Текст книги "Мой внутренний Элвис"

Автор книги: Яна Шерер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Нелли раздраженно сморит на него. Мы раскладываем на матах спальники. Пит и Джордж разворачивают рядом свои. Нелли настроена скептически, нё молчит. Потом тянет меня за руку.

– Пошли.

– Куда?

Она все сильнее тянет меня, почти как Клара.

– Пошли же.

Ладно, пока она не волочет меня насильно, лучше пойду сама.

– Вы куда? – кричит Пит нам вслед.

– Девичьи разговоры! – Нелли неумолима.

Она тащит меня к двери, на которой написано Ladies.Внутри – кабины и раковины. Нелли достает из сумки краску для волос.

– Это мы сейчас выльем тебе на волосы!

– Прямо здесь? – я оглядываюсь. Мы вроде бы одни, но в любую минуту могут войти.

– Да, тут. Лучшей возможности не представится!

Может быть, Нелли и права, кто знает, где нам придется ночевать завтра. В лесу вряд ли покрасишь волосы. И все равно мне не слишком-то хочется.

– А если я буду потом похожа на репу?

– Репу? Что ты имеешь в виду?

Нелли подталкивает меня к раковине.

– Или на морковь! – Нелли смеется и показывает на женщину с ярко-рыжими волосами на упаковке. – Ну она же не выглядит как морковь?

Я мотаю головой.

– Снимай это! – Нелли кивает на мою футболку.

Я снова мотаю головой. Нелли пытается стянуть с меня футболку через голову, но я держу ее крепко.

– Ты ее запачкаешь, сними лучше!

– Нет!

Нелли прекращает тянуть.

– Почему?

– Сюда могут войти в любую минуту.

Нелли глядит на меня.

– Ты думаешь, они упадут в ужасе, если увидят в туалете кого-то без футболки?

– Нет, не в этом дело.

Я отвожу взгляд. Вдруг Нелли касается моей руки.

– Я все понимаю. Но это всего лишь я.

Я смотрю на нее. А потом медленно снимаю футболку. Нелли скользит взглядом по моей груди и включает воду в одной из раковин. Я сую голову под кран.

– Ой!

Вода так горяча, что я резко дергаюсь и ударяюсь головой о кран.

– Сорри, – Нелли крутит ручки и мягко толкает меня снова под струю. На этот раз терпеть можно.

– Знаешь, кем тебе ни за что не надо становиться? – говорю я. – Парикмахером!

Но Нелли или не отвечает, или мне не слышно ее из-за льющейся воды. Ну и плевать, все равно Нелли вряд ли бы стала парикмахером. Зачем ей тогда весь этот русский с японским? Да и родители ее наверняка перестали бы с ней разговаривать. Очень живо представляю себе, как Фицмартины встречаются со старыми друзьями и на вопрос: «Как поживает Нелли» им приходится отвечать: «Она учится на парикмахера». Друзья сочувственно улыбаются, мистер Фицмартин поспешно добавляет: «У лучшего мастера страны», миссис Фицмартин уточняет: «У него обучаются только самые одаренные», а друзья улыбаются еще более сочувственно.

Нелли закрывает кран и поднимает мою голову.

– Давай, садись вот сюда. – Она показывает на толчок.

Вот спасибо, теперь мне придется еще и волосы красить, сидя на унитазе. Нелли закрывает за собой дверь кабинки, встает передо мной, достает из кармана расческу и принимается расчесывать мне волосы. Она тянет и рвет их.

– Ой!

– Прости!

Но аккуратнее не получается.

– Ой!

Нелли раздраженно вздыхает.

– Сиди спокойно, я почти закончила!

Я терплю эту пытку еще какое-то время, а потом отталкиваю Нелли. Она отлетает на дверь кабинки.

– Эй!

– Хватит! – я провожу рукой по волосам. – Больно же!

– Ладно, – Нелли берет в руки краску. – Поглядим-ка.

Она читает инструкцию на упаковке и что-то про себя бормочет. «Отлично». Раскрывает упаковку, достает бутылочки побольше и поменьше, секунду рассматривает их, навинчивает маленькую на большую и встряхивает. Она проделывает все это так профессионально, что я уже надеюсь на лучшее.

Отведя душу, Нелли открывает верхнюю бутылочку и просит меня наклониться вперед. На моей голове вдруг оказывается что-то холодное, слышны странные чавкающие звуки. Если кто-нибудь сейчас войдет в туалет, то решит, что тут у кого-то большие проблемы с пищеварением. А вообще-то, все действия Нелли на моей голове даже приятны.

– Зачем ты придумала этого Язона?

Нет, все-таки не слишком приятны.

– Я не придумала, я встретила его в автобусе! И он вправду участвует в конкурсе песен Элвиса!

– Ну конечно.

Нелли так царапает ногтями мою голову, что мне больно.

– Никаких конечно, это правда! Ты сама увидишь в Грейсленде!

Нелли смеется.

– Ну конечно.

Я не успеваю ответить, как она говорит: «Готово», и я выпрямляюсь.

Нелли опрокидывает коробочку и трясет ее.

– Тут еще что-нибудь есть? – Из коробочки выпадают маленькая упаковка и бутылочка. Нелли поднимает их. – Пластиковая шапочка и бальзам для волос.

Она надевает шапочку мне на голову.

– Теперь все должно впитаться. Через тридцать минут мы сполоснем волосы и промоем кондиционером.

Нелли открывает дверь кабинки и выходит. А я остаюсь сидеть на унитазе.

– Но я же не могу так выйти!

– Конечно же, можешь!

– Нет, это будет выглядеть ужасно!

– Да ты по-любому выглядишь ужасно!

Спасибо, утешила. Я захлопываю дверь перед носом Нелли и закрываюсь.

– Увидимся через тридцать минут!

– Я не собираюсь тут дожидаться, пока ты соизволишь выйти. Я не твоя мамочка!

– И слава богу!

Я слышу, как Нелли уходит. Супер, теперь придется полчаса сидеть в туалете. Вообще-то у меня большой опыт в этом деле – раньше в школе я всю большую перемену сидела в туалете, чтоб никто не заметил, что со мной никто не играет.

Честно говоря, я такие штуки проделываю и сейчас. В общем, я снова там, где и должна быть. Никакой разницы, сидеть в туалете в немецкой школе или дожидаться полчаса неизвестно чего, не собираясь в туалет, на унитазе в Америке. И то, и другое скучно донельзя.

Вдруг раздаются голоса и шаги. Кто-то дергает ручку кабинки. На помощь! Но дверь крепко закрыта. Хлопают двери соседних кабин. Кажется, снаружи образовалась очередь, я слышу возмущения тем, что туалетов мало. А потом кто-то снова дергает ручку моей кабинки и говорит: «Она сломана?» Я еле удерживаюсь, чтобы не сказать «Да».

– Там ноги! Там внутри кто-то есть!

Я поднимаю ноги, но поздно. Кто-то стучит в дверь.

– У тебя все в порядке? Тебе нужна помощь?

Нет, помощь мне точно не нужна, я и без чужой помощи могу отлично выставить себя на посмешище. Что же делать? Сидеть тихо? Может, тогда все просто уйдут.

– А вдруг она потеряла сознание? Надо позвать на помощь!

Я снова слышу шаги. Кто-то бежит прочь, чтобы позвать охранника. Или полицию с пожарными впридачу. Или всех вместе. Кажется, мне придется быстренько потерять сознание или же выйти отсюда. И как только это получается у женщин в старых фильмах? Они просто хлопаются в обморок, стоит появиться какой-нибудь проблеме. Или может быть, стукнуться со всей силы о дверь, чтобы потерять сознание? Я легонько касаюсь головой двери.

– Тс-с-с, – доносится снаружи. – Я слышу шум!

Я отшатываюсь от двери. Потом слышу мужской голос.

– Девочки, прошу прощения, тут несчастный случай!

Что же делать?

– Какая дверь?

Голос приближается.

– Эта? О’кей.

Кто-то роется в сумке или в ящике. Когда он начинает скрестись в дверь, я берусь за ручку и открываю. А потом рывком распахиваю дверь.

«Что за…» – вместе с дверью в кабинку вваливается мужчина.

Это охранник, в руках у него отвертка. Когда он, с трудом удержавшись на ногах, выходит спиной вперед из кабинки, я вижу толпу девушек. Все смотрят на меня. Я иду из кабинки прочь. Девушки расступаются.

– Я потеряла сознание, – сообщаю я толпе, – но теперь уже все в порядке.

Прохожу мимо девушек, которые уставились на меня, к раковинам. Мельком гляжу на себя в зеркало. На голове у меня пластиковая шапочка, а я сама без футболки.

– Ты откуда? Почему ты полуголая?

Нелли сидит с Питом и Джорджем на матах. У каждого в руке по банке пива. Я вытаскиваю из рюкзака куртку и надеваю ее. Пит показывает на место рядом с собой.

– Садись, моя маленькая пластиковая Красная Шапочка!

Джордж смеется. Я сажусь рядом с Питом, и мне вручают банку пива. Вокруг матов уже лежат пустые жестянки. Я открываю свою.

– Чирз! – Пит чокается со мной. Я пью.

Пиво такое горькое, что его хочется тут же выплюнуть. Но выплюнуть я не могу. Медленно, очень медленно я глотаю пиво.

Ничего-ничего. Следующий глоток уже не так гадок. После пятого по телу разливается приятное тепло.

Вообще-то, в этом спортзале даже уютно. Пит чокается со мной снова.

– Там, в женском туалете заперлась какая-то ненормальная. Они чуть было не вызвали полицию.

Я чуть не давлюсь.

– В женском туалете?

Нелли смотрит на меня. Я отворачиваюсь.

– Правда, что ли? – говорю я Питу. – Жаль, что я все пропустила. Ходила на улицу, подышать свежим воздухом.

– Поэтому у тебя на голове выходная шляпа?

Я смотрю на Пита. И отчего он все время подсмеивается надо мной? Со всеми остальными он вроде мил. Особенно с Нелли. Он снова улыбается ей, хотя ее-то интересует только Джордж.

Они сидят на матах, тесно прижавшись друг к дружке. А мне позволено с первых рядов наблюдать, как Нелли заарканила парня, который мне тоже нравится, и как на нее влюбленными глазами смотрит парень, то и дело отпускающий обо мне шуточки. Делаю еще глоток пива.

– Мы тоже пойдем подышим свежим воздухом! – Нелли и Джордж выходят.

Могу себе представить этот свежий воздух. Пиво закончилось. Я протягиваю Питу пустую банку, он шарит за спиной и достает мне новую. Не так уж и плохо на вкус это пиво. Всё вообще в порядке. Ну и ладно, что Нелли заарканила Джорджа, ну и что, что Пит находит меня смешной, ну и что, ну и что, ну и что.

Гитара плывет перед моими глазами. Я рассматриваю банку, которую держу в руках.

Там и вправду внутри пиво?

– Сыграешь мне что-нибудь?

Я поднимаю глаза. Пит стоит передо мной и протягивает мне гитару.

– О’кей.

О’кей?Но я же не играю перед другими людьми! Непонятно отчего я расчехляю гитару и настраиваю ее. Пит присаживается рядом на мат. Настроив, я секунду просто сижу и не знаю, с чего начать. Потом оглядываюсь и вижу, что в зале полно народу, все пьют пиво, слушают музыку, обнимаются, танцуют. Я знаю, что они тут, но мне не верится, что это взаправду. На самом-то деле я сижу здесь совсем одна, с гитарой и банкой пива.

Я делаю еще глоточек. А потом начинаю играть. «Мы попали в ловушку и не можем выбраться – слишком сильно я люблю тебя, детка…»

Я играю и пою – и мне совершенно наплевать, слушает ли меня кто-нибудь. После второй строчки вдруг слышу, как Пит подпевает. У него неплохо получается – только вот текст совсем другой. Я прекращаю играть.

– Что ты поешь?

Пит смотрит на меня.

– Почему ты остановилась?

– Потому что ты поешь неправильный текст!

Пит смеется.

– Он не неправильный. Он просто другой. Ну, альтернативный.

– Альтернативный?

Пит делает глоток.

– Ты знаешь Эль Веца?

– Не, – я качаю головой.

– Это мексиканский Элвис.

– Гм, – я киваю и делаю вид, что понимаю.

– Играй, – Пит показывает на гитару.

Я играю «Подозревая друг друга»и слушаю, что же поет Пит. В припеве звучит иммиграцияи в строке «Я попал в ловушку и не могу выбраться – запутался в колючей проволоке на границе».

– Это про иммиграцию? – спрашиваю я у Пита, когда песня заканчивается. Умный вопрос. Но Пит дружелюбно смотрит на меня и кивает.

– Да. У Эль Веца очень политически насыщенные тексты. Он использует символ американской поп-культуры, чтоб показать, что думает этническое меньшинство. Пока еще меньшинство. Через пару лет латинос будут здесь самой большой этнической группой.

Я смотрю на Пита. Он смотрит на меня. Боже мой, пусть он остановится. Так не пойдет!

– Ты мне нравишься, Анни. Ты мне очень нравишься, – он гладит меня по щеке. Его рука мягкая, совсем как папина. Но так дело не пойдет.

– Ты мне тоже нравишься, – лепечу я.

Рука Пита скользит по моей спине, он притягивает мою голову к себе. Я не успеваю и пошевелиться, как его язык оказывается у меня во рту. Язык и полно слюны. Кажется, Пит и его язык смогут сделать то, чего не получилось у моей зубной щетки. Он какой-то странный на вкус, какой-то пресный. Я пробую вытолкнуть языком его язык изо рта, но он понимает это по-своему и засовывает язык еще глубже, куда-то к горлу. Голову отдернуть теперь не получится, потому что Пит прижал меня к себе.

– Эй, ничего себе! Вы что, решили миловаться прямо на глазах у всех?

Язык Пита подает назад, он ослабляет хватку. Никогда еще я не была так счастлива слышать голос Нелли. Я вытираю тыльной стороной ладони рот и поднимаю глаза.

Перед нами стоят Нелли и Джордж.

– Кажется, они и вправду по-настоящему тискаются, – говорит Джордж, странно глядит на Нелли и садится рядом с Питом. Нелли присаживается ко мне.

– Такого я от тебя не ожидала, – она смотрит на меня так, словно вдруг заделалась моей бабушкой.

– Тебя это не касается.

Я беру себе еще банку пива. Мы молча сидим рядом и пьем. А потом я слышу свой голос: «Давайте во что-нибудь поиграем! Как насчет семейной терапии?»

Нелли вскакивает:

– Уй, давайте! Начинаем! Я чур буду терапевтом! Ты, – она указывает на меня, – будешь фрау Шрёдер, а ты, Пит, – герр Шрёдер.

В это уже не хочу играть я.

– Но я уже замужем за ней, – я достаю из рюкзака розовую собаку.

– Ты замужем за розовой собакой? – спрашивает Пит разочарованно.

– Ерунда, – Нелли вырывает у меня из рук собаку и кидает ее на пол.

Джордж дает ей пинка и собака улетает в угол. Нелли смеется, сбрасывает мой рюкзак на пол и усаживается на него верхом.

– Ну хорошо, герр и фрау Шрёдер, теперь ваша очередь!

Она кивает на маты перед собой. Пит послушно садится туда. Ну ладно. Я встаю и тоже сажусь рядом с ним.

– Какие у вас трудности?

У Клары это явно получается лучше.

– Я хочу ее поцеловать, – лепечет Пит.

Нелли поворачивается ко мне.

– Моника, Вольфганг хочет тебя поцеловать. Что ты на это скажешь?

Я думаю про язык Пита.

– Нет!

– Вольфганг, – Нелли смотрит на Пита, – Моника не хочет тебя целовать. Что ты ей скажешь?

– Я хочу ее поцеловать! – Пит мямлит почти так же, как Клара.

Нелли с сочувствием глядит на него.

– Но Моника не хочет тебя целовать, Вольфганг. Может быть, она хочет поцеловать кого-то другого? Давайте спросим ее саму.

Нелли вперивается в меня взглядом.

– Моника, кого ты хочешь поцеловать?

Я таращусь на нее в ответ.

– Никого.

– Никого? – Нелли не отводит глаз. – И даже… Тони не хочешь?

Нелли показывает на Джорджа.

Тот смеется и выглядит уже совершенно пьяным.

– Нет. – Я качаю головой.

– Почему ты тогда так влюбленно глядишь на него? Почему ты обращаешься со своим супругом, как с законченным идиотом?

– И верно! – вскрикивает Пит.

– Я… я не знаю.

Не могу выдержать взгляд Нелли и смотрю в пол.

– Давай я отвечу за тебя: причина в том, что ты всегда любила Тони. Но когда вы познакомились, ты уже была замужем за Вольфгангом. Ты переспала с Тони и забеременела. Но Вольфганг остался с тобой. Поэтому ты и не ушла от него. Ты была слишком труслива, чтоб начать новую жизнь с Тони. А еще ты знала: Тони слишком ненадежен и легкомыслен, чтобы стать хорошим отцом. Вот почему твоя дочь и выросла дочерью Вольфганга. Когда ты собираешься ей об этом рассказать?

Я смотрю на Нелли.

– Ты выжила из ума?

Нелли качает головой.

– Я всего лишь рассказываю все как есть!

– А с какой стати об этом рассказываешь именно ты? – спрашиваю я.

– Я просто сложила два и два, – с этими словами Нелли достает из рюкзака книгу и принимается читать.

Я выхожу на улицу. На холодном воздухе голова вдруг проясняется. Я прислоняюсь к стене дома и думаю о происходящем.

Нелли совершенно права. Я родилась после того, как мама с папой в тот раз вернулись из Америки. И мама чуть не обалдела от радости, увидев в этот раз Тони.

Папа же радовался меньше. И Тони каждый раз говорит, какая мама красавица. И я тоже.

– Да, – говорю я в ночь, – да. Все так и есть. Тони совершенно не обращал внимания на Клару, а со мной был так мил и обходителен, как никто в жизни. Я его дочь и он увидел меня впервые за пятнадцать лет. Тони мой отец. Наверное, мне надо бы сейчас реветь и злиться из-за того, что меня пятнадцать лет обманывали, но мне не хочется ни реветь, ни злиться.

Наоборот – кажется, огромный камень свалился с души – камень, давивший на меня целых пятнадцать лет. Я не папина дочь. Я не дочь жирного поклонника железнодорожных справочников. Я дочь красивого, обходительного мужчины. Я свободна. А потом слезы наворачиваются мне на глаза. Я вижу, как иду по жизни, белобрысая и длинноволосая, круглолицая Антье, но я не выгляжу ни смешно, ни нелепо.

Я Антье, дочь Тони.

11

– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!

Что такое? Я вскакиваю от ужаса – Нелли склонилась надо мной и кричит.

– Ты вся в крови!

– Что?

Я ощупываю лицо. Все вроде в порядке.

– Тише, вы всех перебудите!

Пит высунулся из своего спальника. Нелли орет еще громче. А я – вместе с ней. Пит весь в чем-то красном.

– Ты весь в крови!

Пит ощупывает лицо, как и я только что.

– Что?

Он качает головой, вывинчивается из спальника и уходит. Я секунду смотрю ему вслед, потом поднимаюсь и иду в туалет. Мое лицо и вправду все красное. На голове уныло висит пластиковая шапочка, которую нацепила на меня вчера вечером Нелли, прямо на окрашенные волосы. Я осторожно снимаю ее. Краска на волосах затвердела, пара прядей такие жесткие, что, кажется, их можно просто переломить. Я смотрю на красное лицо в зеркале. Потом включаю воду и с трудом засовываю голову под кран.

Секунду спустя раковина уже вся красная – но я уже могу разлепить пряди волос. Я так ожесточенно терла лицо, что, наверное, сошла вся кожа. Но кое-где краска осталась, красная полоска тянется от корней волос через весь лоб и щеку – до рта. Выгляжу так, словно меня неудачно загримировали для Хеллоуина.

Сую голову под сушилку для рук. Теплый воздух успокаивающе приятен. Поэтому плевать, что я вечность сижу тут, пока волосы высохнут. Когда я выползаю из-под сушилки, рядом со мной стоит светловолосая девочка.

На ней шорты, поэтому видны ее длинные и загорелые ноги.

– Привет. – Говорит она моему отражению в зеркале.

– Привет.

Она расчесывает волосы. Точно, она из чирлидеров.

– Ты та самая девочка из Германии, у которой папа оказался вовсе не ее папой?

Я вижу в зеркале, как мое лицо краснеет и почти сливается с красной полосой.

– Да.

Блондинка опускает расческу и оборачивается ко мне.

– Мне тебя так жалко. Невероятно, чего только не вытворяют с нами наши родители.

Она кладет руку мне на плечо. Мне вдруг хочется ей сказать, что мама и папа никогда бы не сделали мне больно, но я просто киваю.

– Спасибо.

– Береги себя! Все будет хорошо, вот увидишь, – она улыбается.

Я смотрю в зеркало. В отличие от моего лица, волосы почти не окрасились. Они чуть-чуть отливают рыжим, но я такая же светловолосая, как и раньше. Я возвращаюсь.

На наших матах сидят Нелли и Пит. У обоих в руках пластиковые стаканчики.

– Кофе, – Нелли протягивает мне стаканчик. Я отпиваю глоточек.

У Пита на лице – точно такая же красная полоса, словно он мое отражение в зеркале. Люди, проходящие мимо, рассматривают нас и смеются. Когда просыпается Джордж, то тоже смеется. Пит делает вид, что его все это нервирует, но отчего-то мне кажется, что ему это даже льстит. Только Нелли дуется. Она еще больше мрачнеет, когда блондинка из туалета подсаживается к нам и гладит Джорджа по волосам.

– С добрым утром!

Джордж выглядит довольным. Она смотрит на меня.

– Анни, Джордж рассказал мне, что ты хочешь в Мемфис?

Я киваю. Интересно, что там Джордж еще разболтал?

– Мы с подругами собираемся поехать в Цинциннати, в колледж, на день открытых дверей. Хочешь с нами?

Я киваю.

– О’кей. – Блондинка вскакивает. – Тогда увидимся ровно в десять на парковке.

Когда она уходит, Нелли зло глядит на меня и тыкает пальцем себе в грудь.

– А как же я? Я думала, мы едем вместе!

– Но мы доберемся до Цинциннати, это же здорово!

– А если я вовсе не хочу ехать с этой дрянью в Цинциннати?

– Ну так тогда яхочу ехать с этой дрянью в Цинциннати!

Я скатываю спальник и засовываю его в рюкзак. Потом смотрю на часы. Полдесятого. Нелли все еще стоит у матов, скрестив руки на груди. Тогда я скатываю и ее спальник. И протягиваю Джорджу руку.

– Пока и спасибо тебе.

Джордж кивает.

– Никаких проблем. Берегите себя!

Пит густо краснеет, когда я подаю ему руку.

– Пока.

– До свидания.

Он крепко держит мою руку. Я осторожно пытаюсь ее вытащить. Он вдруг отпускает руку и достает из кармана бумажку.

– Это текст «Иммиграции». Ну, если тебе однажды захочется ее спеть.

Я благодарю Пита:

– Спасибо.

Потом закидываю за спину рюкзак, вперед навешиваю рюкзак Нелли, беру гитару и иду.

Не оглядываясь.

Надеюсь, Нелли идет за мной.

Или хотя бы за своим рюкзаком.

Когда я выхожу на улицу и оборачиваюсь, Нелли нигде не видно. А издалека мне машет новая знакомая. Она с двумя другими девочками стоит у большой синей машины.

– Анни!

Я иду к ним.

– Это Анни, – говорит блондинка подругам, когда я подхожу, – та самая, которая оставила на лице у типа из Эри красную полоску, и у которой отец по правде совсем ей не отец.

Подруги, словно признавая меня за свою, кивают.

– Привет, Анни!

– Это Джоел, – блондинка указывает на длинноволосую брюнетку. – А это Макс, – представляет коротко стриженную девочку. – А я Мэдди.

– Привет, – говорю я.

Мэдди шарахает ладонью по крыше машины.

– Ну, вперед!

– Моя подружка еще не подошла.

– А, точно, – Мэдди, кажется, до этого и дела нет.

Мы закидываем вещи в машину и садимся – Мэдди за рулем, Джоэл и Макс усаживаются сзади. Мэдди непременно хочет, чтобы я села рядом с ней. Нелли не появляется и через десять минут – и Мэдди заводит мотор.

– Жаль, что твоя подруга так и не подошла – но нам уже надо ехать.

Я раскрываю дверь.

– Тогда я не смогу с вами поехать. Как я брошу ее тут одну?

Мэдди пожимает плечами.

– Ладно. Тогда бери свои вещи.

Только-только я открываю багажник, прибегает Нелли.

– Оставь, – просит она. Не проронив больше ни слова, садится на заднее сиденье. Я снова закрываю багажник, обхожу машину и сажусь.

– Отлично! – говорит Мэдди, когда я оказываюсь внутри, включает радио и газует. – И как он целуется? – спрашивает она, как только мы выезжаем на шоссе.

– Кхм-м, – я даже не знаю, как это сказать по-английски, моего словарного запаса недостаточно. Да и мне что-то жалко Пита.

– Очень неплохо, – нахожусь я.

Мэдди качает головой.

– Так как же, кхм-мили очень неплохо?

– Больше похоже на кхм-м.

Мэдди, Макс и Джоэл смеются.

– И почему они все целуются скорее как кхм-м? – недоумевает Джоэл с заднего сиденья.

– Джордж целуется не как кхм-м, скорее уж как м-м-м-м-м, – Мэдди подмигивает мне.

В зеркале заднего вида я замечаю, как Нелли сердито глядит перед собой. Потом Макс спрашивает меня, что же теперь делать с моими обоими отцами, а я объясняю ей, что я все пятнадцать лет думала, что папа – именно мой папа, а теперь узнала, что на самом-то деле мой отец Тони.

А потом я рассказываю им, какой классный тип этот Тони и как здорово, что у меня такой отец.

– Прикольно! – говорит Мэдди. – Я ужасно за тебя рада!

Вдруг сзади доносятся тихие всхлипывания. Это Нелли спрятала голову в ладонях и ревет.

– Что с тобой? – Макс гладит ее по рукам.

Даже Мэдди оборачивается, и машина чуть виляет вправо, а водитель рядом сигналит.

– Я не могу сказать! – всхлипывает Нелли.

Макс продолжает гладить ее руки, а Джоэл перегибается через Макс так, чтоб погладить Нелли по спине.

– Ты всё нам можешь рассказать, мы твои друзья!

Нелли не может успокоиться.

– Мне стыдно!

– Нет в жизни ничего стыдного! – Макс говорит это как моя мама, когда та обращается к своим пациентам.

Нелли громко всхлипывает.

– Я беременна!

Что? Нелли – беременна? Беременна?

– У-у-у, – Макс обнимает ее. Нелли плачет навзрыд – и как-то еще умудряется рассказывать при этом: как познакомилась с этим парнем, который на два класса ее старше, как он играл в футбольной команде, как влюбился в нее и переспал с ней, и как она две недели назад поняла, что беременна, как рассказала все матери, а та хочет заставить ее сделать аборт. Макс, Джоэл и Мэдди говорят «Ой» и «Бедняжка», а еще – что никогда не стоит связываться с футболистами, будь они даже чертовски сексапильны.

– Эти свиньи не могут заставить тебя убить своего ребенка! – Мэдди хлопает ладонью по рулю. – Ты хочешь оставить его?

Макс снова гладит Нелли по руке. Нелли кивает.

– Да. Я рожу его.

Я оборачиваюсь к ней.

– Тогда тебе, наверное, не стоило так напиваться вчера, – говорю я ей по-немецки, – это может повредить ребенку.

Нелли яростно смотрит на меня и молчит.

Следующие четыре часа Мэдди, Макс, Джоэл и Нелли только и обсуждают, как Нелли оставить ребенка и одновременно не бросать школу, а заодно подать в суд на футболиста, чтобы он платил алименты.

А потом Мэдди говорит: «Ну вот мы и в Цинциннати. Где вас высадить?»

Я осматриваюсь. Недалеко от нас промышленная зона с ресторанами фаст-фуда и «Уолмарт».

– Высади нас тут, – просит Нелли с заднего сиденья.

Мэдди кивает, поворачивает на следующую улицу и останавливает машину на парковке у «Уолмарта». Мэдди, Макс и Джоэл желают Нелли удачи и дают ей свои телефонные номера.

– Пока, Анни, – говорят они мне.

– Пока.

Секунду спустя мы с Нелли стоим с рюкзаками на парковке и смотрим вслед их машине. Потом я поворачиваюсь к Нелли.

– Почему ты мне ничего не сказала?

– Чего? – Нелли делает вид, что не понимает.

– Ну, что ты беременна!

Потом она улыбается.

– Теперь ты это знаешь.

– Ага, – больше ничего ей в голову не приходит.

Нелли не выглядит несчастной, требующей утешения, наоборот, она вовсю радуется жизни. Закидывает рюкзак за спину и трогается в путь. Я беру свои вещи и догоняю ее. Конечно, Нелли направляется прямиком к «Уолмарту». Когда мы проходим через раздвижные двери, я останавливаюсь.

– Что еще? – Нелли оборачивается и нетерпеливо машет рукой.

– Обещай мне, – шепчу я, – что ты ничего не украдешь. Хорошо?

Нелли кивает.

– Хорошо, обещаю.

Все оказалось легче, чем я думала.

Нелли идет вдоль полок, останавливается у отдела для туристов и целую вечность рассматривает походную плитку. Я тяну ее за свитер.

– Она слишком дорогая. Пошли!

Если мы купим себе походную плитку, у нас не останется денег, чтоб хоть что-то на ней приготовить, Нелли не может этого не понимать! Но она не уходит.

– Я просто хочу посмотреть.

– Хорошо, тогда я схожу в другие отделы.

Я хочу взять свой рюкзак, но Нелли говорит: «Оставь его тут, зачем таскать его на себе». «Ладно». И я ухожу.

Иду вдоль полок с тряпками, картонной посудой всевозможных цветов, рабочими инструментами и электрическими приборами и останавливаюсь в отделе игрушек у полки с куклами Барби и вещами для них: Барби в розовых платьях, розовые машинки, розовые собачки, розовые кораблики и розовые домики мечты любой Барби. Розовый цвет пульсирует перед глазами. Я вспоминаю двух единственных Барби, которые у меня были, – Барби, занимающихся аэробикой. Папа принес их с барахолки. Я ужасно хотела куклу Барби, а мама не разрешала.

– Они слишком овеществленные! – считала она.

– Но у них такие красивые светлые волосы и розовые платья! – возражала я.

– Вот именно! – отрезала мама и не купила мне куклу.

У обеих кукол, купленных папой, волосы уже свалялись, и они были одеты в розовые гимнастические костюмы, на ногах лиловые гетры, а в волосах розовые ленты. Не знаю, зачем папа принес двух сразу, наверное, он решил, что это однояйцевые близнецы и их нельзя разлучать.

Купив мне Барби, папа нарушил сразу два маминых запрета: запрет-на-барби и запрет-на-игрушки-с-барахолки. Маме они кажутся мерзкими. Наверное, именно поэтому папа то и дело приносит игрушки со старых развалов или блошиных рынков, когда ищет там свои допотопные железнодорожные справочники.

Когда я думаю про это, меня вдруг словно поражает молнией. Розовый. Плюшевый. Барахолка.Кларина розовая собака лежит в Кливленде, в спортивном зале, в углу.

Она мне этого никогда не простит.

Я гляжу на розовые вещи для Барби, и слезы выступают на глазах. Клара доверила мне своего любимца, единственное, что она взяла в путешествие, а я его потеряла. Вчера ночью мне было наплевать на то, что Джордж пинком отправил его в угол.

Я осматриваю полку. В самом низу и вправду лежат розовые плюшевые игрушки. Но собаки тут нет, есть только заяц, которого, наверное, можно выдать за собаку. Я держу его в руках и думаю о том, как несколько лет назад забыла в поезде любимую куклу и три дня оплакивала ее. На четвертый день папа пришел с куклой, которая чем-то напоминала старую, и говорил, что нашел ее в бюро находок на вокзале. Я была оскорблена до глубины души – неужели папа может считать меня такой дурой. «Нет, так не пойдет», – сообщаю я розовому собако-зайцу и кладу его обратно на полку. И иду к Нелли.

– Куда ты провалилась? Ты думаешь, что я вечно буду стоять тут и рассматривать походные плитки?

Беру рюкзак.

– Именно так оно все и выглядело.

Нелли пыхтит и идет к кассе. В руке у нее банка с равиоли. Понятия не имею, где она решила их приготовить, хотя, может быть, она собирается есть их холодными.

На кассе нам не приходится долго ждать. Нелли кладет банку на ленту.

– Тридцать три цента, – говорит кассирша. Нелли платит, берет банку и устремляется к выходу.

– Хорошего дня! – говорит кассирша.

Я киваю и иду за Нелли через раздвижные двери.

И тут срабатывает сигнализация.

Громко и пронзительно.

Сначала я хочу сорваться с места и бежать, но все-таки остаюсь на месте и только пожимаю плечами. Забавно, пару дней назад мы без проблем вышли из супермаркета с ворованными вещами, а сегодня, когда у нас в карманах ничего нет, орет сигнализация. Я оборачиваюсь, чтоб улыбнуться Нелли. Но ее нет.

Вместо нее ко мне подходят два огромных мужчины в объемных голубых куртках, на которых справа спереди написано «Security».

– Будь так добра, следуй за нами.

Один из них приглашающе указывает вперед. Я киваю и иду за ним. На минуту меня охватывает страх, что я по ошибке что-нибудь положила в карман. Розового зайца?

Охранники заводят меня в маленькую комнатку и закрывают дверь.

– Садись, – один из них показывает на стул, стоящий у крошечного стола.

Я сажусь.

– Ты позволишь? – другой берет мой рюкзак. Киваю. Что тут еще сделаешь, не скажешь же «Нет?» Постепенно до меня доходит, какая же гадость – вся эта их искусственная вежливость. Мужики затаскивают меня в каморку, запирают, роются в моем рюкзаке, не забывая при этом добавить все эти «Ты позволишь» и «Будь так добра», чтоб никто-никто не смог сказать, что они лишают меня свободы и совершают самое настоящее насилие – а ведь так оно и есть на самом деле. Я же ни в чем не виновата.

– Вот оно!

Я поднимаю глаза.

Один из охранников вытаскивает из моего рюкзака зеленую картонную коробку.

– Что? – я хочу встать и посмотреть, что это, но второй охранник кладет руку мне на плечо и вжимает в стул.

– Не шевелись.

Я сижу и таращусь на коробку. Что там? И как она оказалась в моем рюкзаке?