Текст книги "Пироскаф «Дед Мазай»"

Автор книги: Владислав Крапивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

О предательстве

Капитан согнулся, взял Сушкина большими ладонями. Тот перестал громко плакать, но не стал сговорчивым, не обмяк, а, наоборот, затвердел. Стал, будто вырезанный из одной кости. Дядя Поль его таким и унёс в комнату, где Том жил во дворце. Положил скрюченного на атласную постель, к стене лицом. Включил свет. Сушкин замер.

Капитан постоял над ним и сказал:

– Я понял. Ты догадался о киносъёмках.

Сушкин рывком сел. Слезы слетели с ресниц, как дробины. Каплями украсили старый капитанский свитер, от которого пахло табаком.

– Плевать мне на кино! Я узнал о предательстве!

– Я понимаю, – кивнул дядя Поль. – Ты думаешь, будто тебя заманили, обманули, продали…

– А разве не так?!

– Наверно, ты имеешь право это думать…

– Ещё бы!

– Том! Но все хотели, как лучше…

Том беспощадно сказал:

– Когда врут, обязательно говорят: «Хотели, как лучше»…

– Думали всё объяснить позже. Чтобы сделать тебе сюрприз…

– Врать-то – не якорем в носу ковырять.

– Том, вот в чем дело. Когда студия зацепилась идеей за тебя и за пароход, режиссёры сказали: пусть мальчик ничего не знает. Он будет вести себя раскованно, как в настоящей жизни. А потом уж объясним ему и доснимем оставшиеся сцены…

– Ага! Разбежался я сниматься в их оставшихся сценах!

– Ну… это дело твоё. Я их предупреждал, что ты можешь отказаться и тогда я не буду виноват. Они берут риск на себя. Это указано в контракте…

– В каком ещё контракте?!

– В договоре, который я подписал со студией…

– Вместо меня, да?!

– Ты же несовершеннолетний, а я вроде как ответственное за тебя лицо… Надеялся: вот выйдет фильм, станет Том Сушкин кинозвездой, всем от этого будет радость…

– Да какая радость?! Сплошное вранье! Вы ведь не меня обманули, а всё… всё, что было. Я думал – настоящее путешествие, настоящие приключения, настоящий пироскаф. Он и сам так думал, потому что живой! А вы из него тоже сделали киношный мультик! Мне теперь и бескозырку надеть будет стыдно!..

– Том, да почему? Ты послушай…

– Не буду я слушать!.. – Он всхлипнул опять.

Протиснулся в дверь Донби, повертел головами.

– Поликар-л-п, а в чем пр-л-ро-м-блема? Р-л-разве Тому не сказали пр-ло кино?

– Сами не видите, что ли?! – взревел дядя Поль.

– Поликарп, ты идиот, – мягко сообщил Бамбало.

– Я?! Идиот?! Да! Всегда во всем виноват Поликарп! Хочешь сделать лучше, а говорят – идиот! А где были вы? Со своими двумя умными головами?!

– Нам в них и не пр-л-иходило…

– Ну да! Ваши головы или в кадке с песком, или в грёзах о саванне! Или в мечтах о птенце из краденого яйца! Такой же будет балбес!

– Поль, ты не трогай птенца, – незнакомым голосом попросил Бамбало.

Капитан встряхнулся:

– Ребята… я это… давайте спать. Ничего мы сейчас не решим. Надо на свежую голову… Том, ты ужинал?

– О, Господи… – сказал Сушкин.

Конечно, Сушкин уснул не сразу. Долго ещё всхлипывал и ворочался. Потом положил ухо с колечком на ладонь, успел подумать ещё, как одиноко сейчас «Деду Мазаю», и провалился в серое ничто…

Проснулся рано. За окном орал дворцовый петух Фемистокл. Светило солнце. Ну, будто ничего не случилось!

Сушкин потёр ладонями лицо и вышел на дворцовую галерею. Там стояли чугунные пушки старинного вида (просто так, для красоты). На крайней пушке сидел Юга. Он сразу встал.

Шагнул навстречу.

Неспокойное было у наследника Юги лицо. С припухшими глазами – будто он не спал.

– Том… что-то плохое случилось, да?

– С чего ты взял? – набычился Сушкин.

– Я чувствую… Я всю ночь это чувствовал.

Сушкин молчал. Надо было огрызнуться и в то же время тянуло к Юге, будто по-прежнему друзья…

Юга осторожно сказал:

– Том, ты плакал?

– Ещё бы!

– Почему?

– А ты не знаешь?

– Нет!

– Не знаешь про кино, в которое меня засунули, как… в мышеловку?

– Том… какое кино?

Правда не понимает или притворяется?

– Будто совсем-совсем не знаешь ничего? Ни про сценарий, ни про тайные камеры!

Юга встал очень прямо. Пригладил на груди водолазку с золотым муравьём. Левую ладонь прижал к бедру, два пальца правой наискосок приложил ко лбу. Сушкин знал: это рыцарский жест – когда человек даёт самое честное слово. Он даже сам невольно встал прямее.

– Том, я клянусь… Я не знаю совершенно ничего.

Как же стало хорошо!..

До этой минуты в жизни было только плохое. (Нет, не только, была ещё Катя, сестрёнка, но в ней Сушкин ощущал лишь хрупкость и беззащитность. Чем она поможет?) А сейчас Юга – вот он… Как могла появиться мысль, будто он хитрит?!

Сушкин всегда стыдился просить прощенья. Но сейчас, не отводя глаз, он сказал:

– Юга, ты меня извини… Я такой дурак…

Юга взял его за плечи, надавил. Они рядом сели на пушку. Холодок остывшего металла прошёл по телу и будто пригладил горечь.

– Рассказывай, – велел Юга.

И Сушкин все рассказал. Половина сил ушла на то, чтобы не разреветься снова, но Сушкин сдержался.

Юга слушал, молчал и дёргал пряди волос. Потом он не стал успокаивать Сушкина. Сказал:

– Да, паршиво…

И от этого стало ещё легче.

– Юга, как ты думаешь, герцог про кино знает?

– Нет, конечно! Он терпеть не может киношников! Слушать не стал бы!.. И адмирал Дудка их не выносит.

– Значит, пираты напали по правде?

– Ну… может, не совсем по правде, а больше для испуга. Но вы-то на «Деде Мазае» воевали по-настоящему… Том, а ещё буря была настоящая! Когда вы ставили парус! Тут уж кино точно ни при чем… И пироскаф настоящий.

– Это я думал, что он настоящий. Думал, что он мой. А на самом деле – киношное имущество… И сам я оказался такой же…

– А если по шее? – сурово спросил Юга.

– Ну, давай. А толку-то? Все равно все было зря…

Юга поболтал ногой в башмаке «Australia», чуть посмеялся.

– Том, все-таки не совсем зря. Если бы вы не поплыли, не было бы здесь тёти Сузи…

– Это да… – вздохнул Сушкин. – Юга, а как она? Не очень угнетает?

– Нисколечко. Ей не до того. Похоже, что у них с папочкой такое… тонкие душевные отношения.

– Ещё не легче!

– Наоборот, легче. Им хорошо и мне тоже – меньше достают… Том, а ты не грузи себе голову лишними заморочками…

– Ничего себе «лишними»!

– Вот увидишь, через несколько дней все утрясётся.

– Ага! Такой обман разве можно утрясти?

Юга вдруг спросил:

– Том, а какой фильм-то? О чем?

– Откуда я знаю?!

– Интересно же знать, какого киногероя из тебя лепили…

– Ни капельки не интересно! Все равно жулики…

– А ты ни разу их не видел? Режиссёров там всяких и этих… продюсеры называются…

– Ни разу. Они-то меня видели, конечно, тайком. А я не догадывался…

– Теперь, наверно, придётся. Если хочешь рвать с ними договор…

– Его капитан подписывал. Пусть он и рвёт…

– Тебя уговаривать станут…

– Ага… лизала кошка ёжика…

– Том… давай позавтракаем. Ты, наверно, ничего не ел ни вечером, ни сегодня…

Да, есть хотелось! Дурацкий у человек организм! Какие бы пакости ни свалились на него, а в животе все равно сосёт…

Юга выдернул мобильник:

– Тётя Клара! Принесите, пожалуйста, молока и хлеба ко мне в «конуру». На двоих. Нет, больше ничего, спасибо… – Юга понимал, что сейчас не до разносолов. – Том, ты умойся в фонтане…

Сушкин умылся. Когда пришли к Юге, две большущие кружки и свежий каравай были уже на столе. Сушкин вцепился зубами в горбушку…

Сжевали по куску, выпили по кружке, и Юга решил:

– Теперь погуляем… – Он, кажется, считал, что неспешные прогулки успокаивают нервы.

– Ладно…

– Искупаемся за старой пристанью. Там всегда тёплая вода. И дно песчаное.

– Ладно, – опять сказал Сушкин. – Только давай сперва зайдём к Кате. Она, может, волнуется из-за меня. Рассказала вчера, а что дальше, не знает…

– Давай! Только надо сделать беззаботные лица.

Они сделали (как могли). И пошли…

На улице Новых Сапожников, на крылечке дома номер два, махала веником круглолицая девушка с такими же, как у Кати кудряшками. Сушкин знал – Катина двоюродная сестра. Она обрадовалась:

– Катрин! К тебе кавалеры пришли! – А мальчишкам объяснила: – Вчера и сегодня изводилась из-за Тома: где он, что с ним… Я говорю: «Позвони», а она: «Боюсь…».

Появилась Катя – в платьице, похожем на лоскуток с рисунком из кленовых листьев. Босая. Заулыбалась. Вся такая своя… «Сестрёнка…» Нет, и правда не все на свете плохо…Глянула нерешительно:

– Том… у тебя там как? Ну, насчёт съёмок…

– У него все в полном порядке, – заявил Юга. – Идём купаться!

– Только надену босоножки!

За пристанью, на крохотном пляжике, было пусто, лишь дежурил на всякий случай дядька из герцогской спасательной службы – в форменном полосатом купальнике и под таким же полосатым зонтом. Пусть дежурит, не мешает… Катя стряхнула сандалетки, на бегу сбросила через голову «кленовые листики» и стала совсем, как мальчишка. Промчалась по дощатым мосткам, ласточкой сиганула в воду. Мальчишки – за ней.

Ныряли, играли в догонялки, устраивали «катапульту» – с рук швыряли Катю на глубину. Накупались «до зубовной стучалки». Свалились на согревшийся песок. Подошёл охранник.

– Хотите арбуза? Первый в этом сезоне…

Конечно, они хотели! Арбуз оказался пузатый и полосатый, как охранник, только без усов. Слегка недозрелый, но сладкий. Одолели весь. Потом повалялись под солнышком и пошли купаться снова.

И снова упали на песок.

Теперь оказалось, что заботы не оставили их окончательно.

– Все-таки я не знаю… что теперь делать, – признался Сушкин.

Юга знал:

– Прежде всего разжевать все с твоим капитаном.

– Я не знаю, как…

– Если считаешь, что он тебя предал, так и скажи.

– Я уже сказал…

– Скажи ещё раз, твёрдо. И пусть все расхлёбывает с киношниками сам…

– А мне-то что делать?! – вырвалось у Сушкина. – Кто я теперь? Был хозяин пироскафа, а нынче… вроде как беглый детдомовец…

– Том, ну какой же ты беглый! – возмутилась Катя.

– Все равно. Отвезут в Воробьёвск, засадят в «Фонарики». И будто ничего не было. Ни «Деда Мазая», ни Дельты, ни приключений… – «И вас», – чуть не добавил он.

Катя возмутилась опять:

– Как это не было!

– А если и было, только дразнилки останутся: «Матрос с погорелого корыта…»

– С «разбитого», – сухо уточнил Юга.

– Ага, это лучше…

Юга повозился на песке, лёг на локоть.

– Том… я ведь уже говорил. Зачем тебе уезжать?

– Отвезут, не спросят…

– Силой, что ли?

– Изымут и переместят. Пикнуть не успею…

– Том! Здесь независимая территория, – слегка заносчиво сообщил Юга. – Будут штурмовать границу?

– А что? Ты не знаешь, какие у нас Бэ Сэ О?

– Что за Бэ Сэ О?

– Батальоны для специальных операций…

– Думаешь, начнут войну? Из-за одного пацана?

– Им все равно, из-за чего. Телевизор не смотришь? Могут из-за спутников Марса, могут из-за соседской курицы. Прикажут, и пошёл…

– Тогда… ты не знаешь, какие в герцогстве есть природные достопримечательности. Думаешь, только минерал кашеварий? Есть ещё растение кошмарий…

– Это что? – поёжилась на солнышке Катя.

– Оно с горошинами в стручках. Одну горошину пустишь из рогатки – и двух Бэ Сэ О как ни бывало…

Сушкин сказал:

– Юга, ты головкой стукнулся? Это же все-таки люди…

Юга объяснил:

– Это шутка… Но тебя мы не отдадим, это уже не шутка.

И Сушкин понял: да, не шутка.

Юга посоветовал (умный же человек, наследник престола):

– Все же поговори с капитаном ещё раз. На свежую голову…

Как жить дальше?

Сушкин понимал: никуда не денешься, придётся говорить. Чтобы все решить до конца. Когда вернулись во дворец, он сказал, что идёт к капитану. Юга спросил:

– Может, нам вместе?

– Нет, я сам…

Капитан, кажется, ждал его. Отложил дымящуюся трубку, сел в кресле прямо. Сушкин теперь увидел, какой он некрасивый, Поликарп Поликарпович Поддувало. Каким острым огурцом торчит лысая голова, какой шероховатый коричневый нос, как близко друг к дружке сидят слезящиеся от табака глазки. Какие красные жилки на дряблых щеках… Капитан сел в кресле прямо и вытянул шею. «Как Донби», – хмыкнул про себя Сушкин. (А самого Донби не было.)

– Ну? Ты, кажется, успокоился? – сказал капитан, стараясь выглядеть невозмутимым.

– Нет, – сказал Сушкин.

– Всё ещё злишься?

Сушкин подумал.

– Я даже не злюсь. Дело не в этом…

– Не можешь простить?

– Просто очень жалко…

– Чего тебе жалко, Том? – тихо спросил дядя Поль. – Ты разве что-то потерял?

– Всё, что было… – он прикусил губу и стал смотреть в сторону.

– Но давай обсудим… Ведь можно все сделать, как раньше.

Неужели, он правда не понимал? Даже, если сделать, чтобы всё пошло как раньше, оно пойдёт не по правде, а «как будто». Капитан не станет прежним дядей Полем, которому можно верить всей душой, обман никуда не уйдёт. И пироскаф не будет больше родным домом, как ни притворяйся, что он все тот же.

«Разве что Изольда останется такой, как раньше, – усмехнулся Сушкин. – она никого не обманула.»

«А Донби?» – сказал он себе.

«А что Донби? Он хороший, но он же не сам по себе, а будто часть капитана. Они уйдут вместе…»

Все исчезнет, что связано с пироскафом…

Капитан, кажется, догадался, о чем думает Сушкин. Покашлял, согнулся в кресле. Достал из внутреннего кармана какую-то маленькую штучку. Положил на ладонь.

– Вот…

– Что? – Сушкин пригляделся. Это был крючок от вешалки при салоне пироскафа. Бронзовый морской конёк ростом со спичку. – Можно, я возьму себе это на память? – спросил капитан.

– Мне-то что?

– Я не хочу брать без спроса ни крошки судового имущества. Эта плохая примета…

Может, капитан спятил? Он смотрел в угол, царапал коньком ладонь, и глазки у него слезились…

– Я-то здесь при чем? – съёженно сказал Сушкин.

– Как при чем? Ты же наверняка теперь уволишь меня. И будешь по-своему прав… То есть не по-своему, а по-всякому. Ну, а мне хотелось бы оставить себе маленькую память о нашем пироскафе…

Что-то застряло в горле.

– Вы издеваетесь, да? – сипло спросил Сушкин.

– Том, голубчик? С чего ты взял?

– Но пироскаф же киношный, а не мой!

– Что?.. Подожди, подожди… – капитан стал неуклюже выбираться из кресла с герцогским гербом. – Ты путаешь… ты что-то не понял…

– Чего я не понял?!

– Ты выиграл в лотерее старый пароход. Киностудия давно ждала, кто его выиграет. Крутили там своих шмелей, снимали заранее. Ты им понравился. Они попросили меня наняться на пироскаф, чтобы помочь съёмке, потому что знали меня давно… Я согласился, это да. Нужны же были деньги на ремонт, на оборудование. Вообще на плавание… Но «Дед Мазай» в любом случае твой!

– Правда?!

– Ты можешь послать режиссёров и сценаристов по всем румбам розы ветров и продолжать плавание куда угодно. С каким угодно капитаном!..

«Я не хочу с каким угодно!» – рванулось в нем. И к нему рванулось – к дяде Полю.

«А с ним хочешь?» – словно кто-то остановил его толчком. Да, после того, как тот с киношниками столько дней морочил его! И улыбался при этом, и шутил…

– Так что же нам делать, Том Сушкин? – глуховато спросил капитан и со стуком положил трубку.

Сушкин прекрасно понял вопрос. Но сказал с хмурой ухмылкой:

– Вы о крючке, что ли? Да берите, пожалуйста…

– Я о том, что напишу заявление. Об уходе. А ты напишешь в углу: «Согласен. Судовладелец Сушкин». Согласен?

«Это – всё?» подумал Сушкин. И уцепился за спасительную мысль:

– А кто поведёт пироскаф?

– Герцог поможет найти капитана…

Загудело в ушах. Сушкин прижал к щекам руки. Под ладонь попало колечко. Оно тихонько звенело, словно хотело что-то подсказать, но Сушкин не мог понять – что?

– Ну, подождите же! – отчаянно сказал Сушкин. – Сколько вы всего… на меня… Я же не знаю! Ну, дайте подумать! Хоть до вечера. Как мне быть…

Сзади раздалась возня. Две гибкие шеи охватили Сушкина за бока.

– Поль, ты умор-л-рил р-л-ребёнка…

– Он же ещё птенец, а ты… Подожди пару дней…

Сушкин уже не помнил, как оказался ничком на постели…

Сушкина разбудил Юга. Подёргал за пятку.

– Том, ну ты как?

Он помотал головой. Признался:

– Я какой-то пустой…

– Это бывает…

– Не потому, что есть хочу, а…

– Я понимаю…

Хорошо, когда кто-то тебя понимает. Они посидели рядом. Лампа не горела, за окном был какой-то ртутный полумрак. Похоже, что белая луна растворялась в тумане. В томтумане?

– Пойдём погуляем… – сказал Юга.

– Пойдём… Я хочу сходить к «Деду Мазаю». Юга, он ведь все-таки мой! Поликарп сказал…

– Я знаю…

– Вот. А я столько времени на нем не был! Наверно, он обижается, думает, что забыл…

– Идём… Возьми вот, надень… – Юга схватил со стула белеющую в сумерках бескозырку, нахлобучил на Сушкина. Тот не спорил.

Они прошли по коридорам, дворец казался пустым. Только у выхода посапывал гвардеец в полосатом мундире, он запоздало козырнул.

Столичный городок Герцоград тоже казался пустым. Где-то сердито орал кот, в отдалении играла губная гармошка, но не попался навстречу ни один человек.

Потом в лунном вязком тумане угасли вообще все звуки, только подошвы по брусчатке – хлоп, хлоп.

«Дед Мазай» стоял у конца каменного пирса, в районе Главной пристани, где швартовались герцогские катера и всякий мелкий флот. Дорога была не близкая… Или наоборот, совсем близкая? Пространство то сжималось, то растягивалось в рассеянном свете. Иногда казалось даже, что впереди вот-вот появится зыбкая тень…

Наконец засветились редкие огоньки пирса. Сушкин и Юга вышли на дощатый настил. Туман оседал, рвался на куски и пушисто обмахивал ноги. «Дед Мазай» горбато темнел и нависал над причалом круглым кожухом. У сходен тоже горела жёлтая лампочка. Она отражалась в позолоченном гребешке гвардейской каски.

Гвардеец увидел подходивших ребят и встал прямо – узнал.

– Добрый вечер, – сказал Юга (а Сушкин подумал, что теперь, скорее, уже ночь; только непонятная, туманно светлая).

– Здравия желаю, ваше высочество. Здравия желаю, господин… Том.

– Ваше имя и звание? – спросил Юга.

– Старший ефрейтор караульной службы Рапс, ваше высочество!

– На судне кто-нибудь есть?

– Никак нет. Только… четвероногое… – Рапс чуть хихикнул. – Известная вам пароходная крыса Изаура…

– Изольда, – сказал Сушкин.

– Виноват, господин Том! Она недавно пришла с прогулки…

– А художник Платон? Заходил? – спросил Сушкин.

– Так точно. Только два часа назад их просвещённость магистр Римский-Корсаков отправились во дворец. Изволили сообщить, что собираются работать ночью…

Юга встал прямо и сказал:

– Старший ефрейтор Рапс. Я освобождаю вас от дежурства. Идите отдыхать….

– Но, ваше высочество…

– Я беру ответственность на себя. Ступайте…

– Слушаюсь, ваше высочество…

Через несколько шагов он, однако, оглянулся.

– Ступайте, старший ефрейтор, – повторил наследник. – Спокойной ночи.

– С… спокойной ночи, ваше высочество…

Юга и Сушкин прошли по сходням. Сразу поднялись на верхнюю палубу, к рубке. Сушкин вдохнул знакомый запах пироскафа.

– Юга, а кто будет на часах, когда мы уйдём? – спохватился Сушкин.

– Я думаю, мы не уйдём…

– Будем ночевать здесь?

– Ну… посмотрим…

Сушкина не встревожила эта непонятность. Он готов был слушаться Югу во всем.

Ткнулось в ступню тугое, покрытое шерстью тельце.

– Изольда!

Она зацарапала коготками ногу Сушкина, просилась на руки. Сушкин взял, погладил. Изольда замурлыкала почти по-кошачьи. Юга поёжился, он, видимо, недолюбливал крыс.

– Да не бойся, – посмеялся Сушкин, – погладь её.

Юга вежливо провёл по спинке Изольды указательным пальцем, но больше общаться не стал. Перешёл к другому плечу Сушкина.

– Юга, давай прогуляемся, – попросил Сушкин. Юга кивнул.

Они спустились на нижнюю палубу и прошли в машинное отделение. Сами собой зажглись жёлтые лампочки. Юга бывал здесь много раз, но всегда удивлялся мощи клёпаных котлов, толщине чугунных дверец, гладкости отшлифованных шатунов, толщине гребного вала. За фигурными спицами ограждения виднелись темно-красные лопасти колёс. Из-за спиц несло сыростью.

Юга отступил к ближней топке. Огня там не было, но от дверцы веяло давним теплом. Сушкин потянул рычаг, двухпудовая дверца плавно отошла. Дохнуло тёмным жаром: видимо, был загружен запас активированного кашевария, и он излучал рабочую температуру. Сушкин отскочил, потёр коленки – они чуть не испеклись, как картошки…

Закрыли дверцу вдвоём. Отдышались и пошли гулять по каютам, коридорам, салону. Все было удивительно знакомым Сушкину и в то же время будто уже не его. А почему? Ведь пироскаф по-прежнему принадлежал ему, Тому Сушкину!

Заскреблось опасение. Даже Изольда беспокойно завозилась на плече у Сушкина. Он сказал:

– Юга… что-то не то.

– Подождём немного, – непонятно отозвался Юга.

Поднялись в рубку. Замигали на панели разноцветные огоньки, засветились круглые часы и репитер гирокомпаса. У рубки почему-то сам по себе звякнул колокол. И сразу раздался хрипловатый мужской голос – негромкий, но проникающий всюду:

– Том, послушай меня…

Крыса испуганно шлёпнулась на пол. Том вскинул голову. Не испугался, но понял: началось что-то такое.

– Это кто? Это… ты Бэн?

– Бэна размонтировали и увезли сегодня утром, кончился срок аренды. А это – просто я, «Дед Мазай».