Текст книги "Синусоида"

Автор книги: Вячеслав Рязанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Действительно, она его знает и помнит, а от привета прямо растаяла...

Короче, через 10 минут я был с билетом.

Такие бывают случайности.

СТАМБУЛ

В Стамбуле мне довелось побыть всего 3 часа. И даже не в Стамбуле, а в аэропорту, где наш самолёт дозаправлялся.

В памяти же он остался благодаря туалетным работникам, которые ни в какую не хотели нас бесплатно пускать в свою вотчину и довели нас до того, что одна самоотверженная женщина из нашей группы сняла кольцо с пальца и отдала им, чем открыла всем нам путь к облегчению. Вот такие турки!

МОСКВА

Что нового можно рассказать о Москве? Поэтому я не о самой Москве, а об эпизоде, случившемся со мной в связи с этим длинным турне-командировкой.

Выхожу из здания аэропорта Шереметьево на площадь. Подъезжает такси, я усаживаюсь, чемодан в багажник.

В этот самый момент подбегают двое очень интеллигентных молодых людей – парень и девушка. Девушка просит взять их с собой до Москвы.

Поехали. Девушка рассказывает о том, что она студентка 4-го курса иняза им. М.Тореза, встретила закреплённого за ней туриста из Америки и будет сопровождать его постоянно, во время пребывания в Москве.

Я, как человек воспитанный, начинаю разговаривать с американцем на английском и с первой минуты понимаю, что язык этот не его родной. Вспоминаю в разговоре интересные места в Америке. Он их не знает.

Только въехали в Москву, они попросили остановиться и вышли. Что-то вроде дали таксисту, но было заметно, что смущены. Кто они такие, не знаю; можно только предположить: или аферисты, или волонтёры КГБ, выясняющие, до какой степени прогнил моральный облик советского международника. Одним словом – Родина.

КОРЕЯ. ОХРАННИК

В Корее я побывал в составе группы наших донбасских гидрогеологов, исполняя при этом функции эксперта – буровика и переводчика.

В группе нас было пять человек. Старший – Николай Алексеевич, геолог; молодой, серьезный, спокойный, целеустремленный, в меру амбициозный. Еще три специалиста – геолог и два гидрогеолога. Все члены команды давно знают друг друга, профессионалы своего дела; цели и задачи каждого на командировку поняты.

Из Москвы летели до Сеула 11 часов Боингом 747 корейской авиакомпании. В самолёте познакомились с корейцем Борей из Ростова, который родился в России и сейчас летел по вызову предков, чтобы принять у них наследство. Чтобы больше его не вспоминать, скажу сейчас, что он оказался работником службы безопасности Кореи и летал рейсом Сеул-Москва и обратно постоянно. При возвращении мы с ним встретились опять, и на вопрос, как дела с наследством, он только засмеялся.

Прилетели в Сеул 26 декабря утром. В шапках-ушанках, как у нас водится, которые там оказались абсолютно неуместными (температура +10С° и солнышко светит), и по которым нас узнают в любой точке мира. Сразу из аэропорта двинулись на север к 38-й параллели, разделившей полуостров на два государства в 1953 году. Нашим местом назначения был город Ионан и его район, точнее регион.

Хорошая страна. Населения много, территория небольшая; много холмов, но на трассах, пролегающих в долинах, создаётся ощущение неограниченного простора, радующее глаз и душу. Дороги идеальные. Люди простые. Всячески популяризуют идею о том, что южные и северные корейцы – абсолютно разные нации. Южные – это потомки японцев (умная нация), а северные – потомки китайцев (чуточку поглупей). Большие трудяги. Очень серьёзно относятся к капризам погоды. Второго января температура упала до минус двух и пошёл небольшой снег. С нашей точки зрения – обычная слякоть, они же немедленно объявили чрезвычайную ситуацию, расставили полицейские посты для регулирования дорожного движения в экстремальных (!) условиях. Но в тот же день жильцы домов, отвечая на дверной звонок, выходили на улицу в одной майке, игнорируя уличный холод.

Кстати, тогда же мы убедились, какая роскошь – тёплые полы. Поскольку корейцы сидят прямо на полу, то содержат их в идеально чистом состоянии. Естественно, все, заходя в дом, обязательно разуваются. Уютно, полезно для здоровья. Странно, почему мир не перенимает этот ценнейший опыт.

И ещё тёплые полы чем хороши: после напряжённого рабочего дня все совещания сторон (корейские заказчики и мы – исполнители в лице руководителя группы и переводчика) проводили лёжа на тёплом, чистом полу. Благодать!

На улице в городе, в районе постройки нового здания, перекрывают половину проезжей части и ничего – водители спокойно проезжают в полуметре от строительных лесов.

Были, то есть мылись, в банях. Единственное число здесь не подходит, так как комплекс, построенный на горячих подземных источниках, включает в себя и сауны, и контрастные (холодные, рядом горячие) бассейны, и торговые точки, уместные при бане; и даже зал релаксации, где клиенты после купания полулежат в мягких креслах и с полчаса дремлют в полусумраке под спокойную, еле слышную музыку.

Проезжали мимо и сделали остановку на оленеводческой ферме, специализирующейся на пантах – рогах оленей, перерабатываемых на ценнейшие лекарства. Очень познавательно.

Удивительным поначалу показалось множество парников и теплиц. У каждого индивидуального дома или домика. Оказалось, как мы больны грядками с луком и редиской, так они заражены выращиванием женьшеня, так как на этом можно неплохо заработать.

В одном из дворов корейской деревни чуть было не споткнулись о камень, которым была придавлена крышка глиняной макитры (вроде нашей), закопанной в землю. Так они хранят квашеную капусту, популярную в их меню, чтобы избежать её специфического аромата в помещении.

Познакомились с меню корейцев и вникли в него: жареная селёдка, имбирный чай при малейшем поводе, сладкая горячая водка крепостью 25 градусов, ну, и, конечно, собачатина.

Корейцы попросили меня не говорить нашим о том, что это собачка, и вся наша группа каждый день уплетала и нахваливала барашков. Только в самолёте на обратном пути в Москву я признался, но, как ни странно, никто не ужаснулся. Видимо, в душе каждый догадывался, каких барашков кушал, тем более, что в одной из поездок в поле мы увидели мясокомбинат, перерабатывающий собачек на мясо. Лай, вой братьев наших меньших – страшноватая картина, поэтому не буду об этом в деталях.

Из множества корейских впечатлений, расскажу о незабываемом. Нам очень хотелось вернуться домой к старому Новому году, поэтому при возможности группа разделялась, чтобы охватить двойной объём работ. Оплата командировки была установлена заранее, поэтому заказчик не возражал против нашей штурмовщины, тем более, в случае нашего раннего отъезда, он ещё и экономил на расходах на наше питание.

Чтобы выйти к трассе, где в назначенное время меня взяла бы наша машина, я должен был пройти один пешком пару километров по неизвестному мне населённому пункту. При этом ориентироваться надо было по солнцу. Вроде элементарно, но, учитывая, что первый раз в жизни, (не стыдно признаться в том), я заблудился и попал в квартал рабочего посёлка.

Всё – как у нас в каком-нибудь палаточном городке; хатки размерами с нашу палатку туристическую на 4-5 человек. Поразила идеальная чистота и отсутствие людей – ни души во всём городке. А мне надо было спросить дорогу. А двери во всех домиках не заперты. Я в одну – никого, в другую – никого.

Вдруг появляется мальчик лет двенадцати, шагает ко мне и вроде что-то говорит. Я радостно бросаюсь к нему и в тот же момент понимаю, что ребёнок – идиот. Вместо слов – мычание, слюна катится, улыбка счастливая. Представьте: один на один, ребёнок-инвалид и иностранец, появившийся ниоткуда. В этот момент я испытал, кажется впервые в жизни, настоящий ужас. Не помню, чтобы когда-нибудь я чувствовал такое – ни до, ни после.

Как рванул я оттуда, и дорогу никого не спрашивал, и на трассе каким-то чудом оказался. Дальше всё нормально. Наши геологи подоспели и мы поехали к месту ночёвки.

Может, такой ребёнок оставляется взрослыми специально, вместо сторожа? Будь я местным жителем – испугался бы не меньше, встретившись с таким дежурным один на один.

Вернулись домой. Перспективы на будущую работу реальные: собрать бригаду (бурильщики, гидрогеолог, геолог) и ехать с собственной буровой установкой для разведки и последующего водоснабжения горячей водой для дальнейшего создания силами местных строителей бальнеотерапевтического СПА комплекса. По примеру того, в который нас возили.

И так, по возвращению началась активная подготовка оборудования и подбор буровиков для поездки на заработки.

И всё-бы было хорошо, но подвела наша совковая безалаберность и “авось”.

Корея не пускает в страну подержанное (бывшее в употреблении) оборудование, нас об этом предупредили, но “авось” есть “авось”. Взяли мы старенький УРБ-ЗАМ выкрасили его в надежде, что номер пройдет и отправили морем. А таможня в корейском порту Пусан авантюру сразу раскрыли и в соответствии с законом вывезли нашу установку в открытое море и утопили.

На этом Корея для нас закончилась.

БУРКИНА-ФАСО

Я, рассказывая о Египте, закончил очерк словами: "Пока об Африке хватит". Сейчас хочу добавить, так как недавно мне довелось побывать в государстве Буркина-Фасо (Верхняя Вольта) в середине Африки, окружённом подобными государствами, среди которых лучше живут те, у которых есть выход к океану: Того, Гана, Бенин, Кот-д'Ивуар (Берег Слоновой Кости). Летели мы туда с пересадкой в Париже. Аэропорт де Голля – громадный комплекс, больше, чем аэропорт Кеннеди в Нью-Йорке.

В аэропорту де Голля в центре зала стоит стеклянная клетка – террариум для курящих. Курить разрешается только находясь внутри неё. Стенки прозрачные – все видят медленного самоубийцу. Я испытал – очень неловко себя чувствуешь, как на витрине, и курение не в радость.

Столица Буркина-Фасо – Уагадугу. Многоэтажек очень мало, поэтому население менее 300 тысяч занимает много места. В городе машин много, но главная помеха для движения – скутеры. Как муравьёв.

Народ по-настоящему чёрный. Как обувной крем. Белые – только иностранцы. Все деловые, чем-то похожи на одесситов: сделки, договора, обсуждения, готовность на всё без всякого понятия, о чём идёт речь. В банке при обмене долларов на местные деньги потерялся паспорт нашего старшего – искали полдня, но, правда, нашли, с чем нас и поздравили (от всей души).

Асфальтовые дороги – только в столице и в направлении океанских портов. А по стране, в основном, грунтовые. Дожди этим грунтовкам не страшны, грязи нет. Кстати, земля красная, пыль красная, и даже в воздухе постоянный красный тон.

В переводе с национального языка "Буркина Фасо" значит "страна чистой совести". Для меня эта поездка оказалась интересной тем, что я впервые увидел, что такое коррупция и даже побывал рядом с людьми, для которых другого способа ведения бизнеса просто нет.

Официальное толкование этого термина подразумевает участие государственных мужей в процессе раскрадывания в любых сферах и в неограниченных масштабах. С местными аферистами "посланцы" Украины обсуждали различные схемы жульничества международных масштабов, причём я был принят ими за участника-сообщника, посвящённого во все тонкости этих махинаций. Там я узнал, что есть народные депутаты Украины, имеющие собственные золотые прииски в Мали – сосед Буркина Фасо. Понятное дело, наш старшой при мне не назвал ни одной фамилии нашей стороны, помня, что я – человек, причастный к поездке чисто как технарь, и, возможно, будущий производитель буровых работ.

Причина, по которой я попал в эту группу по частному приглашению, заключалась в необходимости выяснения реальности создания гидроскважин по всей территории страны, и, соответственно, получения за это прибылей, которые предполагалось делить между двумя сторонами – инициаторами.

А бригаду украинских буровиков планировалось закинуть сюда и держать на положении рабов, так как сбежать отсюда невозможно. Значит, в лучшем случае нам, буровикам, пришлось бы работать за 500 долларов в месяц, которые мне пообещали для наших рабочих и которые, в принципе, можно было бы и не спешить платить. Дело-то частное.

Ну, а в процессе пребывания там мы учили французский – второй после национального государственный язык; ели очень много манго; пробовали джин – он у них очень качественный и недорогой; приценялись к национальным нарядам африканцев (у нас в группе была женщина), ну, и, естественно, работали, то есть, много ездили по стране, чтобы выяснить реальные возможности проекта. В заключение сообщаю: моё официальное мнение о реальности проекта было отрицательным. Это мнение не сыграло большой роли и не было главной причиной отказа от проекта. Главным оказалось то, что засекреченный спонсор с нашей стороны не решился рисковать, то есть вкладывать в проект большие деньги.

Бог меня хранит – вся эта затея развалилась. Всё.

ГЛАВА XXVI ВСТРЕЧАЕТ РОДИНА

Всё начинается и кончается в Шереметьево.

Последний раз, прилетев на Родину, столкнулся сразу с двумя сюрпризами. Первый. На погранично-таможенном контроле всегда присутствует товарищ из КГБ с целью выявления среди наших граждан лиц, поддавшихся влиянию Запада. Меня для проверки багажа направили к нему. А у меня диппаспорт. Проверять не надо. И не имеет права. Он полистал мой ООНовский паспорт, отдаёт и говорит: "Как можно бросать такую работу и возвращаться сюда?". Вопрос был задан с надеждой услышать ответ, дающий ему материал для служебного рапорта. Тогда ещё свежи были воспоминания о советском ООНовце, отказавшемся рассчитываться с работы в ООН через 5 лет, как предписывалось Москвой.

А я ему: "Дом есть дом". И всё. Так я прошёл проверку на вшивость. А насчёт моего ответа – я и сейчас так считаю. Дом есть дом.

Второй. Прошли контроль, зашли в зал аэропорта, уже на территорию страны. Время – час ночи. Мне надо ждать до шести утра – приедет встречать дочка. Прилетел я из Копенгагена; самолёт был заполнен молодёжью, датскими туристами. Им тоже ждать до утра, за ними приедут утром.

Они гурьбой в бар – спешат попробовать легендарной русской водки. Мне идти некуда – иду с ними. Глядя на буфетчицу, они правильно, по разговорнику, подобрали обращение; каждый кричит по-русски: "Бабушка, водка". Она понимает и отпускает.

Подходит моя очередь. И дёрнуло меня поддержать её морально. Говорю: "Девушка, и мне сто граммов". А она: "Так вы наш?". Я радостно: "Конечно!". Она: "Алкогольные напитки гражданам нашей страны отпускаются с 11 часов". И точка.

Я сидел с датчанами, как дурак – они веселятся, а я размышляю о парадоксах нашего бытия.

Вот такая встреча на Родине.

ГЛАВА XXVII НА ГРАЖДАНКЕ. ВСТРЕЧА НА ЭЛЬБЕ

Из детства: после уроков в школе вместо того, чтобы спешить домой, катаюсь на трамвае. Часа два.

Прихожу домой.

– Ты где был? Где болтался?

– В кино. Вижу на столе газеты, в той, что верхняя, читаю, скосив глаз: "Встреча на Эльбе", и кадр из фильма – два артиллериста в касках у пушки.

– Какое кино? Как называется?

– "Встреча на Эльбе".

– Про что?

– Про войну.

– Расскажи.

– Уууу! Там они стреляют! Из пушки! Ооооо!

– Идиот.

И вот я совсем взрослый – сотрудник ООН в Индии. Среди друзей – несколько работников советского посольства. Довольно скоро становится ясно, что двое из них – кагэбэшники, для которых дружить со мной – их работа, Плюс ещё и выпивки у меня много и хорошая – по дипломатической линии.

Просыпаюсь утром и вспоминаю, что вчера один из них спрашивал у меня, не могу ли я достать пистолет, а я похвастал, что это для меня не проблема: запросто могу приобрести у американцев – коллег ООНовцев. И не только похвастал, но и заверил их, что сегодня вечером пистолет будет у меня. Вечером приезжают оба. Видимо, для ежемесячного отчёта по работе не хватает материала. Ведь надо оправдывать смысл пребывания за кордоном Родины.

А я вспомнил детство, и в это утро рванул на барахолку, нашёл там неисправный воздушный пистолет образца примерно тридцатых годов и за копейки приобрёл его.

Итак, вечер. "Друзья" тут как тут. После первой вопрос: "Привёз?".

– А как же? – и показываю раритет.

Смотря друг на друга, на меня…

Все. Больше эта тема не подымалась.

Вот такая встреча на Эльбе.

НОМЕНКЛАТУРНАЯ ЕДИНИЦА

На загранкомандировках жизнь не кончилась. В этот раз я, как обычно, вернулся в своё родное профтехучилище на должность преподавателя. Через два года мне предложили (честно, предложили) должность директора такого же училища в соседнем городке.

Пробыл я на этой должности пять лет. После чего училище закрыли, т.к. в городе всего населения – двенадцать тысяч, а училищ – два и по 500 человек обучающегося контингента в каждом.

Если читатель спросит, почему закрыли моё училище, а не второе, отвечаю. Эти пять лет дали мне возможность понять на себе то, что работа директора – это не только работа, но и совокупность взаимоотношений с областным руководством, с властями города и прочими органами, желающими в лице своих представителей хоть что-нибудь поиметь от меня, как распорядителя финансов и материальных ценностей.

Знакомые директора-коллеги из нашего города не стали учить меня азам этих взаимоотношений, поскольку в свое время каждого из них окунули в дерьмо коррупции, и они подчинились. Я же, отставший от реальностей жизни Родины за годы пребывания на загнившем Западе, по их понятиям, должен был сам сообразить, что здесь к чему, и вписаться в общеустановленный порядок. Иначе работать не дадут… И не ошиблись – я не справился, точней – не захотел этого понимать.

А сама работа с молодёжью всегда доставляла мне моральное удовлетворение, т.к., в юности я прошёл все ступени взросления с заслуженными на каждом этапе эпитетами в характеристиках и приказах. Тем интересней было искать и находить в каком-нибудь квазиоболтусе положительные черты и со временем видеть его серьёзным, уважаемым работником, не боящимся трудностей и, в результате, зарабатывающем достойное положение в обществе и, соответственно, достойную зарплату. Кроме этого, приятно через годы встретить такого выпускника и выслушать от него много хорошего в адрес училища да и в свой тоже.

Лет через десять после закрытия училища я встретил человека, который инициировал моё назначение на пост директора. В нашем разговоре он высказал мнение, что в период директорствования у меня не хватало гибкости, компромиссности в отношениях с начальством. И ещё, что я проявил себя не по возрасту максималистом. Звучало это как упрёк в недостаточном профессионализме. Я с ним не спорю, но об этом периоде могу сказать одно: слава богу, что он для меня прошёл, так как мой собеседник не назвал ещё одну мою черту – для меня начальство никогда не было более авторитетным, чем я сам для себя. А какому инспектору облуправления понравится такой самоуверенный проверяемый? Результатом моей оценки "почётной" должности и оказалось закрытие училища, так как лично ко мне и к исполнению служебных обязанностей мною серьёзных претензий быть не могло.

На этом, в принципе, и кончилось моё пребывание в списке номенклатурных работников.

Когда же я пришёл в органы власти своего родного города за помощью в трудоустройстве, то мне предложили должность мастера производственного обучения или, на выбор, стать учителем труда в школе. То есть начать снова со старта, с чего я начинал тридцать лет тому назад. Закон же предполагает, что в случае сокращения работников в связи с ликвидацией учреждения, ему необходимо, то есть обязаны, предоставить должность равноценную той, с которой его сократили.

В попытках трудоустроиться, не встретив понимания у властей, я пошёл к партийным руководителям города, т.к. уже двадцать два года исправно платил взносы в кассы руководящей и направляющей. Понял, что до меня абсолютно никому нет дела.

На этом кончилась моя работа на Советскую власть.

О РУСОФОБИИ И КСЕНОФОБИИ

Захожу в плацкартный вагон, иду, нахожу свой отсек, здороваюсь с единственным соседом. Не отвечает. Ни звука. Как глухой.

Я устраиваюсь, переодеваюсь, сажусь у столика. Он обращается ко мне: "Чи далеко їде пан?". Я отвечаю. Разговор пошёл, но я ещё не понял, что с попутчиком можно "тільки балакати або розмовляти", но никак ни разговаривать.

Запитую, на всяк випадок: " Я вірно вас розумію, що ви визнаєте тільки українську мову?"

Відповідає: "Так, бо це моя рідна мова і також мова держави".

– А як же ми будемо спілкуватися, якщо я українською мовою майже не володію?

– Розмовляйте іншою, але ж не російською, бо росіяни наші колонізатори.

– Англійська підійде?

– OK. Let's speak English.

И пошла беседа. Очень компанейский пан оказался. Обо всём переговорили. И так до самого Киева. Прощаясь, я сформулировал "До побачення", на что он ответил английским "Good buy".

Крепкий орешек оказался, принципиальный. Так и не раскололся ни на единое русское слово, хотя и про "москаликів" ни разу не вспомнил. Видимо, интеллигент.

Эта встреча заставила меня задуматься о родственном, хотя и противоположном по смыслу явлении. Когда отрицательно отзываются о какой-либо нации (евреях, неграх, эстонцах, хохлах, москалях, мадьярах, поляках, чукчах, кавказцах и т.п. без конца), я имею основания и право заявить: все нации мира одинаковы; просто процент той или иной прослойки в каждой народности разный.

Возьмём, к примеру, евреев: у них большой процент склонен к умственному (точней, не физическому) труду. Что же в этом плохого? То, что они не стали рабочими?

Рабочий класс есть во всём мире. Тот, кто работает, и получает достойно. Кому мало – ищет более тяжёлую, выше оплачиваемую работу. Их за это уважают. Везде, но не у нас. У нас к ним немедленно примазываются бездельники, неспособные напрячься для собственного благополучия. Они без конца ругают паразитов, живущих якобы за их счёт. Вот тогда и идут в ход национальные, националистические, расовые, языковыеаргументы и т.п. Такой представитель пролетариата делает вид, что работает, а между делом присматривается, что можно стырить с производства: гайку, гвоздь, станок и всё другое, что возможно. При этом от всей души проклинает евреев, арабов и капиталистов, наших родных чиновников и учёных. При случае, если попасть в струю, можно ещё кого-нибудь раскулачить, т.е., ограбить под лозунгом борьбы за общее счастье.

За всем этим стоит брюзжащий бездельник, требующий от государства материальных и других благ только за то, что он числится в рядах пролетариата.

НА СВОИХ ХЛЕБАХ

После Киевского суворовского я приехал в город, где прописан до сих пор, несмотря на множество отъездов, длившихся по несколько лет.

Я люблю этот город. Небольшой, но имеет свои два города-спутника. Один из них – двадцать тысяч жителей, второй – десять.

В старые времена город считался купеческим. Сейчас, через сто лет, он, пожалуй, таким и остался, но осовременился: засилье банков, аптек, торговых центров и центров отдыха – кафе, ресторанов, дискотек, частных гостиниц. Недавно построен большой спортивный комплекс со стадионом, один из самых крупных в Украине.

Предприятие по добыче каменной соли – самое крупное в Европе; там же – в освободившихся штольнях соляных шахт, на глубине триста метров, устроен санаторий, где успешно лечат легочных больных, астматиков, бронхиальных больных, аллергиков. Размеры этих штолен (выработок) таковы, что не проблема сделать там футбольное поле или запустить воздушный шар. Потолок в них (кровля) – 42 метра.

Наш алебастровый завод много десятков лет добывает сырье для своей продукции тоже из-под земли. Там тоже остаются громадные штольни, размеры которых позволили расположить в них завод шампанских вин, т.к. постоянная температура (15 °С зимой и летом) дает возможность соблюдать идеальные условия для выдержки вин.

Немалую роль во всем прогрессивном, происходящем в городе, играет наш мэр, который ежу третий десяток лет хозяйничает здесь – умудряется лавировать и быть всегда посередине – между хозяйственными заботами о городе, коррупцией и партийными заморочками. А если политическая обстановка непонятная – исчезает; лечится, подолгу оздоравливается в ожидании определенности, чтобы опять взяться за свое. При этом, блюдя свой интерес, помнит и о городе. По равнению другими мэрами, наш – долгожитель, почти молодец и почти патриот.

Итак, с осени 90-го года я вышел на собственные хлеба. Убедился, что если не опускать руки, то заработать на жизнь можно и честным трудом, не подлизываясь, не подличая, не предавая, не воруя. Но в тоже время понял, что на Бентли и на Мерседесе с такими принципами не покатаешься. Построил дом, большой, хороший, но содержать его не смог – выдохся. Продал, деньги поделил с детьми, купил квартиру. Живу, доволен.

А занимался последние трудовые годы таможенным брокерством. Наша контора была первой в городе. Пока были монополистами, всё было нормально: интересная работа, уважение клиентов и таможенной службы Украины. Потом появились конкуренты, не брезгующие в борьбе за клиента грязными методами. Для них было естественно, например, нанять бандитов для избиения соперника или оклеветать его. Настучать в налоговую инспекцию или в налоговую милицию о несуществующих нарушениях с нашей стороны.

Пережить такие испытания было, пожалуй, тяжелее, чем работать в пустыне Сахаре. Пришлось после трёхлетней судебной тяжбы с налоговой всё бросить и уйти на покой. Тем более узнал, что во времена президентства Кучмы (из печати после его ухода) в судах действовал негласный порядок: предприниматель-истец никогда не выиграет дело у госучреждения, если до этого в судах Украины не было выигрышного прецедента. Исключения возможны только когда у истца есть очень, очень хорошие средства на взятки.

Вот так о моём периоде самостоятельного бизнеса.

Станки для бурения в Индии. Япония

Статуя Свободы на входе в Нью-Йорк

Япония. Принимаю оборудование для Индии

Панорама Монреаля днем и ночью

Общий вид гамбургского порта

Женева

У русалочки в окрестностях Копенгагена

У мемориала памяти героям войны 1953 года. Корея

С сельской детворой в Буркина-Фасо

ГЛАВА XXVIII ЭКСТРЕМАЛЬНЫЕ СИТУАЦИИ

Повесть моя подходит к концу. Сейчас хочу рассказать о нескольких случаях, участником которых я был, оставивших наиболее яркий след в памяти. На мой взгляд, их можно назвать экстремальными.

В пустыне Сахаре, на стройке плотины, было много интересного, как в работе, так и в природе. Но самое впечатляющее и, пожалуй, самое страшное – хамасин. Хамасин – это песчаный туман, когда никакого движения воздуха, температура – градусов тридцать пять-сорок и видимость – метра два. Воздух – это не воздух, а сплошной, мелкий, как пудра, желтый песок, которым приходится дышать. Смена была ночная, фонари еле просматриваются. Рабочие-арабы поднимают свои халаты на голову, закутываются в них, иначе задохнешься. Мы мочим платки, рубашки, делаем маски на лицо. Но работаем, так как укрыться от хамасина некуда – он везде. Ночь прошла, с рассветом весь этот ужас ушел в пустыню. Из наших никто не пострадал, а умерших нубийцев насчитали около тридцати человек, так как их организм наиболее слабый и поэтому так уязвим. Недоедание, постоянное пребывание на жаре без малейшего отдыха от нее – в этом главная причина таких трагических последствий.

В Багдаде стрессовым событием для нас оказалась арабо-израильская война в октябре 1972-го года. Саму войну мы не видели, но мимо дома, где жила наша группа бесконечно грохотали проходящие на фронт танки – наши Т-34-ки и Т-60. и у нас впечатление такое, что весь мир воюет и мы вот-вот каким-то образом примем в этом участие. Правда, длилось это всего несколько дней – через неделю израильтяне захватили все, что хотели, и арабы успокоились. Но эту неделю пришлось жить в блокаде, ожидаю всего, что угодно.

Пережитое мной в Индии можно назвать стрессом производственного характера. В одном из штатов на буровой случилась авария в скважине. Оборвался трос желонки, которой проходят, то есть бурят скважину. Диаметр скважины четыреста миллиметров, ее ждет население и руководство штата. Простаивают уже полмесяца. Отчаявшись ликвидировать аварию, собираются закрыть скважину и начать новую. Но кто-то вспоминает, что в ЮНИСЕФ есть буровик, о котором положительно отзываются в других штатах, где он работал. Решают просить ЮИСЕФ прислать его для ликвидации аварии, хотя понимают, что надежды на успех мало. Меня посылают самолетом до столицы штата, оттуда машиной до буровой.

Приезжаем, я походил по рабочей площадке, понял, что ликвидировать эту аварию – что поднять и оживить покойника из могилы, тем более, что противоаварийного инструмента – никакого!

Прошу дать время подумать до утра и отправляюсь в город в гостиницу. Утром приезжаю, а тут уже ждут люди из руководства. Прибыли посмотреть, что может предпринять этот профи в данной ситуации.

Цепляю лебедкой запасную желонку такого же диаметра (ничего другого на площадке нет), опускаю ее в скважину медленно и осторожно, встречаюсь с оставленной в скважине желонкой, подымаю свою желонку на полметра и бросаю груз. Победа! Счастливая случайность. Надежды на успех не было и одного процента, а получилось.

Естественно, зрители все списали на высокий профессионализм инструктора, а я, инструктор, мысленно перекрестился – ни малейшего профессионализма тут нет, стопроцентное чудо – ведь я опускал в скважину свой инструмент чисто наугад.

Руководство штата послали в ЮНИСЕФ в Дели специальное похвальное письмо по этому случаю. Мой авторитет резко подскочил. Жаль только, что вскоре я уехал – кончились пять лет, на которые нас в то время выпускала за границу Родина.

И, если о счастливых случайностях, то был еще один эпизод, уже здесь, дома.

Февраль. Мороз минус двадцать четыре градуса. Я мобилизовал сына и зятя для спасения системы отопления в строящемся доме. Сугробы не дали доехать до дома метров триста. Решаем дойти пешком. Доходим, оказывается ключи от дома в машине. Возвращаемся, машина заперта (захлопнута). Видим ключи в замке зажигания. Становится страшно, одеты легко, можем замерзнуть. Не паникуем, но мечемся – как быть? Сам шарю по карманам и ребят прошу искать хоть что-нибудь, похожее на ключ от двери. Проходит несколько минут, наконец, ура, зять находит в своем бушлате старый, неизвестно от чего ключик. Машину открыли, дальше все пошло нормально. Все сделали, все спасли. Отогрелись и благополучно вернулись домой. А откуда взялся ключ – не знаю.

Бурение на Асуанской плотине Хамасин

ГЛАВА XXIX ДИПСЛУЖБА

Когда я окончательно улетал из Индии, на пограничном контроле в аэропорту офицер вручил мне визитку Барта с надписью: «God bless you!» (Благослови тебя Бог!). Пограничник объяснил, что Барт хотел, но не смог меня дождаться – улетал его самолет в очередную командировку. Поэтому последний привет от него оказался заочным. Трогательно.