Текст книги "Тень на краю империи (СИ)"

Автор книги: Ян Бадевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Глава 5

Ланистер просканировал меня таким взглядом, словно выбирал раба на невольничьем рынке. И тем самым набрал ещё больше отрицательных очков. Потому что я этот взгляд ненавижу давно. Прошло два тысячелетия, а я помню тех, кто смотрел на меня такими же оценивающими глазами.

Как-то так получилось, что Маро живёт в нашем доме уже три месяца, а с Таировым я почти не пересекался. Появился этот мужик недавно, недели четыре назад. До этого приходили бесы, меты и азиатские мастера, которых вызвали чуть ли не с Шаолиня. Ладно, шучу. Может, и не монахи они, но уж очень похожи. И на каждого мастер Багус выписывал пропуск, каждого пробивал через наши каналы.

– Парные тесаки, – уверенно заявил ланистер. – Батчамдоу.

Я хмыкнул.

Уж не знаю, почему так сложилось исторически, но все ланистеры обожают парное оружие. Вечно им надо что-то во вторую руку сунуть. Щит, сеть или дополнительный клинок – не важно.

Ибрагим Таиров приволок с собой целую кучу оружия. Приехал на собственном фургоне, без помощников, слуг или големов. Зато с чехлами, большими сумками и футлярами. Всё это приволок в мой зал и попросил оставить здесь на несколько месяцев, пока Маро тренируется. Я пожал плечами и согласился. У меня и своего холодняка было завались, а чего не хватало для упражнений, всегда можно выпросить у Бродяги. Единственный минус оружия, собранного из протоматерии – ограниченный радиус действия. Выйдешь со шпагой из дома, а она и развалится. Но для спаррингов я мог заказать АБСОЛЮТНО ВСЁ. Как вы понимаете, в библиотеке домоморфа – неограниченное количество чертежей клинков со всего мира. Но, как говорится, хозяин-барин.

– Тесаки – значит тесаки.

Я мысленно приказал Бродяге создать требуемое. С учётом моей анатомии. Выглядел процесс эффектно – мечи-бабочки собрались прямо у меня в ладонях. Выпали из пустоты. Ахалай махалай, как сказал бы товарищ Акопян.

Ланистер и бровью не повёл.

Знает, куда попал, собака.

Молча двинулся к стойкам, поставленным отдельно от моих, неторопливо выбрал тесаки, лениво взмахнул ими, разминая плечи.

Воздух в додзё, ещё недавно разрезаемый свистом утяжелённых посохов, застыл. Маро и Мерген-оол прервали тренировку, отступив к стене. Присутствие Ибрагима Таирова всегда накладывало отпечаток серьёзности, а теперь, когда он стоял напротив меня с парными тесаками в руках, атмосфера стала густой, как смола.

Батчамдоу в его руках выглядели не как изящные «бабочки», а как инструменты грубой силы – широкие, с прямыми клинками, предназначенные для одного: рубки. Он держал их легко, почти небрежно, но в его глазах читалась та самая холодная оценка, что заставляла моё нутро сжиматься от ярости.

Спарринг начался без сигнала. Просто в один миг мы оба двинулись навстречу.

Ибрагим атаковал первым. Его движение было обманчиво медленным, почти ленивым взмахом правого тесака по диагонали. Но это была лишь первая нота в симфонии разрушения. Я парировал, но левый тесак уже мчался к моему ребру, вынуждая отскочить. Противник не просто наносил удары, он строил западню. Каждый взмах был расчётлив, каждое движение корпуса – часть плана, направленного на то, чтобы загнать меня в угол, подставить под следующий, уже неизбежный удар.

Он работал как бульдозер, методично и безостановочно, используя вес и ширину клинков. Свист стали, истязающей воздух, был тяжёлым и гулким. Ланистер не фехтовал – он рубил, используя короткие, мощные амплитуды, идеальные для тесного пространства. Я отскакивал, уворачивался, чувствуя, как ветер от его лезвий обжигает кожу. Мои собственные батчамдоу, рождённые из протоматерии, встречали его удары с коротким, сухим лязгом, высекая снопы искр, которые на мгновение освещали сосредоточенное, невозмутимое лицо противника.

Таиров изучал меня. Каждый мой шаг, каждый блок, каждый перенос веса – всё это считывалось аналитическим умом ланистера, раскладывалось по полочкам для выработки стратегии. Эта мысль заставляла меня действовать жёстче, быстрее.

И да, я не применял свой Дар.

Я перешёл в контратаку, попытавшись использовать скорость. Мои тесаки помчались в серии быстрых горизонтальных резов – высоко в голову, низко по ногам. Но Ибрагим был подобен скале. Его клинки встречали мои в чётких, экономных движениях, не оставляя ни малейшего зазора. Он почти не двигался с места, лишь слегка поворачивал корпус, парируя удары с пугающей эффективностью. Казалось, он знал направление моего удара ещё до того, как я его начал.

И тогда он показал, почему он – легенда.

Он не стал быстрее. Он стал… плотнее. Его атаки слились в единый, непрерывный поток. Правый тесак – рубящий удар сверху, я блокирую, но тут же левый – мощный тычок рукоятью в солнечное сплетение. Я едва успел отбить, и правый клинок, описав короткую дугу, устремился к моему предплечью. Это был не бой, а математика, воплощённая в стали. Ланистер выжимал меня, заставляя тратить больше сил на защиту, зная, что рано или поздно я допущу ошибку.

В додзё стоял гулкий звон металла, прерываемый лишь тяжёлым дыханием и скрипом подошв о деревянный пол. Мы кружились в центре зала, а по краям, затаив дыхание, наблюдали двое – ученица и её наставник, почуявшие в этом поединке не просто спарринг, но и суровый урок.

Ибрагим Таиров, «главный ланистер», тренер, видящий в людях пешки, на мгновение улыбнулся. Он нашёл то, что искал. А я получил то, зачем пришёл – понимание того, что в этих стенах меня ждёт не просто соперник, а живой, дышащий вызов. И этот вывод был отлит в стали двух широких тесаков, что продолжали неумолимо искать мои слабые места.

Ошибка пришла быстрее, чем я ожидал. Мой левый тесак, отбивая яростный вертикальный удар, дрогнул под чудовищным давлением. На долю секунды – но этого хватило. Правый клинок Таирова, словно живой, проскользнул в образовавшуюся брешь и обжёг мне бок, оставив на рубахе длинный рваный разрез. Боль, острая и отрезвляющая, пронзила тело. Это был не смертельный порез – учебный. Но в реальном бою он стал бы началом конца.

Ибрагим не стал развивать успех. Он отступил на шаг, его каменное лицо ничего не выражало, но в глазах читалось холодное удовлетворение. Модель поведения построена. Слабое звено найдено. Следующий уход в защиту будет последним.

Именно в этот момент что-то щёлкнуло внутри. Не Дар. Не магия. Нечто древнее и забытое, спавшее под грудой тысячелетий. Память. Не память ума, а память мышц, нервов, костей. Память о тех, кто смотрел на меня так же – как на вещь. Как на раба.

Я больше не видел ни Маро, ни Мергена, ни стен додзё. Передо мной был лишь он – надменный оценщик, ткнувший меня своим клинком, чтобы проверить на прочность. Ярость, которую я сдерживал, вырвалась наружу. Но не слепая, а холодная, кристально чистая, как ледник.

Я не стал атаковать быстрее. Я изменил ритм.

Вместо того чтобы отскакивать от его мощных рубящих комбинаций, я сделал шаг навстречу. Мой левый тесак не стал блокировать его очередной удар – он скользнул по лезвию Ибрагима, отвёл его в сторону с коротким визгом металла, и я оказался в его мёртвой зоне, вплотную. Правый тесак рванулся ему в грудь.

Ланистер отпрыгнул с удивлением, мелькнувшим в глазах. Его математика дала сбой. В его расчётах не было этой безумной, почти самоубийственной агрессии.

Теперь я диктовал условия. Мои атаки потеряли свою классическую форму. Они стали короче, резче, почти уродливыми. Я не рубил, а колол рукоятью в горло, бил локтем в раскрывшуюся защиту, цеплял его клинок своим, пытаясь вырвать оружие. Я дрался не как воин, а как загнанный зверь, внезапно вспомнивший, что у него есть клыки. Я использовал каждую мышцу, каждый сустав, каждую кость как оружие. Дыхание стало хриплым свистом в ушах, мышцы горели огнем, но я не чувствовал усталости – только ледяную ярость и предельную концентрацию.

Ибрагим отступал, парируя мои бешеные атаки. На его лице впервые появилось напряжение. Он пытался восстановить контроль, вернуть бой в привычное русло, но я уже ломал его схему, внося в неё хаос двухтысячелетней ненависти.

И наступил тот самый миг. Ланистер пошёл на обманный выпад, рассчитывая, что я клюну и откроюсь для его коронного двойного замаха. Я клюнул. Я сознательно подставил плечо под удар его левого тесака, приняв его всей массой. Боль, оглушительная и яркая, пронзила меня. Но я не отшатнулся. Наоборот, я поймал его руку с тесаком, прижал ее к своему окровавленному плечу – и это был не блок, а захват. Цепкая, мёртвая хватка.

На долю секунды Ибрагим замер, поражённый. Его правая рука с другим тесаком была свободна, но он не мог использовать ее эффективно – я был слишком близко.

И в этот миг полного замешательства мой правый тесак, который до этого безвольно висел в руке, совершил последнее, отчаянное движение. Не широкий взмах, не мощный рубящий удар. Короткий, резкий тычок острием. Он остановился в сантиметре от чужого горла.

Тишина.

В додзё было слышно только моё хриплое, сбитое дыхание. Из раны на плече сочилась горячая кровь, пачкая пол. Я стоял, всё ещё сжимая чужую руку с тесаком, держа свой клинок у шеи ланистера.

Ибрагим Таиров медленно опустил свой свободный тесак. Его пронзительный, оценивающий взгляд сменился на другой – уважительный и задумчивый.

– Интересно, – тихо произнёс он, и в его голосе не было ни злобы, ни разочарования. – Очень интересно.

Я отпустил его руку и отступил, едва держась на ногах. Победа. Грязная, некрасивая, добытая на самом пределе и ценой собственной крови. Но победа.

Он смотрел на меня уже не как на пешку. А как на силу, которую его математика пока не могла описать. И в этом был главный выигрыш.

Или проигрыш.

Дремавшие во мне эмоции, запорошенные пеплом перерождений, взяли верх над рассудком.

– Почему ты не применил Дар? – вырвалось у мастера Мергена.

Маро подбежала ко мне, бросив гневный взгляд на Таирова, начала осматривать плечо.

– Надо перевязать! Бродяга, позвони целителю!

Я покачал головой.

Раны затягивались очень быстро.

– Какой там у вас ранг? – ланистер смотрел на меня с возрастающим интересом. – По документам второй, если мне память не изменяет. А если забыть про документы?

– Не ваше дело, ланистер.

Ярость схлынула.

Теперь я испытывал раздражение.

Этот урод заставил меня… Что? Вспомнить прошлое? Почувствовать себя живым? Не допотопным реликтом, а обычным человеком?

– Вот! – Таиров посмотрел на бессмертную. – Взгляни, Маро. То, что я говорил по поводу скрытых резервов. Они могут быть задействованы, если у человека появилась мотивация. В данном случае – ярость.

– Прекрасный урок, – одобрил Мерген-оол.

– Серьёзно? – я посмотрел на одного мастера, потом на другого. – Вы это так видите?

Маро повернулась к Таирову.

Я не мог видеть её глаз, но чувствовал: нервы девушки подобны натянутой струне

– Вы неправы, ланистер, – с трудом сдерживая гнев, произнесла бессмертная. – Очень сильно неправы.

– Почему? – искренне удивился Таиров. – Перед нами отличный пример того, как человек поднялся над своими слабостями. Это было прекрасно. Ты знаешь, меня ещё никто не побеждал в бою на парных тесаках.

– Это правда, – признал Мерген-оол. – Даже мне не удавалось.

Боль уже не ощущалась.

Корка стремительно затягивала раны.

– Это затупленные тесаки, – доверительно сообщил Таиров. – Я выбрал их специально для нашего поединка.

– Я уже понял, – бурчу в ответ.

Мой оппонент во время драки не сдерживался. По всем законам логики я должен был лишиться плеча. Но после того, как тесак вскользь прошёлся по моему боку, я сделал правильные выводы. Да, подставился, но риск не был запредельным. Кроме того, я уже проводил над собой эксперименты. Резал ладони и предплечья, наблюдал за процессом заживления. И результаты превосходили все мои ожидания. Через два-три часа не останется даже шрамов.

– Сергей, хочешь поговорить откровенно? – ланистер вдруг расплылся в широкой улыбке. И эта улыбка была искренней, доброжелательной неподдельной. – Ничего, что на «ты»?

– Пофиг, – отмахнулся я.

– О твоих боевых навыках я знаю давно, – продолжил бородатый «гном». – И, честно, отдал бы правую руку за то, чтобы выставить тебя на арену. И… я понятия не имею, кто в итоге добрался бы до финала. Маро великолепна, но ты ей практически ни в чём не уступаешь.

К сожалению, превосхожу.

Просто вы об этом не знаете.

– Так вот, ничто ведь не мешало вступить тебе в клан, быстро подняться вверх и даже занять место в правящем ядре, – продолжил ланистер. – Не сейчас, лет через десять-пятнадцать. Даже с учётом внутриклановых интриг. Но ты выбрал другой путь.

– И совсем не жалею.

– У нас есть полгода… – начал Таиров.

Я поднял левую руку, прерывая собеседника.

Клинки по моему мысленному приказу уже исчезли.

– Нет. Даже не начинайте.

Мерген вздохнул и покачал головой.

Дескать, я предупреждал.

Я посмотрел на доски пола. Следы крови уже исчезли – Бродяга всё подчистил. Ибрагим Таиров где-то раздобыл кусок ветоши и сейчас лениво полировал один из тесаков. Второй лежал у него под ногами. Я пропустил момент, когда ланистер взмахом очистил клинки от моей крови.

– Извини, – лицо Таирова вновь стало безмятежным. – Не хотел ничего навязывать.

Конечно.

А я – Ума Турман.

– Всё, ребята, – встал между нами Мерген. – Покуролесили – и хватит. У нас будут парные тесаки на арене?

Вопрос адресовался Таирову.

– Конечно, – ответил я вместо ланистера. – Уверен, этот господин ещё и видеокассету раздобыл с записью какого-нибудь показательного боя.

Таиров рассмеялся:

– В точку! Кстати, можно попросить у Бродяги создать видеомагнитофон с телевизором?

Глава 6

Плановый сеанс связи с Администратором выдался напряжённым.

Человек, ты создаёшь проблемы.

По голосу чужого никогда не понять, злится он или разговаривает с тобой нейтрально. Хоть и слепок, но сущность машинная.

Я был уверен, что мне выдадут следующее задание по активации колонии Предтеч. Даже хотел этого. Потому что с каждой активацией, с каждой успешно завершённой миссией, я приближался к бессмертию. И да, впервые за тысячелетия у меня появился шанс взять с собой на борт тех, кто мне дорог. Игра стоила свеч. Во мне проснулся интерес к жизни. Представьте динозавра, выбирающегося из пепла прожитых эпох, открывающего глаза и обретающего цель. Так я себя чувствовал в последние месяцы.

Что ты имеешь в виду, Администратор?

Как тебе должно быть известно, у меня обширная сеть биомеханизмов, позволяющих наблюдать за обстановкой в пределах этого мира. На суше и в море. Ты перешёл опасную черту. В сторону Фазиса движется Древний.

Новость меня не удивила.

Морально подготовившись к столкновению, я укреплял линии обороны и ждал, пока Федя соберёт новую ракету. Как только это чудо в перьях объявится на горизонте, отправлю подарок.

Судя по всему, Администратор перехватил образ.

Человек, ты не понимаешь. Предтечи – не просто огромные твари с ментальными способностями. Йа-Рхан почти наверняка имеет в распоряжении убежище, подобное домоморфу или колонии с урезанным функционалом. И технологии, которыми ты не располагаешь. Он сотрёт с лица земли не только твои земли, но и весь Фазис, если потребуется.

Зачем ему это делать?

Ты вмешался в его планы.

И какие у него планы?

Я думаю об этом с тех пор, как покинул Португалию. Мысли столь древнего и чуждого существа как Йа-Рхан – сплошные потёмки. Область предположений. Мотивы Предтеч вычислить нереально, поскольку у этих ребят непостижимая и даже невообразимая природа. Ясно, что убивать за деньги – такая себе цель. Но и не похоже, что Древний создаёт армию для захвата Земли. Если бы у него зародилась такая фантазия – действовал бы эффективнее и жёстче. Нет, грёбаный Ктулху использует последователей, как инструменты. Возможно, они что-то достают. Или устраняют тех, кто мешает их господину.

Ничего разрушительного в планах оставшихся на планете Предтеч ты не найдёшь. У них своеобразные задачи, но в целом они не идут вразрез с нашими.

Орден Неведомых пытался убить меня. И мою подругу.

Ты не должен был заявляться в святилище.

И откуда тебе всё это известно?

Как я уже сказал, у меня обширные возможности по сбору информации. Сейчас тебя должно волновать другое.

Что?

Как урегулировать конфликт.

Пусть Орден отступится. Я никого не трону, если они перестанут лезть в мои дела.

Человек, ты не можешь приказывать Древнему. Это не в твоей компетенции. Даже я не могу заступиться за тебя при текущем раскладе. Нужен посредник, через которого вы договоритесь на взаимовыгодных условиях.

Интересно девки пляшут.

Кто может выступить в роли такого посредника?

Другой Предтеча, кто же ещё.

Обожаю этот мир! Здесь всегда весело. Только научишься уживаться со всеми этими нездоровыми чудесами, как выплывают новые.

Иногда выплывают в прямом смысле этого слова.

Я готов тебя выслушать.

У тебя не так уж много времени, человек. Буквально через семь или восемь часов Йа-Рхан войдёт в акваторию Чёрного моря. Ты не готов к столкновению и неизбежно проиграешь. Прямо сейчас ты должен взойти на борт одного из своих дирижаблей, подняться в воздух и взять курс на северо-северо-запад. Как только поднимешься на высоту в полкилометра, свяжись со мной для получения дальнейших инструкций.

А Бродяга для этого не годится?

Боюсь, наш посредник может взять его под контроль. Что не в твоих интересах.

Когда отправляться?

Я уже сказал: прямо сейчас.

Разжав пальцы, я бросил коммуникатор на столешницу.

Задумчиво уставился в заоконную тьму. По закону подлости снаружи бушевал шторм. На долину обрушился проливной дождь, по улицам бежали мутные потоки, фонари с трудом пробивались сквозь всю эту муть. Грохот был такой, что возникало ощущение метеоритной бомбардировки. В водостоках бурлили водные потоки, и лететь куда-то в таких условиях казалось самоубийством.

Но выхода у меня нет.

Администратор сказал, что Йа-Рхан на всех парах мчится к славному городу Фазису. А мне, как ни крути, нравится этот город.

Я заварил кашу, мне её и расхлёбывать.

* * *

Да, забыл рассказать.

Модернизация моего личного дирижабля полностью завершена и теперь гондолу не узнать. Мы оставили большое внутреннее пространство, именуемое раньше десантным отсеком, но слегка его облагородили, утеплили и, можно сказать, очеловечили. Теперь этот отсек можно использовать как для переброски войск, так и для других нужд. К примеру, если я захочу срочно перевезти кучу вещей. Ну, или ограбить какого-нибудь наглого аристократишку, хо-хо-хо!

Жилые палубы тоже изменились.

Люди, которых мы наняли несколько месяцев назад, потрудились на славу. Обустроили камбуз, срастили парочку кают и таким образом сварганили небольшой, но уютный кубрик. Благоустроили мою личную каюту, снабдив её нормальной кроватью, письменным столом и душевой кабинкой. Да-да, теперь у нас на цеппелине есть канализация, водопровод и электрические нагреватели. Электричество вырабатывается дизельными генераторами. Кроме того, я получил возможность слушать радио, связываться по интеркому с рубкой, заваривать себе чай-кофе и хранить продукты в небольшом холодильнике. Опять же, большие холодильные камеры имеются в грузовом отсеке, который примыкает к камбузу. И да, в кубрике есть телевизор с видеомагнитофоном, проектор для всяких-разных презентаций, книжные полки с многотомными энциклопедиями, свежими журналами и обновляющимся набором беллетристики.

Я как-то навёл справки через Бродягу, потому что меня смущали габариты местных дирижаблей. Уж больно они здоровенные, если по чесноку. Есть же ограничения по подъёмной силе, а тут – махины, каких я отродясь не видывал. Даже в «золотой век» этих штуковин, когда ещё «Гинденбург» летал… Выяснилось, что таки да, в конструкции применяются древние технологии, почерпнутые из анналов вскрытых колоний. Не только артефакты, но и кое-какие сверхлёгкие и сверхпрочные сплавы, например. Я уж молчу про каббалистику, отводящую молнии… Или про цепочки, поглощающие и аккумулирующие атмосферное электричество. Да, есть и такое.

Экипаж был скромным.

Капитан воздушного судна, он же первый пилот. Помощник, он же второй пилот. Радист, кок и парочка мотористов. Даже стюарда я с собой не взял, хотя мы его наняли.

И никакой охраны.

Если у меня произойдёт столкновение с Древним, охрана не поможет.

А вот летать в шторм считается небезопасным занятием – если ваш цеппелин не подготовлен к экстремальным условиям. Мой – подготовлен. Так что я не очень переживал даже по поводу шквалистого ветра – с этой напастью как-нибудь справятся мощные движки, которые нам тоже обновили, почистили и смазали.

Свист ветра в расщелинах гор звучал как похоронный марш. Дождь хлестал по закруглённым стёклам гондолы с такой яростью, что мир за бортом превратился в мельтешащее марево серо-стальных полос. Казалось, сама стихия ополчилась против моего запуска.

«Прямо сейчас», – эхом отозвался в памяти голос Администратора.

Я толкнул массивную дверь выхода на посадочную площадку, и ветер едва не вырвал её из рук. Шквал обрушился на меня, ледяной и мокрый, сбивая с ног и вынуждая поторопиться. Такой вот хреновый июль. В нескольких шагах, призрачный и величественный в бушующей тьме, стоял «Джон Уик», мой дирижабль. Его обтекаемый корпус цвета грозового неба был мокрым и блестящим под редкими прожекторами, а из-под баллонетов с гулким шипением вырывались клубы отработанного газа, смешиваясь с дождём. Цеппелин казался живым существом, нетерпеливо рвущимся с привязи.

Пробежка по открытой площадке до трапа была короткой, но промок я до нитки. Внутри пахло смазкой, озоном и свежесваренным кофе – знакомый, успокаивающий коктейль. Я захлопнул за собой герметичный люк, отсекая вой стихии, и прошёл в рубку, стряхивая со штормовки капли воды.

Экипаж был уже на местах. Первый пилот, суровый детина с колхскими корнями, кивнул мне, его руки уверенно лежали на штурвалах. Второй пилот переключал какие-то тумблеры. Радист, наушник на одно ухо, что-то бормотал в микрофон, сверяясь с показаниями приборов. Никакой паники, только профессиональная собранность.

– К отрыву готовы, ваше благородие, – доложил капитан, не отрывая глаз от консоли.

– Поднимай, – отдал я приказ, опускаясь в свободное кресло.

Послышался нарастающий гул дизелей. Гондола содрогнулась, затем плавно, почти невесомо, отделилась от земли. В иллюминаторах огни долины поплыли вниз, превращаясь в размытые пятна, пока совсем не исчезли в мглистой пелене облаков и дождя. «Джон Уик», преодолевая сопротивление ветра, набирал высоту. Вскоре мы пробили нижний ярус туч, и рубку затопило звёздами. Мы летели сквозь ватную гущу, абсолютно слепые, полагаясь только на приборы.

На высоте в пять сотен метров мы вынырнули из этого хаоса. Внезапно, как по волшебству, буря осталась внизу. За стёклами простиралось бескрайнее море облаков, освещённое холодным лунным светом. Здесь царила неестественная, звенящая тишина, нарушаемая лишь ровным гудением моторов. Мир замер в величественном спокойствии.

А потом отрезало и моторы.

Сработала артефактная звукоизоляция.

– Высота пятьсот. Стабилизировали курс на северо-северо-запад, – доложил пилот.

Я отстегнул ремни, достал из внутреннего кармана штормовки коммуникатор, сжал противоположные грани. На меня сейчас никто не смотрел, экипаж был поглощён управлением.

Администратор, на связи. Высота взята, курс соблюдается. Жду инструкций.

Чужой ответил без промедления:

Хорошо. Продолжайте набирать высоту. Насколько мне известно, твой новый дирижабль модернизирован для стратосферных полётов. Информация актуальна?

Я хмыкнул.

Про эту часть переделки я не распространялся. Значит, Администратор послал в Красную Поляну одного из своих биомехов, чтобы оценить технические возможности моего Рода.

Отвечать придётся.

Информация актуальна, Администратор.

Тогда поднимайтесь на двадцать километров. Вас ждут.

Больше ты ничего не хочешь мне сообщить?

Предтеча, с которым тебе нужно встретиться, не имеет имени… привычного для тебя формата. Он переделан для жизни в стратосфере и никогда не спускается в нижние слои.

И как он поговорит с Йа-Рханом?

Телепатически, разумеется. Это не составляет проблемы. Но ты должен понимать, что для урегулирования конфликта потребуется пойти на определённые уступки.

Например?

Возможно, ты получишь задания от стратосферного Предтечи. И, возможно, Йа-Рхан в обмен на мирное соглашение что-то потребует. Рекомендую проявить гибкость.

Спасибо, я тебя услышал.

Всё это напоминает не сделку, а капитуляцию. Меня отчитывают, как нашкодившего ребёнка.

Прерывая связь, прячу кубик в карман.

– Какие будут распоряжения, ваше благородие? – уточнил капитан.

– Поднимаемся к нижней границе стратосферы. На высоту двадцать километров.

– Будет исполнено, – отчеканил пилот. – Нам придётся активировать специальные каббалистические цепочки, вы можете пожертвовать немного своей ки?

– Конечно. Включайте, что нужно.

Моторы работали в штатном режиме, но дирижабль, повинуясь невидимым силам, продолжал набирать высоту. По бортам «Джона Уика» зажглись приглушённым сиянием каббалистические цепи – те самые, что поглощали и перенаправляли энергию. Я почувствовал, как из меня медленно сочится та самая «ки» – жизненная сила, превращаясь в едва видимое свечение, жадно впитывалась древними символами.

Мы поднимались выше, в немыслимую, запретную высь. За иллюминаторами тёмная синева неба постепенно меркла, уступая место угольно-чёрному, густому бархату, усеянному не мерцающими, а холодно горящими бриллиантами звёзд. Внизу простиралось белоснежное покрывало облаков, и теперь оно казалось бесконечно далёким, не имеющим ко мне никакого отношения.

Экипаж работал в гробовой тишине, нарушаемой лишь шипением систем жизнеобеспечения и собственным учащённым дыханием. Давление менялось, закладывало уши, но артефактная защита дирижабля берегла нас от худшего.

И тогда я увидел ЕГО.

Сначала это была всего лишь ещё одна звезда – чуть крупнее других, чуть более дрожащая. Но она начала стремительно расти, приближаясь с немыслимой скоростью. И это была не звезда.

Он был похож на кита, если бы кит парил в космическом вакууме и был слеплен из тёмного, почти чёрного, но светящегося изнутри перламутра. Его тело, покрытое не чешуёй, а чем-то вроде гигантских переливающихся пластин, извивалось в чудовищных, неевклидовых телодвижениях. Туловище было огромным, заслоняло полнеба, и в то же время я не мог определить его истинные размеры – они будто пульсировали, то сжимаясь до точки, то разворачиваясь до бесконечности. Вдоль Его спины тянулись скопления каких-то кристаллических структур, мерцающих, как галактики. У существа не было глаз, не было рта, не было знакомых черт, но я чувствовал на себе тяжесть Его внимания, всеобъемлющего и древнего, как сама Вселенная.

«Джон Уик» завис, замер в немом поклоне перед этим существом.

И тогда Голос пронзил мой разум. Он не был звуком. Это было вселение чужой мысли, холодной, тягучей и неумолимой, как движение ледников. Каждое «слово» отпечатывалось прямо в сознании, обходя уши.

«Я – Тот, Кто Наблюдает За Тишиной Между Мирами. Имя моё для твоего вида – Айглеон».

Я не мог ответить. Я мог только слушать, парализованный величием и ужасом этого контакта.

«Ты – песчинка, возомнившая себя горой. Ты – рябь, решившая, что она – цунами. Ты нарушил покой Старшего, Йа-Рхана. Его воля простирается дальше, чем способна объять твоя смертная мысль».

В моей голове проплыли образы – я видел Фазис, но не таким, каким знал его. Я видел город как сложный узор, переплетение энергетических потоков, и моё присутствие в нём было уродливым, кричащим пятном, разрывающим гармонию.

«Он требует ухода. Твоего исчезновения. Это – цена мира для твоего города».

Я собрал всю свою волю, все остатки ки, которые не забрал дирижабль, и попытался сформировать мысленный ответ. Это было похоже на попытку крикнуть в ураган.

А если я уйду… он оставит Фазис в покое?

Молчание Айглеона было красноречивее любых слов. Оно было наполнено холодным презрением ко лжи.

«Ты не понимаешь. Ты – ошибка. Ошибку исправляют. Твой уход – лишь отсрочка. Но отсрочка – это всё, что я могу для тебя выторговать. В обмен на служение».

Видение сменилось. Теперь я видел другие места, другие миры, скрытые в складках реальности. Я видел древние руины, затерянные в пустынях, и подводные города, и башни, парящие в облаках. И я понял – это были цели.

«Ты станешь моим инструментом. Ты будешь активировать, исправлять, уничтожать. Твоя нить ещё не отрезана, песчинка. Она может быть вплетена в более великий узор. Прими это, и Йа-Рхан отведёт свою руку. Откажешься… и твой город станет прахом ещё до рассвета».

Голос умолк. Чудовищный Айглеон продолжал парить рядом, его безглазый взгляд сверлил меня, оценивая. Я стоял в рубке, чувствуя, как крошечный, хрупкий мирок, который я начал строить, висит на волоске. И выбор, который мне предлагали, не был выбором между жизнью и смертью. Он был выбором между двумя видами рабства.

– Вот что, – сказал я вслух. – Переговоры закончены.

Стратосферное существо меня прекрасно услышало.

Впитало мысль.

И ментальное пространство вокруг вскипело от негодования.