Текст книги "Наследник огня и пепла. Том Х (СИ)"

Автор книги: Владислав Добрый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Теперь в Устье уже был Караэн. Как ни крути, но баржи дают колоссальное подспорье в логистике. Я отправил туда регуляров, но и богатые люди в Караэне тоже быстро поняли, что Устье – это ценное приобретение для города.

Не прошло и трёх месяцев после вторжения сорских пиратов – а в Устье уже жило не меньше двух тысяч человек. Половина – беженцы из земель семьи Дар, но немало и переселенцев из караэнского контадо.

Весьма немало, если помнить, что в Старом городе самого Караэна не более шести тысяч человек.

И это ещё если не считать около полусотни работников семьи Маделар, которая влезла в Устье так же плотно, как зерно в мешок.

Маделар и купцы из Караэна строили пирсы, рыли отводы от канала к отдельным маленьким портам и амбарам, и даже строили укрепления – Устье быстро становился далеко вынесенным от самого Караэна речным портом.

Вот и сейчас, приспособленные под мост баржи были гружены добытым во владениях Алнез камнем, который позже спустят вниз по течению. Грубые блоки, которые до ума доведут уже там, у Тельтау. То, что строительного камня там мало, могло бы стать большой проблемой – но Канал был просто удивительно удобной штукой. Теперь я начал понимать, почему Караэн вырос именно на этом месте, а не где-то ещё.

Выше и ниже по течению были деревянные мосты, приподнятые над водой метра на два – но по ним всадникам пришлось бы ехать максимум по двое, и с моей разросшейся свитой это грозило затянуться. К тому же, там всегда было много народу. Поэтому эта небольшая традиция делать наплавной мост так грела мне душу – свидетельство караэнской заботы друг о друге.

А таких свидетельств иногда не хватало.

Поэтому я придержал коня, остановившись, не доезжая до переправы.

Едва трапы уложили, по ним повалил народ. Сюда, на эту сторону, повалили работники, добывавшие торф в Чёрной Низине, как стали называть осушаемое болото рядом с Караэном. Их легко узнать по грязи, сделавшей их одежду безнадёжно чёрной.

На ту сторону, словно армия, шли люди в почти одинаковых коричневых шерстяных куртках и шапках. С деревянным и совсем редко – стальным инструментом на плечах. Батраки с городка Экс. Экс не входил в контадо, разве что чисто формально, поскольку был расположен довольно близко. И пользовался привилегиями союзника. Он и несколько других, расположенных близ Караэна городков, позволяли нанимать батраков дешевле и без тех цеховых ограничений, что распространялись на караэнцев. Это позволяло экономить тем, кто был и так очень богат. Поскольку такие батраки всё равно выполняли самую простую и дешёвую работу, караэнцы это терпели. Но ночевать одну ночь бедолагам всё равно приходилось возвращаться каждую неделю за двадцать километров обратно в Экс, чтобы комиссия из Караэна убедилась, что они не живут в контадо.

Звук в холодном зимнем воздухе кажется то громче, то слабее. Слышен гомон людских голосов и смех. Помимо этих людей по сходням торопились волочилы – люди с огромными корзинами, закреплёнными за спиной как рюкзак. Люди с такими корзинами занимают куда меньше места, чем громоздкие купеческие повозки или крестьянские телеги. А если взять по весу, то пяток парней покрепче способны унести больше, чем можно увезти и на двух повозках. Оттого именно таких носильщиков было больше всего из всех, кто слоняется по дорогам контадо, и кто входит и выходит из ворот Караэна.

Это они связывали в одно целое виноградники и давильню Алнез в предгорьях на севере, телятники и бычьи хлевы Маделар на юге, ямы, где брали глину горшечники на Горшечной улице, и кузнецов гильдии оружейников, и даже дальние кузницы, что стояли почти у Орлиного Гнезда.

Были тут и те, кто составлял суть города. Кузнец с мощными руками – в скромном, коричневого цвета берете. Но из бархата. И в толстом камзоле с кожаными вставками. Даже с карманами – я это отметил. Вокруг – десяток празднично одетых подмастерьев или родственников – только мужчины. Возможно, идут свататься.

Чуть дальше – двое в белоснежных одеждах. Налипшая на штаны и куртки шерсть делала их почти пушистыми. Если бы не покрасневшие от лёгкого морозца, загрубевшие от работы на воздухе довольно злобные рожи – можно было бы назвать их умильно пушистыми. Судя по тому, что один тащил с собой здоровенные стальные ножницы, богато украшенные серебром, как и любой инструмент из хорошего металла, – не простые чесальщики или ворсователи. Но и не владельцы, иначе бы на поясе обязательно висел караэнский меч, как символ статуса. Скорее всего, надсмотрщики.

Чужеземец, ничего не знающий ни о Караэне, ни о его огромных богатствах, всё же, глядя на тех, кто переходит сейчас канал в обоих направлениях, мог бы составить себе довольно цельное представление о большом и разнообразном хозяйстве, центром которого является обнесённый стеной небольшой, по моим меркам, городок.

Но только человек, хорошо осведомлённый о делах внутри (к которым, надеюсь, отношусь и я), мог заметить маленькие нюансы, что давали глубину.

Вон тот мужичок лет пятидесяти, с седой длинной бородкой, верхом на маленькой лошадке. Кутается в добротный шерстяной плащ, с зеленой отторочкой по бокам, но из некрашеной, серой шерсти. Такой же подчёркнуто серый берет, явно не из бархата, а из караэнского сукна. Судя по массивной кожаной сумке характерной формы – явно писарь. Рядом с ним, в добротной одежде (одни только кожаные сапоги чего стоят), идёт быстрым шагом человек с массивной серебряной бляхой на бархатном берете – символом того, что его имя есть в Серебряной Книге. Ну и караэнский меч на боку – куда же без этого. Я почти уверен: тот, что пеший – наниматель первого. Видимо, не нашлось второй лошади, но уступить седло писарю отнюдь не зазорно. Ремесленник из Старого города, возвращающийся из своих владений в контадо после описи имущества. А может, даже член одной из городских комиссий.

Писари, особенно после того как Вокула совершил чернильную революцию, придумав «екселевские» таблицы, становились в Караэне всё более и более уважаемыми людьми, выполняя функции бухгалтеров и нотариусов. А отчётность проникала во всё большие сферы жизни, упорядочивая торговые отношения и превращая довольно примитивную экономику во что-то более сложное. И эффективное. Не думаю, что ещё пару лет назад люди Караэна смогли бы так же быстро и легко превратить зерно, рулоны сукна и желание – в амбары, камень и стены в Устье.

Караэн сам растил для меня будущих бюрократов. Увы, иначе тут было нельзя – я уже обжёгся на попытке создать регулярную пехоту и знал: слишком уж хрупок и ненадёжен сам фундамент этого общества, всё ещё далёкого от государства, чтобы пытаться создать что-то с нуля.

С моими регулярами, кстати, произошёл долгожданный прорыв – как раз в тот момент, когда я уже махнул на всё рукой. Умывшись кровью в битве с сорской пехотой, Великие Семьи осознали необходимость иметь под рукой нечто близкое по боеспособности.И на ополчение Караэна надежды было мало.

Кстати, о регулярах – вон один из них. Вышагивает важно. В кожаной обуви, с красным от мороза лицом. Стоящий рядом с трапом волочила в кожаной безрукавке ему уважительно кивает – мои парни уже заслужили определённую репутацию. Формально они, конечно же, принадлежат городу. Эмблемы на знамёнах и щитах теперь изменены, убран герб Итвис. Они даже называются, по предложению Треве, «Стражей Караэна». На деле – они всё ещё преданы мне. У четырёх «старых сотен» на щитах и знамёнах теперь белый змей на красном фоне. Довольно тонкий намёк.

«Страж» бросает в кружку волочилы медную монетку – тоже традиция. Тот, кто может, оставляет «пожертвование» волочилам на пиво. Ведь они не обязаны строить этот мост. Мне не нравится название «Страж Караэна». Местное слово, обозначающее стражника, отдаёт простецкой деревенщиной. Это скорее сторож с дубиной. Но ничего лучше я так и не придумал – слова «гвардия» тут нет. Как нет и ничего похожего. Остаётся надеяться, что мои регуляры изменят значение самого слова.

За регуляром торопится мочильеро – от слова «мочи». «Мочи» это рюкзак. Это моё «изобретение» – здоровенный кожаный баул, который, как и корзину, можно таскать на себе на спине. Это заметно разгружает обоз и предполагалось, что вкупе с хорошим, толстым одеялом и мягким местным климатом сделает Стражу Караэна высокомобильной, не зависящей от телег.

Я опять забыл, что этот мир ещё в средневековье. Несмотря на то, что сама торба, или как её тут назвали, «мочи», прижилась, носить её сами Стражи Караэна посчитали ниже своего достоинства. И потому поголовно завели себе слуг. Обычно подростков, на которых ложились обязанности и по уходу за оружием, и по готовке, и по подготовке лагеря…

На самом деле, регуляров можно понять. Моими заботами они превратились в хорошо вооружённую тяжёлую пехоту. Я даже составил список необходимого минимума экипировки. Конечно, пришлось пойти на компромиссы. Никакой «варёной кожи» – то есть прочной кожи особой выделки, просто толстая кожа на перчатки и другие элементы. По-прежнему проблемы с бронёй и, неожиданно, с ещё одним элементом – щитами.

Если мои, рыцарские щиты, с хитрой формой, распределяющие энергию удара и отводящие её к краю, были композитные – из множества клеёных слоёв, – то для пехоты такое произведение искусства в принципе не предполагалось. Но даже банальное изделие из хороших, прочных досок, обтянутых толстой кожей – оказалось трудномасштабируемым и дорогим хендмейдом.

Я, Великую Мать мне в тёщи, смог за весь год добиться восьмидесяти щитов для своих парней. Кольчуг и то получилось вытрясти с долгобородов всего в половину меньше.

Впрочем, с долгобородов вообще много чего получилось вытрясти. Что меня отдельно радовало – за бесплатно. Вернее, я попросту бесстыдно и подло сдал им все наработки Брага и все остальные секреты гильдии оружейников, какие смог узнать. Пару раз даже водил на экскурсии представителей долгобородов. А пудлинговую печь вообще заставил гильдию оружейников для долгобородов построить под ключ.

Другое дело, что долгобороды – ребята неторопливые. Под мои нетерпеливые советы они построили мануфактуру по плетению кольчуг. Объективно хуже, чем раньше, эти кольчуги всё же были совсем неплохи. В основном – благодаря изначально хорошей стали. Кольца не были проклёпаны каждое, только сведены, зато проволока потолще и по-прежнему двойного плетения. Качество просело, но, честно говоря, не очень сильно. Зато сотня долгобородов выдавала пару десятков кольчуг в месяц – что очень кстати, учитывая их обещание заполнить ими арсенал.

Кстати, бородачи оказались не так уж просты. Они заявили, что подарят пять сотен кольчуг, и я почти уверен, что обещали сделать это сразу после того, как Караэн заключит с ними союз. Вот только пункт про точное время в окончательном договоре как-то упустили. И они не спеша поставляли десяток кольчуг в арсенал каждый месяц, не больше. Впрочем, достаточно легко торгуя оружием с караэнцами, вписанными в Серебряную и Золотую книги. Я знал, что это уже солидный прогресс.

Кроме того, они сами явно вынырнули из болота и старались двигаться вперед, используя свои лучшие стороны. Долгобороды славились своими боевыми кирками, клевцами и топорами. Они отлично делали прочную и твердую сталь, отлично годившуюся чтобы долбить камень или пробивать шлема врагов. Но вот сделать её гибкой они не умели. Поэтому мечи Долгобороды не делали. Из стали, точно. Как и латы. Но они могли выковать очень прочную пластинку величиной в полладони или меньше. И, похоже, с водяными молотами и прочими приспособами, это удавалось им все легче и легче. Если опустить все эти колдунства с черными порошками и травами, конечно. И они придумали ламелярную броню.

Сами долгобороды обожали вид металла, и делали себе сложные чешуйчатые панцири. Мне они придоставили бригантину. На толстую, кочанную основу, изнутри приклепывались чешуйки стальной брони. Этакий бронежилет. Пока еще в свободной продаже его не было, но полагаю бригантина будет стоить не меньше ста сольдо, как хорошая кольчуга. Скорее больше.

Мне тоже перепало кольчуг и бригантин, но мало. Едва хватило, чтобы одеть в кольчуги всех десятников в «Страже Караэна», а в бригантины полусотников. Вообще, когда Великие Семьи вмешались в процесс тренировок, они привнесли множество мелочей. Умноженные на мою муштру, эти житейские мудрости и приобретённые с многолетним опытом знания превратили Стражу в действительно грозную силу. Я это чувствовал, даже просто глядя на них. А на военных играх, по-прежнему регулярно проводившихся, им могли противостоять только «таэнцы» Фрозена, да и то с попеременным успехом. Только вот у Фрозена было меньше двух сотен людей, а у Стражи уже четыре сотни, и ещё столько же пока тренировались без доспехов – в виду их отсутствия. Хотя оружие уже кое-какое было. В народе их называли «Новой Стражей».

Маделар, Вирак и Гарвин Алнез, которому я доверял больше других, уверяли – Старые сотни Стражи Караэна полностью вооружены и готовы к бою. То, что щиты есть не у всех это нормально. Достаточно, чтобы ими был вооружен передний ряд. А строиться Стража все равно будет глубиной в пять-десять рядов, так что щитов хватит.

В этом был смысл, учитывая, что треть Сражи все равно арбалетчики. Полгода назад я послал две сотни Стражей Караэна Джевалу. С помощью них он победил в крупной стычке, которую назвал битвой, отбив еще один укрепленный мост на Башенной реке. И я отозвал их назад, чтобы проанализировать опыт. В общем, все что говорили Великие Семьи оказалось правдой. Правда, по сути Джевал использовал Стражу как самодвижущуюся стенку из мяса. Но это была хорошая стенка.

Однако, теперь, даже если считать без щита, кольчуги и бригантины, обычный Страж Караэна нес только на себе оружия примерно на 60 сольдо. Одна только кольчуга эту сумму удваивала, но даже так – 60 сольдо это пятилетняя зарплата признанного и уважаемого подмастерье. По моим прикидкам, таких было на весь Караэн человек триста. Правда, тех кто был гораздо богаче, было сильно больше. Тут практически нет среднего класса. Но если сравнивать с моим миром, то Сраж Караэна, даже самый не дооснащённый, таскал на себе примерно квартирку в Москве. Неудивительно, что он полагал вполне естественным завести слугу. Впрочем, поскольку тут были свои представления о дисциплине и порядке, эти мочильеро нигде не числились. Кормили и платили (если платили) Стражи им за свой счет. Поэтому я не был сильно против.

Регуляры по-прежнему делились на десятки – я отчаянно желал, чтобы у них было много унтер-офицеров. Вот нутром чуял, что так надо. Маделар, да и остальные, настаивали, что сотня – очень неудачное число. В бою удобнее всего управлять двадцатью-сорока людьми. Примерно как у тех же сорских пиратов. Команда корабля. Да и вне боя именно такое количество людей лучше всего – если больше, говорили они, нельзя уследить за всеми. «Начинаются вражда внутри отряда или беззакония, направленные либо внутрь, либо наружу – и скоро такой отряд станет скорее разбойниками, чем защитниками».

Поэтому теперь отряды регуляров состояли из полусотни. Две полусотни формировали единый отряд с двумя командирами – старшим и младшим. Обычно был некомплект – либо кто-то заболел, либо кто-то ушёл на побывку к родственникам, – так что по факту все «сотни» были человек в восемьдесят.

Ну и четыре сотни я считал полноценным батальоном, способным действовать вместе. Слова «батальон» тут не было, но было слово «группа», которое можно было использовать как синоним слова «отряд». Даже вот такие, мелкие сложности чисто филологического свойства напоминали мне, насколько же я ещё далеко от исполнения своих планов.

Тем временем по трапам временного наплывного моста пошли влекомые големами Красного Волока тяжёлые повозки. Этих существ всё ещё откровенно сторонились, но уже не боялись. Привыкли. Десяток работал в гильдии оружейников, десяток – у ткачей, ещё десять я отдал долгобородам. Даже Университет получил свой десяток. Остальные пять десятков в основном выполняли самую простую и тяжёлую работу.

Оказалось, что големы довольно уязвимы и могут запросто «помереть», если их проткнуть – случайно или намеренно. Может, не сразу, но заживление у големов около нулевое. Это очень сильно испортило многочисленные планы по использованию их в бою.

Големы учились медленно и по-прежнему смогли освоить только команды вроде «хватай больше, кидай дальше», что затрудняло их использование на полях, в сельском хозяйстве – как оказалось, это достаточно сложный, полный нюансов труд. Может, и не очень трудный для людей, но слишком сложный для этих резиновых дыдлд. Только некоторые работы – да и то под присмотром. Это, как позже признался Фанго, сильно успокоило караэнцев – многие арендаторы всерьёз побаивались, что землевладельцы заменят их големами.

А потом кто-то заметил: големы иногда оставляют хлеб. Маленький, кулачок чёрствой корки или половинку булки. Кладут её у дороги, на край камня или пня – всегда аккуратно, будто для кого-то конкретного. Один раз один даже вернулся обратно, чтобы положить рядом ещё.

Красный Волок сказал, что это просто ошибка в цепочке действий. Что они учатся по образцам, и где-то, наверное, видели, как человек делится. Мне почему-то это не понравилось.

Я скормил Красному Волоку мелкую пыль и десяток совсем раскрошившихся пластин рогов демонов из запасов семьи Итвис, и Красный Волок обещал мне выдать ещё две сотни «работников» через год. С условием, что теперь я верну десять из первой партии. Я понимал, что так он собирает о нас сведения и учится. Однако, если бы он мог быть опасен больше, чем сейчас, то за тысячу лет он бы это как-то показал. Пусть.

Я двинулся к мосту по дороге. Люди на ней выстраивались вдоль обочины и приветствовали меня радостными криками.

Глава 17

Деньги и Закон

Проезжая через мост, я бросил в кожаную кружку волочилы сольдо, заранее взятое у Сперата.

– Дам второе, если обещаешь выпить во славу Императора, – крикнул я, так чтобы все услышали. Смысл был тут не в том, чтобы он выпил за Императора, которого в Долине почитали весьма условно, сколько в показной щедрости.

– Император и так славен, – тут же нашёлся волочила. – А вот выпить за здоровье Итвис, и чтобы у вас было ещё детей десять, так это я и без платы с удовольствием!

Хорошо сказал. С умом. Второй ребёнок у нас с Адель оказался девочкой. Это… не очень хорошо. В идеале нужно минимум двое сыновей. Основной и запасной. Но он пожелал мне сына в очень обтекаемой форме – молодец. Я отправил второе сольдо вслед за первым и двинулся дальше. Люди почтительно расступались, давая дорогу, и я не забывал улыбаться и кивать с оттенком благодарности.

– Кожевенник Четвертак Дерьмо, вы с ним говорили насчёт кожи для… – шептал тихонько Сперат. И я радостно называл по имени «знакомых». Как ему удавалось удерживать в памяти сотни имён? Это не переставало меня поражать. Я величественно кивнул человеку по имени Дерьмо и улыбнулся.

– Сеньор Четвертак? Как ваши дела?

Пришлось остановиться, чтобы выслушать его сбивчивый рассказ. Он собирался на юг Долины. Не в Устье, а ещё дальше, к одному из лагерей у захваченных мостов через Башенную реку. Он был уверен, что каждый такой мост охраняет не меньше сотни храбрых воинов, а уж для кожевника всегда найдётся работа в армии Джевала. А то тут люди совсем стали жадные, гнилые и тупые… Я перебил его, пожелал удачи и, сославшись на то, что негоже мне перегораживать дорогу, двинулся дальше.

Что мне нравилось в этом мире, так это то, что тут было трудно быть мудаком. Не знаю, что там за отклонения у этого Четвертака, но прозвище ему дали не за то, как он выделывал шкуры, а за его грязный язык. Этакий интернет-тролль, который оказался в реальном мире, но никак к этому не привыкнет. К нему не шли подмастерья, даже жена развелась. Суд дважды оправдал людей, которые его избили, и наложил штраф на него за оскорбление суда. Четвертак, впрочем, всё же не был лишён инстинкта самосохранения и пока не зашёл в своей ругани слишком далеко. И всё же, дела с ним я иметь передумал.

Мы миновали речные порты и квартал бурлаков, где теперь жили «таэнцы». И я в очередной раз поразился обилию деревянных конструкций всевозможных видов. Хотел бы я сказать, что эта деревянно-механическая революция произошла благодаря мне – но нет, просто после более чем года очень потной возни по расчистке Южного канала в тяжёлых условиях Великой Топи караэнцы здорово прокачались в прикладной механике.

Мы уже ехали мимо стен Караэна – наверху копошились долгобороды. Около двух сотен. Они тесали прямо тут камни и возводили из них выступающую над стеной стрелковую галерею – и делали это не по-долгобородски быстро. Караэн не мог нарадоваться на них и с нетерпением ждал, когда они возьмутся за Большую Стену – и уже даже изъяли или выкупили участки земли, где она должна будет пройти.

Но, увы, долгобороды были нарасхват. Их и так вытягивали из-под их гор сотней за сотней – умелые каменщики, они быстро переучились с привычной им подгонки камня под место, когда получается полигональная кладка, на выдачу немыслимого количества – по меркам дорогущих бродячих гильдий каменщиков – солидных, в полметра, блоков белого камня. И ловко складывали из них стены – строили новые казармы за Военными воротами, возводили укрепления в Устье, не меньше сотни бородачей перехватили Маделар для расширения своего замка.

Дело было в том, что они просили оплату за своё время, а не за конкретно выполненную работу. Сначала это всех настораживало. Но вскоре выяснилось, что в основном долгобороды работают быстро и качественно. Даже если где-то начинаются задержки – они весьма обоснованы.

Ушлый Вокула уже прикинул, что каменный мост с крепостной башней, вроде тех, что строила Башня на Башенной реке, обойдётся нам вчетверо дешевле, чем самой Башне. Не потому, что долгобороды дешевле, а потому, что они работали быстрее. Пожалуй, с сотней бородачей Горящий Пик строился бы не двадцать лет, а всего пять.

Тем не менее, несмотря на все преимущества – а может, именно благодаря им – долгобороды как насосом качали из Караэна золото и серебро в обмен на то, что складывают нам наш же камень. Впрочем, уже появились смекалистые малые, которые внимательно смотрели за работой бородачей и перенимали у них приёмы. Караэнцы быстро учатся тому, что приносит деньги.

Впереди, среди не особенно оживлённой дороги вдоль стен, показалась странная парочка. Первый – уродливый тип, с редкой в здешних местах лысиной. Морда у него когда-то была наглая и лоснящаяся. И явно толще, чем сейчас. Теперь же он сдал – может, оттого, что тащил на себе здоровенный, размером с его голову, булыжник с грубо выбитыми на нём символами Великой Матери. Когда-то богатая одежда из хорошего сукна теперь выцвела. Такого оборванца в Караэне трудно увидеть – даже землекопы одевались лучше. А за ним следовал человек в домотканой одежде, в тёплой шерстяной куртке, деревянных башмаках и с окованной железом дубиной. С обычным для этих мест смуглым лицом, тёмными глазами и волосами. Но с непривычно злобным выражением.

Лысый выглядел аж серым от усталости. А второй периодически взмахивал дубиной, словно примеряясь. За ними бежали караэнские дети, явно подзуживая человека с дубиной.

Нет, народ здесь был простой, однако вот такие закидоны – да под самыми стенами Караэна? Я был настолько изумлён тем, что редкие прохожие хмыкают, но не вмешиваются, что даже сам забыл вмешаться. Стайка весёлых девиц бегом догнала парочку. И начала кидать в лысого грязью. Тот злобно орал, закрывался руками, угрожал судом – чем вызвал у девок смех. К ним присоединились дети, вызвав одобрительную гримасу на лице у угрюмого с дубиной. Но всё же, они отступили, потому что одна заметила нас и шикнула на остальных.

– Сперат, – сказал я. – Что происходит?

– Я теряюсь в догадках, мой сеньор. Позвольте, я поеду вперед вас и распрошу!

– Можно я, можно я! Я расскажу! – звонко крикнула одна из девчонок. Сперат басил так, что его издалека слышно. И она резво поскакала к нам. Деревянные башмаки расплёскивали воду, и из-под юбки мелькали ноги в одних шерстяных чулках – мне от одного вида холодно стало. Подбежала, на правах слабой женщины схватилась за мою ногу и прижалась девичьей грудью, спрятанной под толстой шерстью. Но даже и без этого между ней и моей ногой была сталь доспеха. А жаль. И с очень знакомым, гвениным прищуром стрельнула в меня глазками, демонстративно откинув со лба чёрную прядь волос. Очень миленькая.

– Фуууф… Устала… – она показала мне матерчатый мешок, который тащила на лямке через плечо. – Вот, за отрезом для платья ходила. А денег только на юбку хватило!

Коровиэль лениво покосился на неё, насмешливо фыркнул и замедлил шаг.

– Ближе к делу, красавица, – вмешался многоопытный Гирен. – Не видишь, сеньор торопится.

Не забывая прижиматься к моей ноге, делая вид, что опирается, девчонка сверкнула белыми зубками и затараторила:

– А так это ж Борсум Лысый! Ферму арендует, что близ Три Дерева! Это на юг отсюда. Я вот у Жёлтого дома живу, это за речкой, если налево от гостевого дома Третьяка Крынки повернуть – то через три поля будет!

Я не удержался и фыркнул. Почти как Коровиэль. Бойкую девку это не смутило.

– Так вот, взял он себе работницу. Там земля плохая, камней много, и холм. Так он затеял там коз пасти. Ну и взял с уговором, что она ему скотницей будет, а через год… – она выдержала прямо таки драматическую паузу. – Коли всё хорошо будет, то пять коз из приплода себе возьмёт, за работу. Так что этот лысый учудил! Взял и соблазнил её!

Последнее она высказала с придыханием, снова старательно навалившись. Коровиэль снова оглянулся. Посмотрел на неё. Но отвернулся – со странным снисхождением. А я уже напрягся, чтобы натянуть поводья, если он её погрызть потянется.

– И? – это, внезапно, подал голос Волок.

Девка пронзила его взглядом. Оценила. Ловко отцепилась от меня и прилипла к Волоку. Типичная деревенская дура. Скорее всего, она даже толком не понимает, кто тут главный. И чем обычный рыцарь отличается от закованного в латы всадника.

– Так я ж и говорю! – конь Волока тоже был с крутым нравом. Но не настолько умудрённым опытом. Он попытался откусить девке лицо, но Волок успел среагировать, заставив того отвернуть морду. Обращаться с конями он умел. С девками, похоже, нет – судя по пунцовому лицу. Девка, похоже, даже не заметила, что едва не лишилась всей красоты, которая делала её столь самоуверенной. – Соблазнил? Знаете, что это значит, сеньор? Это когда люди раздеваются все целиком…

– Я знаю! – почти взвизгнул Волок.

– Он видел, – пробасил Сперат. Он явно наслаждался представлением. Как, впрочем, и остальные в свите – я слышал смешки.

Волок насупился и промолчал. Правильный ход.

– Ну так она и понесла. А потом родила. А он, Лысый этот, так жена у него! В двух днях живёт! Ну и он взял ребёночка-то! И закопал! А скотница-то – в крик, а он как давай говорить: «Убью тебя, мол», представляете?

– И его что, не убили? – поразился Волок.

– Так нет! Он же виру выплатил. А скотница-то не смогла терпеть. Ну и бросилась в канал с камнем – вон тем, что он в руках тащит. И утоплась. Сама! Представляете? Люди видели.

– Тоже виру выплатил? – догадливо предположил Волок.

– Не-е-е… За что? Она ж сама! А вас как зовут, молодой сеньор? У вас глаза такие красивые.

– Так кто же тот, что следует за ним с дубиной, и отчего люди ему не препятствуют? – прервал её ловкий заход Сперат.

– Так брат же! Той, что утопилась. Судья как сказал? Сказал: «Виру выплати, как положено, за детей половинную». А это аж пятнадцать сольдо, представляете! Ну, а потом, говорит, возьми этот камень, и, из рук не выпуская, иди в порт, сядь на первую же баржу – и плыви отседова в самое Устье и дальше.

– А меня зовут Дукат, – бархатно сказал подъехавший поближе Дукат. – А как твоё имя, красавица?

– Тебе не скажу! – фыркнула та, бросив на его лицо один быстрый взгляд. – И имя твоё мне без надобности!

– Так значит, брат скотницы ждёт, когда Лысый уронит камень? – Волок мужественно попытался вернуть себе трезвость мыслей. Или хотя бы отвлечься.

– Или же, если ему на первой барже откажут, так он в воду должен войти. Судья сказал: «Чтоб ноги твоей на берегу не было». Или же – если в Устье не поплывёт. Так вот ему сказал, а вам скажу. Меня все Вертлявкой зовут, но мама Вьюнком называла. А вас-то как?

– Значит, он ждёт, чтоб Лысый преступил закон. И если то случится – то он сможет отомстить. Ведь тогда Лысый окажется вне закона, – подытожил Сперат. – Это он хорошо придумал. До Устья путь неблизкий, и наверняка такой случай ему представится.

– Так-то да, – отозвалась Вертлявка. – Но вот только судья ничего не говорил, чтобы Лысый после Устья-то камень выпускал.

Мы поравнялись со странной парочкой. Лысый смотрел на нас с душераздирающей молчаливой мольбой. Человек с дубинкой нас словно не заметил – со звериной свирепостью буравил лысую макушку. Лысый упал на одно колено, прямо в холодную грязь. Перекатил туда камень – явно этот вес давался ему тяжело. Достал из сумы на боку кувшинчик, одной рукой и зубами откупорил его и присосался. Стараясь не видеть конец дубины, что так и сновала перед его носом.

Вертлявка отцепилась от ноги Волока и присоединилась к своим подружкам.

– Адреан! – буркнул ей вслед Волок.

– Заходи в гости, молодой сеньор! – весело отозвалась она и залилась весёлым смехом.

Ну что сказать. Чувство справедливости у местных не отнять. Хотя и были уже строгие законы – вроде твёрдой цены за жизнь человека в тридцать сольдо, – но и творческий подход к наказаниям тоже присутствовал. Приговор судьи – тоже закон. Понятно, что для людей благородных суд был свой. Как, впрочем, и для университетских. Но для остальных – он работал. Вот только неизвестно, сколько это ещё продлится.

Я глянул в сторону. Печи с огненными знаками, нанесёнными на камни, позволяли экономить дерево в десятки, если не в сотню раз. Вот только делать их пока могли только лекторы и деканы. Я был уверен – пусть и хуже, но и студиозы на это способны. И если таких печей будет побольше, то в Караэне хотя бы частично снимется вечная проблема с дровами. Даже у меня этой зимой умерло от переохлаждения несколько слуг – что говорить о бедняках?

Но тут вступали в дело законы рынка. Такая печь всё равно будет стоить как трёхгодовой запас дров. А те, у кого есть такие деньги, просто не захотят заморачиваться и купят себе привычные дрова на год. А всякие аристократы, как я уже знал по примеру самозакипающих котлов и чайников, может, и заведут себе магическую диковинку – но на остальных это не повлияет.