Текст книги "Смерти нет"

Автор книги: Всеволод Глуховцев

Соавторы: Андрей Самойлов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

– На. Только не хрусти. Откуси кусок, пососи во рту, а уж потом жуй.

Пистон сказал про жратву для отмазки, но правду: жрать ему в самом деле хотелось. Поколебавшись секунду, он взял сухарь.

– А ты?

– А я не хочу. Я, брат, воздухом питаюсь.

– Чего? – Сухарь застрял у Пистона в горле.

– Вот так, – пояснил сосед: вдохнул глубоко, задержал воздух и медленно выдохнул... – И все. Сыт.

Пистон остановившимся взглядом смотрел на плутовскую рожу Редьки. А тот вдруг расплылся и беззвучно рассмеялся:

– Шучу я! Люблю, грешный, пошутить.

– А ну тебя, – сердито отмахнулся Пистон и стал жевать.

– Ты следи, следи, – посоветовал Редька. – Не прозевай. Начальничек-то у вас – ух! – строгий. Случись что, башку сымет.

– Знаю, – проворчал Пистон.

Он понял, конечно, что у Тощего был генератор. Да почему был – есть... Серьезно. Серьезно, да, но ему-то, Пистону, что делать? Жить так, как жил? Против своих?.. Позорно. Восстать? И тут же распрощаешься с жизнью.

Вот ведь выбор! От переживаний Пистон не заметил, как проглотил весь сухарь. Но как ни странно, бдительности он не утратил, смотрел во все глаза, и именно он, а не Редька заметил, как в окне подъезда на шестом этаже мелькнул силуэт человека.

От неожиданности Пистон дернулся. Редька сразу напрягся.

– Что?! – шепотом.

– Идет! – выдохнул Пистон.

6

В этот день Муха проснулся почему-то раньше обычного.

Было вроде бы совсем темно, однако по неуловимому оттенку неба в окне Федя догадался, что это не ночь, а утро, скоро будет светать.

Он закрыл глаза и сонно улыбнулся тому, что может еще без забот подремать часок-другой. Левой рукой он потрогал цевье карабина. На месте!

Муха не был левшой, но стрелял с левой руки I и левого плеча – так ему почему-то было удобнее.

Однако сон не шел, прямо-таки назло. Муха кряхтел, ворочался. Тьма в окне и комнате стала явно жиже. Было обидно терять предрассветные, самые сладкие часы сна... Обида перешла в раздражение. Муха осерчал – и тут, неожиданно для себя, уснул.

Вторично проснулся он, когда было уже совсем светло. Вновь ощутил досаду: проспал! Вскочил энергично, стал разминаться.

Затем долго сидел перед картиной, приставленной к стене. Странно, но теперь этот небесно-лесной пейзаж навевал какую-то грусть, объяснить и выразить которую Муха не мог. Просто сидел и грустил. И черт его знает, почему вспомнились когда-то слышанные слова: жди меня, и я вернусь... Федя и понятия не имел, что это первая строчка стихотворения. Кто-то сказал, а он услышал и запомнил. Потом забыл. А теперь вдруг вспомнил снова.

Но это казалось приятным.

После завтрака он поглядел в окно и решил, что пора топать к Гвоздю. Связался с ним.

– Ну что, как договаривались? – не преминул уточнить он.

– Ясный пень, – ответствовал Гвоздь. – Я что, когда-нибудь динамил?

– Да нет. – Муха смутился. – Это я так просто...

Гвоздь смягчился:

– Ладно, ладно... Давай, жду.

– Тогда я выхожу.

– Давай.

Федор сходил на кухню, из тайника достал табак отсыпал две пригоршни. Взял пару коробков спичек. Оделся потеплее и пошел.

Спускаясь, он ощутил морозец и мысленно похвалил себя за то, что так экипировался. На шестом этаже подошел на секунду к выбитому окну: точно, подморозило. Зима.

Повернувшись, он краем глаза уловил какое-то неясное движение во дворе, где кусты рябины возле гаражей. Наверное, ворона села на ветку, решил он и пошел дальше вниз.

Глава 14
ЗАХВАТ

1

Вернувшись домой из Вольной зоны, Даня придумал попить чаю. Когда он отправлялся к монахам, то хотел найти ответ на вопрос, вставший перед ним. Так и вышло. Но, получив ответ, он наткнулся на другие, новые вопросы, отвечать на которые считал себя обязанным.

Надо – сказал он. Надо вглядеться, чтоб увидеть путь. До сих пор он считал, что путь свой знает: бить нечисть поганую до тех пор, пока всю ее не выбьешь. Или пока они не убьют тебя. Второй вариант, разумеется, был совсем нежелателен, но трезво мыслящий Даня не исключал и его. И был к нему готов. Что ж! Совесть его чиста: сделал все, что мог.

А вот теперь, после разговора с отцом Никифором, стало казаться, что не все. Надо еще что-то...

Да что! Пока надо искать книгу. Вот этим и займемся. Только завтра. А сегодня по случаю начала зимы можно и отдохнуть.

Но прежде он все же соединился с уфимцами, порадовал их новой информацией. Затем – с Гвоздем. Я к тебе завтра зайду, – предупредил он. – Карту посмотрим.

– Есть, генерал, – привычно отозвался Гвоздь. – Когда?

Даня подумал.

– Ну, в полдень где-нибудь. Годится?

– Принято. Жду! Жди.

2

Жди меня, и я вернусь...

Опять вспомнились эти слова, пока шел по лестнице. И картина. Муха даже остановился, закрыл глаза, представил в памяти лесные дали... Ему очень захотелось туда вернуться. По наивности своей Федор и помыслить не мог о таких сложных материях, как творческое воображение и тому подобное. Еще менее могла прийти ему в голову мысль о том, что натура была найдена художником где-то за тысячи верст отсюда. Федька не то чтоб думал, просто этот мир он знал в пределах взгляда – от себя до горизонта, – а потому, естественно, и пейзаж на картине счел расположенным где-то в этих пределах. Ну, может быть, чуток подальше. Только надо его найти.

Муха вздрогнул и пошел дальше. Звук его шагов гулко зазвучал в пустом подъезде.

3

Мыло в темноте выпучил глаза:

– Идут!

– Тише ты! – злобно шикнул Капкан. – Придурок! Готовься.

«Придурка» Мыло съел как должное. Кто-то сказал: дурак, понявший, что он дурак, уже не дурак – с этой точки зрения Мыло дураком не был.

Оба напряглись. Глаза их привыкли к тьме и предметы различали вполне сносно.

Шаги приближались.

«Ишь топает, сволочь, – зло подумал Капкан, – хозяином!.. Ну, погоди, будет тебе щас хозяин!»

Он подтолкнул Мыло.

– А?!

– Тише, дебил!.. Слушай сюда. Как он дойдет дотуда, я – на него, сшибу и кляп в рот. А ты руки ему крути. Вот веревка.

– Ага, ага...

– Тихо! Готовься.

Мыло сглотнул. Глаза готовы были выскочить из орбит. Руки стиснули веревку.

Шаги затопали над самой головой.

4

Муха думал. Это оказалось на удивление здорово – раньше он и не знал, что это так. Он вспомнил, как с крыши своего дома видел края Земли – там тоже темнели леса, и где-нибудь там, конечно, и есть та самая даль...

«Найду! – решил Муха. – Чего там! Летом. Пойду, буду ходить и найду... Вернусь».

Последний лестничный марш. Федя остановился на полминуты, подождал, пока глаза привыкнут к темноте, перешагнул через веревку и пошел к выходу.

5

Когда шаги зазвучали не над головой, а у самой головы, Мыло едва не обмер. Руки затряслись. Он ощутил, как напрягся Капкан рядом с ним.

Фигура человека показалась в проеме двери, на левом плече вниз стволом висело ружье.

Мыло и глазом не успел моргнуть – Капкан молнией бросился вперед.

6

Удар!

Муха ничего не успел. На спину ему точно рухнул потолок. Карабин полетел вперед. Сам Федя полетел вперед и вниз и больно треснулся левым плечом о цементный пол.

– А-а, гаденыш!..

Федя разинул рот – и вмиг в него загнали кляп. Руки! Руки крути ему!..

Тяжесть завозилась, запыхтела на спине у него. Федька свирепо лягнул ногой. Попал! Кто-то сдавленно крякнул.

Замелькало множество ног, загомонили голоса.

– Ну? Взяли?!

– Упакован... – довольно пропыхтел сволочной голос. – Брыкается!

Но Муха уже не брыкался. Мотали веревками обе ноги. Он стал извиваться. Толку от этого было немного. Тогда он попытался языком вытолкнуть кляп. Вроде бы тряпка подалась.

– Берите!

Несколько рук сразу подхватили Федькино тело и понесли – примерно как путейские рабочие тащат рельс. Под вытаращенными его глазами проплыли: пол, порог, крыльцо – и вот пошел снег.

И тут Мухе удалось вытолкнуть кляп.

Он даже орать не стал, а в гневе хватил зубами первый попавшийся кулак – здоровенный, мясистый, с толстыми пальцами.

– А-а!.. – дико заорал Капкан – ибо рука была его. – Ах ты, паскуда!..

Кулак мелькнул – и страшный удар вышиб из Федьки дух.

7

От ярости Тощий готов был разорвать огромного детину.

Все отшатнулись – никогда еще не видели босса таким. А самое страшное – что он вовсе не повысил голоса. Наоборот, понизил.

– Ты что же это, харя, – заговорил он так, что окружающие стали ни живы ни мертвы, – что же ты творишь?.. Я сколько раз говорил...

– Да он, сволочь, меня за руку!..

– А я тебя сейчас за все органы. Ты меня понял?

– Понял.

– Нет, не понял. Не понял! А сейчас поймешь. Если он сдох – то и ты сдохнешь. Обещаю.

Капкан злобно ощерился. Чего уж там, труса спраздновал. Что босс слово сдержит – он знал. А подыхать, однако ж, не хотелось.

Но Муха выручил его. Он слабо пошевелил головой и застонал.

– Да жив он, босс! Видите? Живой, рожа!

Капкан проворно нагнулся над лежащим. Муха дышал, глаза закрыты. Кровь из носа и изо рта текла на снег.

– Живой, – повторил Капкан, убеждая сам себя.

– Ну, берите, – велел Тощий. – Карабин его где?

– Вот, босс, – показал Редька. – В целости и сохранности! Вот еще и рация у него есть!

– Отключить!.. Ну, тащите.

Несколько рук подхватили Муху и потащили. Голова его сникла. Кровь часто капала на снег.

– Живее, – велел Тощий.

Разбойники запыхтели, затолкались от усердия. Им стало жарко. Суровый взор шефа был лучшим стимулом.

– Кляп, – суетился Ботва, – кляп ему обратно! Очухается, заорет как резаный...

– Засуньте, – приказал Тощий. И в окровавленный Федькин рот вторично вбили тряпку, еще глубже.

– Вот так! – победно сказал Капкан.

8

Даня пришел к Гвоздю, как обещал, ровно в полдень.

– Привет. – Он улыбнулся. – Чаю?

– Ну так, – довольно отвечал Гвоздь. – Все готово, ждет... Чай-то у меня имеется, вот с табаком дело швах... Ну ничего, Муха сейчас должен поднести. Я ему пули отлил – такие, знаешь, с вращением в воздухе, для «Сайги»...

– Знаю. А ты слыхал, что Немо с Тэйки нашли?

– Нашли? В разведке, что ли?

– Ну да. Обнаружили, вернее.

– Клад! – Гвоздь загоготал.

– Пуще того, – в тон ему отвечал Даня. – Защитничков целое гнездо.

– Да ну?! – Гвоздь сразу острить перестал.

– Точно. – Даня хлебнул чаю. – В Бирюлево.

– А ну-ка... – Гвоздь шибко заинтересовался. Вскочил, выволок на свет божий карту. – Где?

Две лохматые головы склонились над картой. Даня ткнул пальцем:

– По его рассказу, вот тут примерно.

– Ага... Так тут Муха неподалеку живет, вот где.

– Ну уж и неподалеку...

– Ну все-таки. Надо ему звякнуть!

– Погоди. Зачем? Ты же говоришь, сейчас должен прийти?

– А, да! Точно. Ладно, побазарим... Не наша зона, конечно. А все равно, неплохо было бы – к ногтю всю эту мразь!

– Согласен. Подумаем. Но нам еще с книгой надо вопрос решить, не забывай.

– Ну так! Где, говоришь, находится?

– На севере. Спорткомплекс «Олимпийский».

– Север, север... Вот, смотрим. О... Останкино. Телецентр! Телевидение тут было.

– Было, да сплыло. Ты не отвлекайся, ищи.

– Ищу. Вэ... Вэ, Дэ, Нэ, Хэ! О как! ВДНХ. Это чего такое?

– Не знаю, Гвоздь.

– И я не знаю. Ты там был когда-нибудь?

– Шутишь?..

Водя пальцем по карте, Даня упорно вспоминал отца Никифора. Вернее, сами вспоминались слова о пути, который рядом... Может быть. А может не быть. Вот ищи. Посоветовал, нечего сказать... Ну а вообще-то, конечно, прав, душа монашеская: надо...

– Нашел, – сказал Даня. Палец замер в одной точке.

– Где? – сунулся Гвоздь.

– Вот, – Даня постучал ногтем.

Гвоздь смерил глазами расстояние, присвистнул:

– Да уж! Ничего себе. Как добираться-то туда будем?

– Разберемся. – Даня не признавал неразрешимых задач. – Подумаем.

– Ну, это... – Гвоздь не договорил. – Так, ну где этот собачий сын, Муха?! Давно уже пора быть. Шляется где-то!

Гвоздь начал вызывать «собачьего сына» по рации, и безуспешно. Это его немного удивило.

– Странно. Не откликается... Отключился, что ли?

– Батареи сели, – предположил Даня.

– Батареи? Да нет, не должны. Он мне перед выходом звякнул. Иду, мол. Все в порядке было.

– Когда это случилось по времени?

– Н-ну... с час, полтора тому назад. Полтора, да. Так вернее.

Даня слегка приподнял брови:

– М-да. Пора бы явиться.

– Вот и я о том же... Ладно, подождем. Стали ждать. Пили чай, рассматривали карту, вздыхая о том, сколько же еще неисследованных земель в этом мире... Гвоздь заговорил про то, что он, пожалуй бы, и смог собрать телевизор, вполне работоспособный; да вот беда: как его смотреть, если нет трансляций...

В общем, болтали о пустяках, однако тревога грызла обоих. Они почему-то избегали про это говорить... но наконец Гвоздь не выдержал.

– Слушай, – серьезно сказал он. – Тут что-то неладно. А ну-ка...

Он опять стал вызванивать Муху, и опять без толку.

– Молчит, собака!

– Звони Немо. – Даня встал. – Пойдем искать. Принять решение – это Даня умел.

9

Немо шел первым. Его прямая спина была самым надежным ориентиром. В сущности, можно ничего не опасаться, не озираться и не напрягаться, когда с тобой Немо. Но Даня все же озирался.

Привычка! Береженого Бог бережет. Всю жизнь свою Даня бессознательно следовал этому девизу и был глубоко прав – даже когда это было излишним.

Потому что излишним это не было никогда.

Шли осторожно, но быстро, – понятное дело, как рейнджер Немо был круче всех. Гвоздь малость запыхался: он в походном деле не блистал. Но шагал зло, упорно, ничуть не выдавая своей слабости. Его это даже слегка задело за живое, и он старался изо всех сил...

– Стоп. – Немо вскинул руку.

Стали все мгновенно. Замерли. Немо слушал тишину.

Однако даже его суперслух не мог разобрать ничего внятного. Шумы – да, смутные, неясные. Мало ли что может издавать смутные звуки пусть и в почти вымершей, но огромной Москве...

– Идем, – сказал Немо. – Нет ничего.

– Показалось? – спросил Гвоздь.

– Нет, – помолчав, ответил Немо. – Профилактика.

– Нужное дело, – одобрил Даня.

Еще раз в пути Немо останавливался для профилактики и так же ничего не уловил. А вскоре показался Мухин дом.

Минуты три, притаясь, сидели за укрытием, напряженно рассматривая пустой, безмолвный двор. Может, это и была перестраховка – но никто не счел ее избыточной. Выждали, посмотрели. И аккуратно двинулись к дому, а дойдя, тронулись вдоль стены: первым Немо, за ним Гвоздь и Даня – замыкающим.

Чем ближе подбирались они к подъезду, тем сильнее нарастало в Дане тяжелое, нехорошее чувство. И Даня даже не пытался с ним бороться. Бесполезно.

Только раз мелькнуло: а может, это просто волнение?.. Но тут же он жестко укорил себя: брось, генерал! Никакое это не волнение. Это предчувствие правды. Это...

– Вот, – сказал Немо. И шагнул влево.

Даня и сам увидел. Тяжесть сдавила сердце. На снегу отчетливо виднелось пятно крови.

– Гвоздь, проследи, – сказал он.

– Понял, генерал. – Гвоздь вскинул автомат, озираясь.

Даня нагнулся над пятном. Кровь впиталась, застыла, но была свежей. Еще маленькие капельки ее тянулись дорожкой по двору.

– Здесь сбили, – молвил Немо. – И потащили туда.

– По следу! – приказал Даня. – Следить за округой.

След вел прямо от крыльца, к гаражам. Не только кровь – снег был истоптан множеством ног.

– Люди, – заключил Немо. – Не меньше пяти. Даня кивнул. По снегу все читалось, как по книге.

– Скорей, – зачем-то сказал он. – Туда! Холодный, жестокий азарт охотника погнал его вперед.

– Генерал, – негромко сказал Немо.

– Да?..

– Погоди.

Немо умел сказать так, чтоб его послушали. Даня остановился:

– Что?

– Я уверен, что это те. Которых обнаружили мы с Тэйки. Они его взяли.

Подошел Гвоздь, шмыгнул носом. Даня проследил линию следов, соотнес ее направление с тем, что слышал от Немо, видел на карте – и понял, что Немо прав...

Скорее всего прав. Рационалист в Дане держал оборону твердо.

– Но проследить надо, – произнес он.

– Надо, – согласился Немо. – Я прослежу. А вы возвращайтесь. Надо сбор объявлять. Будем спасать.

Гвоздь сдвинул шапку, почесал в затылке. Что-то такое промелькнуло в его взгляде...

– Ты что? – сдвинул брови Даня.

– Да... гм! Спасать-то надо, без базара. Только боюсь, как бы не кончили уже парня, а?

– Нет, – резко сказал Даня. – Раз поволокли, значит, живым нужен.

– А! Точно. – Гвоздь обрадовался.

– Но может, что и ненадолго. Потому надо спешить. Немо!

– Я, генерал.

– Ты на связи?

– Конечно. – Рука Немо полезла за пазуху, вынула рацию. – Вот.

– Отлично. Значит, как проследишь, отзвонишься. Мы собираем всех. Уфимских тоже. Идем выручать. Мы своих не сдаем!

Глава 15
ОДИН ЗА ВСЕХ

1

Муха выплывал из провала несколько раз. Первый – еще на улице, очень смутно, как в бреду. Он разлепил веки, увидел снег, мелькающие ноги, услышал сбивчивое сопение – и вновь провалился в никуда.

Потом ему показалось, что кто-то тянет, дергает его за руки, он ощутил тупую боль в ушибленном плече. Пошевелил языком, и другая боль отдалась в правой скуле. Муха успел почувствовать во рту вкус крови... Но даже не успел понять, что потерял сознание. А потом резкая вонь шибанула в нос. Федя откинул голову, но эта дрянь пробила его еще раз. Муха дернулся, но с места не сдвинулся. Еще сунь, – услышал он голос. «Я вам суну, гады», – хотел сказать Муха, но вместо того промычал что-то вроде:

– Э-аммм!.. – Язык не слушался его.

– Очухался! – радостно сказал другой голос. Глаза Мухи открылись, тусклый взгляд проехался по мрачной комнате...

Да, то была комната, и именно мрачная.

Даже не столько мрачный, сколько дикий был у нее вид.

Подсобка гастронома – помещение без окон, только с дверью. Дверь, кстати, вовсе не была закрыта, да и закрывать ее нужды не было. Пленник все равно никуда удрать не мог.

Что там удрать! Он не мог и пошевелиться: сидел на тяжелом железном стуле, прочно привязанный к нему.

Где бандиты раздобыли этот стул – уму непостижимо.

Перед беспомощным Мухой стоял Тощий. В левой руке он держал склянку с нашатырным спиртом, в правой – тряпку, этим спиртом пропитанную. Правую руку он и подносил к Федькиным ноздрям. Откуда у главаря взялся водный раствор аммиака – тоже тайна сия великая есть.

За спиной Мухи топтался, с любопытством поглядывая на все это, Редька. Он держал «вечный» фонарик, такой же был и у Капкана, стоявшего сбоку, – бывший фонарь Жженого. Кроме того, на полу поодаль стояла известная керосиновая лампа, горевшая неровно и чадившая. В сумме три этих источника света и создавали дикий, мрачный фон, вроде подвала средневекового замка.

Вместе с памятью к Мухе возвращалась способность соображать – да вот радости от того было совсем немного. Он прекрасно понял, что с ним случилось; где он находится, конечно, он не знал, да это и не важно было. Важно было осознание произошедшего – а именно того, что дела обстоят хреново.

Можно было потянуть время, притворяясь оглушенным, но не до бесконечности же. Да и тогда так и будут совать в нос дерьмо.

Чья-то рука несильно хлопнула Федьку по щеке.

– Ну, будет, – сказал голос. – Видно, что очнулся. Не бойся, ничего не сделаем.

Конечно, так Муха им и поверил, уродам. Но делать нечего, глаза открыл.

2

Увидя, что объект приходит в себя, Тощий кликнул:

– Пистон!

– Я, босс. – Тот выступил из мрака.

– Возьми. – Тощий отдал ему склянку и тряпку. Пленник вполне осмысленно поводил глазами по округе. Затем горло его сделало судорожное глотательное движение.

Тощий понимал, что сладким голосом сюсюкать бесполезно. Рычать зверем – такая же чушь в данной ситуации. Потому он заговорил спокойно и размеренно:

– Слушай, малый, меня внимательно. Слушаешь? Муха вынужден был кивнуть.

– Вот и отлично. Ты, видимо, уже понял, где ты. Ты в плену. Дела твои аховые, прямо скажем. Сделать ты ничего не можешь, сам видишь. А мы можем, все, что захотим. Захотим убить – шлепнем на месте.

И Тощий вынул пистолет – бельгийский ФН-27 с электронным комплексом «свой – чужой» – далекий потомок легендарного «хай-пауэра»[5]5
  Автоматический пистолет Browning – high power (браунинг высокой мощности), сконструированный в 1935 году в Бельгии, стал этапом в истории оружия. Кроме прочих позитивных качеств его отличает еще и дьявольски элегантный дизайн.


[Закрыть].

Электроника в нем, понятно, давно сдохла, но все прочее работало как часы.

Дульный срез уткнулся Федьке в переносицу. Тощий это сделал намеренно: чтобы беспомощный человек ощутил смертный холод между глаз.

Муха ощутил. Этот холод словно влился в него, потек по телу. А психологические этюды на том не закончились. Тощий легко и просто нажал на спуск.

Звонко щелкнул боек.

Федя вздрогнул всем телом – так, что чуть не опрокинулся со стулом вместе.

Пистолет был не заряжен.

– Х-ха! – грубо хохотнул Капкан.

Щелчок предохранителя. Пистолет исчез.

– Вот видишь, – ровно молвил Тощий, – Это пример. Но никто ничего тебе не сделает – и пальцем не тронет! – если ты будешь делать, что тебе скажут. Понимаешь?

Пленник разлепил губы.

– Ты... – хрипло произнес он, совсем не по-детски. По-мужски. – Это ты будешь приказывать?

– Нет, – ответил Тощий. – Сам увидишь. Но я уже понял, ты парень не глупый. Это хорошо. Сработаемся.

3

У Пистона дрожали руки. Когда Тощий позвал его, он перепугался – подумал, что все сейчас увидят эту дрожь. А Тощий точно не помилует. На всякий случай: зачем ему нервные слюнтяи. И вот от страха, что ли, дрожь пропала. Он взял то, что ему дали, и отступил в тень, где и был. Он нарочно встал в то место, чтоб его не видно было.

Как ему было жалко пленного!.. Никогда никого Пистон в своей жизни не жалел – потому что никто ни разу не пожалел его. А сейчас он взял и понял, что жалеть людей надо не за то, что они жалеют тебя, а просто за то, что они люди. И тогда ты тоже будешь человек.

Да только поздно он это понял.

Смотреть на связанного парня было невыносимо. Правда, босс плел сказку хитрую, усыпляющую, но Пистон знал цену таким сказкам.

Знать-то знал, да чем же он мог помочь...

– ... сработаемся, – сказал Тощий и встряхнул рукой, проверяя, на месте ли браслет.

Конечно же – куда он мог деться; но этот жест у главаря стал инстинктивным.

– Посиди тут немного, – совершенно по-приятельски сказал Мухе Тощий, а подчиненным велел: – Идите за мной... Керосинку не бери, – предупредил он Редьку.

Все четверо вышли в коридор, где торчали Бред, Ботва и Мыло.

– Вот что, – заговорил Тощий. – Сейчас самое время явиться нашему руководству. А оно вряд ли захочет наблюдать всю нашу братию. Поэтому давайте-ка сейчас туда. – Он показал на торговый зал. – Там подождите. До дальнейших распоряжений. Быть начеку!

4

У Тощего были свои политические заботы. Он так и не сумел выяснить, кто же среди новых наблюдатель, и это раздражало его. Завелась было мысль: попытаться отследить это дело в процессе магова визита... но тут же с досадой Тощий отмел эту идею. В самом деле, что он, маг, идиот, чтобы так подставляться?..

Да, но ведь и он, Тощий, не дурак. И при желании можно отследить их шашни. С умом-то... Ладно, решим.

Он активировал браслет. Почему-то он не оказал своего привычного дурманного действия. Но заработал исправно: засветился глубинным, как бы уходящим куда-то в диковинную даль светом, а затем побежали письмена:

«Сигнал принят... Ждите... Будем... Обеспечьте секретность...»

На том сеанс кончился.

– Ясно, – буркнул Тощий и пошел обеспечивать секретность.

Надо полагать, что маг войдет через крыльцо подсобки. Значит, надо туда поставить Капкана. Этому можно, пусть смотрит. Вроде поощрения. Поощрить его надо, хоть и сволочь. А правду сказать, как раз потому и надо поощрить...

А остальные пусть сидят в зале.

Как подумал про остальных, аж темно стало в душе.

Ведь кто-то из них, гад, стучит!..

Взвыл так и сам испугался. Все же побаивался он где-то, что маг читает в его мозгах. Тогда за этот текст как бы не лишиться чистого листа – самих, то бишь, мозгов...

Тощий постарался перестать думать об этом. Лучше... Ага, вот что лучше! Ладно, поглядим.

Мельком он заглянул в подсобку: сидит пленник, нос повесил. Ну, ничего, пусть поскучает... Тощий завернул в зал.

Здесь было посветлее. Кто-то и когда-то заложил витринные окна кирпичом, не поленился; зачем?.. – теперь уж пусть археологи из будущего ломают свои очкастые головы над этим. Заложить-то заложили, да скверно: во-первых, со щелями, а во-вторых, в двух окнах не доложили доверху, и там остались эдакие бойницы. Хотя, черт знает, может, и специально так сделали...

Ноябрьский день заметно таял, осаживался. Но это надолго: такая муть, ни день, ни сумерки, теперь будет тянуться и тянуться... Худой в Москве месяц ноябрь. Как и октябрь, впрочем... Нет, октябрь еще хуже.

Итак, Тощий шагнул в зал. Бандиты повскакивали с мест – субординация! Босс обвел их нелегким взглядом.

– Все по плану, – объявил он. – Ждем. Ботва, иди-ка сюда.

Вдвоем они вышли в коридор.

– Ты вот что... – Тощий таинственно снизил голос – и Ботва весь ушел в слух.

А главарю того и надо. Он довольно ухмыльнулся про себя.

– ... вот что. Нужно будет обеспечить наблюдение. Я решил поручить это тебе. Пошли-ка.

Вышли на улицу. Тощий повел рукой: Вот это все пространство надо взять под контроль. Ясно?

– Ага, – Ботва кивнул, довольный, что доверили ему. – Тогда надо наверх...

– Верно мыслишь. Вот и давай наверх. На крышу. С нее будешь смотреть. А потом лично мне доложишь, что видел. Понял?

– Ага.

– Любую мелочь замечай! Понял?..

На сей раз Ботва лишь кивнул.

– ... вплоть до того, где ворона взлетит, где ветка шевельнется. Потом я все спрошу, имей в виду!

Тот слегка напугался:

– Да, босс... Будет сделано!

– Иди. Делай.

– На нашу... ну, на наш дом залезть, на его крышу? Тощий посмотрел влево, вправо.

– Без разницы. Если удобнее, то на наш. Главное, чтобы местность четко просматривалась.

– Ага! Просмотрится, босс. Уж я не подведу!..

– Давай.

Начальника слегка озадачило, что подчиненный так обрадовался. Мелькнула мысль: что-то здесь не то... Тощий с подозрением посмотрел в спину Ботвы, заспешившего к подъезду.

А впрочем, черт с ним! Не до того. Потом. Босс вернулся к банде.

– Быть здесь! – распорядился он.

Все безмолвно восприняли эту команду. Тощий вновь вошел в коридор, включил браслет.

«К приему готов», – ушла информация. Прошло секунд десять, и просигналил ответ: «Ждите».

5

Ботва вправду обрадовался, когда шеф послал его на крышу. Даже не то слово. Не обрадовался, а возликовал!

Его давно уже поддалбливала страсть одурманиться. Он крепился, боялся Тощего. А тут вдруг нате – сам Тощий его туда и посылает, прямо к тайнику!..

Будь Ботва поумнее, он бы, возможно, увидел в столь странном совпадении замысловатый ход судьбы. Но он был дурак. Потому радостно бежал к дому, теша себя предвкушением кайфа.

Однако ж ума у него хватило пуститься не в соседний подъезд, где на чердаке и была припасена дурь, а в свой.

Вдохновение придало Ботве сил. Тщетно добивались от него Тощий и Капкан такой прыти на тренировках по вертикальному кроссу. Взлетел вихрем! Сам изумился. На площадке последнего этажа остановился перевести дух.

Аж в глазах потемнело, так мчался. Постоял, отдышался и, уже не торопясь, пошел на крышу.

6

Капкана Тощий поставил у входа:

– Держи вот этот сектор. Гость появится – встретишь по ранжиру.

– Как?!

– Ну, с этикетом. Понял?

В отличие от Ботвы, Капкан был не дурак. Неуч – да, конечно. Но не дурак. Ясное дело, он не знал, что такое «ранжир» и «этикет». И тем не менее догадался.

– С почетом, значит? Понял, босс. Не волнуйтесь...

– Я не волнуюсь. Никогда. Ты это тоже запомни.

– Запомнил, босс.

– И еще...

– Здравствуйте, – сказал карликовый голос слева.

Оба – и Тощий, и Капкан – застыли. Потом Тощий начал медленно поворачиваться влево.

Когда повернулся, то понял, отчего маг все выражался во множественном числе. Рядом с ним – длинным, худым – стоял монстр совсем иного рода.

Он был почти как человек. То есть почти человеческая, слегка разве что деформированная фигура: плечистая, сутулая, с мощными и длинными, едва не до колен, руками. В общем, что-то типа неандертальца. Но какая на этом почти человеческом теле высилась голова!..

Эта кошмарная голова не была похожа ни на что земное. Больше она напоминала бредовое видение.

Темно-коричневого цвета, она была точно сшита из толстой, складчатой и бородавчатой кожи. Она подрагивала и пульсировала, и пульсировала так, словно в ней варилось и кипело нечто. Нелепым придатком на ней выглядело лицо – тоже почти человеческое, но отмеченное какой-то ускользающей дьявольщиной: лицо сатира, фавна, греховного бога Пана.

– Это, – чирикнул маг, – величайший актар гагтш!

Маленький рот приоткрылся, и...

И зазвучал необычайно приятный, мелодичный голос, настоящий оперный баритон:

– Здравствуйте, господа.

– Зд... рав... здравст... здрасьте, – в разнобой и с заиканием отвечали оба головореза.

– Вы обеспечили секретность? – свистнул маг фистулой.

– А... а как же, – чуть запнувшись, ответил Тощий. – Объект в комнате упакован. Своих я вывел в зал, пусть там посидят. Они вас не увидят.

– Хорошо, – обронил маг. – Мы идем.

И оба урода неуклюже, с какой-то абсолютно нечеловеческой координацией движений пошагали в дом.

7

Их не увидели, это верно Тощий сказал. Но услышали. Не услыхать было невозможно.

Полы и стены содрогнулись от тяжести монстров. Мыло рот разинул.

Вбежал Тощий.

– Все в норме? – спросил он. – Сидеть тихо! Не высовываться. Быть в готовности. Ждать моих указаний. Все!

И исчез.

Шаги протопотали в подсобку...

Пистон ощутил, как затомилось, нехорошо затяжелело у него внутри. Сейчас пытать будут... А что он, Пистон, может сделать? Ничего.

Он встал.

– Пойду пос... ть, – хмуро объявил он. – Чего-то приспичило...

По крайней мере, хоть подальше от этого всего, хотя б не видеть, не слышать.

Побрел в дальний конец зала. Там оказался ход в темный узкий коридор. Пистон свернул туда. Дальше был другой поворот, вправо. И тьма.

Заинтересовавшись, Пистон двинулся по коридору. Фонарь при себе у него был, он включил его и стал рассматривать окружающее.

Коридор завершался туалетом: теснейшим помещением, в котором, естественно, царил унитаз, пересохший, как ручей в Сахаре. Сбоку на стене были видны крепления раковины, но самой раковины не было и в помине.

Кривая ухмылка выдавилась на губах Пистона: надо же, словно и не врал... К слову сказать, по большой нужде ему вовсе не хотелось. Да и по малой тоже. Он осмотрелся. Унитаз был старой конструкции, с бачком, на трубе вознесенным к потолку. Пистон посветил туда фонарем.

Черт возьми, там что-то есть!..

Вот тут Пистона в самом деле разобрало любопытство. Он встал на обод унитаза, дотянулся до предмета, потащил его наружу. Тяжелый!

Что такое... Пистон выволок действительно тяжелый предмет, завернутый в толстую тряпку, байковое одеяло.

Оружие, что ли. Он стал торопливо разворачивать эту штуку...

И обомлел. Челюсть отвисла.

У него в руках был... импульсный генератор!

И тут же пронзила мысль: так вот зачем сюда бегал Слякоть! То-то он сюда шнырял едва ли не каждый день!..

Вот сволочь.

Долго раздумывать Пистон не стал. Проверил блок питания – нормально! Глазок индикатора вспыхнул ровненьким зеленым светом. Тогда Пистон сунул генератор за пазуху, так, чтоб в любой момент выхватить и сработать. Проверил: все отлично. Он сразу почувствовал себя уверенно и быстрым шагом вернулся в зал.