355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Яна Розова » Воронка. (СИ) » Текст книги (страница 6)
Воронка. (СИ)
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 18:35

Текст книги "Воронка. (СИ)"


Автор книги: Яна Розова


Жанр:

   

Триллеры


сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Глава 6. Женский бог

Если бы вы жили в Гродине и любили прогуляться вечерком по его ухоженному центру, то не смогли бы отказать себе в удовольствии выпить чашечку чаю с фантастически вкусными пирожными в «Англезе» – самом уютном кафе города. Интерьер «Англеза» имитировал обстановку классического английского клуба, где в кожаных диванах под хрустальными люстрами ведутся неторопливые беседы о ценах на сукно и индийские пряности, а легконогие официанты неслышно разносят ароматный чай и воздушные пирожные. И даже если вам плевать на колониальные товары, при взгляде на дубовые панели под отличными репродукциями Джона Констебла, вы ненадолго превращались в чинного сквайра или чопорную леди. Но, чуть освоившись и согревшись, вы снова становились собой, начинали смеяться, открыв набитый пирожными рот, громко болтать о том, какие все вокруг нищие дураки и названивать подряд всем знакомым, чтобы продемонстрировать свой новый мобильник.

Этим вечером в «Англезе» было занято всего три столика. За одним расположились упитанные нувориши со своими упитанными чадами, за другим – группка хорошеньких смешливых студенток, которые стреляли глазами в папу-нувориша и мыли кости его расфуфыренной жене. За третьим, возле витринного окна, друг напротив друга сидели две хорошо одетые и обвешанные эксклюзивным серебром молодые женщины. Они тихо говорили между собой на тему, с первого взгляда весьма от жизни отстраненную.

– Я просто не понимаю, зачем мама меня тащит в церковь! – рассказывала одна. Это была женщина с красивым, чуть восточным, профилем и темными, буквально чарующими глазами. – Мне там скучно. И эти бабки! Я в прошлый раз пришла в розовых джинсах, так они меня блядью обозвали! Представь только: вхожу в церковь, останавливаюсь чтобы перекреститься и – на тебе! «Чего ты, блядь, приперлась?» – слышу! Противно, что не говори.

– Они будто старыми родились, – понимающе кивнула ее подруга, яркая блондинка. На левой ее щечке сидела маленькая черная родинка, от которой невозможно было оторвать взгляд. – Еще с ранней юности помню, как ходила с соседкой на службу в Пасху, а нас такие же бабки обшикали! И знаешь за что? У меня был платок на голове красный! Они и говорят: вот, пионерка какая! Я так смеялась тогда! Но, вообще, ты права – это противно.

Брюнетка отпила глоток чаю и сказала:

– И захочешь помолиться – не дадут. Иной раз подумаешь: ведь живем – грешим, так надо же как-то и прощения попросить. Я вот мужу изменяю…

Она сказала это грустно, будто изменяла по принуждению или с голоду. Блондинка сочувственно улыбнулась подруге:

– Да, ладно! Твой муж рога свои отработал по полной программе! Вот позавчера снова ко мне подкатывался. Прости, конечно, но ведь козел! Самое отвратительное именно то, что он думает, будто мне в кайф потрахаться с мужем подруги. Я что же, стерва или дешевка в его глазах?

Черноглазая небрежно махнула в воздухе тонкими пальцами с гелевыми расписными ногтями:

– Да он вообще женщин ни в грош ни ставит! Говорит, бабы либо шлюхи, либо дуры, либо курицы. Других нет. Да и кто на самом деле женщин уважает? Второй сорт, как ни крути. И всегда так было. Моя бабушка рассказывает, как ее отец лупил ее маму вожжами. Один раз так отлупил, что у прабабки выкидыш был и потом она родить больше не могла. А богомольный был! Пешком в Иерусалим ходил, деньги на строительство церкви в их деревне давал. Он же куркуль был, богатый. До ста лет дожил. И ничего, бог прощал.

– Мужикам бог все прощает, – заметила блондинка, поправляя плоеную прядь. – И не только у нас. У мусульман, вообще, только мужчины люди, а баба – вроде овцы. Да в любой вере так!

– А по жизни как?! – Этот риторический вопрос вырвался из самого сердца темноволосой подруги. – Вот пока я была в своей налоговой девочкой на побегушках – вроде все нормально было. Нормальные отношения, нормальные разговоры. А как стала наверх выбиваться – все! Захожу в кабинет Мухатдинова и все сразу смолкают, на меня смотрят, выхожу и точно знаю, что начинают мне мыть кости. И с кем я сплю и какая у меня задница, и какое образование, и вообще чего стою. Знаешь, что недавно о себе услышала? В прошлом году, сразу после повышения я бросила своего любовника из городской администрации, который меня в налоговую инспекцию работать устроил и легла в постель к какому-то министру области. К какому – не поняла. И еще, будто я дом в Остюковке строю! Ну, значит, на лапу беру. Просто, говорят, она не деньги берет, а сразу бартером: с одного – машину песка, с другого цемент, с третьего – гвоздики… Так что, как дострою свой дом, тебя на шашлыки позову. – Блондинка понимающе усмехнулась, а черноглазая продолжила: – Раньше я думала, что это все бабы наши воду мутят и сплетни распускают, но как выяснилось – помои льются из кабинета Мухатдинова. Я же его по карьерной лестнице обскакала, а как же его мужская гордость?! Ему так хочется унизить меня, что он каждый день рассказывает, будто час не мог припарковаться у нас на стоянке, потому что Наталья Ивановна поставила свою колымагу поперек парковочных мест! Да много чего еще. И вроде бы я должна гордиться тем, чего в жизни добилась, а не получается. Кажется, будто я влезла со свиным рылом в калашный ряд. Чем выше поднимаюсь, тем сильнее чувствую себя вторым сортом.

Обе разом вздохнули. За окном стал накрапывать мелкий дождик, от которого на душе становилось совсем тоскливо. Блондинка коснулась родинки на щеке. Ей хотелось рассказать, где она недавно побывала, но она сомневалась можно ли. С одной стороны, разговор очень располагал но, с другой стороны, она давала слово молчать. Наконец, женщина решилась:

– Ты никому не скажешь?

Подруга, решившая было поправить макияж, подняла на нее глаза, отложив пудреницу.

– Не скажу, а что?

– Помнишь Верку Самохину? Я с ней еще в школе училась. Такая, вся из себя, на «БМВ» катается. Муж у нее в банке не последняя шишка. Мы общаемся время от времени, а на прошлой неделе она меня кое-куда сводила… В такое особенное место. Даже не знаю, как это правильно назвать. Там женщины собираются, чтобы поклоняться богине.

– Че-его? – протянула брюнетка. Ее губы округлились, а брови приподнялись. – Кому поклоняться?

– Ну, такая индийская богиня – Кали, – пояснила блондинка, оглянувшись по сторонам. Разговор женщин никого не интересовал, но она все равно стала говорить тише. – Знаешь, индуизм, буддизм, все такое. Там у них бог есть Шива, он, вроде, главный. Так вот его жена – Кали – это такая богиня, что любит смерть и кровь, и она насылает ураганы, град, наводнение. Она такая страшная, что я даже испугалась. Там входишь в комнату, свет потушен, а напротив входа такая скульптура стоит, в человеческий рост, и на нее лампа светит. Ужасно выглядит: лицо синим намазано, губы как будто в крови, а зубы верхние как клыки, – рассказчица подняла руку с полусогнутыми растопыренными пальцами на уровень своего рта, и ее подруга вдруг ясно представила себе эти острые жуткие клыки, нависающие над нижней губой. – И у Кали восемь рук, а в каждой – отрубленная голова или нож в крови…

– Ужас! – не выдержала женщина с восточным профилем. – Зачем ты туда пошла?

– Понимаешь, пошла я туда просто из любопытства, а потом мне Верка объяснила что все это означает. Это такой тайный культ для избранных. Для женщин, которые понимают, что их в этом мире за дурочек держат. Ну, у мужчин своя религия, все им в этом мире на блюдечке подается. Вспомни, даже в институт на наш факультет парней принимали на льготных условиях!

– Ну, это понятно. В педагогический всегда больше девочек поступает и в школы идут работать одни женщины, а там нужны мужчины…

– Вот именно! – подтвердила блондинка. – А ведь парни все равно после учебы куда-нибудь сбегают и в учителя не идут. Они не хотят работать там, где трудно и где мало платят. Так что все льготы все равно зря им достаются.

Поразмыслив, ее подруга не нашла достойных возражений и рассказ о Кали продолжился:

– В сущности, эта богиня как бы не существует. У нее нет настоящего тела – скульптура нужна просто чтобы обозначить то, вокруг чего ведется все действие. А сама богиня это только энергия, она везде и все оживляет. Она кажется злой, но на самом деле она имеет много всяких воплощений и тоже борется со злом.

Брюнетка остановила ее:

– Так добрая эта Кали или злая?

– Понимаешь, – принялась терпеливо разъяснять рассказчица, – в мире ведь нет ни зла ни добра. То, что для кого-то зло, для других добро и наоборот. Например, идет дождь и мы с тобой недовольны, потому что у нас портятся прически и настроение, да? А вот для урожая в деревне дождь – хорошо, понимаешь?

– Ага…

– Или умирает кто-то и это для него, вроде бы, плохо, но он завещает много денег сиротскому приюту и это хорошо для детей…

– Или я сломала ноготь, – с улыбкой подхватила черноглазая, клацнув по столу острым изогнутым коготком, – а моя маникюрша довольна, потому что сдерет с меня триста рублей и купит своему ребенку новые штаны. Или вот: если мой муж станет импотентом, то для него это будет плохо, а для меня хорошо, потому что он перестанет тратить деньги на своих баб!

Женщины рассмеялись и блондинка снова продолжила:

– Вот-вот! Всегда где-то убавляется, а где-то прирастает. И когда Кали в злом обличии – она отнимает, а когда в добром – дарит. И мы просим ее злую сторону не отнимать у нас, помиловать. А еще я поняла для себя такое: раз бог к нам спиной повернулся и считает нас такими плохими и недостойными своих милостей, то мы тоже повернемся к нему своей плохой стороной, похожей на Кали…

– Да уж, вот он расстроится! – в голосе брюнетки слышалась ирония, но то что вызвало ее, осталось для подруги за кадром.

– Мы с тобой ничего в этом не смыслим, – улыбнулась блондинка и ее родинка оказалась в ямочке на щеке. – Вряд ли что поймем. Но ведь бог тоже сила, энергия… Словом, не знаю. Но вот про Кали мне понравилось. А дальше даже не знаю, как тебе рассказать, но ты пообещай мне что никому не скажешь…

– Я же уже обещала!

– …и не будешь меня осуждать, но там так все делали и я подумала: никто же не узнает, что я там была и что трахалась с тем мальчиком…

Черные глаза напротив стали огромными от изумления.

– Нет!.. – Брюнетка фыркнула и недоверчиво рассмеялась, – Нет! Не может быть! Повтори: чем ты там занималась?

Блондинка взмахнула ресницами, дескать, ты все правильно поняла и закусила губу. Ее собеседница выдохнула:

– Ну, ты даешь! Вау!!! А почему ты решила, что никто не узнает? Там же были и другие женщины. А Верка, что, никому не растреплет?!

– Ты что! Верка там такое вытворяла с двумя та-акими самцами!.. А другие! Да это же хуже любого борделя. Но, понимаешь, такая фишка – все были голые и с масками на лицах. А многие еще и в париках. Конечно, узнать кое-кого можно, но точно сказать, что там была та или другая, почти не реально. Но я кое-кого узнала.

– Кого?

– Да Аньку из городской администрации. У нее шрам на бедре с детства, а я знаю, потому что ходила с ней в бассейн в прошлом году. И Галку Красноруженко узнала. Это та, у которой сеть отделов спортивной одежды. Еще кое-кого узнала, но не точно.

– А там все не простые люди, да? – призадумалась брюнетка.

– Выходит, что да. Хотя я-то всего-навсего бухгалтер.

– Ты – главный бухгалтер налогообразующего предприятия области и зарабатываешь неплохо, – ввернула черноглазая, все еще думая о своем.

Блондинка, не замечая ее задумчивости, продолжила свою исповедь:

– Но, понимаешь, на самом деле секс нужен вовсе не для разврата. Не смейся! Это нужно, чтобы узнать, что такое экстаз. Сначала ты достигаешь физического экстаза, а потом сможешь достичь высшего экстаза. Духовного.

Брюнетка склонила голову к левому плечу, как кошка, которая наблюдает за прыгающим по подоконнику воробьем:

– И что же, это лучше оргазма? – спросила она.

Блондинка ответила не сразу:

– Это… Это лучше всего. Я чуть-чуть только заглянула за край. Когда жрица стала проводить ритуал, нас, новеньких, посадили за ширму. Остальные сели вокруг Кали и стали говорить хором всякие заклинания. Немного по-русски, про то, что они посвящают себя богине и все такое. А потом заговорили на санскрите. Это мне Верка объяснила, она тоже еще не посвященная и со мной за ширмой сидела. И они все говорили, раскачивались, свечи жгли, благовония, а потом жрица зарезала курицу, полила кровью статую и все стали слизывать кровь со статуи и стали… ну, кончать!

– Короче, снова сексом заниматься! – усмехнулась слушательница.

– Нет, не так. Они все затряслись, застонали, но никто ничего не делал такого… От другого был кайф! От богини.

Брюнетка недоверчиво покачала головой:

– Может, им наркотик подмешали? Статую эту обмазали чем-нибудь, вот и кайф!

Ее подруга заметно обиделась:

– Ну, что ты несешь? Это же духовное! Это женщины высшую мудрость знают! Зря я тебе рассказала, думала, ты поймешь.

– Да я поняла, я не хотела ничего плохого сказать! Слушай, а как ты думаешь, я могла бы…

Конец фразы потонул в шуме голосов. В «Англез» ввалилась шумная компания молодых людей. Они явно ошиблись с выбором места для своих посиделок, но пока этого не поняли, а сразу бросились сдвигать столики и искать в меню страничку с алкоголем.

Блондинка глянула на кругленькие серебряные часики на запястье и заторопилась:

– Уже восемь! Надо ехать домой. Сейчас бабушка приведет Катюху, будем купаться и спать ложиться. Завтра же на работу. Подвезешь меня до дому?

– Конечно, – брюнетка тоже встала со своего места. Вопрос, который так и не прозвучал, она решила пока отложить.

Женщины покинули кафе, их стройные фигуры затерялись среди людей и машин на соседней улочке, где была разрешена парковка.



Глава 7. Ловушка для бородавчатого

Паше хотелось лишь покоя, но уже на следующее утро его можно было встретить на улице, чисто выбритого и вполне прилично одетого. Он направлялся к остановке автобуса, который должен был доставить его в травматологическое отделение первой городской больницы. Оттуда Павел и вышел через пару часов. Сведения, раздобытые в беседе с Алексеем Звонаревым, Паша осмысливал и так и эдак, но вывод каждый раз совпадал: его хотят кинуть.

Звонарев согласился поговорить с Пашей, только когда рыжий алкаш сказал ему о просьбе Ежевики помочь с поиском пропавших денег. Он только уточнил, на какую сумму рассчитывает частный детектив в случае удачного расследования и предупредил: если денег Паша не найдет – Звонарев платить ему не будет, несмотря на все обещания его щедрой жены.

– Ладно вам, – Павел миролюбиво подмигнул, удивляясь про себя, что же связало его подругу детства с этим бородавчатым? Чем дольше он рассматривал толстое тело под больничным одеялом, грубое лицо, все в каких-то наростах и с выражением «Я самый умный!», тем больше Звонарев ему не нравился. Тем не менее, Седов извлек из недр своей души лежалую хитрость и ответил: – Деньги мне позарез нужны, сами понимаете. Так что я уж расстараюсь! Буду бегать как борзая о шести ногах!

Звонарев немного смягчился:

– Да уж, тут надо побегать. Деньги приличные, а милиция и не чешется…

– Но вам придется мне всю правду выложить, – предупредил Паша, деловито доставая из внутреннего кармана пиджака блокнот и ручку. Это был специально подготовленный аксессуар, призванный придать действиям пропитого сыщика ощущение профессионализма. – Не бойтесь, я вашей жене ничего рассказывать не буду. Ну, – Паша сально ухмыльнулся, – про ту блондинку!

Весь в гипсах и бинтах, Звонарев заметно подпрыгнул на кровати.

– Откуда знаешь? Вичка растрепала?

– Опишите ее! – Паша настолько резко изменил тон, что Звонарев невольно подчинился.

– Она ростом с меня, – Седов прикинул про себя, на сколько потянет Звонарев, если его поставить вертикально, – она… глаза карие или серые, волосы светлые…

– …или темные! – не удержался Паша. – Поточнее надо бы описывать. Как ее зовут? Особые приметы: родинки, шрамы, татуировки?

– Вероника. – Быстро сказал Звонарев, помолчал с минуту и добавил: – Да, и еще: большая родинка под левой лопаткой. Просто уродище какое-то!

Палец Седова неторопливо растирал морщинку на переносице. Он и сам помнил эту родинку. Собственно, это было просто небольшое родимое пятно, словно отпечаток чьего-то пальца. Ничего уродливого Паша не заметил. Он лишь немного брезгливо удивился, что такой лягушкообразный тип, как этот Звонарев называет родинку красивой женщины «уродищем».

– Ладно, с приметами мы разобрались. Теперь с отношениями порешаем. Вы с этой Вероникой давно знакомы?

– С месяц, наверное, – пожал плечами Звонарев. Он этак свысока, как принц-лягушка, глянул на сыщика и сообщил: – Я ее в «Постоялом дворе» снял. Она все анекдоты про девочку травила!

– Она проститутка?

– Зачем мне проститутки? – хмыкнул муж подруги детства. – Еще деньги платить! Я принципиально на баб деньги не трачу. Всегда можно найти веселую девочку без сутенера – обслужит по полной программе.

Звонарев будто и позабыл, что влип по самое не хочу именно из-за такой вот бесплатной и веселой девочки.

– Так, а дальше что было?

– А дальше… – Звонарев самодовольно хмыкнул: – привязалась она ко мне, как банный лист! Я уже отделаться хотел, а она все звонит мне на мобильный, все встречи назначает. Я бы отшил ее, конечно, пока Вика не прознала, но в постели эта бабенка!..

Лягушкообразный закатил глаза, демонстрируя высшую степень наслаждения: дескать, такого тебе, рыжий, и не снилось! И если бы рыжему и не снилось – его бы здесь не было.

– А после что? – прервал бесцеремонный Пашка эротические грезы Звонарева.

– Да то, – вернулся на землю сладострастник. – Она звонила, я ее имел!

– А деньги?

Перемена темы от секса к деньгам дался Звонареву легко и естественно.

– А! Деньги! – воскликнул он, будто увидел лучших своих друзей. – Вы про те, что в моей тачке были? Так это их Вероника и дала мне. Там, вроде бы, двести пятьдесят тысяч баксов было. Конечно, сумма так себе! Я и побольше в жизни зарабатывал! – хорохорился толстяк.

«Если для тебя двести пятьдесят штук «так себе», так чего же ты последние штаны на базар тащишь? И от бизнеса отказался и квартиру продал!» – ехидно подумал Паша. Впрочем, все это эмоции, а сейчас время информацию добывать. Поэтому Седов убрал с рыжей рожи растекающуюся ухмылочку и направил беседу в нужное русло:

– Зачем вам Вероника дала эти деньги?

– Просто на хранение. Я же известный человек, предприниматель. У меня репутация, связи. Она сказала, что ее брат продал кирпичный заводик где-то в Лугановске и переехал сюда. Там его рэкет достал. Банкам он принципиально не доверяет. Его, вроде, кинули пару раз и теперь он боится. Пока что нет у него оборудованного сейфа, а дома держать такой капитал страшно. Щас же время какое? Ужас! Вот и попросила Вероника бабки спрятать до поры до времени, пока брат не подыщет, куда вложить эти деньги. Я и согласился к себе в офис, в сейф положить. Офис и бухгалтерия у меня не в мебельном цехе, а в новом здании, на Жукова. Туда я их и повез.

– А почему вы везли сами все деньги? Почему не было охраны? Почему брат Вероники с вами не поехал?

– Охрану я себе не держу, – с гордостью сообщил Звонарев. – Я и сам если угощу по рылу – мало не будет! Олежка спешил в больницу к сыну. Ему операцию аппендицита делали. Я взял деньги его и поехал в офис, в сейф класть.

Вряд ли он темнил. Такие люди, самодовольные до последней степени, часто не замечают, как ситуация выходит из под контроля и оборачивается открытой угрозой. Звонарев даже думать не стал на тему безопасности и подстраховки.

– Так, – кивнул Седов, подтверждая собственные выводы, и задал давно тревоживший его вопрос: – А вам не показалось, что вас просто подставили?

От возмущения подобным предположением глаза Звонарева вылезли из орбит.

– Меня? – Щеки толстяка мелко затряслись от гнева. – Это меня-то подставили? Да я за свою жизнь тысячу подстав на чистую воду вывел! Кто только не угрожал мне! Мужики с пистолетами меня на бабки трясли, а я им показал кто здесь крутой! Все удирали, хвосты позадирав! Ты что, совсем охренел: такое про меня несешь?!

Он еще злился, пыхтел, тужился выразить свое негодование и презрение, начиная безмерно надоедать Седову, вызывая тягучую алкоголическую жажду, скуку и желание бросить все на хрен и смыться куда подальше, где наливают. Едва переборов настойчивый позыв к зевоте, Паша смастерил на лице вежливость и уточнил:

– Но деньги вы теперь Веронике выплачиваете?

Перестав кипеть, Звонарев с достоинством ответил, как рублем одарил:

– Не Веронике, а ее брату. Кабы они полезли бы на меня наезжать, да требовать – ни в жизнь бы не стал деньги те возмещать. А Олежка парень неплохой, простой такой, свойский. Пришли они с Вероникой сюда, в больницу, а он чуть не плачет! Говорит, трое детей у него, ни жилья, ни работы – ничего! С другой стороны, деньги и в самом деле у меня пропали. Люди мне доверились, а я вот погорел… Старый мой «Поршик», дряхленький! Сколько я его не вылизывал, а старая машина есть старая. Прямо вот за рынком Семеновским хотел я свернуть на объездную, а тут… А когда в кювет скатился, да об дуб шарахнулся – вырубился надолго и за деньгами приглядывать не мог. Кто-то умный смародерничал! Деньги вытащил, а меня подыхать бросил. И нашел бы я его – яйца бы на морду натянул. Не повезло, так не повезло. Эх! – Звонарев тяжко вздохнул, но печалиться долго было не в его характере. Через секунду его бородавчатое лицо снова приняло обычное самодовольное выражение. – Я Олежку пожалел: думаю – там, в Лугановске, прижали парня, здесь деньги пропали, а семью кормить надо, жить надо как-то. Да и он чуть не в ногах валялся, просил, чтоб я помог. Согласился на мой мебельный цех и сто тысяч баксов. А мой цех-то, – толстяк со снисходительным презрением к «простаку Олежке» растянул губы, – и на девяносто тысяч баксов не тянет! Чего там! Оборудование древнее, помещение я у мебельной фабрики арендую. Там главное – закупить древесину хорошую, обивку, поролон и чтоб мастера постарались. Да выгодные места на рынке забить – вот и пойдут барыши. Но я его обижать не стал, торговые точки тоже отдал. Я чем-нибудь другим займусь. Уж я-то не пропаду!

Сидя на продуваемой всеми знаменитыми Гродинскими ветрами остановке, Паша мысленно аплодировал ловкой Веронике и ее приятелю – артисту! Сначала Ника точно просчитала, что надутый индюк Звонарев, небрежно так, кинет саквояж с двумя с половиной сотнями баксов на заднее сидение своей тарантайки, сорок какого-то года выпуска, и попрет без водителя, без охраны, один в свой офис на проспекте Жукова. Маршрут ей тоже известен был – по объездной до проспекта Жукова, а там – направо. На этой объездной, где шесть полос и новый асфальт с современной разметкой, водители меньше ста км в час не выжимают. Надо было только автомеханика хорошего напрячь, чтобы «Porsche» именно там потерял управление. Потом сесть в машину, последовать за Звонаревым на разумном расстоянии и вытащить деньги, пока толстяк будет приходить в себя после аварии. Да, рискованно, но ведь сработало! Наверное, были и планы «Б», и «Г», и «Д» у аферистов. По одному плану на каждый предусмотренный случай. Например, если бы Звонарев деньги до офиса довез и в сейф положил – офис бы ночью ограбили…

А после чудесно исполненной первой части мероприятия приступили ко второму акту. Тоже тонкая работа! Умница Вероника, молодец ее «брат»! Конечно, приди они с понтами, расставь пальцы веером, да начни давить на такого как этот лягушкообразный – шиш бы чего добились! Звонарев уперся бы рогом и лег бы костями, но ни копейки бы не выплатил и цех свой не отдал. А тут, пожалуйста! Дали возможность толстозадому сделать щедрый жест, почувствовать себя благодетелем, и он растекся, расквасился, словом, влетел в расставленную западню на всех парах и еще собой доволен остался! Ну, молодцы, ребята! Артисты, что сказать!!!

Артисты… А вот интересно, подумалось Седову, этот «брат» ее не исполнял ли некогда и роль ее «мужа»? Правильнее сказать «брата мужа». Тогда ведь двое у Паши были. Один ударил Веронику и унес ее, а второй вроде бы следы заметал, с пропитым рыжим хмырем базарил…

Подошел нужный автобус, Паша загрузился в него и уселся на свободное место у окна. Он смотрел на город, плывущий за стеклом и отмечал перемены в его родном облике. Первым делом Пашка заметил, что поток машин, омывающий улицы Гродина, изменился качественно. Гродинцы вообще предпочитали машины с репутацией – пусть морально устаревший и битый, но «Мерседес»! Пусть подержанный – но «БМВ»! Так было еще год назад, сегодня же чаще встречались новехонькие «Субару», свеженькие «Саабы» и верткие малолитражки из уважаемого семейства «Форд». Новые машины, ясное дело, стоили дороже старых.

Любой стальной конь требовал своей порции качественного «сена», заботы и ласки. На этих простых потребностях автоковбоев зарабатывали свой кусок хлеба владельцы новых современных заправок, автомоек, автосалонов, автомагазинов, СТО, плюс пара десятков мальчишек, снующих у светофоров с ведрами и тряпками наперевес.

Еще Паша заметил, что на огромных щитах, расставленных вдоль дороги, вместо логотипов «Adidas» и «Gallina Blanka» красуются рекламы товаров местных производителей. Здесь было и пиво «Золотой Гродин», и пельмени «Мясков», и удобрения «Урожай», и крупнейшие гродинские магазины – «Лермонтовский», «Техно-кайф», «Изобильный», и новые рестораны – «Крыша мира», «Ня-ням», и казино «Бикфордов шнур». Вряд ли место на щите подешевело, скорее наши коммерсанты теперь могут позволить себе такой дорогой вид рекламы.

Город явно хорошел и процветал: в самом центре выстроили огромный торговый комплекс с залом для игры в боулинг, повсюду строились небольшие особнячки, в которых с шиком размещались магазины спортивных товаров, бутики, торгующие одеждой, парфюмом, тканями и всеми прочими видами счастья. По ходу маршрута Паша насчитал три новых супермаркета самообслуживания.

Помимо этого Седов заметил, что улицы чистые, мусорные контейнеры целые и нет ни одного разбитого плафона на уличных фонарях Бульвара Менделеева. Кто же так заботится о городе?

Вопрос наводил на некоторые мысли, но подумать Пашке не давали попутчики. В тепле салона между пассажирами, в основном стариками и бабульками в разноцветных косынках, разгорались какие-то споры. Перепалка велась на сидениях впереди Пашиного и звучала в повышенных тонах. Опыт подсказал Седову, что тема дебатов касается либо современной никуда не годной молодежи, либо современного никуда не годного правительства, либо старики говорят о современном никуда не годном пенсионном фонде. Однако, прислушавшись к долетавшим гневным фразам, Седов понял, что на этот раз опыт его никуда не годился. С удивлением он различил слова хрупкой благообразной старушки с необыкновенно резким и грубым голосом:

– …А чистота это и есть вам бог!

«Ишь, какая гигиенистка! – съехидничал про себя Паша. – Ладно, буду я мыть руки перед едой!»

Однако, как выяснилось, он снова ничегошеньки не понял, потому что старушка с жаром выкрикивала:

– И правильно, что умирать чистым надо. Без имущества, без сберегательной книжки! Отдать другим это надо, пусть они во имя чистоты используют. Все, что дано нам – и хлеб, и вода, и земля – все это только на время, для тела, для чрева и для крыши над головой. А когда в чистоту уйдешь – зачем тебе и хлеб, и вода, и земля?…

Проповеднице перечил другой женский голос – более высокий и молодой. Он принадлежал еще не старой на вид женщине с высоко начесанной «бабеттой» на голове. «Бабетта» эта, происходящая из шестидесятых годов прошлого столетия, была обмотана по основанию пестрым шелковистым шарфиком, концы которого, словно заячьи ушки, бодро подпрыгивали при каждой фразе дамы. Со своего места, между головами сидящих впереди себя, Паша только и видел эти цветные прыгающие ушки.

– … А вот у меня двое детей в моем доме живут и внук недавно родился! – Ушки убежденно кивнули, – Так чего мне – дом отписать на вашу чистоту, а родных детей на улицу выпроводить? Как котят каких-нибудь паршивых? Что это за чистота ваша такая, что надо ей дом отдать? Я всю жизнь без мужа, ради сына и дочери трудилась, а теперь, что же, пошли вон, родные дети?!..

– Все вы грязные! – вдруг выкрикнула старушка с резким голосом. Паша вздрогнул – он инстинктивно боялся кликушества. Неприятный голос продолжал отрывисто выкрикивать: – Только бы кушать да пить вам! Нет у вас души, нет сердца! Живете как животные!..

Ее перебил мужской баритон, принадлежавший осанистому старику в серой мятой шляпе:

– Пусть дети ваши тоже к чистоте придут – тогда и на улице не останутся.

Резкоголосая замолчала, будто ее водой окатили.

– Как это? – удивились ушки.

– А у нас мирян не обижают. Им даже помогают. А если Учитель совет даст, да благословение – ни в чем нуждаться ваши дети не будут! Чего же плохого, коли люди успешно живут. Пусть! Мирская наша жизнь и дана для труда, для успеха. Надо цвести и процветать в жизни, только чистоте благодарным быть!

Цветные кончики шарфика недовольно подпрыгнули:

– Опять эта чистота! Так, а чем эта чистота помочь мне сможет, если мне пенсии на стиральную машину не хватает? Денег даст, что ли?

– Коли учитель благословит – то даст! – твердо заверил ее баритон.

– Так я завтра приду к этой вашей чистоте за деньгами! – чуть подначивая, заявила дама с «бабеттой». Старик ответил ей просто и серьезно:

– Приходи, конечно. Поговорим, порешаем.

Разговор на этом не закончился, но Паше пора было выходить. Он прошел к выходу, заметив для себя, что почти все в автобусе говорили на одну и ту же тему. Последние полтора года Паша в реальном мире присутствовал редко, мало и без всякого интереса к происходящему. Таких вот разговоров не слышал давным-давно, но сообразил, что появилась за последнее время в Гродине очередная секта. Раньше здесь крутились иеговисты, адвентисты, муниты, баптисты и прочее, но «чистота» – это что-то новенькое, неслыханное. Но все это без разницы и к делу отношения не имеет.

«Выполз на свет божий! – пришла на ум ироническая мысль. – Наслушался! И чем люди себе головы забивают? Пойду-ка я, выпью.»



    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю