Текст книги "Смерти нет"

Автор книги: Всеволод Глуховцев

Соавторы: Андрей Самойлов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

6

В этом месте рассказа Бабай внятно хмыкнул, и Сергей с готовностью оборвал речь.

– Ты что-то сказать хотел? – уставился он на уфимца.

Тот хмыкнул еще:

– А ты не думал, что это они тебя на обед прихватили?

Сергей зачем-то глянул на свои исцарапанные ладони, улыбнулся:

– Была такая мысль. Но уже позже, в кузове. Признаюсь, грешным делом приуныл. А потом думаю: ну если б даже решили потом сожрать, то на кой башмаки-то надевать?! – Он поднял правую ногу, демонстрируя всем старые грязные кроссовки. – С ними вкуснее, что ли?

Бабай подумал, тряхнул головой.

– Тоже верно, – признал он.

– Да нет! – хмыкнул Даня. – Они человечину едят. Это им все равно что нам собака или кошка, а вот едят они кроссовки или нет – нам без разницы. Ладно, проехали. Главное, что ты жив, здоров и даже сыт. Так, Серега?

– Так точно! – Сергей улыбнулся, хлопнул себя по брюху.

– Вот и отлично. А что было... Ну что ж тут. Дальше жить надо! Будем живы – не помрем.

– Да ну, я и не собирался! Переживать? Буду, наверное, тут ничего не обещаю. Но если буду, то сам. Никого грузить не стану.

Даня кивнул:

– Вот это по-мужски. Так?

Так, так!.. – загомонили, закивали все.

– Ну и хватит пока об этом. Сейчас, – Даня повернулся к Бабаю, – давайте с вами. Похоже, что мы с вами одновременно наткнулись на две эти самые... концентрации в разных точках Земли. Нашу Федька подстрелил – и сработала ваша. Вот вас и перенесло сюда. Что делать думаете?

Трудный вопрос. Бабай оглядел своих.

– Ну что, – сказал он с неохотой, – давайте решать. У нас там одна девчонка осталась да ребятня, трое. Мальцы совсем. Как они без нас?..

– А чего! – вскинулся Кишка. – Жратвы у них хоть жопой жуй! Внизу посидят, лезть никуда не будут. Снежанка – она баба с башкой. Сообразит! А мы до утра отдохнем, а там и двинем. Опыт есть...

– Дурак! – обрезал Бабай. – Куда? Как ты двинешь?! Ты хоть знаешь, сколько отсюда до нас?

Тихо, тихо, – остановил их Костя. – Ну чего вы?.. Все нормально будет. Все нормально.

Он сказал это так, что всем показалось: ну вот уж Костя знает! Знает секрет, как перенестись в родные края. Сейчас выдаст!..

Зря ждали. Костя и в самом деле вид сделал мудрейший, однако выдал наибанальнейшее:

– Надо подумать. Вот подумаем, пораскинем, так это... А утром соберемся, обсудим.

Тьфу ты. – Бабай даже рассердиться не смог. – Ну, тоже мне...

– Слушайте, ребята, – сказал Даня серьезно. – Дело ваше непростое, тут скрывать нечего. Зима на носу, полторы тыщи верст. Не дойдете – даже при самом удачном раскладе. Не дойдете! Думай не думай, ничего не выдумаешь. Решение вижу одно: до весны вам остаться здесь. Перезимуете. Продуктами на первое время мы вас снабдим, а там трофеи добудете. Оружие – опять-таки на первое время хватит...

– Народу много, – глухо сказал Немо. – Это будет плохо.

– Знаю, – согласился Даня, – что плохо. Тут надо по-умному. Вы, – обратился он к уфимцам, – давайте-ка в метро. Станция «Юго-Западная». Так вы ее и занимайте. Расширим зону действий! Все, что нужно, дадим. И будем действовать бок о бок. А с ребятами вашими до весны ничего не случится. Главное, чтобы продукты были да где перезимовать.

– Да это-то есть, – Бабай вздохнул. – Ну что, братва? Что скажете?

– Разумно, – тут же сказал Костя и значительно поджал губы.

О-о посмотрел на него, тоже вздохнул и грустно выговорил:

– Да ведь другого-то выхода нет...

Кишка сплюнул:

– Самое то. Я тоже хотел так сказать. Только не думал, что так далеко. Ну а если так, то чего тогда...

– Ясно, – сказал Бабай. – Гондурас!

– Неплохой вариант, – ответил молчун.

– Девчонки?

Те переглянулись. Бешеная Тумбочка шмыгнула носом, почесала лохматую башку:

– Ты командир – решай.

У Конопатой запас слов оказался побольше:

– Ну а чего делать-то? Нам-то, конечно, домой охота, да что делать?.. До весны и думать нечего. А они там перезимуют, ничего.

Так. Ну и ты, подрастающее поколение? Шуруп на своей чумазой мордахе скроил такой умняк, что все невольно улыбнулись.

– До весны! – припечатал он.

– Ну, так тому и быть. – Бабай хлопнул рукой по колену. – Как говорится, мы подумали и я решил! Остаемся, воюем, перенимаем боевой опыт, а весной – домой, зададим гадам шороху. Они там, правда, думают, поди, что мы погибли... Ну ничего. Не впервой.

– Вот и решили, – сказал Даня. – Я рад, говорю честно. Ну, еще чайку? Со сгущенкой!

– Можно! – Уфимцы все расплылись в улыбке.

– Давайте. Потом можно будет отдохнуть, а ночью мы вас на «Юго-Западную» проведем.

– Эти-то, – Бабай мстительно ухмыльнулся, – уроды, поди, встрепенутся скоро. Вот суета будет!

– Суета, думаю, уже есть. – Даня вскинул глаза, словно мог сквозь толщу земли увидеть, что там, наверху. – Но нас им не найти. И проведем вас так, что они и не чухнутся.

– А там какое помещение? – полюбопытствовал Костя.

– Большое. Места вам хватит... Что там с чаем?

– Муха занимается, – ответил Гвоздь, хозяин этого убежища.

– Сейчас попьем. – Даня подмигнул.

– Угу. – Бабай о чем-то призадумался, прикусил нижнюю губу. – Слушай!

– Да?

– Я вот что. Вот Серега... Может, он с нами? Ну, в нашу команду его?

– А это уж как он сам решит. Сергей! Что скажешь?

– С их командой идти?

– Ну да.

– Легко!

Бабай обрадовался:

– Ага! Тогда считай, что решили?

– Считаем, – ответил за Сергея Даня и засмеялся. – А вот и чай. Ну, давайте кружки!..

Глава 4
МУХИН ДОМ

1

В принципе, Федька привык к тому, что люди вместе живут, в куче. Он в детстве так жил и потом так жил, а тут вдруг заела его страсть к отделению.

В команде генерала Дани многие так жили. То есть базировалась команда по-прежнему в убежище мастера Гвоздя, старинного Даниного приятеля, но с некоторых пор уж слишком много стало у Дани людей, чтоб свободно они вмещались в стильные Гвоздевы апартаменты. Да и привык кое-кто жить сам по себе, и лишь нужда и потеря старого убежища заставила их перебраться к Гвоздю.

Первым нашел себе жилье Немо, и так последнее время ночевавший в гараже. На это у Немо были свои, недоступные другим членам команды резоны.

Федька после своего появления в команде долго привыкал к тому, что один среди них не совсем человек. Что Немо покалечился в той же схватке, в которой убили генерала Кроху, это Федька уразумел быстро. Вот чего не мог понять, так это, что такое с человеком нужно сделать, чтоб он стал на Немо похож? Не, выглядит парень, прямо скажем, классно, весь такой из себя: черные, чуть вьющиеся волосы, правильные черты лица – прямой нос, «мужественный» подбородок, высокий лоб, – но это все ненастоящее – лицо то есть. Маска там, титановая вроде. И голова у него не поймешь чем набита. Но не живыми человеческими мозгами – вот это факт стопроцентный. Да еще если к этим мозгам добавить электронный «арсенал» стоимостью в три вездехода, который некогда Гвоздь для Немо в каску впендюрил и который подключался напрямую к черепу, так и выходит, что Немо тип странный и человек-то не вполне. Терминатор. Биомагический боевой комплекс. Самоходный, блин. Правда, слов таких Муха не знал.

На прямой Лизаветин вопрос: не из-за нас ли, мол, сбегаешь – Немо с неожиданной застенчивостью ответил:

– Ты же уже поняла, что я не такой, как все. Людям на меня постоянно смотреть тяжело. Не хочу мешаться. И потом, у меня бывают моменты, когда мне абсолютно необходимо побыть в полном одиночестве.

И поселился, значит, отдельно. Второй смоталась Тэйки, объяснив свои действия еще проще:

– А чтоб было откуда, генерал хренов, тебя вон послать. А то отсюда тебя только Гвоздь выставить может, а он тебя не в жисть не выставит, это ж коню понятно. А тут что не по мне, так шагом марш, генерал Даня, ступай себе к Гвоздю на постой.

Но обидное объяснение Тэйки сопроводила нежным поцелуем, и Даня смирился. Даня команду чувствовал хорошо, всех до дна видел. А уж девочку свою, любимую, и впрямь как самого себя ощущал. Тэйкемии иногда нужно было побыть без него. Порой на нее находил непреодолимый страх: вот стали они парой, и лишилась девочка Тэйки своей независимости, почти как в кабалу попала, – и тогда Тэйки принималась свою независимость отстаивать яростно и не всегда без потерь среди окружающих.

Следующим отделенцем оказалась Лизавета. У той были причины самые понятные и весьма прозаические. Двум хозяйкам, как говорится, на одной кухне не место: столкнувшись пару раз с Катей, Лиза собрала в охапку свою малышню, захватила Васю Громова по кличке Гром, бывшего своего дружинника, и отбыла из Гвоздева жилища на поиски жилища собственного.

Обстроилась самым наилучшим образом, в глубоком подвале, и Гвоздь помог, соорудил систему безопасности, можно сказать, за бесплатно. Мальцы Лизины приучены были сидеть тихо и не высовываться, жилище оказалось выбрано удачно, и никакие неприятные неожиданности с Лизиным семейством пока не случались. А Вася Гром пошел за компанию. Привык, мол, к своей княгине, лучше под боком буду, если ей с детьми помочь понадобится.

Мастер Гвоздь, и сам бывший индивидуалист, все шутил, мол, сплошные сепаратисты собрались. Федька от кликухи сепаратиста отказался наотрез, сказал – Мухой стал, Мухой и помру, но решил отделиться и он.

Сменив несколько мест, недостатки которых напрочь перевешивали достоинства, Федька наконец обосновался на верхнем этаже дома-муравейника. Дом заслужил свое погоняло за множество закутков, которые Гвоздь называл «квартирами».

В такой «квартираме» Федька и обосновался. Здесь хватало маленьких помещеньиц, которые Федьке были на фиг не нужны, а поселился он в неплохой комнатке шагов этак двадцать в длину – как раз, чтобы одному человеку пространства хватило. Больше всего привлекало Федьку в его нынешнем жилье то, что из окон просматривалась вся улица, да и часть соседней захватывалась. Тем более что высоких зданий здесь практически не осталось, разве что на углу возвышалась свечкой четырнадцатиэтажка, заросшая синей жирянкой – высоким жестковатым мхом – по самые антенны. Синяя эта жирянка – вещь неопасная и почти даже полезная, умеючи из нее даже суп можно сварить, но только когда ты о-очень проголодался. Варить нужно долго, почти сутки, и воду несколько раз менять, пока вся дрянь из нее не выйдет. Муторное дело, в общем. Если есть, чего жрать, заморачиваться не будешь, а если нечего, так и синюю жирянку сваришь.

А так на всей улице – здесь остов в два этажа, там огрызок в три этажа, целые всхолмья из шлакоблоков и прочего мусора. Да посреди улицы – озеро застекленевшего расплава. Бои здесь в свое время шли жестокие, все высотки поразметало мажьими ударами, а с севера долбила артиллерия, вот и раздолбали совместными усилиями все в пух и прах.

А тоже ведь жили тут когда-то люди, не боялись ничего, на работу каждый день ходили, деревянные и зелень «срубать»... В лес, что ли? Так не напасешься на всех вокруг Москвы лесов. Катя вон рассказывала, страх как много народу в Москве жило, полстраны – и все в одну Москву набились. Вот жили себе люди тихо-смирно, из леса зелень тащили, потом ее на еду меняли или там на одежду, на – как это в пословице сказано? – «детям мороженое, а бабе цветы»... Хотя зачем бабе цветы, Муха не понимал, а что такое «мороженое» – не знал. Сколько не перевидал Муха всякой цветущей растительной мелочи, всю ее считал бесполезной: жратву какую-нибудь особенную из нее не сварганишь, на что другое тоже не пустишь. Насекомых только притягивает, а так толку никакого. А вот те люди какой-то толк находили. Впрочем, у них много чего было, Мухе непонятного. А потом случилась с миром большая дрянь, и полный абзац пришел всей этой непонятной и наверняка замечательной жизни. И дома, где люди жили, все пораздолбало к чертовой матери.

Но с другой стороны, такой вид из окна Муху вполне устраивал. Даже более чем устраивал. Нравился даже, можно сказать.

Потому как уж что Федьке Мухе необходимо было в этой жизни, так это иметь хороший угол обстрела.

Ясен пень, вести обстрел из своего жилья Федьке не приходилось, да и было бы это дуростью изрядной.

Ведь дом – это что такое? Правильно – убежище, укрытое от врага. Да и от случайных друзей тоже можно тайну поберечь, небось, лишним не будет. Люди, они тоже всякие бывают, и дураки, и даже враги среди них вполне могут встретиться.

Слово «квартирами» Федьке тоже нравилось. Чем-то оно напоминало Тэйки, девчонку классную на редкость, но вот беда – втюренную в генерала Даню по уши. Муха по Тэйки вздыхал с того момента, как первый раз ее увидал, а все без толку: получить Тэйки, конечно, можно было, с генералом она ссорилась по десять раз на дню и в момент размолвки на все была готова, да только Федька этого не любил. Это могло быть здорово, но душу не грело. А хотелось, чтоб именно душу...

Чтобы попасть домой. Федька преодолевал сложную систему лестниц и каменистых осыпей, перепрыгивал через кучу мусора, набросанного с виду как попало, а на самом деле с очень сложным расчетом, и проползал под наклоненной балкой. Здесь Федьку ждала комната с двумя окнами, груда щебня, в которой скрывался тайник с оружием, тряпичная постель под шалашом из коробок (а вы как думали? – из окон-то дует) – в общем, не просто убежище случайное, а убежище обжитое, любовно устроенное. Муха был парень домовитый, что и говорить.

2

Появление уфимцев породило для команды генерала Дани множество мелких бытовых проблем. С неожиданными пришельцами пришлось делиться буквально всем, от патронов до одеял. Бывший транспорт павшего Братцевского замка, незаконный гибрид КамАЗа, ЗиЛа, армейского ГАЗа и хрен знает скольких еще родителей, заботливо перебранный руками Кати и доведенный ею до почти приличного состояния, теперь предназначался в помощь незадачливым пришельцам. Москвичи охотно таскали боеприпасы, одежду, кастрюли, батарейки, пачки чая, примус, работающий на огненном пале (на пал было наложено ограничивающее заклинание, результат двухчасовых экспериментов Гвоздя и Кати, тогда порядком опалившей себе волосы), и множество прочей мелкой бытовой фигни, без которой, впрочем, легко загнуться, а вот не загнуться довольно сложно. Все это было загружено в братцевский транспорт, и Лизавета тайком погладила борт машины: мол, идти, дружок, послужи другим, как мне до сих пор служил.

Лиза свой транспорт любила. Он ей о прежних временах напоминал, о муже да о замке с гордым знаменем. Генерал-то Даня все предпочитал в прятки с врагами играть, а вот в Братцевском замке все не так было. Знамя на башню, оборону на стены.

Только вот рухнула та оборона.

И опустив голову, бывшая княгиня Братцевского замка, рыжеволосая и коренастая деваха почти семнадцати лет, отошла от бывшего своего транспорта и пошла заниматься нынешними делами. Теперь она ходила под генералом Даней, а у того самой любимой присказкой было: жить надо здесь и сейчас.

А сам Даня, отдав одну машину и сделав солидное кровопускание своим запасам, всерьез задумался. Дело было нешуточное, приближалась зима, и команде нужно было как-то просуществовать это неласковое время. К тому же нужно было дать подзаработать уфимцам, которые тоже оказались в ситуации поистине хреновой: без всякого барахла и боеприпаса, практически голяком, да еще и в совершенно незнакомой местности. Озадачишься тут, пожалуй: как дальше жить, что делать? Так что помочь им следовало. Люди ведь чем сильны? Правильно, взаимопомощью.

«Начнем друг на друга плевать, все передохнем» – так думал Даня.

Конечно, кое-что они уфимцам уже выделили, но это ведь тьфу, крохи. Их там восемь человек, надолго ли чего хватит. А больше тоже не отдашь, самих одиннадцать, если Лизкину малышню считать.

«Размножаемся, блин. Скоро, как у Крохи, сорок человек будет. А большой команде сложнее дела делать, уж больно она на виду. Не успеешь оглянуться, как вычислят».

В общем, нужно было вертеться по-крупному. Посему Даня кое с кем связался, кратко переговорил, потом связался еще кое с кем и отбыл в неизвестном направлении.

С мужиком из Секретного войска Даня встретился в месте безопасном и укромном – в подвале здания под названием «Билитека». Ну или как-то так. Неизвестно, чем занимались в этом здании раньше, но чем-то, по всему выходило, очень непростым, потому что отпугивало это здание всякую нечисть не хуже вольных зон. Гоблинов, ясен пень, не забирало чтобы уж совсем сильно, так только, слегка покореживало. Но гоблины – это ж твари такие, что и на вольные зоны нападают, случается, что и проламывают оборону. Правда, давненько такого не случалось. Слабеют они, твари, слабеют, это Даня давно заметил.

В общем, гоблинов неведомая защита билитеки не остановила бы, а вот всякая шушера типа оборотней сюда и близко не совалась.

С мужиком Даня тер долго и серьезно, но все равно наводку на «жирный» караван еле вытянул. Обещал чуть ли не половину добычи отстегнуть Секретному войску.

Ну что ж. Работать команде нужно было все равно. Не будешь работать, загнешься к едрене-фене. Тем более что народу теперь в команде уйма, да еще мальцы Лизины, которые сами себе на пропитание заработать не могли, а есть, есстно, хотели каждый день. Малышня в команде – это, конечно, всегда проблемы. Зато смена растет.

Если команда сиднем сидит, так просто дохнет такая команда – и все. От голода, бывает, загибаются, или, скажем, боезапас выйдет, так любая мелкая нечисть сожрет, и не заметишь. Так что Даня и на половину согласился, и на больше бы согласился. Надо работать. Сегодня малую добычу взять, завтра – большую, а там, глядишь, еще какие-нибудь перспективы нарисуются.

Слово «перспектива» Дане очень нравилось. Он его у Гвоздя перенял.

План операции родился достаточно быстро. Приземлившись у Гвоздя на кухне, Даня крутил свой план и так и этак, рассматривая все возможные вероятности. Увеличил на компьютере карту города и рассматривал район, где предстояло работать.

Гвоздь шуршал рядом, чем-то своим занимался. Он в генеральские расклады больно-то не лез, ему своих дел хватало выше крыши. Да и вообще свои, так сказать, дела почитал превыше всяких там мелких командных делишек. Что там – пропитание, зима, ерунда всякая. Вот Гвоздь, он – да, у него дела так дела. Это от мастеров-хранителей ему такая точка зрения в наследство досталась, не иначе.

«То-то они с этой точкой зрения и наворотили, – думал меж тем Даня. – Ладно хоть Гвоздяра от этой дряни большей частью в стороне остался. Да и исправил многое. А все равно замарался, как ни крути. Права Катя: магия – как дерьмо, не сунешься – не вляпаешься, а не вляпаешься – не будешь вонять».

Гвоздь будто прочитал его мысли. Повозюкался со своими железками и слинял с кухни, хотя раньше они часами могли рядом работать. Данино сознание все сильнее менялось. У него не просто мысли, у него мировоззрение образовывалось. И выкрутасам давнего друга Гвоздя в этом мировоззрении место находилось отчего-то не самое лучшее.

Глава 5
БУДНИ И БИТВЫ

1

Уфимцы с трудом привыкали к новому месту. Оно вроде было и неплохое, без особенных напастей, но чужое, блин.

Дело все было в этом...

Чужое.

У себя они знали каждый камешек под ногами. А здесь что? Пусть Костя Гром многозначительно говорит:

– Москва-а! – и палец указательный поднимает.

Какая, на хрен, Москва.

Вот если б домой, к своим рекам, к своим лесам.

Уфа – город такой. И большой, и заводы, а все равно лесов видимо-невидимо. Прям в самом городе, не где-нибудь там. И говорят, раньше тоже так было. Не от запустения всеобщего леса выросли, а всегда тут были. Красота, небось, была тогда. Да и сейчас красота.

А тут Москва какая-то. Столица, вишь, каганата Раш. Град стольный.

Поутру Бабай оглядел свое приунывшее воинство и крякнул.

– Да, ребята. Много мы тут навоюем, если кукситься будем.

– А хрена ли воевать? – вяло возразил Кишка. – Дома гоблинов бить – дело понятное. Нам там жить...

– Нам и тут жить.

– Все равно, – гнул свое унылый Кишка, – всех гоблинов на свете не пригробишь, так? Здоровья не хватит, да и жизни, прямо скажем, тоже. Много их. Свой дом от грязи очищать – дело правильное, а зачем чужой чистить, если в своем работы полно? У чужого дома тоже хозяева есть. А нам бы в живых остаться и домой вернуться.

– Та-ак, – Бабай оглядел свою команду, – кто еще так думает?

Девчонки отвели глаза. Ясен пень, домой хотят, вон глаза заплаканные. Зато О-о хмыкнул:

– Фигня, Бабай. Гоблинов везде надо бить. У себя побьем, а они отсюда к нам опять придут. Или вообще не драться, а только сидеть тихо, как мыши. Ага?

Бабай повернулся к Сергею:

– Ну, а ты чего скажешь, умник?

То и скажу, что прав О-о и Кишка прав. За нашу жизнь мы всех гоблинов точно не перебьем. Но бить их надо везде, где увидим, потому что иначе мы от них все равно не избавимся. Одних прибьем, другие придут. Они по всей Земле расселились. Такая нам выпала судьба – оказаться в Москве. Значит, что-то нам здесь значительное предстоит совершить. Просто так ничего в жизни не делается. Мы должны были все здесь оказаться, вот и оказались.

Тебя-то, понятно, гоблины сюда привезли, – буркнула Ира. – А нас-то за что? Гадостью какой-то сюда кинуло.

– Не просто так кинуло, – ответил на это Серега. – Ведь вы могли и не ходить и на эту гадость не смотреть, так?

– Ну так.

– А ведь пошли.

– Сдуру пошли, – вступилась за Иру Света. – Нечего было и ходить.

– Может, и незачем, а вы пошли. Значит, зачем-то это нужно было. Что-то жизнь вам здесь готовит, и мне заодно. Все в жизни происходит не просто так.

– Правильно! – высунулся Шуруп. – Перебьем всех гоблинов верховных и домой!

– Кончай базар, – наконец сказал Бабай. – Нам тут жить. До самой весны. Так что сначала жилье оборудовать надо, а потом разбираться, будем мы драться или как. Хотя я вас, братва, не понимаю. Там мы, значит, орлами были, а здесь вдруг мышами станем? Никого не вижу, ничего не слышу, в норке сижу? Не, ребята, это фигня полная. А москвичи на нас как посмотрят? Мол, появились придурки какие-то, тише воды, ниже травы быть хотят?

– Они и сами тут не больно-то навоевали, – буркнул Кишка.

– А ты знаешь, сколько они навоевали?

– Знаю, небось. Видно. Сами по норам прячутся.

2

А впрочем, нужно было жить постепенно. Решать проблемы не все сразу, а одну за другой.

А кроме глобальных проблем на каждый день имелась целая куча мелких проблемок, без решения которых можно было очень легко попрощаться со своей шкурой.

Станция метро была местом отличным, просто, можно сказать, замечательным, но и его следовало оборудовать.

Дни стояли мерзкие, дождливые. Костя распланировал маскировку входа, показал, все одобрили без исключений и теперь батрачили, как проклятые.

Работа была муторная, тяжелая. Бабай с Кишкой таскали проржавелые автомобильные остовы, каменные плиты от ближайших развалин. Костя с О-о создавали из этого хлама тщательно продуманный лабиринт. Так шли день за днем. Текла осень.

3

Октябрь сыпал холодными дождями, нависал туманами. По утрам рассветало сквозь сырость неохотно, с трудом, точно дневному свету лень было тратить себя на этот неприютный, тошный мир... Такое настроение передалось и бойцам Бабая, поселившимся на бывшей станции метро «Юго-Западная» и оказавшимся в состоянии вынужденного безделья.

Гвоздь снабдил новую команду радиосвязью: одной рацией, самолично собранной им, – чудовищный на вид агрегат работал безотказно даже в подземелье – и персонально для командира выделил мини-передатчик, нечто вроде мобильного телефона, только с меньшим, конечно, радиусом действия.

– Базовая станция у меня, – объяснил Гвоздь. – От вас это километров пять, не больше. Брать будет без проблем!

– Чего – брать? – удивился Бабай.

– Волну, – встрял Костя. – Ну, звуки, передачу. Это же все по волнам идет.

Бабай ни хрена не понял, но здраво рассудил, что лучше этим себе голову не забивать.

– Ладно, – сказал он. – Ты мне, главное, растолкуй, какие кнопки тискать.

Костя с Гвоздем наперебой стали втолковывать, – оказалось, не так уж сложно.

– Питание только берегите, – предупредил Гвоздь, – батареи то есть. Я вам в запас, ясное дело, дам, но зря расходовать ни к чему...

Ну, это и ежу понятно. Зря не расходовали. Раз или два в день выходили на связь – с Гвоздем либо с Даней, сообщали друг другу, что все нормально, все тихо, ничего такого не предвидится.

Так текли дни. Жратвы у ребят было завались, с водой тоже без проблем, а вдобавок и делать нечего. Вроде бы лафа, но Бабай-то знал, насколько эта лафа обманчива. Расслабляться нельзя! При такой жизни от безделья не только обленишься, утратишь боевую сноровку, но очень просто и болезнь какую-нибудь нажить. В подземелье, без воздуха, без света.. Конечно, командир установил график дежурств: ребята по двое, по трое патрулировали окрестности, заодно и знакомясь с ними. Это было, конечно, необходимо и полезно, но никак не достаточно.

– Ну что там у вас, – говорил по рации Бабай Дане, – что-нибудь намечается?

– Нет пока, – отвечал Даня. Как что наметится – тут же сообщу.

Бабай хмыкал. Даня его отлично понимал:

– Да, да. Без дела разлад наступает, сам знаю. Но и рисковать впустую ни к чему. Исследуйте окрестности! Чем не дело? Там любопытного много.

Ну, это чистая правда. Вокруг «Юго-Западной» громоздились безмолвные, жутковатые в своем безмолвии бетонные коробки, меж ними всегда гулял ветер, завывая, высвистывая – то грозно, то печально... Ребята лазали по этажам, на одном из зданий забрались на крышу. Ветер чуть их не сдул оттуда, но смотреть сверху вниз было чертовски интересно, аж дух захватывало. В одну сторону распростерся огромный пустой город: дома, дома, дома... до горизонта пустыня мегаполиса. Над нею тоже возносились пики высоток, – одна казалась совсем недалекой; Сергей смотрел, смотрел на нее и неуверенно сказал, ткнув пальцем:

– Вот ту башню видите?.. По-моему, это университет. Отец рассказывал... Похоже на его описание.

– Уни... что? – Костя поперхнулся.

– Университет, – повторил Сергей и разъяснил, что это такое. Поняли.

– Он там учился, – грустно добавил Сергей. Ненадолго все примолкли. Потом О-о произнес:

– Можно туда сходить. Посмотреть...

– Подумаем, – сказал Бабай. Обернулся. – Мне почему-то та сторона больше нравится.

В той стороне город кончался. Над пустырем едва-едва возвышались руины церкви, а дальше шли леса. Но и там высились здания. Одно, левее, стояло как-то на отшибе, уже в лесу. Оно было огромное и круглое, белое – настоящий дворец.

– Во, дом какой, гляньте! – восхитился Шуруп. – Круглый!

– А это что, не знаешь? – спросил Сергея Костя. Тот отрицательно покачал головой. Сказал лишь:

– Да, странное сооружение...

Чем-то оно привлекло его. Показалось загадочным, таинственно-мрачным, несмотря на белый цвет...

Впрочем, белым оно было условно: от лет и непогод оно стало таким... цвета дождя – и в тускло-облачный осенний день, казалось, хочет слиться с фоном, стать невидимым.

– Если дождь пойдет... – медленно произнес Сергей, – его совсем не видно будет...

– Кого – его? – не понял Бабай.

– Да вот, дом этот круглый...

Сергей как в воду глядел: и минуты не прошло, как сперва закапал, а затем брызнул, заморосил дождичек. Ребята поспешили убраться с крыши.

Потом были еще вылазки. К университету, правда, и к круглому дому Бабай отправляться запретил: далеко все же, незнакомый город... Пришлось ограничиться окрестностями.

Они надоели довольно быстро. Вот тогда-то и наступила скука... Бабай забеспокоился. Нужно дело! А дела не было.

Он и сам не то чтоб опустился, нет; этого бы он себе не позволил. Однако вялость, лень одолевали точь-в-точь, как тогда в Уфе... все хотелось прилечь, вздремнуть.

А тут еще и ностальгия. Бабай старался не подать виду, ходил бодрее, прогоняя сон, насвистывал, распоряжался. Но в глубине души поселилась глухая, тяжкая тоска, сидела жабой, тянула... И ведь странно: днем в сон клонит, ходишь хоть спички в глаза вставляй – а спать ляжешь, и чтоб тебе треснуть! Ни хрена не заснешь. Все храпят давно (кроме часовых, конечно!), а он, командир, лежит во тьме с открытыми глазами и не может заснуть.

Вспоминались люди, навсегда ушедшие из его жизни. Жалко было этого почти до слез.

Мать. Сестра. Очкарик. Тот мужик, что спас, их всех когда-то. Теперь Бабая мучило, что он не помнит его имени. Дядя Миша вроде?.. Нет, не вспомнить. Лицо помнится, пожалуйста. Немолодое, доброе, большие залысины спереди со лба... Ну и на том спасибо. Буду помнить! Никогда не забуду.

Даже Поддувало вспоминался по-хорошему. Гаденыш был, конечно, если правду говорить, ну да уж что там... Бог с ним. И Рита, и Оля... И Витек.

А Снежана с малышней! Что с ними?! Эх, если б можно было сорваться да полететь туда, домой!.. Дом! Никогда еще Бабай не думал так об их неказистом жилище в заводском подземелье. Не понимал, не понимал... Видать, и вправду что-то начинаешь ценить тогда, когда потеряешь.

Но не один Бабай был таков. Прочие тоже тосковали. Косте снились сны: вот он идет по лугу, солнце, лето... И весь луг полон цветущих ромашек. Как бы даже нет конца у него, у этого поля – можно идти и идти бесконечно, и счастье твое такое же бескрайнее, как поле, как небо, как свет солнца... Костю сильно подмывало рассказать об этом друзьям, но он не решался. Думал, засмеют.

Свои изгибы памяти были и у Сергея. Со временем точно анестезия отошла, и вот теперь-то боль потери вцепилась в душу клещами. Больше всего Сергей боялся разрыдаться во сне – хотя отлично понимал, что никто бы его не осудил, все бы все поняли, наверняка и поддержали. Но было бы ужасно стыдно перед самим собой. Разве этому учил его отец?! Он учил сына быть мужчиной, вести себя по-мужски – в любом случае, каким бы этот случай ни был.

Ну а вести по-мужски – прежде всего, думать. Для того и голова на плечах! И Сергей думал.

В тот последний миг отец крикнул: «Помни поляну!» Что это значит? А вот что: одна из тех лесных полян, где они с отцом бывали в своих блужданиях. Сидели на траве, болтали... Сергей без труда мог припомнить все – не так уж их и много было... Но с этим-то все ясно, не ясно другое: зачем надо помнить? Впрочем, и тут догадаться нетрудно. Это очень важно! Что важное, что-то существенное там, на той поляне... А вот что – вот тут уж думай, родной, ломай голову.

Сергей пытался думать, но мысль как-то не шла. В самом деле, ну что здесь можно предполагать?.. Да все, что угодно! А раз так, то все гипотезы – гадание на кофейной гуще. Единственное здравое решение: вернуться в лес, обходить эти все поляны одну за другой, внимательно исследовать их и думать, что же такое имел в виду Алексей Владимирович. Решение громоздкое, спору нет. Но кто предложит что-либо другое?.. А кроме того, до весны об этом, ясен пень, и думать нечего.

Потому мысли Сергея сами собой уплывали в прошлое. Родные лица, дом, огород, лес. Помнилось, как шли с отцом потаенными тропами, глядели снизу вверх в кроны деревьев, как шумел в них ветер... однажды вспомнилось, как вышли на границу леса – такие дали распахнулись перед ними, что Сергей ахнул и долго стоял зачарованный, а отец посмеивался над ним... Это и снилось тоже, иной раз Сергей просыпался средь ночи – и такая тоска, хоть вой.