Текст книги "Сон веселого солдата (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Климов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Шагаю я как-то, уныло опустив голову, по полупустой территории автопарка полка, с сожалением наблюдая, как начищенные до блеска сапоги, утопая в пыли, с каждым шагом теряют свою уставную красоту. Песчано-глинистая земля, развороченная тяжёлыми гусеничными траками и вездеходными покрышками, превратилась в измельчённую массу, подобную сухому строительному цементу.

Однажды видел, как двигавшийся в хвосте колонны полноприводный автомобиль «Урал» сел на днище. Гружённая боеприпасами машина, повисшая на мостах, гоняя пыль беспомощно вращающимися колёсами, тщетно пыталась сдвинуться с места. Не поверив своим глазам, я решил опытным путем подтвердить увиденное. Осторожно опустил ногу в волнистый покров разбитой дорожной колеи, и сухая пылевая масса, подобно грязевой жиже, слегка сопротивляясь, почти до колена поглотила мою конечность. Быстро вынул измазанный сапог, и земля тут же выровнялась, приняв прежний вид.

Стараясь обойти глубокие пыльные «лужи» автопарка, незаметно для себя я набрёл на своих. Водитель тягача, выбрасывающего в сторону выхлопные газы, под руководством стоящего рядом лейтенанта пытался подъехать и подцепить минные тралы. Раздражённый взводный и торчащее из люка, покрытое испариной испуганно-бледное лицо водителя без лишних слов говорили о том, что психологический взрыв не за горами. Я остановился поглазеть, что произойдёт быстрее – иссякнет терпение командира или вновь прибывшему механику удастся закрепить сцепку.

Для нас и наших родственников так и остались неразгаданными финты министерства обороны по перетасовке новобранцев. Почему призывников северных территорий нашей огромной страны отправляли служить на юг, а южан перевозили на север? Чтобы солдату жизнь мёдом не казалась? Так её и без того курортным романом не назовёшь. И это ещё не всё: довольно часто профессиональных поваров переучивали, к примеру, на миномётчиков, радистов или танкистов, а ребят с водительским удостоверением на два года отправляли на пищеблок.

После третьей неудачной попытки тягача нервы вдруг сдали у меня: "И долго ты, снайпер, будешь ёрзать?".

У взводного в глазах мелькнула искорка надежды, и он, оживившись, спросил: "А ты сможешь?".

"Надо попробовать", – не задумываясь, ответил я.

Последующие наши действия не потребовали команд или уговоров. Новичок, утерев пот со лба рукавом гимнастёрки, шустро выпрыгнул из машины, расположился в стороне, сменив испуганное выражение лица на "от греха подальше".

Я влез на невысокий танковый нос. Зная о том, что прежде, чем сесть, придётся опуститься в люк и стать на сиденье, ударами каблуков о край брони сбил налипшую пыль. Попав в люк, бросил беглый взгляд на рычаги управления и вспомнил добрым словом прапорщика из автопарка в сержантской учебке. Узнав о том, что, возможно, меня отправят в Афган, он, уже отслуживший в ДРА, по доброте душевной познакомил меня со штурвалом боевой машины пехоты и рычагами танка Т-62, при этом сказав: "А вдруг пригодится?". И вот, пригодилось.

В профтехучилище к сельхозсцепкам, будь то сеялки, плуг, бороны или культиватор, на гусеничном тракторе ДТ-75 подъезжали задним ходом. Здесь же задача была попроще, всё впереди, перед глазами. Чуть отъехав назад, переключил передачу и медленно тронулся в обратном направлении. Крепления на броне, приближаясь к креплениям на тралах, наконец-то совпали с ними. Взводный, по-прежнему стоявший справа, сказал: "Завтра на боевые водителем-механиком поедешь ты. А там, глядишь, и заболевший из санчасти выпишется. Дизентерия лечится недолго".

И уже вечером следующего дня случилось ЧП, где опять понадобилась моя помощь. Вечерний полумрак, не сопротивляясь, постепенно уступал ночной темноте. В командирской двухместной палатке тусклым светом горела над головами запитанная от автомобильного аккумулятора переноска. С озабоченными лицами, скрестив ноги на местный манер и склонившись над развёрнутой небольшой картой, сидели ротный и взводный.

"Климов, заходи", – сказал капитан, увидев просунувшееся в дверной брезентовый разрез моё лицо. Я быстро нырнул в палатку, проверил, чтобы свет не просачивался наружу и, тоже поджав ноги, сел спиной к входу. В дальнем углу палатки лежал небольшой, серебристого цвета, японский магнитофон.

О том, откуда я знал, что в подкассетнике находится кассета с авторским концертом Владимира Семёновича, я не скажу, пусть это будет тайной. Но что радиомагнитоле скоро придёт каюк – никому из нас еще не было известно. Мощный взрыв сорвёт палатку, превратив её в решето. Взрывная волна оставит одни лохмотья от заморского динамика. Жертв удастся избежать лишь по причине отсутствия постояльцев.

"...Им уже отдан приказ снимать башенное орудие с боеукладкой и оставлять машину в арыке до утра, – продолжил прерванный разговор командир. – Однако опасаются, что БМП в любой момент может завалиться набок или, хуже того, опрокинуться и лечь в воду вверх дном. Вот тогда уж точно жертв не избежать, – затем, выдержав секундную паузу, взглянув на нас, добавил: – Они до последнего надеются спасти БМП из арыка".

Опустившись в машину, я закрепил автомат по левую руку, зафиксировал люк и водительское кресло в походном положении. Это когда голова танкиста дышит свежим уличным воздухом, а тело парится внутри ещё не остывшей брони. В полной темноте нащупал правой рукой резиновую кнопку запуска двигателя и дал старт. Тягач на базе танка Т-62, словно соглашаясь с тем, что грех своих в беде оставлять, нарушая тишину, ухнул мощным дизелем. Надевая шлемофон, я взглянул вправо и вверх. На фоне беззвёздного тёмного неба командир, как и я, на ощупь приводил станковый пулемёт ДШК в боевую готовность. Поправляя микрофоны на шее, в наушниках услышал голос с мягким армянским акцентом:

"Готов?".

"Так точно".

"Трогай".

Машина, оставляя по правому борту притихший лагерь, а по левому – ещё днём отцепленные минные тралы, лязгая гусеничными траками, плавно пошла задним ходом. На мгновенье остановившись, всковырнув податливую почву, провернулась на девяносто градусов против часовой стрелки и, оставляя рифлёный след, поползла вверх из ложбины на дорогу.

"Ну, с богом", – вроде как кто-то изнутри меня, далёкий от материалистической идеологии, проговорил эти слова.

Пара серебристых лучей из замаскированных фар, сливаясь, рисовала на земле узкую дугообразную полоску света. Минут через пять, когда дорога раздвоилась, свернули влево. Заметно сузившись, она виляла из стороны в сторону и одновременно верх и вниз. Тягач, плавно проглатывая неровности, уверенно углублялся в зелёнку. Потянуло влагой, и лицо погрузилось в прохладу. В лучах ближнего света показался небольшой мост и тут же исчез под клацающим металлом. Слева по ходу тянулся виновник ночного ЧП – довольно широкий по местным меркам злосчастный арык. С другой стороны – мрачной стеной редколесье.

"Судя по карте, где-то здесь наши ребята", – едва успев подумать, увидел торчащие вверх из земли длинный ствол автоматической пушки и заострённый нос БМП. Увидел и вспомнил – из другой, гражданской жизни – потешный случай.

* * *

Нарушая летнюю ночную тишину, спаявшись в движении, наездник и уже упоминавшийся двухколёсный железный конь с длинным именем "Иж Планета Спорт" летели домой. Лёгкая спортивная одежда – под стать мотоциклу: белая футболка и чёрное трико позволяли всему телу чувствовать встречный ветер. В низинах била в свободное от шлема лицо влажная прохлада, на возвышенностях ветер согревал тело тёплой кошачьей лапкой. Ночная скоростная езда приносит удовольствие при наличии двух факторов: острого зрения и яркого светового луча. Эта парочка и позволила в последний момент заметить на узкой земляной дороге внезапно возникшее препятствие.

Россия славится своей непредсказуемостью, подстерегающей даже там, где её меньше всего ожидаешь. Машинально, не раздумывая, даванул ножной и ручной тормоза. Оставляя след на дороге, пройдя юзом, мотоцикл встал как вкопанный. Фара осветила свежую земляную насыпь, за которой темнела траншея. Лететь бы мне с трамплина прямиком в канаву, да, видать, не судьба оказаться именно в этой яме. Не дождавшись ответа на резонные вопросы: "Зачем? А где предупреждающие знаки?", стал разворачиваться. Вывернув руль до упора влево, отталкиваясь стопами о землю, попятился по дуге назад. Глаза, привыкшие к свету, отказывались воспринимать окружающую ночную картинку. Кисти рук, сжимая руль и почуяв неладное, были готовы отпустить муфту, чтобы мотоцикл, дав газу с пробуксовочкой, рванул с места вперёд. Однако земное притяжение сработало гораздо быстрее и слаженней, чем моя реакция. Мгновение, и, скатившись в овраг, по-прежнему удерживаясь в седле, я смотрел уже в обильно усеянное звёздами небо. Двигатель смолк, луч тщетно пытался осветить космические просторы вселенной.

"Туда, на небеса, кажется, мне ещё рановато, а вот аккумулятор точно надо беречь". Переводя дух от молниеносно сменившихся декораций, провернув ключ, вырубил зажигание.

"Ну и темнотища! Едрит твою дарданела, три кобылы..." и, не закончив длинную тираду ругательств, встав с седла притихшего друга, я провалился в нечто трясиноподобное, отрезвляющее своею прохладой. На небеса – рановато, а вот в преисподнюю с кошмариками попасть точно желания не было. Интуитивно соглашаясь с наимудрейшими, что "наилучший путь – это срединный путь...", цепляясь за высокую траву, на четырёх мослах рванул туда, где, судя по расположению Полярной звезды, проходила дорога жизни. Не помня себя, подталкиваемый в пятую точку инстинктом самосохранения, пулей взлетел наверх. Используя лунный свет, попытался объективно оценить изрядно пострадавший внешний вид.

И оценил: "Поздравляю тебя, Славик, ты балбес!". Живым облаком вокруг зудела и жужжала неведомо откуда взявшаяся мошкара. Не слишком приятный аромат и до средины бёдер налипшая грязь вперемешку с водорослями говорили о том, что, впрочем, ничего страшного не произошло. По неосторожности оказался всего лишь в гостях у Водяного, а точнее, в местном болоте.

Текущая от Голубых озёр безымянная речушка шириной в мальчишеский прыжок (девочек захолустья не привлекали), катясь по наклонной мимо Каменной горы, летом на своём пути утоляла жажду отарам овец, возле поселения поливала огороды и перед тем, как раствориться в Егорлыке, питала небольшую, поросшую камышом заводь.

Осторожно ступая, чавкая ногами, приблизился к склону, увидел в темноте болотных зарослей лишь светлый кусочек никелированного переднего крыла. И до боли знакомый, похожий на мой печальный взгляд, погасший зеркальный глаз фары.

"Интересно, насколько глубоко влипла задняя часть? Судя по замершему полусвечкой мотоциклу, самостоятельно 135-килограммового железного коня из гостей не извлечь. Значит, надо идти домой за помощью".

Распустил на болотных лаптях, в прошлом – кроссовках, когда-то белые шнурки и, сняв носки, отправил их в обувь. Подкатав трико, пошлёпал босой по приятной своей теплотою земле. Где-то за рекой, прорываясь сквозь лягушачий хор, прерывисто пела кукушка. В воздухе стоял головокружительно сладкий аромат цветущей масляны. Маячивший впереди посёлок Пионерный, ни о чём не подозревая, спал себе беззаботным сном.

"Везёт же людям. Им не придётся будить своих домочадцев". Пройдя окольными путями по окраине, вскоре пришлёпал к своему дому. Калитка во двор ждала, настежь открытая, подпёртая камушком снизу. Родители позаботились: "Пусть сыночек без остановки влетает домой!".

"Ну да, ну да. И сыночек влетел...". Оставляя справа калитку и двор, подошёл к водопроводному крану, стоящему у неширокой асфальтированной дороги. Умылся холодной проточной водой. Поочерёдно подставляя ноги, горевшие от ходьбы босиком, омыл и одновременно остудил стопы. Махнув в сердцах рукой на когда-то чёрно-белые кроссовки, с грустью выпрямился. Пронизывая взглядом утопающую в зелени дорогу, понял: "Поддержки не будет, все охламоны давно уже спят". В конце тополиного тоннеля тускло маячило светлое пятно фонаря. Там стартовала улица Набережная. Полчаса ходьбы, и меж двух шлюзов – справа бетонного, а слева оросительного каналов, откроется взору Новотроицкое водохранилище. По другую сторону от меня улица, теряя своё название, переходила в инспекторскую дорогу. Шла она параллельно Правоегорлыкскому оросительному каналу, как говорится, в никуда.

Однажды я попытался найти её финиш. После двадцатикилометрового ровненького асфальта попал на зубодробительную гравийку. Избегая то кочки, то ямы, рискуя целостностью позвоночника, готового в любой момент просто ссыпаться в нижнее бельё, продолжал ехать или, точнее, скакать. Любопытство, подгоняемое настырностью, вывели к селу Донскому, на трассу "Ставрополь – Ростов-на-Дону". Водно-дорожная параллель отправилась дальше своим путём, а я своим.

В ласково шелестящих тополях пронзительно закричал сыч. Совсем недалеко, из-за оросительного, отозвался такой же тоскливый птичий голос. Развернувшись к своим спящим тёмным окнам, решил, что, как ни тяни, всё равно придётся будить. Взбучки не боялся, знал, что её просто не может быть. Даже когда я однажды в первый и последний раз напился в хлам, утром никто слова не сказал. Меня, не курящего и не пьющего, ребята взяли на слабо. Рассердившись, одним махом на голодный желудок, да без закуски, накатил гранёный стакан водки. Вернули меня с репетиции вокально-инструментального ансамбля, взяв под мышки. Оставили качающегося на волнах у двери и, дождавшись, когда я втиснусь, быстренько смылись. Оказавшись в коридоре, не зажигая света, попытался разуться и с грохотом рухнул. Мама, с трудом приоткрыв дверь, спросила: «У тебя всё хорошо?».

"Да, даже очень". Лёжа на спине, пытаясь стянуть упрямую правую туфлю, кряхтя, добавил: "Я просто здесь йогой занимаюсь".

Тщательно вытерев босые влажные стопы о коврик, войдя в комнату, сказал не громко и не тихо: «Родственнички, мне нужна помощь».

"Что случилось?", – из темноты спросила мама.

"Да я на мотоцикле в болото угодил".

Отец отнесся к ситуации по-деловому: "Что надо взять с собой?".

"Верёвку и доску". Тут начал ворчать недавно вернувшийся с гулянки и успевший заснуть старший брат. Зная наперёд, что он может по такому случаю сказать, я вышел на улицу, чтобы, не теряя времени, отыскать в сарае необходимое.

Вскоре по узкой тропке, уклоняясь от разросшихся кустов амброзии, шли четверо. Я направляющий, с доской на плече и с верёвкой, собранной в ковбойское лассо и надетой на другое плечо. Потом мама с отцом. Братан нехотя плёлся последним и сонным голосом продолжал бурчать:

"Носит тебя нелёгкая по болотам. На дворе лето, везде сухо. Ну и катался бы на своём мотоцикле, как все нормальные люди, по асфальту".

Осторожно ступая по приятно гладкой земле по-прежнему босыми ногами, я шёл молча.

"Где ты отыскал эту грязь?", – не унимался брат.

"Где-где, в Караганде. Скоро увидишь...", – негромко ответил ему, зная, что в ночной тишине, наполненной сверчковыми трелями, всё равно услышит.

Вообще-то он со своей точки зрения отчасти прав. Но лишь отчасти. Ботаником братана не назовёшь, но, несмотря на наше кровное родство, мы всё же разные. Можно и, наверное, нужно двигаться по широкой, протоптанной дороге. Так, по крайней мере, легко и безопасно, однако такая жизнь для кого-то покажется похожей на сладкий, вязкий, домашний кисель. Невозможно передать ощущения летящего на мотоцикле, когда в ушах лишь рёв мощного двигателя и шелест встречного ветра, по сторонам узкой просёлочной дороги мелькают деревья и луга. Стоящее сплошной стеной кукурузное поле или головастый подсолнечник сменяется низким пшеничным ковром. Колхозные угодья, оставаясь за спиной, переходят вдруг в тянущиеся без конца и края лесостепи. Но самое интересное, что на пути может встретиться разная живность, и ты с ними как бы заодно. Не охотиться за беззащитными зверюшками, а успеть затормозить, дав возможность скрыться в темноте. Встречались ночные охотники за мышами-полёвками и змеями, деловито-валуховатые колючие головы со своими ежатами. Отражая луч света зелёными хитрыми глазами, вильнув на прощанье грязно-серым хвостом, убегали лисички.

Встреча с тушканчиками всегда вызывала улыбку. Ночной зверёк покидает свою норку после заката солнца и всю ночь скачет в поисках пропитания. Ведомый любопытством, довольно часто попадает в луч мотоциклетной фары, и тогда начинаются гонки. Светло-коричневый грызун, прыгая на расстояние до трёх метров, по неизвестной причине держится освещённой дороги, не уходя в темноту. Поджав маленькие передние лапки, отталкиваясь сильными задними, развивает скорость до пятидесяти километров в час. Рассекая ночную темноту приплюснутой мордочкой с большими испуганными глазами, он словно летит над землёй, размахивая длинными ушами как знамёнами. Маневрируя на большой скорости достаточно длинным хвостом с плоской кисточкой на кончике, тушканчик похож на маленького кенгурёнка. Давая возможность уйти от погони, довольно часто приходилось останавливаться и выключать свет или уводить луч в сторону.

Однажды в последний момент увидел на дороге серый комочек, увидел и, рискуя вылететь в скрытый во мраке овраг, рванул руль в сторону. Остановившись в густой высокой траве, сгорая от любопытства, вернулся обратно. Яркий луч осветил зайчонка. Заглушив двигатель, чтобы не пугать малютку, поставил мотоцикл на подножку, подошёл к недвижимому комочку. Взяв в руки детёныша величиной с кулак, отнёс дрожащего от страха в стог сена. Поддав газку, нарушая тишину мощным гулом, снова двинул – только вперёд.

Земляная утрамбованная дорога в любой момент могла свернуть или смениться огромной невысыхаемой лужей. Надейся только на себя, будь то день или ночь, а ты один среди первозданной природы, в малознакомой местности, где нет машин, людей и, главное, беспокойных и, как репей приставучих, милиционеров. Ничто в мире не сравнится с ощущением свободы. Свобода и риск есть два птичьих крыла. Каждый человек имеет право на свой выбор. И каким бы этот человек ни был, никто не лучше и не хуже. Кому-то нравятся виноградные ягоды, а кому-то – виноградное вино. Это желательно понять и принять.

* * *

Справа и слева от застывшей памятником бронемашины стали появляться бойцы, занявшие оборону вдоль берега. Подъехав на максимально близкое расстояние, развернулся на месте, остановившись спиной к каналу, сразу погасил освещение. В наушниках по внутренней связи прозвучал знакомый голос : «Выпускай лебёдку». Соединив две машины тросом, катушка лебёдки, теперь вращаясь в обратном направлении, стала постепенно натягивать сцепку.

"Как же она невыносимо медленно крутится", – в этот момент думали мы. В подтверждение тому голос в шлемофоне скомандовал: "Давай потихоньку вперёд". Включил пониженную скорость, и, подминая под себя мелкий кустарник, тягач без усилий стал вползать в темноту. Запахло свежей зеленью. Что творится за спиной у водителя-механика иначе как мёртвой зоной не назовёшь. Как ни пытался я определить это по звуку движка или почувствовать по дрожи металлического корпуса, всё тщетно.

Стальной силач, как пушинку, вынул четырнадцатитонного "утопленника" из грязного арыка. Вскоре в безлунной ночи, нарушая тишину ревом двигателей и гусеничным лязгом, мы устремились к своим. БМПшка вела себя, как маленький щеночек, вырвавшийся на долгожданную прогулку, выбрасывая траками разнокалиберные комья грязи, крутилась и весело подпрыгивала на ухабах. Долгожданный мост спасенные проскочили, чуть сбавив скорость. Но этого было достаточно, чтобы в лучах света фар увидеть размеры моста и идущей по нему машины. Увидеть и понять, насколько же он узок. Подъехав поближе к переправе, я остановился. Взводный думал о том же, быстро спрыгнул с брони и пошёл на мост. Сняв шлемофон, я с удивлением сказал: "Даже не верится, что мы здесь уже проезжали".

"Спешили на помощь, – как-то озадаченно ответил взводный. -

Давай на малых", – и, пятясь назад, ко мне лицом стал направлять ход машины. БМП, развернув скорострельную авиационную пушку в сторону притихших зарослей, застыла, погасив огни. Повисший в паре метров над водой мост на полкорпуса превышал длину тягача, медленно вползающего на спину старой переправы, явно не рассчитанной на такие тридцатитонные тяжеловозы. Мне было слышно, как бедняга-мост кряхтел и потрескивал, как где-то внизу сыплется в струящуюся в темноте воду мелкая крошка упрямых каменных опор. Слышал, но взглянуть, что находится слева по борту, мешала дополнительная броня.

Проехав весь путь туда и обратно, так и не встретили ни единой что четвероногой, что двуногой живой души (естественно, шестеро наших не в счёт). Вырвались на свободу дорожной ленты, и прямо в уши голос сказал: "А ведь гусеницы сантиметров по пять висели над водой".

"Не на один день строили афганцы, для себя", – притопив рифлёной подошвой педаль акселератора, увеличивая скорость, словно разговаривая сам с собой, ответил ему...

Неделю спустя мы возвращались с боевых действий, и ситуация с «утопленником» повторилась. Гремя металлическими катками на всю округу, с крейсерской скоростью в полста километров в час, утюжили дорогу. Слева под раскидистым деревом, рядом с проезжей частью, стоял советский танк – взгляд прямо-таки примагнитился к нему. Легендарный Т-34 застыл отнюдь не в виде памятника на постаменте, а как вполне бодренькая действующая единица на боевом посту. Экипаж из трёх человек, в подозрительно чистеньких чёрных спецовках, с серьёзным видом восседал на выкрашенной броне. Аналитический ум сразу подметил нестыковочку – чужие азиатские молодые лица – и участник битвы с фашизмом. Возможно, танкисты прошли подготовку в СССР, и им были известны технические характеристики и трудный путь среднего танка, но не более. Для нас же машина олицетворяла символ Великой Победы.

Плавно изгибаясь, дорога уходила влево, открывая взору сверкающее в утренних солнечных лучах, питающееся подземными водами озерцо.

"Прекрасное место для отдыха", – размечтался я. На берегу рядом с проезжей частью стояли двое военных. Один, видимо, старший по званию, размахивая руками, ругал подчинённого. Провинившийся стоял у воды, понурив голову, как старик в известной сказке о золотой рыбке. Старший – в тёмно-зелёной форме – подобно старухе униматься даже и не думал, а младший вместо невода держал в руках буксировочный трос. Большая часть металлической нити уходила в изумрудную воду.

Офицер, завидев нашу колесницу, прервав "политзанятие" и устремив взор на нас, нервно зашагал к дороге. Мы, поравнявшись с водоёмом и подчиняясь просьбе ждущего помощи, остановились. Чисто выбритое тридцатилетнее лицо, красное от гнева, вступало в приятный контраст с зелёной кепкой и белой подшивой. Для меня так и осталось тайной, почему водовоз запитывался водой именно здесь. За свою недолгую жизнь я уже второй раз видел похожий неординарный случай.

В такой же прекрасный утренний час, но у себя дома, мы шли втроём купаться на излюбленное место большинства поселковых ребят – шлюзы бетонного канала. Выгнувшись дугообразным руслом на восток, длиной в два футбольных поля, канал преобразовывал энергию воды в электрический ток. Не успев начаться, водная артерия уходила в шахты и вращала турбины небольшой ГЭС, а вырвавшись из-под земли на свободу, сливалась с рекой Егорлык. Быстрое течение, всегда прохладная и чистая вода, а главное, запрет купания на шлюзах и притягивал любителей острых ощущений.

В те времена входные шлюзы, откуда брали своё начало оросительный и бетонный каналы, охраняли и поддерживали там порядок бабушки-пенсионерки. Когда нас собиралось слишком много, стражница выламывала хворостину подлиннее и шла в атаку. Предчувствуя такой расклад, мы заранее прятали одежду в густые кусты под абрикосовые деревья. Бабушка-божий одуванчик, размахивая, как саблей, зелёной хворостиной, гоняла нас вокруг двухэтажной постройки и кричала вдогонку: "Да чтоб вас дождь намочил!". В ответ мы, и без того мокрые, со смехом взбирались на перила моста и прыгали в быструю изумрудную воду. Уходили под шлюз и выныривали уже в русле канала. Ругань бабули вызывала смех: она желала нам того, чего мы сами желали себе – купания под летним тёплым ливнем. Особо обезбашенные, цепляясь за фигурные выступы отвесной стены, взбирались на плоскую крышу шлюзов. Но ныряли в устье, перелетая через бетонный мостик, лишь трое из нас – Санёк, Юрец, ну и я.

Спустя пару лет купание было строго-настрого запрещено. Влезая на крышу второго этажа, мальчик сорвался, ударился о металлическую конструкцию и утонул.

Всё это случилось позже, а пока мы шли купаться и увидели затонувший в канале водовоз. Зелёная бочка, покачиваясь на волнах быстрого течения, то всплывала, то уходила под воду, как рыбацкий поплавок гигантских размеров. В прозрачной воде, усердно выполняя своё предназначение, совсем не к месту моргал левый поворотник и горели красные стоп-сигналы. В данной ситуации подводная цветомузыка больше походила на сигнал бедствия – SOS. Вскоре подошёл ходивший за помощью молоденький водитель. От переизбытка чувств выпалил всё как перед прокурором: "Приехал за водой, слишком приблизился к крутому берегу, не удержал машину и лишь успел выпрыгнуть, а она ушла купаться".

С военной водовозкой дела обстояли похуже. Ёмкость сначала наполнилась, а затем ушла под воду. Не с первого раза, развернув свой без малого одиннадцатиметровый длинномер, я подъехал к кромке воды. Накинул на буксировочный крюк тягача «галстук» и дал передний ход. Перебравшись на противоположную обочину дороги, остановился. Зеркал заднего вида у танка нет, поэтому пришлось покинуть водительское отделение. Не снимая шлемофона, отсоединив разъём от бортовой рации, чтоб получше рассмотреть улов, выбрался на броню. Все стояли с разочарованно-задумчивыми лицами. На противоположном конце троса оказалось то, что меньше всего ожидалось. На каменистой кромке берега, стекая сверкающими в солнечных лучах бисерными капельками воды, потемневший от времени и поросший тиной, печально вытянувшись, на спине лежал погибший грузовой автомобиль. Судя по тине и ржавчине, беда случилась много лет назад. Вдыхая сырой запах водоема, все думали об одном: «Жив ли водитель сгоревшей машины?». О том, что она действительно сгорела, говорили ржавые проволочные кольца покрышек, висевшие на потемневших, затянутых зелёной порослью колёсных дисках.

На противоположном берегу озерца трое военнослужащих в защитного цвета форме, глушили рыбу.

Сваренной на костре ушицы с запахом дымка захотелось служивым. Рыболовецкие снасти, знамо дело, отсутствовали. Однако ж взрывчатых веществ, как и гуталина – просто завались...

В ответ на брошенную гранату водно-зеркальная гладь вставала вспенившимся стеклянным нарывом. И, плавно оседая, ложилась возмущенно-нервной рябью...

Учитывая, что на Мадрасу шли нежданно-негаданно спасать двух пропавших, дорогу заминировать, скорей всего, не успели. Но в кишлаке, укрывшись за постройками, сделать пакость легко.

С трудом вписываясь в узкие петляющие улочки, вытянувшись стальным монстром, тягач начал свою незавидную рискованную работу. Счёсывая углы глинобитных оград, он то и дело скрывался из виду и появлялся вновь. Медленно протискиваясь сквозь клешни сплошных земляных стен крохотного, словно вымершего, поселения, остановились вновь. "Если сейчас раздастся незапланированный взрыв, то наша команда потеряет, в лучшем случае, одного сапёрившего дорогу". И, в зависимости от мощности взрыва, как правило, измеряемого в тротиловом эквиваленте, станет известен печальный результат. В пору ли придётся стандартных размеров дембельско-цинковый "фрак" или будет он до неприличия велик.

Справа, на расстоянии вытянутой руки, присоседилась стена, высота которой не позволяла заглянуть во внутренний двор, даже если ты возвышался на броне. Я сидел по левому борту и не верил своим глазам. Буквально в двух метрах от колёс расположилось нерукотворное озерцо размером с половину футбольного поля. Безоблачное чистое небо позволяло солнышку качественно выполнять предназначенную творцом работу, ощущающуюся даже костьми. И уже не в первый раз за время службы на чужбине, в субтропиках, появилось не менее жаркое желание выключить грозовой тучкой небесную печь хотя бы на денёк. Я сидел, загипнотизированный неожиданной долгожданной встречей. Ведь сколько помню себя, проживал возле водоёмов.

"Ты что, перегрелся?", – толкнув меня локтем, спросил мой друг Олег.

"Я пить хочу", – не отрывая глаз от густых кустов и невысоких деревьев, окруживших озеро, чуть слышно выдавил пересохшими губами. Секунду спустя предо мной появилась фляжка с водой. Литровая пластиковая ёмкость была обшита сукном от старой шинели. Эту хитрость мы позаимствовали у местных жителей. Кувшины для питьевой воды они делали особым образом. В сырую глину подмешивали солому, и кувшин после обжига оставался постоянно влажным, пропуская жидкость сквозь стенки. Такая незатейливая холодильная установка сохраняла воду прохладной, даже если кувшин стоял на солнцепёке.

Наш самодельный чехол обшитой фляжки по возможности запитывался влагой и помещался на ветру. Вода, конечно, была далека от кувшинной, но всё же...

Я отодвинул давно высохшую на горячем ветру полупустую флягу и, расстёгивая ремешок раскалённой, как и всё вокруг, каски, сказал Олегу: "Я хочу холодной воды. Ключевой". Сброшенный бронежилет быстро накрыл лежащую на броне каску. За ним последовал автомат и ремень с подсумком.

"Прикрой меня", – сказал я ошалевше смотревшему на меня дружку. Спрыгнул на предварительно обследованную глазами мягкую подушку из пыли. Пара шагов, и запылённые полусапожки, заблестев влагой, обрели свой естественный чёрный цвет.

Не останавливаясь, ещё раз внимательно осмотрел береговую линию, где за каждым кустом или камнем мог оказаться бородач, держащий палец на спусковом крючке. Единственный неслышно появляющийся и терявшийся в зарослях ручеёк подтверждал версию, что озеро питается подземными родниками. Чистая тёмная вода говорила о том, что здесь глубоко.

Дно ушло из-под ног до того, как плотно зашнурованная обувь зачерпнула влагу. От резкого температурного перепада всё тело покрылось мурашками. Студёная вода приятной хваткой сжимала тело. Потеряв опору, я бесшумно поплыл. Каждая клеточка, вбирая живительную прохладную силу, ликовала, вспомнив знакомые с детства движения и ощущения плывущего. Впитавшее воду обмундирование заметно мешало, но удовольствию не препятствовало. Несколько уверенных гребков, и я оказался в центре насыщенно-зелёной подковы. Густые трава, кусты и приземистые деревья, напоённые влагой, прижимались к дарующей жизнь зеркальной глади. В этот момент природа и человек – без национальной, религиозной и политической окраски, – испытывали одну и ту же благодать существования в общем доме под названием Земля. Удерживаясь на плаву, оглянулся, увидел меж двух плоскостей – яркой небесной и тёмно-блестящей водной, – на фоне вытянувшейся полоски чужой глиняной ограды, застывших в тревожном ожидании, измазанных пылью, уставших наших мальчишек. Втянув полные лёгкие ароматной сырости, быстро скрылся под водой. Уйдя в глубину, замер, повиснув, как в невесомости, стал с жадностью пить, пить озеро... Долгожданное утоление, как всегда, наступило быстро, гораздо раньше того, как почувствовалась нехватка кислорода. Преодолевая сопротивление воды и огрубевшей одежды, работая молодым телом, не всплывая на поверхность, развернулся и, как говорят мореманы: "Лёг на обратный курс".