеловеческие вопли и стоны раздались в лесу. Дерево затрещало, зашаталось, потом сильно накренилось. С его ветвей падали на землю мужчины, женщины, дети, среди них Саку узнал свою мать…

Потом взорвали и другие деревья. В лесу стало тихо, слышались только стоны раненых.

Скотт молча взирал на все это. Ему было не по себе. Кажется, впервые в жизни он сознавал, что совершает бесчестный поступок.

Но долг перед родиной прежде всего! На Новой Гвинее так мало англичан, что если черные не будут дрожать при одном упоминании о белых, с ними хлопот не оберешься. И Скотт, не тая в душе злобы к папуасам, действовал как строгий судья и достойный представитель Британской империи.

– Теперь все дикари на много сотен километров вокруг будут знать, что значит нападать на нас! – с удовлетворением произнес Кандараки.

– Да еще будут нам благодарны за то, что мы им заготовили столько человечьего мяса, – добавил Брук.

Саку сидел на поваленном дереве и, казалось, ничего не замечал вокруг.

Когда весь отряд прошел мимо него, он очнулся, встал, выпрямился и, потрясая кулаками, крикнул им вслед:

– Будьте прокляты, звери! Обманщики! – и швырнул далеко в сторону библию, с которой он прежде никогда не расставался.

Скотт, не обернувшись, только пожал плечами и сказал:

– Глупец! Как можно быть таким легковерным!