Текст книги "Сказки и были Безлюдных пространств"

Автор книги: Владислав Крапивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 57 страниц)

Мы запрыгали, заорали «ура», чуть не опрокинули шлюпку (она испуганно замахала веслами). Веранда сказала из воды:

– Чем голосить, как ненормальные, помогли бы забраться. Но пока мы бестолково протягивали руки, забралась в шлюпку сама. Закинула Алика и рывком перебросила через борт себя. Села и стала молча расплетать похожие на веревки косы.

Коптилка прижал Алика к ребристой груди и животу. Из жирафа побежала вода. (Ох и тяжелый будет, пока не высохнет! Ведь внутри вата.)

– К берегу! – скомандовал я шлюпке тоном, не терпящим возражений. И та помчалась к земле так, что весла выгибались и визжали в уключинах.

Приехали…

Собаки ждали нас. Смотрели вежливо-любопытными глазами. Только тут мы вспомнили, что даже не поблагодарили их. И кинулись обнимать и целовать наших спасителей! Всех без разбора! И они сразу же развеселились, начали носиться между нами. Лай, смех, дым (то есть песок) коромыслом! А щенята – те вообще будто с ума посходили. Кувыркались через голову, а некоторые даже ухитрялись ходить на передних лапах. И Мухтар…

Потом все мы (кроме Веранды, конечно, которая расчесывала волосы большущим гребнем) устроили хоровод.

 
Аккабалды, Рыкко-бяки
Нам сегодня не страшны!
Некусачие собаки
С них содрали все штаны, —
 

сочинил Коптилка (он плясал, не выпуская из рук мокрого Алика). Мы подхватили песню и не глядели на Веранду, которая пфыкала.

Пусть пфыкает, мы все равно были ей благодарны за жирафа.

Низкое солнце сделалось оранжевым и очень быстро скатилось за дальний мыс. Проклюнулись звезды.

Собаки начали откровенно зевать и укладываться на камнях. Мы улеглись между ними, под открытым небом. Не сразу, но сумели придумать себе войлочные подстилки, чтобы камни не давили бока. А головы мы положили прямо на собак. Добрые собаки не возражали. Кажется, были даже довольны.

Я лежал затылком на моей знакомой рыжей дворняге. В ней ровно стучало живое сердце.

Звезды над нами светили все ярче. Они были не такие, как в пространствах. Переливчатые. Потому что над планетой струился теплый воздух.

– Ох, что-то есть хочется… – сказал в сумраке Минька.

– И мне, – отозвался Локки. – Странное ц-дело… Тогда и я почувствовал: хорошо бы перекусить. И правда «странное ц-дело». На астероидах мы никогда не хотели есть (тот случай с капустными пельменями был исключением). Мы могли вызвать в себе голод специально и порадоваться придуманным лакомствам, но чтобы он пришел сам собой – такого почти не бывало…

Оказалось, что и остальные проголодались. Ну и новости!

– Я могу сделать вареники с вишнями, – напомнила Аленка. – Помните, как тогда… Только не так быстро, по одному…

– Ох, давай, – простонал Коптилка. – А то пуп к спине приклеился.

И Аленка принялась лепить из воздуха вареники. Мы брали их, обмазанные сметаной, прямо в ладони. Сперва каждый получил по одному, потом еще, еще. Такие восхитительные…

– Надо же и собак угостить, – напомнил Кирилка. И мы стали угощать. Собаки вежливо глотали вареники, но добавки не просили. Наверно, придуманное угощение было для них все равно что воздух.

Да что там собаки! Я тоже чувствовал: аппетитные вареники проскальзывают внутрь и… будто маленькие воздушные шарики. Лопнули – и нет их. Даже тоненькой оболочки не остается.

Но почему же тогда Мухтар с таким удовольствием днем лакал придуманное молоко? Может быть, просто ничего не понял по малолетству?

Ладно, завтра что-нибудь придумаем. А сейчас… Позади был такой сумасшедший день, что тело стонало от усталости. Непонятно! На астероидах мы никогда не уставали так сильно.

Звезды над головой расплывались в разноцветные пятна…

Мне приснилось, что мы с мамой купили в магазине «Электрон» телевизор со встроенным видиком. Будто везем его на хозяйственной тележке по Тополиному бульвару, а навстречу девочка из нашего судомодельного кружка.

– Здравствуйте, Юлия Даниловна! – это маме. – Рындик, привет!

Только Иван Яковлевич да она звали меня так.

– Ты, Рындик, почему не ходишь на занятия? Надо ведь достраивать «Фермопилы», а без тебя – никак…

Я отчего-то очень застеснялся, хотя в жизни такого никогда не случалось. Мы с ней были давние приятели и, бывало, дурачились и тузили друг друга, будто оба мальчишки.

– Какие занятия? Ведь каникулы!

– Здрасте, откуда ты свалился! Уже октябрь! Юлия Даниловна, скажите ему!

В самом деле, деревья оказались почти голыми, зябкий сухой ветер срывал с них последние листья. Они шуршали на асфальте. А я весь такой летний, в тонкой футболке, со свежими пятнами загара на руках-ногах… Откуда я?

– Ты простудишься! – спохватилась мама. И стала натягивать на меня через голову свой пушистый свитер (от него пахло маминымидухами). Я перестал что-то видеть, только мягкая шерсть щекотала лицо. А девочка тянула меня за наполовину надетый свитер и повторяла:

– Идем же, идем, тебя ждут…

Потом что-то стукнуло меня по затылку.

…Это рыжая собака выбралась из-под меня, и я тюкнулся головой о пористый песчаник. Собака зубами тянула меня за подол голландки. Разумно так. Деликатно, однако настойчиво.

Я сразу послушался.

Был серый рассвет, башни угрюмо чернели. Собака повела меня не к башням, а в другую сторону, к траве, окружавшей площадь у крепости. Из травы навстречу нам выползла еще одна собака. Крупная, темная. Она тихо скулила.

Я приложил все усилия и сотворил из пустоты круглый корабельный фонарь.

Собака оказалась серая, со светлыми лапами, остроухая, хвост серпом. Наверно, помесь лайки и овчарки. Да не все ли равно! Главное, что она была израненная. Шерсть на спине и голове слиплась от высохшей крови. Заднюю лапу собака волокла, как перебитую.

– Эй! Скорее сюда! – закричал я на всю планету. – Вставайте! Веранда, возьми сумку!

Примчались ребята. Примчались собаки, сели вокруг, тихонько заскулили. Веранда молча распахнула сумку, достала пузырьки и моток бинта…

Последними прибежали Коптилка и Аленка. Оно и понятно: неловко со зверями на руках. У Аленки – Мухтар, у Коптилки – Алик. Веранда поливала из пузырька марлевый тампон, протирала им на голове собаки рану. Собака повизгивала и пыталась лизнуть Веранде руки.

Мухтар вдруг извернулся на руках Аленки, выскользнул, плюхнулся на живот и толстые лапы. Кинулся к собаке, ткнулся мордашкой в ее морду, облизал, заскулил.

Никто ничего не сказал.

Сразу ясно – это его мама, которая чудом выбралась из-под завала.

5

Веранда наложила на перебитую ногу собаки лубок. Забинтовала голову. Мы отнесли собаку на травяную подстилку между двух плоских камней, которые домиком соединялись вверху. Придумали глиняную плошку, набрали в нее длясобаки настоящей воды – из родника, что пробивался у одной из башен и ручейком бежал к бухте.

Потом напились сами.

И сразу опять захотелось есть.

Мухтар не отходил от матери. Аленка бродила с непонятным лицом. Конечно, она была рада, что Мухтар больше не сирота. Но было понятно, что теперь покидать родную планету он не захочет.

Значит, зря мы летели сюда через тысячу пространств?

– Может, есть еще щенки без матерей? – неуверенно спросил Минька.

– Ц-нету, – отрезал Локки. – Я спрашивал.

– Что же делать? – угрюмо спросил Голован. – Не ждать же нового несчастья.

Локки сказал, что это было бы «цвинство».

Солнце взошло и сразу стало изрядно припекать.

Мы искупались в настоящем море.

А что дальше?

Ушли в тень – в капонир с нашим боевым заслуженным орудием. Оно остыло за ночь, но все еще резко пахло порохом и обожженной медью.

Собаки за нами не пошли, мы были одни.

– Корабль-то мы поднимем и восстановим, – сказал Голован. – Придется, конечно, повозиться, это ведь не там, не в Поясе, но как-нибудь справимся… А что потом? Возвращаться на астероиды?

Я посмотрел на ребят и понял: никто не хочет возвращаться. Даже Веранда. И я не хотел. Было там беззаботно и… безнадежно. Хотя и весело порой. И красиво. Мы там всё могли. То есть почти всё. Только – зачем?..

– Можно остаться здесь. Плавать по морю и делать открытия, – неуверенно предложил Минька.

– И, может быть, найдем людей, – поддержал его Кирилка.

– Людей нет, – сумрачно сообщил Локки. – Они улетели много веков назад. Что-то случилось, и все они отправились на другие планеты. Это сказали собаки… Люди бросили здесь домашних псов, те стали вольными и сделалось их много. А других крупных об… биб… тат…

– Обитателей, – подсказал Доня.

– Ц-да. Других нету. Мелочь только.

– Ну… – еще неуверенней сказал Минька, – можно ведь и одним жить. Пока… А потом мы, может быть, тут сделаемся взрослыми. И тогда… – Он порозовел.

Все поняли, что хотел сказать простодушный Минька.

– Это были бы придуманные дети, – угрюмо отозвался Голован.

Я не был с ним согласен. Почему придуманные?.. Но… как мы тут семеро и одна Аленка? Белоснежка и семь гномов… Веранда не в счет. Потому что она хотя и спасла Алика, но кто же такую унылую швабру возьмет в жены?

– Вероятно, есть смысл после ремонта корабля продолжить путешествие. Возможно, мы откроем новые планеты, – предложил Доня. Он сидел в уголке и пытался соорудить новый аккордеон, только ничего не получалось.

Голован сердито сообщил, что новых планет мы не откроем. Надо знать координаты. У этой-то координаты были известны – обратные Планете Кусачих Собак (которая нам совершенно не нужна). А где другие? Тыкаться по всему космосу, как слепые котята?

– Можно и потыкаться, – вполголоса сказал Коптилка. – Вдруг… наткнемся на Землю?

– Никогда не наткнемся, – отрезал Голован. Безжалостно, чтобы не было напрасных надежд. – Вы забыли? «Обратной дороги нет»…

С минуту мы сидели примолкшие. Коптилка вдруг предложил:

– Пошли, искупаемся еще раз. Алик посохнет на пляже. А то он все еще набухший.

И мы пошли. Собаки проводили нас до кромки берега. Сидели и смотрели, как мы бултыхаемся в прогретой воде на отмели. Вежливо нюхали сохнувшего Алика.

Мы выбрались из воды и растянулись между собаками на мелкой гальке. Рыжая опять легла со мной рядом. Мы хорошо накупались, только есть хотелось еще сильнее. До стона в желудке.

– Надо улетать, – будто прочитал мои мысли Голован. – Мы скоро помрем тут с голоду, придуманная пища не годится. Здесь почти земные законы. А еды нет.

– Но ведь собаки чем-то питаются, – возразил Доня. – Не едят же они друг друга. Каннибализм в собачьей среде не развит.

Локки объяснил:

– Они ищут яйца морских черепах. Некоторые умеют ловить рыбу. А еще охотятся на песчаных кротов и сусликов.

– Мы тоже можем искать яйца и ловить рыбу, – сказал Кирилка.

– Ох уж из нас рыболовы, – заметил Голован.

– Или ловить сусликов, – вставил Минька. Непонятно, всерьез или так, дурачась.

– Гадость, – сказала Аленка. – И жалко их.

– Сперва жалко, а с голоду кого не сожрешь, – вздохнул Коптилка. – Даже живьем…

– Пфы…

«Посмотрим, как ты запфыкаешь через пару дней», – мысленно сказал я Веранде.

Голован поднялся на локтях и спросил по-деловому:

– Вов, сколько времени требуется для ремонта?

Я понятия не имел. Ясно только, что не одна неделя.

– Надо ведь сперва поднять. А здесь вон какая сила тяготения…

– Ц-кушать хочу, – сообщил Локки. Пока еще с шутливой ноткой.

– А в вашей стране было людоедство? – спросил Голован.

– Еще ц-чего!

– Но жертвы-то человеческие были!

– Это разные ц-вещи!

– Прекратите такие разговоры, – жалобно попросил Кирилка. – Это же… даже если в шутку, все равно несправедливо.

– Какие шутки, – с голодным вздохом сказал Голован. – Надо смотреть суровой правде в глаза. С кого начнем? Давайте с Маккейчика. Музыканты самые вкусные… – И он ухватил Доню за пятку.

– А-а-а! Я же худой! У меня наследственный гепатит в скрытой форме! Вы заразитесь!

– Переварим тебя худого и с гепатитом…

Доня на четвереньках убежал в сторону и стал рассказывать черному терьеру, какие мы нехорошие. При этом использовал слова, не характерные для сына интеллигентных родителей.

Мы еще немного подурачились и опять заскучали.

Раньше мы могли промчаться в пространствах за один миг на любые расстояния. Могли бы в пять секунд оказаться на астероидах. Но корабль нас лишил этого умения. И опять же – что там делать, в Поясе?

Доня на четвереньках снова подошел ближе. Прилипшая галька часто падала с его тощего живота.

– Господи, что за жизнь, – с почти настоящей тоской сказал Доня. – Что делать – непонятно. Куда деваться – неизвестно. И спросить некого.

Мне эта его тоска совсем не понравилась. Я даже разозлился:

– А ты чего хотел? Чтобы стояла будочка, а на ней вывеска: «Справочное бюро»?

– Неплохо бы, – сказал Доня, глядя поверх голов. И вдруг округлил глаза. – Ой… смотрите.

Мы нервно оглянулись.

За нами была плоская желтая скала. На ней белели неровные, будто мелом написанные буквы:

«СПРАВОЧНОЕ БЮРО»

А под буквами – белая стрелка.

6

Оказалось, что от скалы тянется в направлении стрелки тропинка. Кто ее протоптал? Собаки?

Мы пошли. Колючие головки сухой травы дергали нас за штаны. Будто просили: останьтесь! Но как могли мы остаться, когда такая надпись и стрела!

Собаки, чуть поотстав, провожали нас длинной вереницей.

Шли мы долго. На плоских камнях время от времени попадались белые стрелки: мол, правильно шагаете. Да и тропинка была единственная.

Здешнее солнце жарило с высоты.

Наконец Коптилка проворчал:

– Кто-то нам просто пудрит мозги.

Жираф Алик помотал над его плечом головкой на упругой шее: нет, не пудрит.

– Кто бы там ни был, узнать-то надо, – рассудил Голован.

Наконец мы увидели на сером камне еще одну стрелку – она упиралась в белую вертикальную черту. Словно говорила: пришли.

А куда пришли-то? Ничего не было. Только круглая, покрытая бугристыми плитками площадка, а на ней все та же пыльно-желтая трава, только пожиже и пониже. И так же, как всюду, торчали камни разной формы. Посреди площадки – самый высокий. Глыба серого ракушечника чуть выше человеческого роста.

– Вот и приехали, – сказал Коптилка. И сел на плитки перед камнем. И остальные сели. Потому что куда еще идти-то? Мы изжарились от зноя. Чесали исцарапанные ноги и оглядывались… Собаки не пошли за нами на площадку, остались неподалеку, в траве.

Я уныло смотрел на ракушечную глыбу. Она слегка напоминала памятник. Будто какая-то особа в длинном платье сидит в кресле на постаменте метровой высоты.

– Глядите, – хмыкнул я. – Может, это и есть сотрудница справочного бюро?.. Простите, сударыня, вы не могли бы ответить на несколько вопросов?

Произошло шевеление воздуха. Камень превратился в сидящую старуху. Так в сказочных фильмах оживают всякие предметы – бесшумно и в одну секунду.

Никто, кажется, не удивился: насмотрелись уже на всякое. Но, по-моему, все обрадовались.

Это была не просто старуха, а старая дама. В шляпке и очках-пенсне со шнурком (как у Чехова). У груди она держала распахнутый веер из перьев. Серое платье с кружевами спускалось с постамента.

Дама стрельнула в меня блеском очков.

– Не следует иронизировать, молодой человек. У нас вполне серьезное учреждение.

– Простите, – пробормотал я.

– Ближе к делу. Что именно вас интересует?

– Мы не знаем, что делать дальше, – честно объяснил Кирилка.

– Это зависит от того, чего жевы хотите… А чего мы хотели?

– К сожалению, это самый трудный вопрос, – объяснил воспитанный Доня. – К сожалению, мы знаем конкретно лишь то, чего не хотим. Возвращаться на астероиды.

И все согласно зашевелились.

Старая дама обвела нас взглядом поверх очков.

– А, собственно, что вас не устраивает на астероидах? Мы запереглядывались. Как ей растолковать?

– Трудно сказать, – наконец выговорил Голован. – Мы не видим смысла. Не знаем, зачеммы там.

– Так-так, – сказала дама с особой интонацией. – Вам нужен смысл?

– А как же, – осторожно подтвердил Кирилка. А Минька Порох сказал со слезинкой:

– Почему мы там одни? Никаких ребят больше нет. Взрослых тоже нет…

– Взрослые попадают в иные миры. В соответствии со своими склонностями, заслугами и устремлениями. А для вас… Видимо, так было задумано: играйте, развлекайтесь, делайте что хотите. Разве не о такой жизни мечтали вы раньше?

– Нет, конечно! – звонко воскликнула Аленка. – Мы хотели быть с теми, кто нас любит! А еще мы хотели когда-нибудь вырасти, сделаться взрослыми.

– А вот с этим сложно, – вздохнула старая дама. – Взрослыми становятся только на Земле… То, что вы там не успели вырасти, это вообще ненормальность. Нарушение законов Всеобщей Природы. Отсюда и такие вот… несообразности с вашим обустройством. Человек не должен попадать в иные миры, пока он не вырос на родной планете…

– Кто же ц-виноват? – дерзко спросил Локки.

– Никто, голубчик… Понятия «виноват» и «не виноват» слишком узкие и носят чисто земной характер… Впрочем, каждому в конце концов воздастся по его делам.

Вежливый Доня спросил:

– Простите, а когда?

– Понятие «когда» тоже относительно. Природа Времени – особая тема.

– А как это «воздастся»? – подала опять голос Аленка.

– Милочка моя! – Дама впервые улыбнулась впалыми серыми губами. – Уж тебя-то никак это не должно волновать.

– Ну почему же?.. А вот бабушка говорила, что когда человек заканчивает жизнь на Земле, его отправляют в ад или в рай. В рай – это в небесное царство, прямо к Богу…

Старая дама подобралась, опустила веер.

– Все мы на пути к Богу… Только путь этот ох как сложен. Неизвестно, сколько надо пройти, чтобы приблизиться к престолу и вложить свой кирпичик в фундамент Всеобщей Гармонии.

– Это как? – спросил Минька Порох.

– Я сложно изъясняюсь, да?

– Нет, вполне доступно, – утешил ее Доня. – Вы не волнуйтесь, мы потом ему растолкуем.

– Хорошо… Видите ли, Вселенная еще очень молода, она в процессе становления, у многих экспериментов бывает сбой…

– Как с нами? – не выдержал я.

– Видимо, да, голубчик…

– Ну и скажите же нам тогда, пожалуйста, что же нам теперь все-таки делать? – со звоном отчаяния опять вмешался Кирилка.

– А чего вы хотите больше всего?

Тогда я посмотрел старухе прямо в лицо. Глаза ее за очками были непонятные, будто в темном тумане… Зачем она мучает нас?

– Вы же знаете! То, чего мы хотим больше всего, невозможно! Обратной дороги нет!

Она не рассердилась на мой крик. Положила веер на колени, скрестила руки с кружевными манжетами.

– «Обратной дороги нет». Но есть просто Дорога… Мы притихли. Будто сквозь солнечный жар повеяло резким холодком.

Наконец Аленка шепнула:

– А что это такое?

– Дорога? Это Всеобщий Звездный Путь. Он идет по всем мирам…

– Ну и что? – негромко сказал Голован.

– Ну и то… По Дороге можно прийти куда угодно. И встретить кого хочешь. Были бы желание и терпение… Другое дело, что не каждый может попасть на нее.

Локки тихонько спросил:

– А мы… нас пустят ц-туда?

– Вас – да. Только всех вместе.

– Простите, а за что нам такая привилегия? – недоверчиво проговорил Доня.

– Н-ну… вы заслужили. По меньшей мере, тремя делами. Вы построили замечательный корабль. Вы спасли собаку. Вы ни разу не поссорились по-настоящему и не оставили друг друга…

«Корабль погиб, – мелькнуло у меня. – Собака сама выбралась из-под завала. А ссоры… Да мы не ругались, но чуть-чуть не улетели без Кирилки и Веранды».

Старая дама снова посмотрела на меня.

– Корабль не погиб… во Времени. Собака умерла бы без вашей помощи… А «чуть-чуть» не считается… Только я должна сказать сразу: на Дороге вас не обязательно ждет удача. Все зависит от вас самих…

– А что надо делать? – подался вперед Минька.

– Что делать… Чтобы прийти туда, куда хотите, надо, как в известной сказке, сносить семь пар железных башмаков…

– Это, разумеется, в переносном смысле? – сказал Доня.

– Отнюдь… – Старуха махнула веером, и перед каждым из нас упала металлическая груда. Со звоном и грохотом. Нас ударило запахом холодного железа. Мы перепуганно заелозили на каменных плитках, отодвинулись подальше.

Это и правда оказались железные башмаки. Остроносые, с пластинчатым верхом, вроде как от рыцарских доспехов.

– Ни фига себе, – выдохнул Коптилка. – Как в таких шагать-то?

– А вы примерьте…

Я потянул к себе тяжелую, как старинный утюг, туфлю. Сунул ступню в железо… Рыцарский башмак превратился в обычную бело-синюю кроссовку.

– Видите, внешне башмаки вполне обыкновенные, – заметила старая дама. – Даже под цвет ваших костюмов. Но прочность у них железная, да и тяжесть немалая… Первую пару надевайте сразу. Остальные шесть возьмите с собой… Когда башмаки развалятся на ногах, надевайте другие. Но не раньше…

– А в чем их тащить, запасные-то? – сказал Минька.

– Ах да… – И на железные груды упали девять брезентовых рюкзаков. Довольно потрепанных.

Мы с лязгом уложили в рюкзаки железную обувь. Пока не на ногах, в кроссовки она не превращалась. Приподняли мешки за лямки. Ого-го!..

– А помогать друг другу можно? – спросил Кирилка.

– Можно. Нельзя только снимать башмаки, когда идете. Тот путь, что пройдете без них, считаться не будет.

– А если мы спутаем, какой башмак из какой пары? – вдруг спросила Веранда. До этой поры она не произнесла ни словечка.

– Совершенно не важно… И вот еще что! Время придуманных деликатесов для вас кончилось. В мешках вы найдете по буханке хлеба и фляжки для воды. Воду можно набрать в любом ручье. А хлеба, если станете расходовать экономно, хватит надолго. Но, увы, не на весь путь. Придется вам как-то выкручиваться. Впрочем, на пути не без добрых людей… Ступайте, голубчики. Дорога начинается прямо здесь, вон за тем камнем…И старая дама превратилась в камень. Мы постояли над рюкзаками.

– Вот такие дела… – сказал Голован. – Пошли, что ли? И вдруг на площадку «справочного бюро» вышли собаки.

И мы вспомнили – надо же попрощаться!

Мы гладили собак, трепали их по ушам, говорили им спасибо. Я опять поцеловал свою рыжую знакомую в нос. Аленка прижала к груди Мухтара. Его мать прыгала рядом на трех ногах, на четвертой был марлевый лубок.

Локки обнял кавказскую овчарку. Потом что-то прошептал. И собаки дружно, как по команде, ушли в густую шелестящую траву. Будто их и не было.

– Что ты им сказал? – спросил я.

– Ц-лишние проводы – ц-лишние слезы…

7

Мы надели рюкзаки. Нас зашатало с непривычки. И ведь не придумаешь невесомость, не те места.

За камнем, на который указала старая дама, увидели мы дорогу. Обыкновенную сельскую дорогу в траве, будто накатанную телегами. Мы пошли по колеям двумя вереницами. В колеях синели какие-то цветы, вроде цикория. Не надо бы их топтать, да как уследишь, когда мотает от тяжести и ноги будто пудовые.

Голован замыкал правую вереницу, я – левую.

Голован сказал:

– А какой интересный старик, да? Борода золотая, будто из овса.

– Какой старик?

– Ну, этот, «справочное бюро»…

Вот тебе и на!

Малыш Локки оглянулся на нас.

– Какой же это старик? Он даже не ц-человек! У ц-человеков не бывают клювы и перья!

Остальные тоже заоглядывались. Наверно, там, на каменной площадке, каждый видел «сотрудника справочного бюро» по-своему. Но никто больше не заспорил – солнце жарило, лямки резали плечи. Голован забрал рюкзак у Локки. Доня – у Аленки. Я хотел взять у Кирилки, но он заупрямился:

– Нет! Это несправедливо…

– Иди ты со своей справедливостью! Сейчас упадешь.

– Ну… вот если буду падать, тогда…

К счастью, впереди оказался мостик, а под ним ручей. Мы сбросили рюкзаки и башмаки. Умылись, поглотали прохладной воды из ладоней. Поболтали в воде ногами. В рюкзаках и правда поверх башмаков у каждого лежала буханка хлеба и солдатская фляжка в брезентовом чехле. Мы наполнили фляжки по самые горлышки.

Потом перешли мостик и двинулись дальше.

В траве стоял сухой стрекот. Кузнечики, что ли? Затем в этот стрекот вплелся другой, более громкий и механический. Над нами пронеслась громадная птица. У нее были черные с желтыми зубцами крылья…

Да не птица это, а дельтаплан с мотором! Он сел в сотне шагов впереди нас. Из него выбрался толстый косматый пилот.

– Ну вот, началось, – уныло сказал Минька. Потому что пилотом был, конечно же, Рыкко Аккабалдо.

Мы остановились, а он шел к нам, постепенно увеличиваясь в размерах.

– Вот теперь-то он точно сожрет нас с потрохами, – грустно сообщил Доня Маккейчик. – Коптилка, ты можешь придумать пушку?

Коптилка сказал равнодушно:

– Не-а…

Рыкко приблизился. Глянул углями сквозь черное сено. Кулачищем вытер под носом-дыней.

– Послушайте, господин Аккабалдо, – убедительным тоном начал Доня Маккейчик. – Вы, конечно, носитель Мирового Зла и все прочее. Но, может быть, хоть капля совести у вас имеется? Что вы связались с детьми младшего и среднего школьного возраста? Смотрите, среди нас есть совсем маленькие.

– Ага… – прогудел Рыкко. – Особенно вон тот коричневый, который на меня собак натравил… Да ладно. Я же нынче не ссориться пришел, а так… попрощаться.

Мы открыли рты. Изумленно и недоверчиво.

– Ну да… – вздохнул он. – Уходите, значит? Жаль, по правде говоря. Когда рядом были, оно как-то веселее. Бывало, ссорились, конечно, зато интересно. А теперь что…

– Мы иногда сами были виноваты, – сказал Кирилка.

– Теперь чего считать, кто сколько виноват. Дело, можно сказать, прошлое. Я вот что… подарок вам сделать хочу.

– Бойтесь данайцев, дары приносящих, – сказал Голован, охламонистый снаружи, но образованный внутри.

– Да нет же, я по правде! Без этой, значит, всякой… без диверсии. Потому что корабль-то ваш я все-таки зря потопил. Сгоряча вышло… Ну и за это берите мой.

– Да нам теперь вроде и ни к чему, – смущенно отозвался Голован.

– Это сейчас ни к чему, а после кто знает, как оно обернется…

– Но зачем нам черный корабль! – тонко возмутилась Аленка. – В нем одно только зло!

– Э, милая моя! В кораблях не бывает зла. Зло – в тех, кто плывет на этом корабле. Или не зло, а наоборот. От того зависит, кто что везет. Можно и динамит, и новогодние подарки…

– А где он, ваш корабль-то? – недоверчиво сказал Минька.

– Да вот он, вот! Давайте руки… – И Рыкко толстыми, как черные огурцы, пальцами начал укладывать нам в ладони бумажки. Будто черные метки!

Это были кораблики, вырезанные из вымазанной сажею бумаги. Силуэтики. Невесомые…

– Издеваешься, да? – сумрачно сказал Коптилка и хотел скомкать бумажку.

– Да вы не сомневайтесь! – Рыкко прижал лапы к покрытой волосами груди. – Это он и есть, мой корабль. Только сейчас в таком виде, для удобства. А захотите полететь – приклейте к стенке и дыхните на него. И он превратится в тот самый. Вот… клянусь всем существом-веществом-естеством!

И мы почти поверили. Только Локки не поверил.

– Но он же был один! А здесь целых ц-девять!

– Это для удобства. Чтобы у каждого был на всякий случай. А захотите лететь вместе – склейте их, еще прочнее будут… Оно ведь как в природе-то! Один и множество – это часто одно и то же. Называется «диалектика». Вот он знает… – Рыкко глянул на Голована.

Голован смотрел исподлобья.

– А как же ты сам-то будешь без корабля? На этой тарахтелке с крыльями до астероидов скоро не доберешься.

– Доберусь, если надо, у меня опыт… А с другой стороны, что мне там делать одному-то? Устроюсь, может, в другом месте… Ну, не поминайте лихом! – Он помахал черной пятерней над заросшей макушкой, повернулся и тяжело побежал к дельтаплану. И все уменьшался в размерах.

Дельтаплан затрещал. Взмыл и пропал.

Мы поразглядывали кораблики.

– Не такие уж они черные, – сказал Минька.

И правда, корабельные фигурки были, скорее, темно-синие. На них что-то поблескивало – будто прилипли сахарные крупинки. А обратная сторона – вообще желтая, как простая оберточная бумага.

Мы спрятали кораблики в карманы рюкзаков. Опять надели на плечи брезентовые лямки. И с этого момента началась настоящая Дорога.