Текст книги "Синусоида"

Автор книги: Вячеслав Рязанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

В 2007 году на встрече кадетского братства я рассказал эту историю в подробностях; мой товарищ по самоволке, который, слава богу, приехал на эту встречу, подтвердил все её детали. Меня через 53 года полностью реабилитировали и даже зауважали. Так-то.

ПОХОД

К сожалению, я не помню, за что наш взвод наградили десятидневным автономным походом, но, вот удивительное свойство нашей памяти, поход помню в мельчайших деталях.

Общий срок пребывания в лагерях летом – месяц. Основное внимание – на физическое развитие суворовцев. Наш же взвод, к нашей радости, выпадал на целых 10 дней из жизни по общему распорядку: подъём, зарядка, хождение (передвижение) строем, кроссы, общеучилищные спортивные и другие мероприятия, в кино строем, отбой, обязательный дневной сон и т.д. и т.п.

Нам дали телегу с лошадью, загрузили её продуктами (наш паёк на 10 дней) и мы во главе с нашим офицером-воспитателем, командиром взвода, майором (это все титулы одного человека) двинули на почти что волю.

Каждый день проходили километров по двадцать. Совсем не обременительно! Кушать готовили сами. Каждый день назначался наряд по кухне, дежурный и дневальные по территории очередной стоянки.

Короче, всё было хорошо и радостно. Но лично у меня возникли сложности в отношениях с нашей лошадкой, о чём я и хочу рассказать.

Началось всё с того, что ночью, во время моего дежурства она пробралась на склад продуктов, стянула покрывало с нашего запаса хлеба и обгрызла верхние корки с 20 буханок. Меня крепко поругали за ротозейство – неприятно, тем более, что упрёки исходили не только от майора, но и от товарищей.

Через день мне поручили отвести лошадь на речку и искупать её. Веду её под уздцы, казалось бы, как заправский конюх, а она, видимо, вспомнила, как я выражался в её адрес в хлебном инциденте, и в отместку аккуратно наступила мне своим подкованным копытом на ногу.

Два дня я был на больничном, т.е., не шёл пешком, а ехал на телеге. Ещё через пару дней опять на моём ночном дежурстве наша лошадка, хоть и стреноженная, сумела уйти от лагеря и исчезла где-то в полях. Нашёл я её примерно через час, когда уже начал сереть рассвет. Осталось только привести её в лагерь. Это при наших-то взаимоотношениях! Минут двадцать пытался я по-хорошему пригласить её домой. В конце концовей это надоело – она встала на дыбы и своими оскалеными зубами тюкнула меня по темечку. Я упал и потерял сознание. Очнулся – лошади нет. Побрёл я в лагерь. Прихожу, а меня командир взвода спрашивает: "Где можно болтаться под утро в чистом поле?". Вот и попробуй объяснить...

Примечателен также эпизод с форсированием реки Десны.

Запасы наших продуктов стали подходить к концу, поэтому мы решили насобирать щавеля и сварить зелёный борщ. А щавель, по информации местных жителей, в изобилии растёт за Десной, в лугах.

Я, чувствуя угрызения совести за съеденный лошадью хлеб, вызвался сплавать туда и обеспечить коллектив обедом. Ширина реки в этом месте метров 200. Течение быстрое. Ко мне присоединились ещё трое. С офицером-воспитателем не согласовали ради сюрприза.

Поплыли. Снесло нас метров на 100. Набрали щавеля, там его, действительно, было много. Зашли выше по течению метров на 100, чтобы нас снесло как раз к лагерю. Плывём. Трусы, набитые щавелем, на головах. Держимся вместе, Добрались благополучно, но на берегу нас ждал, держась за сердце, наш командир. Однако обед, т.е., борщ, мы всё-таки сварили.

И последнее из этого похода. Последние пару дней мы недоедали, но берегли банку тушёнки 5 кг, чтобы, когда вернёмся в училище, устроить себе праздник. Вернулись по графику, всё сдали (и лошадь тоже), нас покормили уже из общего котла. До отбоя ещё часа полтора свободного времени. Собираемся, чтобы торжественно съесть заначку – тушёнку. Вокруг ребята из других взводов нашей роты. Болельщики-завистники. Первый удар ножом по крышке банки – из дырки зловонный фонтан протухшей жидкости с остатками разложившегося мяса!

Описывать наше настроение и радостную реакцию зрителей, думаю, нет необходимости.

ТРИ ПОЛОСКИ

В 2007 году мы, выпускники 57-го года, собирались в училище на 50-летний юбилей нашего выпуска. Пришёл я туда с дочкой. Провёл её по училищу, показал, где я провёл семь лет юности и взросления. И вот, когда мы с ней проходили по большому коридору второго этажа, она поинтересовалась, кто и когда поддерживает паркетные полы коридора в таком идеальном состоянии. Я рассказал.

В любой жизни, точнее, в любой сфере жизни, в любом её периоде все мы, кто больше, кто меньше, нарушаем общепринятые в данном обществе правила. Недаром же священнослужители говорят, что не существует человека без греха. А любой нарушитель, любой грешник должен понести наказание за каждое своё нарушение.

В нашем кадетском быту существовал ряд официальных (уставных) и неофициальных взысканий (наряды вне очереди, лишение увольнений и прочее), среди которых популярным было наказание "три полоски". Смысл его был в том, что нарушитель должен был искупить свою вину (отработать) путем доведения до идеального блеска паркета на заданном участке.

Размеры коридора: длина – около100 м, ширина – 6 метров (24 полоски паркета в "ёлочку"). Заданный участок – в зависимости от степени провинности, но обычно награждали тремя полосками, т.к. больше сделать было не каждому под силу. И на три полоски уходило около 3-х часов. Работа эта может быть выполнена только ночью после отбоя, потому что в остальное время суток хоть кто-то, да пройдёт по коридору, мешая процессу.

Мастика, щётка, нога. И пошёл! Танцы, танцы, танцы! Часам к двум-трём готово. Ног не чувствуешь. На полусогнутых разыскиваешь дежурного по училищу и сдаёшь ему работу. Ещё с полчаса устраняешь обнаруженные им недостатки, сдаёшь орудия производства и можно часика три, оставшихся до подъёма, поспать. Подъём, естественно, со всеми – и на зарядку, Размяться после сна и включиться в очередной день нашей кадетской жизни.

НЕЗНАЧИТЕЛЬНЫЙ СЛУЧАЙ,

ИЛИ ПЕРВЫЙ СРЕБРЕНИК

Нормально нас кормили. Но, как везде, как всегда, бывали случаи – то слишком много испорченных яиц – а у нас в роте был всего один любитель этого блюда; для него такой ужин превращался в праздник – он собирал иногда их штук по двадцать и, демонстративно посмеиваясь над нами, смаковал "деликатес".

Или могло случиться, что солёная треска недостаточно вымочена, и тогда уже никто не мог есть эту рыбу, так как соли в ней больше, чем рыбьего мяса.

Или солёные огурцы окажутся с таким ароматом бочки, что хочется спрятаться от него в туалете.

Но всё это исключения, которые возможны везде и всегда.

Тем не менее, однажды на ужин совпали сразу два таких исключения. Что это было конкретно, не помню, да и не важно, так как рассказать хочу не о качестве питания, а об испытании, которому подвергся коллектив роты при расследовании ЧП – отказа от приёма пищи.

События развивались стремительно. На ужин мы сели, как и положено, в 20:30. В 20:40 стало понятно (руководству), что обычными устными протестами и возмущениями качеством ужина со стороны воспитанников дело не ограничится – никаких выкриков не было, вся еда оставалась на столах нетронутой. И это при нашей традиции, превратившейся в ритуал, – налетать, т.е., набрасываться на то, что на столах, как вырвавшиеся из голодного края.

К 21:00 дежурный по училищу уже сообщил о ЧП начальнику училища. Нам было приказано отправляться укладываться спать.

В течение ночи спонтанный эпизод в результате обсуждения общественностью роты превратился в нашем понимании в серьёзное событие, за которым неизбежно последуют разборки. А раз разборки, то, конечно, будут искать виноватых. Зачинщиков. Решили: никто ничего не знает, никто никого не выдаёт! Предательство повлечёт за собой всеобщее презрение и соответствующую физическую расправу!

Наутро нас подняли в 6:00. Комиссия из штаба Киевского военного округа в составе трёх человек сразу взялась опрашивать каждого суворовца роты. По одному. Характер бесед вполне позволяет назвать этот процесс допросом. В составе комиссии была женщина, полковник медицинской службы. Она вела себя очень гуманно, по-матерински. А мужчины – полковники, больше запугивали. Кнутов было больше, чем пряников. Схема: плохой (злой) следователь – хороший (добрый) отлично разыгрывалась в нашем случае.

В конце концов, когда примерно половина личного состава уже прошла эту процедуру очищения, было объявлено, что рота может отправляться на занятия.

Дальше комиссия работала уже не с нами, а на кухне и с руководством училища, проявив при этом полную осведомлённость в деталях инцидента.

Всё прошло. Никто из нас ощутимо не пострадал, так как факты эпизодической свинячьей кормёжки подтвердились. Я хочу отметить другое. Через день после разборки из роты навсегда исчез один суворовец. Тот самый, после которого прекратили вызывать на "беседу". Нам официально сообщили, что по семейным обстоятельствам он переведён в другое Суворовское училище. И только через двадцать лет на встрече нашего братства анализ тех событий позволил нам предположить, что исчезнувший Боря раскололся и, помня наше ночное совещание, согласился "стукануть" только при условии немедленного перевода. Этот вариант предлагался каждому, заходившему на "беседу", а убрали от нас одного – последнего среди опрошенных.

СОН В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ

Летние лагеря... Село Трушки через речку, а с этой стороны, в лесу, сплошные воинские лагеря.

Наш лагерь – это палаточный городок, в котором больше сотни палаток, в том числе палатка-клуб, палатка-столовая и другие вспомогательные службы. Наши спальные палатки стоят рядами, строго поротно и повзводно. Между рядами – проходы метров по десять, между соседними палатками – метра два, можно в случае надобности перекинуться репликами. С тыльной стороны палаток – погребки для питьевой воды, за ними – всякие санчасти, каптёрки, штабные помещения и тому подобное. И ещё метров сто в тыл – туалеты.

С фронта проходит генеральская линейка. Это аллея, посыпанная песочком, на которой не должно быть ни одной травинки, а песочек всегда должен быть выровнен граблями. И чтоб ни одного следа!

Вдоль генеральской линейки стоят грибки дневальных – на каждую роту по одному. Это место строгого дежурства – выходить из-под грибка – ни в коем случае нельзя; вертеться туда-сюда нельзя, но, естественно, шевелишься, хоть и минимально. У этого дежурного есть подчасок, его обязанность – постоянно передвигаться по территории роты, следя за порядком и поддерживая его. За сутки наряда заступаем на дежурство 4 раза по 2 часа. Днём – никаких проблем, ночью же главная проблема – сон. Бороться с ним в нашем возрасте тяжело.

В первом наряде я заснул под грибком. Стоя, прислонившись к столбику. Обнаружил меня дежурный по училищу офицер-воспитатель. Получаю наряд вне очереди и тут же назначаюсь опять на сутки. К ночи чувствую, что без спецсредств не заснуть не смогу. Курсирую между палатками с длиннющей палкой – стволом сосенки. Это чтоб она мешала мне заснуть. Оказалось, эта палка – прекрасная опора для сна стоя. Один конец упираешь в землю, а на другой кладёшь подбородок. В этой позе мыслителя меня и нашли – и опять в наряд.

На третью ночь сказываются две бессонные ночи. Засыпаю в погребке для питьевой воды. Повтор – опять в наряде. Это уже четвёртая ночь. Хожу ночью – шатаюсь. Чтоб не поддаться сну, добавляю себе ответственности – стараюсь больше ходить возле офицерских палаток, надеясь, что не посмею заснуть. Результат – засыпаю на земле на входе в палатку командира роты.

К моему счастью, до него дошло, что дальнейшее воспитание в этом направлении бесполезно и никак не может быть результативным, если тринадцатилетний воспитанник не спит четыре ночи подряд.

Через неделю наряд повторился, но уже удалось отбыть его, не заснув.

Перепечко в телесериале о кадетах уронил свою фуражку в реку, а со мной в училище на зимних, так сказать, квартирах, повторилась история, подтверждающая закон парности случаев.

Ночь. Дежурство в коридоре у входа в расположение роты. Как у нас говорили, на тумбочке. Сидеть нельзя, да и не на чем – чтоб дежурный не спал, нет никаких табуреток. Над головой на стене висит лампа 500вт. Тоже , чтоб не заснул.

Стоял я, стоял... А потом, чтоб свет от лампы не резал глаза, снял шапку и одел её на лампу. Сам задремал, облокотившись на стенку, а шапка загорелась. Очнулся от вони и дыма, всё потушил и больше не засыпал. Разборки удалось избежать. Старшина роты – фронтовик-каптенармус пошёл навстречу моим мольбам и дал взамен сгоревшей шапки какую-то задрипанную списанную.

В ней я и доходил до конца зимы.

ПИРОТЕХНИЧЕСКИЙ ОПЫТ

Взрослели мы в училище быстро. С одной стороны. А с другой – всё равно оставались отроками, жаждущими приключений.

В лагерях по программе военной подготовки состоялись полевые учения. Зелёные атаковали, синие защищались. Всё было максимально приближено к реальности: у нас были карабины, автоматы с холостыми патронами, взрывпакеты, имитирующие гранаты, дымовые шашки для дымовой завесы, были фляги, котелки, ложки, скатки, рюкзаки. В общем, всё по-настоящему.

В процессе битвы освоили новую забаву. Бикфордов шнур, торчащий из взрывпакета, горит 8-10 секунд, после чего пакет взрывается. Шумно, с огнём и дымом. Мы устроили нелегальный конкурс, задача которого была – бросить взрывпакет так, чтобы он взорвался в воздухе. И чем выше взрыв – тем больше одобрение коллектива. Совершенствоваться в этом мастерстве надо было, задерживая в руке взрывпакет. Шнур горит, а я считаю секунды. Где-то на пятой-шестой секунде бросаю – красота! Дух состязания охватил всех, желание победить – непреодолимо!

Считаю до семи. Пакет взрывается в руке, уже занесённой для броска. Результат: глаза забиты смесью из смолы и опилок, которой обмазан взрывпакет, три пальца на руке смотрят в противоположную сторону – вывихнуты.

Фельдшер с нами был. К вечеру я попал в госпиталь. Пальцы вставили на место сразу, а глаза промывали несколько дней. Всё обошлось, правда, зрение стало падать именно после этого случая. Наверное, совпадение.

Второй случай общения с огнём состоялся в училище зимой.

Объявили о встрече с чемпионом мира по лёгкой атлетике Буланчиком. Весь личный состав повзводно занял места в зрительном зале. Чемпион задерживался минут на 20. Бдительность офицеров-воспитателей ослабла, и из зала удалось сбежать нескольким суворовцам. Они, эти сбежавшие, в поисках места для нелегального, конечно, освоения техники курения трубки, зашли (проникли!) в пустой актовый зал и на сцене, отгороженной от зала невысоким барьером, расположились сидя на полу, сколоченном, в отличие от паркетного пола зала, из досок. Покурили, как заправские трубочники; выбили об пол остатки табака и пепла и вернулись в зрительный зал, где как раз на сцену вышел чемпион, и с интересом стали слушать его воспоминания о трудной, но очень интересной судьбе спортсмена.

Минут через 15 зал стал наполняться дымом. Ещё через 5 минут на сцену вышел заместитель начальника училища, прервал выступление и объявил, что в связи с пожаром всем строго поротно и повзводно необходимо покинуть помещение и построиться во дворе.

Поднялся шум. Буланчик со сцены кричит: "Без паники! Проявите спортивную выдержку!". Но эвакуировались все спокойно, без толкучки, хотя видимость в дыму уже была не более двух-трёх метров.

Пожар состоялся! Пожарные приехали, потушили, но актовый зал сгорел полностью: сцена, полы, окна, лепные потолки закоптились до чёрного цвета. Оказывается, пожар возник в актовом зале, и очаг его был в районе сцены.

Если читатель сейчас подумал, что поджог остался нераскрытым, то он ошибся. Всю группу курцов вычислили. Разборка была серьёзной. Наш командир роты дал честное слово советского офицера, что виновники пожара, в случае чистосердечного признания, не будут отчислены из училища. Вся наша команда дружно призналась, пользуясь его обещанием, и ему пришлось защищать нас перед командованием (руководством) училища.

Очень порядочный оказался командир роты. Это нас и спасло. Отдувались потом на уборках туалетов, территории, на дневальствах... Но это, конечно, пустяки по сравнению с тем, чего нам удалось избежать.

P.S. Стыдно признавать свой порок, но трубку я курю до сих пор.

ГЕНЕРАЛЬНАЯ

Весь день в роте приподнятое настроение – нам объявили, что ночью идём на Крещатик: предстоит генеральная репетиция военного парада, посвященного очередной годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Отношение к парадам (всего я отмаршировал их пятнадцать за семь лет: 7 ноября и 1 мая каждый год и один, посвящённый 300-летию воссоединения Украины с Россией в 1954 году) у нас было двойственное. С одной стороны – это бесконечные дрессировки (так мы называли строевую подготовку), два месяца каждый день по два часа. С другой стороны – благодаря этим дрессировкам на параде мы всегда проходили лучше всех. Начальство всех рангов к этому привыкло, для нас оркестр Киевского военного округа всегда играл "Прощание славянки" Мы этим очень гордились и старались держать марку.

Итак, ночью идём. Отбой на час раньше, подъём в 2 часа. Построение. Старшина роты выдаёт каждому по маленькой шоколадке – поддержать наши силы. Это первая приятность. Рота строем движется на общеучилищное построение. Офицеры бегают, прикрикивают на нас, докладывают по команде о готовности к маршу. В 3 часа колонна трогается в путь. В колонне 500 человек. До Крещатика километров 5. Собственно переход – это тоже событие: город спит, мы идём вольным шагом, т.е. можно разговаривать. Шуметь нельзя, чтоб не нарушать покой граждан. Офицеры пресекают шум в строю, чем и нарушают этот покой – нам от этого весело. Знакомимся с ночным городом – и интересно и познавательно. Около 4-х приходим на Крещатик, занимаем своё, заранее отведённое нам место. Стоим до 4.30. Общая команда – и весь Крещатик, занятый войсками и курсантами училищ, затихает, выполняя команды. Командующий округом объезжает общий строй, здоровается с каждым подразделением, не особенно интересуясь, с кем здоровается. Нас называет артиллеристами, артиллеристов – лётчиками, лётчиков – суворовцами. Его никто не смеет поправить – это тоже весело.

Начинается прохождение войск перед трибуной. Чтобы всем вместе перед трибуной повернуть головы в положение "равнение направо" надо, чтобы весь строй услышал команду "и...и...и...ррраз!", выкрикнутую из строя специально назначенной группой. Когда начинается "и...и...", весь строй не очень громко присоединяется к крикунам и в результате "раз" слышен не только в строю, но и на трибуне, и зрителям, которых на генеральной довольно много, несмотря на ранний час. Здорово!

Прошли – и сразу строем в расположение. Уже седьмой час. Пришли в училище к завтраку. Дальше день рабочий, правда вялый из-за бессонной ночи. Отбой опять на час раньше. Если вчера спать не хотелось, то сегодня все спокойно засыпаем без обычных традиционных шуток, рассказов и дискуссий.

Завтра день обычный.

О, СПОРТ, ТЫ ЖИЗНЬ

Были, конечно, и отрицательные моменты в нашей жизни, но цель моих описаний – пробудить в памяти моих товарищей-кадетов жизнерадостный дух 7 лет, прожитых в училище.

В этой главе – о спорте, но не о спортивных достижениях кадетов, хотя их было немало, а просто несколько забавных случаев из жизни, связанных так или иначе со спортом.

Бокс. Все пацаны хотят стать боксёрами с большой буквы. Мы тоже. Запись в секцию – эпидемия... Начинаются занятия, тренировки. Через пару занятий состав сокращается вдвое. Ещё через пару – ещё вдвое. Мы (три друга) упорно ходим. Через месяц начинаются спарринги. Руководитель секции – мастер спорта и замечательный педагог. Он привлекает к занятиям с новичками старших, уже опытных ребят, разрядников. Мы дотянули до первых внутриучилищных соревнований, на которых я узнал, что такое удар по печени. Узнал от собственной печени.

Велоспорт. А тут как раз раздали по взводам велосипеды. По одному на взвод. Все быстренько научились кататься, т. е., держаться на велосипеде. На этом этапе мастерства я умудрился, катясь прямо, наехать на футбольный мяч, лежащий на моём пути. Прямо на центр мяча. Велосипед взбрыкнул, я с него слетел, нога сломалась. Гипс, костыли – уважительная причина не ходить на бокс. Так я "достойно" покончил с этим видом спорта.

А на велосипеде продолжал совершенствоваться. Приехал в отпуск, а тут гражданские сверстники мотаются на лайбах, как акробаты. Надо не посрамить высокое звание кадета. Освоил езду без рук, т. е., не держась за руль. Отлично, горжусь собой, еду. Без рук, конечно. Меня обгоняет грузовик, останавливается метрах в пятидесяти впереди меня. Водитель вышел, стоит. Я (без рук) обхожу грузовик, еду мимо водителя – он даёт мне затрещину – я падаю, он читает мне короткую и доходчивую лекцию об опасности такой езды на автодорогах и уезжает. Урок усвоен на всю жизнь.

Стрельба. Как-то, на очередных занятиях в тире, мне посчастливилось выбить 29 очков из 30. В награду получил три дополнительных выстрела. Как получилось, что первым из поощрительных я угодил в лампу прожектора, я и сейчас не могу объяснить, но тогда реакция преподавателя и офицера-воспитателя была однозначной – суворовец показал себя, как обычно, хулиганом. Тем более, сплошная темнота стимулировала реакцию воспитанников – рёв восхищения потряс своды подвала. По-моему, и сейчас очевидцы считают этот случай "моим подвигом". А на самом деле – случайность. Но кто в это поверит?

Легкая атлетика. Из этого вида спорта больше всего запомнились кроссы и марш-броски на 10 км с зачётом по последнему, пришедшему к финишу. Ради этого последнего выделялась группа ребят посильней, которые на заключительном участке броска просто брали его за руки и за ноги (вчетвером) и приносили на финиш. А до этого заключительного участка наш последний на бегу усиленно подкармливался кусочками сахара, заранее сэкономленного на ужинах. Чтоб калорий на дольше хватило. Самоотверженность и патриотизм, однако.

Конный спорт. У нас рядом с задним двором училища располагалась конюшня Киевского военного округа. Ничего общего у училища, а значит и у нас, с этой конюшней не было. Просто в свободное время мы изредка заходили туда полюбоваться лошадьми, предназначенными для открытия парадов и праздников. Там же ютились и наши училищные хозяйственные лошадки. Эти визиты можно считать моим начальным образованием в конном спорте. С учётом этого опыта мне доверили в одном многодневном походе ухаживать за нашей тягловой силой. Я уже вспоминал, чем это закончилось – лошадка наступила мне на босую ногу, а через пару дней стукнула меня зубами по башке. Но до этого я успел посидеть в седле.

Плавание. В училище был небольшой (12,5 х 4 м) крытый бассейн. Там проводились уроки физподготовки. А у нас во взводе нашлись несколько ребят – страстных поклонников плавания. А доступ в бассейн – только на занятия. Пришлось сделать отпечаток ключа, потом по нему ключ. Купались мы там нелегально, но удовольствия от этого было ещё больше. Ни разу мы там не попались; воспоминания об этом бассейне от этого ещё теплей. И именно этот бассейн позволил нам быть с водой на "ты" в будущем. Через год мы безбоязненно переплывали Десну, у которой течение быстрое и ширина – ого! И ещё: именно из нашего взвода вышли один пловец – скоростник, мастер спорта, и один мастер спорта по прыжкам с вышки.

Прыжки в воду. Снимали у нас кинофильм "Честь товарища". Массовые сцены (прохождение колонной в пятьсот человек) снимали в районе штаба КВО. Рядом большой открытый бассейн. Вышка – три метра, пять метров, десять метров. Жарища. Два часа маршировки, потом объявили перерыв на час. Разрешили искупнуться. Кое-кто полез на вышку. Но не выше пяти метров. И вдруг появляется фигура на десятиметровой площадке. Узнаём – командир роты., подполковник Н. Пятьсот человек смотрит. Н. подходит к краю, стоит, отходит. И так раза три. Начинает спускаться по лестнице. Снизу – рёв пятисот болельщиков. Возвращается. И так ещё раза три. Только рёв из одобрительного переходит в насмешливый, издевательский. Подполковник понимает: или прыгнуть, или спуститься и уходить из училища. Через минут пять прыгнул. Солдатиком. В воду вошёл боком, но не покалечился. Авторитет спас и в памяти остался.

Фехтование. Так бы мы и не знали, зачем дежурный по училищу 24 часа ходит по расположению училища с шашкой на боку. Но был случай, который подтвердил старую истину о том, что буквально всё имеет смысл, подчас непонятный нам, до поры до времени.

Вечер. По коридору вышагивает дежурный по училищу (в вечернее время лицо №1). Звонок на перерыв между часами самоподготовки. По всему коридору из классов высыпаются кадеты.

И вдруг в конце коридора гвалт... Непонятно откуда в районе туалета в коридоре появляется крыса. Здоровенная. Все орут, но крысу никто не трогает. Наш дежурный кричит: "Гоните её сюда..." и идёт в лобовую – выхватывает шашку и с первой попытки умерщвляет несчастное животное. Вот, оказывается, зачем шашка дежурному. Запомнилось.

Лыжный спорт. Обязательную программу по лыжной подготовке нам давали, в основном, по периметру училища, который составлял около 1 км. 3 круга – есть трёхкилометровый кросс. А для души в свободное время получали лыжи – и в сады – там полно холмов, горок, есть где и попрыгать с трамплина, и просто скатиться под уклон почти к Днепру. Был случай (не со мной, но при мне), когда лыжи у кадета пошли одна слева от ствола дерева, другая – справа. Перелом бедра, укладываем на лыжи, волочём в санчасть и т.д. Четыре месяца, бедняга, вычухивался. А я прыгнул с трамплина так грациозно, что форменный ремень (широкий, кожаный) лопнул по живому. Никогда больше не слышал о подобном.

Авиамоделизм. Авиамодельный кружок.

В этом кружке мы научились аккуратности, т.к. изготовление шпангоутов, нервюр и прочих деталей модели требует терпения и точности. Пригодилось на всю жизнь. Но я, не вникая в подробности нашего самолетостроения, хочу рассказать о том, как я стал чемпионом Украины, в редкой номинации «Разборка и сборка коробчатого змея».

На всеукраинских соревнованиях по авиамоделизму передо мной выступали мои друзья–коллеги из нашего кружка. Один – в запуске модели самолет с бензиновым двигателем. Кстати, горючее в двигателе – не бензин, а эфир. Удачный старт, набор высоты, планирование и, увы, самолетик садится на крышу пятиэтажки, стоящей рядом со стадионом. Не засчитали.

Второй член нашей команды запускает воздушный шар. Большой, метра три в диаметре. Наполнили теплым воздухом, запустили, шар оторвался от поводка, улетел и потерялся. Не нашли. Тоже не засчитали. А в моей номинации были заявлены всего два участника – я и какой-то паренек с гражданки. Этот второй участник не явился. Я без спешки собрал свой аппарат, побегал с ним, приземлил, разобрал, и результат – грамота чемпиона у меня! Я до сих пор чемпион Украины!

Так-то, настоящее мастерство не закопаешь.

Коньки. Каток у нас был, поэтому мы освоили мастерство стоять и передвигаться. Пожалуй, всё о коньках. Разве что стоит упомянуть о том, как бывало в увольнении, нелегально прихватив с собой коньки, добирались 30-м трамваем до Дома Советов на улице Кирова (сейчас это ул. Грушевского и Кабмин), а там, через улицу, подымались на 10 м выше, в парк, где была пешеходная дорожка (она и сейчас должна там быть) , спускающаяся вниз к Крещатику и дальше к Подолу, и на ней через каждые 5 м ступенька. До самого входа на стадион "Динамо".

У здания Кабинета Министров – старт. Вход в стадион – финиш. Катишься – прыг, прыг, прыг – здорово! Ну, а если упал – встань и продолжай – прыг, прыг, прыг. И так почти километр. Вот такой опыт экстремального спорта на коньках. Сказать конькобежного – нельзя, слишком громко.

Метание гранаты. На моей памяти никто никому по голове гранатой не попал. И принимая во внимание то, что спортивная жизнь кадетов освещается мной не со спортивной точки зрения, а скорее с бытовой стороны, и чтобы не повторяться, отсылаю тебя, читатель, к очерку "Пиротехнический опыт". Там есть о взрывпакетах, т.е. о метании гранаты.

Вот и всё о спорте с моей колокольни.

ОБ ИСКУССТВЕ, О ПРЕКРАСНОМ

Художественная самодеятельность, конечно, нужна. Но, по необъяснимым причинам, большинство кадетов всячески сопротивлялись быть вовлечёнными в неё. Самый презренный член художественной самодеятельности – участник хора. Никто поначалу не хочет петь.

Руководство отдаёт команду: "Все достойные – в хор!". То есть, способные петь. Наша оппозиционная задача – продемонстрировать полную неспособность, вплоть до тупости и идиотизма.

Зачисление в хор – после пробы слуха и голоса. Т.е. хормейстер (гражданский человек) просит каждого пропеть ноту или коротенькую мелодию, а мы поём так, чтобы оказаться забракованными. Но эта задача сложная. Иной так взвоет, что у слушателей волосы дыбом подымаются, но, тем не менее, нужное количество участников хора собрано. Теперь уже деваться некуда, поём. Со временем начинает нравиться. Уже поём старательно, с удовольствием и воодушевлением, чувствуем себя причащенными к искусству.

Учили нас и танцам. Даже у меня остались какие-то крохи умения танцевать. Ну, пусть не практически танцевать, этого, пожалуй, уже нет, но употребить такие словечки, как "па-де-грас", "па-де-катр" и подобные, и при этом состроить задумчивое и умное лицо, наверное, смог бы. Если бы, конечно, было кому это сказать.

Преподаватель танцев тоже был гражданский. У него был большущий шарообразный живот, но при этом танцевал он как пушинка, вызывая восхищение даже у тех, кто поначалу рассматривал танцы как занятие, не подходящее для будущих боевых офицеров. На его занятия мы всегда ходили с удовольствием, никогда не пытаясь их срывать или прогуливать.

Ещё пару слов о музыке в Суворовском. Ребята, у которых была божья искра, освоили различные музыкальные инструменты: пианино, аккордеон, гитара. Один из офицеров-преподавателей замечательно играл на пианино. Когда он дежурил, то вместо крика "подъём" нас будил жизнерадостный марш, исполняемый им. Настроение, благодаря ему, оставалось приподнятым на целый день.

А аккордеон? О, аккордеон! В 40-50-х годах как он был популярен! Привезённый из побеждённой Германии, он стал серьёзным конкурентом нашим родным тальянкам и хромкам. Мы, поколение тех годов, тоже заразились им. С музыкой аккордеона, на мой взгляд, наши баян и гармонь сравниться не могут. У нас в роте было человек пять, в совершенстве овладевших этим чудесным инструментом. Как я им завидовал!