Текст книги "Полубес (СИ)"
Автор книги: Wagner Th.
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
– Ты морду свою не вороти, знаю я тебя, гад ползучий. Только прикидываешься полоумным, а то, что ты давно в оппозиционной партии состоишь и отнюдь не линейным членом, мне известно. На это у тебя ума хватает. Так что давай. У тебя есть выбор. Либо ты и дальше прикидываешься на всю голову контуженным, либо мое и общественное мнение о вашей партии сведется к тому, что все вы слабоумные. А значит, на следующих выборах ни одного из ваших кандидатов не станут и рассматривать.
Колдун предательски задрожал. Удар был, что называется, ниже пояса. Выругавшись про себя, старичок зло плюнул в сторону полубеса. Видимо выбор ему дался с трудом и смирится с ним он еще сам не смог.
– Ясно, значит, выбираешь крах партии. Ну да ладно, что от вас, недовольных, еще ждать? Мне все равно эти партийные игры не нравятся, – Стригосус пожал плечами, развернулся спиной к шипящему старцу и пошел обратно к полкам с книгами.
Два глаза за дверью только предательски перемигивались. Все присутствующие знали об этой дислокации сил в подвале архимага. И всех это устраивало. С одной стороны, Алеф боялся за колдуна, а с другой ему страшно хотелось посмотреть, на что способен его любовник, и, в-третьих, наблюдать за ним, таким красивым, грозным и серьезным, эльфу дико нравилось. Он даже гордился, что судьба свела их так удачно. Арсений же, исключительно из любопытства, ловил каждое слово, каждый жест хозяина. Сказать по правде, он и не надеялся, что вот так за один день может все измениться и его допустят в святую святых, тайное политическое общество, тогда как до этого, он был всего лишь сексуальной игрушкой.
Тем временем Стригосус нашел на полке что-то интересное, взял книгу под мышку и бесцеремонно уселся на жертвенник в ногах у колдуна, начал читать, демонстрируя старцу хорошо знакомый тому труд.
– Бесово отродие! – прошипело привязанное к лежаку тело и забилось в конвульсиях.
– О да! Мне за это!... – восторженно и ехидно расхохотался полубес.
– Смерть тебе за это!...
Нервы у кота сдали первыми. Что ж там его любимый-то нашел?!
Часть 25
За старинными, почерневшими от времени ставнями мягким грязно-серым снегом на землю спускался пепел, на горизонте алели огни городов и замков. Небо затянул темный, угнетающий душу смог. Здесь никогда не было солнца, а весь свет шел от грандиозных костров, над которыми в копоти времен, в воздухе парили котлы с грешниками.
Амалия уже потеряла счет времени. Ее жизнь и без этих котлов с величественными спецэффектами превратилась в настоящий кошмар. Быт секс – рабыни беса, пусть и самого прекрасного, с сильным атлетически телом и достоинством величиной с мечту, превратился в неописуемый ужас. Бес был неутолим и неумолим. Он постоянно хотел ее, по-разному, по-всякому, с каждым разом все, расширяя и разнообразя собственные удовольствия. Он был настоящим садистом во всех смыслах этого понятия, мало того, что сам знал об этом, так еще и весьма умело пользовался своими искусными навыками.
Она его проклинала, умоляла, пыталась угрожать – все без толку. Он не велся ни на уговоры, ни на угрозы, ни на мольбы. Он просто хотел ее и владел ее телом. Душа ему вопреки бытующему мнению об этой расе, была ни к чему.
Амалии оставалась единственная радость – еда. За столом бес принимал пищу, не отвлекаясь на прочие дела. Для него это было священным местом. Это и неудивительно. Повар, он же по совместительству дворецкий, бес из низкого сословия – Унчар, готовил сказочные яства, возносящие вкусившего их в рай. Амалия не раз ловила себя на мысли, что это, наверное, и есть тот самый грех чревоугодия. Только ни сам грех, ни страх потерять фигуру, не могли оторвать ее от поедания очередного пирожного или сочного куска мяса. Она растягивала это удовольствие, потому, что после него ее ждала роскошная кровать, в лучшем случае, или пыточные подземелья замка, в которых особо любил придаваться своему греху похоти Астаро, в худшем случае.
Полчаса тому назад, в самый разгар подобного игрища в комнату вошел Унчар, поклонился и спокойным, обычным голосом сказал:
– Мой господин, вы приказали предупредить вас.
В следующую секунду оковы на руках и ногах Амалии спали, а бес исчез во вспышке тьмы.
«Портал», – констатировала про себя факт Амалия и с облегчением вздохнула. На сегодня мучения окончены. Рассуждать куда и насколько пропал ее любовник, сил не было никаких.
Тем временем Унчар принес ей одежду, помог одеться и сопроводил в гостиную, помогая присесть за накрытый яствами стол.
– Приятного аппетита, Амалия, – поклонился дворецкий. – Отдохните и идите. Здесь вам не безопасно.
Глаза женщины поползли на лоб. Неужели этот мелкий бес спасает ее? А ведь она была уверена, что это один из местных самых мерзких отродий, населявших Преисподнюю. Он всегда смотрел на нее с презрением и холодом, а сейчас спасает ее? Это же прекрасно! Амалия посмотрела на Унчара с некоторым недоверием и в тоже время, с надеждой на спасение. Затем устало улыбнулась.
– Ты поможешь мне сбежать?
– Нет, сама уйдешь, а то хуже будет.
Женщина вздрогнула: «Все-таки он – мерзкая тварь»
– Ты мне угрожаешь?
– Нет, по-отечески предупреждаю, что лучше тебе отсюда свалить по-быстрому.
– Но я не знаю, как!? – она в сердцах топнула, готовая заорать, расплакаться, сделать что-то из ряда вон, только бы ее выпустили из этого рабства.
– Твои проблемы, – скривился дворецкий, показал на висящие, на стене часы, шедшие в непонятном ритме, намекая об ограниченном времени, и вышел.
Амалия опустила голову, вздохнула. По ее щеке побежала первая, горячая слеза. Вторая не заставила долго ждать. Ведьма рыдала, тихо, исступленно. Впервые за многие годы своей бестолковой жизни, искренне жалела себя и, не зная, что делать дальше.
Время, казалось бы, остановилось. За окнами все так же вьюжил пепел, тихо садился на землю, покрывая мрачным покрывалом скорби и безысходности.
– Где эта тварь мохнозадая? – Громоподобный возглас пронесся по замку, отразился от темных сводов леденящим душу эхом.
В огромный обеденный зал ввалилась женщина средних лет, одетая с ног до головы в лисью шубу. По-хозяйски прошлась к столу и уселась на стул напротив ошарашенной, зарёванной Амалии.
– Ты кто? – вопрос прозвучал синхронно.
– А ты? – второй не менее синхронный вопрос.
Обе уставились друг на друга.
– Ваня, иди сюда!
Ваня, он же Унчар, моментально материализовался возле незнакомки, поклонился и предложил снять с нее шубу.
– Где эту собаку черти носят? Опять по бабам пошел, ушлепок рогатый?
– Не могу знать, госпожа, – дворецкий еще раз низко поклонился, так и не дождавшись шубы.
– Кто это? – дама указала пальцем на Амалию.
– Это гостья герцога ден Астаро, – произнес Унчар с видом: а то не ясно, что за шваль поедает великолепный обед, сотворенный мною для моего дорогого хозяина.
– Я – Амалия.
– А я – Женевьева Волкова ден Астаро.
Амалия подавилась кусочком воздушного ванильного пирожного, которое все же решила приговорить, улучив возможность, пока супруга беса не успела опомниться. Затем отскочила от стола, оббежала его, упала на колени перед дамой в шубе и завопила:
– Пожалуйста, умаляю, господом богом молю, помогите мне отсюда выбраться! Я люблю вашего сына!...
– Не поняла.
– Он меня здесь взаперти держит! – Слезы хлынули с новой силой.
– Стригосус? Да его пряниками сюда не заманишь! – Возмутилась Волкова, машинально взлохматив шевелюру Амалии.
– Б-бес Ас-старо! – Пробулькала ведьма, слезы хлынули с новой силой.
– Кстати, а где он?
– Дема-матери-а-ализ-зовал-ся, – попыталась выговорить Амалия.
– У! Ушлепок! Трындец тебе!... Ваня!
– Да, госпожа, – Унчар гордо отозвался из-за спинки стула, прикинув, что это место его спасет, пожалуй, от молниеносного удара хозяйки.
На его лице играла злющая улыбка. Госпожу свою он не просто не любил, а очень сильно ненавидел. Мало того, что она – смертная, так еще и обладает несколькими очень сильными артефактами, приравнивающими ее с господином. Одним из них был рог Верховного Повелителя, собственноручно оторванный у оного Женевьевой. Дело было во время очередной вспышки ревности и гнева, когда от дворца ден Астаро практически ничего не осталось, а на подмогу бесу Повелитель стянул воинские силы со всей Преисподней. Да, человеческие женщины иной раз бывают пострашнее всех местных жителей, особенно когда их магия выражается в механическом и химическом знании природы вещей. Тогда все закончилось рукопашным боем. Госпожа Волкова с тех пор вынуждена надевать парик, а рог у Повелителя отрастал еще чертову дюжину лет.
Сейчас Женевьева ден Астаро носила почетный титул Хранительницы ключей Архива Тайных Знаний, и на ее пути до сих пор ни один местный житель Преисподней не смел становиться. Ну, а супруг, так вообще, считал за радость пойти в мир людей, куда угодно, хоть на священную войну с ангелами, только бы не видеть мать своего единственного законного сына. Моментально вспоминались и старые просьбы приятелей, и приказы Повелителя, и, даже, обязанности на которые в другое время ден Астаро, смело клал свое мужское достоинство.
Многие бесы так и не могли понять, что же двигало одного из их герцогов на столь опрометчивый и бестолковый брак. Лишь Повелитель, после трехнедельной пьянки с Астаро и выяснения истинной природы дел в этом семействе, положил конец всем косым взглядам в сторону своего верного вассала.
– Он – мужик! Воин! Захватчик и охотник! А она – дичь!
«Как же! Дичь! Это кто из них дичь, а кто...» – перешептывались с ехидным хихиканьем бесовки, взявшие за образец для подражания госпожу Волкову.
– Он еще тут или на земле? – Женевьева была неподражаема и сурова. Невооруженным глазом же видно было, как чешутся ее изящные кулачки и, как призрачно посверкивают с таким изяществом накрашенные мифриловым составом ноготки.
– На земле. Его вызвал кто-то из контрразведки или из правительства. Вы же знаете этих смертных.
– О, как. Ну-ну. – Волкова взглянула на все еще валяющуюся в ногах и всхлипывающую женщину. – Ваня, одень ее, обуй и верни на место. Чтобы духу ее здесь не было.
– Мне некуда идти. У меня имущество конфисковали, – попыталась то ли протестовать, то ли объяснить Амалия.
– Так ты на сына глаз положила из-за жилплощади? – Волкову обуял праведный гнев.
– Что? Я его искренне люблю! Да я за него и в огонь, и в воду! Да как вы смеете, мадам?! – Женщину за живое задевать нельзя, особенно когда она метит в потенциальные невестки, зная, что шансы катастрофически близятся к нулю. Слезы, слюни и сопли, как рукой сняло.
– А так и смею, приживалка! Что, с одним не вышло, на папку его глаз положила? Так я быстренько тебе сейчас глазомер подправлю.
Унчар, стоявший на безопасной близости от стола, возликовал. «Щас как начнется!» – глаза младшего беса загорелись. Когда еще ему так подфартит увидеть бой между столь непривлекательными ему смертными!
* * *
Вернувшись с безрезультатных поисков чудовища, Стригосус сразу кинулся в подвал. Это помещение и впрямь было универсальным. Здесь нашли свое временное убежище консервированные припасы, моченые грибы и капуста с яблоками, здесь на стенах косичками были развешаны связки лука, а в закромах свежие яблоки, груши и картошка с морковкой. Здесь находились «поделки» Стригосуса. Как-то его потянуло на приготовление разного рода чучел, а так же художественное спиртование частей тела разных тварей. Фантазия, надо отметить, у полубеса была весьма развита, а эстетика с цинизмом рождала очень даже сильные и, что греха таить, страшные творения. Так же, в отдельной нише, г-жа Волкова хранила сало и вяленое мясо, кои в комплекте с вышеперечисленными атрибутами подвала наводили постороннего человека на не совсем хорошие подозрения о происхождении продуктов животноводства.
А еще в подвале стояла большая клетка. В нее и попал с вихрем старец. За время пребывания в этом странном сооружении он успел упасть в обморок четыре раза. Фантазия у колдуна, как, оказалось, тоже была сильной и витиеватой. Когда после очередного пробуждения, он начинал осматривать предметы вокруг, рассудок медленно и уверенно отказывался прибывать в столь ужасающем помещении.
Именно из-за этого и пришлось перевезти колдуна в его собственные подвальные покои, ликвидировав при этом пару десятков магических порождений, охранявших двор, дом и сарай, под которым и находился подвальчик с тайной библиотекой и двумя залам с жертвенниками. Одно помещение было особо помпезным, выдержанным в лучших традициях некромантов-романтиков. Второе – попроще и поменьше, без излишеств. Оно-то и приглянулось ден Астаро – младшему.
– Мой дорогой, я не хочу, чтобы тебя что-то нечаянно ранило, поэтому не мог бы ты подождать дома? – В это обращение к Алефу Стригосус вложил все свое тепло и любовь, на которые мог быть способен.
– Мнет! – Как отрезал кот, всеми силами демонстрируя свою бесстрашную и бесшабашную натуру.
Пожалуй, бесшабашность компенсировала не только отсутствие страха перед неизвестным, но и всяческую осторожность. Стригосус же наоборот, отличался чрезмерной заботой о своем возлюбленном и не терпел споров, поэтому взял с собой не только кота, но и кентавра, на попечение которого и оставил нежное, пушистое и злобно рвущееся вовнутрь, существо.
– Мья помьягу! – громко мурчал и злился Алеф, намекая на собственные глубокие знания в магии.
В итоге, после долгих пререканий и массы весьма витиеватых и замысловатых кошачьих матов пришли к консенсусу. В помещение, где находится колдун, кот и кентавр, не входят, при этом могут тихо подглядывать, прикидываясь бесплотными и безобидными духами. Кентавр с облегчением вздохнул. Ему здесь очень не нравилось, а бесстрашием и бесшабашностью он никогда не отличался.
Естественно, когда колдун пообещал смерть любимому, кот не выдержал и с воем протеста пошел в атаку на лежащее на жертвеннике тело. Тело испугалось и привычно вырубилось, провалилось в мертвецки глубокий обморок и больше не спорило с мучителями.
– Нет, ну ты только посмотри, дорогой! – Радостно воскликнул Стригосус, рассматривая надписи. – Они собрались устроить переворот, и, как обычно, захватить мир. Как банально! Эти колдуны явно не дружат с головой и страдают отсутствием всяческой фантазии.
Алеф ловким и грациозным движением запрыгнул на лежак, уселся на плоский живот старичка и заглянул в записи. Наблюдавший за всем этим Арсений был готов дать хвост на отсечение, что ручная зверушка работодателя явно вела себя не по-кошачьи, а скорее как ручной песик именитого детектива, столь же умная и проницательная, как и его хозяин.
После часа изучения записей парочкой сыщиков, порядком уставший от безделья кентавр отправился на разведку и, просто так, развеяться. Еще и желудок, тот, что у человеческой половины, напоминал, мол, пора и честь знать, подкрепиться пора.
Не знал куда шел, в тот момент Арсений...
* * *
С тем фактом, что господь Бог был тот еще генетик с весьма бурной и своеобразной фантазией, не спорила ни одна из существующих религий. Вопрос сводился у всех к одному вопросу: на каком этапе творчества у него закончилась эта самая фантазия, и он сотворил существо максимально приближенное к себе любимому. Собственно, это и было основной разницей всех религий. Ввиду того, что подавляющим большинством жителей планеты были люди, массово ассимилировавшие с другими расами, то суть божественного создателя сводилась именно к человекоподобному облику. Но это не мешало драконам, эльфам, ангелам и цуцириканам считать себя первородными его творениями. Если первых и вторых люди со скрипом признавали первородными, а вторых даже пробным экземпляром на пути создания человеческого существа, то к последним они относились, как досадному браку производства или тупиковой модели.
Цуцирикане когда-то населяли весь земной шар и были господствующей расой. Низенькие, похожие на собак, сделавших попытку ходить исключительно на задних лапах, цуцирикане отличались весьма хитрой и прозорливой натурой. Интеллект этих существ был наравне с человеческим, а нахальство и злопамятность подобна драконьей. Цуцирикане очень любили пить алкогольные напитки, после чего становились такими же глупыми и безрассудными как гоблины, или люди в аналогичном состоянии. Прожорливость и неприхотливость в питании объединяла цуцирикан с орками и опять же, с людьми. Эльфы шутили, что, мол, две величайшие расы в свое время поспорили за главенство на земле и, не придя к общему знаменателю в ходе бестолковой и кровопролитной войны, решили выяснить все полюбовно за столом переговоров. Люди оказались единственный раз в своей жизни умнее оппонентов и поставили на стол переговоров водку.
В итоге цуцирикане, точнее их жалкие и бесславные остатки поселились на горном хребте, когда-то отвоеванном у гномов и троллей, создали свое замкнутое сообщество, и перестали общаться с остальными разумными расами. На деле торговля с теми самыми троллями, гоблинами, гномами и, даже, эльфами велась полным ходом. Единственно, кто не мог безболезненно находиться на их территории, это – люди. Старая вражда была настолько сильной, что ни один здравомыслящий человек и на десяток километров не рисковал приблизиться к Цуцириканским горам.
Исключения составляли враги человечества. А к ним относились, подчас, и сами люди, в смысле преступники, разыскиваемые за различные преступления. Соответственно данные горы были как бельмо на глазу у всех человеческих государств. Пойти войной на это весьма непреступное геологическое явление страны не собирались. Не хватало ни весомых причин выгнать мужичье из насиженных деревень, ни ума объединить армии нескольких государств для верности благого дела.
Так вот и обходились малыми диверсионными группами, способными если не причинить сильного вреда ненавистной расе, то хотя бы ей настроение подпортить.
* * *
Орки хорошо знали этот район. Частенько доводилось «добывать» из-под носа у цуциков, как в разговоре величали местных бойцы, некоторых преступников, за головы коих обещали внушительные награды. На этом деле держалась одна из основных статей дохода Тайной службы. Гейгель считал подобное самой честной прибылью. Если государство так низко ценит своих непосредственных слуг порядка, то пусть расхлебывает за свою скупость, хотя бы в таком виде. Правда, чаще всего оплата за голову производилась как раз не государством, а алчущими мести гражданами, не скупящимися на денежный эквивалент возмездия.
С этой стороной жизни своей родной организации Марфей познакомился за три часа перехода от одного портала к другому. Берго прикинул, что эльф, будучи неосведомленным, может наломать дров во сто крат больше, чем, если поступиться своими принципами конспирации и попытаться обставить все, как очередное задание руководства. Правда, у хитрого орка был еще один повод для такого поступка.
– Уважаемый, чего это вы так прижимаете меня к себе? Не ровен час, нас за парочку принимать начнут, – Марфей в сотый раз попытался высвободиться из цепких объятий оперативника. Да где там! Берго прижал его еще сильнее.
– Не переживайте о таких пустяках, товарищ. Мы тут все свои, как семья, – отшутился орк, злобно зыркнув на своих подчиненных, заставляя держаться на расстоянии. – Я буду папой, это – детки, а вы, уж простите, за миловидность и габариты станете мамочкой.
Наконец-то нервы Фея не выдержали, с треском и хрустом лопнули, визуально засвидетельствовав этот факт снопом искр, окутавшим эльфа и заставив Берго отскочить на почтительное расстояние в три шага.
– Та ты шо, хозяин? Змерз? Так давай трусцой вона до той опушки, – невозмутимо вмешался Черт, спрыгивая с насиженного теплого плеча Сала и с разбегу заскакивая на плечо эльфа.
– А это идея, мой юный друг, – хищно улыбнулся Марфей, придерживая кота, чтобы тот, не дай боже, не сбег или не упал.
Сорвавшись с места, эльф побежал вперед, оставляя остолбеневшую пятерку недоумевать.
– И че делать будем? – посмотрел вслед быстро удаляющемуся беглецу Бжих, разворачиваясь лицом к начальнику.
– Может ну, их? – Пасси деловито поковырялся в носу и, отстрелив щелчком козявку, подбоченился. – Пойдем короткой дорогой, зайдем к бабам, выспимся, наконец-то. А то, какого рожна нас в ночь выперло?
– Пасси, ты либо дурак, либо никак не вылечишься, – рявкнул Гоги, отвешивая самому мелкому из них затрещину. – Мы ночью всегда на дело ходим. Чтобы нас никто не поймал.
Пасси и Бжих лишь закатили глаза, и состроили самые отвратительные страдальческие рожи. В исполнении этой парочки подобные выходки были обычным явлением, как, собственно, и вошедшая в поговорку тупость Гоги.
– Гоги, мы вечером ходим, потому, что пока клиент днем нателится с заказом, уже темнеть начинает, а заказы сам знаешь, оперативные, – похлопал по плечу активиста Сало и двинулся без разговора вперед.
Берго наконец-то отошел от шока, вызванного эльфийским фейерверком, сплюнул на серый, в лучах едва видной луны снег, и рявкнув: «Не догоню, так согреюсь», рванул за эльфом. Остальным ничего другого не осталось, кроме как последовать за начальником.
Что именно Берго хотел сделать сейчас с Феем, он сам не знал, точнее никак не мог определиться с последовательностью: завалить, трахнуть, убить, выломать сухожилья, насладиться стонами удовольствия гибкого и соблазнительного тела, зацеловать до смерти, отдать на растерзание цуцикам... короче, выбор был большой и многообразный.
Через пять минут эльф скрылся из виду. Растворился на темном горизонте северной ночи. Берго поднажал и уже бежал на скорости овцы, за которой гонится голодный, огнедышащий дракон. В желаниях, касавшихся эльфа, у орка появились более конкретные и садистские нотки, отводя на второй план церемонную нежность.
* * *
– И что ты, друг сердешный, лежишь во тьме сырой, кромешной?
В ответ послышалось сдавленное рычание. Если бы у этого самого «сердешного друга» не был кляпом забит рот, он бы точно высказал своему приятелю закадычному, все, что давно вертелось на языке. Но друг не стал долго ерничать, склонился над телом и в мгновение ока развязал пленника. Кляп вытягивать не стал, оставил эту привилегию приятелю.
– Выпить... есть? – грубым, осипшим голосом прошептал бывший пленник.
– Вот ты даешь. Мало того, что освободить, так тебе еще и скатерть самобранку сюда принести, да? Поднимайся, валим отсюда, а то от этого климата у меня не ровен час из носа потечет.
Пленник с трудом поднялся, опираясь на приятеля, гнусно хихикнул и зловеще прошипел:
– Из носа не так страшно. А вот если с конца потечет...
– Да иди ты, пошлячара! Сколько тебя знаю, а вечно задаюсь вопросом: кто из нас исчадие ада?
– Ну, ясно кто! Твоя жена!
Оба расхохотались, пленник еще и раскашлялся. Спаситель перекинул через плечо свою ношу и пошел на выход.
Часть 26
– А может не надо?
– Надо, еще как надо! Будешь знать, как чужих мужей отбивать! – женщина в лисьей шубе наступала на юную особу, уверенно отползающую задом, подальше от потенциальной угрозы.
– Не виноватая я! – всхлипнула ведьма, отползая еще дальше, пока на пути ее спины не встала стена.
– В чем не виноватая? В том, что глаза блядские у тебя или пилотка мокрая?
– Он сам пришел!
– Он? Он дома! Это ты пришла, курва драная!
До столкновения оставалось два шага. Злобный скрежет зубов Волковой действовал на Амалию как взгляд удава на кролика – он парализовал ее. Вспомнились годы, когда будучи растением, она не могла и шелохнуться, оставалась в одиночестве на покрытом пылью столе, но и тогда ей не было так страшно, как сейчас. Пусть у нее теперь есть ноги, но бежать не куда, вернулась сила, но и она здесь не действует. Вокруг столько магии, а взять и воспользоваться ею, у ведьмы не было возможности, словно какой-то злой рок создал непроницаемую стену с ментальным миром. Опять, как и тогда – пыльное помещение, наполненное пустотой и мраком. Ощущение обреченности накатило с неистовой силой. Она никому в этом мире не нужна.
Амалия опустила голову и всхлипнула.
– Убей меня, а? Только не мучай. С меня хватит.
Волкова остановилась. Агрессию как рукой сняло. Только и стояла с широко расставленными, как у заправского стража порядка ногами, заложенными за спину руками, и созерцала девушку. Та плакала. Да и без слез было понятно, что здесь никакие тумаки не помогут.
– Еще раз спрашиваю: ты кто?
– Дура!
Женевьева вздохнула. Ну, что прикажите делать? Любовница гулящего супруга признала свою вину. Неверный поджал хвост и смылся. Что остается? Рожу бить? Кому? Идиотке этой? В понимании достойной жены герцога Преисподней это выглядело не логично и не красиво.
– Да все мы – дуры. А мужики – козлы. Так что по этому поводу надо выпить, – госпожа Волкова кинула беглый взгляд на Унчара. – Ваня, водки принеси. – Затем развернулась в сторону дрожащего комочка на полу, махнула рукой. – Пошли, расскажешь, чего ты там дура. Да заодно и то, чего все мужики – козлы.
Не стоит описывать всю ту гамму чувств, которые были на лице у младшего беса. Ему обломилось посмотреть женский реслинг в исполнении самых ненавистных баб в его трудовой деятельности. Посему требование выпивки и закуски, о ней, правда, Волкова не упомянула, видимо, как обычно забыла – она часто о мелочах не задумывается – Унчар воспринял как оскорбление судьбы. Ну, разве это так сложно, устроить маленький мордобойчик, а он – трудолюбивый и усердный бес – посмотрит и порадуется, отведет душу, сходит с друзьями в кабак, поделится отменным зрелищем с собеседниками. В кои-то веки станет центром внимания. Но нет же. Не судьба.
Через два часа дамы весело орали песни нецензурного и горестного содержания. А дворецкий, привыкший к сладкому пению колдовских певичек в кабаке, лишь качал головой и ворчал, поднося очередную бутылку, поправляя бируши в ушах.
– Вот ты мне скажи, чего ты в сыне моем нашла? – Не унималась Женевьева.
– Люблю я его! – Со слезами на глазах, то ли от нерастраченных чувств, то ли от крепкого напитка, ответствовала Амалия. – А вы, что нашли в этом садисте, ик-к...
– Я? Да я того... тоже его, мохнозадого люблю!
– За что? Он же ж под каждую юбку!
– Сука он и козел!... Ваня! Водки!
– Госпожа, вам, кажется, хватит, – учтиво намекнул Унчар, но еще одну бутылку принес, от греха подальше.
– А у тебя, рожа бандитская, я не спрашивала, когда мне хватит! Где его черти носят, а? Сбежал, гаденыш, стыдно стало, да?... – Волкова вздохнула, на ее глазах появились слезы. – Это мне стыдно. Мне жалко! Мне! Это я отдала ему, уроду такому, лучшие годы своей жизни! А он! Козел!
– А он – садист мохнозадый... ик-к! – поддакнула Амалия и налила еще по одной. – Ваше здоровье, уважаемая! Ик-к!
Появление гордого и прекрасного во всех отношениях герцога, в обнимку с приятелем, весьма помятой наружности, привело дам в состояние немого шока.
– О! – Только и вымолвила Женевьева.
– Ого, – рявкнул на нее Борис, плюхнувшись на стул напротив.
– Ты это... – палец жены описал в воздухе несколько непонятных ломаных. – Хте тепя носил-ло?
– Пьяная? – Ехидно заулыбался бес. – А еще порядочная женщина, глава Архива Преисподней... да? – он сощурил глаза, – Тебе не стыдно? Ты ж гроза местного населения, великая и непобедимая, рога Повелителю отвернуть горазда, диссертации пишешь научные... и пьяная. Как мне бесам в глаза смотреть? Моя жена и водку хлыщет с какой-то курвой у меня под носом.
– Сам ты – курва, ик-к! – Моментально вступилась за свою честь и за собутыльницу Амалия.
– Ты смотри, Лёва, это – она! – Бес довольно откинулся на стуле. – Что, детка, осмелела, да? А то, смотри мне...
– Ты ее того... не трогай. – Растягивая каждое слово, прошипела жена.
– А то, что? – Муж явно наслаждался сценой. В кои-то веки их роли поменялись.
– На развод подашь?
Женевьева пьяно откинулась на спинку стула, достала из-за ворота кулончик на цепочке и хихикнула.
– Весят на сучочке твои очечки и еще чулочки, и его яички – сухие как спички.
Повисла тишина.
Мужики прекрасно поняли смыл пьяного бреда известного профессора точных наук, сидящего напротив них и косящего разъезжающими глазами в разные стороны.
– Унчар. Вина! – Не выдержал Лева. Горло саднило со страшной силой, а от жажды он был готов выпить море.
– О? Лёва? – Словно очнулась Женевьева, пьяно улыбаясь. – Ну... как ты? Женился?
Гейгель хотел ответить, что глядя на семейную жизнь своего лучшего друга, жениться он никогда не станет, но встретился глазами с Амалией. И осекся.
– М-да. – Проследил за взглядом герцог и печально вздохнул. – Дорогая, пойдем на звезды полюбуемся, а? Свежим воздухом подышим, к сыну заглянем, посмотрим, что он там делает, ага?
Герцог подошел к жене, склонился к ней, обнял и нежно потянул на себя, поднимая со стула.
– Иду, иду, козлик ты мой ненаглядный, – Женевьева дернула Борю за рог и мелодично рассмеялась. – Посмотрим. Умеешь же ты, гаденыш, меня умаслить.
В последний момент, перед тем как исчезнуть в пространстве портала, Боря обернулся к Левчику:
– Ты это, отдохни, хорошенько. Отпуск все-таки, – и заговорщицки подмигнул.
* * *
Каждый, ну абсолютно каждый трезвенник и язвенник, не говоря о прочем контингенте народа, хоть раз, но был в этом состоянии. Когда море по колено, а все вокруг – муравьи или козявки, когда земля уходит под ногами, и, даже без пресловутой точки опоры, на которую ссылался известный ученый древности, ты способен этот самый горемычный мир перевернуть.
Ей было сейчас все до Пифагориуса с Ньюмргоном в придачу. Геометрия теряла четкие границы физического макромира. А ведущий ее мужчина воплощал в себе сосредоточение вселенского греха выраженного в излишней волосатости сзади ниже пояса и рогов на лбу, которые так и просились на слесарную операцию по отпилу или откруту.
«... и молчит же, главное дело, молчит! А обычно на мое слово целых пять без остановки. Ему хоть наизусть справочник инженера цитируй – все равно заткнет, подлец. А сейчас!... Сволочь! И чего только я за него замуж вышла? Потому, что грудь колесом и жопа ящичком, хи-хи».
Борис сдерживался. И предвкушал. Ой, как долго он ждал этого момента! Чтобы прийти утром к женушке, у которой головушка бо-бо и во рту, как будто стадо котов опорожнилось, когда все дрожит, и так тянет излить наружу все, что вчера употребил. Прийти, обнять, протянуть стакан кефира, поднести к самым губам, чтобы не расплескалось все по пути. Погладить по встрепанным, взлохмаченным волосам, коснуться их губами, улыбнуться и ласково, тихо – громко ни в коем случае в данной ситуации говорить нельзя! – прошептать:
– Учись, жена, как надо с мужем на утро обращаться, после того, как он вечером лишку хватил.
И пусть сгорит она со стыда, за свое поведение. Заодно и забудет об Амалии. И прочих досадных недоразумениях, систематически обнаруживающимися в его опочивальне.
