Текст книги "На краю времени (СИ)"
Автор книги: Янина Жураковская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
– Вы невероятны, блистательная, вы знаете это? – почти благоговейно произнес он. – Примите мои поздравления – за неполный нейд вы четырежды заставили меня утратить дар связно излагать свои мысли. Подобное не удавалось даже моему учителю, а он, как я могу предположить с большой долей вероятности, в прошлой жизни был одним из собирателей мудрости, что бродили по площади Эйграр ан'Нард и убеждали каждого встречного в том, что его отец был хомяком. А теперь, если у вас нет принципиальных возражений, я бы хотел, наконец, услышать, чего изволит желать досточтимая энорэ? Висеть здесь становится утомительно.
– Поспешность хороша только при ловле блох, – нравоучительно изрекла она, затягивая очередной узел на шарфике. – И с чего вдруг вы заговорили таким высоким штилем? Словно какой-нибудь безумно родовитый лорд или князь, белая кость, голубая кровь! Не надо так, у меня же психика. И нервы могут не выдержать. А хочу я звездолёт.
– Пять раз, – пробормотал он, хотя ей могло и показаться. – Какой? – добавил он чуть громче.
– Э-э-э, белый.
– Вам больше пойдёт синий, хотя меня интересует не столько цветовая гамма, сколько модель и класс. Военный или гражданский корабль вы хотите? Грузовой или пассажирский? Яхту, фрегат, линкор? Может быть, крейсер?
Она заранее знала, что вопрос дурацкий и всё-таки спросила:
– У вас их что, несколько?
Он немного помолчал.
– Если вы меня вытащите, будут. Даже боевая станция найдётся.
– Настоящая Звезда Смерти? – восторженно пискнула она, хлопая в ладоши. – Ой, хочу, хочу! Покрасьте её в синий, раз он так вам нравится, и с первым пунктом мы покончили. Переходим ко второму. Мне нужна вилла на берегу моря.
– Зачем?
– Чтобы там жить, – терпеливо растолковала она.
– Найти вэйллу нетрудно, в мирах Айего их сколько угодно, но... – медленно проговорил мужчина, – ради Создателя, зачем вам эта тварь? И как вы собираетесь с ней жи... – он осёкся и продолжил с нескрываемым ехидством. – Вы же не имеете в виду то, о чем я подумал?
– Извращенец! – выпалила она, чувствуя, что на её щеках расцветают розы и отчаянно радуясь, что он не может этого видеть. – Не валяйте дурака, вилла – это большой красивый дом с колоннами! Я хочу дом на берегу моря, а не... а не какое-то животное!
– В чём? – с бесконечным терпением переспросил он.
– Что в чём? – она поняла, что понемногу начинает терять связь с реальностью.
– Дурака. В чем я не должен его валять?
– Это ещё одно образное выражение, – сердито огрызнулась она. – Означает, что не фиг прикидываться валенком и воспринимать все мои слова буквально. Господи Боже, вы и камень из себя выведете!
– Хорошо. Я понял. Простите. Вы главная. Что энорэ изволит на третье? – осведомился он таким тоном, словно был официантом в фешенебельном ресторане, а она – до невозможности привередливой клиенткой.
– Большущую плитку горького шоколада и...
Ощущение чьего-то взгляда в спину ударило словно током. Девушка резко повернулась, разворачиваясь на колене, но на площадке никого, кроме неё не было. Только бродяга ветер гулял среди башен и стен, играл на серебряных свирелях, трепал её косу и запускал холодные пальцы под одежду. И всё же она знала, всей кожей ощущала, что кто-то огромный и невообразимо могучий, стоя рядом, пристально на неё смотрит. Потом наклоняется ближе... ещё ближе... и, бережно подержав в ладонях саму её душу, удовлетворенно вздыхает и уходит.
Ветер дул всё сильнее, песня превращалась в крик, рыдание – в вопль, и в её голове вдруг сами собой стали возникать слова. Они никак не могли принадлежать ей, они рождались не в её голове, а ещё где-то, они хотели произнестись сами, они как живые рвались на волю, и единственным способом промолчать было откусить себе язык.
– Чего я хочу? Семью. Друзей. Мужа, который будет меня любить и которого буду любить я. Детей с его глазами, – произнесла она, в полнейшем ужасе косясь на собственный рот.– Ну, и королевство впридачу. Вы ведь можете это организовать?
Риган был совершенно уверен, что ему не почудился тот тихий смех. Зелгарис-Призрак снова оправдал своё имя, совершив то, что доселе считалось невозможным – вырвался из эрголитовой камеры, а прежде чем исчезнуть, навестил ученика. И был он не один. Принц не знал и не слишком стремился узнать, кем было жуткое существо, приходившее с учителем. Он не увидел его ни глазами, ни мысленным взором, только ощутил на мгновение присутствие невероятной Силы, сравнимой по мощи разве что с древними богами, скопление чистой энергии без малейшего следа физического тела. В него заглянули – осторожно, но настойчиво, каким-то образом не затронув ни одного из уцелевших щитов – снисходительно потрепали его ментальное "Я" по голове (ощущалось это именно так), мимоходом восстановив все разрушенные синеглазкой барьеры.
Два ментата вели какую-то свою игру, и Ригану, похоже, отводилось в ней особое место, как и синеглазой гваньер, которая... только что... сказала... что?!
Сведённые судорогой мышцы правой руки отозвались режущей болью, словно в плечо вонзился вибронож, заставив его в приступе бессильной ярости заскрежетать зубами. Просил... приказывал... требовал сделать руку полностью бионической... "Нет, тэй ар, этого мы сделать не можем, – вежливо, но твёрдо. Угрозы и просьбы отлетают, как торпеды от дефлекторного щита. – Наш долг – сохранить как можно больше живых тканей... это же правая рука, светлейший принц... заменим только пару мышц и костей..." Пресловутое "благо пациента". Фарганг тебя побери, лэр-целитель!
Девушка ждала его ответа.
– Вы шутите? – выдавил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
– Да нет, я серьезно, – донеслось сверху.
Нет, он ровным счётом ничего не понимает ни в логике, ни психологии гваньер! А так же в том, чем она шуршит там, наверху, как собирается его вытаскивать и собирается ли вообще, тем более что ни троса, ни верёвки у нее нет... и, кажется, ничего нет, кроме того, что на ней надето. Странная одежда – не биоткань и не синтет. Где такую носят, хотелось бы знать. А ещё больше – где так говорят. Человеческому уму непостижимо, "да нет" – как форма отрицания! Удивительно... И она сама удивительная – странная, чужая, как экзотический цветок, и вроде бы не красавица, но что-то есть в ней, определённо... Яркие глаза, синь полуночного неба не сравнится с ними, улыбка – ах, эта улыбка, чудо как хороша, короткие вьющиеся прядки на висках, выбившиеся из косы, изящная шейка... Жаль, фигуру не успел разглядеть толком, ну ничего, вся жизнь впереди... ох, растреклятая бездна...
Вот поэтому ты и висишь здесь. Ты идиот,Риган Тарнаэлда Коста Ан'дьярдже ди Коарветтанон. А ещё принц!
– Может, деньгами возьмёте? – без особой надежды поинтересовался он, стараясь убедить себя, что эти мысли – ничто иное, как умопомрачение из-за сильного стресса. Получалось не очень. – Готов предложить сто, нет, двести галактических суперкредитов.
– Вы сами сказали, что не в том положении, чтобы торговаться, – вредным голосом напомнила девушка.
– Пятьсот, – быстро предложил принц.
– Да хоть тысяча! Счастлив не тот, у кого много денег, а тот, кому их хватает. Мне нужны истинные ценности, а не презренный металл, если вы понимаете, о чем я.
– Десять тысяч. Твердые деньги в Империи и её колониях не используются уже более шестисот лет, виртуальные кредиты намного удобнее, – подчёркнуто не заметив сарказма, сообщил Риган. – На один суперкредит вы можете приобрести...
– Засунь ты их себе в!.. – внезапно разозлилась девушка. – В общем, сам найди место, понял? Ну что ты за существо такое? Почему не можешь говорить по-человечески? То как змея шипишь и жалишь, то изъясняешься как его высочество, светлейший принц, а то, блин, и вовсе, "утром – деньги, вечером – стулья"! Не надо мне от тебя ничего! Ничего! – она с шумом втянула воздух и тихим надломленным голосом закончила: – Сколько волка не корми, все равно в лес смотрит, а из паршивого идеалиста прагматик не выйдет, хоть ты тресни... Сейчас я тебя вытащу и катись на все четыре стороны.
Сердца Ригана на миг замерли, а потом забились вдвое быстрее прежнего. В груди почему-то разливалось обжигающее тепло, безумные мысли переполняли голову, и впервые в жизни ему не хотелось ничего анализировать и подвергать разбору, а просто взять, что дают, и послать к Жнецу всю Вселенную вместе с Зелгарисом, который – теперь принц в том не сомневался – знал, что случится именно так. Знал, потому и злорадно посмеивался над своим горе-учеником.
Или вовсе всё это подстроил от начала до конца.
Охраны нет. Системы слежения отключены. Ну, учитель, ну, старый...
Принц мысленно помянул Зелгариса в выражениях, часть которых была подцеплена у Детей Света, а часть у отца во время заседаний правительства, когда он пытался застращать свой кабинет министров и генеральный штаб.
– Энорэ, сжальтесь над несчастным, который сейчас у ваших ног! – взмолился он со всей искренностью, на которую был способен. – Вы самое необыкновенное создание во Вселенной, самое доброе, нежное и прекрасное, а я мерзавец и идиот, мне давно пора разнести череп из бластера, пустить на удобрения, испепелить и разорвать на куски. – Подбор слов не слишком впечатлял, аргументация хромала на обе ноги, но принц надеялся, что неподдельное раскаяние в голосе искупит огрехи. Только куда вдруг пропали и спокойствие, и логика, и умение держать себя, хотелось бы знать?.. – Простите меня, синеокая. Я не слишком силён в речах. Я старый солдат и не знаю слов...
Она тихо хихикнула. Принц воспрял духом.
– Донна Роза, я старый солдат и не знаю слов любви... Охохонюшки, на вас сердиться – что воду решетом носить, – она снова хихикнула и тут же без всякого перехода спросила: – Откуда вы знаете, что у меня синие глаза?
– Я... ну... – замялся принц. – Просто я...
Разум утонул в эмоциях без шанса всплыть. Лучший агент секретной службы Императора лепечет,как мальчишка. Позор!
Он бы мог ответить: "Я знаю не только это. Я знаю, что когда ты улыбаешься, на твоей левой щеке появляется ямочка, ведь моё зрение в несколько раз острее твоего, и света луны мне вполне достаточно. Я слышу, как ты сейчас ерзаешь на каменных плитах, тихо покашливаешь в кулак и дышишь на ладони, пытаясь их согреть – мой слух тоже чувствительнее твоего. Тебе холодно, дитя тёплого солнца, а я почти не мёрзну, я, ардражди, один из расы владык. И – ты не ошиблась – аристократ в двести шестом колене, но кровь у меня не голубая, а красная, как у тебя. Что ещё? Я принц. Кронпринц, если тебе интересно. Бывший наследник, которого отец-император своею царственной дланью столкнул с башни, когда в его изъеденном паранойей мозгу родилась мысль, что сын вербует союзников, дабы совершить государственный переворот. Теперь я вишу на стене, досадуя, что ничего подобного спланировать не догадался, и надеюсь только на тебя. Ещё? Ещё я ментат, и весьма бесцеремонно пытался залезть в твой разум, а ты даже не заметила, что вытолкала меня вон..."
Может, она бы на него не обиделась. Даже скорее всего. Но проверить Риган не решился.
Потом. Он расскажет ей потом, решил принц.
После рождения их третьего сына, например.
– Я хорошо вижу в темноте, – после секундной заминки проговорил он. – А глаза у вас очень красивые.
– Заурядные, – фыркнула она, затягивая последний узел и ёжась на ледяном ветру. В воздухе кружились редкие снежинки, падая на камни и тут же тая.
– Изумительные,– мягко возразил он. – Значит, мужа, который будет вас любить, детей и королевство впридачу? А империя вас не устроит?
– Это предложение руки и сердца? – кокетливо спросила она, ни на миг не поверив в серьёзность его слов.
– Пока только сердца, – невозмутимо заметил он. – Надеюсь, руку мне предложите вы.
– Я уже говорила, рукой мне не дотянуться. Сейчас я спущу вам шарф с узлами, он длинный и достаточно крепкий ("Надеюсь. Очень надеюсь"). Смело хватайтесь за него и вылезайте.
– Постойте! Разве вы не должны потребовать от меня страшной клятвы на крови во исполнение своих желаний?
– Зачем? Если вы захотите нарушить обещание, никакая клятва вас не удержит. А захотите сдержать, это будет только ваш выбор... пчхии! – она чихнула и громко хлюпнула носом. – Всё, хватит с меня, беру свои слова обратно, меняю империю на банку малинового варенья и чашку горячего чая. Давайте, скорее спасёмся и пойдём греться!
– Mei hiart unt mei soil u yurs. Fariver unt ever, – с жутчайшим акцентом пробормотали из-за стены. Девушка поморщилась, даже не пытаясь понять услышанное, и снова чихнула, а незнакомец, чуть помолчав, властно произнес: – Энорэ, сделайте так. Завяжите кирш вокруг талии, сядьте к парапету, а свободный конец сбросьте мне. Если не можете, – продолжал он, угадав её возражения, – перекиньте кирш через плечо назад, наискось, пропустите длинный конец под рукой, сожмите крепко. Короткий конец обмотайте вокруг ладони другой руки и держите. Отступите на два шага от края площадки, левая нога вперёд, правая назад, отклонитесь, чтобы создать противовес и...
Его голос внезапно пресёкся. "Сорвался!" – будто током ударило её, и она кинулась к парапету, холодея от страшного предчувствия. Стремительно наклонилась, едва не перелетев через край, обдирая пальцы, ухватилась за каменный зубец, и облегчение затопило её как вздувшаяся от талого снега весенняя река – он был там.
– Жив... жив...
– Не надо. Ну что вы. Успокойтесь, – она не сразу поняла, что он говорит такими короткими, точно рублеными фразами, чтобы не дать голосу сорваться, а тёмная полоска на лице, смутно белеющем во мгле – текущая из закушенной губы кровь. А когда поняла, едва не взвыла в голос. – Это ничего. Ничего. Вы слышали, что я сказал?
– Д-да, – всхлипнула она.
– Повторите.
– Перекинуть шарф через плечо, одной рукой держать длинный конец, другой короткий, отклониться назад...
– Крепче упирайтесь ногами в пол. Не пытайтесь тянуть кирш на себя. Просто держите. Остальное – за мной.
Она послушно выполнила все его указания, и, спустив длинный конец шарфа за парапет, отступила назад. Ветер бил ей в лицо, словно пытаясь оттолкнуть от края смотровой площадки, текущие из глаз слёзы высыхали, оставляя солёные корочки на щеках, сердце колотилось с неистовой силой, волосы отчаянно пытались встать дыбом. "Ты всё... не так... он сейчас... а ты! – обезумевшими птицами метались в голове обрывки мыслей. – Угробишь... даже не спросила... не узнала... угробишь... неправильно... имя спросить... что же он медлит?"
– Не бойтесь, – попытался ободрить он, словно бы почувствовав её ужас. – Всё будет хорошо. Теперь вам так просто от меня не отделаться. Если мы во что вцепляемся, это "что-то" можно вырвать только из наших холодных мёртвых рук. Спойте ту песню.
– Ч-что? – ошалело переспросила она. – К-какую песню?
– Ту, что вы пели. Про замок. Давайте. Прошу вас.
Она несколько раз вздохнула, силясь унять нервную дрожь. "Песню, так песню. Он знает лучше. Наверное. Всё будет хорошо. Он так сказал. Но если соврал, я своими руками скину его с этой башни!!"
– Дай ответ, зачем прошла я столько световых лет? – запинаясь, начала она. – Ночь и свет, я зрела гибель и рождение планет! В который раз я вижу эти сны, но не пойму, призвали или обрекли? – Сильный рывок натянувшегося шарфа дернул её к парапету. Она с трудом устояла и отклонилась назад, что есть силы упираясь ногами в неровный каменный пол. Шарф зловеще затрещал. Она зажмурилась и с отчаянием продолжала: – Вечные сумерки здесь... нет ли людей, ни богов... там ветра нет, там странный замок стоит... на краю времени! В окне есть свет, но для кого он горит? На краю времени решаются судьбы планет...
Натяжение шарфа ослабло так внезапно, что девушка не удержалась на ногах, но каким-то чудом сумела извернуться и вместо того, чтобы грохнуться навзничь на каменную площадку, упала набок, ударившись бедром и плечом. В левой руке что-то хрустнуло. Она на миг замерла, пережидая искры, мельтешащие в глазах, с трудом села, подняла голову... и тут же забыла про ушибленный локоть и ноющее колено.
Он стоял, опираясь плечом о зубец стены и сжимая в руке её шарф – высокая темная фигура на фоне бледной луны. Глаза его светились точно угли, лицо пряталось в тени. Он резко выдохнул сквозь стиснутые зубы и, чуть пошатнувшись, выпрямился. Рука с шарфом блеснула металлом в лунном свете.
– Вы даже не дослушали, – промямлила она.
– Нет, – отозвался он и тут же серьезно уточнил: – А надо было?
Девушка почувствовала, как её губы неудержимо расплываются в улыбке, словно кто-то тянет их за уголки. Она заправила за ухо выбившуюся из косы прядку, но упрямец ветер снова бросил её на лицо.
– Разумеется! Зря я, что ли, старалась? Кстати, – она припомнила первое из своих бредовых требований, – раз уж вы здесь... я бы всё-таки хотела получить свой звездолёт!
Она прежде не видела, чтобы кто-нибудь двигался так быстро. Разделявшее их расстояние он покрыл всего за один звериный шаг. Припал возле неё на колено, горячая – это даже сквозь ткань пальто чувствовалось – ладонь мягко стиснула её ушибленную руку чуть повыше локтя. И боль отхлынула, смытая волной тепла.
– Вы – самое удивительное создание во всей Вселенной, – медленно, словно не веря себе, прошептал он. Его дыхание щекотало ей щеку, но лица она по-прежнему не могла разглядеть. – Самое странное... но, кажется, я вас люблю.
Света издала протестующе-изумленный всхлип: такого она точно не ожидала! А в следующие мгновение мир вдруг утратил чёткость, и перед глазами всё поплыло. Её куда-то резко дёрнуло, тряхнуло, замотало и заболтало, как самолёт, попавший в зону турбулентности. Всё вокруг кружилось и вертелось, цвета сменяли друг друга с такой бешеной скоростью, что пришлось зажмуриться, дабы желудок не вывернулся наизнанку. Потом её снова тряхануло так, что зубы лязгнули, и, хорошенько шваркнув обо что-то твёрдое, отпустило.
– Света? – позвал далёкий голос. – Света?..
– Света! Светка! Да очнись ты! Ну ё-моё! Уснула ты, что ли?!
Светлана с трудом разлепила глаза и вытаращилась на светящийся перед ней монитор компьютера. Повернулась направо. Стенка мягкого коричневого цвета «под дерево» и окно. За окном серое небо, затянутое непроницаемым пологом туч, шуршит и горестно всхлипывает мелкий осенний дождик. Она повернулась налево: взгляд упёрся в чей-то живот, обтянутый выцветшей желтой майкой с Джеки Чаном. Она подняла голову, и кузен подарил ей широченную улыбку актёра с рекламы зубной пасты.
– Уфф, слава тебе Господь наш Всемогущий! – Лёшка хлопнул её по плечу. – Я почти испугался! Сидит сестра, на экран пялится, как на икону Богородицы, глазки то откроет, то закроет, то откроет, то закроет – страх смертный! Всё, думаю, заворот мозговых извилин. Или того хуже – бес какой, вирус компьютерный вселился, надо папу вызывать, чтоб окуривание с бичеванием провёл... Даже трубу взял, только она дохлой оказалась, – он продемонстрировал ей разряженный мобильник. – А раз ты оклемалась... ну, это, давай.
– Что тебе надо? – понемногу приходя в себя, спросила Света. В ушах её ещё звучал негромкий бархатистый голос, перед глазами стояла башенная площадка, залитая лунным светом, прикосновение сильной горячей ладони к руке ощущалось как клеймо.
– Вышло твоё времечко, сестрёнка! – он чуть ли не приплясывал от нетерпения. – Кончилось! Финита! Дай и гостю пошпилить маленечко!
– Ты в гости пришел, чтоб в свои игрушки играть? – она обеими руками вцепилась в стул, готовая держать оборону до конца. Лёшка пожал плечами.
– Во-первых, они такие же твои, как мои, а, во-вторых, ты дядю с тетей любишь? – Светлана непонимающе нахмурилась. – Папульку с мамулькой мой внешний вид и так изрядно напрягает, а если я «Ворик» с «Диаблой» подключу, их вообще удар хватит. Инфаркт миокарда. И если ты их любишь... дай, ну дай, дай, дай!
Света окинула двоюродного брата скептическим взглядом. Шевелюра цвета взбесившегося баклажана, серьга в ухе, застиранная майка, художественно разорванные джинсы и сто восемьдесят сантиметров бесноватого геймера. Как жаль, что родню не выбирают...
– О боже, кто это чудовище? – она с деланным ужасом покачала головой. Кузен хитро подмигнул и попытался столкнуть её со стула. – Оно не могло родиться! Оно могло только из пробирки вылупиться! Ты не Алёша Попович, ты злой Тугарин Змеевич!
– В точности мой батя! И взгляд его, и прищур! Только он тише выражается, чтоб матушка попадья не услыхала, неохота проповедь читать с синяком под глазом... опять, – Лёшка скосил взгляд на монитор и приподнял брови. – «Света издала протестующе-изумленный всхлип: такого она точно не ожидала...» Это ты написала?! Ну, даёшь!
– Не смей читать, червяк! – грозно рявкнула она, пытаясь закрыть страничку, но Алексей легко перехватил её руку. – Не смей, кому сказала!!!
– Свет, никогда не думал, что это скажу, – печально, как при разговоре с тяжелобольным, изрёк Лёшка, – но прав папка, замуж тебе пора. Давно бы уже могла детишек воспитывать, мужу борщ варить, котлетки телячьи жарить, а ты, – он фыркнул, – мечтаешь. О далёких мирах, о волшебных дарах, что когда-нибудь под ноги нам упадут, сказочки сочиняешь о прекрасных принцах, ждущих спасения. Светка, я твой друг и должен открыть тебе глаза. Принцы... – он сделал паузу. – Так о чём я?
– О котлетах, – буркнула Светлана, быстро просматривая текст. Она едва могла сдержать дрожь, обрывки мыслей метались в голове стайкой вспугнутых стрижей. «Что это? Что это такое? Словно слепок сняли... Чья-то шутка? Кто? Как?.. Нет-нет-нет, этого не было, не могло быть, не могло быть, не могло...»
– А! Да, точно, – Алексей вдруг резко дернул кузину к себе и, не давая ей опомниться, ужом скользнул на заветный стул. – Я в холодильнике видел... Поджаришь мне парочку, Свет, а, Свет? И кашу какую-нибудь сваргань, я голоден как волк!.. Мой первый друг, мой друг бесценный, и я судьбу благословил... – он любовно погладил компьютер по корпусу. – Не любит тебя Света, не заботится, антивирь не обновляет, диск не чистит, всё сидит и пишет, пишет, пишет... Ничего, сейчас Алёша... пошпилит маленечко! Во имя контрола, альта и святого делита, приступим!
Света потёрла лоб и с досадой стукнула кулаком по ладони, не в силах отделаться от ощущения, что видит дурной сон. Крохотная комнатка, колышущееся серое марево за окном и тяжелый стук капель, кот увлеченно катает карандаш по полу, двоюродный брат с улыбкой от уха до уха стучит по клавишам, впившись взглядом в монитор...Ей снова придётся привыкать к этому сну.
«Что я тут стою, в самом деле?– обреченно подумала девушка. – Мёртвые не возвращаются, на сосне не колосятся помидоры, а чудес не бывает... В моей кофеносной системе слишком много крови. Нужен кофе. Много кофе. Сливки. Эклеры. Сейчас же».
Она вздохнула и медленно, как зомби,поплелась на кухню.
– Эй, Свет!– внезапно окликнул её Алексей, снимая наушники.
– Что? – нехотя обернулась она.
– Ты ещё здесь?– он приподнял брови, изобразив на лице вежливое изумление и радость от того, что такая замечательная девушка удостаивает его своим вниманием. Светлане захотелось врезать ему по физиономии. Она одарила брата, как надеялась, уничтожающим взглядом и направилась к двери.
– Умница Молодец! Потренируешься перед зеркалом разок-другой, все парни твои будут! – радостно заорал ей вслед Алёшка. – Я что сказать хотел-то... Принцы давно вымерли. Как мамонты... Света, не уходи-и-и! Это что, новая мода такая – косы в узлы завязывать? А?..
Глава 2
Всегда стремитесь к чему-нибудь, ибо в поисках одного вы всегда найдете и что-либо другое. Если же не будете искать, не найдете ничего.
Кельтская пословица
Утро приходит в Аргеанаполис, сердце столичной планеты Веллс'та'Нейдд. Огромное алое солнце протискивается в узкие просветы между гигантскими свечками небоскрёбов, тысячекратно отражаясь в оконных стеклах, шершавым языком лижет башни императорского дворца, густым гемоглобином стекает со стен. Ты сидишь на каменном полу башни, сжимая в руках мягкий алый кирш. Счёт времени потерян.
Прежде ты не думал, что бывает такая боль – одновременный удар по сознанию и духу, когда застываешь, напоминая себе, что надо дышать. Кровь ревёт в ушах, как океанский шторм, клочья тумана плывут перед глазами, а в груди, меж сердец, словно медленно поворачивается обжигающая ледяная игла. Ардражди с детства обучают контролю – всегда, везде, несмотря и вопреки. Не поддавайся. Управляй. Оставайся в равновесии. Прежде ты никогда не давал воли эмоциям. Даже когда был Никсом.
Но прежде ты не знал её.
Был ли ты когда-нибудь честен с собой? Нет. Ты лгал себе, как лгал другим. Почти полвека ты делал то, что от тебя ждали другие: сначала отец-император, затем братья и сёстры в Свете и снова отец. Ты менял маски с лёгкостью искусного фокусника. Кронпринц – холодно-вежливый, горделивый, властный, превыше всего ставящий свою честь. Она слетела, стоило только отцу сказать: «Ты должен...» Верный друг и рьяный борец против тирании ардражди. Эту маску было легко надеть и трудно сбросить, но ты справился. Став своим в самой неуловимой ячейке сопротивления, сдал Эр'гону Зелгариса и его «детей». И растерялся, обнаружив, что не знаешь, ни кто ты, ни чего хочешь. Ты ощутил себя древним стариком, мхом и ветошью, которой давно пора сгореть в Звездном пламени, но она непонятно зачем ещё ползает по земле – и это в сорок девять лет, когда ардражди меньше трёхсот не живут! Поднимаясь с отцом на башню, ты думал: «Ничего нет. Всё кончено...» И всё чуть было действительно не кончилось, ибо лорд-император слабости никому никогда не прощал.
Парение над бездной быстро убеждает в том, что жизнь прекрасна и изумительна. А для того, чтобы обрести в ней новый смысл, оказывается, довольно даже не взгляда и не слова. Всего-то – насмешливого фырка.
Придворные красавицы, гордые, холёные, увлеченные только собой и равнодушно очаровывающие всех, кто приближался к ним... Простолюдинки с нижних ярусов, бледные цветы города-планеты... Сестры в Свете – мечтательницы с горящими глазами... Никс и Риган меняли женщин, как биокапсулы. Уходили, не оборачиваясь, не слушая рыданий за своей спиной, никого не подпуская близко. Так было проще и спокойнее.
"Было сказано Кайег Коарветту, что поражение придёт ему от любви, и впервые дрогнул отважный воин, – рассказывала мать древнюю сказку-легенду. – Велел он мастерам оковать несокрушимыми обручами свои сердца, дабы не допустить в них ни страсти, ни страха... но кто может прогнать гваньер, когда она уже вошла? Он встретил Рению..."
Она почему-то сразу оказалась внутри, за твоими неодолимыми стенами: не испепеляющим жаром, а мягким теплом, и обосновалась непринужденно, как в собственном доме. Словно жила там всегда – и вернулась после краткой разлуки. Она пришла, и точно вправленная врачом кость, что-то встало на место в твоей душе. Ещё одна Рения... дневная звезда...
Кто-то из древних философов сказал: 'Жить, когда знаешь, что солнца нет и не было никогда, легко. Но для того, кто видел его, нет кары ужаснее, чем вновь оказаться во тьме'.
Она выскользнула из твоих объятий предрассветным туманом, и внутри что-то сразу стало рваться и ломаться, словно обручи, сковывавшие сердца, лопались один за другим. Яркий солнечный свет сменялся грязновато-серым туманом, бескрайним, как сама вечность, и все годы, отпущенные тебе, обращались в пепел.
Без неё.
На несколько ардалей выпустить наружу эмоции, и вновь, как старую привычную форму, натянуть самоконтроль. Замереть, чувствуя, как бешеная ярость бьётся о его тонкие стенки. Кулак сжимается так, что костяшки пальцев белеют. Зелгарис, Зелгарис, хитроумный старый лис! Ведь не из злости и не из мести ты поманил мечтой и тут же отнял её. Но зачем тогда? Что должен понять твой строптивый, неразумный ученик?
...Глаза Зелгариса странно мерцают. Взгляд старого ментата пробирает до костей, и ты невольно ёжишься под ним. Беспричинная, неотвязная тревога охватывает тебя каждый раз в присутствии учителя. Она словно кость в глотке, дёготь в пище, отравленный шип, застрявший в ладони. Но пока в глубине души будет гнездиться тьма, в которую так страшно заглядывать, тревога не уйдет, и шепот 'Не доверяй... Зелгарис опасен... не верь... никому не верь...' не умолкнет. Не в силах избавиться, ты свыкся с тем и с другим, как с чем-то неизбежным, точно снегопад зимой.
А учитель... учитель – сильный ментат, но не целитель душ.
– Горьким лекарство должно быть, мой ученик, – произносит ментат с мягкой улыбкой, которая, кажется, не исчезнет с его лица даже под шквалом бластерного огня. – Только тогда лечит оно. Нет ран, которые исцелить нельзя, как нет жизней, которые нельзя спасти...
– А империй? – Никс недоверчиво усмехается.
– Империя – тоже живое существо, дышащее, чувствующее, – взгляд Зелгариса устремлен на что-то, видимое только ему. – Но чтобы Веллс-та-Нейд спасти, придётся приготовить нечто действительно отвратительное.И, как ни печально, ученик, на себе это снадобье ты ощутишь тоже. Император должен умереть, – он говорит об этом, точно о чем-то неизбежном, о неприятной работе, которую необходимо выполнить.
– А если ваш план... ваше лекарство поможет, что тогда, учитель? – настойчиво спрашивает ученик, подавшись вперед в ожидании ответа, и никак не может понять, почему слова учителя так для него важны. – Республика и сенат? Нет тирании, и слово "император" будет проклято всеми свободными людьми на веки веков...
– Тирания, – голос Зелгариса звучит холодно и отстранённо, но глаза печальны. – Зло это старое, знакомое всем. Она изживает сама себя. Сама тех растит, кто придёт её сокрушить. Но сокрушить её, просто убив тирана, невозможно, нет. В том беда, что не к свободе люди идут обычно, а за властью. И если Раскол вспомнить и Смуту... Нужна твёрдая рука народу ардражди. И всем ниэри.
– Учитель, простите за откровенность, из вас выйдет скверный император, – осторожно подбирая слова, произносит Никс.
– ― Верно, – старик улыбается краем рта. – Не стоит удар смягчать, знаю сам, отвратительный из меня политик. Не умею я одновременно жонглировать шестью тарелками и обсуждать договор о поставке сельскохозяйственной техники в аграрные миры. Скажу не без гордости, хоть и не делает она мне чести – неплохой я лидер сопротивления. Компетентный, как госпожа Эрна говорить любит. Но только мир наступит, мне немедленно сбежать захочется на какую-нибудь отдалённую планетку, чтобы в тишине и покое заняться ментальными практиками и, возможно, ещё несколько ступеней Познания преодолеть. О троне я никогда не мечтал.
"...его мотивы невозможно постичь, поэтому он и опаснее всех их вместе взятых, – еле слышно произносит чей-то странно знакомый голос, и Никс невольно вздрагивает. – Не стремись выловить всех до единого, пусть мелкота разбегается по своим норам! Страх – лучшая клетка для разума. Но он должен быть схвачен. Закован. И раздавлен!"
