Текст книги "Самая лучшая жена (СИ)"
Автор книги: Янина Веселова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
– Не стой на холодном, дочка, – Арима решительно забрала невестку из рук притихшего мужа. – Пойдем к Ирати в комнату, переоденемся, отдохнем, покушаем. Пойдем, красавица моя. А вы, – она повернулась к пасынкам, – с отцом поговорите. Он вас еще и не такому научит.
С трудом удержавшись от того чтобы показать притихшим супругам язык, Лита позволила причитающей свекрови отвести себя к Ирати.
Девушка и правда спала, и состояние ее уже не вызывало опасения, в чем и убедилась Мелита сразу же глянув на золовку.
– Как она? – тревожилась Арима, забирая у сунувшейся в светелку ключницы тапочки.
– Скоро проснется, – уверила Лита, обуваясь. – И есть попросит.
– Слышала? – хозяйка дома глянула на служанки. – Так чего стоишь? Беги на кухню! Только одежду госпоже сначала принеси. Ну! А ты садись вот сюда в креслице, – интонации женщины изменились. – Умаялась, ягодка, с нами.
– Матушка, вы меня пугаете, – призналась Лита.
– Расслабься и привыкай, – посоветовала эта непонятная женщина с любовью глядя то на одну свою дочь, то на другую… дочь. 'Да, именно так,' – удовлетворенно кивнула она сама себе, следя за тем, чтобы невестке принесли лучшие одежды.
На кровати пошевелилась Ирати.
– Мама, – позвала она, открывая глаза. – Мамочка…
– Тут я, – кинулась к ней Арима. – Очнулась, маленькая моя! Отец! Иди скорей! Ираточка проснулась! Мальчики!
– Где? – в горницу ворвался Дагарр. – Детка моя! Напугала-то нас как! Солнышко!
– Сестренка! – радовались слегка помятые Валмир и Аэрин.
Все они были такими счастливыми, шумными. Тормошили Ирати плача и смеясь. 'Они – семья, а я им чужая,' – почувствовала Лита.
Не имея сейчас ни сил, ни желания размышлять о том, найдется ли ей место в роду Дагарра и каким оно будет, аданка как можно незаметнее выскользнула в коридор. Быстро спустившись по крутой истертой от времени лестнице, зашла на кухню, чтобы оставить добродушной поварихе указания касающиеся диеты выздоравливающей, попутно она оставила женщине сердечные капли и строго-настрого наказала пить их трижды в день, постояла немного у окна, глядя на посветлевший горизонт, подождала пока отвлечется привратник, с трудом открыла тяжелую входную дверь и выскользнула в предрассветный сумрак.
* * *
– Ну знаете ли, мои дорогие, это уже вообще ни на что не похоже! – в грудном контральто звучало неприкрытое возмущение. – Так относиться к моим одаренным! Правильно она ваших сардарцев мокрицами подкаменными назвала!
– Уховертками, – педантично поправил баритон.
– Всю кровь из девочки выпили, клопы сардарские! Пиявки горные! И все-то она им должна! Особенно этому, с проклятием!
– Это ее муж, Санечка, – жизнерадостно откликнулся тенорок. – Такой талантливый мальчик.
– Муж, – в женском голосе ясно слышалось ехидство. – Одно название! Должок за ним ого-го какой! Зануда озабоченная, а не муж!
– Так там еще один есть, – напомнил баритон. – Между прочим, любимец Хротгара.
– Алкаш, – припечатала собеседница. – Не успел жениться, а уже шляется. Ночной мотылек!
– Скорее шершень, – чертог наполнился звуками раскатистого басовитого смеха.
– Очень смешно! – возмущенное контральто сопровождалось грохотом и звоном, как будто в чертогах небожителей кто-то бил посуду. Но могло ли такое быть?
После непродолжительного, но весьма красноречивого молчания несравненная обладательница волшебного по красоте голоса удалилась с чувством выполненного долга, неразборчиво бормоча что-то о необходимости перманентного благословения одаренной и мерах защиты от наглых сардарских уховерток.
– А ведь этот сервиз мама нам на свадьбу дарила, – тенор.
– Мама? Чья? – баритон.
– Мужики, вы не о том думаете. Неужели не видите, что Санька опять что-то задумала? Понять бы еще что… – бас.
Глава двенадцатая
Едва переставляя ноги, Лита шла к Крайнему дому. И дело тут было не в том, что она переоценила свои силы, к такому-то аданка была привычная. Учитель еще не так гонял. 'Терпи,' – любил повторять он, обещая: 'Откроется второе дыхание.' И оно действительно открывалось, бывало вместе со вторым открывалось третье и четвертое, и пятое… Но никто и никогда, а вернее до этих пор не заставлял ее чувствовать себя довеском к дару целителя. Этаким неприятным дополнением, чужеродным.
'А может Рин прав, называя меня десятником? Как он там говорил? Отвратительно? Да именно так. Бой-баба! Мужик в юбке!' – тут она остановилась, оглядела себя и хихикнула. 'Нет, за мужика я никак не сойду. Но что-то в словах Рина определенно есть. Не зря же дома никто за мной не ходил? Может и Олаф тут ни при чем? Может я просто не гожусь в жены, а парни это чувствуют? Может лучше в храм пойти?'
Лита так глубоко задумалась, что не сразу заметила зависшую рядом с ней платформу, а увидев вздрогнула и попятилась, прижавшись к чьему-то забору.
– Пчелка, ну чего ты? – послышался встревоженный голос Вала.
Аданка только передернула плечами, но чуть расслабилась.
– Ты нас напугала, – развернулся к ней Рин.
Лита снова отступила, обняла себя за плечи.
– Не слушай его, малышка, – Валмир легко спрыгнул с платформы. – Ты сегодня большая умница. Мы тобой гордимся: и я, и мать с отцом, и этот придурок гонористый.
– Не дыши на меня, – она сделала еще шаг назад.
– Это мы с отцом со страху и от нервов, – повинился Вал. – Лечились в общем… – не то услышав, не то почувствовав ее смешок, шагнул ближе, позвал как маленькую. – Иди на ручки. Домой пора. Дышать буду в сторону, – продолжал уговаривать он, но с места не двигался.
Лита подумала немного и кивнула.
– Вот и хорошо! Вот и правильно, – обрадовался этот брехун, воняя перегарищем на всю улицу.
Не давая одуматься строптивце, Вал подхватил ее на руки, посадил на платформу и сам устроился рядом. С водительского места обернулся Аэрин, перегнулся, укрыл теплой меховой полостью зазябшие ноги жены.
– Держи, – протянул ей пару украшенных разноцветной глазурью печатных пряников.
https://cs3.livemaster.ru/zhurnalfoto/0/5/7/130518192824.jpg
– Вкусно, – откусив ухо пряничному коту, сказала Лита. – Спасибо.
– То-то же, – откликнулся Вал, довольный будто это он додумался угостить пчелку печевом. – Ты ешь, ешь, девочка красивая. А ты трогай, мелкий.
– Он всегда такой болтливый, когда выпьет, – пояснил Рин и ловко увернулся от оплеухи. – Но в одном Вал прав, нам пора домой.
Пряники были свежие душистые с вишневым вареньем и похоже волшебные. Во всяком случае грустные мысли они отгоняли на раз. Лите даже начало казаться, что все наладится. Сложится. Срастется. Рин выздоровеет и полюбит ее пуще жизни. Ведьма сгинет, будто ее и не было. Вал избавится от навязанного брака и станет свободным. А может и нет. Мелита закрыла глаза и задремала.
Она спала и не слышала, как тихо переговариваются братья, обсуждая двойное покушение, а то непременно удивилась бы откуда леснику знаком глава тайного приказа, почему за одним из жрецов Великой установлено негласное наблюдение, равно как и за Мирари, Маритой и членами их семей. Хотя в ее случае незнание пожалуй было благом.
* * *
Литу разбудил сытный дух печева, густой и аппетитный. Она сглотнула голодную слюну, потянулась всем телом и улыбнулась.
– Карна пирожков напекла, – тихий голос Рина прогнал утреннюю негу. – Ну чего ты испугалась? Зачем прячешься? Неужели настолько обиделась? Не отворачивайся, пожалуйста… Хотя… Неважно… Просто послушай. Ты меня вчера испугала.
– Я?! – высунула нос из-под одеяла Лита.
– Ага, – Рин подвинулся ближе. – Напала на меня, отругала, пригрозила, что уйдешь… – улыбка, игравшая на губах мужчины, угасла. – А потом пропала. Я так испугался, пчелка. И вот тут, – он прижал ладошку Мелиты к своей груди, – стало пусто и холодно.
– Погоди, не двигайся, – целитель в аданке поднял голову и потребовал провести срочную диагностику болящего. Проклятый паук подремывал как ни в чем не бывало.
– Ты чего? – растерялся парень.
– На проклятие смотрю, не отвлекай.
– Аха-ха-ха-ха! – расхохотался Аэрин. – Я ей в любви объясняюсь, а она… Девчонка ты еще совсем.
– Ну постареть-то я всегда успею, – проявила рассудительность Лита. – А чего ты мне принес? Пирожков?
– И компотика. Ешь, – отсмеявшись, Рин потянулся за едой.
– Почему ты меня все время кормишь? – откусив сразу половину пирожка, поинтересовалась Мелита. – Фу, с капустой, – скривившись, она протянула печево мужу.
– Материно влияние, – он, не чинясь, принялся доедать пирог. – Она всех и всегда кормит. Я раньше смеялся над ней, а теперь вот тебя подкармливаю. Ну что, простишь?
Немного подумав, Лита кивнула.
– А ты меня? – она подняла глаза на Рина.
– И я тебя, – уверил он. – Хотя твоей вины и нету.
– Не думай, что я буду уверять тебя в обратном, – поддразнила Лита.
– Ладно, – весело согласился он. – Двигайся ко мне поближе, милая, я буду благодарить тебя за спасение любимой сестренки.
– Только без рук… – строго напомнила Мелита.
– Это я тебе как целитель говорю, – завершил за жену Рин. – Помню, помню.
* * *
– Соседи, – спустя полчаса Лита отворяла калитку, ведущую на двор деда Ивера. – Есть кто дома?
– Тут мы, дочка, – послышалось из-за дома. – Иди сюда.
Оба хозяина: старый и малый, сидели на завалинке и резали по дереву.
– Не помешаю? – спросила Лита.
– Ну что ты, – дед Ивер усмехнулся в усы. – Садись вот рядышком, погрейся на солнышке.
– Хорошо как, – гостья устроилась на завалинке, вытянула ноги и блаженно прикрыла глаза.
Некоторое время во дворе царила тишина, нарушаемая только звонким цвиньканьем лазоревки, а потом уставший бороться с любопытством Тилс не выдержал. Поерзав на завалинке он, отложив нож, повернулся к Мелите.
– А правда, что ты княгиню лечишь? – сморщив обгоревший на солнце нос, парнишка приступил к допросу.
– Истинная, – не открывая глаз, подтвердила целительница.
– А еще говорили, что тебя вчера с храмовой лестницы столкнули.
– И это было.
– И столкнули будто бы сами Отцы.
– Брешут. Как последние уховертки брешут! Зуб даю! – заверила Лита.
– А уховертки разве брешут? – растерялся малой.
– Смотря какие. Ваши сардарские все как одна! – аданка старалась не рассмеяться.
– Запутала ты меня, – признался Тилс.
– Так что вчера было-то? – дед озадаченно почесал в затылке.
– Много чего, – Лите не хотелось рассказывать о неприятном. – Но самое главное, сама Великая Мать дала мне благословение! На твое лечение, между прочим, – повернулась она к мальчишке. – И не таращь глаза! Раз я сказала, значит так и есть!
– Смеешься?.. – потух паренек.
– С такими вещами не шутят, – придвинулась к нему Мелита. – Саннива дала мне сил на твое излечение, Тилс.
– Разве так бывает? Просто попросила, и тебя услышали, – боялся поверить малой.
– Почему просто? – заломила бровь Лита. – Очень даже сложно, а еще долго и больно. Но ты будешь здоров, – она притянула, напоминающего удивленного совенка Тилса к себе и поцеловала его в смоляную макушку. – Верь мне.
– А дед? – парнишка требовательно посмотрел на Мелиту.
– А что дед? – она сделала непонимающее лицо. – Дадим ему мази и все!
– Как?
– Вот так, – Лита придвинула к себе сумку, с которой пришла к соседям, и протянула деду Иверу скляницу, наполненную чем-то густым желтовато-сливочным да еще и с перламутровым блеском. – Что я зря ее варила?
– Действительно, – поддержал ее развеселившийся Тилс и вложил флакон в заскорузлую дедову ладонь. – А чего ты еще принесла? – не обращая внимания на суровые взгляды Ивера, он сунул любопытный нос в сумку.
* * *
– Что удалось узнать? – Рин поднял голову от работы.
– Да почти ничего, – признался Вал и, стараясь скрыть досаду, стал оглядывать комнату, которую младший приспособил под мастерскую. – Хорошо ты тут устроился, почти как дома. А работать тебе не рано еще? Что Лита говорит?
– Говорит, что ты трепач и мастер заговаривать зубы. Рассказывай давай! – не повелся Аэрин.
– И не думал даже, – хохотнул Вал. – Ладно, слушай. Ирати ничего знать не знает: ни того, кто ее отравил, ни того кто Литу с лестницы столкнул.
– А зачем же она тогда кричала, что все видела? – снова отвлекся от работы Рин.
– Подруженька ей посоветовала. Наша дурочка очень расстраивалась, что невестка ее и на порог не пускает. А ее, видишь ли, любопытство мучило, очень уж хотелось узнать, как и от чего Бринхилд тут лечат.
– И она…
– Ага, устроила это представление, – подтвердил Вал.
– Погоди, – потряс головой за ради прояснения мыслей Рин. – Ты меня опять путаешь.
– Это почему? – Валмир склонился над верстаком, стараясь отгадать, над чем колдует брат.
– Потому, – отпихнул тот старшего. – Все, что ты мне выложил, ты узнал еще до того, как Ирати отравили. А вот о том как это случилось, молчишь.
– Конфетки у сестренки нашлись интересные, очень похожие на пастилки от кашля. Только не из дягиля, а из корневищ веха ядовитого. И вот тут-то начинаются странности. Конфетки эти разят магией, но не нашей. Мало того, Ирати не помнит, откуда они у нее взялись, зато ее до сих пор переполняет желание угостить этой дрянью пчелку. Понимаешь, к чему я веду?
– Ирати хочет отравить Литу? – растерялся Рин. – Да не может такого быть.
– Дурак ты братец и уши у тебя холодные! – психанул Валмир. – Не травить, а угостить, почувствуй разницу! Понимает, что в пастилках отрава, желает пчелке только добра, но при этом хочет, чтобы Мелита съела эти траханые конфеты!
– Внушение?
– Оно самое, – разом успокоился Вал. – Где-то как-то, но Ирати пересекается с той ведьмой, которая тебя прокляла.
– Думаешь, что с той же? – усомнился Рин.
– Вот смотрю я на тебя и удивляюсь, – Валмир поджал губы и стал удивительно похож на мачеху. – В своих артефактах ты разбираешься, а в остальном – чисто телок. Святая простота! Считаешь, что в Сардаре много ведьм? И главное, все они имеют зуб на наше семейство?
– Ну тебя, умник, – обиделся Рин. – Иди отсюда, мешаешь.
– Нет уж, – подбоченился старшенький. – Сначала я хотел бы получить ответы на пару вопросов. Первый – почему Лита не рассказала мне о проклятии, наложенном на тебя ведьмой. И второй – как бы это внушение с Ирати снять.
– Чего ж ты телка спрашиваешь? Лучше у козы поинтересуйся, белочка тебе все обскажет, – ухмыльнулся Рин, но потом сменил гнев на милость. – Поначалу Лита тебе не доверяла, – стал отвечать по порядку. – А что касается внушения, зачем его снимать? Просто поменяй отраву на простые леденцы, и пусть Ирати угощает Мелиту сколько душе угодно.
– А ты голова, мелкий, – снова заулыбался Валмир.
* * *
– Ох, и удались щи нынче! Повезло мне с хозяйкой, – Вал, сыто отдуваясь, отодвинул миску. – Спасибо, угодила! – он со значением посмотрел на жену.
– Я тут ни при чем, – вяло откликнулась та, задумчиво гоняя ложкой капусту в миске. – Это Карна стряпала. Ее и благодари.
– Ты почему ничего не ешь? – вынырнул из своих раздумий Рин. – И бледненькая… Милая, с тобой все хорошо?
– Нормально, – Лита увернулась от его попыток пощупать себе лоб. – Здорова, свежа и весела.
– Оно и видно. Да не лезь ты к ней, – Вал остановил брата. – Раз говорит, что здорова, значит так и есть.
– И весела… – не успокаивался Рин.
– Кхм, да… – вынужден был признать Валмир. – Пчелка, ты сама на себя не похожа. Случилось чего?
– Да нормально все, – Лита отодвинула от себя миску со щами. – Тилс согласился лечиться.
– Согласился он, скажите пожалуйста, – откуда-то из-за печки выплыла Сагари. – Княжич какой выискался.
– Зря вы так, – обиделась за мальца Лита. – Ему стыдно и больно. Он знает, что быстро болезнь не отступит, но ведь верит и терпит.
– Так вы прямо сегодня и начали что ли? – уточнила тетушка.
– А чего тянуть? Теперь каждое утро будем лечиться.
– Молодцы, – похвалил Вал. – А княгиня как?
– Здорова, хоть паши на ней, – откликнулась Сагари. Сегодня третий день ее Лита отчитывала. Заговорила рожу, наварила ей цельный горшок какого-то зелья и получила награду.
– Что за зелье? – младший.
– И велика ли награда? – старший.
– По женской части зелье, тебе не понять, – Лита покрутила ложку в руках. А награда соответствует статусу больной.
– Еще как соответствует, – подтвердила тетка. – Шерсти львиной мало, что не стог и дарственную на дом.
– Так что я теперь не бесприданница, – мрачно закончила Мелита.
– И чем ты так недовольна, пчелка? – не унимался Вал.
Она еще немного помолчала, оглядела встревоженную семью и принялась жаловаться.
– Капусту терпеть не могу, а она сегодня с самого утра то в пирогах, то в щах. Жена из меня никакая, а хозяйка и того хуже. И гаже всего, что я никак не могу изменить это. Вот к примеру сегодня… Только и знаю, что своим ремеслом занимаюсь, даже мысли все о том, чего первым делом добывать будем: слезы звезд или цвет лещины. Ну чего вы смеетесь?! – чуть не расплакалась Лита.
– Мы? – хором переспросило семейство и дружно замотало головами.
– Нормальная ты жена, – подвела итог Сагари. – Этим обалдуям другая пожалуй что и не нужна.
Братья энергично закивали.
– А что касается капусты, так твоему горю помочь легче легкого. Так, Карна? Вот видишь, – она указала на появившуюся перед аданкой миску грибной похлебки. – Ешь, со вчера осталось.
– А я так уж и быть щишки доем, – с видом мученика вздохнул Вал.
– Что такое слезы звезд, милая? Ты прошлый раз так и не рассказала об этом, – напомнил Рин. – Да и про цвет лещины интересно было бы послушать.
– Какие тебе звезды-цветы, племянничек?! Дай поесть девочке! – возмутилась Сагари. – Я и сама тебе все рассказать могу! С чего бы начать? – задумалась она.
– Со звезд, – попросил Аэрин.
– Можно и с них, – не стала вредничать тетушка. – Коротко говоря, слезами звезд называют росу, осевшую на лепестках лилий.
– Смесь росы и нектара, – уточнила Лита.
– Ну да, – согласилась Сагари. – Вообще, Ринушка, тебе повезло, что сейчас лето, а то разорились бы мы на этих слезах.
– Почему, теть? – объевшийся Вал отвалился от стола. – У тебя этих лилий полон двор, да и в княжьем саду их видимо-невидимо.
– Кабы все так просто было, – посетовала тетушка. – Речь идет о водяных лилиях, а росу с них надо на вечерней зорьке собирать, аккурат когда они закрываются. И слова заветные знать нужно.
– Это уж как водится. Без заветных слов никуда! И тебе они конечно известны, – беззлобно поддел Вал, подвигая к себе запотевший кувшин кваса.
– Тетушка наша – на редкость знающая травница, чтоб ты знал, – Лита, наконец, справилась с похлебкой. – А уж какая у нее лаборатория, понимающего человека из нее калачом не выманишь, – заверила целительница, уводя Валмира из-под носа квасок.
– Я заметил, пчелка, – засмеялся этот гад.
– А с ореховым цветом что? – Рин одобрительно наблюдал за супругой.
– Ничего! Сказки это, – уверила тетка. – Вернее сказать, цветет лещина ранней весной, выкидывает сережки навроде березовых да и все.
– Тебе как леснику это должно быть известно, – Мелита налила себе квасу, сунула нос в кружку и зажмурилась от удовольствия. – С мятой, мой любимый.
– Егерь я, пчелка, егерь, – продолжал веселиться Вал, наблюдая, как вспомнившая о своих обязанностях жена оделяет их с братом кружками с душистым убродившимся кваском.
– Так что за сказка? – сбить с толку Рина мало кому удавалось.
– Говорят, что в Воробьиные ночи, когда гремят самые сильные грозы, дождавшись наступления заветного часа, знающие люди идут в лес. И не пугают их ни бури, ни нечисть, что мечется в ночи, ища себе жертву, – голос тетушки звучал все глуше, а ее глаза налились потусторонней синевой.
– Уууу! – замогильным голосом провыла Лита, скрючила пальцы и потянулась через стол к Валу. – Уууу!
– Тьфу на тебя, – засмеялась Сагари.
– А дальше, дальше-то что? – не унимался Рин, слегка задетый тем, что его Мелита пугать не стала.
– А ничего, – развела руками тетушка. – Рассказывают, что если ведьма к ореховому кусту в Воробьиную ночь подойдет, то расцветет он для нее. И цветы даст волшебные. Великая сила в них. Хочешь, лещины цвет тебе клады откроет, а хочешь, невидимым сделает!
– Как это?! – захлопал ресницами младший.
– Пчелка, так ты у нас ведьма? – подобрался старший.
– По бабушке, – как ни в чем не бывало призналась, аданка, не видя в этом ничего плохого.
– Никому больше об этом не говори, – предостерег ее нахмурившийся Валмир. – Не любят у нас ведьм.
– Это понятно, – Лита склонила белокурую головку. – Ведьмы у вас – редкость великая. И дар у них темный.
– Почему? – Вал аж подался вперед.
– От Матери Саннивы оторваны, – как о чем-то само собой разумеющемся сообщила Мелита. – От ее животворящего лона…
– Не понимаю, пчелка…
– А тебе и не надо, – уверила враз повзрослевшая жена. – Не мужское это дело.
– Ну хоть намекни, – попросил он.
– Лучше расскажу, как можно невидимым стать, – она пропустила мимо ушей просьбу Вала. – Берешь нож булатный режешь вот тут, – Лита показала на бугор у основания большого пальца, – и вкладываешь туда цветок. Все! Пока не вынешь, ты невидим.
– А клады как отворять? – блестел глазами Рин.
– А никак. Для этого папоротников цвет искать надо. Но это совсем друга история. Так что искать будем в первую очередь?
– На погоду посмотрим, тогда и решим, – переложил всю ответственность на высшие силы Вал.
– А чего на нее смотреть? Марин со вчерашнего вечера на колено жалуется, да и Нюкта носа не кажет. Очень уж наша киса дождя не любит. Так что ждет вас дорога в лес, – тетушка просто не могла не оставить за собой последнего слова.
* * *
Мариново колено вкупе с предчувствиями Нюкты не подвело. На ночь глядя опустилась на Каменец липкая тяжелая духота, заставляющая мечтать о малейшем дуновении ветра, а сразу после заката откуда-то с запада стала наползать туча, гася на небе последние отблески вечерней зари и съедая первые нетерпеливые звездочки.
– Пора, – посмотрев в окошко, решил Вал.
Все семейство тут же подхватилось на ноги, даже тетушка взволнованно воспарила под потолок.
– Пчелка, – позвал Валмир, – дай я на тебя еще разок гляну.
– Ну чего опять? – скривилась Лита, подходя.
Она давным давно успела переодеться в свой проверенный временем и мнгократными походами в лес костюм. Тот самый, в котором прибыла в Сардар. Шнуруя куртку, заправляя в сапожки удобные штаны и подпоясываясь, Лита в который раз благодарила служителей аданского храма за то, что те не удосужились переодеть ее в ритуальный наряд. 'Нормальные мужики, воины. Одета девка и ладно, не вникают во всяческие никому не нужные тонкости,' – фыркала аданка, послушно поворачиваясь перед дотошным Валмиром.
– А плащ где? – бдительно поинтересовался он.
– У меня, – отчитался Рин.
– Ладно, выдвигаемся, – с тяжелым вздохом согласился Вал и первым шагнул на выход.
Прежде чем выйти в лес, над которым уже вовсю громела гроза, егерь еще раз внимательно оглядел брата с женой и не нашел в их внешнем виде ни малейшего изъяна.
– Напоминаю в последний раз. Идете за мной след в след, по сторонам не оглядываетесь, не отстаете и не обгоняете. Я – первый, Лита за мной, Рин – замыкающий. Орешник тут неподалеку, но приходится делать скидку на ночь и непогоду. Пчелка, – он проникновенно посмотрел на Мелиту, – может в другой раз сходим, а? Сегодня настоящая буря разыгралась.
– Так это же замечательно! – доставая их кармана длинную тонкую бечеву, уверила та. – Ночь как на заказ! Да ты не волнуйся, я с Учителем несколько раз цвет лещины добывала.
– Будь по твоему, – костеря про себя клятого лекаришку последними словами, Валмир шагнул под дождь.
* * *
Буря сразу накинулась на них, будто ждала. Словно мало ей прячущегося от разгула стихии зверья и ведьм, вершащих свои черные дела в такие ночи.
Рин шагал по лесу, то и дело освещаемому вспышками молний, морщился от порывов ветра, бросающего в лицо пригоршнями ледяную воду и бдительно следил за хрупкой фигуркой жены, упрямо бредущей сквозь ненастье.
Он знал, что Лита сейчас не только противостоит буре, но и читает заговор, завязывая узлы на крепкой шелковой веревке.
– Чем она тоньше и прочнее тем лучше, – делилась целительница, – больше узлов получится. А на каждый узелочек я заветное слово нашепчу. Ладно выйдет.
– Почти пришли! – прокричал Валмир, обернувшись, и, словно отвечая ему, громыхнуло особенно оглушительно.
– На сто ночей Рябиновых лишь одна Воробьиная, – вспомнилась одна из ариминых сказок, на которые мачеха была большая мастерица.
– В такие ночи рябина поспевает, чем сильнее грохочет в гневе могучий Хротгар, разгоняя нечисть, тем лучше урожай, – уверяла она маленьких племянников.
– Русалки в такие ночи свадьбы устраивают, выходят замуж они за тех несчастных, которых защекотали и увели к себе под воду, – замогильным голосом тянула Арима, а Рин и Ирати боязливо поджимали ноги, чтобы никто не выскочил из-под кровати и не утащил их в темный изломанный бурей лес.
– Еще старики бают, что в Воробьиную ночь любой ворожить может. Дескать если поймать летучую мышь да закопать ее в муравейник вместе с вещью человека, которого хотят приворожить, то будет по их желанию. Только доедят мураши мышку, тут же влюбится заклятый. До смерти! – Арима сверкала глазами, наслаждаясь испугом, написанным на детских личиках. – Зря ты не веришь, Валмир, – стращала она повзрослевшего пасынка. – Ты парень видный, уже сейчас на тебя девки засматриваются. Кстати, отвороты тоже в эту ночь делают. Нарекают жабу именем разлучницы и суют в муравьиную кучу. Тает тело лягушечье, с каждым днем все меньше делается, так и отношения влюбленных на нет сходят.
– Сдается мне, матушка, что вы все выдумываете, – сказал тогда Рин. – Больно уж у вас все эти безобразия между собой похожи.
– Может и так, – не стала спорить Арима. – А хотите, дети, я расскажу, почему летние грозовые ночи называют Воробьиными? – Всем известно, что воробей – птица проклятая, – дождавшись согласных кивков, начала она. – Даже шага ступить по земле ему не дано. Связала Великая Мать ноги предателя конопляным вервием за то, что указал демонам место, где прятался раненый Хротгар, пока Саннива, Тунор и Идверд искали любимого родича. С тех самых пор птицы-предатели могут только прыгать и летать. А в такие ночи, когда светло как днем от вспышек молний, просыпаются они, вылетают из своих гнезд и погибают…
– Проснись, блаженный, – окрик брата вернул Аэрина в дождливую ночь. – Дошли!
– Сам такой! – огрызнулся Рин, сердито отталкивая Вала.
– Тихо вы, – остановил зарождающуюся перепалку звонкий голосок Литы. – Мешаете.
Мужчины замолкни, предварительно обменявшись многообещающими взглядами.
Убедившись, что горячие сардарские парни угомонились, Лита принялась ходить вокруг орехового куста.
– Как вода – водичка потекла по личику,
Не слезами солеными, не каплями мореными,
А ручьем проливалась, в росу превращалась,
Корешки и стебли окропляла, силу набирала,
чтобы цвет поднялся – Лите доставался, – напевала она.
Трижды обходила она вокруг лещины, трижды повторяла заветные слова, потом, поклонившись низко, принялась руками копать неглубокую ямку у корней лесного ореха, а, выкопав, вложила в нее веревку с узлами. Постояла, будто прислушиваясь к чему-то, а потом заровняла борозду и хлопнула в ладоши.
Ни разу в жизни не видели братья этакого чуда. Повинуясь знаку маленькой аданки, на внутренней стороне листьев лещины рядом с пазухами, в которых вызревают орехи, появились крупные опалесцирующие бутоны. Дрогнув, они тут же принялись расти. На то чтобы им распуститься потребовалось едва ли больше минуты.
И отдалилась, исчезла грозовая ночь. Стих ветер. Светло стало под куполом, сплетенным из гибких ореховых ветвей, украшенным сияющими звездами волшебных цветов.
Лита подняла сложенные лодочкой ладони, и лещина уронила в них сказку, чудо, небылицу, то, чего и на свете не бывает – свои дивные цветы.
– Крупные какие, – нарушил благоговейную тишину смутно знакомый голос, и рядом с аданкой появилась лешачиха.
Тут же снова громыхнуло, а потом еще раз пуще прежнего, и оказалось, что ночь и буря никуда не делись. Ветер по-прежнему завывал, раскачивались кроны деревьев, и лило как из ведра.
– Сильный в тебе дар, – лесная хозяйка одобрительно покосилась на Мелиту. – Умница, далеко пойдешь.
– Спасибо, матушка, на добром слове, – откликнулась целительница. – А тебе не надо ли?.. – она доверчиво протянула лешачихе ладони, наполненные светящимися цветами.
– Благодарствую, милая, – величественно кивнула та, и вдруг совсем по-девчоночьи хихикнула. – Давай уж без церемоний, мелкая. Я не такая важная как ваши аданские лесовики. Не нужно мне цветов, солить их что ли?
– Огурчиков малосольных? – отмер Рин. – Колбаски? Я специально для вас прихватил.
– А давай! – азартно потерла руки лешачиха. – Ох, и запаслив ты, чисто хомяк! Повезло тебе, красавица. Цени! Да и второй неплох, – она оценивающе оглядела Валмира. – На моего благоверного похож! В молодости. Ладно, – спохватилась лесная хозяйка, – заболтала я вас. Между тем время позднее, да и погода… Как бы не простудилась целительница наша. До дому вам далече, а потому ночевать у меня в сторожке будете. Тут она рядом, можно сказать, в двух шагах. И не спорьте! Не сердите!
– Не будите лихо, пока оно тихо, – подтвердил грустный мужской голос из-за соседнего куста.
– Цыц, ты, страдалец! Не позорь жену перед гостями.
За кустом печально вздохнули и завозились.
– А мы и хозяину вашему гостинец прихватили, – Рин бесстрашно потряс сумкой, в которой что-то подозрительно позвякивало.
– Чойта там? – напряглась лешачиха. – Опять Моего спаивать надумали, супостаты?!
– Растирочка это, – расхрабрившийся Аэрин уже и берегов не видел.
– Покаж! – азартно подалась к нему лесная хозяйка. Куст за ее спиной возбужденно завибрировал..
– Вот! – в руках парня появились две бутылки. – Эта настояна на змеюке, коброй именуемой! – он помахал одним штофом. – А эта на мандрагоре! Батюшка из самого Годара привез!
Куст мелко затрясся и потянулся веточками к парню.
– Куды?! – рявкнула лешахиха. – Сговорилися уже, оглоеды! Ну я вам!..
– Апчхи! – прервала ее Лита.
– Дождались, – тут же успокоилась она, – Простудили ребенка, мужики безголовые. – Отворяй тропу к сторожке, отец, да не мешкай.
– А как же растирочка? – робко полюбопытствовали из-за куста. – Елочка, не откажи. Сама подумай, а ну как и у меня радикулит разыграется? А тут кобра заспиртованная имеется, понимать надо…
– И думать забудь, забулдыга старый! Знаю я чем твои прострелы лечить! Крапива вона какая уродилась!
– Апчхи! – раздалось на весь лес.
– Так, – засуетилась лешачиха, – убирай все свои бутылки, охламон, и пошли твою благоверную лечить.
– Так таки все? – сладким голосом полюбопытствовал упертый Рин. – И вишневку тоже?
– Это какую вишневку? – лесная хозяйка сбавила обороты. – Это ты про ту вишневку, которую Сагари о прошлом годе готовила?
– Ага, – улыбнулся этот искуситель.