Текст книги "Пироскаф «Дед Мазай»"

Автор книги: Владислав Крапивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Кингстоны

Голос шёл, видимо, из динамика над пультом. Но казалось – отовсюду сразу.

Сушкин повертел головой. Страшно не было, но он растерялся.

– Я не знал, что ты умеешь так… А почему ты раньше не говорил?

– Зачем, если был старина Бэн… Да и нелёгкое это дело – человеческие разговоры… – в голосе «Деда Мазая» теперь явно прозвучали старческие нотки. – А теперь вот пришлось заговорить.

Сушкин быстро оглянулся на Югу. Тот стоял с поднятым лицом и, кажется, не удивлялся. Внимательно приоткрыл рот и поглаживал на водолазке золотого муравья. Изольда столбиком сидела у его башмаков.

Сушкин помигал. Надо было что-то сказать.

– Дед… – Он иногда называл пироскаф просто Дедом, но только про себя, а сейчас получилось вслух. – Дед, а почему ты заговорил сейчас?

– Пришлось… Том, я ведь твойпароход… пироскаф… – похоже, что в голосе скользнула усмешка. – Помоги мне…

– В чем? – испугался Том. И правильно испугался. «Дед» сказал:

– В последнем деле. Пора на дно…

– Нет! – сразу крикнул Сушкин. – Ни за что!

Юга крепко взял его за локоть. А «Дед» как будто подышал и проговорил со стариковской лаской:

– Том, я тебя люблю. Вот и говорю честно… Я живой.

– Я знаю…

– Да…Все большие создания чуют, когда приходит их час: лошади, медведи, слоны, киты… и динозавры чуяли… Говорят, чуют и планеты… Вот и я… Для каждого судна приходит срок, при котором бесполезен любой ремонт. Швы текут, шестерни ломают зубья, заклёпки сыплются, как горох…

– Это киношники тебя довели!

– Не ищи врагов, Том. Это закон природы… И я прошу тебя, мальчик, помоги мне…

– Как? – сквозь комок в горле выдохнул Сушкин. А Юга покрепче взял его за локоть.

– Том, я же твой корабль. Побудь моим последним капитаном. Это недолго, не больше часа…

– Как? – снова выговорил Сушкин.

– Я старый трудяга. Грузы возил и пассажиров, плоты таскал, плотины строить помогал на разных реках. Всего и не припомнить… Даже повоевать пришлось, в Гражданскую. Правда так и не понял, за что, но старался, чтобы меньше гибло людей… Том, не хочу я кончать дни на Вторчермете или на болотистом мелководье, как гнилая угольная баржа. Ты же сам говорил, что я пироскаф. «Огненный корабль». Говорил?

– Да… – всхлипнул Том Сушкин.

– Том, выведи меня в залив… Это просто, я стою у края пирса, носом на открытую воду. Дашь полный ход – и пошёл вперёд, на норд-вест. Я знаю дорогу без всякого Бэна, только слегка подкручивай штурвал… Выведешь Том?

– Да, – снова всхлипнул он. – А потом что?

– Отойдём версты на три от берега, это будет середина залива. Спуститесь в трюм. Там в днище кингстоны. Четыре заглушки – две в корме, две в носу. Откинете рычаги, отвинтите крышки, одну за другой. Работа не лёгкая, но вдвоём справитесь. Будьте осторожны, сильно хлынет вода… Да, вот что! Заранее положите на рубку резиновую лодку, она готовая, на корме. Когда вода поднимется к верхней палубе, сбросьте лодку с крыши, прыгните в неё и гребите в сторону, чтобы не затянуло в воронку. Не упустите момент… Сделаешь, Том?

– Да… Дед, а почему ты не попросил сделать это капитана?

– Он повязан всякими договорами и контрактами. Скажут, что нарочно затопил судно, чтобы не платить налоги или спрятать какие-то следы…. А с мальчика какой спрос?.. И к тому же, Том, я ведь твойпироскаф…

– Хорошо, – опять всхлипнул Том Сушкин.

– Вода в котлах. Включи нагрев, котлы заработают быстро. Умеешь?

Том умел. Надавил рычажки. Замигали жёлтые и красные огоньки. Что-то еле ощутимо дрогнуло в недрах пироскафа.

– Том, – сказал Юга. – пока все греется и готовится, давай затащим наверх лодку.

…Казалось бы, надувная штука, не должна быть тяжёлой. А они маялись чуть не час. И вес был ого-го какой, и приходилось соблюдать осторожность: если зацепишь и продырявишь, на чем добираться обратно? «Дед» специально напомнил об этом. Давал он и другие советы:

– Весла прихватите… Ведра… Спасательные жилеты… – Потом сказал ещё: – Изольду у меня не оставьте…

Изольда вертелась под ногами. Не очень мешала, но не давала про себя забыть.

«Дед» наконец сообщил:

– Ну вот, есть давление… Том, давай ход. Сначала чуть-чуть. Ты ведь умеешь.

Том тихонько двинул вперёд рукоять. И взял штурвал.

«Дед Мазай» аккуратно шлёпнул плицами, пирс не спеша поехал назад. Том даже представил, как у форштевня возник бурунчик. Чёрный, украшенный золотистым орнаментом нос пироскафа был невысоким, но все же раздвигал воду красиво, по-морскому.

Тому Сушкину не раз выпадало стоять за штурвалом. Но тогда плаванием руководил Большой Электронный Навигатор (Бэн) по имени Куда Глаза Глядят. А рядом находился капитан Поль. Теперь же Том оказался полным хозяином судна. И поэтому шевельнулась в душе горделивость. Но сильнее горделивости ощущалась печаль. Ведь рейс был последним, прощальным.

– Видишь, у горизонта двугорбый островок? Держи на него, – хрипловато попросил «Дед».

– Есть… – шепнул Том.

В тумане с лунным размытым светом островок виднелся неясно, однако был все же различим. А луна плавала в небе, как алюминиевая медуза. Том сначала дал средний, а потом полный ход.

– Не сваливай в сторону, – предупредил «Дед». – Там мели…

– Не свалю, – выдохнул Том.

Думал ли он, что история с пироскафом кончится именно так?

Юга будто услышал его мысль.

– Том…

– Что?

– Это ведь не самый плохой конец, – сказал Юга.

Том шумно подышал и не ответил.

– Это гордый конец, – сказал Юга.

Том был с ним согласен. Но куда денешь острую жалость к пироскафу?

Он ответил Юге слегка сердито:

– Ты будто заранее знал, что так будет…

– А я знал.

– Откуда?!

– Том, я днем побывал тут, на пироскафе…

– Зачем?!

– Ну, захотелось почему-то. Ты куда-то пропал, а я подумал: вдруг ты здесь… Приехал, а здесь Платоша. Начал делать с меня рисунки… Потом я ушёл на корму, а «Дед Мазай» заговорил со мной через мобильник… Верно, «Дед»?

– Да, – выдохнул «Дед». – Я попросил Югу помочь тебе…

– Потом Платоша остался, а я снова пошёл в город, искать тебя, – объяснил Юга.

– Спасибо, – шёпотом сказал Том, глядя на размытую луну. Шевельнулась обида, но она была несправедливая, и Том прогнал её.

Шли минут двадцать. По сторонам проплывали, как тени, островки с одинокими деревьями.

– Стоп машина, – деловито скомандовал «Дед Мазай». – И не надо больше слез и грусти. Займёмся делом.

Том послушно потянул на себя рукоять. Перестали стучать шатуны, затихла дрожь корпуса. Лопасти остановились, потом начали тихо двигаться назад от встречной воды.

По-прежнему деловито «Дед Мазай» сообщил:

– Приехали… Ребята, теперь давайте в трюм… Том, ты ведь знаешь, где заглушки…

Том знал, хотя в трюме бывал редко.

Спустились по дрожащим железным ступенькам в душную темноту, здесь пахло ржавчиной и отслоившейся краской. Светили тусклые лампочки в стеклянных колпаках.

– Давайте сначала в нос, – велел «Дед».

Обивая ноги о влажное железо шпангоутов, Том и Юга пробрались в треугольное пространство у носовой переборки. На плоском клёпаном днище видны были две круглые заглушки размером с большое блюдце. Из них торчали рычаги полуметровой длины. Том ударил по рычагу ступнёй, он упал горизонтально. И второй так же.

– Беритесь. И жмите против часовой, – скомандовал «Дед». – Только осторожно, мальчики. Вода из-под крышки ударит очень туго…

Том и Юга налегли на рычаги, как на маленький колодезный ворот. Заглушки послушались охотно, будто их недавно смазали. У Тома застучало сердце. У Юги, наверно, тоже.

– Девять оборотов, – предупредил «Дед». – На десятом берегитесь…

Девять раз крышка кингстона повернулась ровно, а потом Юга сказал:

– Том, осторожно…

– Ага…

И тут же тугой удар бросил заглушку вверх. Столб воды толщиной с Изольду ударил в железную балку потолка. Сама Изольда с визгом умчалась на середину трюма. Тома и Югу швырнуло по сторонам.

– Целы? Давайте к другому, ребята, – сказал «Дед», как учитель труда на субботнике – Побыстрее.

И они кинулись к другому кингстону.

Теперь было ясно, что делать, и управились быстрее. И почти не испугались удара. Второй столб воды попытался пробить вверху носовую палубу, но не пробил. Том и Юга кинулись в корму (Том на ходу подхватил Изольду и сунул под водолазку). Вода с бурленьем догоняла мальчишек, заливала башмаки.

Левый кормовой кингстон оказался тугим, провозились дольше, чем с прежними. Изольда сидела на ржавом кронштейне и азартно потирала лапки. Потом её сорвало ударом воды и отнесло на несколько метров. Том кинулся ловить.

– Мало тут забот, ещё с тобой возись!..

Зато с четвёртым кингстоном справились быстро, только Югу сбило с ног.

– Давай руку! – крикнул Том.

– Я сам, ты зверя держи!..

– Ребятки, наверх! – сквозь бурленье крикнул «Дед».

Тугая вода вертелась уже у колен, хотела оттащить мальчишек от ступенек. Они рванулись по трапу.

А вверху было свежо и спокойно. Пока не замечалось ни осадки, ни крена. Но «Дед» беспокойно сказал:

– Ступайте к лодке. И будьте наготове. Скоро все пойдёт быстро.

Они поднялись на крышу рубки упёрлись коленями в тёплый надутый борт. Том бросил Изольду на резиновое днище.

– Не вздумай драпать, бестолочь…

Та присмирела.

Стали ждать. Непонятно, сколько времени прошло в этой лунной мгле. То ли пять минут, то ли полчаса. Пироскаф сильно осел и заметно накренился. Стал вздрагивать, в корпусе нарастало бульканье. «Похоже, будто дышит заболевший кит», – мелькнуло у Тома. На корме погасли две лампочки.

– Скоро уже, – сипловато пообещал «Дед Мазай». Верхняя палуба медленно приближалась к воде.

– «Дед», спустить флаг и вымпел? – спохватился Том.

– Ни в коем случае! Ведь я действующее судно.

Нижний край рубки коснулся воды. Надо было что-то сказать. И Том сказал:

– Пироскаф «Дед Мазай», прощай!

И Юга сказал:

– Пироскаф «Дед Мазай», прощай… – Он тоже кашлял от слезинок (а кто здесь удержался бы?)

Пироскаф отозвался очень серьёзно:

– Прощай, Том. Прощай, Юга… Я всегда буду ваш друг… – Так и сказал: не «был», а «буду». Потом велел: – Сбрасывайте лодку.

Потому что рубка погружалась все быстрее, в двери и окна хлынули потоки. Том и Юга навалились на тугое резиновое тело. Широкая лодка с метровой высоты упала на воду. Ребята перебросили себя в её овальное нутро. Сразу схватились за весла – помнили совет «Деда».

Когда отплыли на два десятка метров, крыша рубки была уже вровень с водой. Погасли все лампочки. Потом над рубкой сомкнулась вода. Тонкая мачта с повисшим вымпелом, с динамиком, перекладиной и антеннами плавно пошла в глубину. Том встал. Резиновое дно прогибалось, но стоять было можно. Юга тоже встал – рядом. Даже Изольда у их ног села столбиком. Том вспомнил про бескозырку. Поднёс к околышу ладонь. Юга прижал ко лбу два пальца. Так стояли они, пока не исчезла под водой верхушка мачты с плоским деревянным клотиком. Вымпел на секунду вытянулся по воде и тоже исчез…

Какое-то время было тихо. Затем в глубине будто взорвался большой воздушный шар. Встал высокий всплеск, упал, на его месте закружилась воронка. От неё побежали волны, закачали лодку.

Том сел.

– Погребли… – сказал он.

Юга тоже сел. В руке у него был мобильник.

– Зачем грести, Том? Я вызвал с пристани дежурный катер…

Читатель, наверно, обратил внимание, что автор на последних страницах все чаще стал называть своего героя не «Сушкин», а «Том». Потому что он, герой этот, сам в последнее время почти не думал о себе, как о Сушкине. Том, вот и все.

Том, с колечком в ухе…

Казалось бы, сейчас, когда поссорился с капитаном, когда не стало пироскафа, для имени «Том» осталось мало причин. Но во дворец, к капитану, Сушкин возвращался уже только как Том. Побитый, исцарапанный, полный сумрачной решимости мальчик в мятой бескозырке.

Он опередил вопросы Юги:

– К Поликарпу я пойду один. Присмотри за Изольдой.

– Давай, – наследник безбоязненно взял крысу на руки.

Том подошёл к дверям капитанской комнаты. Светилась щель. Том надавил резную дверь плечом. Встал на пороге.

– Вот… – угрюмо сказал он. – Я пришёл…

– Хорошо. Я ждал…

Капитан сидел у окна, погасшая трубка лежала на подоконнике. Лампа горела слабо, силуэт капитана темнел на туманно-лунном окне.

Том смотрел на силуэт и молчал.

– Ну, ты решил? – спросил капитан. – Подпишешь бумагу?

– Какую?

– Не ясно, разве? О том, что увольняешь меня с пироскафа…

– Нет пироскафа… – сказал Том в пол.

Капитан со стулом подъехал к столу, ближе к лампе. Помолчал. Попросил:

– Объясни. Как это «нет»?

– Мы с Югой вывели его в залив и открыли кингстоны…

Видимо, капитан поверил сразу. Сгорбился. Подпёр дряблые щеки кулаками. Уткнул в Тома близко сидящие глазки. Спросил:

– Как это вы справились?

– А вот так… – У Тома закружилась голова, и он сел по-турецки у порога. Тоже подпёр щеки.

– Том, зачем? – сказал капитан. – Чтобы отомстить? Кому? Киношникам? Мне? Себе?

Том упёрся ладонями в пол. Вскинул голову:

– Да нисколько не хотел я мстить! Он сам попросил! Сказал, что доживает последние дни! И не хочет гнить! Сказал: «Я твойпироскаф, помоги мне»! И я помог… Ты капитан, а про его мысли не знал! А мне он сказал! И это правда!..

Капитан ладонями провёл по лысине. Взял трубку и отложил.

– Я догадывался. Но я думал, что старик протянет ещё немного.

– Он не захотел…

– Видимо, он прав. Наверно, так и надо…

Том толчком встал на ноги.

– Не вздумай! Вы что, сговорились бросать меня, да?! Сперва он, сейчас ты!

– Господи, Том! Да я-то тебе зачем? – выдохнул дядя Поль. – Капитан без парохода…

– Ты все равно мой капитан! Я тебя никуда не увольняю, вот!.. – Том почувствовал, что разревётся (который раз за сегодня? Что за жизнь!).

– Ну, а что мы будем делать вместе? Как существовать?

– Хоть как!.. Парусную лодку построим! Или катер! Поплывём снова! Будем рыбу ловить! Или концерты давать на берегах! Будем жить в этих краях… Здесь же хорошие люди! Все! Даже адмирал Дудка!

Он встал перед капитаном Полем – весь в ржавчине, царапинах, чешуйках старой краски. Вцепился в подол водолазки (колечко стало горячим). Растопырил колючие локти.

Капитан Поддувало закашлялся и выговорил:

– Вот отправить бы тебя к Дудке, на воспитание. Чтобы всыпал по всей форме…

– Дядя Поль, не надо к Дудке! Всыпли сам!

– Да? И ты объявишь меня приёмным папашей!

– Ага!

– Проходимец…

Том потоптался и объяснил:

– У меня же никого больше нет. Кроме тебя и Донби… Куда я без вас?

Он сказал необдуманные слова: «Никого больше нет». Получилось, что нет ни Юги, ни Кати.

Конечно, Том имел в виду, что нет взрослых, сильных, таких, у кого дети находят защиту и утешение – или у отца с мамой, или у других родных, или у тех, кто взял ребёнка под своё крыло. В общем, тех, про кого можно сказать «семья». Но слова были сказаны неосторожно, их энергия (до сих пор не изученная физиками) скользнула в пространство, крылышком задела Югу и Катю. Казалось бы, чуть-чуть. У Юги разок тревожно толкнулся пульс. У Кати на полминуты заболело, как от царапинки, сердце. Ну и ладно. Будем надеяться, что страшного не случилось…

Дядюшка Поль посадил Тома на колено, прижал плечом к пропахшему капитанским табаком свитеру.

– Том… расскажи, как онушёл…

– Ладно… Только я снова пущу слезу.

– Наверно, я тоже… Давай позовём Донби. Чтобы тебе не пришлось рассказывать ещё раз.

– Давай… А он где?

– Где-где… Наверняка парит наследника…

– Югу?!

– Тьфу! Яйцо греет…

– Ох… я не понял…

– Все боюсь: если не выведется птенец, вот будет трагедия…

– Я думаю, выведется…

Пятая часть
Срубить дерево

Красное сердце

Можно было ожидать, что после всех событий Том будет спать допоздна. А он проснулся рано. Лежал, смотрел в потолок с лепными загогулинами и вспоминал все, что случилось. На воспоминания как бы накладывалась картинка: речная глубина с пробившимися солнечными бликами и лежащий на песчаном дне старый пароход. Сквозь окна рубки и кают проплывают длинные, с алюминиевым отливом, рыбы. На позолоченной короне трубы дрожит зеленоватый блик. Иногда сквозь щели палуб выскакивают и спешат наверх пузырьки…

Конечно, было грустно. Однако в этой грусти не ощущалось безнадёжной горечи и страха. Теперь, по крайней мере, Том знал, что он не один. И знал, как станет жить дальше.

Хотя и непонятного оставалось много…

Вошёл капитан. Сел на край кровати.

– Хорошо, что не спишь. Есть важный разговор.

– Опять…

– А что делать? Их впереди ещё немало… И прежде всего такой. Том, наверно, есть смысл все же не портить отношения с киношниками…

– Они обманщики…

– Ну, Том… Наверно, не больше обманщики, чем я… А ты ведь меня не бросил…

– Сравнил!

– Том, они обманывали не со зла, а по недомыслию. Думали прежде всего про кино, а не про мальчика Тома Сушкина. Фильм, кстати, жаль. Он почти закончен, осталось снять последние сцены, а тут мальчик даёт им крепкого пинка…

– По заднице, – мстительно уточнил Том.

– Именно. Они потирают указанное место и остаются ни с чем… И мы заодно.

– Мы-то почему?

– Сообрази. Если фильм не закончат, никаких сумм от студии мы больше не получим. А сейчас у нас ни гроша. Если ты собираешься строить яхту или катер, это потребует ого каких денег. А у нас и на житье-то не осталось. Мы не можем быть вечными гостями его высочества, хотя он добрейший человек…

– Уйдём в пираты, – мрачно казал Том.

– Том, я серьёзно. Тебе учиться надо, лето не бесконечное…

– В Воробьёвск не поеду!

– Тем более. А здесь у тебя даже школьных штанов нет…

Том помолчал, посопел, тронул колечко.

– Дядя Поль, а фильм-то о чем?

– Да детская фантастика. Вернее, сказка. Мол, есть мальчик, недовольный множеством всякого зла на планете. И вот узнаёт он, что на дальнем островке стоит гигантское чёрное дерево, которое впитывает в себя это гипертрофированное зло…

– Какое?

– Ну, сгущённое, собранное отовсюду. Увеличенное во много раз. Впитывает, хранит в себе, а потом выпускает обратно в атмосферу. Как выпускает в воздух яд дерево Анчар в стихах Пушкина… Не читал?

– Не– а… Не помню… А зачем выпускает-то?

– Чтобы зло на земле не переводилось. Многим это выгодно.

– Например, конторе ИИ…

– И не только…

– А мальчик-то при чем?

– А он должен это дерево срубить…

– А не отравится? Я вспомнил стихи про Анчар, нам читали!

– Сказка же. В сказках добро всегда побеждает зло…

– Не всегда, – надулся Том. – Оловянный солдатик расплавился. – И он почему-то вспомнил про Катю.

– Расплавился. Но сердечко осталось…

– И я должен буду это дерево рубить?

– Том, это же комбинированные съёмки. Ты только подступишь к нему с топором… или с бензопилой, не знаю. А дальше займётся бригада лесорубов. Говорят, дерево особой породы. Чудовищной величины. Растёт на диком островке, в заливе, и оплело этот остров корнями, как спрут. А высота метров сто… Вроде как секвойя…

– Как что?

– Секвойя. В Америке есть такие гигантские деревья, у них возраст около тысячи лет…

– А, я вспомнил!.. А не жалко рубить такое? Это же редкость!

– Оно сухое и мёртвое. Только плодит вредителей…

– А ты видел его?

– Только в записи, на плейере режиссёра. Но и на экране впечатление жуткое… Том, если ты согласен, тебя свозят, покажут. Придётся тебе познакомиться с работниками студии. Их база на островке рядом с тем, где чёрное дерево…

– Неохота что-то знакомиться…

– А куда деваться-то?

– Наверно, вредные…

– Нет, что ты! Но… оригинальные личности. Этакая творческая компания из трёх особ… Да ты мог их случайно видеть. Когда был в гостях на пиратской базе! Они там отирались в музее. Круглый паренёк, длинный мрачный дядя и экстравагантная дамочка…

– Какая?

– Необычного поведения и внешности. Дёрганная такая и в камуфляже…

– Я видел! – сразу вспомнил Том. – Они ещё непонятно так пялились на меня. Сразу не понравились…

– Ну, по первому впечатлению судить не следует…

– А я сужу, – упрямо возразил Том. – Я помню, как их зовут. Круглого – по-детсадовски, Вовочка, длинного – бабьим именем, Ефросиний (противно даже), а дамочку – совсем по-идиотски, Дульсинея Порфирьевна. Дядя Поль, скажи, может быть нормальным человек с таким именем?

– А почему нет? Вспомни Венеру Мироновну. Она же Афродита Нероновна… Замечательная женщина… Кстати, вчера звонила, передаёт привет…

– Пронюхает, что нет пироскафа, и сразу начнёт салазки гнуть, чтобы меня в «Фонарики»…

– Ты пока что на съёмках…

– «Пока»…

– Том, не впадай раньше срока в в депрессию.

– Во что?

– Ох, зануда… В уныние.

«А я и не впадаю», – подумал Том. Потому что помнил: есть наследник Юга с его твёрдыми обещаниями. Он тут же подумал, что пора позвонить Юге: как он там? Но мобильник рядом с подушкой ожил сам.

Это был не Юга. Звонила Настя, двоюродная сестра Кати…

Том слушал полминуты. Вскочил.

– Дядя Поль, можно Донби отвезёт меня на улицу Новых Сапожников? Катя заболела…

У Катиного крыльца деликатный Бамбало спросил:

– Том, тебя подождать?

– Не надо, бегите греть яйцо…

Катя лежала в полутёмной комнатке на узкой кровати с деревянными петушками. Под зелёной, с рисунком и из листиков, простынкой. Песочные кудряшки были растрёпаны на подушке, на жёлтых глазах-бабочках словно сложились крылышки. Но они раскрылись, когда Том заскочил с улицы.

– Катя, что с тобой?!

У изголовья съёженно сидела бабушка, старая совсем. А сестра Настя – чуть поодаль, на стуле.

Катя улыбнулась навстречу, совсем легонько. Настя поднялась.

– Том, сердце у неё. Говорит, что замирает. Голова кружится. Подняться надо, а она не может…

– Врача звали?

– Приходила из местной больницы тётенька, добрая такая. Сказала, что переутомление. И возраст неустойчивый. И нервы ещё. Говорит: надо спокойно лежать и думать о хорошем…

– Катька, думай о хорошем! – сурово сказал Том.

Она снова слегка улыбнулась.

Настя озабоченно объяснила:

– Том, она думает о тебе.

– Ну… а разве это совсем уж плохо? – растерялся Том.

– Нет, но она думает со страхом…

– Почему?! Кать, почему?

Катя улыбалась виновато.

– Я скажу, почему, – сердито объяснила Настя. – Прямо скажу. Вчера вечером ей приснилось, будто ты уехал насовсем. Даже не зашёл и не позвонил. И она давай: «А где Том, а что с ним?» И позвонить стесняется.

– Глупая, – сказал он. – Куда это я уеду? Ни с того ни с сего…

Он подошёл, упёрся коленками в кромку кровати.

– Ты чего это выдумала?

Она опять улыбнулась, виновато.

– Совсем ненормальная, да? Если я уеду, с кем ты будешь петь про кораблик?

Она выговорила наконец:

– Я боялось: вдруг ты в свой Воробьёвск… Сам тогда боялся.

– Юга же сказал: не выйдет!

– А если насильно?

– Ага! «Лос фигос»! – Сейчас Том твёрдо знал: никто его не увезёт. – Ну-ка, дай руки…

Катя послушно вытянула поверх простынки ладони. Том прижал их к щекам. «Холодные какие…» Катя вдруг шепнула:

– Можно потрогать колечко?

– Сколько хочешь.

Он-то знал, что колечко – не талисман, а «просто так». Или «почти просто так». Но если Кате кажется, что в нем какая-то энергия – пусть… Катины пальцы слегка затеплели. Колечко тоже…

В кармане застрекотал мобильник. Юга звонил.

– Том, что случилось? Донби прибежал, встрёпанный, как с пожара.

– Катя заболела… Лежит и делает вид, что готова помереть… Врач говорит, что сердечная нехватка… или как там…

– Том, ты балда!

– Ага!.. А почему?

– Надо было сразу позвонить! Ты у неё?

– Да!

– Сидите и ждите…

Том погладил кисти Катиных рук. Поднялся с колен и стал ждать – он понимал, что движется крепкая и скорая поддержка. Бабушка мелко перекрестилась.

Катя, кажется, задремала. В этой дрёме и ожидании прошло минут пятнадцать. Потом с треском и выхлопами остановился у крыльца автомобиль старинного вида. С гербом Евро-Азиатского герцогства и красным крестом. Выскочил Юга. Помог выйти кудлатому седому старичку, который просто-напросто не мог быть никем, кроме как доктором. Это и был Отто Евгеньевич Брештук, недавно вылечивший тётю Сузи.

Отто Евгеньевич вошёл в комнату и сказал:

– Так-с… – Затем сказал: – Тэк-с… – И добавил: – Девочка, держись, ты ещё не скоро умрёшь… Но диагноз неясен… Всех присутствующих покорнейше прошу побыть в другом помещении. Даже вас, сударыня… – Он шагнул к бабушке и подставил ей согнутый локоть. Бабушка охотно вцепилась в него…

Все, кроме доктора и Кати, оказались в комнате со стоячими часами и фикусом. Сели и стали ждать. За фикусом, в клетке, чирикали какие-то птахи.

– Что с капитаном? Ты с ним говорил? – шепнул Юга.

– Говорил, – отмахнулся Юга. Потому что при чем здесь капитан? При чем все на свете? Главное – Катя…

Прошло время (какое?), и Отто Евгеньевич сказал через дверь:

– Юноша Том Сушкин! Соблаговолите пройти сюда…

Юноша соблаговолил. С замирающим сердцем.

– Присядь, Том, – попросил доктор уже другим тоном. Сам он сидел у Катиной постели, а Том приткнулся на стуле, где раньше ютилась бабушка.

– Том… – как-то очень аккуратно спросил доктор. – В нынешние дни ты не говорил ничего такого, что могло бы обидеть Катю? Или встревожить её?

– Нет! Ничего! Катя, разве говорил?

Она тихонько помотала головой.

Том виновато и старательно подумал.

– Если говорил, то нечаянно. Я не помню.

– Вот видишь, – сказал доктор Кате, – ничего не было, а у тебя царапина. Почему?

Она шевельнула губами:

– Не знаю…

– Будем принимать меры. Есть нетрадиционные методы медицины…

– Это как? – не удержался Том.

– Это просто… – доктор откинул простынку. Катя лежала в полотняной рубашонке с пуговками от ворота до нижней кромки. Пуговки были расстёгнуты – видимо доктор недавно осматривал девочку.

Теперь он распахнул рубашонку так, что открылась впалая ребристая грудь.

Том застеснялся и замигал, хотя, казалось, отчего бы? Ведь недавно купались за пристанью без всякого смущенья…

Доктор пощупал Катины рёбрышки на левой стороне груди.

– Том, положи сюда ладонь. Так, чтобы слышалось сердце…

– Ой… – выскочило у Тома. И его собственное сердце запрыгало.

– Боишься, – понял доктор. – Жаль… Ну, ничего. Тогда сделаем иначе. Возможно, это к лучшему… – Он качнулся к двери. – Уважаемая Катина сестра! Вы взрослая девушка и наверняка пользуетесь губной помадой! Не так ли?

Послышались непонятные звуки: то ли вздохи, то ли хихиканье.

– Ну-с? – напомнил доктор.

– Я только изредка… – жалобно призналась Настя.

– Это неважно… Дайте скорее.

В дверь просунулась рука с блестящей трубочкой. Отто Евгеньевич, охнув, привстал, дотянулся, взял. Сдёрнул с трубочки колпачок. Толкнул дверь, чтобы впустила свет.

– Том, дай руку, – и нагнулся над Катей к Тому. – Не эту, левую. Разверни ладонь…

Том боязливо развернул.

– Держи твёрдо… – И скользким щекочущим кончиком доктор нарисовал на ладошке похожее на острую репку сердце (у Тома опять выскочило «ой»).

Доктор Брештук строго сказал:

– Мальчик, теперь ты больше не будешь бояться. Ты плотно приложишь это сердечко к Катиному, вот сюда. И постараешься, чтобы тепло перешло от одного к другому. Понял?

– Да… – выдохнул Том. И… прижал.

Ощутил лёгонький толчок.

– Бьётся? – шепнул доктор.

– Да… Только чуть-чуть…

– Нужно усилить ритм. А для этого вспомнить что-то бодрое, детское. Какую-нибудь считалку, как в игре… Помнишь?

– Не-а! – перепуганно сказал Том. В самом деле не помнилось ни-че-го!

– Ладно, тогда я сам. Когда учился в первом классе (а это в самом деле в незапамятные времена имело место!) была у нас в ходу такая песенка-считалка… Я запою, а вы подпевайте. И без всякого смущенья. Помните, что это медицина!

Доктор вскинул украшенную седыми клочками голову и запел дребезжащим голоском:

 
Стук-стук, перестук,
Ехал поезд по мосту.
Колесо отпало,
Прыгает по шпалам.
 

Катя негромко засмеялась. А Том сразу понял, что не будет стесняться. Он словно увидел зелёное колесо, которое удрало от вагона и дурашливо скачет между рельсами, как по упавшей на мост лестнице. И даже показалось, что он помнит слова песенки.

И запел вслед за доктором, и Катя негромко запела:

 
Стук-стук, перестук,
Ускакало за версту.
Мы его догоним
На хромом вагоне.
 

– Том Сушкин, возьмись за колечко, – быстро сказал доктор. – Так хочет Катя.

Том правой рукой дотянулся до мочки левого уха. Это было непросто, но… Катя хочет, доктор велит – значит, надо.

 
Стук-стук, перестук,
Оживёт сердечко.
У мальчишки в ухе
Вздрогнуло колечко.
 

И они дружно допели:

 
Стук-стук, перестук,
Едет поезд по мосту.
Насчитаем сто колёс.
И не будет больше слез!
 

Вроде бы, совершенно пустяковая песенка. Но Катино сердечко под ладонью Тома теперь стукало в ровном ритме.

– Можешь убрать, – шепнул ему доктор.

Том спросил таким же шёпотом:

– Она скоро поправится?

– Будем надеяться. Только не забывай её…

Он с ума сошёл? «Не забывай»!..

Доктор на две пуговки застегнул Катину сорочку, натянул простынку.

– А сейчас поспи. Будто в вагоне: стук-перестук…

– Ладно… – шепнула она. И жёлтые мотыльки сомкнули крылья…

– Том, посиди с ней минуты две, а потом гуляй… Только не забывай навещать…

– Ни за что…

Домой шли пешком. Том ступал почти что на цыпочках, будто боялся разбудить Катю.

Юга спросил:

– Ты почему хромаешь?

– Я не хромаю. Это я… так…

Юга пригляделся:

– А коленку-то где рассадил?

Похоже, что кожа была содрана до крови.

Том рассмеялся.

– Это не рассадил. Это я вытер о неё руку. – Он показал ладонь со следами сердечка.

Юга сорвал у забора лопух.

– Давай смоем… – У тротуара журчал в каменном желобке ручеёк.

Том вымыл ладонь, а коленку не стал.

– Пусть пока будет так. На память.

Юга кивнул, он все понимал.

Том больше не хромал. Он виновато задышал и попросил:

– Юга, если я тебя чем-то обидел, не сердись, ладно?

– Том, ты малость спятил от переживаний. Чем ты меня обидел?

– Не знаю… В детдоме говорили, что я ин-ди-ви-ду-а-лист.

– А не говорили, что ты… ладно, не буду.

– И это говорили …

– Расскажи наконец, как дела с капитаном. И с кино…