Текст книги "Синусоида"
Автор книги: Вячеслав Рязанов
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
Вдруг открывается дверь, залазит (от земли до пола вагона сантиметров 70, поэтому неизбежно приходится залазить, а не заходить) нубиец из армии чернорабочих. Я о них уже вспоминал; никто точно не знает, чьи они граждане – Египта или Судана. Работают буквально из-под палки, держатся отдельно от арабов, с нами вообще не общаются. Никогда.
И вдруг такой сюрприз. Лезет. Араб-инженер ему:
– Куда?
– Сюда. Погреться хочу.
– На каком основании?
– Гамаль Насер сказал, что все граждане Египта равноправны, вот на каком. (Гамаль Насер – первый президент республики Египет).
– Правильно сказал Гамаль. Стань-ка сюда. И как толкнул его в открытую дверь! На улицу. Вскрикнул нубиец и улетел в темноту спиной вперёд, земле навстречу.
Утром узнали, что среди них, нубийцев, нашёлся смельчак, который на спор взялся продемонстрировать соплеменникам свой новый статус равноправного гражданина Египта.
Очень неловко нам было оказаться очевидцами этой сцены.
О семье. Роль семей, приехавших с нами сюда на стройку, переоценить невозможно. Жёны, храня уют, жильё, не давали нам дичать, звереть, а участвуя вместе с нами в общественной жизни, поддерживали нас не только как полноценных работников, но и просто как людей, у которых должны быть и интересы, не связанные со служебными обязанностями. Иначе достойно отработать срок командировки, пожалуй, невозможно.
А сейчас несколько моментов из жизни – как на работе, так и в нашем коллективе советских специалистов в посёлке Сахара в свободное, если так можно выразиться, время.
Общественная активность. Светлыми пятнами в суровых условиях Асуана были клуб и бассейн. В клубе была широкая (для местных масштабов) сеть художественной самодеятельности. Например, в хоре участвовали (добровольно – принудительно) практически все женщины и большинство мужчин.
Однажды, по поводу шестой годовщины начала стройки, в концерте нами была исполнена песня "Хотят ли русские войны?" на арабском языке. Мы её долго учили, репетировали, чтобы сделать сюрприз приглашённым арабам. А их было человек пятьдесят – всё руководство стройки. Они растрогались, устроили овацию, а потом попросили перевести текст на арабский.
Но такие конфузы ничуть не сказывались на главном, а главное было в условиях пустыни Сахары жить по возможности ближе к условиям нормального общества.
Бывали в клубе и вечера танцев. На такие праздники, как Новый год, 8 Марта, 1 Мая и 7 Ноября устраивались общие торжества со столом в складчину и другими, традиционно советскими развлечениями (конкурсы, викторины и т.п.).
Бассейн. Он располагался километрах в 10 от посёлка Сахара по пути в Асуан. Можно было до него доехать в любой день нашим рейсовым автобусом. Возили нас, конечно, бесплатно, поэтому любители ездили туда часто. Вода – всегда идеально чистая, достаточно прохладная (градусов +30-32 С°). Площадка вокруг бассейна кафельная, тоже чистая. Вышка 3 метра. Что ещё надо советскому специалисту в пустыне? Покупались, вернулись домой и на работу (во вторую смену или в ночь). Если хотелось отдохнуть на природе, в кругу семьи, зимой можно было пойти в пустыню, побродить, поохотиться на скорпионов. Скорпион, если ты его видишь, совсем не опасен, но надо помнить: бей первым, иначе может случиться неприятность, иногда даже с летальным исходом.
Красное море. Сильно повезло тем, кто попал в списки экскурсии на Красное море. Вместе с дорогой на неё ушло двое суток. Чисто на море мы были целый день – успели увидеть чудо подводного мира с кораллами, разноцветными рыбами, которые тысячами роились, не обращая на нас внимания. Это было время, когда с египетской стороны на побережье не было никаких населённых пунктов. Пустыня и море – и всё.
Чтобы не порезаться о коралловые рифы, надо было лезть в воду обутыми и одетыми. А чтоб рассматривать подводный мир, у каждой компании был "телевизор".
Телевизор – это кастрюля с прозрачным стеклянным дном, которую мы делали дома, в Сахаре, готовясь к этой экспедиции. Эту кастрюлю погружаем в воду наполовину, что даёт возможность любоваться подводным царством без помех-преломлений.
Впечатлений от фауны подводного мира у нас, наверняка, было больше, чем у сегодняшних тысяч отдыхающих туристов-путешественников.
Все заразились сбором кораллов, раковин, морских ежей. Благо – всего этого под водой было неограниченно. И глубина – метр-полтора.
С морским ежом связан такой эпизод. Один из строителей плотины (наш, конечно) после ста граммов полез на коралловый риф, поскользнулся и сел на морского ежа. Орал от боли так, что наш старшой хотел прервать экскурсию и возвращаться домой, в Асуан. Но обошлось – спасла народная анестезия.
Потом, вернувшись в Сахару (наш посёлок), целую неделю чистили кораллы скребками, щётками; выпаривали их по 8 часов со стиральным порошком. Кто не поленился, тот обзавёлся богатейшими коллекциями. Сейчас, через 40 лет, у меня осталось штук 10 экспонатов, несмотря на то, что большая часть коллекции разошлась за это время по друзьям.
Александрия. Туда можно было попасть раз в год на 10-дневный отдых передовикам производства Асуанской плотины (наше руководство перенесло в Египет максимум составляющих социалистического общества, вплоть до соцсоревнования).
Всё прекрасно: сказочное изумрудное Средиземное море, ласковое солнышко, масса развлечений разного рода на набережной, достопримечательностей: Помпеева колонна, построенная из красного асуанского гранита; форт на острове Фарос, построенный на месте знаменитого маяка 3-го века; дворец Монтаза, в котором последний король Египта Фарук влачил существование в трёхстах комнатах, и много других интересных мест.
А из забавного можно отметить то, что зоркое око наших отечественных радетелей и там не ослабляло заботу о нас. От них пришла информация для советских отдыхающих о том, что спирт (самый дешёвый из алкогольных напитков) пить ни в коем случае нельзя, так как его поставляют из местного анатомического театра после замены в сосудах с законсервированными в них органами. Испугали...
Работа. Новичок. Советский специалист выходит в свою первую смену. Первый рабочий день. Жара. Новичок во всём мире -салага, над которым надо подшутить. Араб-бригадир, выбившийся, как у нас говорят, из грязи в князи, с дружеской улыбкой что-то спрашивает (уместно заметить, что рабочие никогда не позволяли себе шуток и розыгрышей с иностранцами).
Так вот. Наш, естественно, не понимая и ориентируясь только на любезный тон аборигена, отвечает: "Да, да; иес, иес". Общее веселье зрителей и интуиция подсказывает новичку, что "друг" говорил ему нечто гнусное.
Держи, сибиряк, ушки на макушке!
Конфликт. Я уже вспоминал о том, что участие в художественной самодеятельности посёлка Сахара, полностью заселённого советскими специалистами, было отдушиной для нас, испытывающих дефицит общения с соотечественниками.
Перед праздниками, т.е. перед ответственными концертами, нас, участников, на работе переводили в другую смену, чтобы, когда необходимо, обеспечивать нашу явку на репетиции.
Тут я хочу заметить, исходя из собственного опыта общения практически со всеми народами мира, что люди все, в принципе, одинаковые. Разные в деталях. Но одинаковые в общем: у всех есть разделение на богатых и бедных, умных и не очень, наглых и скромных, наивных и хитрых, обманщиков и честных, трусов и смелых...
Когда меня из-за репетиции временно перевели в чужую смену, я понял, что арабы – члены бригады приняли меня за новенького. А традиция подшутить над новичком-салагой всемирная, как я уже вспоминал.
Смена ночная. Шутки-розыгрыши были разные – сначала беззлобные, потом покруче (я их не привожу – юмор национальный). Но так как я уже довольно свободно владел арабским (о чём они не знали), то легко раскалывал все подначки, чем к утру всерьёз расстроил техника-араба – парня очень высокого самомнения и не очень большого ума. К концу он перешёл к грубым, хамским шуткам для поддержания своего авторитета в глазах коллег-подчинённых и в расчёте на то, что я этих шуток не пойму.
Короче, я взял его за руку, повернул спиной и наподдал ногой. А это у арабов – полный позор. Он хватает кусок трубы, бросается на меня, его удерживают рабочие...
В этот момент подъезжает наш (советский) начальник управления буровых работ, человек очень строгий. Поняв, в чём дело, принимает, во избежание скандала, решение сегодня же отправить меня в Союз, а семья, мол, соберётся и уедет через пару дней, обычным рейсом.
Смена заканчивается. Уже я иду к автобусу, чтобы навсегда покинуть плотину. Вдруг появляется кавалькада автомобилей – это Министр Плотины приехал с проверкой хода строительства. Должность Министра Плотины была учреждена Президентом Насером с учётом важности стройки для сельского хозяйства и промышленности Египта. С ним, как везде, местное начальство и разные холуи.
Субординация, иерархия – понятия в Египте святые; к Министру из наших мог подходить только начальник строительства.
Я, которому уже нечего терять, пробиваюсь через свиту и прошу меня выслушать. А мне его помощники – переводчика нет. А я – а мне он не нужен.
И начинаю свой рассказ. Язык арабский народный, когда вещи называют своими именами, что, конечно, не принято в высших кругах. Благодаря этому мой пересказ происшествия весьма впечатлил Министра. Он приказал немедленно найти и привести к нему злополучного техника.
Техник подходил к Министру, рассчитывая пожаловаться на рукоприкладство русского, но не успел сказать ни слова. Министр собственноручно набил ему морду и извинился передо мной; подозвал начальника управления, робко стоящего неподалёку, извинился и перед ним и пожелал успехов в работе.
С Плотины я не уехал, доработал до конца своего контракта. Техника этого больше не встречал.
А на празднике, к которому мы готовили художественную самодеятельность, из-за чего судьба свела меня с этим техником, в торжественной его части мне вручили подарок от арабской стороны – музыкальный альбом для фотографий и денежную премию. Я на неё пошил себе костюм у араба-портного в Асуане.
О скорпионе. Как-то на смене араб-техник по имени Кадар наткнулся рукой на скорпиона. Скорпион в таких случаях обязательно отвечает ударом своего отравленного хвоста. А степень ядовитости их жала зависит от сезона. То, что я описываю, произошло в самый серьёзный период брачных отношений скорпионов, а Кадар, как человек грамотный, знал, что через минут пятнадцать он может умереть. Тем не менее, не теряя самообладания, прямо у меня на глазах, он достал из портмоне лезвие и рассёк место укуса. Сделал два разреза крестом. Тут же стал сливать из раны кровь, выдавливая её крепким поглаживанием руки по направлению к ране. Через пару минут мы ему сделали перевязку. Голова болела сильно, но к концу смены Кадар полностью пришёл в себя. Вот так решительность и самообладание спасли ему жизнь.
Экстремальная ночная.
Около месяца пришлось поработать не на самой плотине, а на правом берегу. Правый берег Нила – сплошная пустыня. Камни, камни, ямы; растительности никакой. Породы трещиноватые, и наша задача – через скважины, нами же пробуренные, закачать, т.е. заполнить эти трещины водонепроницаемым раствором, который в будущем предотвратит фильтрацию воды в обход тела плотины. Протяженность участка – километра полтора от берега Нила. Участок временный, ничем не оборудован. Ночью темень сплошная, луны нет.
Автобус привозит смену на плотину, а эти полтора километра надо преодолеть пешком. По ямам, по камням. На точке работает двигатель установки с генератором на 12 вольт и горит одна лампочка. Она – единственный ориентир. Сменить советского коллегу надо точно вовремя, иначе он может не успеть на автобус, увозящий смену с плотины.
Иду на лампочку. Что-то или кто-то бегает поблизости. Потом начинается вой шакалов. Один, потом два сразу, потом целый хор. Ужас! Волосы дыбом! Температура воздуха – градусов тридцать, а по телу мороз! Кожа гусиная.
Добрался, увидел людей, страх исчез. Пожелал сменщику успешно добраться и успеть на автобус (ему легче – он идет на огни стройки).
Все, смена началась, работаем до утра.
Зубник на плотине. Однажды один из рабочих моей бригады почувствовал сильную зубную боль.
Позаглядывали мы ему в рот, обнаружили там в одном зубе дырку. Повёл я его к арабскому начальнику смены за направлением к зубному доктору. Исчез парень на неделю.
Приходит, открывает рот – пустой. Ни одного зуба! Объясняет, что все зубы у него плохие, оставлять их было опасно и добрый частный доктор, к которому его направил зубник из больницы на плотине, любезно и бесплатно удалил ему все зубы. Вот и весь эпизод.
А объяснение этому мне дал араб-инженер, коллега. По секрету и только благодаря нашим дружеским отношениям. Оказывается, добрый дядя частный доктор – новичок в зубодёрганье, ему надо потренироваться, а зубник при плотине – его товарищ. Вот он и помогает ему набить руку.
Дружба, выручка, взаимопомощь по арабски.
Кино. Асуанская плотина – стройка историческая и, естественно, ход её запечатлялся СМИ, в частности, кино. Попал и я в объектив истории. Вот как это было.
Две бригады национальных бурильщиков, которых я обучал на рабочем месте, вот уже полтора года работали в тоннеле. Приехали киношники. Из Каира. Выслушали мой рассказ о подготовке отечественных кадров советскими специалистами, повосхищались нами и начали съёмку. То сюда меня поставят, то туда. То так повернись, то этак. Через полгода долгожданный фильм дошёл до Асуана (ТВ там не было, демонстрировали внашем клубе). Кинофильм на полчаса. Рассказывали о всех подробностях стройки. Но ни разу не показали ни единого советского специалиста. А я то ждал, а я позировал!
В личных беседах арабы-инженеры – наши дублёры доходчиво объяснили нам, что потомки должны знать своих героев труда, а не считать, что плотина была построена иностранцами. Что ж, наверное, логично, хотя каждому, кто видел и, тем более, участвовал в этой стройке, ясно, что построили её мы, советские люди. И национальные кадры гидростроителей Египта создавались тоже нами.
Проводы. Последняя моя смена была ночная. Жара ночью почти не ощущается. Работаем и усиленно пьём чай. Чай арабы пьют пятидесятиграммовыми стаканчиками. Чай сладкий, как патока, и крепкий, как чефир. Такой чай мусульманину, которым религия не позволяет употреблять алкоголь, вполне заменяет его.
Под утро меня в честь расставания угостили каким-то наркотиком из кальяна. Было забавно затягиваться через целую систему шлангов и горшков с водой. Ничего не почувствовал, но, как и всей компании, т.е. моей смене, стало очень весело и полностью исчез языковый барьер.
Последняя, сентиментальная, смена закончилась. Наше руководство дало мне сутки на сборы и прощание с остающимися соотечественниками. И вот, когда мои провожающие друзья уже погрузили в поезд Асуан-Каир наши вещи, на перроне появились мои техники, которых я за два года научил работать, уже простившиеся со мной вчера на смене. Прощаясь, они вручили мне рулончик со словами: "Посмотрите в поезде, а смысл поймёте очень скоро".
Поехали. Рулончик оказался картиной, написанной маслом моим учеником-техником Тагой. На ней была изображена арабская семья из шести человек, каждый член которой по своему в ужасе закрывался от взрывов, видных на заднем плане.
Этот отъезд состоялся 29 мая 1967 года. А 6 июня началась арабо-израильская война (её начал Египет). Эта война закончилась через неделю полным разгромом арабов, т.е. Тега предвидел последствия воинствующей истерии арабских антисемитов.
Эту картину я храню. Подпись "Тага" на ней есть. А стал ли Тага художником, не знаю. Может, я обладатель шедевра?
У Сфинкса Зимний отдых на природе в пустыне
Инструктор и стажеры на участке буровых работ на плотине
Плотина в разрезе (из проектной документации)
ГЛАВА VII ЕГИПЕТ. ВИЗИТЫ
Значение Высотной Асуанской плотины для Египта огромно. До ее постройки в сельском хозяйстве страны, расположенной, практически, в пустыне, использовалось всего три процента от общей территории. Кроме увеличения сельхозугодий за счет расширения поливочных площадей, Египет с завершением строительства смог полностью обеспечить свою страну электроэнергией и стал экспортировать ее в соседские арабские страны. С учетом важности этого строительства был учрежден пост министра плотины; мы часто оказывались свидетелями его визитов на стройку, так как он регулярно приезжал сюда для личного контроля хода строительства.
Наша страна, являясь партнером Египта в этой стройке, довольно часто присылала сюда различного уровня делегации. Были и первые лица, министры СССР, деятели литературы и искусства.
Памятен визит нашего Генсека Хрущева Н.С. Как водится, был организован митинг в честь советско-арабской дружбы. Никита Сергеевич в своем выступлении помянул союз рабочих и крестьян, а толпа арабов-рабочих, услышав слово «крестьяне», поняли его как «христиане», умилились тому, что Хрущев-то, оказывается, не коммунист, а верующий христианин…
И еще больше растрогались, когда Никита Сергеевич, сидя в процессе митинга на стуле на сорокоградусной жаре, заснул и с него несколько раз свалилась его знаменитая соломенная шляпа. Телохранитель поднимает шляпу с земли и бесцеремонно нахлобучивает ее ему на голову, а Хрущев опять носом клюнет – шляпа опять падает. И так раза три. Простой был, народный вождь.
Приезжал министр энергетики и электрификации СССР П.С. Непорожний. Кроме работы, проведал своего сына, который трудился с нами простым инженером, за что заслужил уважение всех коллег. Ведь обычно дети таких лиц где-то пристраиваются, а этот поехал, куда и простые смертные не всегда соглашались ехать.
Была у нас Фурцева Е.А. – министр культуры СССР. Визит самый обычный. Мы ее порадовали концертом силами нашей самодеятельности. Примечательно только то, что она, волею случая, сидела в зале сразу передо мной. Есть даже фотография. Горжусь, хотя и знаю, что Екатерина Алексеевна переродилась в заевшуюся барыню, могущую вызвать к себе на дачу балетную труппу Большого Театра в полном составе для увеселения своих гостей.
Еще у нас был Евгений Евтушенко. Молодой, но уже называл себя человеком мира, космополитом. Рассказывал, как где-то в Латинской Америке в гостинице, мальчик-лифтер благодарил его за хорошие стихи. На мой взгляд Евтушенко тут приврал, стер границы между желаемым и действительностью.
Заканчивая эту часть об Асуане, могу сказать, что из всех моих загранкомандировок самой тяжелой (по климату и физически) была эта. Но она оставила в памяти самые свежие воспоминания потому, что наш коллектив жил там работой. Без интриг, без подсидок коллег, без карьеристских проходимцев. Недаром существует пословица: «Что тяжело переживается, то приятно вспоминается».
Эпилог с отступлением. Прошло два года весьма тяжёлой командировки. Тем не менее, воспоминания о ней – только позитивные, так как мы делали дело, болели за него, гордились результатами. Да и сейчас я горд тем, что участвовал в строительстве объекта мирового масштаба и значения.
А сейчас – о последнем Асуанском эпизоде, правда, скорее печальном, чем забавном. Большой профсоюз – так зашифрованно всегда называется советская партийная организация за границей. За высокие показатели в работе мне при отъезде предложили рекомендации для поступления кандидатом в члены КПСС. О партии я знал, как и большая часть народа, по книгам и кино. Одним словом "Коммунисты, вперёд!". И мне хотелось качественно улучшить её собою. Поэтому рекомендации взял с гордостью, был польщён.
Приезжаю домой. Отдаю в горком рекомендации. А меня принимать не хотят. Причина – лимит на служащих исчерпан. А мои рекомендации – на рабочего. Борюсь, доказываю. Доказал, приняли, но остался осадок, ощущение, что с меня хотели за партийность что-то содрать. Вот так со старта зародилось сомнение в лозунге "Дело партии – дело народа".
Пробыл в рядах (самых задних) партии 23 года. Платил взносы и больше ничего. А когда остался без работы (было закрыто училище, где я директорствовал), то ни власти, ни партии оказался не нужен.
Август 91-го и далее подтвердили моё разочарование в святая святых. Вспоминать Африку можно ещё долго, но пока хватит.
Прошло года три после нашего возвращения из Африки. Утром собираюсь на работу, между прочим смотрю в окно и вижу, о чудо, Илью Семёновича с которым мы вместе работали в Асуане. Мы были в разных управлениях: я – работник департамента буровых работ, он – ведущий инженер департамента исследовательских работ.
Наши смены почти всегда совпадали, поэтому волей судьбы мы были близкими знакомыми.
Как-то в ночной смене я пришел к нему на перекур (это метров двести). Когда уходил, он попросил меня по пути открыть задвижку, чтобы наполнить бак раствором, который использовался для его исследовательских работ. Я открыл и ушёл на свой участок.
Через час Илья прибегает ко мне весь трясущийся от возмущения. Оказалось, что бак заполнился и раствор через верхнюю горловину хлынул на экспериментальную площадку, на которой замерялась интенсивность фильтрация воды через тело плотины. Илья Семёнович посчитал, что если я открыл задвижку, то я её и закрою.
Ликвидировать последствия этого недоразумения пришлось нам двоим (а надо было всё сделать до утра, до приезда начальства). В общем, мы успели. Убрали лопатами раствор, присыпали свежим песочком огрехи, но Илья так и не признал, что виноват он, а не я. И обиделся.
И вот, дома, в Донбассе, я вижу в окно Илью Семёновича, который из Асуана вернулся в свой родной Новокузнецк. Это в Западной Сибири.
Кричу, зову, прошу подождать. Выскочил к нему, обнялись, рады встрече. Он приехал в наш геологоразведочный трест по обмену опытом и там ему порекомендовали посмотреть училище геологоразведчиков – гордость треста. А моя квартира в доме на территории училища. Вот так могут пересекаться пути людские. Весь день я рассказывал и показывал ему все тонкости и детали процесса подготовки буровиков, а вечером, естественно, засели отмечать встречу.
Наотмечались, навспоминались по максимуму, отвёз я его в гостиницу... обнялись на прощание. а он мне шепчет в ухо: «Почему ты не закрыл тогда задвижку»?
А ведь мы тот случай не вспоминали.
На том и расстались.
Н.С. Хрущев награждает нашим орденом техника-араба
Е. Евтушенко выступает Е.А. Фурцева в Асуане.
перед нами в поселке за ее спиной – автор
Сахара в Асуане
ГЛАВА VIII ПЕДАГОГ В РОДНОМ УЧИЛИЩЕ
Итак, вернулись мы домой из Египта. Опять родное училище. На заработанные деньги купил машину; из-за этого мгновенно опустился (в смысле уровня жизни) до пролетариев, ненавидящих всех, кто сидит за рулем собственного автомобиля.
Закончил институт, который начинал еще до Египта, стал заместителем директора по воспитательной работе. Получил кличку «Комиссар».
В советские времена с квартирами было полегче. Можно было получить скромное жилье без блатных связей, без взяток. Поскольку детей у нас стало уже двое, мою однокомнатную отдали ветерану училища-одиночке, а меня поселили в восьмиквартирный ведомственный дом на территории училища. Но уже в двухкомнатную. В этом доме мы прожили больше тридцати лет. Вокруг все знакомые, соседи, знаю всех – все происходит на моих глазах; и хотя через двадцать лет меня перевели в другое училище директором, родным остался этот дом и это училище.
Вспоминаются времена, когда контингент учащихся за первые пятнадцать лет существования училища вырос с двухсот человек до тысячи двухсот. Была создана мощная база по подготовке буровиков. Училище стало самым крупным в Советском Союзе среди профильных, то есть готовящих по нашей специальности.
В 1970-м из Дагестана приехали сразу двести человек. Прекрасные ребята. Среди них был Долгатов Магомед. Года на три старше остальных, мастер спорта по вольной борьбе, талантливый организатор, прекрасно пел, среди своих земляков был непререкаемым авторитетом.
Забегая вперед скажу, что вся его последующая жизнь оказалась связанной с училищем. И на буровой работал, и мастером производственного обучения, и тренером по борьбе. Ушел на пенсию уважаемым Магометом Радзиевичем.
В то время я был замом директора по воспитательной работе, так эти ребята не просто выручали, а резко подняли училище на первые места по области (а всего в области тогда было сто двадцать училищ) в спорте и, особенно, в художественной самодеятельности. Петь, танцевать каждый из них был готов, хоть разбуди их ночью. Мы им пошили национальные костюмы (бурки, газыри, кинжалы и прочее) и организовали Дагестанский национальный танцевальный ансамбль, который легко прошел областные конкурсы и вышел на уровень республики. Танцевали душой. Как-то на областном смотре один из них, приземляясь после прыжка в танце, сломал ногу. Закончил танец и только потом согласился ехать в больницу.
А однажды, заняв первое место на смотре художественной самодеятельности в нашем городе, они попросили разрешить им пройтись по центру в этих костюмах. Не буйствовали, не хулиганили, но плясали на улице так, что собралась толпа зрителей. Была и милиция, не вмешивались, но, тем не менее, на следующий день по городу пошел слух о кавказцах, захвативших город.
Все было хорошо на протяжении сорока пяти лет. Эти сорок пять лет училищем руководили два директора: первый проработал двадцать восемь лет и второй – семнадцать. При них училище постоянно росло и совершенствовалось.
Активно работали до пятнадцати разных кружков. Наши работы выставлялись, и не раз, на ВДНХ СССР в Москве.
Хлестунов Владимир Васильевич, Голиков Валерий Григорьевич – эти два друга поступили на учебу в училище после армии. Взрослые, серьезные и очень талантливы в любом деле, требующем творческого подхода и золотых рук. Естественно, после выпуска их оставили мастерами производственного обучения. Их руками были сделаны все классы по специальностям, облагорожен общий вид училища. До сих пор жива мозаичная картина на стене главного учебного корпуса, символизирующая ведущую роль рабочего класса в жизни страны. Размеры этой картины восемь на три метра. Авторы – Голиков и Хлестунов. В 2000-м году, то есть с тех пор, как училищем стали руководить не энтузиасты, а чиновники, они оба уволились. Училище в их лице потеряло не только педагогов, но и истинных творцов. Судьба Хлестунова не известна, а Голиков В.Г. вполне успешно шагает по жизни дальше. Это именно тот пример, который доказывает, что талантливым людям в любое время найдется занятие, гарантирующее и кусок хлеба и, пусть не очень жирный, но кусочек масла.
Очень тепло вспоминается первый директор – Вигдергауз Давид Львович. Он принял меня в училище учеником. С ним рос не только я, но все. Ушел он на пенсию со своего поста через двадцать восемь лет. Интеллигентный, умный, справедливый, деликатный. На пенсии он активно участвовал в активной жизни города, составляя книгу памяти погибших в боях за Родину.
Когда я читал в училище автодело, моими коллегами были Земский Леонид Петрович, Панасенков Валентин Павлович, Лебедик Василий Иванович. Все они помогали стать мне полноценным преподавателем.
Панасенков Валентин Павлович – первый преподаватель автодела, основатель настоящего класса автодела. Своими руками с учащимися изготовил все наглядные пособия по двигателю и ходовой части автомобиля. Знания давал так, что его выпускники могли без проблем объяснить работу любого узла двигателя и сдать любой экзамен по предмету.
Каждый его выпускник вспоминает о нем с благодарностью. И педагог, и человек – так о нем все говорят, хотя уже несколько лет, как он ушел из жизни.
Павел Елисеевич Меншиков пришел в училище из нефтеразведки. Образование – высшее, отличное знание своей профессии, поэтому вел предмет «буровое оборудование». Через пару лет стал замом директора по учебно-производственной работе. При контингенте учащихся более тысячи человек работа очень слаженная; во всем и всегда добросовестно относился к выполнению задачи обеспечения непрерывного учебного процесса.
Интеллигентный, буквально все сотрудники его уважали, что редко бывает в большом коллективе. Вполне заслуживал более высокого поста, но мешало его западно-украинское происхождение. В советские времена это имело значение. Был беспартийным.
Работал до ухода на пенсию.
После Вигдергауза Д.П. училищем в течение восемнадцати лет руководил ветров А.В., выпускник нашего, то есть своего родного училища. Он успешно продолжал развивать техническую и материальную базу училища вплоть до 2000-го года. Уйти от дела своей жизни он был вынужден, поскольку политика власти страны резко изменилась в сторону тотальной коррупции, и те, кто не согласился прогнуться и отдавать бюджетные средства в карман вышестоящих личностей, подверглись всяческим придиркам, угрозам и преследованиям. Об этом продолжу позже, а сейчас еще о товарищах, память о которых никогда не сотрется. Каждый из них оставил след в моем становлении в этой жизни.
Рубцов Сергей Георгиевич: в 41-м он был мобилизован и направлен в училище младших офицеров, так как имел, а это в то время считалось немалым, семиклассное образование. Прошел всю войну, продолжал служить в армии до 56-го годы, до памятного всем сокращения Армии на миллион двести тысяч. Демобилизовался в звании капитана.
Семью уже имел, двоих детей, поэтому в нашем городе ему дали квартиру. Поступил учиться в наше училище на первый набор сменных буровых мастеров. Параллельно пошел в вечернюю школу в десятый класс, закончил ее, а после окончания училища был направлен на Высшие Инженерные курсы в город Ленинград. Через два года перевелся на четвертый курс Украинского Заочного Политехнического института и стал мастером производственного обучения в нашем училище, в группе, где в то время учился я.
Несмотря на разницу в возрасте и в положении (я учащийся, он – мастер) мы сдружились, так как было много похожего в наших судьбах.
Через пять лет я вернулся с буровой в училище. Сергей Георгиевич уже стал преподавателем бурового оборудования.
Потом я стал странствовать и каждый приезд сюда мы встречались, я иногда заходил к нему на уроки, рассказывал учащимся о своей работе на буровых заграницей.
Часто чаевали. Чаепитие располагало к беседам, к воспоминаниям. Для меня был первый и единственным участником Великой Отечественной Войны, кто не скрывал, что главным для каждого солдата и офицера было остаться в живых, а не совершать подвиги, как нам, молодым, внушали через средства массовой информации.
Умер он в восьмидесятых годах спокойно, без особых болезней. В моем становлении он сыграл важную роль старшего товарища, направляющего младшего на пусть справедливости, честности и добросовестности во всем. Личным примером он показывал, что в жизни всего надо добиваться в первую очередь упорным с трудом. У меня о нем осталась светлая и благодарная память.