Текст книги "Книга о бамбуке"

Автор книги: Владислав Баяц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

XX

Сунгу был необходим покой после такой огромной работы. Чиё безуспешно пыталась уговорить его отдохнуть. Храм бамбука превратился в больницу. С каждым днем все больше людей появлялось у его стен, видя в лекарствах Сунга последнюю надежду. Он не мог им отказать и поэтому целые дни проводил, принимая или обходя больных. Основные проблемы начались, когда в Храм стали приходить люди из все более отдаленных мест. Это говорило о быстро ширящейся славе Сунга, но ему от этого было не легче. Он делал все бесплатно, упорно отвергая какое бы то ни было вознаграждение. Когда Сунг сказал одному из исцеленных, что принял бы в дар бамбук, которого у него еще нет, к нему немедленно стали поступать такие виды, о существовании которых он и не подозревал.

Когда расстроенное здоровье больше не позволило ему работать, Чиё уложила его в постель и затворила ворота Храма. Она бодрствовала около него день и ночь.

– Сунг Шан, ты и сейчас не захочешь признать, что болен. Но это видно каждому!

– Чиё, дорогая, как же я мало обращаю на тебя внимания, когда работаю. Только когда прерываюсь, замечаю, что ты все время где-то рядом.

– Это сейчас неважно. Тебе нужно набраться сил, а потом ты продолжишь исследования. Но не лечение. Ты придумал то, что может помочь людям, а теперь пусть кто-нибудь другой этим занимается. Подумай, ты вернешься к покою, которого так желаешь.

Она была права. В конце концов, он пришел сюда, чтобы быть одному. Он пригласил старейшину Кунга, чтобы сообщить ему свое решение.

– Кунг, я решил обнародовать способы приготовления всех лекарств, которые показали свою силу. Я прошу тебя записать все, что я скажу, и проследить, чтобы об этом узнали. Пусть это послужит людям. Впрочем, я и права не имею держать в тайне секреты приготовления лекарств. Это и мне облегчит дальнейшую работу. Я больше не в состоянии выдерживать такого стечения народа. Ты согласен со мной?

– Я сделаю так, как ты говоришь, – ответил старейшина. Объявлю всем твое решение и оповещу о способах приготовления лекарств. Я также пошлю гонцов в другие места. Завтра можешь объявить о закрытии Храма. Люди будут до конца жизни благодарны тебе за то, что ты сделал для них и их близких. Этого достаточно.

Кунг объяснил все людям предельно понятно, так что у Чиё и Сунга было не слишком много неприятной работы по отказу новым посетителям. Уже через несколько дней в Храм вернулся прежний покой. Сунг чувствовал, что заканчивается очередной цикл его жизни.

Символично то, что в один из дней ему пришло два важных письма. Первое было от Врачебного императорского совета, где говорилось о принятии его лекарств для общего употребления и денежном возмещении расходов на опыты, которые он проводил. Второе прибыло из столицы и носило знаки верховного властителя. Канцелярия от имени императора выражала Сунг Шану благодарность за огромный труд по оказанию помощи больным и оповещала, что он приглашается в определенный день ко двору, где император лично выразит ему признательность.

Сунг был не слишком обрадован приглашением, хотя ему было приятно, что о его работе знают. Он не хотел вновь окунаться в атмосферу двора, в которой жил раньше. Чиё его понимала.

Сунг написал вежливое письмо, в котором благодарил за оказанную честь, но приносил извинения и выражал сожаление, что из-за одолевшей его болезни не в состоянии принять приглашение. Отправив это письмо, он почувствовал облегчение. Однако за несколько дней до даты приема при дворе в Храм прибыл посланец императора, выразивший удовлетворение тем, что застал ученого на ногах, а не в постели. Он коротко сообщил Сунгу, что тот должен быть готов назавтра отправиться в столицу.

«Отчего такая забота обо мне? К чему столько воинов для сопровождения?» Сунг предчувствовал неприятности.

Он позвал Чиё.

– Тебе должно быть понятно – они пришли, чтобы увести меня силой. Меня ждет несчастье. Я думал, что с твоей помощью мне удастся овладеть своим прошлым, но вот – и настоящее у меня отнимают. Не знаю, что могу тебе сказать, кроме того, чтобы ты была осторожна и берегла себя.

Чиё взволнованно смотрела на него, не в силах выговорить ни слова. Чтобы скрыть слезы, она повернулась и выбежала из комнаты. Кики поспешил за ней, громко негодуя.

* * *

Сунг с посланцем прибыли в столицу за день до церемонии. Оживление на улицах и площадях отвлекло Сунга от мрачных предчувствий. Он так давно не был в городской толчее, что забыл, как себя в ней вести. Вместо бедных сельских домов он видел перед собой красивые, крепкие городские фасады с обилием разнообразных надписей, цветов и веселящих глаз окон. Сутолока была, на его взгляд, невыносима. Людям приходилось обходить друг друга, чтобы не столкнуться. Базар, мимо которого они прошли, походил на огромное гнездо голодных птенцов, которых кормят терпеливые матери.

По мере того как они приближались к двору, подъем становился все круче. Высокие стены дворца разделили два мира. Здесь шум был побежден почти полной тишиной. Слышалось только звяканье оружия и доспехов стражи. За воротами Сунга ждали каменные лестницы, которые вели непосредственно в императорские покои. Наконец Сунг очутился в роскошно убранной комнате. Появившиеся затем девушки должны были вымыть, одеть гостя и выполнять всякое его желание.

Успокоившись, Сунг даже не ждал завтрашнего дня. Он позволил ему приближаться.

XXI

Тех нескольких вечерних часов, которые мы провели вместе после разговора с Тецудзиро, было достаточно, чтобы я почувствовал на себе изменившийся взгляд Рёкаи. В нем был страх, смешанный с уважением. Означал ли такой взгляд благоговение – я не знал.

Начался день, определенный для ритуального сбора подаяния. Это был мой первый выход за монастырскую ограду за целый год.

Рёкаи помогал мне в подготовке. Я надел свое повседневное белое кимоно и поверх него – длинное черное одеяние. Только сейчас я заметил, хотя и облачался в него каждый день, что оно было чистое и штопаное. Кто-то ночью позаботился обо мне. Рёкаи на своей одежде показал, что следует делать дальше. Я поднял нижнюю часть одеяния и гайтаном закрепил его края вокруг пояса. Надел белые гамаши и обулся в соломенные сандалии. Когда я внимательно посмотрел на всех десятерых унсуи, отряженных на сбор подаяния, то понял, насколько нам подходит это название; дословно оно означает «туча и вода». Я получил еще две полезные вещи: сплетенную из вербовых прутьев шляпу в виде огромного гриба под названием «адзирогаза» и черную торбу из того же материала, что и верхнее одеяние. Ее украшала белая надпись с названием монастыря. Шляпа должна была защищать меня от сильного солнца или дождя и снега. Ее нельзя было надевать, пока не покинешь монастырские стены.

Я сидел в стороне от всех. Я был учеником, который еще не испытал красоты даяния и принятия. Тэцудзиро словно услышал мой внутренний голос. Он присел возле меня.

– Цао, ты не должен чувствовать себя оскорбленным, когда тебе что-нибудь подают. Польза от даяния духовной и материальной милостыни неизмерима. Такая милостыня рождает гармонию и ощущение полноты. Завтра Хоун велит разделить все полученное на четыре части: первую нужно отдать тому, кто просит с тобой вместе, вторую – тем, кто страдает от голода, третью – духам покойных, а четвертую – оставить себе. Но не забывай, что это знают не только те, кто принимают, но и те, кто дают. Люди благодарны монахам за сутры, которые те читают им. Дар – это знак уважения. Принятием дара ты и их ведешь к просветлению. Если б все люди делали то же, что и мы, высокомерие исчезло бы.

– Но что делать с гордостью, дайси?

– Ты должен опустить гордость. Ты – тот, кто должен внушить доверие человеку, перед дверью которого стоишь. Если ты не сумеешь этого сделать, ты станешь объектом для насмешек простых людей и будешь похож на бродягу, бегущего от деревенских псов. Мне иногда удавалось успокоить ссору между мужем и женой, без единого слова, одним своим появлением. А почему? Потому что во мне они видели свое настоящее лицо – то, которое было у них, когда они еще не родились.

– Когда они еще не родились?

– Да. Вот как мы поступим: хотя я не являюсь твоим роси, я задам тебе коан, который ты должен решить до своего возвращения сюда. Какое лицо было у тебя, прежде чем ты родился?

Он оставил меня в смятении. Имел ли он в виду лицо в материнской утробе или еще раньше, до того, как я был зачат?

Рёкаи дал нам знак, что пора отправляться. Мы двинулись с торбами на шее и шляпами, прижатыми к животу. Рёкаи – первый, я – в конце. Головы унсуи раскачивались на ходу, вразнобой попадая в поле моего зрения. Все мы бормотали сутру. В пути можно было произносить только ее. В остальное время должна была царить полная тишина.

Мы шли по утоптанной тропе среди густого кустарника. Солнцу лишь иногда удавалось одним лучом, словно огромным и острым мечом, отсечь кусочек пространства и засверкать на земле. Не в силах справиться с собой, я отошел в сторону, чтобы искупаться под золотым потоком.

Затем, спустившись, мы пошли вдоль рисовых полей. Посреди равнины стояла одинокая хижина. Она выглядела заброшенной. Я не успел ничего подумать, как Рёкаи крикнул нам:

– Как известно, я не имею права говорить. Но не все из вас знают, что это та самаяхижина Обуто Нисана, о которой теперь рассказывают легенды.

Оглянувшись на меня, Рёкаи умолк и быстро пошел дальше.

Село было бедным, но у домов были чистые стены, починенные крыши. Я наугад остановился перед одним из них и постучал. Когда мне открыла молодая женщина, я прочитал сутру, которой желал ей благоденствия в семье. Явно выражать благодарность нам не разрешалось. Спустя некоторое время моя торба потяжелела. Несколько человек даже дали мне денег. Я решил постучать еще в одну дверь, а потом идти к условленному месту, откуда мы все должны были отправиться в монастырь.

Дом стоял на самом краю села. Он отличался от большинства других своей ветхостью. Когда я постучал и услышал шаги, что-то сказало мне, что я ошибся. Но уже не было времени уйти. Старуха с широким лицом, изрезанным глубокими морщинами, смерила меня взглядом безо всякого выражения и захлопнула передо мной дверь. Мгновение я стоял без движения, а потом постучал еще раз. Она открыла, пробормотала что-то (что – я не расслышал) и опять оставила меня один на один со звуком захлопываемой двери. Без малейшего раздражения я постучал вновь. На сей раз старуха показала свой норов – перед тем как потерять сознание, я успел заметить только шест, опускавшийся на мою шляпу.

Меня привело в чувство что-то холодное на лбу и щеках. Рядом со мной сидело на корточках несколько селян, что-то серьезно между собой обсуждавших. Один из них смачивал мое лицо влажной тряпкой. Я вспомнил бабку с шестом, поднялся, посмотрел на свою торбу, которая так и висела у меня на шее, взял с земли шляпу, встал, поклонился собравшимся и поспешил к месту сбора. Там никого не было. Я двинулся к Дабу-дзи.

XXII

Звуки, с которыми просыпался новый день, застали Сунга в постели, с широко раскрытыми глазами. Вечер он провел в совершенном покое, избавившись от груза всех зловещих предчувствий, однако утро принесло ему тревогу.

Церемония была задумана не только в его честь. Он был одним из десятерых, кого император решил наградить. Впрочем, церемонии всегда предназначались для тех, кто их организовывал. Но для Сунга это было возможностью увидеть разом императорский совет и весь двор. Торжественность достигала высочайшего уровня. Все было расписано до мелочей. Награду ему вручил старейшина Врачебного императорского совета. К самому императору Сунг приблизился настолько, насколько допускал обязательный поклон. Сунгу не удалось рассмотреть его получше, так как после окончания официальной части император удалился. Во время ужина Сунг имел возможность познакомиться со всеми видными членами Врачебного совета. Все дали ему понять, насколько важны его открытия. В распоряжение Сунга были предоставлены столичный печатный двор и мастерская переписчиков.

Окруженный постоянно улыбающимися лицами прислуги, Сунг совершенно расслабился. Он мог теперь без спешки обойти дворец. К нему был приставлен сопровождающий, который молча следовал за Сунгом и говорил только тогда, когда его спрашивали. А вопросов было немало. Сунг копил в себе впечатления от того, что видел. Он уже почти привык к контрастам этой страны. Впрочем, с тех пор как Сунг появился здесь, он постоянно примирял в себе противоречивые чувства. Однако, что удивительно, – столкновение противоположностей не вызывало в нем беспокойства.

Бесспорная красота, окружавшая Сунга, несла в себе нечто тягостное, – она была под контролем.

Он передал Врачебному совету одну из самых объемных своих рукописей с описанием лечебных свойств бамбука, чтобы ее размножили. Сам император, по всей видимости, ознакомился с ней, ибо Сунга известили, что властитель приглашает его для беседы. Этого Сунг не ожидал. О чем хочет с ним говорить сам император? Он вряд ли может сообщить государю что-то новое.

Офицер, пришедший к нему, был не в парадной форме. Это свидетельствовало о том, что государь приглашает его на приватную беседу. Для Сунга это означало, что можно ожидать чего угодно. Так и случилось.

В помещении, предназначенном для встречи, все дышало соразмерностью практичного вкуса. Сунга оставили одного. Ушли даже личные охранники императора. Сунг чувствовал себя неуютно. Такой интимности, продемонстрированной заранее, он не пожелал бы иметь ни с одним властителем. Он имел опыт подобного рода. Излишнее доверие, не оправданное долгим общением или какой-нибудь другой причиной, всегда влекло за собой дурные последствия. Должно быть, император считал, что имеет дело с человеком, недостаточно опытным в подобных играх, и даже не старался скрыть свои намерения.

Властитель появился со словами, которые можно было предсказать:

– Нет, нет, Сунг, никаких поклонов и коленопреклонения. Я позвал тебя, чтобы поговорить спокойно, без всяких условностей.

Седые длинные пряди спускались с круглой головы императора, словно приклеенные к толстым щекам. Тонкие губы, похожие на красный гайтан, и маленькие глаза говорили Сунгу, что он видит перед собой хитрого человека, в душе – вспыльчивого, снаружи – спокойного. Его крупное тело было несоразмерно с ростом.

Словно читая мысли Сунга, император продолжил:

– Сунг Шан, не думай, будто я не знаю, сколько раз ты был в таком же положении, как сейчас. Не суди ни по обстоятельствам, ни по моему виду. Истины, что мы носим в себе, обманчивы.

Сунг очень хотел ему ответить, но не нашел слов.

– Мы решим все вопросы, которые ты задаешь себе, – сказал властитель. – Я действительно буду искренен, а ты попытайся прийти в себя. Итак, я скажу откровенно, зачем я тебя пригласил. Во-первых, я высоко ценю то, что ты сделал при помощи своих знаний для науки и людей. Я ценю также твое мужество, которое ты проявляешь сейчас. Не хочу заставлять тебя ждать. Ты мне нужен. Достаточно ли ясно я говорю для начала?

На вопрос нужно было отвечать.

– Спасибо, государь, за похвалу! Вот что я скажу в ответ: существует один цветок – Сияющий Локон – известный своим буйным и частым цветением. Между тем, сколько я ни пытался увидеть его цветение, мне это не удавалось. А стоило мне удалиться от него хотя бы на минуту, как при возвращении я обнаруживал новые бутоны. Это повторялось бесчисленное количество раз, так что я уверился в его намерении скрыть свою красоту, пока она полностью не проявится, от посторонних глаз. Я попытался узнать, удалось ли хоть кому-нибудь видеть его цветение. Оказалось – никому. Я попробовал взять его упрямством: сидел рядом целый день – и ничего. Он был более упрям. Мне пришлось отступиться.

– Несмотря на то, что ведешь себя уклончиво, это не помешает нам попытаться достигнуть взаимопонимания, – воскликнул император. – То, что я назову тебя твоим настоящим именем, Сензаки, должно сказать тебе о многом!

Император сделал паузу, чтобы проследить за реакцией Сунга. Тот, внешне невозмутимый, чувствовал, что перестает владеть собой. Он был разоружен. Он представлял себе самые разные темы разговора, склонялся к тому, что речь пойдет о будущем. А теперь все срывалось в мрачную пропасть. Император, довольный произведенным эффектом, засмеялся:

– Я уважаю твое желание и дальше оставаться Сунгом. Ты имеешь право и на свое прошлое. Но имеешь также и обязанности по отношению к нему. Это означает, что ни ты, ни я не можем ничего забыть. Впрочем, эта страна в долгу перед твоим отцом за его преданную службу моему отцу. Все, что я хочу от тебя, – чтобы ты продолжил эту службу.

– Но, государь, ты знаешь, при каких обстоятельствах я уехал оттуда!

– Разумеется. Я прошу только возможного. Сензаки более не существует. Он мертв. Жив Сунг. С ним я сейчас и разговариваю. Как и другие делают это и будут делать впредь. Повторяю, ты нужен мне, Сунг Шан!

Сунг был совершенно сломлен. Будущего для него больше не существовало. Ни Чиё, ни высокой травы. Он собрал все силы, чтобы задать вопрос:

– Чем я могу быть полезен, государь?

– Ты, Сунг Шан, как и твой отец, – один из лучших знатоков наших соседей. С этим ты не сможешь спорить. Обстоятельства, при которых ты покинул страну, только подкрепляют мою уверенность. Соседи всегда были недостаточно практичны; часто они, стремясь осуществить свои желания и удовлетворить страсти, не в состоянии реально обеспечить стабильность державы. Они постоянно сотрясают сами себя. Им не нужен враг со стороны. Могу себе представить, что было бы, если б на них кто-то напал. Ты, конечно, спрашиваешь себя, что нам всем с того? Да почти ничего. Война с ними нам никогда не была нужна. Их земли – тоже. Но нам нужно то, в чем они сильнее всего: знания! Поэтому я хочу, чтобы ты добыл знания у соседей и принес сюда. Как видишь, я не думаю ни о какой войне сейчас, но – о любой войне завтра. О любой – войне образования, знаний, пищи, здоровья. Не отвечай мне сразу. Сначала выпьем чая, который я приготовил лично. Я назвал его Ла санг Сучонг.

После хлопка в ладоши слуга внес угощение.

Сунг не мог поверить в миролюбивость императора. И к тому же было странно слышать о таком широком и мудром взгляде на будущее из уст подобного властителя. Нет, он не станет спешить с ответом. Нужно заставить императора говорить еще.

Чай был отличный. Не должен ли был этот Ла санг Сучонг показать, что император в состоянии самостоятельно довести идею до ее практического использования? Сунг тщательно подобрал слова для похвалы умению государя заваривать чай, из которых тот должен был сделать вывод о искреннем удовольствии гостя. Похвала Сунга, высказанная со всем уважением, словно побудила императора к более мягкому обращению.

– Мое положение не позволяет мне, да и не вынуждает добиваться твоего расположения. Поэтому не принимай за лесть следующие слова. Моя властительская надменность осталась за этой дверью и предназначена для других людей. Я хочу закончить с тобой разговор, а не отдавать тебе приказания. Вот мое предложение. Я хочу, чтобы ты соединил свои занятия с моими желаниями. Я мог бы договориться с их теперешним государем о том, чтобы послать тебя в качестве официального исследователя бамбука в заброшенные рощи предыдущих властителей на горе Сито. Там до сих пор существует самый большой питомник высокой травы, о котором мы знаем. Твоей обязанностью в этом случае было бы передавать полученные знания Научным советам обеих стран. Что я пообещал бы им взамен – не твоя забота. Всевозможные сомнения по поводу твоей истинной роли я развеял бы доказательством твоих знаний. Впрочем, гора Сито – один из самых заброшенных уголков страны. Оттуда у тебя не будет возможности проникнуть в их государственные тайны, и они это прекрасно понимают. И еще три вещи, связанные с твоей личностью: во-первых, ты официально мертв; во-вторых, прошло много времени и твоя внешность достаточно изменилась; и в-третьих, Осона Младшего, твоего невольного палача, больше нет. При смене власти наши соседи всегда единодушно заботятся о том, чтобы никого из предыдущих сёгунов и их полководцев не осталось в живых. Твоя роль будет правдивой и официальной – ты будешь Сунг Шаном, императорским ученым посланником на службе обеих стран.

– Государь, ты сам сказал, что это предложение, а не приказ. Поэтому позволь мне подумать. Я никак не ожидал услышать все это.

– Я не стану тебя торопить. Возвращайся в свой Храм и выбери время и способ для ответа. Если пожелаешь, ты – мой гость в любой день.