Текст книги "Сказка рядом... (СИ)"
Автор книги: Яна Рокова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)
– Нет, нет! – твердила она себе. – Не откажут... да просто не посмеют! Она же человек, а служители Единому никогда не отказывают даже тем, в ком есть только капля людской крови.
Шачи снова заметалась по залу, не представляя, почему это время вдруг потекло медленнее, когда дорога каждая секундочка, и каждый удар сердца звучит, словно набат.
***
Наставник Демиургов, Малик, находившийся неподалеку, уловил чью-то мятущуюся энергетику. Удивившись, у кого это из его подопечных настолько большие неприятности, что это стало достоянием эфира, он прислушался, настраиваясь на одну волну с нещадно фонившим отчаянием одного из молодых демиургов, и нахмурился – Шачи? Что же могло настолько расстроить юную девушку, еще даже не начавшую серьезное обучение, что она почти не контролирует себя?
Понять, что произошло, оказалось несложно. Простое для него действие (проследить за теми событиями, что уже случились, использовав заклинание Сферы Времени) удалось быстро. И Малик невольно улыбнулся – как всегда – самая ответственная... эх, Шачи, с этой сентиментальностью и болезненным чувством справедливости, надо еще долго учиться, чтобы не поддаваться эмоциям, и не стать объектом насмешек, хотя даже старшим братикам, Тваштарду и Юлиану (особенно Юлику!) стоило бы брать с нее пример...
Оставлять девочку в таком настроении Малику не хотелось – надо поддержать, тем более, он еще и сам никак не мог увидеть ближайшее будущее. Пусть молодежь и тешит себя мыслью о том, что их проделки и неизвестны старшим, есть ситуации в которых за ними требуется проследить, не останавливая (иначе они не получат пусть и жестокий, но необходимый для дальнейшей жизни урок), но контролируя, чтобы детские шалости не стали причиной большой беды. Присматривать за сотворенными Мирами – это не развлечение, а титанический труд, требующий самоотдачи и постоянного совершенствования, и, в некотором роде, искусство, до которого молодым демиургам и даже некоторым из Демиургов еще расти и расти, оттачивая свое мастерство.
Эта Призванная – из Мира Старших, поэтому Судьба человечки скрыта пеленой, за которую даже ему не позволено заглянуть... И, если Призванная погибнет (чего и ему самому не хотелось бы), по крайней мере, следует объяснить Шачи, что это было неизбежным.
Вмешаться же в происходящее на территории Церкви, буквально напичканной артефактами и атрибутами власти Творца, не было позволено никому из Демиургов.
***
А Шачи тем временем уже чуть не плакала, наблюдая, как корчится от невыносимых мук, упавший на колени парень, едва успев переступить порог Храма и опустить свою драгоценную ношу на каменный пол...
Его словно подменили, лишь только он зашел в ворота ограды, высокой стеной окружавшей сам Храм и небольшую территорию вокруг него. Полукровку шатало, каждый шаг давался труднее, чем предыдущий, но девушку из рук он так и не выпустил, донес...
Шачи еще никогда не видела, чтобы чужая власть вот так отнимала у кого-то силы, буквально бросая на колени, тем более, у представителя одной из самых могущественных и сильных в плане магии и физических возможностей рас не-людей...
Побледневшее красивое лицо парня теперь выглядело восковой маской, и только искусанные в кровь губы твердили: 'прошу вас, спасите... сделайте что-нибудь... у нее амулет... вы должны... спасите...'
Полукровку, который не посмел воспользоваться своей магией, чтобы поставить хотя бы защитный купол, позволивший бы ему продержаться несколько минут на враждебной демоненку территории, и, скорее всего не из-за священного трепета перед чужими правилами, а именно в надежде, что служители Единого оценят его жест доброй воли, было очень жаль. Но вот шансы человеческой девушки действительно таяли с каждой секундой, а служители, уложив ее в центре зала, так чтобы распростертая на полу изломанная фигурка целиком была в одном из выложенных мозаикой кругов, больше не проявляли к ней никакого интереса. И, вместо того, чтобы продолжить оказывать ей помощь, с брезгливым любопытством рассматривали нежданного гостя.
– Ну же! – подбадривала их Шачи, лихорадочно ища решение.
В другие Храмы, посвященные Богам (она прекрасно знала, что за Божества послужили прототипом объекту поклонения – можно сказать, за одной партой сидели на занятиях, которые вели Наставники молодых демиургов), девушка могла иметь доступ, и запросто сотворила бы сейчас какое-нибудь 'чудо', знак свыше – можно 'Послание' или 'Пророчество' подкинуть или сделать так, чтобы разом загорелись все священные чаши с маслами и благовониями, ну, в данном случае, свечи... свечи даже проще зажечь... но... вот это противное 'НО' – оказалось непреодолимым препятствием, все ее усилия словно растворялись, не принося никакого результата.
– Что же делать? Ну, пожалуйста... – она даже не заметила, как в голосе появились умоляющие нотки.
Вот бы остальные потешались, узнав, что демиург, пусть пока еще не заслуживший право называться 'Демиургом' с большой буквы (что означало бы уже не только принадлежность к избранным Высшим существам, а и то, что он сам кое-чего достиг в своих Творениях), умоляет каких-то людишек...
– Шачи?
Девушка-демиург стремительно обернулась на посторонний звук, нарушивший напряженную тишину огромного зала.
– Наставник Малик! Вы пришли!!! – сердечко Шачи сделало немыслимый кульбит, радостно подпрыгнув в груди. Она, пожалуй, еще никогда не была настолько счастлива, кроме того дня, когда ей объявили, что она, как взрослая, может присматривать за Творением старших братьев – за Харатой. Однако затем отчаянье новой волной накрыло ее. Ведь рассказать сейчас о первопричине ее переживаний она не могла. Такой рассказ фактически был бы признанием в том, о чем, как все договорились, Старшие Наставники знать были не должны.
– Девочка моя, что случилось? Ты что, плачешь? – Малик быстро шагнул к ней, положил руку на плечо и второй рукой приподнял хорошенькое бледное заплаканное личико за подбородок. – Ну-ка не плачь, рассказывай все по-порядку... – постарался он переключить ее внимание, чтобы ученица собралась и взяла себя в руки.
– Там... – Шачи махнула рукой в сторону макета и всхлипнула. Но присутствие рядом того, кто мог помочь, и кому она не могла ничего рассказать, чтобы не подвести остальных товарищей-"затейников", оказалось последней каплей, и она, уже не подбирая слов и не заботясь о том, что может выдать чьи-то секреты, срывающимся голосом начала говорить:
– Наставник Малик, помогите им... они не хотят... а она умирает... а я не могууу... – расплакалась она по-настоящему, понимая, что сама все равно уже ничего сделать не может, но зато здесь и сейчас тот, в чей авторитет она безоговорочно верила.
– Ох, Шачи, маленькая моя, добрая девочка... – вздохнул Наставник. И, смахивая ее слезы своими пальцами (попутно накладывая легкое заклинание, чтобы она хоть немного успокоилась), продолжил: – Давай, ты сейчас выпьешь воды и потом мне все расскажешь, хорошо?
И действительно, уже спустя несколько минут, Шачи стало заметно лучше. Во всяком случае, подступившая истерика, отступила, и она смогла, пусть и с трудом подбирая слова (в основном из-за того, что слишком о многом приходилось умалчивать), объяснить свою проблему.
– Понимаете, Наставник, там... там девушку ранил дроу, а она не приняла противоядие и теперь умирает. Ее даже в Храм Единого привезли, надеясь помочь, там эти жрецы... просто бросили на полу, и не помогают... А она же сейчас умрет!!! А я ничего сделать не могу... – на последних словах в голосе Шачи опять начали проскакивать нотки отчаянья.
– Успокойся. Давай я тебе сейчас расскажу немного о том, что вам еще пока не преподают. А ей, поверь, если она должна жить, то обязательно придет исцеление, а если нет, то... Пойми, Шачи, сейчас все сделано правильно. Просто в этом месте решают, кому жить, а кому умереть, не служители, а тот, чей это Храм. Надо только ждать его решения. Поверь, повлиять на его решение ты не в силах, точно так же, как и я, и любой другой Демиург. Давай присядем, и ты послушаешь меня...
Малику, как Наставнику, способному еще на стадии формирования личности, представить себе, что в будущем ожидать от своих подопечных, действительно нравилась Шачи. Из этого юного дарования уже в скором времени должен был получиться замечательный Демиург. И видеть ее расстроенной очень не хотелось. Но все же, в первую очередь, сейчас и здесь он был Наставником, отвечающим не только за нее, но и за ее братьев, и всех тех молодых демиургов, которых поручили его вниманию.
Да и самой девушке избыток информации мог не пойти на пользу. Конечно, если он расскажет ей все, что знает, поводов для волнения у малышки будет намного меньше, но тогда она сама попадет в очень щекотливое положение. Ей придется либо рассказать всем, что Наставники знают об их проделках (причем, скорее всего, что никто и не поверит, что это не она обо всем рассказала, наябедничала – ох уж этот юношеский максимализм и вера в собственную непогрешимость!), и соответственно, Шачи невольно лишится их доверия (а жить изгоем тяжело даже бессмертным сущностям); либо молчать – что тоже не очень просто.
К тому же, пусть знания, которые могли ее полностью успокоить, не имели грифа строжайшей секретности, и каждый мог получить их, стоило только захотеть и задать правильные вопросы, все же узнать, осмыслить полученную информацию, 'переварить' в полном объеме, Шачи было еще просто рановато.
Да и урок, который должны были получить остальные молодые демиурги, в результате всех происходящих событий, тоже был очень важен на своем пути к званию Демиурга, поскольку именно такие эпизоды, заставляли понять 'на своей шкуре', что никто, в том числе даже Демиурги, не всесильны. И это случай как раз поможет достаточно быстро избавить молодежь от излишней самоуверенности.
И, хотя, конечно, асурята заслужили наказание, нарушив прямые запреты своих Богов, и Малик вполне понимал их желание напомнить Миру Хараты, что Демиурги все еще существуют, но всерьез беспокоило то, что молодежь демиургов выбрала слишком суровый способ это наказание осуществить, к тому же, превратив чужую беду в собственное развлечение. А это, по меньшей мере, безнравственно, если вообще не сказать, не достойно! Значит, в этом есть и упущение его самого, как Наставника. Значит, тем более надо, чтобы урок извлекли все, кто так или иначе причастен к этим событиям, независимо от того, кем является – жертвой, участником, исполнителем, или же просто сторонним наблюдателем...
Во многом, молодежь демиургов не понимала нелицеприятность своего поступка, в силу того, что еще не научилась справедливо оценивать соответствие вины и кары. И здесь, опять же, предстоящие события могли помочь им понять, насколько хрупка эта грань, ничтожна эта взвешиваемая крупица Добра и Зла, способная отклонить чашу весов справедливости, ведь нельзя допускать нарушение равноценности совершенного проступка и соответствующей расплаты... Цена – жизни существ, которым позволили появиться на свет в этом Мире, и это очень серьезно.
Но успокоить Шачи все-таки стоило, и Малик начал, аккуратно подбирая слова (чтобы Шачи не поняла, что он знает гораздо больше, чем она поведала), рассказывать, откуда пришел на Харату Орден Единого, и что это за вера такая...
– Шачи, я понимаю, что ты первый раз столкнулась с тем, что твоя Сила ничего не может сделать, ведь верно? – не столько спросил, сколько уточнил Наставник.
В ответ на эти слова, девушка только кивнула и добавила:
– Я даже ничего не почувствовала, как будто ничего не пыталась сделать... – несмотря на все уверения, ей до сих пор было обидно оказаться полностью беспомощной.
– Видишь ли, весь вопрос в том, кто стоит за этой верой. Я понимаю, что тебя еще вряд ли всерьез интересовали подобные вопросы, но, пожалуй, кое-что тебе стоит узнать уже сейчас.
Девушка серьезно взглянула на своего Наставника, выражая желание внимательно слушать и запоминать.
– Шачи, в любом из миров, сотворенных Демиургами, если там есть люди – рано или поздно появляется этот Орден. Конечно, внешнее оформление их Храмов, особенности обрядов и символов могут несколько отличатся друг от друга, но вера в Единого остается неизменной. Как и то, что жрецы всегда будут называть себя Его служителями, а чудеса всегда будут свершаться по воле Его.
Однако самым главным является, пожалуй, то, что ни один Демиург не может изменить или как-то повлиять на происходящее в Храмах этого Ордена. Там властвует только Его воля и только Его Сила.
Малик сделал паузу, удовлетворенно отметив, что девушка боится пропустить даже слово из его объяснений.
– Видишь ли, Шачи, все дело в том, где зародилась эта вера и откуда она пришла в наши миры.
Ты должна уже знать о том, что существуют миры, в жизнь которых запрещено вмешиваться.
– Да, Наставник – миры Старших, но при чем здесь это? – нахмурилась Шачи.
– Правильно. Вот только стоит вспомнить о том, что так называются и те миры, которые действительно сотворили самые Старшие Демиурги, и те, которые только находятся под опекой Старших, будучи сотворены Изначальным Творцом.
Так вот, эта религия пришла именно из тех миров, что сотворены Творцом. И является верой не в какого-либо Демиурга, а верой в Него. А перед Ним – все равны. И мы, и люди – творения Его.
Вот именно поэтому, ты и не смогла ничего сделать. Но, поверь, Он никогда не будет желать зла тем, кто возник по воле егоего.
– А почему же тогда всем, кроме людей, так тяжело находиться там? – задала каверзный вопрос не в меру одаренная ученица, и Малик вздохнул:
– Просто люди изначально в воле его, а остальные – сотворенные нами, да и мы зачастую забываем это, преисполнившись самоуверенности. Наверное, в назидание нам, чтобы и мы почувствовали, наблюдая за страданиями наших созданий, кто стоит над всеми нами, в самом начале... Ну да это та тема, которая требует намного больше времени для разговора, тем более что, глянь-ка, Шачи – девушка уже очнулась и с ней все хорошо. Теперь ей просто наложат повязку и отпустят, раз сам Творец оставил ей жизнь. Так что можешь больше не переживать.
Пока Шачи заинтересованно рассматривала происходящее на Харате, Малик с не меньшим интересом, смотрел на нее.
Вроде бы все вышло хорошо. Шачи перестала сомневаться в собственных силах и успокоилась, удовлетворенная тем, что человеческой девушке помогли. Подозрений о том, что он знает все (то есть гораздо больше, чем она успела выложить, прося помощи), у нее тоже не возникло. Шачи слишком юна, чтобы понять и принять больше и смириться с некоторыми непреложными истинами, этой информации ей вполне достаточно на первое время, пока не возникнут следующие вопросы.
Посмотрев же на происходящее на Харате, он еще раз кивнул своим собственным мыслям.
Пожалуй, это даже хорошо, что Анна побывала в Храме Единого, пусть и при таких печальных обстоятельствах.
Теперь почти ничто не сможет помешать исполнению ее предназначения в этом Мире. Тонкая и практически незримая нить веры (которая пусть и не пробудилась в ее душе полностью, но уже начала возрождаться) гарантировала это...
***
Аня открыла глаза. Голова закружилась. Хорошо, что она лежала, иначе все равно бы тут же шлепнулась. Прямо на нее смотрело все понимающее чуть грустное лицо с тонкими чертами на фоне голубого купола. Почему то складывалось впечатление, что его, цвета темной вишни, глаза смотрят прямо в ее душу, внимательно оценивая всю ее прошлую и будущую жизнь. Не осуждая, а понимая и принимая ее такой, какая она есть, со всеми ее достоинствами и недостатками... Вокруг головы этого грустного мужчины без возраста, одетого в светлые одежды, разливалось, искусно выполненное неизвестным художником, золотое сияние. Оно было настолько живым, что на мгновение показалось, что это не сотворено руками неведомого умельца, а солнечный свет решил по собственной воле замереть, создавая величественный и одновременно легкий ореол.
Анька скосила глаза в сторону, голова опять закружилась. Просторное помещение, несмотря на свою скромную, скорее даже, аскетичную обстановку, было для нее сейчас щемяще уютным, порождая какое-то непонятное томление в ее груди. Вдоль потемневших от времени каменных стен в нишах стояли напольные подсвечники, в каждом из которых горело не меньше двух десятков тоненьких свечей. Их неяркие огоньки наполняли помещение ласковым светом.
Девушка прикрыла глаза. В воздухе чувствовался приятный, смутно знакомый аромат благовоний. Грустная, необычайно глубокая, трогающая самые потаенные струны души, мелодия витала где-то под сводами этого здания. Аня пошевелила рукой. Рука послушно взметнулась к шее и наткнулась на плотную повязку.
Тошнота не отступала, но, если не двигать головой, то другого дискомфорта она уже не чувствовала – и дышать, и глотать было не больно. Аня услышала чьи-то шаги, гулко раздававшиеся в помещении, и вновь попыталась повернуть голову на приближающийся звук.
Из глубины ниши вышли двое: мужчина и женщина, одетые в грубые платья-балахоны.
– Она очнулась, Брат... я Вам больше не нужна? – смиренно спросила женщина тихим голосом.
– Благодарю. Да благословит тебя, Сестра, Единый...
Мужчина подошел и склонился над Аней.
– Как Вы себя чувствуете? – мягко спросил он.
– Спасибо, намного лучше, – ответила Аня, прислушавшись к своему организму.
– Идти сможете?
– Не пробовала, – честно призналась девушка, пытаясь подняться.
Мужчина в странном платье смотрел, не пытаясь, однако, помочь. Его взгляд был строгим, немного осуждающим, но в то же время сочувствующим. Аня попробовала сделать шаг, но покачнулась.
– Постойте, – услышала девушка голос мужчины.
Аня медленно обернулась и увидела изображение распятого на кресте худощавого человека. Что-то смутно знакомое промелькнуло перед глазами: полутемное душноватое помещение, наполненное теплым ароматным запахом меда и воска, толпы людей (преимущественно пожилых женщин в неброских платках на головах), колеблющийся свет множества свечей перед грустными темными картинами, поблескивающими позолотой, и человек в похожем платье, только отделанном серебром и искусной жемчужной вышивкой, что-то говорит собравшимся... за его спиной изображение золотых врат и сценки из чьей-то жизни... человек в высоком головном уборе и огромным крестом (почти на животе) говорит нараспев несколько фраз, затем размашисто делает какие-то пассы рукой, и все повторяют этот жест, склоняя головы и спины в поклоне...
Анина рука под впечатлением видения непроизвольно взметнулась ко лбу, опустилась вниз, к правому плечу, к левому... сложенные вместе три пальца правой руки разжались, и девушка оторопело уставилась на свою конечность, проявившую самостоятельность.
– Да направит тебя Единый на Путь Истины, – услышала Анька взволнованный голос стоявшего рядом мужчины. – Иди с миром!
Аня удивленно оглянулась, но мужчина в странном одеянии быстрыми шагами уже удалялся куда-то в глубину помещения. Она вздохнула – вполне понятная рекомендация покинуть помещение. Да и тошнота, кажется, совсем прошла.
Аня еще раз окинула взглядом этот храм. В том, что это был храм, она больше не сомневалась. Но почему-то не хотелось уходить. Здесь внутри было так хорошо и спокойно на душе... "Благостно" – услужливо всплыло подходящее определение. Девушка дотронулась до груди, в которой разливалось теплое умиротворение, и наткнулась на золотую цепочку с крестом -"Надо же, – изумилась она, – так вот что это за амулет, на который все косились с некоторым опасением и не решились с меня снять, даже когда я была без сознания".
Анькино сердечко забилось чаще, появилось ощущение, что она вот-вот все вспомнит... Она каким-то образом связана с этим храмом или с каким-то очень похожим. Девушка едва подавила в себе желание немедленно кинуться вслед ушедшему мужчине и расспросить его о назначении этого крестообразного амулета, может, хоть что-то прояснится о том, что было с нею до амнезии... Но мужчина ушел, а больше, как ни старалась, ничего она вспомнить не смогла, да и вряд ли ему известно, как крестик попал к ней.
Аня рассеянно огляделась: на полу, где она несколько минут лежала, догорали толстые свечи. Девушка грустно вздохнула и подойдя к выходу, толкнула тяжелую, обитую кованым железом дверь. На улице занимался новый день. Она в нерешительности потопталась на широком крыльце и пошла прочь. У высокой стены, окружавший храм, Аня остановилась и оглянулась.
Первые лучи солнца окутали голубые купола, на какое-то мгновение сделав видимыми белые звезды, разбросанные по их поверхности, чтобы затем, окутав их призрачным нереальным светом, обхватить и стечь по стенам до самой земли. Казалось, что сейчас в этот миг Храм не стоит на земле, а устремился в небо, даря и Анне непередаваемое словами чувство полета. Это было настолько прекрасно, что перехватило дыхание. Сколько продлилось это удивительное чудо, подаренное ей этим местом напоследок, Аня так и не поняла. Но оставшееся после него ощущение любви и заботы, как показалось девушке, буквально зримым покровом окутало ее, даря понимание, что все будет хорошо.
"Когда-нибудь вернусь сюда!" – пообещала она себе и, резко развернувшись, отворила ворота.
– Азалекс! – Анька бросилась к скрючившемуся на земле демону.
– Нет, леди! – Кес перехватил вырывающуюся девушку. – Не трогайте его!
– Почему?
– Не причиняйте ему еще большей боли, – тихо сказал Кес, обнимая Аню и отводя ее в сторону, при этом его слегка перекосило, словно он ощутил неприятный дискомфорт.
– Как я могу причинить ему боль? – недоуменно переспросила она, оглядываясь на рычащего сквозь стиснутые зубы Азалекса.
– Вы были в Храме.
– Да, но причем здесь это?
– Это место запретно для нас, – Кес отвел взгляд.
– Как... – начала догадываться Аня. – А как я вообще там оказалась? Азалекс?
Кес кивнул.
Аня мягко высвободилась из объятий Кеса и, подойдя к Азалексу, опустилась перед ним на колени:
– Благодарю тебя... прости, что не могу тебе ничем сейчас помочь.
– Неизвестно, кому кого благодарить надо, – прошептал Ильмар.
– Нам пора, госпожа Анхель, – мягко сказал Кессер, протягивая девушке руку.
Аня вспомнила, как его перекосило в прошлый раз и поднялась сама, без его помощи.
– Но мы же не можем его здесь бросить в таком состоянии, – уперлась она.
– Чем быстрее Вы удалитесь, тем быстрее господин Азалекс придет в норму. Уверяю Вас, юноша выкрутится, ему еще рано покидать этот мир.
Сейчас ее сопровождающий говорил с ней мягким, увещевающим тоном, как с ребенком, которому объясняют всем известные истины.
– Понимаете, мы можем побывать там, но вот расплачиваться за это посещение придется болью. А в Вас сейчас осталось слишком много Силы этого места.
– Хорошо, – сдалась Аня, – оставьте ему мою фляжку с водой и мою лошадь.
– Но впереди еще почти сутки пути, – попытался было вставить Ильмар.
– Пожалуйста! – в голосе Ани прозвенел металл.
– Да, госпожа, – поклонился Ильмар, недовольно хмыкнув: "может рассказать ей, почему она здесь оказалась... а-а, ладно, не буду "добивать".
Кес подал Ане руку, помогая устроиться позади себя.
Девушка прижалась к широкой спине наемника и позорно разревелась. Слезы в глазах застилали оставшегося на земле несчастного скрюченного демона, пытающегося сквозь боль ободряюще улыбнуться ей на прощанье.
"Не плачь, – прошептали его губы, – прощай..."
ГЛАВА 07
***
Аня обвела взглядом небольшую комнату, проверяя, ничего ли не забыла, но вроде бы все вещи были собраны. Внизу ее ждали два эльфийских сноба.
В город Ильмар, Кес и притихшая Анька прибыли после полудня. Разместившись на постоялом дворе с вывеской «У Мартина», Аня первым делом приняла ванну, которой послужила большая деревянная бадья, вкусно пахнущая хвойными досками, и завалилась спать. Через два часа ее разбудили. Прибыли эльфы, которым Анины провожатые передали дальнейшую заботу о девушке.
Встреча с представителями Светлого леса прошла прохладно. Прощание с наемниками заняло гораздо больше времени, чем рассчитывали светловолосые остроухие красавцы, стоявшие в стороне и кривящие презрительно губы на проявление столь открытых теплых чувств на глазах публики. Аню это не смущало, а Кеса с Ильмаром тем более. А затем ей пришлось отправляться по магазинам в сопровождении эльфов.
Покупка нужных (и не очень) предметов туалета и разных приятных мелочей заняла оставшуюся часть дня. Под влиянием подавленного настроения, самым удачным приобретением она считала не кучу платьев и нескольких украшений, а очень занятный нож в виде скорпиона с выкидным лезвием.
Хозяин лавки, широкоскулый и узкоглазый, довольно прицокнул языком, и улыбка расплылась по его желтоватому лицу, когда потенциальная покупательница взяла именно это оружие в руки и не пожелала с ним расставаться, несмотря на уговоры эльфов выбрать что-нибудь более изящное (читай – гламурное), что соответствовало бы юной леди.
Города Аня толком и не видела, ныряя из лавки в лавку, примеряя обновки. На ночь остались на этом же постоялом дворе. А рано утром следующего дня надо было предстать перед школьной дирекцией.
Ужин заказали Ане в номер. Эльфы так же ужинали у себя, не пожелав спускаться в зал, заполнившийся к вечеру разнообразным народом. Там стало довольно шумно.
Аня перекладывала новые вещи с места на место, походя отмечая, что покупки все же оказались удачными, а где-то глубоко внутри теплилась тоненькая ниточка надежды, что судьба подарит ей еще когда-нибудь встречу с неправильным демоном, который ее чем-то зацепил. Здравой частью своих мозгов Анька понимала, что вряд ли их пути с Азалексом когда-нибудь еще пересекутся, но дурацкая память услужливо подсовывала ей обрывки чувств, что она испытывала, общаясь с ним, и эта безнадежность огорчала чуть не до слез. Ведь он же тоже направлялся в город N-ск. Эх, надо было спросить, живет он здесь или это просто промежуточный пункт его путешествия...
***
Утро наступило, как всегда, неожиданно. Полночи промаявшись без сна (все-таки Аня немного мандражировала перед конечным пунктом цели), она решилась на последнее средство.
Про Межрасовую Магическую Школу у нее остались какие-то смутные воспоминания. Вроде бы она сдавала экзамены и была зачислена на первый курс, но вспомнить все до мелочей не удавалось. Решив не напрягать свою бедную голову попытками отыскать брешь в своей амнезии, Анька приняла вкусно пахнущее немного терпкое лекарство, "то, что доктор прописал" ей в Серебряном городе.
Зеленоглазый и зеленогривый, довольно ехидный асур, выглядевший ненамного старше Ани, подмигнул ей тогда заговорщески и посоветовал принимать по три капли перед сном, если вдруг случится бессонница, только просил не увлекаться.
"Ага, – усмехнулась про себя Анька, – и здесь женский алкоголизм не поддается лечению... А вот откуда взялась эта крамольная мысль, она не поняла.
Вещи уже были упакованы, внизу ждал экипаж и сопровождающие. Аня вышла в коридор и направилась к лестнице. Впереди открылась дверь одного из номеров, и Аня невольно улыбнулась: хорошенькая горничная замерла в дверях, видимо? прощаясь после ночных утех. На заднице девушки оказалась рука, с недвусмысленным намерением сжавшая ее ягодицы, отчего горничная вместо возмущения залилась смехом:
– Что Вы себе позволяете, господин хороший... хи-хи... право же не надо, вдруг кто увидит? – глупо хихикала девица, не делая, однако попыток отстраниться и, даже, наоборот, жарко прижимаясь к невидимому Аней за дверным косяком собеседнику.
Затем послышался звук смачного поцелуя, опять: "ах, господин, Вы такой ненасытный..." Кажется, служаночка задохнулась в новом поцелуе.
Аня поравнялась с открытой дверью. В это время горничная наконец-то вырвалась из сладкого плена мужских объятий и выпорхнула в коридор, чуть не налетев на Аню.
– Прошу прощения, – прощебетала девица и поспешила прочь по коридору, на ходу поправляя помятое платье и заправляя растрепавшиеся волосы под кружевной чепчик.
Аня, все еще улыбаясь пикантной сцене, повернула голову и замерла, наткнувшись на растерянный взгляд ярко-красных, почти рубиновых, таких знакомых глаз... о которых она грезила полночи...
Улыбка стремительно померкла, словно ее стерли. В дверном проеме стоял Азалекс собственной персоной. Видок его был весьма интересен, если бы не обстоятельства неожиданной встречи – в одних не застегнутых штанах. Квадратики пресса на его животе под загорелой кожей, аккуратная впадинка пупка, упругие мышцы, слега бугрящиеся бицепсы, трицепсы и проч., не уродующие его сверхмощью, а лишь оставляя ощущение гибкости и опасности, предупреждая противников – держись подальше...
Все это великолепие Аня успела оценить одним скользнувшим по объекту мечтаний взглядом, недоумевая, почему она не разглядела всего этого два дня назад...
Словно в отражении зеркала, лишь с едва заметной задержкой в несколько секунд, довольная улыбка сползла и с его лица. Азалекс резко шагнул к ней:
– Анхель! Как? – упавшим голосом начал демон.
Аня отшатнулась от него и, прижав сумку к груди, бросилась к лестнице.
– Анхель! Подожди! – демон дернулся было вслед за ней, но вспомнив, в каком он виде, вернулся в номер, судорожно застегивая штаны и ища среди разбросанной одежды рубашку.
"Дура я, дура, – корила себя Анька, – да нет, я такая дура, что и на дуру-то непохожа... поверить в то, что можно за один вечер привязать к себе демона... Вот я овца! Сама вчера (или позавчера?), в общем, на днях, лезла к нему в постель, и неважно, чем я пыталась себе это объяснить – любовью к ближнему или похотью, а сегодня мне не нравится, что он тискает другую. А ведь мог бы быть первым... «похитить» мою невинность... даже забавно, заниматься любовью с не-человеком – экзотика... надеюсь, чисто анатомически мы могли бы подойти друг другу... Эх, все мы бабы-дуры – только бы мужика посимпатичнее, а там, хоть с рогами, хоть с хвостом, да хоть с копытами и все – «Ваня, я Ваша навеки!»? А нафиг ему такие овцы? Правильно, для поддержания тонуса. Эти черти живут по нескольку сот лет, и сколько баб проходит за это время через их постель – со счета собьешься, и та, что когда-то была первая (или сто первая), уже давно, небось старуха беззубая...
Интересно, а долго ли они его помнят?...
Нет! Ну как он мог? Еще вчера почти умирал, а сегодня уже оклемался до такой степени, что девок ублажать потянуло? Хотя, кто кого ублажал, это под большим вопросом... Если он почти выздоровел только оттого, что я грела ему спинку, то представляю насколько он "зарядился", кувыркаясь с этой стервой. Или он так тоже "лечился"?" – в этом месте Ане стало немного стыдно за свое негативное отношение к ситуации. – А может, ему действительно было настолько худо, что пришлось применять экстренные меры, ведь оставили его недалеко от Храма еле живого? Хотя, нет – девка-то вышла довольная, как мартовская кошка. Значит, этот рогатый распутник умеет не только брать, но и отдавать... Лучше б сдох там, у Храма...
