Текст книги "«Дух Ямато» в прошлом и настоящем"

Автор книги: Владмир Алпатов

Соавторы: Вера Нанивская,Татьяна Сила-Новицкая,Игорь Латышев,Нина Чегодарь,Нелли Лещенко,Лидия Гришелева,Михаил Корнилов,Георгий Светлов,Александр Долин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

В первые десять-пятнадцать лет после революции Мэйдзи японцы с большим и часто неразборчивым энтузиазмом стремились к переустройству своей страны по западному образцу. В»80-е годы XIX в. атмосфера заметно изменилась. Прежнее наивное восхищение Западом исчезло. Проводимая сверху европеизация стала встречать противодействие со стороны широкой общественности. Наплыв западных идей и институтов, новых моделей и норм поведения, мышления и мировосприятия стал угрожать существованию японских национальных ценностей и традиций. Это вызвало протест среди японцев, явившийся проявлением стремления защитить молодую нацию от угрозы духовного порабощения, отстоять традиционное культурное наследие. Эта первая волна мэйдзийского национализма по характеру была близка к национализму угнетенной нации.

Либеральная оппозиция, поддерживаемая демократическими кругами, разделяла буржуазно-демократические идеи Запада и стремилась к их распространению в Японии, но она также не хотела мириться с зависимым положением своей страны. Зави-сгмость от Запада в отношении интеллектуальных и культурных стандартов задевала национальную гордость японцев и угрожала их духовной целостности как нации.

Поворот к консерватизму в 80-е годы был связан с межгосударственными отношениями и не был ни всеохватывающим, ни безусловно реакционным. Отношение националистов этого периода к европеизации имело разнообразные оттенки в очень широком диапазоне: от смутного чувства ксенофобии и изоляционизма до требования наращивания военной силы и внешней экспансии. Всех их объединяли идея государственности Японии, противостоящей загранице, и чувство национальной гордости, желание, чтобы Япония заняла достойное место в мире. Но возможности достижения этих устремлений они искали на разных путях.

Одни призывали покончить с вестернизацией и обратиться к своему прошлому в поисках собственных национальных ценностей и традиций. Другие были сторонниками осмысленной европеизации, считая, что Японии следует отбирать лучшее и из восточной и из западной культуры. Умеренные националисты делали упор на необходимость продолжения социально-экономических преобразований и пытались примирить национализм с конституционализмом и интернационализмом [21, с. 148].

Споры, которые шли во второй половине 80-х годов о достоинствах и недостатках вестернизации и традиционализма, велись преимущественно представителями нового поколения, годы интеллектуального становления которого пришлись на переходный период между эпохами Токугава и Мэйдзи. Они постоянно ощущали внутренний разлад, оказавшись между Японией, которая олицетворяла прошлое, и Западом, который звал в будушее“ [22, с. 173].

Обе тенденции имели сильные и слабые стороны. Стремление сохранить самобытность было связано с борьбой за национальную независимость, оно вызывало повышенный интерес к прошлому народа и его культуре, способствовало развитию чувства национальной гордости. Но, доведенное до крайности, это стремление превращалось в тормоз прогресса и смыкалось с правым национализмом и шовинизмом. Широкое заимствование культуры капиталистических стран Запада было одной из причин быстрого развития всех областей культуры молодого капиталистического государства, но чрезмерное увлечение этим заимствованием в условиях зависимости от крупных держав означало отказ от национальных традиций и полное подчинение; иностранному влиянию.

Полемическое взаимодействие этих двух тенденций послужило толчком к развитию многих областей японской культуры, в том числе исторической науки, литературы, изобразительного» искусства, музыки.

Внимание к исторической науке стимулировалось различными факторами. С одной стороны, новое правительство, стремясь к укреплению абсолютизма и утверждению незыблемости прав японских императоров на верховную власть в стране, обратилось к историкам за научным обоснованием «законности» этой власти с привлечением древних источников. Уже в 1869 г. правительством был создан специальный отдел по сбору и систематизации исторических летописей и хроник. Вместе с тем с середины 70-х годов правительство стало придавать большое значение «историческому обоснованию» притязаний Японии на Корею и другие расположенные поблизости от Японии территории, а это вело к усилению пропаганды шовинизма и монархизма.

Однако необходимость признания мифической истории, изложенной в первых письменных памятниках – «Кодзики» и «Нихон сёки», как действительной истории, а также божественного происхождения императорской династии и расовой исключительности японского народа тормозила развитие исторической науки.

В литературе с традиционалистскими настроениями было связано новое возрождение интереса к японской классической литературе. Старые книги издавались одна за другой. Особенно большой ажиотаж возник вокруг нового открытия литературы годов Гэнроку (конца XVII – начала XVIII в.). Были воскрешены, снабжены комментариями и предложены вниманию широкой читательской публики проза Сайкаку, дзёрури Тикамацу и стихи Басё. В этом отношении концепция сохранения национальной самобытности была весьма плодотворной.

Размежевание приверженцев различных направлений организационно оформлялось созданием соответствующих обществ и выпуском журналов, отвечавших их идеологической ориентации. Умеренные националисты группировались вокруг общества «Минъюся», основанного Токутоми Сохо (1863–1957) в 1887 г., и его печатного органа «Кокумин-но томо». Их основными оппонентами и противниками выступали правые националисты, группировавшиеся вокруг общества «Сэйкёся», основанного в 1888 г. группой молодых писателей и критиков, которые стали выпускать журнал «Нихондзин».

Члены общества «Сэйкёся» выступали против каких бы го ни было заимствований из Европы и призывали к «сохранению национальной сущности» (кокусуй ходзон) [15, с. 671]. Их основная позиция была изложена в книге «Истинность, доброта и красота японцев» («Синдзэнби нихондзин»), которую написал активный деятель движения правых националистов, идеолог общества «Сэйкёся» и редактор журнала «Нихондзин» Миякэ Сэцурэй (1860–1945). Он утверждал, что основой конкурентоспособности соперничающих наций должны быть их особые качества, отличающие их от прочих. Миякэ был склонен придавать особое значение географическим и климатическим факторам в формировании расовых признаков и национальных куль, тур и считал всякое заимствование других культур вредным [29, с. 174].

Эти воззрения в значительной степени разделял и другой, член «Сэйкёся» – географ Сига Сигэтака (1863–1927), стоявший на откровенно расистских позициях, основывая понятие «национальной сущности» («кокусуй») на биологических факторах. Он утверждал, что «национальная сущность» японцев – продукт взаимодействия красоты природы с историей и «уникальными» традициями тысячелетней давности, что этим определяется характер «расы Ямато» в прошлом и перспектива превращения ее в высшую расу в будущем, поскольку природа Японии самая красивая в мире [21, с. 154].

В полемике 80—90-х годов в связи с призывами ряда участников полемики к отказу от европеизации и попытками раскрыть национальную самобытность в искусстве, экономике, истории, литературе, политике и общественной мысли широкое распространение получили термины «нихонсюги» («японизм»), «кокуминсюги» («национализм») и «кокусуйсюги» («национальная исключительность», превознесение национальной специфики). Все эти понятия, активно пропагандировавшиеся газетой «Нихон» и журналом «Нихондзин», были заимствованы из работ ученых кокугакуся конца периода Токугава.

Основу этих понятий составляла мистическая идея «духа Ямато», провозглашенная еще Мотоори Норинага и являющаяся одной из базисных идей бусидо. После революции Мэйдзи этот дух перестал ощущаться, и именно к его возрождению“ призывали правые националисты, считая его основой превосходства японской нации.

По мере усиления в экономике и политике Японии элементов империализма амбиции правых националистов еще более усилились. Япония стала претендовать на лидерство в Азии, определяя свои отношения с азиатскими странами как отношения «восточного типа» («тоётэки»), «моральные» («дотокутэки») и «патерналистические» («кадзокутэки») [21, с. 149–150]. Ультранационалисты были откровенно враждебны по отношению к Западу. Они призывали к экспансии в страны Азии, чтобы якобы помочь слабым соседям выстоять против западного нажима. Они утверждали, что только объединенная под эгидой Японии Азия сможет противостоять Западу. Так родилась идея’ паназиатизма, которая в дальнейшем развилась в экспансионистскую идею создания «Великой восточноазиатской сферы сопроцветания» («Дай тоа кёэй кэн») [21, с. 161–162].

С середины 90-х годов Японию захватила вторая волна мэйдзийского национализма, которая в отличие от первой волны носила уже ярко выраженный агрессивный характер. Проб“ лемы европеизации культуры отошли на второй план. Для этого периода были характерны спад либеральных настроений, резкое усиление реакционности крупной японской буржуазии и ее экспансионистских устремлений, полная поддержка ею антирабочих мероприятий правительства и его агрессивной внешней политики.

На рубеже XIX и XX вв. главной темой японской буржуазной прессы стала пропаганда расизма в форме паназиатизми. И хотя эта пресса, отражая разногласия и борьбу в правящих кругах, иногда критиковала правительственные мероприятия и отдельных государственных деятелей, большинство ее органов, а в годы русско-японской войны 1904–1905 гг. все они полностью поддерживали агрессивную политику правящей бюрократии.

Политический курс правящих кругов Японии требовал духовной консолидации нации. С этой целью были использованы традиционная национальная культура и идеология национализма. Страну охватила волна повышенного внимания к культурному наследию прошлого. Стали изучаться и браться под охрану материальные и нематериальные культурные ценности. Активизировалась деятельность созданного еще в 1869 г. Общества охраны старинных синтоистских и буддийских храмов (Ко-сядзи ходзонкай). В 1888 г. была учреждена государственная Токийская художественная школа (Токе бидзюцу гакко), в 1898 г. – Академия японского изобразительного искусства (Нихон бидзюцуин), где доминировали традиционные искусства. В 1893 г. было введено в практику исполнение по торжественным случаям монархического гимна «Кимигаё», созданного на мелодической основе старинной церемониальной музыки – гагаку. Стали обретать былую популярность заброшенные сразу после революции Мэйдзи традиционные виды бытовой культуры (чанная церемония, икэбана) и театрального искусства (бугаку, ноо, кёгэн).

К национальному культурному наследую обращались все политические силы: и деятели либеральной оппозиции, поддерживаемые демократической общественностью, и умеренные националисты, и особенно активно представители правых националистов.

Японское культурное наследие состояло из разнохарактерных частей, сформировавшихся в разные исторические эпохи усилиями различных социальных групп. Каждое из сословий в пору своего расцвета создавало на народной основе литературу и искусство, наиболее полно его выражавшие и представлявшие: придворная аристократия – в период Хэйан, воинское сословие– в период Муромати, горожане – в период Токугава, особенно в годы Гэнроку. И именно эти творческие достижения были отобраны временем и составили культурное наследие народа. После революции Мэйдзи все эти разнообразные виды литературы, искусства и бытовой культуры стали постепенно сливаться и образовали единый общенациональный комплекс японской традиционной культуры.

При всем разнообразии видов японской традиционной культуры в н X есть нечто общее, что обеспечило многим из них свое время покровительство властей и позволяет последним до сих пор рассматривать и использовать их как важное средство формирования личности. В каждом из них по-своему делается акцент на морально-нравственной стороне, все они призваны служить делу морального воспитания личности японца, которое должно влиять на его образ жизни и мировоззрение.

Одной из важных социальных функций традиционной культуры, несущей основную идеологическую и политическую нагрузку, является ее роль в воспитании ценностно-ориентационных установок у японцев. Стабильное воспроизводство существующих общественных отношений и социализация индивидов в их духе – главное в этой функции. Через традиционные виды искусства, бытовую культуру и спорт происходит воспитание: японцев в духе консервативной культурной традиции, имеющей; яркую национальную, а подчас и националистическую окраску.: Таким образом закладывается фундамент представлений об «уникальности» и «исключительности» японской традиционной культуры и сопутствующих ей общественных отношений.

С сохранением традиционной культуры и передачей ее последующим поколениям в Японии связана так называемая си-стема иэмото, своеобразная социально-политическая структура, основу которой составляет монопольное положение глав школ традиционного искусства (иэмото) в своей сфере. Эта сложная иерархическая структура, сложившаяся в феодальной Японии, проявила редкую жизнеспособность, приспосабливаясь к меняющимся условиям, используя технические достижения и политическую ситуацию каждого исторического периода в своих интересах. Новым стимулом к ее укреплению послужило развитие средств массовой информации в современной Японии. Этот факт констатирует и японская пресса: «Система иэмото является старой, феодальной системой эксплуатации. Однако она не только не пострадала от развития современных средств массовой информации, но, напротив, вступила с ними в тесное взаимодействие, использовала их и еще больше усилилась» [14, с. 62]. Поддерживают иэмото и связи с политическим миром Японии, с наиболее консервативной его частью.

Занятие традиционными искусствами в Японии считается средством совершенствования личности, и поэтому почти все японцы занимаются тем или иным их видом. Теоретическое же толкование японской традиционной культуры позволяет использовать ее для насаждения в самых широких социальных кругах конфуцианской морали, традиционных эстетических норм и моделей, идей национальной исключительности и «духа японизма» и соответственно для обоснования националистических притязаний.

Бережное отношение к традиционной культуре и стремление к сохранению национальной самобытности сами по себе были довольно плодотворны и сыграли значительную роль в становлении национального самосознания, формировании национальной культуры и сохранении культурного наследия прошлого, но они широко использовались консерваторами и потому нередко превращались в тормоз прогресса, а когда Япония пошла по пути внешней экспансии, стали питать ультранационализм.

Традиционная культура – кладовая коллективного творческого опыта всего народа, своеобразный духовный арсенал нации, который мог быть использован как для обороны, так и для наступления. Оборонительная роль японской традиционной культуры была исчерпана, как только миновала угроза колониального закабаления страны. Когда же Япония стала на путь империалистической агрессии, традиционная культура выступила в своей второй роли и наряду с государственным синтоизмом и бусидо стала ее идеологическим знаменем.

В годы японо-китайской войны 1894–1895 гг., а также во время русско-японской войны 1904–1905 гг. широкое распространение в стране получили милитаристские шовинистические настроения. Концепция превосходства Японии над остальным миром привела к провозглашению «священной» миссии Японии, якобы призванной руководить другими странами и народами. Это служило оправданием агрессивному политическому курсу, любая военная авантюра, предпринимавшаяся правящими кругами от имени императора, объявлялась «священной» войной [9, с. 145].

Экономический кризис 1929–1933 гг. ускорил переход Японии к открытой агрессивно-интервенционисткой внешней политике. Начиная с захвата Северо-Восточного Китая в 1931 г. и до поражения ео второй мировой войне в 1945 г. Япония почти непрерывно находилась в состоянии войны, интересам которой была полностью подчинена вся жизнь страны, в том числе и культурная.

Военно-фашистские порядки прежде всего распространились-на сферу просвещения. Все «моральное воспитание» (сэйсин кёику) этих лет строилось на догматах государственного синтоизма, таких, как «божественное происхождение» Японии и ее императора, культ предков, обожествление героев и т. д. Одной из главных задач синтоизма в этот период было распространение в народных массах идей о «великой миссии» Японии на Востоке по освобождению «цветных» народов от гнета белых [3, с, 4–7]. Пропагандировать установки властей и официальной религии была призвана полумиллионная армия учителей начальных и средних школ, входивших в контролируемое правительством Общество просвещения великой Японии (Дай ниппоя кёику кай).

С конца 30-х годов, после принятия закона «О всеобщей мобилизации народного духа», контроль правительства распространился и на другие культурные сферы: общественные науки, литературу, театр, кино [2, с. 8—13]. Под предлогом борьбы за чистоту нравов и морали» началось гонение на все иностраннос. Дозволено было лишь то, что отвечало «интересам национальмой политики», лишь те публикации, в которых подчеркивалась исключительность «японского пути развития», лишь тё произведения литературы и искусства, которые прославляли идеи «японизма» и служили целям военной пропаганды. Многие представители творческой интеллигенции стали считать своим моральным долгом поддержку борьбы Японии «за освобождение народов Азии от векового господства белых», за объединс-ние «восьми углов под одной крышей» [5, с. 130–131].

В годы войны, получившие название «эпоха мрака» (анкоку дзидай), когда культурная жизнь Японии почти полностью замерла, в относительно благоприятном положении находились лишь деятели, связанные с традиционной культурой, которая рассматривалась как одно из средств стимулирования патриотического духа. Регулярно устраивались представления таких жанров японского традиционного театра, как ноо и кабуки. Выпускались фильмы и книги, воспевавшие специфические черты японской традиционной культуры, посвященные миру театра кабуки, кукольного театра дзёрури, традиционного танца, чайной церемонии и т. д. Такие фильмы и литературные произведения рассматривались властями как факторы, объединяющие нацию и укрепляющие ее боевой дух.

Поражение японского милитаризма во второй мировой войне, продемонстрировавшее всему миру несостоятельность идеологии национализма и шовинизма, создало благоприятные условия для всесторонней демократизации страны. Но на этом пути Япония удержалась очень недолго. Уже в конце первого послевоенного пятилетия был взят курс на укрепление позиций консервативных сил, возрождение идеологии национализма. Последовательно и планомерно проводится политика, направленная на то, чтобы заставить народ забыть уроки последней войны или представить их в ином, намеренно искаженном свете, чтобы подготовить людей к возрождению того, с чего когда-то начинал японский милитаризм. По выражению председателя ЦИК СПЯ Исибаси, Япония «возвращается к тем рубежам, где она была накануне второй мировой войны» [7].

Современные теоретики японского национализма «обновляют» прежние националистические концепции путем добавления к ним распространенных в современной буржуазной социологии социально-антропологического и психоаналитического подходов к обоснованию тезиса о превосходстве японцев, при которых делается упор на иррациональное и подсознательное. Как своя особая «социальная модель» выдвигается «японский группизм», а за связывающую силу в японском обществе выдается специфическая психология «амаэ», поддерживающая так называемую «вертикальную структуру», которой она якобы отличается.

Новые концепции и теории японского национализма призваны затушевать классово антагонистические отношения в японском капиталистическом обществе, доказать неприемлемость в нем обычных буржуазно-демократических институтов, превосходство «японской формы» капитализма, преимущества специфического «восточного мышления» и т. д. Этим же целям служат и слегка модернизированный культ императора, восхваление, воспевание «необыкновенной красоты» японской природы, утверждение «особого характера» сущности японской культуры и ее исторической миссии, «исключительных качеств» японской морали. В этом отношении любопытно следующее высказывание руководителя одного из крупных концернов Японии – Идэмицу Садзо: «Современный мир может быть спасен от хаоса только с помощью японской морали – дотоку – и характера нашей нации, обозначением которой является иероглиф „ва“ (мир, покой, гармония). Японцы – единственная нация на земле, которая может показать народам путь к миру и благосостоянию. Великая миссия Японии – спасти мир» f 17, с. 1].

В этой обстановке традиционная культура оказывается на переднем плане идеологической борьбы. Отлично выполняя функции, связанные с познавательной, созидательной и коммуникативной деятельностью человека, имеющие в известной степени непреходящий общечеловеческий характер, она в то же время активно действует как формообразующий фактор в ценностно-ориентационной сфере с отчетливой политической окраской. Всегда в большей или меньшей степени целью насаждения и поощрения различных видов японской традиционной культуры в Японии и за ее пределами является воспитание и распространение идеалов японизма, пропагандирование японской модели социального и культурного развития. Причем сфера деятельности Японии в этом направлении в наши дни вышла за пределы восточноазиатского региона, которым ограничивалась в предвоенные и военные годы, и распространяется на все страны мира.

Задачу современных японских «культуртрегеров» облегчает так называемый «японский бум», связанный в основном с экономическими успехами страны. Этот бум наблюдается повсеместно, и японцы широко его используют для пропаганды «японизма». Манипулирование традиционными культурными ценностями представляет собой замаскированный метод сохранения социального господства. Оно призвано создать у масс иллюзию принадлежности к «особой», замкнутой единой этнической общности, руководимой «уникальной» буржуазной элитой и увенчанной «несравненной» монархией. Японские националистические стереотипы служат средством консервации нужных правящим кругам ценностных ориентаций и оказывают заметное влияние на формирование общественного мнения. Они обладают необыкновенной живучестью и способны придать «безобидный» вид любому политическому курсу.

Японские средства массовой информации общими фразами об «исключительной духовности» японской культуры и «великой миссии Японии» прикрывают вполне конкретные цели внутренней и внешней политики правящих кругов страны. В области ««утренней политики пропаганда национализма призвана создать иллюзию «специфически японской» социальной гармонии, единства и сплоченности нации; в области внешней политики обосновать экспансионистскую геополитику японского империализма. В этом и заключаются основной смысл старых и новых концепций японского национализма и социально-политическая роль японской традиционной культуры в наши дни.

1. Арутюнов С. А., Светлов Г. Е. Старые и новые боги Японии. М., 1968.

2. Гришелева Л. Д., Чегодарь Н. И. Культура послевоенной Японии. М., 1981.

3. Жуков Е. М. Паназиатизм как идейное оружие японской экспансии. – XXVI Международный конгресс востоковедов. Доклады делегации СССР. М., 1963.

 4. Иванова Г. Д. Мори Огай. М., 1982.

5. Ивасаки А. История японского кино. М., 1966.

6. Иэнага Сабуро. История японской культуры. М., 1972.

7. Правда. 22.08.1985.

8. Радуль-Затуловский Я. Б. Конфуцианство и его распространение в Японии. М.—Л., 1947.

9. Светлов Г. Е. Путь богов. М., 1985.

10. Спеваковский А. Б. Самураи – военное сословие Японии. М., 1981.

11. Японский милитаризм. М., 1972.

12. Нарамото Тацуя. Бусидо-но кэйфу (Истоки бусидо). Токио, 1947.

13. Нихон-но дзиндзя то мацури (Японские синтоистские храмы и праздники Токио, 1970.

14. Нисияма Мацуноскэ. Гэндай-но иэмото (Современные иэмото). Токио, 1962.

15. Фурута Рёити. Гайкан нихон цуси (Общий очерк истории Японии). Токио, 1943.

16. Ballon R. Shinto: the Unconquered Enemy. N. Y., 1945.

17. Idemitsu S. Dotoku of Japan Differs Fundamentally from Western Morals. Tokyo, 1972.

18. Kodansha Encyclopedia of Japan. Vol. 1–9. Tokyo, 1983.

19. Maruyama M. Studies in the intellectual history of Tokugawa Japan. Tokyo, 1979.

20. Matsushita K. Japan at the Brink. Tokyo – New York – San Francisco, 1976.

21. Murthy N. The Rise of Modern Nationalism in Japan. New Delhi 1973.

22. Varley H. P. Japanese Culture. Tokyo, 1974.