Текст книги "Встречи на болоте"

Автор книги: Вячеслав Лавров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Спасательная экспедиция завершилась, и я, придя немножко в себя, вспомнил, что скоро должен приехать ещё один монстр, но порождённый на этот раз не колдовством Пелки, а самыми мрачными закоулками человеческой цивилизации, причём в сопровождении не менее страшного чудовища – сгустка мрака, из космической преисподней.

Но Незнамов должен приехать лишь завтра, дома делать особенно нечего, и я решил дождаться возвращения Игоря и его освободителей.

Игорь прибыл в совершенно разобранном состоянии: у него даже зубы стучали о край, когда он пил приготовленный Пелкой отвар из полулитровой керамической кружки. Не знаю, чего она там ему намешала, но как только Игорь допил это не очень приятно пахнущее пойло, он преобразился прямо на глазах: взгляд его из затравленного стал чуть-чуть усталым, плечи, прежде почти закрывавшие грудь, распрямились, и уверенно зазвучал ещё минуту назад дрожавший голос.

Мы втроём вышли из дома и уселись на лавке у озера, где Игорь и рассказал нам о своих злоключениях.

Весь понедельник новый директор фонда «Истоки» знакомился с вверенным ему коллективом и его делами. Все прекрасно понимали, что представленный как верховный правитель Игорь Николаевич Гаевский что-то вроде приходящего папы, задача которого – давать деньги и изредка приезжать в гости, а в головной московской организации руководить по-прежнему будет исполнительный директор Марк Давыдович. Но близость к финансовым источникам и высокое научное звание вызывали уважение, поэтому к Игорю все относились с почтением и беспрекословно помогали ему войти в курс дела.

Закончив это знакомство в соседней кафешке с парой фондовских холостяков из научного отдела, Игорь обнаружил, что в деревню ехать уже не сможет, и отправился домой.

Усталость и алкоголь взяли своё: он уснул, едва добравшись до кровати.

Среди ночи его поднял настойчивый звонок в дверь. С той стороны ему сообщили, что его беспокоит милиция: у соседей напротив обыск, и срочно нужны понятые, и даже показали в глазок какое-то удостоверение. Как только ещё не совсем пришедший в себя Игорь открыл дверь, он со старта получил прямой в челюсть. Тут же на него навалились два здоровенных бугая и одели наручники. Продолжая считать, что имеет дело с милицией, и эта чудовищная ошибка вот-вот разъяснится, Игорь не оказал никакого сопротивления, даже когда его освободили, чтобы он переоделся. А через десять минут Игорь сидел уже в машине в том положении, в котором мы с Пелкой его и видели.

Главарь, назвавшийся Виталием, сходу объяснил ему, что претензий лично к Игорю он не имеет, а нужен ему Можаев, который сильно задолжал большим людям и скрылся в деревне. Если Игорь поведёт себя прилично и отведёт ребят к тому месту на болоте, где прячется должник, то его просто отпустят на все четыре стороны. Игорь не успел даже обдумать условия предводителя, когда услышал мой голос. Ну а остальное нам всё уже известно.

– Ну и хватит. Дальше не нужно, – вмешалась в разговор Пелка. – Пойдём в дом, а то у тебя уже глаза слипаются.

Игорь, как бы в подтверждение её слов, широко зевнул, покорно поднялся и дал себя увести. А я, верный своей новой привычке работать лёжа, отправился на сеновал, где ещё с ночи должны были остаться подушки и одеяла.

Ожидания мои оправдались: перетряхнув все комплекты, я устроил себе шикарное лежбище и с удовольствием повалился на него.

На первый взгляд все три наезда казались отдельными и совершенно логичными.

Контора проверяла подозрительное совпадение, когда в районе предполагаемого падения тарелки, вдруг появляется лапотный мужик с незаконченной семилеткой за плечами, создающий на упавшие с неба миллионы заповедник, который должен своим статусом закрыть этот район.

Зарин узнал от своего брокера об успешной игре на бирже и, не сумев влезть в неё по-хорошему, захотел разрешить задачку с применением силы.

Болт, ставший участником этой неудачной акции, отложил свой побег, чтобы уже своими силами довести дело до конца и иметь за границей дело, приносящее гарантированный, немалый доход.

Но кое-что не сходилось. Возникало много вопросов и неувязок, которые подтачивали стройность этого логического построения.

С чего, такой солидной организации как ФСБ, поставившей крест на случае с тарелкой, обращать внимание на фонд с подставным зицпредседателем? Ведь он вполне может оказаться просто очередной финансовой афёрой.

Зачем Пашке задолго до разговора со мной затевать всё это дело с похищением? А вдруг Можаев, стопроцентный финансовый лох – откроет свои объятья старому другу, опытному финансисту, чтобы вместе решить возникшие проблемы? Так нет, он за несколько дней до встречи нанимает похитителей и договаривается с Болтом, рискуя вляпаться в криминальную историю. Не иначе как кто-то подсказал ему, что мной интересуется ФСБ, и я вдруг могу оказаться в камере, где со мной уже не побеседуешь.

Почему Болт, узнавший о появлении нового директора фонда, н схватил его прямо на улице после окончания рабочего дня, а стал разыгрывать шумную и небезопасную, сляпанную на скорую руку инсценировку посреди ночи? Значит, информатор его был не из фонда, а из группы прослушки ФСБ, засёкшей появление Игоря дома.

При ближайшем рассмотрении все события так или иначе завязаны на ФСБ.

Я составил списки лиц из конторы, которые могли участвовать во всех случаях.

Налёт спецотдела: Лазарев, Проценко, группа захвата, случайный спецотдельщик.

Операция Зарина: Лазарев, уже заготовивший мне камеру, отпадал сразу, оставались Проценко, группа захвата, случайный спецотдельщик.

Квартира Игоря: одновременно о появлении Игоря и его связи со мной могли знать только Лазарев и Проценко.

В пересечение кроссворда попадал подполковник Проценко.

Я заказал комбу информацию на этого шустрого подполковника, а сам незаметно задремал, опоённый запахом сохнущих луговых трав и цветов.

Змеиный узел

Боишься – не делай, делаешь – не бойся.

Чингиз Хан.

И снова я вижу загородную пещеру Сола, но на этот раз там я сам.

Солнце находится в зените: похоже на полдень. Я смотрю на часы и с удивлением отмечаю, что на них полдесятого, вот только утра или вечера – непонятно. Тогда я проворачиваю часовую стрелку чуть-чуть вперёд и вижу, что буковки стали со вторника переходить на среду, значит, на моих часах ещё земной вечер. Солнце жжёт настолько сильно, что я даже чувствую, как оно прихватывает мне нос. Чтобы не обгореть, ухожу в тень к скале, и тут, наступив на острый камешек, замечаю, что на мне нет кроссовок, а только носки.

Всё как во сне, который я увидел после первой встречи с Солом, разве что время другое и вход в пещеру закрыт сплошной серой перегородкой. Я подхожу к ней и пробую открыть её, толкая в разные стороны, но она не поддаётся.

– Ты хочешь войти? – раздаётся у меня в голове голос комба.

– И ты со мной в этом сне? – спрашиваю удивлённо.

– Конечно. Только никакой это ни сон, мы действительно на планете Моах, хотя, должен признаться, что до сих пор не могу понять, как мы сюда попали, – ответил он, и мне даже показалось, что в его всегда бесстрастном голосе прозвучала эмоциональная нотка.

Меня восхитила работа своего мозга: сон был на удивление последовательно выстроен.

– Гулять, так гулять! – кричу я и, подобно Солу, быстро раздевшись, прыгаю с камня в пруд.

Холодная вода отрезвила: вспомнил, что сейчас в сарай должны прийти Митька и Ваня с отцом, а все подушки и одеяла свалены мной в одну кучу, на которой я и уснул. Мне захотелось назад на сеновал, и в ту же секунду обнаружил, что стою перед тремя постелями, на двух из которых лежат тёмные фигуры: Ваня и кто-то из взрослых.

Неожиданно меня осветил луч электрического фонаря, и мне стала ясна причина того, почему вдруг стало так холодно: я был в одних трусах и совершенно мокрый.

– Ты чего, Василич, сдурел – в такую погоду купаться, – раздался сонный митькин голос.

– Не помню ничего, Мить, – пролепетал я, растерянно.

В ответ одновременно заговорили комб и Хряк.

– Ты только что купался в пруду на планете Моах, – безапеляционно заявил комб.

– Ты как я, Василич, похоже, лунатиком стал, – посочувствовал мне Митька.

Он с кряхтеньем поднялся и завернул меня в колючее от сена одеяло. И мы втроём, вместе с присоединившимся к нам Ваней, стали искать мою одежду.

Но нашлись только кроссовки, которые я, помню, снял перед сном. Митька уже направился к выходу, чтобы поискать на берегу, но у меня появилась идея, как сделать это самым рациональным образом: я попросил комба показать мне всё, что происходило после того, как уснул.

Сначала всё развивалось согласно митькиному предположению: я открыл глаза, сел, а потом медленно встал. Сделал четыре коротких шага по направлению к боковой стенке сарая, напротив которой спал, и… исчез.

Следом без перехода появилась солова фазенда и прокрутился весь мой «сон» до того самого мгновенья, когда я появился снова на сеновале.

Я был растерян: если мой перегруженный последними событиями мозг мог вполне дать осечку, то этого никак не могло произойти с комбом, совершенно не знакомым с эмоциями, и уж никак не страдающим галлюцинациями.

– Не ищи, Мить, бесполезно, – сказал я Хряку, застывшему в дверях. – Лучше попроси у мужиков какую одежёнку на время.

Пока Митька медленно раздумывал над моими словами, Ваня уже во всю прыть бежал к мельнице и минут через пять вернулся с Жекой и Пелагеей.

– Похоже, дождался ты весточки от лабиринта, – сказала она, протягивая мне узелок с бельём и одеждой.

Меня как током ударило – вот оно объяснение, бывшее прямо под носом, но о котором могла додуматься только колдунья, привыкшая к противоестественным событиям. Но если её догадка верна, где гарантия, что в следующий раз я не окажусь прямо перед каким-нибудь чудищем вроде Рохла, или на дне океана в одних резиновых сапогах?

Холод давал о себе знать и даже отвлёк меня от этих скорбных мыслей о возможном печальном будущем, поэтому я забрал у Пелки свёрток и быстро переоделся, даже не обращая внимания на её присутствие.

Не первый раз замечаю, что на первый взгляд такие незначительные вещи, как переодеться во всё сухое после промозглой холодной сырости, могут изменить не только настроение, но и само отношение к жизни. Вот и я, одев чьи-то достаточно широкие, но короткие вещи, перешёл из рядов законченных пессимистов в начинающие оптимисты. Мне вспомнился ещё один подобный сон наяву, когда я наблюдал фактически в открытом космосе борьбу маленького звездолёта с огромным астероидом за право существования, и не почувствовал в это время не только космического, но даже простого холода. Значит, не так уж и плохи мои дела, а что будет дальше, легко узнать: надо только подождать.

Не знаю как, но Жека понял моё состояние:

– Хватит дрыхнуть! – сказал он. – Айда на берег!

После этих слов всех, а особенно нас с Ваней, охватило весёлое предчувствие приключения.

Из дома подтянулся Прохор. На берегу развели костёр, пламя которого согрело не только снаружи, но и изнутри. Меня уже трудно было чем-нибудь удивить, поэтому, когда Прохор сходил к озеру и, засунув руки по локоть в воду, просто вытащил оттуда пару окуней и передал их Пелке, я почти не обратил на это внимания.

Неожиданно из темноты появились дед с Фёдором, а следом пришла Ульяна с большой корзинкой в руке, и стала помогать племяннице. Их совместными усилиями на костре скоро забулькала, закипела уха, а на скатёрке, постеленной прямо на земле, разлеглись хлеб, соль и другие приятные глазу и желудку вещи. Пригодилась даже бутылочка казёнки для слабых слоёв населения, отвергнутая мной в первый вечер, так что мы с Женей тоже приняли полноценное участие.

Почему люди так суетятся? Идут на всё, чтобы только увеличить счёт в банке: на подлость, предательство, насилие и убийство. А в итоге, если удалось проскочить мимо тюрьмы и кладбища, сидят в какой-нибудь вилле на Багамах, где негде, а главное, не с кем развести вот такой костерок, чтоб сварить ушицу и поговорить о простых обыденных вещах.

Небо из чёрного стало сероватым, костёр уже не горел, а лишь переливался красно – бордовыми сполохами. Да и разговор увял, придавленный предрассветной усталостью. Женщины стали собирать посуду, ополаскивая её в озере, а Прохор заткнул пластмассовой пробкой горлышко неиссякаемой бутыли с погановкой.

Женя с удивительной нежностью и осторожностью отнёс сморившегося у него на коленях Ваню на сеновал, и компания стала потихоньку разваливаться: мы с Митькой тоже отправились в сарай, а остальные домой – на мельницу.

Водка была не импортная, ну максимум из Осетии, поэтому утром мы с Женькой и присоединившийся к нам за компанию Митька отпаивались рассолом.

Нельзя сказать, что мне так уж нужен был этот напиток завтрашнего дня, поскольку комб позаботился о моём здоровье, но страдающих друзей бросать нельзя, поэтому я тоже пил похмельную панацею, впрочем, очень приятную на вкус: с какими-то нераспознаваемыми травами и листьями, придающими ему неподражаемый колдовской аромат.

За этим занятием утро незаметно переползло в полдень, и нас позвали обедать. Есть удовольствия, кроме самой водки, которые не узнать ни одному трезвеннику, например: похлебать горячих щец с бодуна. Правда говорят, что в этом состоянии и пиво приобретает непередаваемый вкус, но этого я не знаю – ни разу не опохмелялся, хотя и верю в действенность этого народного средства.

– Когда выходим? – спросил я Митьку после обеда.

– Тебя сегодня не я, а Прохор домой отведёт, – последовал неожиданный ответ. – А у меня ещё тут дела есть.

Я ничего не ответил, хотя и удивился, какие такие важные дела появились у Хряка на мельнице. Узнав от Прохора, что выходим примерно через час, я пошёл на своё привычное рабочее место – на сеновал и, удобно устроившись, попросил комба дать мне всё, что нашлось по подполковнику Проценко.

Проценко имел все основания быть довольным жизнью. Машина у него была хоть без личного шофёра, зато та самая, обруганная лазаревским водилой, «Ауди», четырёхкомнатная квартира в элитном доме тоже что-нибудь значила. Квартирку эту Степан Петрович купил, конечно, не на подполковничью зарплату. Но деньги достались ему не путём каких-то махинаций – просто он продолжал быть правой рукой Лазарева, когда тот временно оказался за бортом. Подполковник не видел в таком раскладе ничего предосудительного, как и в том, что бывший шеф совсем неплохо платил за услуги. Стёпа прекрасно понимал, что уже достиг пика своей карьеры, и очень надеялся на гражданке остаться под крылом генерала.

Жена, прошедшая с ним весь этот долгий путь (сначала по гарнизонам, создавая биографию, потом по диким заграницам, зарабатывая чеки ВНЕШТОРГА), была путеводной звездой всей его карьеры. Нет, она не была дочкой большого начальника – Ниночка была из очень скромной семьи советских инженеров. После иняза пединститута её, не имеющую никаких связей, послали учительницей английского языка в небольшой городок, на обязательную отработку, где в местном гарнизоне проходил службу ст. лейтенант Стёпа Проценко. Нельзя сказать, что она очень запала на старлея, но лучше в этом захолустье не было. И когда встал вопрос – аборт или замужество – она выбрала второе.

А вот Стёпа увлёкся юной учительницей не на шутку, но, будучи человеком неглупым, что и показала дальнейшая жизнь, воспринял её согласие выйти за него замуж как аванс, который он должен отработать. И своим удивительным упорством добился от жизни максимума, а от жены уважения, переросшего с годами в тихую семейную любовь.

Конкретно по делу информация была не очень обильной, но достаточно красноречивой: с телефонов Проценко звонили Заринскому за пару дней до моего похищения, Болту в ночь захвата Игоря, и ещё были звонки в «никуда», точнее, по такой линии, по которой болы пройти до конца не могли. Кстати было подобное соединение и незадолго перед операцией спецотдела в Веретье.

Эти факты и то, что во время одной из заграничных командировок, подполковник работал в небольшой арабской стране в одно время с начинающим дипломатом Андреем Незнамовым, указывали на то, что инициатором столь массированной атаки был человек, с которым я хотел подружиться сегодня. Получалось, что я всё время решал частные, тактические задачки, проигрывая партию стратегически.

Так и не придя ни к какому решению – о чём говорить сегодня с Незнамовым, я пошёл собираться и прощаться с гостеприимными хозяевами.

Прохор ждал меня у леса, сидя на пеньке, в том же наряде, в котором я встретил его в первый раз, и только котомка за плечами говорила, что он собрался в дорогу.

– Ну, пошли что ли, – строго произнёс он, вставая при моём приближении. – Я уж тут заждался.

Назад он повёл меня совсем не той тропинкой, по которой мы с Митькой добирались сюда. Если быть точным, мы двинули через лес, совсем не разбирая дороги, но, удивительным образом, ни одна ветка не зацепила одежду, ни один куст не попался под ноги. Мы шли прямиком через болото, не замочив ноги, и проходили через буреломы, даже не наклонив головы. Если бы я и раньше не был уверен, что иду рядом с хозяином леса, то сегодняшнее путешествие убедило бы меня в этом.

Кто мог представить, что в местных лесах сохранилось столько живности: от гороподобных лосей до рыжих белок, с любопытством разглядывающих нас с ёлок своими круглыми, навсегда удивлёнными глазами.

Невольно возникал вопрос, кого же тут в лесу считают нечистой силой: этого невысокого мужичка, которого не боится ни одна даже самая малая пичуга, или своры частенько пьяных покорителей природы, готовых убивать из ружей всё, что движется, причём не для пропитания, а для дикой забавы, называемой охотой?

– Василич, расскажи-ка ты мне, мил человек, куда ты вляпался? – спросил меня Прохор, останавливаясь и протягивая мне бутылку с морсом.

– Веришь, Прохор, болото твоё меня в это затянуло: сначала шары эти…, потом лабиринт, а сейчас уж и не знаю, что ещё будет.

Я попил морсу, устроился рядом с обосновавшимся на кочке лешим и всё как на духу рассказал ему, после чего от наступившего облегчения понял, что именно этого мне и не хватало: поделиться с кем-нибудь свалившимся на меня грузом.

– Да…а, – протянул Прохор. – Тебе не позавидуешь. У нас тоже отчаянные времена бывали, но мы-то хоть в подземелье уйти могли, а тебе и укрыться некуда. Тут, на болоте, мы тебя, конечно, не выдадим, но дальше у нас силы нет. А с заповедником ты это хорошо придумал, какая – никакая охранная грамота будет.

– Замотался, Прохор, не знаю чего и делать, – вздохнул я, не очень то и рассчитывая на совет. – О чём мне теперь с этим гадом разговаривать?

– Мы, конечно, можем прикопать его на болоте, но только не поможет это, за ним нехорошая сила стоит, чужая всему живому. Заменят твоего Андрейку другой куклой – и всего делов. Тебе с ними договариваться надо. Так что ты на Незнама своего зла не держи, а бери быка за рога – требуй встречи с главным. А брыкаться будет – постращай: похоже ты, сам того не зная, в важные шишки выбрался, и негоже тебе перед холопом шапку ломать, – окончив свою пространную речь, Прохор уложил пустую бутылку из-под морса в котомку и поднялся, давая понять, что привал окончен.

Больше за всю дорогу мы этого вопроса не касались. Только прощаясь со мной у дома, он неожиданно улыбнулся, по-моему, первый раз за всё время нашего знакомства:

– Не боись, Василич, я рядом буду. Ты, главное, помни, что он тебе неровня, а особенно тут у нас. Если надо будет, я на него такой мороки напущу…, – он ободряюще хлопнул меня по плечу и пропал в лесочке.

Незнамов, конечно, был точен: без пяти пять его машина остановилась на окраине деревни, и он, аккуратно обходя лужи по краешку дороги, двинулся в одиночку к моему рыболовному месту. Явно не учёл Андрей Михайлович погодные изменения местности, поэтому пришёл на встречу весь перемазанный в глине и с водой, хлюпающей в правой туфле. Но виду не подал и, вежливо поздоровавшись, как ни в чём небывало, присел прямо на влажные доски настила.

Человек я слабохарактерный и, видя такую утончённую смиренность, спустился со своего трона и сел рядом с ним. Почти сразу после этой уступки боковым зрением увидел какое-то шевеление в камышах, и оттуда выплыла здоровенная чёрная гадюка, которая, достигнув берега метрах в десяти от нас, выбралась на травку и, свернувшись в спираль, уставилась холодным немигающим взглядом на Незнамова.

Мне, уже догадавшемуся, что это моральная поддержка от Прохора, и то было не по себе от её вида, а представляю, что чувствовал мой гость.

– Как-то неуютно тут у вас сегодня, Александр Васильевич, – начал говорить Незнамов, поглядывая на змею. – Может, стоит перенести нашу встречу в другое место?

– Что вы, Андрей Михайлович, – ответил я в его манере, – разве это неудобство можно сравнить с бегом по ночному болоту, общением с бандитами в сыром подвале или прогулкой по лесу с арканом на шее?

– Неплохо, неплохо, – ничуть не смутившись, сказал Незнамов, – совсем неплохо для такого неискушённого человека, как вы.

В это время из озера выползла вторая гадюка, ничуть не меньше первой, и улеглась выше по берегу, отрезав на с от дома. Тут уж Незнамову стало ясно, что это не случайность, а демонстрация.

– А не могли бы вы отослать их отсюда? – попросил он почти спокойным голосом, демонстрируя железную выдержку.

– Не бойтесь. Они вас не тронут. Мои маленькие друзья значительно безопасней, чем те гады, которых вы натравливали на меня.

– Ну, нельзя ли хотя бы отодвинуть их подальше, чтобы они не так отвлекали от беседы. Я и без этих угроз собираюсь вам рассказать кое-что интересное. Надеюсь, это приподнимет занавес над странными событиями, которые происходят с вами последнее время. А ведь они происходят!? – тут он пристально посмотрел на меня, рискнув оторвать взгляд от болотных тварей.

Вместо ответа я, уверенный, что Прохор наблюдает за нами, махнул рукой. Гадюки, как бы повинуясь этому движению, дружно снялись с места и скрылись в камышах. По тому, как Незнамов, не удержавшись, облегчённо вздохнул, я понял, что он всё же живой человек, и сразу успокоился, при этом мысленно поаплодировав Прохору за тонкий психологический трюк.

– Так о чём вы, Андрей Михайлович, хотите рассказать мне? Если об адских монстрах – своих хозяевах, то мне это неинтересно, а если собираетесь пугать меня новыми злоключениями, то мне уже надоело бояться, – поверив Прохору, я вёл разговор, если и не свысока, то по крайней мере на равных, хладнокровно блефуя при пустых картах.

– О каких это монстрах вы говорите? Мои, как вы выразились, хозяева – такие же люди, как и мы с вами, только их цивилизация намного древней и умней нашей.

Я так и не понял: верит он сам во всё, что говорит, или продолжает вешать мне лапшу на уши, поэтому просто, молча, показал ему кино, снятое комбом при нашей первой встрече. Удивительно, но он не врал! Это стало понятно, когда выдержка изменила ему при взгляде на портрет своего охранника, сделанный другой инопланетной техникой.

На лбу Незнамова, несмотря на прохладную погоду, выступил пот, он страшно побледнел, потом затих, похоже, ведя разговор вроде наших с комбом, и, даже не попрощавшись, отправился на стоянку, оскальзываясь на размокшей глине. Потом послышался чуть слышный рокот заведённого двигателя, через пару минут растаявший в лесу.

Эффект был не совсем тот, которого я ожидал, победа получилась пирровой: противник в смущении бежал, а я по-прежнему в полном неведенье относительно того, что происходит.

Из леска вышел Прохор и легко, как по ступенькам, спустился к берегу.

– Уел ты его фоткой, однако, – одобрительно сказал он. – Видать, они башку ему морочили, что друзья, а не хозяева. А ты его мордой в грязь.

– Что толку, если так ничего и не узнал? – с горечью спросил я.

– Давно замечаю – нет у тебя терпенья. Ты как жеребёнок всё в галоп наровишь, а тут дело не простое – здесь как по трясине идти надо: два шажка вперёд – один в сторону, а то и назад, – сегодня Прохор был словоохотлив, как никогда. – Прибежит ещё твой дружок, когда они ему новую сказочку придумают, никуда не денется. Он в это дело уже по уши влез – назад дороги нет.

Ну ладно, – покорно согласился я, сражённый его убеждённостью. – Пойдём домой что ли, Катя нас чем-нибудь покормит.

– Это можно, – согласился Прохор. – Но сначала к Митьке: он уже и баньку истопил.

Сказав это, он повернулся и пошёл не оглядываясь к митькиному дому, а я, даже не удивившись, что Хряк уже в деревне и успел истопить баню, двинулся следом.