Текст книги "Мятный сон (СИ)"
Автор книги: Яна Пишу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
В потоке бредовых мыслей, я почувствовал сильную панику и страх и вспомнил те сны, когда моя Мятная лежала такая же беззащитная. Я вспомнил те ужасные чувства. Во снах мне было не понять, что угрожает моей Мятной и кого я так ненавижу, но я ощущал холод и мороз по коже даже после пробуждения. И вот теперь, сейчас, страх и паника появились во мне вместе с ненавистью и сильным гневом, явно умноженные в разы. Ещё никогда в реальной жизни мне не было так страшно и ещё ни разу в жизни я никого так сильно ненавидел.
– Защитник! Посмотрите, пожалуйста, вот настоящий защитник! – слова этого недочеловека мне были до боли знакомы.
– Что это всё…? – мне было трудно договорить свой вопрос. Холодная испарина проступила у меня на лбу и моё понимание подверглось явному испытанию.
Он же продолжал захлёбываться гадким смехом и плеваться кровью, а я не переставал смотреть на него, продолжая перебирать файлы памяти беспорядочно разбросанные по моему сознанию. От резкой головной боли, перед моими глазами всё поплыло и стало нечётким. Однако чувство страха заглушало во мне резкую стреляющую боль и помогало её игнорировать.
– Браво, медаль лучшему защитнику! – вновь прокричал он, заходясь новой волной неистового хохота и я…
…я узнал этот хохот…
Я увидел перед собой другого человека!
Я узнал этого человека!
– Отец? – прошептал я. – Не может быть!
Как ошпаренный, я отскочил от него. Я был полностью растерян. Меня сковал ужас вместе с панической атакой, которая росла в груди так стремительно, что я даже не успел опомниться, как мои лёгкие сжались внутри, подобно пустым пластиковым бочонкам, не давая мне свободно дышать. Я упал на колени и с жадностью стал ловить ртом воздух.
Может я умер?!
А может я прямо сейчас умираю?!
Через боль в груди и недостаток кислорода, я сел на землю, потрогал шею, нащупал свой пульс, свои руки, свои бока, свой живот. Вроде бы всё было цело. В таком случае я не мог понять, что здесь происходит?!
Он же мёртв! Он мёртв!
Я стал всматриваться в силуэт кряхтящего человека, который продолжал лежать на спине в десяти метрах от меня и тихо посмеиваться. Я подполз к нему и заглянул в его окровавленное лицо.
– Отец? Это ты? Неужели это и вправду ты?
Проморгавшись, я вновь посмотрел на него и в этот момент он открыл свои стеклянные глаза. Он впечатался в меня взглядом полного безумия и вновь засмеялся. Он смеялся громко, смеялся, как психопат, а затем, сквозь спазмы неестественного смеха, обратился ко мне:
– Всё так же защищаешь её? Да, Николас?
Он указал трясущейся рукой на Санни и добавил:
– Только вот ты не учёл одного, ты не всегда будешь с ней рядом, сынок. А я вот всегда!
– Слышишь, Николас! Всегда буду!
Я смотрел на Санни. Смотрел на него. Вновь на Санни. И вновь на него. Я пытался понять причем здесь Санни и причём здесь отец.
– Всегда-а-а! Николас, всегда! – не унимаясь, повторял он.
И в один момент, в одно мгновение моя голова отяжелела от того, что я вспомнил… Передо мной пронеслось огромное множество кадров из прошлого. В них присутствовала Санни. Санни, отец и я. Я вспомнил тот день, вспомнил, что… О, Боже! Нет, Мятная, Санни, отец! Нет! Всё эти годы я жил с чувством страха и отчаяния, и вот теперь я понял почему. Я наконец понял! А он? Он просто продолжал хохотать, приговаривая своё "всегда".
– Не-е-ет! – прорычал я. – Нет, ты не заберёшь её опять у меня! Ты слышишь?! Никогда!
Я накинулся на отца и принялся бить его с новой силой. Я ослеп и оглох от своего гнева. Я был поглощён яростью. Я не видел никого и вокруг ничего не слышал. Передо мной лежал лишь отец и желание защитить от него Санни. Я должен был защитить тогда! Я должен был! Должен!
– Руки на землю! Это полиция! – яркие огни красного и синего цветов осветили переулок своим противным миганием.
– Майкл, да оттощи ты его наконец!
Я услышал голоса, где-то вдалеке. Но был поглощён единственной целью, защитить.
– Ведите его в машину!
Что-то холодное коснулось моей кожи, а руки были чем-то туго затянуты.
– Санни! Пожалуйста, пустите меня к ней, пожалуйста, спасите её! Прошу, пожалуйста!
Я умолял, пытался вырваться из цепкой хватки чьих-то рук, но всё было бесполезно. Когда же я и вовсе отчаялся, в тщетных попытках освободиться, я услышал, как отец вновь мне крикнул свое "Всегда, Николас!" и засмеялся своим фирменным безумным хохотом. Его несли на носилках в машину скорой помощи. Я не видел его лица, но отчётливо слышал его обещание. Видя, что и Санни увозят в ту же больницу, я испугался. Я понял, что я опять потерял её! Я опять проиграл ему, нарушил своё обещание и не смог защитить. Я не мог смириться с этой мыслью. С неистовой яростью и желанием оправдаться перед ней и спасти её от него в этот раз, я дернулся всем своим телом и почувствовал, что руки, которые ранее меня крепко держали, оказались слабыми и податливыми макаронинами, которые больше не имели такого удовольствия меня удерживать. Доли секунды и вот я уже стою у носилок, вглядываюсь в лицо отца, но на его месте лежит не отец, а явно молодой парень, не старше двадцати пяти лет.
– Что?! А где отец?! Вы, вы упустили его?! – я вплотную подошёл к человеку в белом халате и, если бы не мои стянутые вплотную сзади руки, я бы уже, что-нибудь ему сделал.
– Он тебе заплатил?! – с отчаянной улыбкой, спрашиваю я.
– Успокойтесь, сер!
– Продажная ты шкура! Все вы продажные шкуры! – вглядываясь в его испуганные глаза, говорю я и с силой бью человека в белом халате своей головой.
Мне не было больно, но я почувствовал, как из моего носа потекла тёплая жидкость, стекая крупными каплями мне на куртку. И вот, в очередной раз я намереваюсь ударить человека в белом халате ногой, как сильный разряд тока пронизывает моё тело, отключая меня от реальности, погружая меня бездейственную темноту…
Мятная веточка 12
POV Николас
Я очнулся на грязном холодном бетонном полу. В спертом воздухе стоял резкий запах чьих-то носков, мочи и немытого тела. Меня тошнило, голова раскалывалась, руки и куртка были в засохшей крови, только вот я не мог вспомнить в чьей именно, во рту ощущалась пустыня Сахара и в данный момент моей единственной целью было выпить воды. Оглядевшись по сторонам, я не сразу смог определить, где я нахожусь и почему я не дома.
– Очнулся уже?
Я поднял глаза и увидел мужчину в форме полицейского.
– Где я?
Мой голос был сиплым.
– В участке, где же ещё? – с ухмылкой сказал он.
– В участке? Почему я здесь? – потирая лицо, промямлил я, вспоминая вчерашний вечер.
Неужели мне всё это не приснилось? Обрывки памяти стали всплывать в моей голове яркими вспышками. Крик о помощи, Санни, сумасшедший наркоман и…отец. Не может быть, я всё вспомнил… Я встретил отца, я его вспомнил. Я вспомнил своё детство и я нашёл Мятную…
– Нет-нет-нет… – шипя своими явно надорванными связками, причитал я.
– Да-да-да! Закроют тебя, наркоман паршивый! Как же мне надоело вас видеть! Собрать бы вас всех и расстре…
Я не слушал слова смотрящего, я слушал своё прошлое. Как оказалось, я знал совсем другое прошлое, но…но почему? Мама почему?!
– Вам не хорошо, молодой человек?
Почему мама? Почему?
– Водички дать? Вы совсем бледный стали.
Я почувствовал, как чья-то рука заботливо легла мне на плечо, немного его сжав.
– Вам явно нужно прилечь. Ну, давайте, ложитесь! Вот так! Сейчас вам достану воды.
Я послушно делал то, что мне говорили. Мне было абсолютно всё равно на происходящее, ведь я был далеко. Далеко-далеко в прошлом.
Вот мне семнадцать. Мы сидим с Санни у меня в комнате. Я впервые осмелился её пригласить к себе, ведь я знаю, что сегодня он не появится дома. Его точно не будет несколько дней. Я уже выучил его все повадки и готов со стопроцентной уверенностью рисковать ею. Но что это? Я слышу, как к дому подъезжает машина, а спустя пять самых страшных минут в моей жизни, я уже вижу лишь его наглый пьяный взгляд и её безсознательное тело…
А вот мне восемь лет. Я иду со школы, весь грязный и мокрый от дождя. У меня на руках ссадины, под глазом болит синяк и мне страшно. Я боюсь того, что отец будет меня ругать за синяки и он точно за них меня накажет. И вот, он наказывает. Он бьёт сильно, а я громко, стараясь не плакать, считаю, потому что, если не буду громко считать, он добавит ещё пять ударов ремнём с железной бляхой.
А вот я пытаюсь защитить от него свою маму. Он избивает её. Тем же ремнем, но…
Мама. Боже мой, что же он делал с тобой?! Что же он сделал с нами?
– Вы разве не видите, что ему плохо?! – где-то вдалеке звучит всё тот же голос.
– Может ему ещё дозу дать?! Ему тогда явно полегчает!
– Вы очевидно, сер, слепой, так как этот молодой человек уж точно не наркоман и вряд ли им был когда-то!
– Закройся, уличное быдло! Место своё знай или я тебя быстро успокою, отродье!
– Пф, шорпей недоношенный! Ну, ничего, мы ещё на него накатаем жалобу. Ничего.
– Эй, смотри на меня, – вновь этот спокойный голос прозвучал где-то рядом со мной и в то же мгновение я вздрогнул от противных холодных капель воды, которые брызгами упали на моё лицо.
– Вот так, – тихо приговаривал низкий с хрипотцой голос и я наконец сфокусировал взгляд на лице его обладателя.
– Воды от этого упыря не дождешься, но у меня есть вода, предназначенная для цветочков моей Эльзы, – он сказал с такой заботой в голосе о цветах для Эльзы, что мне невольно захотелось узнать, кто же она.
Он поднёс к моим губам стеклянное горлышко своей бутылки и я даже не стал сопротивляться, когда он немного приподнял мою голову и надавил мне рукой на затылок, давая понять, что я должен выпить особенно дорогую воду, предназначенную изначально для цветов Эльзы. И только я почувствовал, как чистая вода разлилась у меня во рту, освежая моё сухое нёбо и язык, как я сам выхватил из его рук бутылку и с жадностью стал поглощать огромными глотками, такую необходимую для меня живительную жидкость, проливая её на себя. Я практически осушил всю бутылку, вытер рукавом куртки лицо и уставился на немолодого мужчину лет пятидесяти, рассматривая черты его внешности. Вода немного привела меня в чувства и теперь я мог сконцентрироваться на этом едко-вонючем месте, где практическую помощь мне оказал далеко не примерный на первый взгляд житель нашего города. Его чёрные, местами седые волосы свисали, как грязные масляные сосульки, выглядывая из под явно давно не стиранной шапки бордового цвета. Кожа его лица была морщинистой, смуглой и в жёлто-коричневых пятнах. По-видимому, это были пятна механического появления из-за отсутствия регулярного душа, гигиены и скорее всего из-за частого нахождения на солнце. У моей тёти Джо были похожие пятна, ведь большую часть своей жизни она проводила на открытом солнце в поле кукурузы и копаясь на овощных грядках. Но она тщательно следила за своей кожей, делала регулярные процедуры, всякие примочки, чистила лицо чем-то белым, схожим с зубной пастой, в общем делала всё, что свойственно делать каждой женщине, и именно это и выдавало её истинную женскую сущность, которую она так отчаянно пыталась в себе подавить. Хотя даже эти утомительные манипуляции не помогали ей полностью избавиться от, – как она сама говорила – "этих проклятых пятен".
Мужчина сел немного поодаль от меня на широкой лавке, а я продолжал пялиться на его профиль, полностью отстранившись от своих мыслей. Даже на расстоянии почти трёх метров я увидел, что из узкого длинного носа этого человека торчали густые пучки волос, в центре острого подбородка виднелась, а если быть более точным, кидалась в глаза большая в цвет лица родинка, по верх которой росло два длинных черных волоска. Но первое, что привлекало в его образе, так это неуклюже-огромные очки в толстой зелёной оправе, из-под которых на вас обязательно посмотрели бы добрые грустные глаза. На первый взгляд он явно походил на бездомного, но всё-таки что-то в нём было особенным, что-то, что выделяло его из всех слоев общества. Сейчас он казался мне, каким-то инопланетянином-добродетелем, которому "всё равно" на все устои нашего мира, ведь он не отсюда и жить будет здесь лишь, как временный обитатель-исследователь, мыслитель, собирающий странную для него информацию об устоях нашего непонятного, прогнившего и очень несчастного общества.
– Спасибо! – наконец поблагодарил его я.
– За что?
– За воду и за помощь.
– Это мой долг! – невозмутимо ответил он.
– Помогать чужим людям?
– Именно.
– И почему же вы решили, что это ваш долг? Разве в мире не каждый сам за себя? Разве мир не навязывает нам точку зрения потворствовать самому себе и своему эго? – сказал я более чем раздражительно.
– Хм, – улыбнулся человек, которого явно позабавили мои слова.
– Вовсе нет, молодой человек. Это всеобщее заблуждение.
Он демонстративно потёр подбородок и продолжил:
– Знаете, жизнь можно сравнить с большим пустым сундуком. Чем больше положишь в него добрых поступков, тем больше счастья у тебя будет.
Он замолчал, а я вновь стал погружаться в своё прошлое.
Вот мне двенадцать. Мои одноклассники вновь побили меня, отобрали деньги и выкинули мои единственные кроссовки в мусорный бак. И вот я с трудом забираюсь в этот контейнер и поднимаю их с грязного дна помойки. Кроссовки оказались полностью испачканы и пропитаны вонючей мусорной жидкостью с живыми опарышами. Я стряхиваю с них грязь и пытаюсь подавить в себе чувство тошноты, злости и обиды, но превыше всех этих чувств я пытаюсь подавить чувство страха. Я не плачу, я давно перестал плакать, но я дрожу от страха. Мне страшно возвращаться домой и показаться в таком виде перед отцом. Он точно дома, мне не избежать встречи с ним. И хотя где-то глубоко внутри у меня теплилась надежда не встретить его сегодня, все мои надежды в миг рухнули, когда он лично открыл мне двери, стоило мне ступить на первую ступеньку нашего нищего, с гнилыми деревянными досками скрипучего крыльца. Завидев меня в самом лучшем состоянии для наказания ремнём с железной бляхой, я сразу ощутил как в районе моего желудка завязался тугой узел страха с чувством тошноты. Но к своему удивлению он лишь окинул меня полным злости и недовольства взглядом и сказал, что ждёт меня через пять минут на нашем заднем дворе. Тогда я впервые пожалел о том, что отец не избил меня ремнём с железной бляхой…
– Из своего сундука, в своё время, я забрал слишком много добрых дел, – выдернул меня из воспоминаний мягкий голос человека в очках с зелёной оправой, – и дошёл до того, что он не просто опустел, а я задолжал. Я слишком задолжал самой жизни. И теперь мне до самой смерти не откупиться. Но я хотя бы пытаюсь это делать.
Я смотрел на этого человека усталым взглядом и не думал о его сундуке жизни. Мой мозг занимали мысли, что тренировки на брусьях, выглядели не так солнечно, как описывала мне мама. Когда я оказался на заднем дворе нашего дома, я в сотый раз пожалел, что отец отменил наказание ремнём с бляхой. Он изматывал меня до потери… до потери сознания… О, Господи, как он мог?! Я действительно не раз терял сознание от усталости, когда он заставлял меня отжиматься по двести раз под страхом того, что он побъёт маму. Он говорил, что её сын оказался хлюпеньким тюфяком. Он называл меня ублюдком, аргументировав это тем, что его бы сына никогда не побили. Он всячески унижал меня и доказывал мне, что моя мама неблагодарная шлюха, которая ещё ответит за позор нанесенный ему. Хотя он и сам видел, что всё это было не так…
– А я и так счастлив! – заговорил он слишком громко.
– Что? – спросил я этого странного мужчину, который сидел и отвечал явно не мне.
– "Большее счастье давать, чем получать" и Мессия был прав, говоря это.
А вот теперь он заговорил очень тихо, почти шёпотом и обратил свой в миг обезумевший взгляд в мою сторону.
– Добрые дела делают меня счастливым, хоть и не могут вернуть её, – на этих словах я почти уверен, что увидел, как у него потекли слёзы, а я окончательно убедился, что он явно ненормальный тип, сумасшедший, но добрый человек.
– Почему вы здесь? – решил я, что будет правильным поинтересоваться его жизнью и возможно выдернуть его из состояния безумия.
Он уставился на меня, демонстрируя своё нездоровое выражение лица, но немного помолчав, он закрыл глаза, открыл их и вновь заговорил, как прежде, спокойно и уравновешенно.
– Просил монеты для бездомного друга у отеля. Доллар – это ведь такая мелочь, для всех тех богатеев, живущих в его стенах. Но меня погнали, вернее пытались, а затем вызвали копов. Они сказали, что я дебоширю и пугаю их постояльцев, но это было не так. Такие как я или те же бездомные ребята, не так опасны, чем люди, притворяющийся прилежными членами общества, а дома избивающие своих жен и воспитывающие детей современными дегенератами. Они выращивают в своих детях худшие свои качества. Их дети разбираются в компьютерных играх, гаджетах, наркоте, деньгах и биткоинах, но они не научены азам настоящего человека. Человека, который в первую очередь должен научиться любить жизнь и людей, а уже потом материальное. Если бы так было, не было бы войн, голода и невинных смертей и моя Эльза была бы сейчас рядом со мной.
Я ничего не ответил, лишь сочувственно вздохнул, удивляясь здоровым мыслям этого явно нездорового человека.
– Ты! Поднимайся! Следователь ждёт!
Я безразлично оторвал взгляд от бетонного пола и, посмотрев перед собой, понял, что это "вежливое" обращение относилось ко мне.
– Пошевеливайся!
На ватных ногах, с туго затянутыми наручниками, я вышел из камеры. На прощание мне удалось узнать имя моего сокамерника. Его звали Себастьян. Со всей искренностью и настоящность в глазах он пожелал мне счастья, но сказал одну фразу, которая сбила меня с толку и вызвала лишь один вопрос "Как он узнал о нём?".
Каждый мой шаг я ощущал на спине грубый толчок от дубинки своего любезного смотрителя, а в голове продолжала звучать фраза Себастьяна, которая не прекращала вызывать холод на моей спине: "Николас, ты должен простить отца. Поверь, он очень сожалеет".
Я не знаю, откуда он узнал моё имя, ведь я ему не говорил, как меня зовут. Я не знаю откуда он узнал о моём отце и уж тем более о моей обиде? Хотя, нет, в этом Себастьян уж очень ошибся. Я не обижаюсь на своего отца. Я его ненавижу! Я никогда не смогу его перестать ненавидеть.
– Снимите с него наручники, сержант!
Я оказался в большом просторном офисе. Он был заполнен столами и людьми в полицейской форме, лица которых излучали лишь надменность и власть над такими, как я. Ничего лучшего, чем очередное отвращение я не мог испытать в данный момент. На подсознательном уровне я ненавидел полицейских всю свою сознательную жизнь, хотя и пытался проявлять уважение к закону и властям. Но теперь, зная всю правду и вспомнив свое прошлое, я возненавидел этих представителей власти ещё больше. В своё время они оказались бесполезными инструментами для тех, кто так отчаянно в них нуждался. Они ничего не предприняли, чтобы защитить меня с мамой. Абсолютно ничего. А ведь могли! И теперь, естественно, они будут втирать мне какую-то чепуху о том, что я нарушил какой-то чепуховый закон и являюсь опасным членом для общества. И только мне об этом подумалось, как "вежливый" надсмотрщик, вот прям с языка снял мои слова:
– Но он же опасен, сер!
Я не сдержал горькой улыбки.
– Я должен повторять?!
Спустя секунд десять, я уже потирал свободные от ручных "кандалов" кисти рук и безучастно смотрел в стену.
– Вы свободы, сержант!
– Да, сер!
Отдав честь, мой надсмотрщик удалился.
– Садитесь! – сказал мне лейтенант полиции и окинул меня оценивающим взглядом.
– Выспались, Николас? – насмешливо прозвучал вопрос.
– Более чем, – сдерживая раздражение, ответил я.
Полицейский ещё раз пробежался взглядом по моей видимо пошарпанной физиономии, так как у меня болела скула и переносица, и вновь уставившись в бумаги, заговорил со мной достаточно резким тоном:
– Вы были арестованы по подозрению в попытке изнасилования, нанесения тяжёлых телесных повреждений, сопротивлении при аресте и …
Если бы не один существенный фактор, я бы может и удивился, но не теперь. Услышав весь этот бред, я был не в силах сдержать эмоции и просто засмеялся. Меня переполняли чувства неуважения и презрения к тем, кто должен защищать граждан, а не обвинять их в том, чего они не делали. Моё самоироничное воображение привело меня к "справедливой" ситуации, где я сижу на электрическом стуле, а против меня даёт решающее показание "примерный" семьянин и член общества, которого так в своё время уважали эти справедливые представители власти и которые даже не захотели защитить нас с мамой от его издевательств, от издательств отца. Да, я бы не удивился, если бы когда-то со мной произошло что-то подобное.
– Я что-то смешное рассказываю?
– Нет, что вы, – улыбаясь, произнёс я, – просто вспомнился хороший момент из детства, сами понимаете, бывает.
– Нет, не понимаю и на вашем месте я бы так не смеялся.
– На вашем месте, сер, я бы помогал людям, которых вы, давая присягу, обещали защищать. Я спас девушку от изнасилования и теперь слышу о том, что я был подозреваем в изнасиловании и в ещё куче административных нарушений! Уверен, что сейчас два психопата спокойно разгуливают по улице, а я сижу здесь и слышу эту чепуху. Как же мне не смеяться с этого?! Вам бы не было смешно, лейтенант?!
Он посмотрел на меня холодным взглядом копа и невозмутимо спросил:
– Почему вы говорите два психопата?
– Потому что их было двое.
Он нахмурился, внимательно пробежался взглядом по документу, с которого зачитывал мои обвинения и задумчиво перевел взор на монитор компьютера. Всё утро меня не покидала тревога, что отец ходит где-то на свободе, а я нахожусь в этом клоповнике и никак не могу стать защитой для Санни и вот теперь моя тревога усилилась вдвойне, ведь он явно не понимал, о каком втором психопате я ему говорю.
– Вы узнаёте этого человека?
Полицейский поставил передо мной копию удостоверения личности молодого парня, которого я сразу узнал.
– Да.
– Теперь посмотрите сюда.
Он повернул в мою сторону монитор и я стал внимательно смотреть видеозапись вчерашнего вечера. Досмотрев до конца, я не мог понять одного. А где отец?! Я же видел его так чётко, собственными глазами!
– Вы видите здесь второго человека?
– Нет, – ответил я.
– А где он?
– Его здесь нет, – сказал я и вместо того, чтобы расстроится из-за своей явно прогрессирующей болезни, я обрадовался. Я с облегчением выдохнул, улыбнулся и почувствовал настоящее спокойствие, зная, что отца рядом с Санни не было и нет.
– Я…я…мне просто это видимо приснилось, лейтенант.
Он как-то недоверчиво посмотрел на меня.
– Что, сильно головой приложились к медработнику?
Я промолчал, но был рад, что полицейский не заострил на этом моменте своё внимание.
– Ваше счастье, что в этом переулке была установлена камера видеонаблюдения, запись которой доказывает, что вы невиновны.
– Да уж, я самый счастливый.
– Но это не доказывает вашу невиновность в сопротивлении при аресте и применении силы к работникам скорой помощи. За это вы будете нести ответственность, а пока, заполните эту форму и вы можете быть свободны.
– Как там девушка? – наконец я смог задать вопрос, который беспокоил меня всё утро. Я всё боялся услышать в ответ что-то вроде, похищена или в тяжёлом состояние, но узнав, что отец лишь привиделся мне, я почувствовал облегчение и уверенность в её безопасности.
– В больнице с травмами, ещё не пришла в себя, но это допустимо в её случае.
С травмами?! Допустимо?! Не пришла в себя?!
– Подонок! – сквозь стиснутые зубы сказал я и сжал кулаки так, что мои костяшки побелели.
– А с этим что?
– Тоже в больнице. Вы его хорошенько таки отделали. Не лицо, а сплошное месиво.
– Сколько ему грозит?
– Пока неизвестно, но учитывая то, что он рецидивист, срок будет приличным.
– Он угрожал ей, говорил, что найдёт и…
Не желая больше оставаться здесь и минуты, я дал все необходимые показания и незамедлительно покинул полицейский участок. Первым делом я осмотрелся и, найдя взглядом такси, я ринулся в его сторону. Водитель оказался свободен, поэтому уже через пятнадцать минут я подъезжал к госпиталю. Я кинул двадцать долларов таксисту и, не дожидаясь сдачи, быстро вылетел из машины, направляясь к стойке администрации.
– Добрый день! Подскажите пожалуйста, как мне найти девушку? Её доставили вчера с травмой головы.
– Как её имя и кто вы ей будете?
– Имя Санни А́ртура Джонс и она…, – я замешкался, – она моя девушка.
Непривычно и в тоже время так по родному зазвучали для меня эти слова. Ответив ещё на несколько уточняющих вопросов и назвав свои данные, я шёл по корпусу "А" в поисках палаты 108.
– Николас? – я оглянулся.
– Доктор Роджерс!
– Ты что здесь потерял?
– Я иду проведать одну девушку.
– Да?! Твоя возлюбленная?
– На неё напали вчера, а я, можно сказать, помог, – избежал я прямого ответа.
– Вижу, – окинув меня оценивающим взглядом, сказал доктор.
– Ты хотя бы штаны сменил бы.
Я посмотрел вниз и увидел засохшие капли крови на грязных штанах. Куртку, к счастью, я снял ещё в участке, вывернул её наизнанку и держал теперь всё время в руках.
– Мои любимые, – отмахнулся я, не желая вдаваться в подробности вчерашних происшествий и сегодняшнего "доброго" утра.
– Понимаю, сам такой. Ни на что не променяю свои очки. Они со мной с 75 года, тогда я впервые…
"О нет!" – подумалось мне, сейчас он в сотый раз начнёт свой "интереснейший" захватывающий дух рассказ про то, как в этих очках он впервые удалил рак яичек у подопытной крысы на первом курсе университета, как впервые он увидел сквозь них мёртвого человека, трупа и единственный не упал в обморок, когда его остывший синего цвета живот был вскрыт и вывернут для промывки органов.
– Доктор Роджерс, простите, но я действительно не имею времени, где здесь 108-ая палата.
– 108-ая? Так там лежит моя пациентка Санни. Я только что от неё. У неё сотрясение мозга и сильное эмоциональное потрясение. Но я бы не советовал тебе идти к ней сейчас. Вернее я не могу позволить ей сейчас волноваться.
– Она уже пришла в себя? – я двинулся всем телом в сторону палат, желая поскорее увидеть мою Санни. Боже мой! Мою Санни…
– Она только уснула и ей нужен покой. Послезавтра придёшь и поговоришь с ней, а пока ты лучше сходи домой, приведи себя в порядок. По правде говоря, вид у тебя совсем не очень.
– Но мне хотя бы убедиться, что с ней всё в порядке.
– Ты мне не веришь?
– Конечно верю, но так спокойнее спать.
– Ты можешь спать спокойно, Николас, твоя возлюбленная будет в полной безопасности, я тебе обещаю. Я действительно не могу сейчас допустить тебя к ней, так как она всё ещё слаба и даже эмоции от общения с тобой могут навредить её состоянию.
– Понимаю. Разрешите мне хотя бы посмотреть на неё, хотя бы через окошко, – отчаянно попросил я.
– Пойдём, – сказал доктор и тепло улыбнулся моему нетерпению.
Мы подошли к палате под номером "108". Я невольно затаил дыхание, сердце застучало быстрее, во рту пересохло, а руки вспотели и задрожали, когда за окном с полуоткрытыми жалюзями, я увидел, спящую Санни. Она была такой хрупкой, лежала такая нежная и беззащитная, что мне захотелось оттолкнуть доктора в сторону и вломиться к ней в палату, закрыть её тело своим, защитить от всего зла, горя и боли этого мира. Я чувствовал, что её сон явно не был мирным и спокойным. Я чувствовал её тревогу.
– Ну что, убедился?
– Что? – не отрывая взгляда, отстранённо спросил я.
– Говорю, убедился?
"Да, я убедился! Я убедился, что не хочу и не могу её оставить здесь." – сказал я про себя, а ему в ответ просто кивнул головой.
– Ты сдал уже кровь?
– Нет.
– Завтракал?
– Нет, – ответил я раздражительно, так как этими своими вопросами доктор вынуждал меня отвлечься от главного объекта, который мучал, сводил меня с ума, все семнадцать лет превращал меня поутру в ненормального влюбленного психопата и заставлял моё сердце биться быстрее даже в сонных воспоминаниях. Санни, я не мог ни на секунду оторвать взгляд от её неровного дыхания и тревожного выражения лица. Мне так хотелось её обнять.
– Давай, Николас, иди сдай анализы, приведи себя в порядок, а я позабочусь о её скорейшем выздоровлении. Тебя провести в лабораторию?
Доктор начал аккуратно, но настойчиво уводить меня в сторону и хотя я хотел бы сопротивляться этому, я не стал. Думая о Санни и о нас с ней, о нашем расставании и стольких упущенных днях, я почувствовал неуверенность. Мне стало страшно, что я могу повести себя как-то неадекватно, неправильно, боялся всё испортить спустя столько лет расставания, поэтому послушно, противясь самому себе, я ушёл.
– Я сам найду кабинеты, доктор. Спасибо! – сказал я и поплёлся неизвестно в какую часть госпиталя.
Когда я проходил длинные белые коридоры, мне казалось, что госпиталь с его кабинетами, докторами, больничными каталками, лекарствами, болезнями, смертя́ми и наконец с изнеможденными недугами людьми, для которых он и был построен, стали совершенно новыми объектами для моего зрения и моего восприятия. Впервые, жизнь, окружающая меня все эти годы, показалась мне такой чужой, такой другой и не моей, не моей жизнью. Я плохо стал узнавать и понимать её. Всё для меня здесь было и́менно чужое. Всё! Даже я сам.
Я не помню, как я сдал анализы, вернее не помню, сдал ли я их вообще, но когда я вышел на улицу и посмотрел на огромное пустое серое небо, я ощутил себя таким же пустым и серым. Я не знал, что мне делать со всем тем, что я вспомнил. Я даже не задумывался до этого момента, как Санни воспримет мое появление, ведь все эти годы я был для неё мёртв, а теперь… Теперь я оказался мёрт и для самого себя. Я чувствовал себя отчуждённым, далёким от той реальности, в которой я жил все эти годы. С горечью во рту я осознал, что я жил выдуманным прошлым и теперь неизвестность, стоящая тёмной стеной перед моими глазами, окончательно сбивала с толку, а приступ панической атаки стал вгонять меня в нелогичный ступор, из которого я не видел входа, поэтому я сорвался. Я сорвался с места и побежал. Я бежал и не хотел останавливаться. Я не мог больше стерпеть правду, свалившуюся на меня неподъемным грузом. Мне захотелось сорвать с себя свитер и майку. И я это сделал. Меня душила сейчас даже собственная кожа. Не понимая, что я творю, я выкинул вещи в мусорный бак и сломя голову понёсся по улице в одних лишь штанах, не ощущая ничего, кроме жара, гнева и растерянности. Кажется, что в тот момент я окончательно сошёл с ума…
Мятная веточка 13
POV Автор
США, Сиэтл 1995 год, 22 года назад
– Тебе помочь? – маленькая девочка в хлопковом весеннем платье белого цвета подбежала к мальчику, который только что упал с велосипеда у её дома. Он отдернул от неё свою раненную руку и недовольно буркнул:
