Текст книги "Зеленый остров"
Автор книги: Вячеслав Бучарский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
17
Пересуды в цехе не умолкали. Как часто бывает в жизни, истинное положение дел никого не интересовало, потому что истина скучна своей простотой и конкретностью; каждому из сплетников хотелось, чтобы ситуация складывалась в соответствии с их предположениями. А предположений было много. Одни утверждали, что в скором времени Зоя Дягилева уволится с завода и уедет с мужем в Ленинград, где у него квартира на Невском и автомобиль «Лада» в экспортном исполнении. Другие говорили, что, напротив, Зоя уезжать не хочет, зато ее бывший муж решил обменять квартиру, купить гараж и перегнать из Ленинграда машину. Третьи доказывали, что все обстоит совершенно иначе; просто отцу захотелось взглянуть на ребенка и он приехал сюда в командировку, а в Ленинграде у него другая жена и от нее уже двое ребятишек. Четвертые отрицали и такое, заявляя скептически: да, приехал к Зойке бывший муженек, только нет у него ни квартиры в Ленинграде, ни машины, ни новой семьи, потому что пьяница он горький, все промотал и пропил, а к Зойке приехал душу спасать.
Каждое из этих суждений в перетолках рождало новые варианты, к Дягилевой подходили за разрешением споров, но она упрямо молчала, а если уж слишком донимали, отгоняла любопытствующих руганью.
Если женщины надеялись хоть что-то выпытать у Дягилевой, то мужчины нажимали на Коршункова.
– Ну да, приехал муж, – неохотно отвечал Коршунков. – Машина?.. А черт его знает, что у него в Ленинграде… Это точно, мне вышла отставка… Да ничего, переживу как-нибудь… Слушай, а почему все это тебя так волнует?
Посмеиваясь, мужчины отставали от Коршункова. И понемногу разговоры стали затихать. Жизнь ведь не стоит на месте: цеху прибавили план, завозили новое оборудование. Да и свои события были в жизни каждого человека, которые, конечно же, казались важнее всего того, что происходило между Зоей Дягилевой и Коршунковым.
Интерес к этой теме вовсе упал после того, как ушла из цеха Зоя. Начальник цеха Никонов помог ей устроиться преподавателем в отдел технического обучения.
– Ну, слава богу, тише стало на участке, – с удовольствием подытожил мастер Семен Лучинин. – А то ведь так все волновались, так вертелись от любопытства, что у некоторых шеи аж узлом закручивались: все на Коршункова да на Дягилеву смотрели.
Николай Сазонов не согласился с мастером:
– Когда видишь чужое счастье, и самому хочется быть счастливым. О себе вспоминаешь, на прожитое оглядываешься, о чем-то задумываешься. Например, об отношениях в коллективе. Странные, оказывается, эти отношения: ушел от нас хороший человек, а мы и довольны!
– Я говорю о том, что обстановка разрядилась! – осадил его Лучинин. – А это влияет на производительность труда. Вот у Коршункова в этом месяце показатели получаются лучшими по цеху между прочим. А ты, Коля, скатился на второе место.
Сазонов пожал плечами – и промолчал. Игорь Карцев в разговоры вообще не вмешивался, потому что не знал, как объяснить происшедшие на его глазах события. Он основательно запутался во всем, Игорь Карцев.
Часов в десять утра заявилась на токарный участок раздраженная табельщица Вера Ивановна и с нескрываемой злобой крикнула Игорю:
– Ступай, там тебя к телефону требуют!.. Из редакции.
«Вспомнили! Вспомнили все-таки!.. Ага, вспомнили!» – пел в душе Игоря какой-то обалдело-радостный голос, пока бежал он от участка до табельной, где в окошко была выпущена, словно собака на цепи, телефонная трубка.
– Старина, ты что же пропадаешь? – чуть слышно прошуршал в трубке вялый голос Егорычева. – Тут вопрос надо бы решить, а тебя нет… Ты сможешь прямо сейчас зайти к нам?
Еще не забыл Игорь недавний грозный разнос за опоздание и низкую производительность труда, устроенный ему мастером. И сейчас Лучинин сидел за своим столом с неизменным микрокалькулятором в руках и видел, конечно, покинутый Игорем станок, над которым тоскливо желтела невыключенная лампочка. Но не колеблясь, Игорь ответил Егорычеву:
– Смогу! Прямо сейчас иду…
Запыхавшийся от пробежки по заводской территории, Игорь влетел на второй этаж заводоуправления и здесь увидел курившего на лестничной площадке Олега Егорычева.
– Там народу полно, – озабоченным тоном сказал Егорычев, кивнув в сторону редакционной двери. Его вид поразил Игоря: лицо опухшее, плоское, как раздавленная подушка, под глазами сизые мешки. А глаза – мученические, с проступившей путаницей капилляров на белках.
Егорычев шумно вздохнул, взъерошил рукой серые от седины волосы.
– Я бы сам к тебе пришел в цех, – извиняющимся тоном сказал он. – Понимаешь, срочный материал. Там Алевтина сидит за машинкой ждет – диктовать надо… А у меня башка прямо раскалывается!.. Значит, вот что, Игорек. Как человек ты мне нравишься. По-моему, парень ты честный и порядочный… Суть в том, что Римка Старикова уходит от нас на телевидение. В молодежную редакцию, что ли, – черт ее разберет! В общем, я уламываю шефа, чтобы он взял тебя к нам. Он, правда, мнется… А Стариковой два дня осталось работать… Кстати, она ведь твой рассказ должна была подготовить. Вы с ней на эту тему не говорили?
– Говорили… – Игорь потупился. – Она сказала, что все в рассказе – неправда.
Лицо Егорычева неприязненно передернулось.
– Как будто то, что она писала – правда!.. Напрасно ты забрал текст. Надо было мне отдать. Где он?
– А я его… сжег, – соврал Игорь.
Егорычев мотнул головой – и поморщился. Видно, голова у него, в самом деле, крепко побаливала.
– Красиво, – оценил Егорычев, вскинув взгляд на Игоря. – Ну ладно, это не беда. Сейчас ты должен показать свой журналистский класс. Очерк! Хороший добротный очерк о хорошем добротном человеке – вот что сейчас нужно. Сделаешь – и точка. Тогда, считай, ты у нас в штате. Ну, так денька через три принесешь?
– Разве можно очерк – за три дня?
– Когда приспичит, и за три часа накатаешь, – усмехнулся Егорычев. – Ты оперу не затевай, а найди примерного мужика или тетку, поговори обстоятельно, а потом изложи – грамотно и толково.
– А можно – если не из нашего цеха? – оживившись, спросил Игорь.
– Да ради бога – лишь бы у нас на заводе работал.
– Про Поликарпова можно?
– Валяй про Поликарпова… Между прочим, мы о нем давно ничего не давали. Только не тяни резину: должен сработать оперативно и качественно.
– Ну, я пошел! – с загоревшимися глазами сказал Игорь.
В обеденный перерыв Игорь опять на рысях кинулся в редакцию. Другого подходящего места, откуда мог бы позвонить в кузнечный цех и договориться о встрече с Героем Социалистического Труда, у него не было. Олега Егорычева он уже не застал в редакции.
В комнате редакции была машинистка Алевтина, что-то перепечатывавшая на своей «Башкирии», и Николай Иванович Ткачев, редактор заводской многотиражной газеты «Слава труду».
Николаю Ивановичу было лет пятьдесят пять или чуть больше. Невысокого роста, коренастый, с короткой шеей, редкими седоватыми волосами, скуластым, всегда с настороженным выражением лицом, всегда одетый в темно-синий костюм, в светлой рубашке с неброским галстуком. На груди – несколько орденских планок. Приземистостью, короткорукостью и низкой посадкой головы Николай Иванович напоминал какой-то малорослой породы медведя.
– Здравствуйте, Карцев, – суховато ответил редактор, подавая руку. Широкая короткая ладонь удивила Игоря безжизненной мягкостью. – Ну, садись, расскажи нам, как живешь.
От такой просьбы Игорь и вовсе закоченел. Ну что он мог рассказать?
– С учебой-то у тебя как? – спросил редактор.
Игорь сообщил, что всю зиму ходил на подготовительные курсы, собирается на вечернее отделение филфака поступать. Если поступит, отслужив в армии, будет учиться.
– Это хорошо, – вяло похвалил редактор. – Ты учись, дело верное… Ну, а с работой как? Ты в каком цехе трудишься?
– В цехе мелких серий…
– А, ну да, Егорычев говорил… Токарем там, да?
Игорь кивнул.
– Это хорошо, – нараспев выговорил редактор. – В партию еще не вступил?
У Игоря непроизвольно взлетели брови.
– Хотя вообще-то рановато, конечно, – признал редактор. – Тебе сколько лет?
– В ноябре восемнадцать будет.
– Ну, понятно, – кивнул редактор. – Что-то ты нам давно ничего не приносишь, Игорь Карцев. Рассказ твой помню. Еще заметки были. А потом что-то замолчал, а?
– Я же на токарном участке, – заторопился объяснить Игорь. – А мастер не отпускает. А про своих ничего не получается… Я очерк решил написать. Вот пришел к вам, чтобы позвонить в кузницу, можно?
– О ком же очерк? – спросил редактор.
– О Поликарпове… ну, который Герой.
– Вон на кого ты замахнулся! – Николай Иванович, прижав к правому плечу голову, с интересом взглянул на Игоря. – А что? Можно попробовать… Если хорошо о нем напишешь – сделаешь большое дело. Да, это хорошее дело – мы как-то давно уже нашего Виктора Ивановича Поликарпова в полный рост не показывали. Давай, рискни!..
Редактор вышел из-за стола, прошелся не спеша к двери, оттуда еще раз пытливо посмотрел на Игоря. Потом в раздумье заглянул через плечо стучавшей на машинке Алевтины. Вернулся за свой стол.
– Тут такое дело, Игорь… Нам литсотрудник в редакцию нужен. Старикова-то от нас уходит, – редактор кивнул на ее пустовавший стол. – Приходили ко мне люди со стороны. С дипломами и все такое… Но – со стороны! А я бы хотел взять толкового заводского парня. Чтобы в железках хорошо ориентировался… Вот была у нас Римма Старикова. Грамотная девица, ничего не скажу. Но как напишет что-нибудь, так прямо беда! Из цехов звонят, на смех меня поднимают. Шпиндель со штуцером перепутала… Егорычев за тебя горой стоит. Ну, это мы еще посмотрим, подумаем, посоветуемся, как говорится… А ты давай пока пиши очерк. Хорошо пиши – про такого, как Поликарпов, халтурно писать нельзя!
Виктор Иванович Поликарпов жил, оказывается, не в доме на набережной Волги – лучшем из заводских жилых домов, а в панельной пятиэтажке того же Северного поселка, где жил с родителями Игорь.
Открыла дверь – обыкновенную, крашенную светло-коричневой масляной краской, без таблички с титулом и фамилией, даже без подглядывательного глазка дверь – круглолицая женщина в пестром платье, поверх которого надет был льняной фартук с вышитыми по углам петушками. Она пригласила Игоря войти и сразу предупредила, чтобы не разувался, только получше протер о половичок обувь.
Через крохотный коридорчик, откуда был ход в кухню и где пахло жареным луком и мясным бульоном, женщина ввела Игоря в большую комнату, из которой две двери вели в комнаты поменьше. Точно такая же квартира была у родителей Игоря.
Виктор Иванович, оказывается, был занят сложным делом. Сам он сидел боком на диване, а возле его колен возвышался комбинированный детский стул, где, привязанный к спинке полотенцем, сидел румяный, с взъерошенными золотистыми волосенками малыш. Виктор Иванович зачерпывал чайной ложкой манную кашу из мисочки и прицеливался в губки веселившегося, подпрыгивавшего в стульчике малыша. Знаменитый кузнец был настолько захвачен процессом, что сам непроизвольно оттопыривал и округлял губы.
Он со смущенной улыбкой ответил на приветствие Игоря. И после того, как удачно забросил очередную порцию каши в рот малыша, сказал:
– Мы сейчас закончим, совсем немножко осталось.
У Поликарпова-старшего были серо-зеленые глаза, прятавшиеся под тяжелыми надбровьями; брови сходились к переносице, от которой пролегли через лоб две глубокие складки. Волосы кузнеца, короткие, густые, приглаженные набок, тоже были рыжеватыми. Короткий нос был по-русски чуть-чуть вздернут, а толстые губы охотно раздвигались в простецки-приветливую улыбку.
Вполне домашнее выражение лица Поликарпова, поощряющая его улыбка успокоили Игоря. Он спросил, глядя на малыша:
– Сын или дочка?
– Внук! – просияв лицом, воскликнул Поликарпов. – Бабушку не признает, хочет, чтобы я его кормил. Мы сейчас, сию минуточку… Ну-ка, Виталик, открывай рот… А как самолет летит: ж-ж-ж… – Тяжелая рука Поликарпова с крохотной чайной ложкой приближалась к раскрывшимся губам внука. – И ам!.. все в порядке, умничка ты мой!.. Родители в кино смотались, а ребенка нам подбросили… Вы присаживайтесь вон к письменному столу, вам же, наверное, записывать надо будет?
Убранство гостиной Поликарповых было стандартным: полированный раздвижной стол, мягкие, обитые синим плюшем стулья, сервант с парадной посудой, небольшой книжный шкаф. В углу, справа от окна, стоял письменный столик – такие обычно покупают заботливые родители для детей-школьников. Вся эта темно-коричневая, из древесностружечных плит мебель была массовой – у родителей Игоря была такая же, изготовленная местной мебельной фабрикой.
Жена Виктора Ивановича унесла накормленного, с перепачканной кашей веселой рожицей внука. Виктор Иванович подсел сбоку письменного стола, вздохнул – с совсем неусталым видом – и сказал:
– Вот теперь я полностью к вашим услугам. Допрашивайте!
Первый вопрос Игорь заготовил давно. И для солидности заглянув в новенький, выложенный на стол блокнот, спросил:
– Виктор Иванович, это случайно произошло или вы сознательно выбрали себе профессию кузнеца?
– Да, да, сознательно, – ответил, заерзав на стуле, Поликарпов. – Я ведь в деревне родился и рос. А в нашем селе кузня была крепкая. И вот мы, пацанята, значит, все возле нее крутились. Дядя Семен на нас, будто на воробьев, все покрикивал: «Кыш вы, конопатые!» Но иной раз и к наковальне допустит. Подашь ему какую-нибудь железяку, и такая гордость в душе: вот, мол, у кого я в подручных!.. Ну, а потом я ФЗУ закончил, на кузнеца опять же учился. До армии в родном селе работал, а когда демобилизовался, сюда, на завод попал. Вот, стало быть, уже двадцать с лишним лет здесь стучу… Ну, а вы сами, Игорь, где и кем трудитесь? Раз вы внештатный корреспондент, то при каком-то деле должны в штате состоять!
Игорь в нескольких словах рассказал о себе.
– Токарь – тоже хорошая профессия, – одобрил Поликарпов. – Корневая, так сказать, для завода. Вам-то самому это дело по душе?
– Да так… – Игорь неопределенно повел плечами.
Поликарпов понимающе кивнул.
– Не нравится, значит… А журналистом – нравится?
– Нравится! Меня скоро должны в штат зачислить, – похвастался Игорь. – Я ведь на вечернее отделение филфака буду поступать.
– Филфака? – переспросил Поликарпов. – В какой же институт?
– В университет.
– Значит, там на журналистов учатся? – для полной ясности спросил Поликарпов.
– Ну… и на журналистов, – признался Игорь. И, боясь, что разговор может принять нежелательное для него направление, поспешил задать следующий вопрос:
– Вы член КПСС, Виктор Иванович?
– Да, я в партии, – охотно ответил Поликарпов, – вот уже скоро двадцать лет. – Его губы снова раздвинулись в добродушно-смущенной улыбке. – Я молодым вступил, еще в армии… А вы, наверное, комсомолец?
Игорь торопливо кивнул и раскрыл рот, чтобы задать новый вопрос, но Поликарпов опередил его:
– А на заводе давно?
– Почти год…
– Сразу после школы?
Игорь кивнул, удивляясь живой заинтересованности, с какой расспрашивал его хозяин дома.
– А в какой школе учились?
– В восемнадцатой.
– И мои ребята в ней учились и учатся! – обрадовался Поликарпов. – Замечательная школа! И директор умница – Наталья Захаровна!
– А сколько у вас детей? – спросил Игорь, надеясь все-таки овладеть инициативой.
– Да двое, – Поликарпов улыбнулся и опять неуклюже завозился на стуле. – Валюшка уже замужем, вот сына ее вы видели. А Толик в четвертом классе… Ваши-то отец с матерью живы-здоровы?
– Да все нормально.
– У нас на заводе оба?
– Отец… Он технологом в ремонтно-механическом.
– А как, простите, ваша фамилия? – спросил, напряженно прищурившись, Поликарпов.
– Карцев… Я же вам удостоверение рабкора показывал!
– Карцев, Карцев… Так я ведь знаю вашего отца! – с явным удовольствием объявил Поликарпов. – Алексей Фомич, правильно?.. Ну, вот! Он хороший человек. Молодец, работяга!.. А вы, значит, журналистом будете? Ну, понятно! – Поликарпов по-мальчишески передернул плечами и о чем-то задумался.
Игорь тоже не вполне понимал, что именно в его жизни показалось Поликарпову неясным, и потому замешкался с очередным вопросом.
– Вы на каком курсе учитесь-то? – спросил Поликарпов.
– Да я только собираюсь поступать.
– Значит, журналистом хотите, – с задумчиво-огорченным видом повторил кузнец и качнул головой. – Мы-то свою жизнь проще начинали. Как-то еще не было тогда этого вот… проворства. Я ведь знаю журналистов – много их ко мне приходило. И все какие-то странные попадались. Посудите сами: я, например, работаю, кую детали. Приходит ко мне корреспондент. Суетится со своим блокнотиком, выспрашивает, записывает… Оно и понятно, у всякого своя работа и журналисты нужны… Только у рабочего человека, по-моему, все-таки больше достоинства. Ну, возьмем вас лично, к примеру. Отец у вас труженик, много лет на заводе. И вы на том же заводе, токарь – отличная профессия! Ну и работали бы, зачем в чужую колею перескакивать? Вы сами-то об этом не задумывались! – пытливо глядя Игорю в глаза, спросил Поликарпов.
Тот растерялся.
– Ну бывает же еще… призвание, – проговорил Игорь не вполне уверенно.
– Конечно! – Поликарпов сосредоточенно сдвинул брови, стараясь, видимо, получше представить себе, о чем идет речь. – Призвание, талант… А ваши заметки или что там… статьи какие-нибудь уже печатали?
Игорь торопливо потянулся за газетами, которые прихватил на всякий случай с собой. Показал Поликарпову. Тот, надев очки, стал листать.
– Интересно! – с уважением произнес он, аккуратно собрав газеты и перегнув их в начальное состояние. – Вы даже рассказы пишете!.. В таком случае у меня к вам, Игорь, есть серьезный вопрос. Вот лично вы как пишете: сочиняете все напропалую или что-то из жизни берете?
Игорь приободрился.
– Ну, что-то из жизни, конечно. А что-то и придумываю, если, например, рассказ пишу.
– Да, тонкое дело, – озабоченно произнес Поликарпов. – Тогда еще один вопрос. Почему вы решили обо мне писать?
Игорь от неожиданности сжался, даже пригнулся.
– Ну… вы же… хорошо работаете… Знаменитый человек!
Поликарпов добродушно рассмеялся.
– Тогда мне совсем не понятно! – весело воскликнул он. – Раз уж я знаменитый, так и не надо обо мне писать! О незнаменитых пишите. Надо ведь новых героев искать и показывать, а не захваливать тех, чья фамилия и без того всем оскомину набила… Вот это для меня всегда было не понятно, честное слово! Я вам признаюсь: поначалу я собирал газеты и журналы, где про меня было написано. А потом бросил, честное слово! Даже злиться начал: ведь почти все слово в слово пишут одно и то же: вот, мальчонкой бегал в кузню, потом сам стал кузнецом… Ну и что из этого?
Он замолчал и с серьезным вопрошающим лицом уставился на Игоря. Тот не думал, что Поликарпов притворяется – недоумение кузнеца было вполне искренним. Но возразить – или как-то ответить на его вопрос Игорь не мог.
Не дожидаясь ответа, Поликарпов продолжал:
– Я лично так думаю: в газете, в журнале, в книге – надо писать ради того, чтобы какие-то серьезные вопросы обозначить. Скажем, мучает человека какая-то проблема, покоя душе не дает. Тогда он и пишет. Чтобы, значит, другие умы к этой проблеме подключить. То есть сообща дело решить… Вот я и думал, что обо мне вы решили писать тоже из какого-то своего личного затруднения. Потому мне и нужно знать: какой такой вопрос привел вас ко мне. Вы не стесняйтесь, говорите начистоту! И вместе подумаем, порассуждаем. Ну?
Игорь был совершенно сбит с толку. Взволнованность кузнеца была настоящей, потому передалась и гостю. Но не было у Игоря мужества сознаться в том, что ему хочется произвести приятное впечатление на недружелюбного редактора Николая Ивановича. А еще больше хочется избавиться от тяжелой токарной должности!..
Поликарпов хлопнул себя по коленям, поднялся и сказал:
– Мы сейчас с вами чайку выпьем. Я пойду, распоряжусь, значит, а вы тут посидите, обвыкните, осмотритесь. И не стесняйтесь, пожалуйста!..
Поликарпов вышел, притворив за собой дверь. Игорь слышал приглушенные голоса в кухне: покрикивал там Виталька, что-то рассказывала Поликарпову жена. Потом грохнула входная дверь, звонкий мальчишеский голос радостно прокричал:
– Ура, папка дома!.. Пап, будем сегодня планер клеить? Ты уже сколько обещаешь!
Мальчику тихо объяснили ситуацию, после чего тот же голос, уже разочарованно, сказал нараспев:
– Опять корреспондент!.. Ладно, пойду к Витьке Земскому мультики смотреть…
Игорь решил: как только хозяин вернется в комнату, он тут же простится, извинится и уйдет. Исполнившись такой решимости, Игорь стал осматривать комнату. Заинтересовался книжным шкафом. Увидел за стеклами вперемешку с богато изданными книгами классиков знакомые корешки школьных учебников. Заметил и трехтомник Ленина. Точно такой, какой сам недавно купил и собирался обязательно прочитать от корки до корки…
Вошел и внес поднос с парившими на нем чашками Поликарпов. Поставил поднос на письменный стол – рядом с чайными чашками лежали бутерброды с маслом и сыром.
– Ужинать будем примерно через часик, а пока чайку… – располагающим жестом пригласил Поликарпов. И первым взялся за чашку, размешал ложечкой сахар, отхлебнул.
– Пейте, Игорь, ну что же вы!.. Хороший чай, индийский! У меня жена мастерица заваривать. Ну, смелее!..
Игорь почувствовал, что и уйти у него уже не хватает смелости. Принужденно подвинул к себе чашку.
– Я вот что подумал, – первым заговорил Поликарпов. – Мне кажется, вас привел ко мне примерно такой вопрос: как это может быть, чтобы вроде неглупый и, как вы сказали, знаменитый человек всю жизнь работал на тяжелой кузнечной работе и еще был доволен своей судьбой. Уж, наверное, он притворяется!.. Ну, как, угадал?
Игорь даже не кивнул – он дернул плечами, всем телом содрогнулся от неожиданности, от чувства облегчения и благодарности.
– Ну, так вот, слушайте! Раз вы приходили ко мне в цех, значит, видели нашу работу. Она, прямо скажу, не легкая. И мне много раз предлагали работу полегче. Даже навязывали, настаивали!.. Только я не хочу полегче, это я вам искренне говорю. И объясню почему. Дело, знаете, в том, что природа устроила человека вроде бы хорошо, даже идеально. Но с одним секретом!.. А секрет в том, что без подходящей душевной и физической нагрузки человек нормально жить не может: портиться начинает… И вот я к своей кузнечной работе очень привык, потому что дает она мне эту самую нагрузку человеческую. В кузнице я полезен и самому себе, и семье, и, наверное, всему народу. В моем возрасте, когда позади больше, чем впереди, это очень важно… Для душевного здоровья, между прочим, важно!
Игорь не в первый уже раз тревожно заглянул в блокнот, в котором он так и не сделал ни одной записи.
Перехватив его взгляд, Поликарпов улыбнулся.
– Не успеваете записывать?.. Ну и не записывайте! Давайте с вами просто, по-человечески побеседуем, раз уж такой случай случился!
