Текст книги "Мятный сон (СИ)"
Автор книги: Яна Пишу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
– Ну и, как она восприняла новость о тебе и обо всем?
– Никак.
– В смысле? Разлюбила?
– В смысле я ей не сказал ещё.
– И когда собираешься?
Николас задумался и спустя минуту ответил.
– Никогда.
– Я чё-то не понял! В каком смысле никогда?!
– В прямом. Я ничего ей не скажу! Для неё я итак мёртв и для себя почти тоже.
– Ты должен сказать ей правду, Николас! Не лишай себя этого! – разнервничался Джерри.
– Джерри, мне осталось жить грёбаных месяц-два! Я скоро умру!
– Ты не должен лишать себя счастья! И вообще, вдруг ты вылечишься?!
– Джерри, спустя семнадцать лет я прихожу и говорю: "Привет! Это я, тот Николас и я не умер, я живой, но скоро умру!" Ты так себе это видишь?! Я не проклятый эгоист, Джерри, чтобы так с ней поступить! Я не могу по-другому! Я решил, что она не узнает и точка!
– Но ведь ты столько доставал меня этими снами, ты всё время жил один. Николас, не лишай себя этой возможности! Это не эгоизм!
– Джерри, если бы ты только знал, чего мне это стоит, ты бы понял, что я непреклонен. Я хочу её, я с ума схожу, как хочу её обнять и жить долго и счастливо! Но это не про нас! Я буду с ней рядом, но как чужой Николас из Ричмонда, а не из Сиэтла.
В гостиной повисло молчание.
– Я даже не знаю, что мне тебе сказать.
– А ничего и не надо…
***
Джерри ушел от Николаса к часу ночи. Он оставил его в заботливых руках его матери и был холоден с ней, зная теперь всю правду их семьи. Он не мог понять, как она могла скрыть столько правды от сына. Она же знала, как он мучался все эти годы и мучал вместе с собой и его. Но больше всего Джерри злился на решение Николаса, ничего не рассказывать Санни.
– Герой хренов! – выругался он проезжая ночные улицы города. – Лучше быть эгоистом!
Джерри не мог совладать с правдой и из-за этого его штормило от негативных эмоций. По его лицу непроизвольно стекали слёзы и он стирал их с такой силой, что на коже его лица оставались широкие красные следы. Если Бог есть, то почему он допустил все это в жизни его лучшего друга? Почему он забирает хороших людей? Эти вопросы не покидали Джерри с того самого момента, как он окончательно осознал, что́ именно сегодня произошло с жизнью его друга.
– Нет! Нет! Нет! – Джерри неистово прорычал эти слова и стал бить по рулю автомобиля с яростью, попадая на клаксон.
Эти беспорядочные сигналы услышала Мэдисон и вышла на крыльцо дома. Когда она увидела, что это Джерри, она выбежала к нему.
– Эй-эй, тихо, Джерри, тихо!
Мэдисон открыла дверь автомобиля и испугалась, заметив слёзы на лице Джерри.
– Что случилось?! – Мэдис схватила его за плечо и легко затрясла, требуя ответа.
– Джерри, что случилось?!
Мужчина отстранил Мэдис от себя, вышел из машины, взял её за руку и повел в дом, произнеся лишь одно слово:
– Николас…
***
Николас смотрел, как его мама суетилась в уборке по дому. Ему было всё так же плохо, тело горело, кости ломило, а сильный кашель только набирал свои обороты, но оставаться в постели он вовсе был не намерен. С того самого момента, как он стал жить с мыслью о своей скорой и неизбежной смерти, он смотрел на вещи абсолютно по-новому. Раньше он бы спокойно дал себе возможность поболеть с недельку-другую, не жалея своего времени на чтение книг или изучению новых технологий и открытий, связанных с яхтингом, раньше он даже не задумывался над тем, какими бессмысленными могут быть дела и как глупо мы можем тратить свою жизнь на совершенно пустое, как например его мама сейчас, которая всё никак не могла определиться, куда именно ей поставить вазу для цветов, на комод или всё же на журнальный столик. Не задумываясь над скоротечностью жизни и её часто крутых поворотах, мы живём мелочами и пустым, пафосом, понтами и поиском признания в нестабильном беспринципном обществе, выпячивая тленное богатство, превознося посредственность и эгоизм, но когда тебе остаётся жить считанные дни жалких нескольких недель, тебе абсолютно наплевать на всё это так же, как и на то, куда же всё-таки определить эту цветочную вазу! Вот и Николас посчитал, что главным для него сейчас это не температура и не сильное желание заснуть на сутки, а встретиться с Санни и провести с ней всё оставшееся время, пусть она даже и не узнает его правды. Шатаясь, он встал с кровати, быстро привёл себя в более-менее живой вид и оставив протестующую маму дома, поехал в больницу. В больнице он узнал, что Санни сегодня выписали и отправили домой. Заехав в цветочную лавку, он купил букет крупных тепличных ромашек, фрукты и маленький бисквитный тортик и поехал к ней домой.
Спустя двадцать минут он уже стоял возле её порога и повторно нажимал на звонок. То ли у него опять поднималась температура, то ли это влияла первая настоящая встреча с его Мятной девочкой спустя долгих 17 лет, но он почувствовал как его сердце забилось быстрее и уверенности скрыть от неё правду поубавилось. А когда она открыла дверь, сонная, в измятой пижаме и взъерошенными волосами, такая домашняя и знакомая, его разум совсем отключился и он не думал ни чём, кроме её губ.
– Николас? – в приятном недоумении заговорила Санни.
– Привет, Санни! – сказал он и не раздумывая притянул её к себе…
Мятная веточка 16
POV Николас
Я сидел в баре с Джерри, пил горячий чай и, не отрывая взгляда, смотрел на Санни. Это был её первый рабочий день после нападения. Она пела какую-то лёгкую песню в стиле джаз, посетителей становилось всё больше, а улыбка на моём лице всё шире.
– Чё улыбаешься? – вскинув бровь, грустно бросил Джерри.
Он был мрачнее ночи. Я видел его печаль и плохо скрываемую скорбь, я видел, как ему было тяжело, но не пытался его утешить словом. Что толку? С тех пор, как он относительно смирился с моей правдой, я и минуты не мог побыть наедине с собой и я искренне был ему благодарен.
– Ты знаешь, Джерри, я был бы готов болеть всю жизнь, если бы мне сказали, что Санни будет у меня сиделкой.
– Хм, – отрешённо улыбнулся друг.
Перед моими глазами всё ещё стоял тот момент, когда я завалился к Санни домой со своими объятиями. Я хотел проведать её, убедиться, что с ней всё в порядке и просто побыть рядом, но я даже не мечтал о том, что она примется за моё лечение.
– Николас, да ты весь горишь! Ты в курсе? Или это твоё нормальное состояние?! – проигнорировав мои объятия, она отстранилась, взяла меня за руку и в прямом смысле втащила в дом.
– Мы канадцы отличаемся от вас. Согласись, Санни, у нас холоднее, значит и в тепле нуждаемся больше вашего. Так что да, со мной всё в порядке.
– Ну конечно! Расскажешь это Фарруху, он у нас мастер по бредням.
– Так ему и передам, – не сдержав смеха, ответил я.
Санни с угрозой покосилась и со свойственной ей заботой, ещё раз потрогала мой лоб (от чего я непроизвольно сглотнул, она была слишком близко), пристально взглянула в моё лицо и с недовольством усадила меня в своей комнате.
– Очень глупо разгуливать в таком состоянии! У меня знакомая так умерла, Николас! Вот так вот на ногах болела и скончалась от воспаления лёгких.
– Есть вещи пострашнее смерти! – крикнул я.
Она чем-то шуршала на кухне, стучала посудой и, спустя несколько минут, зашла в комнату с самым серьезным видом. У меня непроизвольно натянулась улыбка. Я помнил это её выражение лица. Она злилась, прям как маленькая Санни и была полна уверенности, прям как тогда, когда выхватывала у меня сумки и настаивала на том, что ослушается маму и продолжит со мной дружить.
– Нет ничего страшнее смерти, Николас! Ненавижу черный юмор и шутки со смертью. Не шути так больше.
– А я и не шутил.
– Смерть…
– Смерть, – перебил я её, – страшнее смерти – никогда не узнать, что такое любовь.
– Нет, Николас, страшнее смерти – это когда у тебя смерть забирает любимых.
– Ты права, – серьезно сказал я и замер, когда она полезла мне за воротник и расположила под мышкой холодный градусник, дотронувшись рукой до груди. Из-за её касания, моё тело непроизвольно напряглось.
– Я бы мог и сам это сделать, – с улыбкой сказал я, когда увидел, что она смутилась и резко отпрянула от меня.
– Прости, это привычка.
– Привычка ставить градусники мужчинам?
– Привычка ставить градусник маме, – серьезно сказала Санни. – Она сильно больна.
– Лиз больна? Чем?
– Откуда ты знаешь, как зовут мою маму?
"Вот ты кретин!" – мысленно выругал я себя.
– Ты сама мне сказала.
– Нет, не говорила, – подозрительно бросила на меня взгляд Санни.
– Ты забыла. Это было, эм, когда мы только познакомились. Да, точно! Именно тогда!
– Да?! – подозрительно долго оценивала Санни моё лицо. Я же пытался остаться невозмутимым.
– А я уже думала, что ты следишь за мной.
– Это в прошлом, детка! – подмигнув ей, сказал я и выдохнул с облегчением.
– Детка? – хмыкнула Санни. – Это так пошло звучит. Особенно от тебя.
– Особенно от меня? – смеясь, спросил я.
– Ага, ты никак не вяжешься с этим словом.
– Это почему же?
– Ну, это манера больше походит твоему другу, брутальному мачо Джерри.
– Кому-кому? Брутальному мачо? – я уже ржал, как дикий, но увидев, что Санни покраснела, вмиг взял себя в руки.
– Прости, Санни, просто, я не знаю, это так мило звучало от тебя. Ну, а если серьезно? Какие мне подходят слова?
– Я не знаю, – отмахнулась Санни. – И зачем я это только сказала?
Она насупилась и впилась взглядом в инструкцию каких-то таблеток. Я же не мог перестать любоваться ею. Казалось, что мы и не расставались вовсе. Время меняет людей и порой не в лучшую сторону. Но мы. Мы остались с ней теми же и от этого мне было ещё больнее. Я знаю, что рак – это больно. Я успел прочесть не одну статью об этом и мне самому предстоит испытать всю шкалу его "приятных" ощущений, но признать расставание с ней – больнее, чем самая невыносимая физическая боль.
– Чем больна твоя мама?
– Дай градусник, – сказала Санни и не поднимая на меня взгляда, ответила:
– Почечная недостаточность, четвертая стадия. Чёрт, Николас! У тебя температура зашкаливает. Немедленно раздевайся и в душ, – засуетилась она.
– Это лечиться? – проигнорировал я её указания.
– Не совсем. Нужна пересадка почек, а до пересадки нужно лечение и стоит оно непосильно дорого.
– А отец как?
Она задержала на мне хмурый взгляд и ответила:
– Он умер.
– Как это? Почему? И вы одни, сами теперь?
– Ну да, – вздохнув, ответила Санни. – Жизнь несправедлива и забирает лучших.
– Да, он у тебя был отличным человеком.
– Это так, но тебе-то откуда знать?
– Я просто предположил. Он же воспитал такую прекрасную дочь.
– Ты прав, – шморгнув носом, сказала Санни.
Я ничего не стал говорить, а просто притянул её к себе. Она обхватила меня руками и, немного успокоившись, отстранилась.
– Прости. Тебе нужно сбить температуру, срочно, – вытирая слёзы сказала Санни. – Выпей. Это жаропонижающее и пойди прими холодный душ. У тебя действительно опасная температура, Николас.
Я молча выпил и направился в душ. Меня сильно трясло, моё тело реально страдало, но понял я это только тогда, когда остался один. Я понял, что Санни – мой опиум.
В тот день я не стал больше злоупотреблять её гостеприимством и решил поехать домой, но вот сейчас… Пока мой мозг окончательно не пожрал рак и не забрал мою способность что-то осознанно делать, я решил, что проведу это время с Санни. Я не отпущу её ни на минуту, я стану, если понадобится и её тенью, и её воздухом, я сделаю всё, чтобы не сорваться и не поступить как эгоист.
– И что, так и будешь сидеть и пялиться? – устало спросил Джерри.
– Если ничего другого не смогу сделать, то да.
– Так делай. Чего стоишь, пригласи её куда-то.
– Я убедил её, что у меня есть девушка и куда-то пригласить – это уж слишком.
– Николас, я же тебе не предложил затащить её в постель, я предложил пригласить её куда-то. Не хочешь говорить правду, не говори, но никто не запрещал ещё друзьям в 21 веке провести вместе время. Представь себе, что она – Мэдисон! И расслабься вообще!
– Джерри, "расслабься" – это слово не совместимо со мной, когда она рядом. Я еле нахожу силы, чтобы держать себя в руках.
Я замер на мгновение, когда она увидела меня и подмигнула в знак приветствия.
– Но я приглашу её. Сегодня.
– Молодец, – похлопал меня по плечу друг.
– Как твоя мама?
– Мама хорошо, бегает довольная, няньчит соседских детишек. Вся в заботах.
– Что?! Она должна няньчить тебя!
– А с чего вдруг?
– Ты серьёзно? У тебя мамка испортилась, или ты ей не сказал?
– Не испортилась.
– Значит, не сказал.
– Значит, не сказал.
– И когда скажешь?
– Позже. Не время ещё.
Друг неодобрительно покачал головой и сделал очередной глоток портвейна.
– Мэдисон стало плохо, когда она узнала.
– Что?! Джерри! Я же просил тебя, никому не говорить!
– Это случайно вышло.
– Да неужели?
– Николас, да, случайно! Но я не жалею, она твой друг, как и я.
– Но я не хочу, чтобы все обращались со мной, как с уже почившим! Джерри, на тебе нет лица с тех пор, как ты узнал. Ты стал другим и я понимаю тебя, но я не хочу больше думать о страданиях, проблемах и горе. Я хочу провести это время с теми, кого люблю и чтобы они были со мной такими, какими я знал их всё время. А правду они узнают тогда, когда мне останется совсем мало.
– И она? – Джерри угрюмо указал в сторону Санни.
– Нет. Она никогда не должна обо мне узнать. Пообещай мне, что защитишь её от правды.
Ответ я так и не услышал. Санни закончив петь песню, включила фонограмму и вмиг убежала со сцены. Я встал и последовал за ней.
– Да, тётя Мэгги! Что? Не может быть! Я буду первым же рейсом.
Я слышал тревогу в голосе Санни, но не мог понять сути.
– Всё в порядке?
– Нет. Мне срочно нужно бежать.
Она вся дрожала, как напуганный зверёк.
– Объясни куда.
– В Сиэтл.
– Пешком?
– Мне не до шуток, Коля! – впервые она назвала меня не в шутку "Колей" и от этого моё сердце сжалось от тоски по прошлому.
– Я отвезу тебя. Жду в машине, – коротко ответил я.
Мы ехали в тишине. Санни сильно переживала и всё время поглядывала на телефон. Ей понадобились считанные минуты, чтобы собрать дома необходимые вещи и пулей приземлиться в салоне моей Хонды.
– Всё будет хорошо, не переживай!
– Угу, – поджав губки, промычала Санни.
– Дальше не нужно, я знаю дорогу. Можешь меня здесь оставить, я добегу, – Санни потянулась рукой к дверной лапке. Я проигнорировал и проверил блокировку дверей.
– Санни, я же сказал, что отвезу.
– Ты что в Сиэтл поедешь?
– А что такого? Сколько тут ехать? И потом, я друзей не бросаю, так что расслабься и отдохни. Можешь поспать, как пройдем таможню.
– Спасибо, – прошептала Санни и стала прожигать взглядом мой профиль.
– Ты во мне дырку сделаешь, – хмыкнул я.
– Прости, просто, ты, я не знаю, ты столько добра мне сделал. Я тебе так благодарна, Николас.
– Радуйся жизни, Санни. Это будет твоей лучшей благодарностью, – серьезно сказал я и на этом мы больше не разговаривали.
Всю дорогу Санни спала. Её сон был тревожным. Она то и дело хмурилась и на меня это действовало ужасно. Я злился. Санни тот человек, который должен жить среди солнца и цветов и не знать печали этого мира. Мне страшно представить сколько трудностей она пережила, а самое ужасное, что меня в то время не было рядом с ней. Я видел по её глазам, что света и радости в её жизни мало, а мне так хотелось избавить её от проблем и сделать хоть что-то, чтобы этого недостатка больше не было. Если бы мне только это удалось…
Подъезжая к району, в котором я вырос, я почувствовал тревогу. У меня вспотели руки от волнения. Я смотрел на старую асфальтированную, сотни раз "штопанную" дорогу, на старые деревья и новые дома, я смотрел на всю эту местность и почувствовал, что вернулся в детство. Всё осталось почти неизменным! Сколько же километров мы намотали здесь с Санни! Мы облазили каждый красивый уголок нашего района и находили то, что, как мы считали, было открыто исключительно для нас. Мы были здесь счастливы. Я был здесь счастлив с ней…
Я аккуратно завернул на нужную мне улицу и у меня забилось быстрее сердце. Мы подъезжали. Вот уже и крыша её дома видна, а вот и макушка нашего с ней дуба. Боже мой, 17 лет! На улице была ночь. Крыльцо её дома освещал дверной фонарь, лёгкие порывы ветра медленно, скрипя пружинами раскачивали старую качелю-диван. Это же та самая качеля, на которой мы постоянно сидели с Санни! Неужели здесь время остановилось?! Хотя, всё-таки, что-то здесь было утрачено и я пока не мог понять что именно. Припарковав машину у дороги, я отстегнул свой ремень безопасности и тут же освободил от него Санни.
– Просыпайся! Санни, мы приехали.
Я дотронулся до её волос и медленно стал будить её поглаживаниями. Я задержал взгляд на её татуировке из вен и замер. Сколько же раз я пытался во сне коснуться её, но не мог! И сейчас не могу…
– Санни! – шёпотом позвал я её и она стала просыпаться.
– Что?! Что случилось?!
Санни ровно села и напугано уставилась на меня.
– Всё в порядке. Мы приехали. Выходи!
– Как? Не может быть! Уже?! Я проспала всю дорогу?!
– Да, и к тому же громко храпела. Даже голова разболелась от такого шума, – я наигранно взялся за виски.
– Что?! Не-е-ет! Я не храплю! Мне это несвойственно! – возмутилась она.
– Принцессам не свойственно? Может ты ещё и в туалет не ходишь? – я толкнул её в бок, за что получил ответный толчок. Мне нравилось её сейчас дразнить хотя бы потому, что она отвлекалась от тяжёлых мыслей.
– Я не принцесса! Это раз! И я не храплю! Это два!
– Храпишь. Но не волнуйся, я сохраню твой секрет. И это три, – я потрепал её щёчки и быстрыми шагами направился к крыльцу её дома.
– Ты ведёшь себя, как подросток.
– А это плохо?
– Нет, это странно.
– Да ладно тебе бухтеть. Успеем ещё быть серьёзными.
– Ты говоришь прям как…
Санни замолчала. Она зажмурила глаза и замедлила шаг.
– Как кто, Санни? – спросил я и постучал в дверь.
Санни так и не ответила и вся эта обида на мои заявления, что она храпит улетучилась, а на смену нашему минутному детскому дурачеству пришла суровая реальность.
– Санни, дорогая, как я рада, что ты приехала.
Дверь открыла тётя Мэгги. Она так постарела. Помню, она всегда выглядела очень эффектно и ярко, но время никого не щадит.
– Тётя Мэгги, как мама?
– Не знаю, девочка моя, но ей совсем плохо, я боюсь за неё. А это кто с тобой? Боже мой?! Он же копия… – в испунанном состоянии, тётя Мэгги схватилась за сердце.
– Да, тётя, – Санни бережно взяла её за руку. – Познакомься, это Николас.
– Серьезно что-ли?! Прямо привет из, – она в сомнительных жестах стала указывать то на землю, то на на небо.
– Идём, тётя Мэгги, проведи меня к маме.
– Она спит сейчас. Весь день мучалась. Я звонила её врачу, он приезжал, сказал, что нужно менять лечение иначе она не доживёт до пересадки.
Я взял руку Санни и крепко сжал. Я чувствовал, что она держится из последних сил.
– А что за лечение? – спросил я.
– Курс поддерживающей терапии. Очень дорогой. Пять тысяч долларов и каждые три месяца нужно его повторять.
Санни шморгнула носом, а тётя Мэгги уже вовсю вытерла свои слёзы.
Я понимал, что слова здесь лишние и как-то утешить не получится даже самой красноречивой болтовней. Меня бы это точно не утешило, поэтому я стал думать…
Мятная веточка 17
POV Николас
Когда стоит думать о завещании? При последнем вздохе? Где-то в начале жизни или в середине надвигающейся смерти? Я оставил Санни с тётей Мэгги, так как сейчас явно был лишним и, выйдя прогуляться по ночной улице моего детства, много думал об этом. Хотя разум и логика мне говорили о благоразумии, но эгоизм твердил обратное. Печально планировать жизнь своих вещей, в случае твоей смерти. Какая вообще тебе разница, что с ними будет?! Ты не можешь их забрать с собой в небытие. Смерть лишает нас всякого смысла. Мы тратим большую часть своей жизни со всей страстью отдаваясь накопительству. А что толку? Какой толк жить, зная, что в любой момент ты можешь умереть?! Разве смысл жизни в том, чтобы приобрести большой дом, машину и возможность каждый день носить дорогой костюм? Разве стоят эти вещи, утерянных дней в погоне за толстым кошельком? Будь мне 18 лет, я бы с уверенностью сказал "ДА". Но теперь, я был в замешательстве ответить утвердительно и однозначно. Однако одно я знал точно, спланировать жизнь своим вещам после моей смерти – это то, что принесёт мне сейчас успокоение. Я понял, что уйду не зря. Я осознал, что мои последние дни не будут праздными. У меня появилась цель и я впервые, живя с мыслью о раке, могу смело сказать, что почувствовал облегчение и своего рода счастье. А всё потому, что я люблю. Потому что я могу отдать Санни всю свою любовь, без слов…
Спустя полчаса моих блужданий, я вернулся обратно в дом Санни и застал её на качели. Она была мрачной, с опущенными плечами и выглядела совершенно беззащитной.
– Как ты? – первое, что решил я спросить.
– Никак, – еле слышно, ответила Санни.
– Мне очень жаль, но не отчаивайся, я уверен, всё образумится. Вот увидишь.
Я попытался вложить энтузиазм в свои слова, но…
– Николас, я реалист, хоть и люблю летать в облаках. Мне поможет чудо, а чудес не бывает.
– Санни, чудеса бывают! Я, взрослый дядька, в них верю. Но они выглядят немного проще. Звёздная пыль не посыпиться с неба и не озолотит тебя.
– Что ты имеешь ввиду?
– Ну, например, представь, что доктор твоей мамы ещё не всё обдумал и, возможно, найдёт завтра альтернативу её лечению или …
– Или оплатит этот курс за меня! Не убедил, – грустно фыркнула Санни.
– Знаешь, в моей жизни случались такие чудеса, что я приходил в шок. Я не понимал, как такое чудо могло появится в моей жизни?
Я смотрел на Санни и ни капли не сомневался в своих словах, ведь она и была моим чудом, моим чудесным спасением в детстве.
– Расскажи, Николас! Расскажи! – отчаянно вцепившись в мой рукав потребовала Санни, не смотря на меня. – Мне так хочется поверить в чудо. Мне так хочется стать опять беззаботной девчонкой и опять поверить в чудеса!
– Хорошо!
– Николас, мне не десять и даже не шестнадцать. В шестнадцать лет, мои чудеса закончились и я в них больше не верю, – с какой-то обидой прозвучали её слова.
– И в моё чудо не поверишь? – не унимался я.
Она встала с качели, прошла немного вперёд и остановилась у края каменной дорожки. Её привычка обнимать себя руками никуда не делась. Мне всегда казалось, что она выглядит по-особому красиво в такие моменты.
– Какое чудо произошло с тобой?
– Я расскажу тебе, но позже, а пока, Санни, пошли в дом. – я положил руку на её плечо и немного сжал его.
Приятное тепло разлилось по моему телу от одного прикосновения к ней. Мне так было мало её, мне так было тяжело быть рядом с ней, на расстоянии…из-за моей безысходности.
– На улице холодно, ты очень устала, нужно отдыхать. Не хватало, чтобы ты ещё заболела.
– Спасибо за заботу, Николас.
– Давай я тебя проведу, а сам уже поеду, здесь есть неподалёку неплохой Гестхауз.
– Хорошо, согласилась Санни.
И мы медленно пошли в сторону дома.
– Во сколько завтра поедем к доктору?
Санни остановилась и резко посмотрела на меня удивлённым взглядом. Она о чем-то думала, при этом сильно хмурясь и наконец заговорила:
– Я думала, тебе нужно обратно в Ричмонд.
– Мне не нужно. Может ты хочешь, чтобы я уехал обратно? – вскинув бровь, спросил я.
– Нет-нет, ты что? Просто, ты так много делаешь и уже сделал. Такое ощущение, что мы знакомы всю жизнь. Но когда я понимаю, что это не так, я, э-м, не знаю, мне становится неловко. Более того, у тебя есть девушка. Я очень тебе благодарна, понимаешь, но не знаю, мне неловко от того, что ты так помогаешь.
– Санни, ну, во-первых, мы знакомы достаточно, чтобы я мог назвать тебя хорошим человеком и даже другом. К тому же, ты сама мне сделала много добра. Так что, раз уж на то пошло, мы квиты. И потом, я так воспитан, что нужно помогать, если есть возможность. Вот я и помогаю. Не заставляй меня перечить моей маме. Если она узнает, что я не помог девушке в то время, когда мог помочь, то она просто! – я испуганно закатил глаза к небу. – Ну, я даже боюсь подумать, какой выговор она мне устроит! Или ты хочешь, чтобы меня высекли в 34?
Санни засмеялась.
– Ну так что? Убираешь все неловкости и принимаешь мои помощь без проблем?
– Хорошо, спасибо тебе большое. – Санни с теплотой ответила и посмотрела на пыльные носки своих туфлей.
– Кстати, моя девушка не против, тем более у нас странные отношения, свободные. Так что и об этом не волнуйся. – я подмигнул ей и повёл её в дом.
– Во сколько мне завтра быть?
– В восемь утра.
– Ок. Тогда спокойной ночи, – сказал я, не желая с ней расставаться даже сейчас.
– Спокойной ночи, Николас! Ещё раз спасибо за всё!
– Всегда пожалуйста! – отсалютовал я и быстро пошёл в машину.
"Как бы завтра не опоздать?". С этими мыслями я завалился, спустя почти час поисков и слишком затяжной регистрации, на долгожданную мягкую кровать самого простецкого, но главное для меня теплого и чистого гестхауза и, засыпая, не переставал думать о том, как сильно я люблю Санни и как сильно я не хочу умирать…
***
– Доброе утро! – весело поприветствовал я Санни.
– Доброе!
– Что?! Не выспалась?
– Да! – зевая ответила она и расслаблено завалилась на сиденье моей Легенды.
– Я захватил нам кофе и домашние круасаны. Держи! Тебе лате с молоком без сахара с корицей.
– Ммм, спасибо большое, ты меня спас, Николас! И откуда ты только узнал, что я пью именно такой кофе?
– Хм, все девочки любят такой кофе.
– Не все.
– Ты права, ещё мальчики, которые как девочки.
– Ты что, гомофоб? – со смешком прозвучал её вопрос.
– Я не гомофоб. Я не поддерживаю позицию этих людей, однозначно не поддерживаю, но не осуждаю. Бог им судья. В принципе, как и мне, как и каждому из нас.
– Ого! Да ты прям философ.
– Это не так, ты, мне лучше скажи, как тебе круасан? Хозяйка гестхауза, как мне показалось, отлично печет, по-крайней мере пахло очень вкусно.
– И есть тоже вкусно, – с набитым ртом проговорила Санни. – Всё супер.
– Я рад. – улыбаясь её милой мордочке с полными щечками, ответил я и сделал глоток кофе, остановившись на перекрестке.
Мне нравилась сегодняшняя погода и этот день. Солнце светило ярко, воздух был морозный, Санни сидела рядом со мной, раскрасневшаясь от горячего лате и я мог быть с ней, слышать её, говорить, имея при этом серьезное основание.
– Как мама?
– Не очень, – ответила Санни и в миг стала мрачной.
– Мне жаль.
Она кивнула в знак моего сочувствия и прекратила есть круасан. Она грустно уставилась в окно и спокойная атмосфера исчезла, погрузив нас обоих в тяжёлые мысли.
Я сидел уже пятнадцать минут под кабинетом лечащего врача её матери Лиз, как мне поступил звонок на мобильный.
– Слушаю!
– Николас, здравствуй, дорогой!
– Как поживаете, доктор Роджерс?
– Спасибо, хорошо!
Я чувствовал, что доктор говорит со мной опасливо, подбирая слова и я знал причину, но сейчас меня это мало волновало и я бодрым голосом продолжал вести беседу.
– Вы по делу, доктор?
– И да, и нет. Меня интересует твоё самочувствие.
– Я чувствую себя прекрасно, – улыбаясь, сказал я.
– Я рад это слышать. Но больше рад твоему настроению. Я хотел бы лично убедиться, что оно действительно бодрое. С таким настроем легче выздоравливать и проходить химию.
– Доктор, моё настроение действительно бодрое, хорошее, я полон жизни. Правда насчёт выздоровления, вы перегнули палку. – насмешливо сказал я.
– Как бы там ни было, Николас, бороться за свою жизнь это правильно и это лучший выбор. К тому же, доказано, что положительные эмоции, лечение и соблюдение всех рекомендаций может сыграть в твою пользу и даже излечить полностью.
Он замолчал на несколько секунд, видимо пытаясь поверить в свои слова.
– Так как у тебя хорошее настроение, самое время ехать ко мне и начинать курс химиотерапии, – твёрдо заключил доктор Роджерс.
– Отличный ход испортить мне настроение, доктор, – хмыкнул я.
– Без этого никак, друг мой. Никак, – вздыхая пропыхтел он мне в трубку.
– Ладно, я подумаю, как спланировать своё время и свяжусь с вами.
– Николас, не затягивай! В идеале, я жду тебя завтра, в крайнем случае на днях.
– Я понял. – ответил я сдержанно и попрощавшись, нажал кнопку отбоя.
Как бы я не был счастлив сегодня, но этот разговор всё-таки испортил мне настроение и я понимал, что неизбежно должен буду посвятить время этим мучениям, а мне так не хотелось. Я не хотел и минуты провести без Санни…
Вскоре Санни вышла из кабинета. Она была мрачнее ночи и поэтому в машине мы ехали молча, слова здесь были однозначно лишними. Я не давил на неё с расспросами, более того, я знал, что скоро её грусть смениться радостью, но всё же смотреть на её страдания, мне было невыносимо тяжело.
– Мне нужно отлучиться, у меня кое-какие дела есть в городе, а потом я приглашаю тебя пообедать в неплохом итальянском ресторанчике. Я порылся в инете и вроде бы отзывы и меню там неплохое. Что скажешь?
– Не знаю даже. – теребя край своей кофты, вздыхая ответила она.
– В таком случае, я знаю. Я заеду за тобой в три. Кушать нужно вне зависимости от трудностей.
– Хорошо, – не сопротивляясь ответила Санни и покинула салон автомобиля.
Я проводил её взглядом до двери и только сейчас понял, что же изменилось в любимом месте моего детства. Оно потеряло радость и беззаботность. От него так и веяло печалью и тоской. Его давно никто не ремонтировал, не красил деревянный парапет и крыльцо, ставни и фасад и подавно не шкурили, а крышу не обновляли в тех местах, где требовался капитальный ремонт, а не просто примитивные "латки" из металлической пластины. Возвращаясь обратно в больницу, у меня уже созрел план и поэтому сразу после важного и ответственного разговора с доктором, я поехал прямиком в строительный маркет. Купив всё необходимое и загрузив в багажник, я мчался по дороге к Санни домой. Припарковав машину около её дома, я постучался в дверь и ждал, когда меня впустят.
– Я готова.
Мне открыла дверь всё такая же мрачная Санни и нерешительно двинулась со мной в сторону машины.
Подъезжая к ресторану, как и планировалось, ей поступил на телефон звонок.
– Да, здравствуйте, доктор!
…
– Да!
…
– Да!
…
– Не совсем.
…
– А как же?…
…
– Хорошо! Да, спасибо! Я поняла!
…
– До свидания!
Она положила трубку и замерла не дыша. Её взгляд был устремлён на дорогу.
– Всё в порядке? – сдерживая улыбку, спросил я.
– Нет, Николас, не в порядке!
Я нахмурился. Такого ответа я не ожидал.
– Это просто какое-то чудо! – завизжала от восторга Санни.
– Николас, ты представляешь, что сейчас произошло?!
– Нет, расскажи! – с облегчением ответил я.
– Доктор сказал, что мама попала в какую-то там категорию, своего рода внутренняя лотерея больницы и, в общем, получит лечение бесплатно! Ты можешь себе представить?! Сегодня её нужно отвезти в больницу. – она схватила мою руку и всё это время радостно её трепала.
