Текст книги "Человек идет (Повести)"
Автор книги: Янка Мавр
Жанры:
Детская проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
III
В море. – Встреча с папуасами. – Станция Доэр. – Черный миссионер. – По реке Фляй. – Живые плоды. – Какаду и осы. – Лошадь!.. – В папуасской деревне. – Кенгуру на дереве. – Ночлег на островке
Вдоль южного берега Новой Гвинеи, держа курс на восток, мчался катер. Это было довольно вместительное судно с каютами, в которых находилось четырнадцать человек, множество разных припасов, оружие.
Экспедицию возглавлял Скотт, вместе с ним были Брук и Кандараки. Управлял катером старый боцман Старк, механиком был Гуд. Главные вооруженные силы экспедиции представляли шесть сипаев под командой сержанта Хануби.
Здесь же находился и Чунг Ли.
Файлу был взят в качестве повара. В немноголюдной экспедиции каждый человек должен приносить как можно больше пользы. Негр-повар был бы только поваром, а Файлу – еще и человек, на которого можно положиться.
Море было спокойно и блестело на солнце, как зеркало. Справа, вдоль побережья, то приближаясь, то удаляясь от него, тянулась гряда коралловых рифов, окаймленная белой пеной бурунов. Морские волны разбивались о них, и благодаря этому между рифами и берегом образовалась полоса затишья, узкий проход для небольших судов.
Два часа быстрого хода – и впереди показалась папуасская деревня на сваях. Она выдалась в море так далеко, что катеру пришлось пройти совсем рядом с нею.
В деревне уже давно услышали шум мотора и заметили приближение необычной лодки.
Папуасы засуетились, и вскоре навстречу катеру отправилось восемь папуасских лодок; в каждой сидело человек по двенадцать.
Лодки эти очень удобны для плавания: к их бортам прикреплены жердями бревна, придающие судам устойчивость во время качки.
Папуасы кричали, размахивали руками. На катере разобрали слова: «кос, кос» – «табак, табак».
– Чего они хотят? – встревожился мистер Скотт.
– Черт их знает, – процедил сквозь зубы Брук. – Во всяком случае, эта орава небезопасна. Их слишком уж много.
– Даже своим радушием они могут повредить нам, – добавил Кандараки.
Катер приближался, а лодки сгрудились на его пути.
– Нужно припугнуть их, – сказал Скотт. – Стреляйте вверх!
Сипаи стали кричать и палить из ружей. Папуасы переполошились, некоторые попрыгали в воду. Катер врезался в гущу лодок – у двух поломал бревна-поплавки, третью перевернул.
Поднялись крик, суета. Папуасы не собирались нападать на катер. Живя у побережья, они не раз встречались с белыми и хорошо знали, что задевать их опасно. Теперь же, разозленные бессмысленным нападением, они готовы были на самом деле вступить в бой, но катер был уже далеко.
Плыли весь день. Ландшафт был однообразен и даже скучен. Слева – низкий берег, поросший лесом, преимущественно мангровым. Кое-где виднелись холмы, над ними иногда курился дымок. Позади осталось еще несколько деревень на воде. Справа по борту – белая коралловая гряда. Время от времени вдали промелькнет островок.
– Смотрите! Смотрите! – вдруг раздались голоса.
Посмотреть было на что: прямо в море, будто из воды, поднималась кольцом куща деревьев – пятнадцать-двадцать кокосовых пальм. А вокруг – ни клочка сухой поверхности, только вода и вода; казалось, деревья держатся в воздухе.
Конечно, росли они на почве, но здесь дно было почти на уровне водной поверхности. Это – атолл; их много встречается в этой – так называемой коралловой – части Тихого океана.
Дальше рифы начали понемногу отступать от берега. Катер выходил в открытое море. Почувствовалась легкая качка – та самая, которую называют мертвой зыбью; она бывает в открытом море даже в самую тихую погоду. Корабли не ощущают этой зыби, но лодки очень чувствительны к ней.
Вот берег повернул на север; стало тише. Шли всю ночь и к утру прибыли на станцию Доэр, расположенную неподалеку от устья реки Фляй.
Станция Доэр – административный пункт. Здесь имеется почта, суд, школа и даже церковь.
Экспедиция намеревалась простоять тут целые сутки, так как это был последний островок цивилизации, где можно окончательно подготовиться, приобрести недостающее снаряжение и припасы.
Никто из участников экспедиции никому на берегу не рассказывал, куда и зачем они едут. К тому же не все участники это знали. Члены команды катера по очереди сходили на берег, Чунг Ли также было разрешено прогуляться в сопровождении сипаев.
Скотт и Брук, между прочим, захотели посетить церковь. Там как раз в это время толстый бритый миссионер произносил проповедь. Слушали его двое белых, да десятка два-три чернокожих. Миссионер распространялся о том, что хотя черные и являются только младшими братьями белых, но перед богом все братья равны, и он любит всех одинаково. Поэтому и они должны любить бога и выполнять то, что он велит. Почему, например, белые сильнее, богаче и умнее? Да потому, что они поклоняются единосущему богу и исполняют заповеди его. А почему черные во всех отношениях ниже их? Только потому, что не знают христианства. Первый завет христианства – любить всех и покоряться старшим. А у вас часто бывает, что вы не любите и даже не слушаетесь своих старших братьев – белых, и так далее, и так далее…
Тут же стояли и чернокожие ученики миссионерской школы, – стриженые, вымытые и даже одетые в рубахи на европейский манер; совсем не такие, как голые, нечесаные ребятишки папуасов. В школе их кормят, одевают и учат бесплатно. И через несколько лет из учеников выходят миссионеры, – такие же, как бритый толстяк.
Церковь колонизаторов совершает выгодную операцию: ведь воспитание черных миссионеров обходится вдвое дешевле, чем белых. А работа черных миссионеров среди своих соплеменников значительно продуктивнее, чем чужих, европейских.
После проповеди миссионер подошел к Скотту и Бруку и, узнав, что они отправляются вверх по реке Фляй, попросил их взять с собой одного из его черных воспитанников, направляемого миссионером в глубь острова. Скотт согласился.
В этой стране приезд белых всегда большое событие, ибо оно случается всего несколько раз в год. Начальник пункта, конечно, сразу узнал о приезде гостей, и Скотт вынужден был нанести ему визит.
Начальник пункта мистер Смит встретил Скотта радушно, и первый вопрос его был – куда и зачем они едут.
Скотт заранее подготовился к ответу на такой щекотливый вопрос и сказал, что он едет ловить своих беглых рабочих.
– Доброе дело, мистер Скотт! – обрадовался Смит. – Хорошо, если бы все плантаторы так поступали, а то рабочие бегут и бегут. Мы уж обещали двадцать пять фунтов стерлингов за каждого пойманного, но никто не отваживается организовать облаву. Может быть, вам нужна помощь? Могу дать людей.
«Благодарю покорно», – подумал про себя Скотт и сказал:
– Нет, не нужна. Я взял столько людей, сколько мог вместить катер. Если случится что-нибудь непредвиденное, тогда воспользуюсь вашей любезностью. А что слышно внутри острова?
– Как обычно, ничего. Наша власть и влияние распространяются всего миль на двадцать пять от берега, да по реке – на полсотни. А там, в глубине, они живут себе, как и тысячу лет назад жили. Я не советую вам далеко забираться.
– У меня есть довольно точные данные, где скрываются мои беглецы, – отвечал Скотт. – Туда я и направляюсь.
Между тем возле катера собралась толпа зевак – и белых, и черных, и желтых. Команда заканчивала погрузку.
Под вечер явился миссионер, отправляющийся с экспедицией. Это был молодой человек лет двадцати двух, одетый во все черное, тихий, скромный. Через плечо у него висел мешок, в руках он все время держал библию. Звали его Саку.
Странно было смотреть на этого папуаса, шедшего по собственной воле служить своим белым хозяевам.
Чуть показалась заря, катер направился к устью реки Фляй.
Берег все время сворачивал влево. Вот уже катер взял курс на запад. Справа тянется цепь островков. Они довольно густо заселены, об этом свидетельствуют виднеющиеся повсюду плантации бананов, кокосовых и саговых пальм. Но ни людей, ни строений среди деревьев не видно. Мускатные деревья издают особенно приятный аромат. Те мускатные орехи, которые нам приходилось пробовать, являются косточкой плода, похожего на сливу; а тут благоухают одновременно и цветы и плоды.
Над цветами порхали многочисленные бабочки яркой и причудливой расцветки; некоторые из них, черные, блестящие, были величиной с ладонь.
На одном из островков росло так много кокосовых пальм и катер проходил от него так близко, что нельзя было не остановиться и не набрать кокосовых орехов.
– Будьте осторожны, – предупредил Скотт, – хозяин этой плантации может пустить стрелу из-за дерева.
Но все обошлось благополучно: хозяев или совсем не было, или они спрятались.
Сипаи тотчас разбили несколько орехов и стали пить сок.
В каждом орехе было около литра сока, так называемого кокосового молока.
– Вот это напиток! – сказал Брук, вытирая губы. – Нужно запасти их побольше.
– Найдем и еще! – отвечали ему.
Кокосовая пальма замечательна тем, что на ней одновременно могут быть и цветы и плоды как зеленые, так и спелые. Каждый месяц одно дерево дает по двадцать-двадцать пять штук орехов на протяжении всего года.
Минуя один островок за другим, вошли, наконец, в устье реки. Встречное течение значительно замедлило ход катера, и он шел уже не так быстро, как прежде.
– Скажите, мист… – начал было Скотт, обращаясь к Саку, но сразу же спохватившись, умолк. Он по привычке чуть не назвал мистером самого обыкновенного чернокожего дикаря, потому что тот был одет в европейское платье. Это уж слишком! Впрочем, черт его знает, как вообще держать себя с подобными субъектами? Человек все-таки образованный, духовное лицо, как будто заслуживает уважения. Но ведь чистокровный папуас?
Брук тем временем начал разговор.
– Ты куда едешь? – спросил он миссионера, не раздумывая о форме обращения к необычному папуасу.
– В верховье реки Фляй, – тихо ответил Саку.
– А ты бывал там когда-нибудь? – продолжал расспрашивать Брук.
– Да, но очень давно, еще ребенком.
– А как попал ты к миссионерам?
– Когда мне было десять лет, соседнее племя напало на нас, многих убили, многих забрали в плен, в том числе и меня с матерью. Отца моего убили.
– Как же вас не съели? – расхохотался Брук. – Недостаточно вкусные, да?
Грубая шутка неприятно подействовала на юного миссионера, но он ничего не ответил.
– А как же ты сюда попал, к миссионерам? – допытывался Брук.
– Мы с матерью убежали, – неохотно ответил тот, – но по дороге, у самой реки, нас настигли. Мать схватили, а я побежал дальше и бросился в реку. В то время шел пароход, меня вытащили из воды и взяли с собой.
– Зачем же ты опять едешь туда? – продолжал Брук.
– Я познал правду всевышнего и должен нести ее и моим братьям, – сказал Саку и возвел глаза к небу.
«Вот так чернокожий! – подумал Скотт, – говорит точь-в-точь, как наши попы».
Брук засмеялся.
– Нужна им ваша правда! Разве это люди, если они до сих пор едят человеческое мясо! Сейчас, пожалуй, не осталось ни одного уголка на земле, где бы сохранились еще людоеды, кроме этой проклятой страны.
– Вот потому-то и нужно идти туда, просвещать их, – сказал миссионер опустив голову. – Значит, всюду дошел свет просвещения, кроме этих мест.
– Какой там свет, – махнул рукой Брук, – когда в них нет простого человеческого чувства. Да можно ли их сделать людьми?
– Все люди одинаковы, – спокойно ответил миссионер, – только по-разному воспитаны. У всех одинаковая душа, все равны перед богом, все – братья.
Скотт усмехнулся, а Брук вскипел.
– Ну, ну, полегче! – проворчал он. – Откуда ты взял, что эти людоеды нам братья?
Миссионер внимательно посмотрел Бруку прямо в глаза и отчетливо произнес:
– Ваши миссионеры научили меня этому.
Скотт и Кандараки отвернулись, будто рассматривая что-то на берегу, а Брук смущенно пробормотал.
– Ну, конечно… конечно… перед богом… Я только хотел сказать, что их сейчас еще нельзя сравнивать с нами.
У черного миссионера сделалось неприятно на душе. Он увидел, что белые, учившие его считать всех людей братьями, сами не могут допустить даже мысли об этом.
Тогда в разговор вмешался Кандараки.
– А вы подумали, что грозит вам? Ведь вы теперь совершенно чужой для них, они вас не признают за своего. А если вы еще начнете толковать им о религии, то все может случиться…
– На все воля божья, – вздохнул Саку, – а опасность может грозить всегда и везде. Не я первый, не я последний могу пострадать за Христа.
Белые христиане были весьма удивлены, услыхав такие речи из уст папуаса. Сами они давно уже были христианами только по названию. От веры в бога они, конечно, не отрекались и считали себя благочестивыми сынами церкви. Но им ни разу в жизни не приходило на ум поступить так, как этого требуют ее заповеди.
И вот сейчас этот дикарь, которого они и за человека-то не считают, собирается проповедовать их же религию и даже, как будто, учить их самих христианству.
– Чудны дела твои, господи! – прошептал Кандараки.
Вечером встал вопрос – что делать: плыть дальше или остановиться на ночлег? Боцман и механик говорили, что очень тяжело вести катер день и ночь. Но и стоять на одном месте опасно: в темноте могут подкрасться папуасы. Решили плыть ночью, а отдыхать днем, тем более, что река вполне безопасна для плавания.
– А днем мы сможем разведать, что делается в стороне от реки, – сказал Скотт.
Ночи под экватором темные и долгие. Всю ночь, тревожа окрестности, тарахтел мотор. Поднимались разбуженные птицы и с криком разлетались в стороны. Туземцы в своих хижинах со страхом прислушивались к шуму, догадываясь, что их ожидают беды.
На следующий день вид берегов был уже иной. Местность стала возвышеннее и суше; вместо лесной чащи раскинулись равнины, кое-где виднелись небольшие группы деревьев. Селений по берегам не было видно. Дело в том, что такая река, как Фляй, служит самой удобной дорогой. А жить у дороги, да еще на открытом месте, небезопасно: того и гляди, нагрянут незваные гости. Лучше ютиться где-нибудь подальше, в чаще; там никто не заметит, и любого путника можно подстеречь издали.
Река уводила к северо-западу. Ландшафт менялся несколько раз. После высоких берегов снова потянулись низкие, с густыми зарослями бамбука. Здесь подстрелили несколько диких уток и, выбрав место посуше и поудобней, сделали остановку. Все были рады размяться после долгого сидения.
Файлу принялся жарить уток, а Скотт, Брук, Кандараки и Хануби отошли немного в сторону от берега. Тут они заметили густое раскидистое дерево с ярко-зелеными листьями.
– Это хлебное дерево, – сказал Брук. – Надо бы отведать свежего хлебца.
– Конечно, – сказал Скотт, – тем более, что сухари надо беречь.
Позвали Файлу. Он выбрал один плод весом в полпуда, отнес к своей кухне, разбил, выбрал из него содержимое и замесил тесто, из которого потом принялся печь на сковородке лепешки. Они очень вкусны, однако тесто хлебного дерева все-таки непривычно для европейца и быстро надоедает.
Чуть подальше увидели какое-то необыкновенное дерево, на котором висело множество крупных черных плодов. Но лишь только люди приблизились к нему, как все плоды с криками разлетелись в разные стороны.
– Что за чудо? – воскликнул удивленный Брук.
Кандараки и Хануби рассмеялись.
– Это летучие собаки, – сказал Хануби.
– Только этого недоставало! – проворчал Брук.
Летучие собаки похожи на наших летучих мышей, только значительно крупнее. Морда у них очень похожа на собачью, отчего им и дано такое название. Как и летучие мыши, они летают только ночью, а днем, уцепившись задними лапками и закутавшись в свои крылья, висят на суках деревьев.
Поднялись на пригорок. На восток простиралась зеленая низина. На берегу, возле катера, курился дымок. Нигде не было видно селений. Казалось, кроме наших путешественников, вокруг ни единой человеческой души.
– Удивительно, – в раздумье произнес Скотт, – такой богатый край – и безлюден.
Кандараки усмехнулся.
– Едва ли, – вымолвил он, – я уверен, что за каждым нашим шагом сейчас следит не один десяток глаз.
– Чего же они прячутся, глупцы? – изумился Скотт. – Разве мы собираемся причинить им вред?
– Очевидно, опыт научил их осторожности, – ответил ему Кандараки.
В это время Хануби вскинул ружье и прицелился. Все сразу схватились за ружья, послышались тревожные возгласы:
– Что там?
– Что?
– Бежит огромная птица! – Хануби опустил ружье, развел руки, показывая ее величину.
– Это казуар, – сказал Скотт, – не стоит стрелять. Он уже далеко, да и некогда с ним возиться. Мы еще встретим их достаточно.
Казуар мчался по долине, как ветер. Он был очень похож на страуса, только с гребнем на голове, как у курицы, и оперением на шее, как у индюка. На концах крыльев и в хвосте у него нет тех красивых перьев, из-за которых так ценят страуса. И вообще перья казуаров скорее похожи на шерсть. Интересно, что птенцов высиживает не самка, а самец казуара.
– Жаль, – сказал Брук, – что в этой дурацкой стране, кроме казуаров, нет, – кажется, ни одного животного, на которого стоило бы поохотиться.
– Зато больше чем достаточно хищных людей, – заметил ему Скотт. – Однако пора возвращаться. Файлу, наверное, уже ждет с обедом.
Пробираясь через кустарник, они были оглушены громким, пронзительным криком какаду. Порядочная стая этих попугаев, рассевшись среди ветвей, вела шумную беседу. Белые, с розовой шейкой и красным чубом, освещенные солнцем, они казались раскрашенными.
– Разболтались, как настоящие попугаи! – сказал Брук, затыкая уши, – и вдруг закричал, замахал руками, завопил и начал кататься по земле.
Все в удивлении остановились.
– Что с ним случилось? – спросил Скотт. – Неужели крик какаду лишил его рассудка?
– Ой, помогите! Осы! Осы! – отчаянно кричал Брук.
Бедняга корчился от боли, но его товарищи не могли удержаться от смеха. Вдруг и над ними послышалось жужжание – и все бросились наутек, кто куда.
Оказывается, Брук нечаянно ступил ногой на осиное гнездо.
Избавившись наконец от нападения, он принялся ругать, на чем свет стоит, и ос, и какаду, и ни в чем не повинных папуасов, и их страну.
Гневался он не напрасно. Все лицо его распухло, глаза заплыли; он выглядел очень смешным и жалким.
Этому особенно радовались Чунг Ли и Файлу, – два врага, одинаково желавшие «добра» мистеру Бруку.
Так плыли несколько дней. За все время только один раз встретились с папуасами. Из небольшого залива навстречу им вышло несколько челнов, в которых было множество папуасов, вооруженных луками и копьями. По их виду и энергичным жестам можно было судить, что намерения у них самые воинственные.
Однако, едва услышав выстрелы, все они разбежались.
– Мне уже начинает казаться, – сказал Скотт, – что если так пойдет и дальше, то наша экспедиция будет просто прогулкой.
– Об этом пока еще рано судить, – возразил Кандараки. – Хорошо, пока мы на катере и у нас под рукой винтовки, пулемет, даже бомбы и газы. Стоит сойти на берег, положение ухудшится.
В другой раз всех встревожил крик боцмана Старка:
– Смотрите, смотрите, человек на коне!
Если бы закричали: «Смотрите, слон на самолете!» – это удивило бы меньше, чем слова боцмана.
Дело в том, что на Новой Гвинее совершенно нет лошадей. Только на побережье можно встретить считанные единицы, привезенные европейцами. А чтобы здесь, в глубине острова, у папуасов появилась лошадь, – это было столь же необычно и тревожно, как появление фантастического чудовища.
Путники навели бинокли в ту сторону, куда указывал боцман, но никто ничего не увидел.
– Это тебе померещилось, – сказали боцману.
Но он клялся, что собственными глазами видел, как на пригорке показался всадник и скрылся за деревьями.
Как ни смотрели, как ни напрягали зрение, – ничего разглядеть так и не смогли. И все твердо решили: у боцмана Старка рябит в глазах. Но тот даже рассердился:
– Я еще не ослеп! – горячился он. – И глазам своим верю.
Правда, глаза у старого морского волка были не хуже бинокля, но как поверить в то, чего не бывает?
Никакой европеец не мог попасть сюда на лошади, а о папуасах и говорить не приходится: откуда она у них возьмется?
Через несколько дней справа увидели другую реку, не меньшую, чем Фляй. Это ее приток Стрикленд. Он впадает в нее приблизительно в ее среднем течении, – значит, прошли пока всего половину пути.
Тут миссионер сказал, что ему пора сойти на берег.
– Но вы говорили, что пройдете с нами до истоков Фляй, – сказал Скотт.
– Я туда и попаду, – ответил миссионер. – По прямой это не очень далеко. А пока поищу свою мать. Здесь как раз живет племя, которое тогда взяло нас в плен.
– Может быть, на всякий случай, возьмете револьвер? – предложил Скотт.
– Нет, не нужно, – ответил Саку. – Хищных зверей здесь нет, а для людей у меня есть вот это оружие, – и он показал на библию.
– Желаю вам всего наилучшего, – сказал Скотт и впервые в жизни протянул руку черному.
Миссионер взял свой мешок, библию, распрощался со всеми и скрылся в лесу.
– Удивительный человек! – заметил Кандараки.
– Вот тебе и папуас! – добавил Брук.
За Стриклендом река Фляй уже, мельче, она потеряла добрую половину воды, получаемой из притока. Со стороны моря до Стрикленда иногда можно добраться пароходом, но выше плавать судам невозможно. Здесь раза два побывали только исследователи. У наших путешественников были те преимущества, что их катер мог идти даже при самой незначительной глубине.
Берега сдвинулись, стали выше и круче. Течение здесь было сильнее, и катер вверх по реке продвигался медленно. Кое-где даже случалось, что его относило назад. Стали встречаться подводные камни, поэтому нечего было думать о движении ночью.
И вот однажды на катере снова раздался крик:
– Смотрите, смотрите, слева всадник!
На этот раз уже все увидели далеко на горизонте человека, едущего верхом. Лошадь шла шагом, держа направление на запад.
Брук посмотрел в бинокль и удивленно воскликнул:
– Да их же двое на лошади!
– Очень странно! – пожал плечами Скотт и поднес к глазам бинокль, но ничего не увидел, так как лошадь со всадником – или всадниками – скрылась за холмом.
Путники не знали, что и думать. Мало того, что лошадь оказалась реальностью, – почему на ней двое? Кто они? Как попали в эти места?
Не успели найти ответ на эти вопросы, как возникли новые, более важные заботы. Чтобы не тратить времени, им приходилось останавливаться редко и жить главным образом теми запасами, которые имелись на катере. А запасы были ограниченны, так как катер был невелик и загружен, в основном, оружием. Собираясь в экспедицию, наши путники рассудили верно: с оружием в лесах не погибнешь с голоду. Но оказалось, что дичи гораздо меньше, чем предполагали. В начале пути еще удавалось кое-где подстрелить утку, но теперь у возвышенных берегов уток больше не встречалось. Там, где река была многоводной, рыба попадалась в изобилии, а в мелководье, чтобы ее поймать, приходилось тратить слишком много труда и времени.
На суше водились казуары, но за ними можно гоняться только на лошади. И, чтобы подстеречь эту птицу, надо немало времени и сил. Что же касается плодовых деревьев, то их здесь так же немного, как и в наших лесах. Ведь они обычно выращиваются только человеком. Лишь его труд делает изобильной местность, которая с виду может показаться райской, а на деле бесплодна.
Правда, запасы у наших путников пока не иссякли, но следовало подумать о будущем.
Однажды справа, в трех – четырех километрах от берега, они заметили деревню. Решили зайти туда, выменять у папуасов что-нибудь из съестного.
Деревня стояла на берегу небольшого озера, ручей соединял его с рекой. Едва только жители увидели, что к деревушке приближаются чужие, как сразу пустились наутек. Европейцы кричали им, показывали знаками, что идут к ним с добрыми намерениями, – ничто не помогло, папуасы только еще сильнее пугались.
Придя в опустевшую деревню, заглянули в одну, в другую хижину – нигде ни души. Осталась лишь кое-какая утварь: корзины и циновки, искусно сплетенные из травы, кинжалы и стрелы из кости казуара.
– Полюбуйтесь на эту игрушку! – сказал Кандараки, показывая на высушенную человеческую голову. На нее стоило обратить внимание. Это была кожа, аккуратно снятая с черепа и набитая сухой травой. Рот и глаза широко раскрыты и подмазаны красной краской. Тут же лежали и голые черепа, раскрашенные в разные цвета.
– Взгляните, сколько на них рубцов, – обратил внимание Скотт, – несомненно, их добыли в бою.
– А их обладателей сожрали, – добавил Брук.
– Возможно, – согласился Скотт, – но почему нигде ничего съестного? Что они едят?
– Едят друг друга, – подсказал Брук.
– Где-нибудь в стороне, в лесу у них есть огороды, – объяснил Кандараки, – а кроме того, они разводят свиней и собак для еды.
– Жрать собак или друг друга – все одно и то же!
На единственной улице увидели поросят. Раздались выстрелы, двух убили. Эхо разнеслось по окрестности, и притаившиеся обитатели деревушки радовались, что успели убежать. Они были уверены, что страшные белые враги явились за тем, чтобы уничтожить их со всем имуществом. Разве этот гром, который они слышали, не свидетельствовал о намерениях пришельцев?
Возвращались берегом ручья. Выйдя на одну из полянок, остановились, как зачарованные. Даже Брук не выдержал и сказал:
– Что за чудесный уголок!
Со всех сторон свешивались удивительные цветы, диаметром в полметра каждый, называемые здесь муккуни. Это растение приспособилось жить на деревьях. Муккуни создают впечатление, будто весь лес зацвел одними и теми же цветами – ярко-оранжевой, словно пламя, окраски. И такие же яркие, как огонь, порхали с цветка на цветок знаменитые райские птицы. Когда они прикасались к цветам, казалось, что колеблется пламя.
В другом месте маленькие ярко-синие птички спасались от преследования бабочек, которые своими размерами в несколько раз превышали их. А на всех покрикивали, словно отдавая команду, бесчисленные попугаи.
– Черт возьми, прямо как в сказке! – озираясь по сторонам, восклицал Кандараки. Но вот он остановился, схватил ружье и указал на одно из деревьев.
Сквозь листву, чуть заметно, виднелась какая-то темная фигура. Конечно, это был папуас.
Скотт дал знак всем соблюдать тишину и стал осторожно подкрадываться к дереву. Но Брук не выдержал и выстрелил.
– Что вы сделали?! – крикнул Скотт.
Послышалось шуршание листвы, треск сучьев, и черное тело грохнулось на землю.
– Что вы сделали? – с упреком повторил Скотт. – Какая необходимость была в этом?
Все стояли опустив головы, даже Брук почувствовал, что поступил нехорошо. Через секунду он пришел в себя и попытался оправдаться:
– А зачем он следил за нами? Ведь он мог пустить в нас отравленную стрелу.
– Мы сняли бы его одним выстрелом, – сказал Скотт, – раз уж заметили, – он для нас не опасен. А теперь случившееся пойдет нам во вред. Дикари по всей реке придут в ярость. Подумайте, сколько будет нам хлопот. Нехорошо, мистер Брук!
Хануби в это время пошел в кусты, где упало тело.
– Сюда! Скорее! – вдруг закричал он со смехом.
Все подбежали – и тоже не могли удержаться от хохота. Даже Скотт хохотал – может, впервые в жизни. Вместо папуаса под деревом лежал кенгуру, так называемый лазящий кенгуру, какой водится только на Новой Гвинее.
– Ну и страна! – процедил сквозь зубы Брук. – Все здесь шиворот-навыворот: люди похожи на зверей, а звери на людей. Что ж, слава богу… А на папуасов мы еще успеем поохотиться.
С шутками и смехом все вернулись на катер. Там, услышав выстрелы, начали было тревожиться. Убитого кенгуру хватило на два дня.
На третий день под вечер пристали к небольшому островку. Богатая растительность, сухой высокий берег – все здесь было очень удобно для стоянки.
Приятно выбраться на твердую землю и походить по ней, разминая ноги, затекшие от продолжительного сидения. Разложили костер и решили ночевать прямо на берегу, так как на катере было тесно. Только два англичанина и грек отправились спать в каюту.
На ночь, как всегда, выставили стражу, но место было надежное, и часовой сам заснул раньше других.
Чунг Ли лежал под высоким деревом, в десяти шагах от костра, прислушивался к журчанию воды и думал о том, где сейчас находится его брат и встретятся ли они с ним когда-нибудь… А может, его уже нет в живых. Как жаль, что он опоздал всего на четыре дня!
Все спали. Костер погас. Где-то далеко завыла собака. Значит, там жилье. А может, это дикая собака, их много водится на Новой Гвинее?
Файлу, проснувшись на мгновение, перевернулся на другой бок, и в этот момент ему показалось, что возле Чунг Ли мелькнула какая-то тень. Он приподнял голову, протер глаза – ничего. Однако малаец не поленился встать, подошел к Чунг Ли. Оказалось, тот спит, как убитый. Файлу обошел кругом, прислушался – ни звука. Тогда он успокоился: наверное, со сна показалось. – Подкинул в огонь дров, улегся и спокойно уснул.