Текст книги "В поисках Беловодья (Приключенческий роман, повесть и рассказы)"

Автор книги: Вячеслав Шишков

Соавторы: Лев Гумилевский,Михаил Плотников,Г. Хохлов,Георгий Гребенщиков,Александр Новоселов,Алексей Белослюдов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)

Масличное дерево вид листьев имеет как верба, или молокитник; кора на нем тёмного цвета, растёт в твердость очень медленно, но зато долговечно; существует каждая маслина несколько веков. Из масличного плода вырабатывается деревянное масло, очень вкусное; в тех местах это масло употребляют во все кушанья, а то, что в России называется деревянным маслом, совсем не такое; быть может то же, но только, как говорится, семьдесят семь раз разбавлено, отчего не осталось в нем и признака масличного благовония.

Перцовое дерево коры имеет вид, как на старом молокитнике, наружная часть коры сама приподнимается, на дереве листья узкопродолговатые, но плода дает очень много.

Рожковое дерево или заморско-стручковое, толстое и курчавое, как тополь, иногда от жаркого солнечного припека плоды не успевают созревать, отчего в них бывает большая разница.

Финиковое дерево на первый взгляд имеет вид на подобие куста камыша, только самая нижняя часть плотно вся сгрудилась, или еще похоже на широкую кугу[42]42
  Кугой на Урале называют особый вид камыша.


[Закрыть], корень один, а кверху раздробилась на десятки частей. Когда середина поднимается, нижние части начинают сохнуть; эти ветки срезывают, оставшиеся сучки сжимаются плотно к середине, отчего и делается твердость древесного стебля. На вершине у финика длинные ветки, числом их целые сотни; на этих ветках длинные, твердые листья, на конце листьев острые иглы, а между веток висят кисти ягод от 15 ф. до 1 и. 20 ф. весу. Украсть с финика ягоду небезопасно, так как ягода бывает очень высоко, а на листьях острые иглы, на которые человек может легко напороться. В наших местах на Урале о финиковом дереве от дедов передается рассказ, будто бы человек, который сажает финиковое дерево, сам от него ягоды не ест, потому что финик до 70 лет не дает плода. Рассказ этот неправильный: финик плод дает очень скоро, после посадки чрез 5–6 лет.

После роздыха и покормки коней, извощик запряг твойку лошадей, на которых, проехав верст 17, выехали на берег Мёртвого моря, которое образовалось на том месте, где раньше существовали Содом и Гоморра. Как известно из Священного писания, оба города за нечестие жителей поглощены были землею. Спасся только Лот с семейством, причем жена Лота за ослушание превращена была в камень слан. Жены Лотовой в настоящее время уже на том месте нет, где она окаменела: ее давным-давно увезли англичане (!). Мертвое море имеет длины 90 верст и 20–25 верст ширины, вода в нем прозрачная, но вредная, не имеет в себе ничего живого; если случайно угождает сюда из Иордана рыба, то вскоре помирает и волнами ее выбрасывает на берег. Берег Мёртвого моря песчаный, отлогий, густо покрыт мелкой галькой от 1 ф. до 1 зол. весом. На берегу построено невзрачное здание для роздыха посетителей, на стенах виднеются надписи на разных языках; мы в свою очередь тоже подписали на стене свои имена и фамилии. После чего мы поехали на Иордан, верст за 5–6, на то место, где Христос крестился.

Иордан река ширины имеет 15–20 сажень, глубокая и обрывистая, вода бела и непрозрачна, почва иловатая. По берегу Иордана имеется мелкий лес, приятного запаха. Поклонники раньше нередко в Иордане тонули, вследствие обрывистого берега и водоворотов; в настоящее время запрещено купаться тем, которые не умеют хорошо плавать. Мы все трое купались и плавали на другую сторону берега, спутник же наш Цытренко купаться не пожелал, а только умыл лицо иорданской водой и пошел в тростник. Едва успели мы одеться, слышим, Цытренко кричит: „тону!” Мы приняли это за шутку, но гавас пошел к нему, и вскоре мы услышали его голос: „Яков, держись!“ – „Ну, не зря Цытренко в Иордане не купался, – сказал Максимычев; – по всему – он и на сухом тонет". Минут через 5 выходят из тростника гавас и Цытренко, оба в грязи. Подошли к Иордану, скинули с себя всю одежду и стали мыть в Иордане. Мы спросили Цытренко: „Где ты отыскал такую тину в 15 саженях от берега, на суше?" – „Ох, братцы, ответил Цытренко, совсем было утонул!" – „Ты зачем же полез в такую трясину?" – спросили мы. „Никакой трясины не было заметно, а просто обыкновенная сушь. Наступил я левой ногой и почувствовал, что под ногой у меня в роде жидкости; я ускорил шагнуть вперед правой ногой, которая нисколько не приостановилась, вошла в землю, как в воду. Я хотел схватиться за тростинку, которая была у меня в правой руке, но и тростинка также вся ушла в землю. Наконец я ухватился за ветку дерева и начал вам кричать. Хорошо, что от вас было недалеко. Вот уж истинно: где не чаешь, можешь погибнуть!.." После этого мы опять сели в карету и поехали обратно. В верстах 5 от Иордана, где проживал Иоанн Предтеча, теперь существует монастырь во имя Иоанна Предтечи; на таком же расстоянии виднеется невзрачный монастырь во имя преподобного Герасима; кроме же этих двух монастырей здесь нет никаких жителей, как и писано, что Иоанн Креститель водворился в пустыне.

В 4 часа вечера приехали мы обратно в Иерихон, в тот же дом; гавас сказал нам, что в Иерихоне придется ночевать. Среди сада мы увидели канавку, по которой текла вода. Мы спросили монаха: „откуда это истекает вода и как называется?" – „Это называется источник Елисея пророка, ответил монах, вытекает он из горы Искушения". Мы пошли посмотреть вершины источника. Верстах в 4–5 от Иерихона источник вытекает из подошвы „Горы искушения”; здесь находится круговидный бассейн, выкладенный дикарем, откуда с шумом вытекает вода, свежая, пресная. Сажень 20 ниже бассейна построена арабами невзрачная водяная мельница, не имеющая пруда на содержание воды, а вместо коуза проведена канава, края которой выкладены дикарем и по которой быстро бежит вода. На вершину горы „Искушения” мы не входили, так как было уже поздно. На этой горе Христос молился 40 дней, и тут его искушал сатана. В полугоре виднеется греческий монастырь. В Иерихоне и Иордане очень жарко, так что во время ночи нам не пришлось уснуть от духоты. В три часа по полуночи мы уехали из Иерихона, а в 8 часов 28 июня приехали в Иерусалим.

На всех дорогах к святым замечательным местам, по тракту, сидят по обеим сторонам сотни разных родов калек, – большей частью арабов магометанского исповедания, – которые просят у поклонников милостыню. Тут и хромые, и безногие, и безрукие, собравшиеся со всех концов Палестины, из Аравии и Египта. Они кричат: „эта злепой, эта злепой” и при этом ударяют о землю рукой или ногой, а иные, не имея движения в руках и ногах, бьются о землю головой. Подле каждого стоит чашка или иная посуда. Иные выползают на самую дорогу и, лежа вдоль и поперек, трясутся, бьются головами о землю и кричат, защуривши глаза: „эта злепой". Когда же в чашке его зазвенит монета, он быстро откроет глаза, посмотрит и опять зажмурится. Стоит заглядеться на что-нибудь или заслушаться рассказов гаваса о достопримечательных местах, когда уже впереди, саженей на сто – опять такая же толпа. А когда приглядитесь, то увидите, что это те же самые, которым вы сейчас подали.

В 4 часа того же числа мы с гавасом ходили в Воскресенскую церковь, к гробу Господню. Церковь Воскресенская очень обширная, устроена на нескольких арках, в ней имеются престолы на несколько языков всех наций христианских. По левую сторону от входа, недалеко от дверей, находится постоянно сторож из магометан, который по захождении солнца встает со своего места и затворяет церковные двери. В это время разных наций народ из церкви поспешно выходит наружу, а желающие остаются на всю ночь в церкви. Турок, затворив двери и замкнув их, уходит, а поутру отмыкает дверь и снова сидит до вечера. Среди церкви часовня святого гроба, выкладенная сводом из обожжённого кирпича, аршин 12 длины, 6 ширины, и аршина 3 высоты (внутри); она разделена на два помещения. Войдя в первое помещение налево и направо, в дальних стенах, имеется по одному круглому, небольшого размера, окну, или, вернее сказать, овальные отверстия. Пройдя первое помещение и спустясь по ступеням вниз, мы попали во второе помещение. В правой стороне его стоит Гроб Господень, выделанный из мрамора, на который по преданию сходит в Великую субботу торжественный огонь. Мы не имели возможности лично быть в это время и видеть, как получается иерусалимским патриархом небесный огонь, но всячески старались достигнуть и узнать от тех людей, которые присутствовали в числе прочих в Великую субботу. Два священника православного исповедания, приехавшие из Болгарии к 20 декабря 1897 года в Иерусалим, о которых передавали нам русские поклонники, что они все время находятся в Иерусалиме, присутствовали во время Великой субботы, и рассказывают так:

Рассказ о появлении торжественного небесного огня.

В Великую субботу, с раннего утра, в храм святого Гроба стекаются все находящиеся в Иерусалиме поклонники всех христианских наций, в особенности местные жители христианского исповедания едва-ли не поголовно приходят в этот торжественный день и располагаются все в разных частях Воскресенского храма, кто где место найдет для себя удобным. В храме находящиеся лампады и светильники с утра тушатся, затем приходит отряд турецкой пехоты, которая располагается вокруг св. Кувуклии и в более значительных местах храма и бдительно следят и устраивают тишину и спокойствие. Иначе могли бы произойти беспорядки при столкновении в храме множественного народу разных государств и религий. Вход в св. Кувуклию запирается и припечатывается особою печатью привратников храма. Перед началом велико-субботней заутрени, арабы, православного исповедания, совершают, дозволенный с давних лет султанским фирманом, обычай: шумною толпою они обегают вокруг св. Кувуклии, бьют в ладоши и громко восклицают на своем наречии: „нет другой веры, кроме веры православной!" В алтаре соборной церкви греков собираются патриарх иерусалимского престола со всем православным духовенством, также армянское духовенство и клирики остальных христианских наций. По наступлении местного вечернего четвёртого часа, царские врата греческого алтаря растворяются, и разоблаченный патриарх, в одном белом подризнике, со связкою восковых белых свечей, назначенной для принятия святого огня, предшествуемый всем духовенством, в полном блестящем облачении, направляется к часовне св. Гроба Господня, при пении стиховны шестого гласа: „Воскресение Твое Христе" и т. д. Процессия обходит трижды св. Кувуклию, после этого печать с дверей снимается, и патриарх иерусалимский, вместе с патриархом армянским, входят в вертеп святого Гроба, затворив за собою входную дверь, а духовенство возвращается в алтарь соборной церкви. В эти торжественные минуты волнение от десятков тысяч присутствующих в храме затихает, все исполняется ожиданием и царствует мертвая тишина. Вдруг громовой, разноязычный крик десятитысячной толпы, потрясающий нервы, раздается под высокими сводами обширного храма. Святой огонь раздается через правое овальное отверстие придела Ангела патриархом иерусалимским, а в левое патриархом армянским; из правого отверстия св. огонь принимает обыкновенно знатное семейство из местных православных (вероятно староста) и переносит его в алтарь собора, где ризничий св. Гроба раздает уже всем в храме присутствующим; армяне же, копты и сириане, приняв св. огонь от патриарха армянского через левое отверстие, переносят его в свои часовни и раздают своим. Патриарха иерусалимского арабы на руках переносят обратно в соборный алтарь, где немедленно начинается великосубботняя заутреня.

Палестина.

Древнейшее название Палестины было – земля Ханаанская, от Ханаана, сына Хамова, родоначальника первых обитателей этой страны. По выходе из Египта на ней поселились евреи; хананеяне занимали страны, лежащие между Иорданом и Средиземным морем. Название Палестины употреблялось римлянами, греками, а прочие называли ее различно: земля евреев, земля израильская, земля Иудина, земля обетованная.

Поверхность Палестины гориста и по преданию очень плодородна. Моисей в (книге бытия), обращаясь к евреям, говорит: „клялся Господь отцам вашим дати им и семени их по них землю, кипящую млеком и мёдом; есть бо земля, в ню же вы идете и тамо наследите ю, не яко земля египетская есть, отнюду же изыдосте: егда сеют семя, напояют ю ногами своими (т. е. искусственными приспособлениями), аки вертоград зеленый; земля же, в ню же входите, тамо наследите ю, земля нагорная и равная, от дождя небеснаго напояется водою”. Впрочем, в настоящее время необходимо признать, что плодородие Палестины далеко нельзя приравнивать к плодородию Палестины древней; число жителей, по-видимому, значительно уменьшилось, обильные прежде потоки и источники земли Ханаанской, о которых упоминает Моисей, иссохли, так что знаменитый святой Иерусалим остался без водицы. Жители Иерусалима, посещающие святые места, от жажды пьют дождевую воду, которая запасается следующим родом: каждый домохозяин, при постройке своего дома и прочих зданий, вначале избирает место, где сохранять ему воду, выкапывает глубокую яму, укрепляет в ней дно и стены подходящим материалом, чтобы из неё не уходила в землю вода; с крыш зданий устроены проводники (трубы) в эту яму. Во время зимних месяцев в Иерусалиме бывает вместо снега дождь, который с крыш по трубам стекает в яму или подвал. В случае, когда бывают зимние засухи, много народу расходится по иным местам, где усмотрят в избытке воды. Вообще теперь Палестина мало напоминает блаженную страну, которую Моисей так одобрял за плодородие. В окрестностях Иерусалима камни (дикарь) и сплошная галька.

30 июня, в 6 1/2 часов утра, мы отправились в карете на вокзал железной дороги, а в 40 М. восьмого тронулся поезд направлением к Яффе (87 вёрст). Ехали 3 ч. 20 минут. С вокзала пешие извозчики понесли наш багаж на морскую пристань, а я зашел в яффское русское консульство для отметки в наших паспортах, что мы были в Иерусалиме. Нужно было сделать это в Иерусалиме, но перед выездом нашим из Иерусалима консула в канцелярии не было, вследствие двух праздников (дня Петра и Павла и воскресенья). По заявлении паспортов в русском агентстве купили пароходные билеты. Погода была ветреная, море расколыхалось, волны ходили как горы, а в яффской пристани, вследствие подводных камней, пароходы не доходят версты две к берегу; надо было плыть в лодке. Наняли мы лодочника и, отъехав сажен 200 от берега, в левой стороне, не в дальнем расстоянии увидели сверх воды пароходную трубу. Спросили мы гаваса: что это такое? – „Это русский пароход, – объяснил нам гавас, – раньше подходил к яффской пристани, но во время сильного ветра набежал на подводный камень, отчего прошибло ему дно, и пароход потонул”. —„А народу много было на этом пароходе?" – спросили мы. – „Мало ли было одних паломников, но, благодаря лодочникам, спасли от гибели народ". Очень трудно было нам добраться до парохода: нас то подымало с лодкой на высоту, то опускало вниз, в ущелья между пенистых волн. Всё-таки добрались до парохода.

VII

Отплытие из Яффы. – Молодой монах и келейница. – Порт-Саид. – Затруднение с пароходами и остановка в Порт-Саиде. – Празднование дня французской республики. – Состязания французов и англичан. – О переводчиках. – Прибытие парохода „Херсон". – Встреча с донскими казаками. – Непреклонный капитан. – Начальник Палестинского Общества. – Неудача с „Херсоном”. – Отплытие на французском пароходе. – Разговоры с французами. – Картина, изображающая русско-французскую дружбу. – Суэцкий канал и Чермное море. – Предание о „фараонах”, выходящих из моря. – Дельфины. – Буря в Индийском океане. – Остров Цейлон и город Коломбо.

В 4 часа пополудни пароход пошел по направлению к Александрии, с нами было 50 человек русских поклонников, в числе коих молодой монах, лет 23-х, который с младых лет посвятил себя на эту жизнь. Но в нынешнем году приехала в Иерусалим из России, в числе прочих, одна келейница, на поклонение святым местам. Но, вместо того, чтобы посещением святых и чудесных мест облегчить бремя прежде содеянных грехов, она смутила этого молодого монаха, который вознамерился попрать данный перед Богом вечный обет, согласился с келейницей ехать в Россию и там на ней жениться. Достигнут ли они заветной цели, – так что за ними поручено было преследовать (следить) одному из поклонников, запасному унтер-офицеру (Пензенской губ.). Этот унтер-офицер строго следил за всеми их движениями. Я на пароходе поместился с ним рядом, и он мне о монахе и келейнице подробно передавал. У них даже и в мыслях не бродило, что есть человек, который, не отходя за ними следит, и не стеснялись тем, что на них все пассажиры смотрят, в особенности женский пол, во весь путь про них шушукались, а матросы даже вслух смеялись и говорили келейнице: „Сестра Мария, теперь ты осветилась монашеским к тебе подвигом!” А монаху: „брат Иван, или жениться вздумал? Время!" Они, несмотря ни на что, усердно один за другим ухаживали. Унтер-офицер намерен за ними следить до Одессы, в Одессе же в монастыре находится монаху брат, который быть может отговорит своего брата от недоброй мысли.

1 июля вошли мы в гавань Порт-Саида. Тут сказали нам, что русский пароход Добровольного флота за сутки до нашего прихода ушел во Владивосток, а следующий русский пароход выступит из Одессы лишь чрез 22 дня. Услыхавши такое известие, мы вознамерились разыскать иностранный пароход, на котором поскорее уехать из Порт Саида в восточные державы. Нам указали английский пароход, который тот же день, чрез 4 часа уходил к востоку, до острова Сингапура. Другой пароход, германский, на другой день следует в Австралию. „Уедем на английском, если успеем, говорили мы между себя; —не успеем, то завтра сядем на германский пароход". Прежде всего нужно было сходить в русское консульство. Сошли мы на берег, прошли неизбежное градское заграничное таможенство, где отобрали у нас заграничные паспорта, которые при нас же услали в консульство, к русскому секретарю. Мы взяли переводчика из евреев, бежавшего раньше из России, который привел нас в гостиницу. Того же числа пошли мы в консульство за паспортами, а также чтобы узнать, верно ли нам сказали об русском пароходе, что он не раньше трех недель из Одессы придет. Секретарь консульства сказал: „Паспортов я вам не дам до отъезда вашего из Порт-Саида" – „Мы сегодня или завтра уедем”, – ответили мы. – „На каком пароходе?” – спросил секретарь. – „Если сегодня, то на английском, а завтра – на германском”. – „Английский пойдет первоклассный до Сингапура и будет стоить 350 р. с каждого. От Сингапура с вас возьмут тоже не дешево; а германский пойдет в Австралию и тоже с вас возьмут не дешево; в Австралию русские пароходы не ходят“. – „Но ожидать нам русский пароход долго, из Одессы сюда он будет через три недели”. —„Кто же вам сказал об этом?“—спросил секретарь. – „Нам на пароходе сказали матросы”. —„Это вам соврали; я не знаю в точности, когда придет русский пароход, но советую подождать три дня. Я получу телеграмму и вам скажу“. Мы поблагодарили и остались ожидать телеграммы.

2-го июля у французов был табель, знаменитый праздник воспоминания, день французской республики. Выкинуто было на пароходах и в городе сотни флагов, стрельба из орудий, духовая музыка, репетиция флотских маневров, гонка с англичанами на парусных лодках и на веслах. Интересно было смотреть, когда выезжали на поединки французы с англичанами. Устройство было такое: в лодках на корме (у руля) устроены лестницы арш. 4 вышиной; на лестницах в квадратный аршин площадка, без перил, на которые взошли по одному человеку из флотских французов и англичан. В правой руке держали в виде пики, а на левой руке надеты деревянные щиты. В лодках сидело по шести гребцов. Разъехавшись на пространство сажень в 70, обратно быстро понеслись и, поравнявшись, на всем ходу поединщики ударяли пиками во всю силу один другого в щиты и падали от удара с высоты вниз головой в море. Иной вышибет своего соперника с площадки, а сам устоит на своем месте твердо и начинает фехтовать пикой, стоя на возвышенном месте, пока не выедет против него другой поединщик. Один француз до четырех англичан вышиб с площадок и сразился с пятым. На первый раз устояли оба твердо; на втором ударе англичанин покачнулся и едва устоял; на третьей стычке оба покачнулись, но всё-таки удержались; в четвертый раз англичанин ударил так сильно, что француз вылетел с площадки и задом упал в море.

В ночь на 3 июля на пароходах, в лодках, на берегу и по всем улицам, в особенности на бульваре раскинуты были разного цвета сотни фонарей; пение, музыка, стрельба из орудий; в воздухе шипели и лопались ракеты, так что воздух наполнен был разных цветов огней, грохотанием и треском. Французы, итальянцы и англичане, сидя на улицах, читали журналы.

Город Порт-Саид не древний, стоит на устье Суэцкого канала к Средиземному морю. Постройка в нем чистая, улицы обширные, грунт земли песчаный. Назван по имени жившего в этой местности мурзы Саида. Вода в город проведена в подземных трубах из великой реки Нила. На берегу моря выстроен фонтан: выделаны четыре льва на 4 стороны, у которых изо ртов сильно вытекает вода и падает в каменный чан. Этой водой жители города пользуются и называют ее сладкая вода; кроме того, нильская вода проведена и в прочие значительная места.

4-го июля мы пошли к вице-консулу узнать, когда придет русский пароход. Вице-консул нам объяснил: „Я получил из Дарданелов телеграмму: через два дня придет из Одессы русский пароход, на котором вы свободно можете уехать: проезд будет стоить вам много дешевле, чем на иностранных”.

7-го июля, в 9 часов утра появился в Средиземном море трехтрубный пароход с раскинутым русским флагом. Обрадовались мы, увидавши русский пароход: надскучило уже нам праздно жить на окраине Африки. Пять недель не видавши русских, бродили и слонялись между разных народов, как полунемые. Только немного начнешь понимать местное наречие и уже уезжаешь дальше, а там уже иной народ, иное наречие. Снова требуется переводчик, необходимо записывать в памятную книжку десятка 2–3 слов с переводом наречия местных жителей, а за работу переводчику отдай, да денежки-то какие: они уже научились как нас облупать, – за границей облупают чуть не до мяса. В иных местах такие бестии: одно слово скажет – отдай деньги; потом опять спрашивай.

В 10 часов русский пароход „Херсон", отправлявшийся во Владивосток, вошел в гавань Суэцкого канала и бросил якорь. Мы немедленно наняли лодку и поехали на пароход. Народу на пароходе битком набито: батальон стрелков, следовавшие на переселение в Уссурийский край оренбургские и донские казаки, а также с западных губерний с семьями переселенцы во Владивосток. Оренбургский есаул признал нас по фуражкам, что мы уральские казаки, и спросил: „Из какой вы станицы?" Мы ответили, что из разных станиц: Мустаевской, Кирсановской и Рубеженской. – „А, соседи, соседи! Далеко ли путешествуете и как давно из России?" – „Путешествуем мы уже 7 недель; пришли попросить капитана свезти нас до островов Цейлона, Суматры, Сингапура и полуострова Малакки". – „Да, хорошо бы нам вместе ехать– нескучно, только едва ли капитан примет вас на пароход: очень уж многолюдно. Впрочем, идите, обратитесь к помощнику". Помощник ответил нам, что мест нет. Мы не отставали от него: „Что же мы должны делать, заехавши в чужие государства? Уже 7-й день с восторгом ожидали вашего парохода, скитаясь между древних фараонов. Сжальтесь, ваше высокоблагородие, примите нас, троим места немного надо". Помощник, пожимая плечами, приказал нам обратиться к капитану, который в это время находился в каюте. Мы вошли в каюту. Капитан сидит в кресле без рубахи, в одних подштанниках: пот с него так коблуком и валит, едва успевает полотенцем стирать. Он вскинул на нас круглоголубые глаза и громко спросил: „Что вы сюда пришли?" – „К вашей милости, ваше благородие, покорнейше вас просим, поместите нас на свой пароход, хотя не на всю путину". – "Никак нельзя, без вас тесно", заревел капитан. – „Сжальтесь, ваше высокоблагородие! Мы ожидали вас 7 суток, как отца и покровителя; располагали на ваше благоизволение, что вы нас не оставите долее скитаться между чужих европейцев и египтянов". – „Я вас не просил ожидать себя, заревел капитан во все горло, и вы не спрашивали меня, как залетать в Африку! Местов для вас у меня на пароходе нет. Кроме вас уже трое находятся на пароходе сверх нормы”. —„Сжальтесь, ваше высокоблагородие, не откажите. Если вы нам отказываете, поэтому иностранные с нами уже и говорить не будут. Нам трем человекам места требуется немного, мы поместимся на палубе, только не откажите". – „Ни под каким видом нельзя, я уже вам сказал раз: не возьму!

Ожидайте следующего парохода, через месяц, а теперь выходите из каюты”. – „Через месяц могут нам отказать так же, как и вы. Сжальтесь, ваше высокоблагородие!”—„Не просите, хоть застрелитесь, не возьму". Вышли мы из каюты и думаем, кого еще будем просить? Разве сходить к вице-консулу, чтобы он с своей стороны попросил за нас капитана. Пришли опять в консульство. – „Что вы, казаки, пришли?" спросил вице-консул. – Попросить вас, ваше высокоблагородие: взойдите в защиту, попросите капитана, чтобы нас приняли на „Херсон”. —„Я уже просил об вас капитана, чтобы приняли вас на пароход, но капитан отказал за неимением места. Более человеку докучать не могу, скорее же вы сами попросите его". – „Мы его просили. Хоть застрелитесь, говорит, не возьму". – „Какая неприличная речь для капитана, – сказал вице-консул. Делать нечего, съезжу я на пароход, напомяну о вас. Может быть умилосердится и увезет хоть до Цейлона. Подождите у консульства моего прихода”. И с тем он поехал на пароход.

Мы подошли к наружным дверям консульства, прислонились к стене спинами и печально призадумались. Подошел к нам человек в партикулярном костюме и сказал на чисто русском наречии: „Что вы, ребята, стоите, призадумались?" Этими словами он нас возбудил как бы от сна. – „Как же, говорим, нам не призадуматься? Залетели мы в дальние чужие государства и скоро ли отсюда выдеремся, нам самим неизвестно. Ходили на русский пароход „Херсон"№, капитан нас не принимает”. —„А вас сколько человек?”—спросил господин. „Всего только трое". – „На вас какая это форма: малинового цвета околыш?”—„Мы уральские казаки". – „Грамоту знаете?" – „Знаем". – „Идите за мной, я запишу ваши имена". Он отворил дверь и вошел в консульство, а мы за ним. В канцелярии присутствующие чиновники все встали. Господин сел на стул и начал с ними говорить по-немецки (в консульстве находились все германцы, только один вице-консул Пчелинцев, уехавший на пароход к капитану, русский). Потом говорит нам: „Подождите немного, человек вернется и привезет известие, возьмут вас на пароход или нет; если не возьмут, тогда посмотрим".

Вышли мы из консульства, сели на тротуар и рассуждали между себя, что это за господин? Не иначе, этот человек имеет власть значительную и, жалея наше печальное положение, вознамерился ходатайствовать о нас. Видно, братцы, человек имеет добрую душу, чувствует печаль стороннего человека и старается заглушить печаль и влить порядочную долю радости, а не так как капитан на „Херсоне”. Можно было отказать нам добродушными словами, но он, как лев, ревет. Людям без того горе, а он к тому же добавляет: „хоть застрелитесь!" – Так пока судили, рядили, в это время возвратился Пчелинцев с парохода, подошел и сказал нам: „Нет возможности вас поместить на пароход; вероятно пока придется вам остаться”. И ушел в консульство.

Мы говорим втихомолку: „ступайте в канцелярию, там есть у нас защитник; по всему, он имеет железную волю". Через две минуты выходят из консульства Пчелинцев и тот господин, быстрыми шагами направились к берегу, сели в лодку и поехали на „Херсон”. В это время пришел к нам наш переводчик (старый жид, наш обдирала) и узнал от нас, в чем дело. – „Ну, теперь господин этот, сказал переводчик, поехал капитану нос натягивать; теперь уже уедете!" – „Для чего прежде времени врать", сказал я ему. Через полчаса Пчелинцев и господин спустились с пароходной лестницы и сели в лодку. Мы с нетерпением ожидали их с добрыми вестями, но они направились на другой русский пароход, под названием „Корниловъ”, следовавший из Александрии в Россию. С „Корнилова” Пчелинцев возвратился один и, пройдя мимо нас в консульство, не сказал ни слова. Прошло около часу, пароход дал сигнал к отъезду. „Чего теперь мы ожидаем? – говорили мы между себя, „Херсон" через 10 минут уйдет на Владивосток, идемте, хоть проводим его".

Проводили „Херсон” в 6 часов вечера и пошли в гостиницу. Повстречался нам на дороге гавас из египтян, который находится при русском консульстве, и объявил нам, что требует нас вице-консул Пчелинцев. Мы пошли. Пчелинцев спросил нас: „Знаете ли вы этого чиновника, с которым я ездил на „Херсон?”—„Никак нет, ваше высокоблагородие, не знаем”. —„Это Палестинского Общества начальник; хотел он поместит вас на „Херсон", да очень тесно и опасаются, чтобы от стеснения людей не завелись в народе болезни. Теперь вот что: палестинский начальник приказал вам объяснить, что русский пароход придёт, сюда не раньше, как через месяц; вам здесь ожидать будет стоить дорого, лучше ехать вам обратно в Иерусалим до следующего парохода. Он хочет вас содержать у себя бесплатно. Если желаете, поезжайте к нему; впрочем, это дело ваше, как хотите, а моё дело передать". – „Ваше высокоблагородие, если следующий пароход придет из Одессы и число народа и тягость груза окажется еще больше, и капитан откажет нам, как и на „Херсоне": дескать хоть застрелитесь, не возьму, что же тогда: мы снова должны ехать в Палестину и кормиться от начальника?”

– „Ну, я вперед уже сказать не могу, возьмут вас на пароход или нет. Однажды я вас остановил ожидать русский пароход и ошибся. Теперь, как хотите". – „Мы думаем уехать на французском пароходе, о котором говорят, будто бы придет послезавтра". – „А в какие края пароход-то следует, вы слыхали?”—„В Австралию, ваше высокоблагородие". – „Хорошее дело”. – „Покорнейше просим, ваше высокоблагородие, дознайте во французском агентстве, что стоит доехать до Колумбы, Сингапура, Сайгона, Онкона, Шанхая и Нагасаки?" – „Хорошо, это всё я узнаю и надеюсь, что французы сделают вам уступку. Придите ко мне завтра, в 10 часов утра".

8-го июля, в 10 часов утра пришли мы в консульство, и Пчелинцев объявил нам: „Вот что, казаки: до Сингапура если взять вам билеты, тогда вам до Нагасаков обойдется очень дорого: возьмут 504 франка и 90 солд. с каждого". – „Нам желательно, ваше высокоблагородие, приостановиться в Колумбе, также и в Сингапуре, посмотреть на местный народ и дознать об их религиях”. —„Дознать то о всем вы можете, пароход в Колумбе остановится и вам будет перемещение на иной пароход. Также и в Сингапуре приостановитесь и в это время можете обо всем дознать. А если взять билет до Колумбы, с Колумбы до Сингапура и так дальше, тогда до Нагасаков у вас выйдет денег по 1000 франков с каждого”. Того же числа Пчелинцев послал с нами своего гаваса в английское консульство, для обмена денет русских на английские лиры (лира или фунт 9 р. 60 к.). С тем же гавасом сходили мы во французское агентство и купили на троих билет за 1514 франков и 70 солд. Выйдя из агентства, гавас сказал нам: „ну, теперь уже можно надеяться, что уедете". – Да, довольно насмотрелись на египтянов", – ответили мы.