Текст книги "Сон веселого солдата (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Климов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Со многими проблемами, в которые люди даже не вникают, приходится сталкиваться человеку с ограниченными возможностями. Здоровые же воспринимают всё, как само собой разумеющееся, пренебрегая знанием и забывая, что жизнь хрупка и сегодня ты можешь быть таким, а уже завтра – безвозвратно другим.

Случалось, что втихаря платили меньше или на последней процедуре, в расчётный день, просто не приходили.

"Ну и ладненько", – с двояким чувством говорил себе.

Обидно, что в стремлении поживиться люди заталкивают свою совесть под каблук и забывают о принципах. Не понимают, плутишки, что своей рукой из моего рюкзака взяли маленький камешек, но на плечи свои взвалили уже каменюку.

Большая часть жизни прошла с тех пор, как со злостью закусил удила. На три периода можно разделить эти годы.

Первое время люди цокали языками и жалели беднягу.

Затем восхищались упрямством и одобряли достигнутое.

Последние ж годы:

"Ты посмотри на него, куркуль. Всё-то у его получается, везёт же счастливчику". Обычно так думают завистники, не состоявшиеся в жизни из-за своей лени. Не раз говорил я таким: "А кто вам мешает, станьте к массажному столу да попотейте".

Забывает народ, что сколько жабу ни корми, всё равно задушит.

Всё материальное не стоит утраченного здоровья.

Сильных не любят. Их уличают и припирают к стенке, осуждая, стараются принизить до своего уровня. С ненавистью жалят других, но жизнь отравляют себе.

Большинство людей думают, что незрячий человек – как чурбан с ногами.

"Да им же сколько в тарелку ни клади, всё съедят. Ведь не видят же...".

"Хорошо вам, когда спать ложитесь, глаза не надо закрывать, всё равно темнота...".

Как-то спросили у супруги: "Наверное, больно было Славику, когда душманы глаза выкалывали?".

Раньше часто мыл машину во дворе. Подходит мужичок и спрашивает: "Как ты это делаешь? Уже час за тобой наблюдаю, ни одного грязного пятнышка не оставляешь".

"Как, да так же, как и все, только гораздо дольше по времени". Про себя же подумал: "Лучше б не глазел, а взял тряпку, да помог".

С детства люблю я технику. Про таких говорят: «В горловину топливного бака залезет, а из выхлопной трубы вылезет».

С детсадовского возраста, сидя на коленях отца, крутил баранку трактора.

Нравилось и ухаживать за "тачкой".

Крутил, вертел свой жёлтенький "Запорожец", как хотел и когда хотел.

С научной точки зрения это называется "средство реабилитации". И ведь на самом деле помогало.

Научился самостоятельно менять смазочные материалы, фильтры, свечи аккумулятора и всякие там лампочки, релюшки и проводочки с предохранителями. Домкратил машину, менял колёса. Из старой каракулевой шубы пошил чехлы на сиденья, врезал колонки и магнитолу. Часто заходил дружок Юрец, проверял работу и терпеливо правил огрехи. Катался я за рулём по полевым дорогам. С азартом нажимал на педали, переключал скорости и давил на гашетку. Всё это лишь баловство.

Случалось так, что технические навыки находили своё применение в жизни.

Подъезжая с женой к городу по оживлённой трассе, услышал характерный стук справа и сзади.

Говорю Лене: "Включай аварийку и медленно, не принимая обочины, останавливайся. Похоже, у нас колесо открутилось".

Так и есть, и не просто открутилось, уже покосилось и почти отвалилось. Стоим ни к селу, ни к городу посреди трёхполосной магистрали. На улице дует холодный ветер, предлагаю жене вернуться за руль, натянуть ручной тормоз и включить первую передачу. Придерживаясь за кузов машины, чтобы не угодить под летящие на скорости автомобили, берусь за работу. Вынимаю аварийный знак и закрепляю его на проезжей части. Устанавливаю домкрат и приподнимаю "Запорожец". Подталкиваю баллон на место и пытаюсь открутить крепёжные гайки. Обычно на замену уходило до 20 минут. (Надо признать, что если водитель в этот момент, от доброты душевной, брался помогать, то время замены увеличивалось минут так на десять). Однако в этот раз не всё так просто. Баллонный ключ прокручивается вместе со шпильками, не позволяя открутиться крепёжным гайкам. Говорю Елене: "Самим не справиться, надо ехать за помощью...". Мобильной связи тогда не было. Жена ушла на остановку, к телефону. Я догадывался, что всё напрасно. Рассыпаться в обещаниях за праздничным столом, прилюдно да под хмельком, могут многие. Однако на деле ж помогают лишь единицы, и это нормально. Да и помощь уже не понадобилась. Вышедшее из строя колесо удалось перехитрить и заменить на запаску. Собрал инструменты, открыл форточки и включил музыку погромче. Стал возле машины и прислушался, когда стихнет шум пробегающих колёс. Дождавшись просвета, быстрым шагом пошёл в сторону обочины. Осторожно ощупал ногами, нет ли обрыва. Удовлетворённый обследованной местностью, снова выждав паузу между пробегающими авто, вернулся на звучащую музыку. Не гася аварийку, выключил магнитолу, вывернул руль вправо и стал ждать затишья. Можно было, конечно, завести движок и съехать, но побоялся, что не успею и подставлю бочину летящей сзади машине.

Дождавшись паузы, столкнул свой автомобиль на обочину. Лена вернулась, как и ожидалось, ни с чем, но движок не заводился, умер аккумулятор. Вытолкали мы машину на асфальт, жена села за руль, а я упёрся, и завели с пихстартера. Толкать автомобиль приходилось довольно часто, особенно зимой. Выскочишь на улицу, подтолкнёшь и на ходу прыгнешь в салон. Окружающие даже и не подозревают, что человек не видит.

Наше государство лихо адаптирует людей с ограниченными возможностями и вталкивает их в категорию «неограниченных возможностей». Причём с минимальными кадровыми и финансовыми затратами. Как доказательство тому – зимой 2017-го, разрабатывая индивидуальную программу реабилитации, краевая медико-социальная экспертиза, ошарашенно лицезрея активную жизненную позицию контуженного, а главное, полное отсутствие больничных койко-дней, постановила:

"Климов В.А. в санаторно-курортном лечении не нуждается...".

Обид уже нет, осталась лишь горечь. Интеллект и мудрость – понятия не равновеликие и отличаются, как земля и небо. Бездушные столичные чины принимают себеподобный браконьерский закон. "Человекомашины", покорно следуя заданной программе, внедряют предписание в жизнь.

Кто-то красиво сказал: «Волк, конечно, слабее льва и тигра, но в цирке он не выступает».

Многое может человек, даже без зрения, было бы желание.

Затеяли мы как-то ремонт. Закупили обои, люстру и выключатели.

Все разбежались по своим делам, я остался дома один. Решил посмотреть-пощупать шестирожковую люстру.

Медленно, не торопясь, собрал конструкцию на полу.

Закончилось тем, что к приходу семьи люстра висела, слегка покосившись, но горела и работала от нового выключателя. О том, что разрядами тока пару раз вышибло искры из глаз, всё ж умолчал.

Для написания этих страниц пришлось самостоятельно (без отрыва от производства) овладеть компьютерной грамотой, загнав при этом до полной остановки три кассетных диктофона и нетбук.

Все эти строки – не о себе, а о сотнях тысяч людей, которых считают потерянными и пропавшими.

Люди подстраиваются под окружающий мир, приспосабливаются к определённым жизненным условиям. Человек, утративший зрение, в основном, ориентируясь по звукам, постепенно, день ото дня, превращает своё тело в одно большое «ухо» и «глаз» одновременно. Вбирая окружающие разношёрстные звуковые волны, разделяет их на жизненно важные и второстепенные. Объёмное, глухое эхо говорит о замкнутом пространстве. Отражённый шум – о наличии стены, преграды или объекта.

Тело воспринимает любое прикосновение – от лёгкого ветерка до поверхности земли под стопами.

Мозг принятую информацию анализирует и делает вывод.

Держать внимание в повышенной бытовой готовности или, как говорят, "находиться здесь и сейчас" в повседневной жизни довольно трудно. От того-то конфузы случаются часто.

Однажды приехали в гости к друзьям.

Лена, глядя на мои носки, спрашивает: "Где ты их нашёл?". "Боялся опоздать, вот и схватил, что под руку попалось".

Как оказалось, один носок белого цвета, другой чёрный. Да и ещё с прорехой на пятке.

Пару раз, в спешке, из дома выходил в туфлях разных моделей и цвета.

Огромную роль играет обоняние, которое у меня так и не восстановилось. В организме всё взаимосвязано, "тупое" обоняние гасит вкусовые рецепторы. Несколько раз чистил зубы косметическим кремом. Проблема в невнимательности и схожести упаковок.

Недавно кофе-машину, по рассеянности, вместо кофейных бобов заправил фасолью. Вовремя услышал неправильный звук при засыпке семян.

Воскресным вечерком пришёл сослуживец с супругой. Коньячок постепенно иссяк. Гена настаивал: «Слава, давай, гулять так гулять...». Жёны думали иначе.

"Брат, лучше б ты не слышал, чем ты не видишь...", – грустным голосом шутливо произнёс он. Вскоре "контролёры" ненадолго отлучились.

"Ну что, давай...".

"А, давай. Ты же и мёртвого ушатаешь...".

Гена быстро разливает на двоих.

"Ты себе больше налил. Я по булькам слышу...".

Дружок закряхтел, засопел, как старый самовар, размышляя над возникшей нестандартной ситуацией. Прекрасно понимая, что для обмозговывания времени нет, мгновенье спустя демонстративно грякнув о стол посудиной, поставил предо мной два стопаря и, набычившись, произнёс :

"Смотри...".

Недолго думая, опускаю указательный палец до самого дна поочерёдно в обе рюмки.

"Ну, что?".

"Извиняйте, освещение здесь плоховатое, сразу не рассмотрел...".

И так раза три, покуда не попались...

Утром после веселой вечеринки нетренированный организм с трудом переносил симптом второго дня. На кухонном столе нахожу упаковку с соком.

"О, какое счастье, и главное, вовремя", – откручивая крышку, думал я. Пока все спят, начинаю пить прямо с широкого ствола – искать стакан, гремя посудой, не было сил.

Делая глоток за глотком, думаю: "Густой, с мякотью, мой любимый. Наверное, яблочный".

На пятом глотке доходит, что вкус какой-то химический. Оказалось, что напился концентрированного моющего средства для посуды.

Всё обошлось, даже избежал расстройства желудка.

Я слышал, что желудок акулы переваривает металлическую подкову, солдатский же желудок переварит акулу... Не знаю, как с вышесказанным, но жидкий металл в виде ртути переварить довелось.

По осени занемог. Укутавшись в свой любимый махровый халат, пожаловал к жене на кухню.

"Налей-ка, пожалуйста, горяченького чайку с малиновым вареньем".

"Да ты заболел! – притронувшись рукой ко лбу, определила Елена. – Пей чай и меряй температуру".

Сунув градусник мне под мышку, вышла из кухни. Дождавшись, когда шаги удалились, я быстро вынул градусник из-под халата и, стараясь не звенеть, стал размешивать им горячий чай. Нагнав искусственно температуру, вернул градусник в исходное положение. Вошла жена.

"Пьёшь?".

"Пью...".

"Доставай градусник, посмотрим температуру...".

Осторожно передал из рук в руки хрупкий стеклянный прибор. Помешивая ложкой горячий чаёк со сладким ароматным вареньем, пил не спеша и, предвкушая сенсацию, ждал результата. В воздухе повисла затяжная пауза.

"Ну и что мы там застыли? Высокая температура, что ли?".

Пытаясь сдержать улыбку, допил и поставил пустую чашку на стол. Пауза прервалась удивлённо-испуганным голосом:

"А где ртуть?".

"Какая ртуть?".

"Ну, градусник ведь пустой! Куда делась из него ртуть?".

"Я, наверное этот яд выпил вместе с малинкой...", – улыбаясь, по-детски признался я.

"Да ты с ума сошёл!!! Срочно вызываем скорую!".

Продолжая кутаться в халат, показывая, что на этом разговор окончен, похихикивая над бестолковой шуткой, потопал отдыхать. И вновь благодаря крепкому организму всё обошлось, даже без проявления симптомов отравления.

Довелось мне по жизни столкнуться с ещё одной категорией людей. Гораздо страшнее завистников, мелких воришек и выбивающих ногой костыли. Эти грамотеи вышибают жизненную почву из-под ног.

Журналисты, использующие тяжёлые судьбы как человекоматериал для карьерного роста и повышения благосостояния .

Пишутся газетные статьи, книги, снимаются фильмы. Но мало кто беспокоится о том, что потом бывает с человеком, к которому влезли немытыми лаптями в истерзанную душу.

Используя в своих интересах горячие головы бывших воинов, подставляют несмело, но настойчиво диктофончик и просят рассказать о войне. Не забыв перед уходом подсунуть листок и карандаш, указывая холёным пальчиком, куда надо поставить подпись: "Разрешаю и претензий не имею".

Пройдёт время, ребята остынут. Чего не скажешь в горячке да и, возможно, под градусом. Однако поздно, подпись стоит, а писарчук при деньгах да при славе. Судьбы людей для таких – всего лишь временный товар, который можно преподнести яркой картинкой и подороже продать.

Как моря не бывает без берегов, так и войны без крови.

Обезбашенных везде хватает. Нельзя окрашивать всех и всё в один цвет.

Дёрнуло меня послушать аудио-книгу про афганскую войну. Обычно стараюсь обойти эту тематику, а тут – дай, думаю, послушаю, как описывают наши события.

Лучше бы я этого не делал. Не один раз хотелось врезать – за наглое враньё – по беспринципной продажной морде автора книги, не нюхавшего пороха и не видавшего в глаза Афганистана, живущего за рубежом. На каждый его сюжет у меня всплывал в памяти противовес.

Один из таких, о детях (какая страна, такое и детство).

В Афганистане девочки на улицах встречаются редко, прячутся во дворах. Мальчишки торгуют и воруют с одинаковой лёгкостью. Агрессивно-активные, приставучие и нагловатые, как мухи, а от мух хотелось порой вешаться.

Сторожевая застава находилась на возвышенности. У подножия, как обычно, – сверкающая жилка проточной воды с присоседившимся к живительной влаге жильём, огородами и тенистой зеленью. Отличалась эта советская точка от всех прочих разве что своим расположением – на месте бывшей английской крепости, отчего и получила одноимённое название "Крепость". От былой неприступности, правда, оставался здесь лишь холм и слизанный временем защитный земляной ров. Давно не видавшие заградительной воды его стенки просматривались вокруг Крепости. Больше века миновало с тех времён, когда на смену примитивным приспособлениям пришли минно-заградительные укрепления. С одной из сторон к заставе примкнул пустырь.

Открытую поверхность земли ребятишки использовали для запуска воздушных змеев. Особую радость им приносил ветер с равнины.

На длинных прочных нитях дети удерживали над заставой разноцветные игрушки. Опускали их настолько низко, что легко различались цвета и рисунки. Всё б ничего, но доставали нас шелестящий звук над головой и поднуркивающие пацанячьи насмешки.

Пару раз пальнули из автомата по змею, дыр наковыряли, но на его летательных способностях это не отразилось.

Но мы были б не мы, если б позволили безнаказанно играть на своих нервах, не ответив взаимностью. Вычислили, что один из самых приставучих, лет тринадцати от роду, практически каждое утро, оседлав ишака, отправляется в неизвестном направлении и, спустя некоторое время, тем же путем возвращается. Нам оставалось набраться терпения и ждать подходящего случая.

Зорька, едва заметно смещая точку рассвета по часовой стрелке, разная по своей красоте, не похожая на вчерашнюю и наверняка на завтрашнюю, засияла над сопками за дремавшем селением. Солнце встало, как всегда, без команды "подъем", в ровно назначенное им самим время, согревая землю мягким и ласковым светом. Из узкого проулочка выехал на пыльную дорогу давно подстерегаемый нами объект. Дождавшись, когда он скроется из виду, вдвоем быстро спустились с сопки на временно пустующую окраину. И также быстро установили сигнальную ракетницу. Вскоре бача возвращался тем же путем и на том же транспортном средстве. Он ехал неторопливым шагом, скучно глазея по сторонам, совершенно не подозревая, что развлекуха ему уже обеспечена. Когда до металлической растяжки, тонкой струной вытянувшейся поперёк пыльной дороги, оставалось совсем немного, мы стали всячески привлекать его внимание. Это было нетрудно, ведь свистящих и улюлюкающих шурави, да ещё поутру, увидишь нечасто. Вдруг с пронзительным свистом, выбрасывая вверх одну за другой осветительные белые ракетницы, на обочине сработала безобидная (при определённых условиях) сигнальная ловушка. Ослик рванул с места в галоп, да так стремительно, словно ему под хвост сунули пушистый кактус. Пацаненок, подавшись назад, задрав ноги, ловко извернулся и, вовремя схватившись за гриву, с трудом удержался на спине скакуна. Отмахав метров двадцать скаженным галопом, ишачок, неожиданно даже для нас, упершись в землю четырьмя копытами и одновременно наклонив голову вперед, пройдя юзом, стал как вкопанный. Жокей, продемонстрировав одинарный кульбит, нырнул в пыльную перину. Ослик, вытянувшись всеми мышцами своего небольшого тела, стоял, застыв, словно памятник, широко расставив прямые ноги, с высоко задранной головой. На некоторое время все замерло, лишь желтоватые клубы взбудораженной пыли медленно оседали на почву. Секунды спустя сменивший яркую расцветку на схожую с нашей – приглушенно-песочного тона – бача зашевелился. Затем, резко вскочив на ноги, стал активно, как это принято у местных, и возмущенно размахивать руками. Минут пятнадцать ему ещё понадобилось, чтобы, подталкивая в зад, сдвинуть с места упрямого трудягу.

...В один из вечеров снова над головами солдат заплясали яркие пятна с шелестящими хвостами. Спустя некоторое время в низине раздался одиночный раскатистый взрыв. Воздушный змей, теряя силу, волоча тонкую чёрную нить, медленно оседая, пролетел и скрылся в «зелёнке».

Средь минного поля в агонии катался по земле мальчик. Двумя руками он сжимал ногу ниже колена и в шоке смотрел и не верил глазам. Взрывом ему оторвало стопу.

Местные знали, что за старой траншеей – запретная зона, и из этого никто секрета не делал.

Увлечённый игрой, мальчик не заметил, что преодолел опасную черту. Командир с побледневшим лицом напряжённо думал. Взглянув на бойцов, подозвал уроженца тундры, сына охотника.

Так у Виктора было записано в анкете личного дела.

"Отец – охотник, мать – домохозяйка". "Охотник, это что, профессия?", – спрашивали у его. "Ну да, – смущённо, с лёгкой улыбкой на белокожем лице, прищурив узкий глаз, отвечал он и добавлял: – Зимой охотник, а летом рыбак".

Невысокий солдат, чуть сгорбившись, медленно, шаг за шагом двигаясь по минному полю, приближался к афганскому мальчику.

Держа в руке длинный сапёрный щуп, он осторожно осматривал землю.

Затем, прежде чем поставить ногу, рисовал овал, чтобы по этим следам вернуться назад.

Подойдя к раненому, аккуратно взял его на руки и по оставленным меткам вынес из опасной зоны.

Спустя месяц героя наградили медалью "За Отвагу".

Следующий сомнительный книжный сюжет коснулся вечного противостояния и взаимодействия противоположных полов.

Безусловно, за десятилетнее пребывание советских войск в Афганистане не обошлось без мародёрства и насилия, что пресекалось двухсторонним взаимодействием особых отделов.

На войну ведь забирают не по духовно-нравственному принципу, а по состоянию здоровья.

Отморозки встречаются везде. Достаточно обратить внимание на льющийся и сегодня с экранов ТВ и газетных полос мутный поток новостей. В парк или в лес детей без присмотра не отпустишь.

На войне, где кровь, оружие и смерть, эта грань становится ещё тоньше. Однако контролируемые населённые пункты, как в Средневековье, не грабили и не выжигали.

Настороженное отношение афганцев к иноземцам формировалось веками. Войны с колонизаторами, междоусобные распри изматывали государство. Народ устал от бесконечных войн, и ему хотелось спокойствия.

Проведя Ханабатскую операцию, мы, изрядно ощипанные, но непобеждённые, возвращались в дивизию. Оставалось километров пять-шесть пути.

Сбросив в десантный отдел давящие на уставшее тело надоевшие каски и бронежилеты, молча сидели на броне. Покорно приютившийся на коленях чёрный автомат погрякивал блестящими карабинами ремня.

Вечерело, в остывающем тёплом воздухе висел бархатистый настоявшийся пряный запах.

Занималась заря, окрашивая местность в розово-жёлтые тона.

Во всём просматривался местный колорит. Шустро обогнав колонну, прошмыгнула белая легковушка. Упираясь тюрбаном в настежь открытую крышку, в багажнике сидел преклонных лет мужчина, крепко сжимая двумя руками живого барана, задняя часть которого болталась за бортом. Подпрыгивая на неровностях, курдюк колыхался в разные стороны, то и дело свисая и прикрывая большие чёрные буквы Toyota.

Грузовые "бурбухайки", пестрея яркими наклейками на лобовых стёклах, объезжая ямы на узко асфальтированной дороге, гремели подвешенными на цепях к переднему бамперу набалдашниками. Население испытывало особую любовь к таким вот цветастым бирюлькам и звенящим висюлькам.

Головная восьмиколёсная машина степенно, не поднимая пыли, маневрировала между выбоинами и иногда проскакивающими автомобилями. Изредка под вездеходным протектором хрустела щебёнистая обочина.

Повернувшись спиной к яркому остывающему закату, безынтересно наблюдал за скучно уплывающей окраиной Кундуза. В голове, подобно убегающим картинкам, вяло текли мысли. На боевые, в ожидании нового, уходили в приподнятом настроении. В предвкушении бани, чистой одежды и белой постели в расположение полка тоже возвращались с удовольствием.

"Не испортила б предстоящую баньку погода. Как в прошлый раз...", -всматриваясь в чистую высь, думал я. С серого безоблачного неба закружилась в тот день лёгкая "вьюга". Пыль и песок, подгоняемые поднявшимся ветром, слались над землёй. Сильный сухой ветер – "афганец" – затянул монотонную, тягучую песню. Заунывный не то вой, не то плач заставлял сердце непроизвольно сжиматься от тоски. Дневной свет постепенно померк, и пылевая метель накрыла всё живое и неживое... В такую погодку лучше на купание даже время не тратить. Выйдешь на жёлтую метелицу и, не дойдя до расположения, можно сразу возвращаться на повторную мойку...

Неожиданно перед уставшим задумчивым взором в непривычной двухметровой близости появилась Она... Во всём бежевом, возникла беззащитным сияющим цветком на минном поле.

Светлые сандалии осторожно ступали по неровной обочине. Сари и шарф-дупатта, покрывающий голову и грудь, делали девушку стройной, грациозной и женственной. Горделиво, но скромно, она бросала вызов местным устоям.

На протяжении веков женщины-афганки носили традиционную паранджу. Слегка наклонив голову вперёд, она задумчиво смотрела вниз перед собою. Тонкие пальцы правой руки придерживали стопку голубых школьных тетрадей, прижатых левой рукой к талии.

Почувствовав взгляд, подняла чёрные глаза, и встреча состоялась...

Моё сердце вдруг дрогнуло и пробудилось от спячки, словно весенний первоцвет после долгой и холодной зимы. По всему телу, наполняя каждую клеточку приятной рябью, пробежала волна давно забытых тонких ощущений.

Расстояние между нами неумолимо увеличивалось, но мы, как примагниченные, продолжали смотреть друг другу в глаза.

Затем я быстрым движение руки стянул выгоревшую на солнце кепку и прикрыл правую половину лица.

Так всегда поступали афганки, завидев чужестранцев.

По улицам города некоторые, особо смелые, ходили, отбросив чадру за голову, как капюшон. Заметив нас, прикрывали лицо краем накидки. Женское же любопытство спрятать было нельзя. Сверкающий зоркий глаз всегда осторожно выглядывал. Примерно так смотрит испуганная лошадь, впервые попавшая на шумную городскую улицу из спокойного села.

Я стал шутливо выглядывать из-за "укрытия" – кепки. Молодое светлокожее лицо, сверкнув полоской белых зубов, засветилось в ответ мягкой улыбкой. Очаровательный лик черноглазой восточной девушки, последний женский образ, зримый в моей жизни, постепенно растворялся и таял, покуда не скрылся совсем за надвигающейся бронёй.

Дни складывались в месяцы, месяцы в года. Всё больше отдаляло меня время от окружающего разноцветья. Эстетическое наслаждение объёмной картинкой, будь то восхитительные зори или бегущие по нежно-голубому небу лохматые облачка, распустившийся первый цветок или красивое лицо, приносит нам радость и наполняет положительной энергией. Не существует таких слов, позволяющих объяснить незрячему с детства человеку, что такое свет... Зрительное восприятие, обычное для людей, – как это, к сожалению, всегда в жизни и случается, – в полной мере оценивается лишь при его отсутствии.

Повседневная темнота глушила, давила своей монотонностью, к которой нельзя привыкнуть, можно только свыкнуться. Принять жизнь такой, какая она есть...

А какая она, с чем её – эту темноту – можно сравнить?

Поздняя осень. На улице – кромешная хмарь, на землю опустился густой туман. Ветер лепит в лицо мокрым снегом вперемешку с дождём.

Под ногами слякоть, стопы давно промокли и озябли, неохота, но идти надо... То есть, жиззззззнь...

Кажется, нет этому конца и края.

Но вдруг солнце рвёт мрачные тучи грусти, согревая своим теплом и светом тело и душу.

Солнечным лучиком ворвалась в нашу жизнь дочечка – Настенька.

Сердобольные люди говорят с сожалением: "Жаль, что не видишь свою кровиночку".

"Видел, – пряча за натянутой пластмассовой улыбкой безжалостно рвущую сердце самую тяжёлую внутреннюю боль, отвечал им. – До своих двадцати лет ежедневно лицезрел её в зеркале". Даже цвет глаз знаю и запомнил на всю оставшуюся жизнь. Несмотря на то, что у нас с супругой – тёмные, у доченьки – цвета афганского неба, серо-голубые...

"Ну да, ну да, вы очень похожи...".

Спасибо жене...

Есть такие люди, которые умеют прятать свои проблемы и грусть. На людях выглядят радостными и беззаботными. Поэтому и тянутся к таким окружающие, думая, что счастливее и удачливее человека нет. Иной раз хочется Лене сказать самое главное, но не выходит, ни на словах, ни в буквах на бумаге. Трудное это дело. Не получается высказать всё, что на сердце. Оттого, что чувство выходит далеко за пределы повседневных слов. Да и нет таких слов, узкие какие-то они, поверхностные, пылью поросли, привычным мхом.

Не струсить в экстремальной ситуации – это поступок.

Но ежедневно преодолевать трудности, при этом терпеливо выслушивать психологические взрывы, как отголоски прошлого, посвятив свою жизнь человеку, изувеченному физически и душевно войной – это подвиг...

Прохладным осенним днём забирали жену из городского родильного дома. С нежностью и осторожно вносил я в квартиру спящую на руках дочечку.

В приятных заботах летели дни и года.

Пока мама занималась домашними делами, папе пришлось научиться играть в куклы, выдумывать и рассказывать сказки, превратившись в лошадь, возить маленькую всадницу на спине.

"Дочечка, – говорил конь наезднице, – управляй внимательно, если я ударюсь головой, слетишь и ты. После таких катаний коня отправят на бойню".

Всадница ёрзала и пищала от восторга, с удвоенной силой пришпоривала коня и тянула наброшенную на шею уздечку в виде пояса от махрового халата. Затем лёгким весенним ветерком спрыгивала и, убегая, звонким голоском сообщала: "Теперь играем в прятки!". ...Не успел человекоконь потереть набитые копытоколени, как уже слышался приглушённый любимый голос: "Папа! Иди ищи, я спряталась в шкафу...".

В воскресные дни сжимал маленькую ручку в ладони, и мы медленным шагом шли через двор на качели. Ребёночек думал, что её ведёт отец, но на самом-то деле всё было наоборот.

Завершив уборку в квартире, приходила мама, узнать, как обстоят у нас дела.

"Всё хорошо!", – то поднимаясь, то опускаясь звучал звонкий голос. На что и рассчитывали родители: пока качели в движении, дитя будет на месте.

Удивительная штука – человеческая память. Стоит лишь зацепиться, на первый взгляд, за случайную, незначительную мелочь, и разум, словно клубок в детской сказке, начнёт, сам собой раскручиваясь, уводить тебя в далёкое прожитое. Если добавить к этому хорошую зрительно-фотографическую память, то и вовсе получается кино о прошлом.

...Тёплый тихий вечерний воздух был переполнен пряным запахом чужой страны. Малолюдный ресторанчик-веранда, так же, как и всё вокруг, настраивал на пассивный отдых. В ласково шелестящей листве весело заливались разнокалиберные птицы. Вездесущие нахальные воробьи, чирикали и вели себя совсем уж по-нашенски. Не раздражая слуха, доносилась иностранная, вперемешку с русской, разговорная речь. Мы сидели семьёй за столиком, уютно расположенным в углу, у перил, граничащих с насыщенной экзотическими ароматами местной растительностью. Спокойно беседовали и не торопясь пили чай с восточными сладостями. Душу и слух ласкал прибой Средиземного моря, одна из главных причин моей любви к побережью. Дочечка принесла мороженое и аккуратно подала в руку шершавый острый вафельный рожок, в двух словах обрисовав его содержимое из шоколадно-сливочных шариков. Во мне что-то дрогнуло, вокруг всё замерло и пропало.

Афганистан, кальянная с чужим отталкивающим запахом, притаившаяся на окраине провинциального города. Нас также трое, но уже солдат с оружием и в униформе. Сидящий полубоком хозяин безалкогольного заведения, неприветливый бай в тёмно-синей одежде и папахе, правая рука которого опускала и поднимала длинный рычаг аппарата с выплёвывающимися коричневато-блестящими шариками.

...Я ел и вспоминал, вспоминал и ел отчего-то уже не такое сладкое и вкусное лакомство. Анастасия, предвидя мой восторг (жена же была удивлена моим равнодушием к мороженому), принесла добавку. После пятой (нервной) порции я, улыбнувшись, сдался и сказал, что больше не могу. Про себя же добавил: "Не могу, ни есть, ни вспоминать...".

Ранним утром несмело засвиставшие птицы сообщили о начале отпускного дня. В настежь открытую балконную дверь ласковый утренний ветерок приносил запахи моря и разноцветья. Мягко и убаюкивающе, накапливая секунды в дни и года, тикали часы на стене. Наконец-то торопиться было некуда. Неожиданно, разносясь эхом над сонным побережьем, зазвучал голос муэдзина. Слегка хрипловато-прерывистый, призывал к утренней молитве. Моё тело прошила нервная волна смешанных чувств. Больше десятилетия миновало с тех пор, как я впервые услышал его. В то далёкое утро голос плыл эхом над приютившимся вдоль горной реки духовским кишлаком и обрывистыми дремлющими скалами. Отбросив в сторону шелковистую простыню, тихо ступая по ковровому покрытию, вышел на балкон. Стараясь не разбудить спящих девчат, потянул стеклянную дверь. Двигаясь на колёсиках, та без труда подалась и, дойдя до упора, также бесшумно остановилась. Выдерживая паузы, голос по-прежнему разносился над мирной страной. Я сидел на присядках, упершись босыми стопами в холодный кафель, прислонившись спиной и затылком к тонированному стеклу лицевой стены бунгало. По левую руку стоял плетёный стул и столик, на котором ожидал утренней гимнастики плечевой эспандер. Словно со мной соглашаясь в желании не беспокоить отдыхающих, приятно шушукалась пальмовая рощица. Мощные шероховато-колючие стволы, обступая прохладный бассейн, заботливо накрывали тенью раскидистых крон временно пустующий маленький пляж. Свисавшие длинные языки упругих волнистых листьев тихо шелестели, прикасаясь к металлу фигурных перил.