Текст книги "Гражданская игра (СИ)"

Автор книги: Владимир Яценко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Нет. Взрывать её нужно в космосе. В конце концов, пусть бомба полежит в камне, пока я не доберусь до обратной стороны Луны.

«А если она взорвётся в келье?» – почему-то эта мысль не повергла в ужас. То ли подустал от своих «марсианских» возможностей, то ли не верил, что такое возможно.

Я вылез из ванны, кое-как вытерся полотенцем и пошлёпал искать подходящую одежду. Хотелось выйти к «штабу» бодрым и уверенным в себе командиром. А что может прибавить бодрости лучше начищенных до блеска ботинок и выглаженных брюк?

На маяке я появился за минуту до обещанного срока. Персонал выглядел озабоченным и целеустремлённым.

Светлана пальцем показала на центральный экран:

– Самолёт, «Аркадия» и время подлёта.

Пароход был помечен крестиком, а самолёт – стрелкой. От самолёта к «Аркадии» вела пунктирная линия. В правом верхнем углу значилось два часа и три минуты. Секунды тоже были: убывающим рядом чисел.

– Это модель или картинка спутника?

– Спутник. У Геннадия приятель – астрофизик в МТИ, – высокий парень, не вставая места, приветственно махнул рукой. – Направил телескоп в нашу сторону. Мы видим сближение в реальном времени. Спутник ещё несколько часов будет над горизонтом…

Я нахмурился:

– Кто разрешил связь с посторонним лицом?

– Я, – сказала Светлана. – В порядке выполнения поставленной задачи.

– Молодцы! – похвалил я. А что мне оставалось? – Давайте знакомиться. Собеседование не в счёт. Все были напряжены, и решения принимались больше по вдохновению, чем по расчёту. Хотя, судя по результатам, – я кивнул на экран, – вы отличная команда!

Я всмотрелся в их лица. Пять человек. Три девушки, два парня. От двадцати пяти до тридцати двух. Мои ровесники. Если бы не щетина на головах вместо причёсок, я бы в их компании ничем не выделялся.

– Меня зовут Максим, и так получилось, что мне достались технологии инопланетян… – я с удовольствием отметил, как у них разом посветлели лица. – Что с этим делать, пока не знаю. Просто пытаюсь решить текущие вопросы, ничего больше. Сегодня спасаем пароход «Аркадия», который вышел из Лейбаграда десятого марта. Мне нужен мозговой центр, который будет обрабатывать исходники моих задач, и предлагать варианты оптимальных решений.

– Вы воевали? – тихо спросила Нина.

Я посмотрел на неё самым тяжёлым взглядом, на какой только был способен. Перебивать старших по званию не разрешается даже хорошеньким девушкам. Потом вспомнил, что на мне нет фуражки, а генеральские лампасы придумал себе сам, лёжа в ванной. Да и «штаб» мой поголовно штатский. Никаких званий у них нет, и быть не может: анархисты по крови и убеждениям.

Таким дай в руки оружие, и следи, чтоб не застрелились.

– Прошёл всю войну, – сказал я. – От звонка до звонка. Был пулемётчиком. Надеюсь, никого не убил…

Они из вежливости улыбнулись. Как улыбаются взрослые неловкой шутке ребёнка.

Пришлось пояснить:

– Когда противник шёл в атаку, открывал огонь. Они всей цепью падали. А сколько потом поднялось и сколько осталось лежать, считать было некогда: смена позиции, проверка реперов. Был ранен, долго лечился. После войны решил заделаться пламенным патриотом Мегасоца, учился на третьем курсе ГПУ. Через два года собирался получить диплом дознавателя инакомыслия. То есть ловил бы диссидентов, таких, как вы.

– Но сейчас всё не так? – требовательно спросила Светлана.

– Сейчас я всего лишь пассажир каюты сто три парохода «Аркадия». Но как только Мегасоц поймёт, кто ломает его копья, я стану врагом номер один. Думаю, они сольют инфу обо мне контрразведке Запада, чтобы и те занялись охотой. Собственно, в очень скором времени, в течение двух-трёх суток, я стану самым разыскиваемым преступником планеты. А вы, молодые люди, пойдёте по моему делу, как соучастники. Если нас поймает Мегасоц, то повезёт, если приговорят к немедленному исключению. Все другие варианты – хуже. Уж поверьте…

– Мрачновато, – подал голос высокий парень. – Надеюсь, другие сценарии существуют?

– Геннадий? – спросил я.

– Верно, – он кивнул.

– Существуют. Если уцелеем, то в ближайший месяц станем третьей силой планеты.

– Как это? – спросил второй парень, пониже.

Я направил на него указательный палец:

– Алексей?

– Да. Но лучше – Алекс. Если не затруднит.

– До сих пор у Земли было два полюса, Алекс. Мегасоц с перманентной революцией и условный Запад, который этой революции противостоит. В итоге планета последние десять лет балансирует на грани глобального конфликта. В наших силах убить войну.

– И что потом? – спросила третья девушка.

Я смотрел ей в глаза и не мог вспомнить имя.

– Селена, – представилась девушка. – Вы ещё сказали, «какое необычное имя».

– Потом, Селена, «будем учиться, учиться и учиться», как писал один из незаслуженно забытых основоположников боевого марксизма.

– Чему «учиться»? – нервно спросила Селена.

– Отделять «хорошее» от «плохого». Согласитесь, без этого умения трудно быть «за всё хорошее против всего плохого».

Они заулыбались, и мне показалось, что этот раунд остался за мной. Я ведь не обольщался: каждый из них был на голову выше меня по интеллекту и эрудиции. И только случайность дала мне возможности, которые позволят их коллективному разуму сделать что-то хорошее…

– Вы определили тип самолёта?

– Ил-28, – немедленно отозвался Алекс.

– Какой груз борту?

У них вытянулись лица.

– Это бомбардировщик, – без обычной уверенности сказала Светлана. – Наверное, бомбы?

– Предположим, что на борту одна или несколько тактических ядерных бомб. Вы можете вывести на экран конструкцию самолёта и указать место, где они хранятся?

Нина ахнула, а парни как-то подобрались и зашелестели клавиатурами своих компьютеров. Через две минуты на центральном экране появился чертёж самолёта.

– Бомба одна, в центральной части фюзеляжа, – угрюмо сказал Геннадий. – По команде наводчика открывается люк, и всё это хозяйство валится кому-то на голову.

– Откуда картинка? – поинтересовался я.

– С Инета вестимо…

Я снова подосадовал на своеобразие работы «наших» спецхранов: в Лейбаграде чёрта с два я бы что-то узнал об устройстве «наших» бомбардировщиков. А вот на Западе изучить секреты Родины – минутное дело! Система «ниппель», только не в ту сторону…

– Экипаж?

– Двенадцать человек: два пилота, штурман, радист, бортмеханик, медик, особист и обслуживающий персонал «изделия» – пять человек.

– И вся эта толпа рядом с атомной бомбой? – я был разочарован.

– Нет. Рядом с бомбой только семеро…

Это не имело значения. Разумеется, я не мог незаметно унести бомбу из-под носа такого количества заинтересованных наблюдателей. И взятку им всем пообещать не мог. Было обидно. Казалось, всего минуту назад я точно знал, что делать. А сейчас снова подумывал о гранате. Но уничтожение самолёта – это война. С обеих сторон поднимутся тысячи ракет. Чтобы на тысячу лет отравить воздух, воду, землю. Гарантированное взаимное истребление…

– Тогда меня интересует сама бомба, – сказал я. – Речь об изделии РДС-4. Устройство, обслуживание. Мне нужно знать, как её «выключить» после активации.

Светлана в недоумении наморщила лоб:

– После активации бомба будет падать. А потом взорвётся.

– Вот именно. Между этими двумя событиями я и должен её отключить. Другого времени у меня не будет…

Часть 3
Сапоги-скороходы

15. Феникс

К моему удивлению, Никаноров недолго шёл по дороге. Прошагав три километра, он круто повернул прочь от моря, перевалил через пятиметровый склон и двинулся в глубь полуострова. Если бы не «свежая» метка и стрелка на очках, я бы ни за что его не отыскал в неприметной расщелине, куда он забился, чтобы умереть.

Как он сумел довести себя до обморока от переохлаждения за каких-то два часа, уму непостижимо. Тем более, в хорошей обуви и тёплой одежде. Температурой окружающая среда, конечно, не баловала – около минус пяти, но это не причина для гипотермии в рекордные сроки.

Не задерживаясь в камне, я перенёс Студента в отель, и пока он приходил в себя, зажёг дрова в камине и пододвинул кресло вместе с беглецом ближе к огню.

– Ещё одно доказательство вашего инопланетного происхождения, – прошептал Никаноров. – Без собаки меня мог отыскать только дьявол.

Что ж, а я получил ещё одно подтверждение его гениальности: ничего не зная о процессуальной химии, он назвал способ, которым я его отыскал.

– Зачем вы это сделали? – спросил я.

Он сбросил ботинки и потянулся ногами к огню. От носков пошёл пар, хорошо заметный в неверном сиянии пламени.

– Я пришёл к выводу о вашей стопроцентной правоте, – сказал Никаноров. – Моё изобретение чересчур опасно не только для нашего мира, но и для Космоса в целом. Бленкер нужно уничтожить, а меня исключить из жизни. Во избежание рецидива. Вы прочли мой доклад? На столе в гостиной…

Нет. Его доклад я не читал. Не увидел. Скорость смены событий плохо сказалась на моей наблюдательности. Но теперь у меня была возможность прочесть его доклад сейчас.

Я прошёл в гостиную, взял со стола сложенные стопкой странички (всего четыре листика) и перенёсся в камень.

Никаноров добросовестно выполнил моё поручение. Он провёл мысленный эксперимент, в котором объект (животное) находился под полным контролем человека. Животное связано, лежит на столе, у экспериментатора несколько способов мгновенного умерщвления объекта: химия, топор, пистолет, граната. Какую бы судьбу не предсказал бленкер объекту, экспериментатор поступит вопреки: или убьёт, или станет телохранителем.

Очень интересно! И что из этого следует?

А следовало из этого разрушение реальности. Космосу придётся подстроиться под несостоявшееся пророчество: или исчезнуть, или вернуться во времени для коррекции прогноза, или подогнать реальность под спонтанное решение исследователя – казнить или помиловать.

Дальше шли пространные рассуждения о множественности миров, отделённых друг от друга квантом времени, и о мировой линии, которая пронизывает все эти вселенные насквозь. Бленкер, по мнению изобретателя, – это машина, которая переносит в мир, в котором решение экспериментатора жить или умереть объекту совпадает с пророчеством машины. В качестве далёкого аналога Никаноров предложил аппарат «Тардис» из неизвестного мне английского сериала «Доктор Кто».

Я поморщился. Может, взять у них список книг и на год погрузиться в камень, чтобы всё-таки говорить с ними на одном языке? Кстати, можно и на два года: заодно выучил бы пару европейских языков…

Вернувшись к таявшему у камина Никанорову, я бросил его записи в огонь и сказал:

– Конечно, читал. Только не понял, как из ваших рассуждений следует необходимость суицида?

– Не хотел обременять вас убийством. Вы мне кажетесь совестливым человеком. Но убить меня – необходимость. Попадаем на противоречие.

Он продолжал что-то бубнить: сбивчиво и непоследовательно. О машине пространства, о машине вероятностей, о машине времени… А я подумал, что всё-таки следовало подержать его в камне подольше.

– Мне показалось, что бленкер может помочь сделать мир лучше. Что в этом плохого?

– Мир не станет лучше, – он помотал головой. – Это мы, кто связан с бленкером, перенесёмся в другой мир. Может, и лучше, но другой: с другими событиями, именами и датами. Не исключено, что в новом мире мы встретим самих себя. Наше место там занято, понимаете? Даже если всё сведётся к возврату во времени, это может привести к противоречиям, которые окажутся фатальными для обоих миров: и того, откуда мы родом, и того, куда прибыли. Я допускаю разрушение всех вселенных, которые оказались на одной мировой линии бленкера.

Звучало угрожающе. Но звук пока ещё никого не убил. Во всяком случае, я такого не видел.

– Если вселенных так много, почему не предположить, что в одной из них выполняется не только условие соответствия событий пророчеству, но и наше место пустует? Мы займём «своё» место, потому что в этой вселенной так и планировалось судьбой изначально.

– О! – его взгляд немного прояснился. – Если допустить такую возможность, то максима «хорошо, где нас нет», приобретает вполне физический смысл. Но сути это не изменит: нам будет хорошо, но тому миру, из которого мы прибыли, лучше не станет.

– А максима: «улучшая мир, начни с себя», вам известна?

Он настороженно покосился в мою сторону, и проворчал:

– Там было «изменяя»: «если хочешь изменить мир, начни с себя».

– А вы хотите изменять мир в худшую сторону?

Он промолчал, а я был потрясён, что сумел загнать его в угол.

– У меня к вам просьба, Александр. Вторжение мы не планируем, и мне приходится работать одному. Очень много дел, Шурик. За всем не уследишь, но хочется. Давайте вы не будете делать резких движений. Просто сидите, грейтесь, наслаждайтесь жизнью… Пишите соображения о судьбах мира и о своей роли в его гибели. Время от времени я буду наведываться, и мы неспешно и вдумчиво разберём все следствия, какими только может угрожать эксплуатация вашей машины. Для начала подумайте: если предположить, что бленкер действительно отвечает на вопросы, и первым вопросом субъекта было «сколько осталось», то каким может быть второй вопрос? И каким может быть ответ?

Он энергично помотал головой и уверенно заявил:

– Нет никаких «вторых вопросов». Я совал щуп себе в глаз сотни раз. Бленкер больше ничего не высвечивал. Кроме кругов перед глазами, никакого эффекта.

– Только круги перед глазами? Тошнота, головокружение, дезориентация в пространстве?

– Нет.

– Сколько вам накуковал бленкер?

– Девять-шесть-два…

Остальные цифры меня пока не интересовали.

– И всё-таки, подумайте над моими словами, – немного растерянно сказал я, и перенёсся на маяк.

– Вот ваша бомба, – гордо сказала Светлана, указав ладонью на монитор. – Изделие «Татьяна». Инструкция к прерыванию процесса запуска и техника безопасности прилагаются…

Я передал ей планшет и попросил загрузить в него все эти файлы. Осмотрелся и с удивлением спросил:

– Почему только девушки? А где ребята?

– Генку с Алексом я отправила спать, – склонившись к монитору, сказала Светлана.

– Спать?

Она выпрямилась и снисходительно глянула в мою сторону:

– Не думаю, что ваши враги ограничатся светлым временем суток, шеф. Но если придётся работать ночью, хорошо иметь свежую вахту. Согласны?

Мне захотелось её поцеловать. Наверное, она что-то такое почувствовала, потому что вышла из-за стола и сделала шаг ко мне. Но наваждение кончилось. Светлана нахмурилась, и сухо сказала:

– У вас планшет разряжен. Я поставлю на зарядку. Чай, кофе?

– Спасибо, не нужно, – я почему-то чувствовал смущение. Будто пообещал что-то важное, но не сделал. – Мне по душе ваша идея с вахтами, Светлана. Это разумно.

– Это идея Селены.

Селена подняла руку и приветливо улыбнулась.

– Спасибо, Селена, – вежливо сказал я, и достал из кармана айфон. – Тогда и мобилу поставьте заряжаться. Чтоб не обижалась…

– А почему мы спасаем этот пароход? – спросила Нина. – Что в нём особенного?

Светлана и Селена сделали страшные глаза, но мне вопрос Нины показался правильным. Я призадумался. Какое мне дело до «Аркадии»? Или это я так отвечаю на вызов? Приучаю окружающую среду к своей воле? Действие Мегасоца и моё противодействие, вроде бы логично… И вдруг до меня дошло, что девушки наверняка первым делом прочли список пассажиров «Аркадии». Они знают о Марии, потому что номер каюты я сам сказал. Тогда действительно вопрос был не просто с «подковыркой», а откровенно провокационным.

Я вздохнул, и непонятно кому пожаловался:

– Она стреляла в меня.

– Промахнулась? – живо поинтересовалась Светлана.

– Она меткий стрелок, – сказал я правду, и зачем-то погладил живот. – Да и расстояние всего несколько шагов. Любая бы попала…

– Не любая бы стреляла, – заметила Селена.

– Тем более, зачем? – повторила вопрос Нина.

Они смотрели на меня втроём, очень по-взрослому и без улыбок. Мне стало неуютно.

– Ваш айфон каждые пять минут отправляет GPS-данные чужому компьютеру, – пришла на выручку Светлана.

Я искренне изобразил недоумение.

– Кто-то отслеживает все ваши перемещения, – пояснила она. – Снести или оставить?

– Да, верно, – я и забыл! – Снести, конечно. А вы можете подключиться к этому компьютеру и уничтожить базу данных с моими перемещениями?

– Нет, – уверенно сказала Нина. – Так нельзя. Но мы подготовим прогу на флешке. Вставите в USB-порт, щёлкнете на заветном файлике в корневом каталоге, и он удалит безвозвратно…

Я кивнул.

– Да. Подходит. На какой высоте самолёт?

– Двенадцать тысяч, – ответила Светлана. – Атака через сорок минут. Данные на планшете. Вам следует поторопиться.

– Спасибо, так и сделаю. А то как-то неловко получится, если эта штука всё-таки взорвётся.

– Ещё десять минут! – попросила Нина. – Готовлю вам флешку. И ваш гаджет заряжается…

Через пятнадцать минут я перенёсся в камень и действительно занялся делом. Как оказалось, ядерное устройство самолёты Мегасоца сбрасывали на высоте одиннадцати километров. Вполне подходящее расстояние до поверхности, чтобы «перехватить» бомбу прямо под фюзеляжем, перенести её в камень и тут, без спешки, снять крышку и прервать отсчёт времени до детонации.

Пока я разбирался в схемах, припомнилось, что камень убивает инерцию. А это значило, что после обработки в камне, бомба полетит отвесно. Как если бы она падала не из самолёта, летящего со скоростью четверть километра в секунду, а была сброшена с аэростата.

Это никуда не годилось. Мегасоц не должен заподозрить вмешательство Запада. Нужно было сделать так, чтобы отсутствие взрыва не означало начало войны. Значит, «перехватывать» бомбу следовало только после раскрытия парашюта. В этом случае, горизонтальная скорость будет ничтожной, условно – скорость ветра, а на вертикальную составляющую никто не обратит внимания.

И у меня будет запасной вариант перенести бомбу в Гренландию, если деактивировать её в камне не получится. Взорвать бомбу в камне было тоже интересным опытом. Но что-то подсказывало, что именно здесь проходит граница между глупостью и безумием.

Инструкция категорически запрещала вскрытие кожуха без свинцовых перчаток, нагрудника и средств защиты дыхания. Я ухмыльнулся: в камне мне сам чёрт не страшен. Но дозиметр решил всё-таки держать рядом. Для дополнительной концентрации внимания.

Ещё раз проверил список необходимых инструментов: крестовая отвёртка и пассатижи. Ну, да, боевые устройства нарочно изготавливались с таким расчётом, чтобы ремонтировать в любом колхозном сарае.

Не доверяя инструкции, «сгонял» в ближайший вражеский хозмаг и притащил набор хромированного инструмента на все случаи жизни.

Прилёта бомбардировщика решил ждать на корабле.

«Аркадия» неслась навстречу ядерному аду, весело попыхивая перегаром котельной топки. Пассажиры резались в карты и загорали на солнышке, третий класс набирался сил перед ночными отработками. Никто не думал, что ближайшие минуты вполне могут оказаться последними.

Зазвонил айфон. Мария.

– Здравствуй, милая, – промурлыкал я в трубку. – Уже соскучилась?

– Джонсон сказал, что до сброса три минуты. Они хотят сбить самолёт.

– Ты можешь переключить на него?

Вместо ответа в трубке послышались длинные гудки, и голос Джонсона гнусаво осведомился:

– Что-то новое, Мария?

– Это Макс, – уточнил я. – Отмените атаку на самолёт, Джонсон. Бомба не взорвётся.

Он молчал непозволительно долго. Я и без бинокля разглядел за кормой на горизонте серебристую точку.

– Уверены?

– Абсолютно.

– И почему я должен вам верить?

Неожиданно я почувствовал сильное раздражение:

– Потому что я здесь, на корабле. С вами!

– Ладно, – сказал он, и явно хотел что-то добавить.

Но я торопился:

– Не теряйте времени. Отмените атаку!

Он отключился, а я приложился к биноклю, разглядывая далёкий самолёт.

– Максим?

Ксения.

Господи, ну почему все эти люди рядом, когда у меня нет ни одной лишней секунды? И чёрта с два кого-то найдёшь, когда нужна помощь.

– Дашь бинокль посмотреть? По радио объявили о срочной доставке запчастей для парохода. После вчерашнего артобстрела что-то сломалось. Будут сбрасывать на парашюте.

Я подивился находчивости капитана, которого наверняка предупредили об уничтожении судна, но он решил до последнего мгновения беречь нервы своих пассажиров. Потрясающего мужества человек!

– Только осторожнее, – сварливо предупредил я, и передал бинокль. – Не урони.

Она прильнула к окулярам, а я поискал глазами укромное местечко на палубе, с которого можно будет незаметно стартовать к парашюту. Как выяснилось, ближе к носу таких мест было полно. Всё внимание отдыхающих было приковано к самолёту. Публика в едином порыве выдохнула, когда от самолёта отделилась чёрная точка. Через несколько секунд точка распустилась светлым пятнышком, – это раскрылся купол парашюта, а серебристый наконечник, увенчивающий бледную полосу инверсии, продолжал чертить линию по безмятежному небу. Я поразился точности, с которой бросили бомбу: казалось, она была прямо над головой.

Пришло время действовать.

Я не стал мелочиться, и «прыгнул» сразу на пять тысяч метров. За считанные мгновения сориентировался, и прыгнул вновь. Удачно. Парашюты были в ста метрах от меня. Ещё прыжок. Мимо. Ещё! Есть!

Я запутался в стропах, скользнул по ним к зелёному цилиндру, приложил к нему ладони… и очутился в камне.

Только без бомбы. Немедленно вернулся, повторил трюк и вновь в своей келье. И снова без бомбы.

Опять вышел под купол и только сейчас подивился холоду и отсутствию кислорода: мне стоило одеться и запастись средством дыхания. Но я же был уверен, что проведу в стратосфере не больше пяти секунд!

Что происходит?

Я делал это тысячу раз!

Почему камень не впускает в себя бомбу? Боится? Воображение нарисовало, как в полуметре подо мной начинается цепная реакция. Успею ли я спрятаться в своём убежище? Впрочем, в инструкции написано, что заряд подрывается на шестистах метрах от поверхности. Пускатель ждёт сигнала не только от секундомера, но и от барометра.

Снова почувствовал, что замерзаю, в глазах потемнело от гипоксии. Перенёсся в камень, согрелся, отдышался и обратно.

Посмотрел на парашют и задумался. Камень всегда отличал предмет, который я хочу в него перенести, от поверхности, на которой этот предмет стоял. Бленкер очутился в камне без лоскута коврового покрытия. Может, всё дело в парашюте? Камень не может вместить в себя всю конструкцию целиком: и бомбу, и парашют. Я же не могу объяснить камню, что меня интересует только бомба, парашют может остаться снаружи…

Вернулся в убежище.

Здесь тепло и кислород. И время. Много-много времени. Нужно подумать. Чтобы избавиться от парашюта, следует обрезать стропы. Но такой алгоритм неэффективен. И в смысле «процесса», и по результату. Стоит отрезать одну стропу, как бомба накренится. Вторую стропу резать будет сложнее. А когда бомба повиснет на одной стропе, всё обессмыслится: длина бомбы больше высотыубежища. И если камень действительно чувствителен к объёму, то не примет в себя объект, высота которого больше высоты кельи. А в падающем виде мне ни за что не развернуть бомбу параллельно горизонту: у неё больше тонны веса.

Так что резать стропы нужно одновременно. На миг мелькнула сумасшедшая мысль перенести на бомбу Гервига, Юрия и Петра. Вчетвером, скальпелями, по команде… Огнемёт!

Огнём я бы, пожалуй, сумел обрезать стропы почти одновременно. Смущает только наречие «почти». Кроме того, мало кислорода. Как на такой высоте будет гореть напалм, разработчик, может, и знает, производитель – нет. Ну, а пользователь может только фантазировать…

Пиропатроны! Я приподнял оба указательных пальца, боясь потерять мысль. Пиропатроны с дистанционным пускателем. Идеальный вариант! И я даже знаю, где они лежат. Каждая секунда в реальном мире – это пять метров спуска бомбы. Так что время ещё есть. Минуты четыре: чтобы найти пиропатроны, перенестись на бомбу, установить и нажать кнопку…

Когда я вернулся под купол, волосы шевелились на голове не только из-за ветра: я физически чувствовал, как подо мной просыпается ядерный монстр. Сладкое безумие отвлекало от гипоксии и гипотермии. Я натурально замерзал и терял сознание от нехватки кислорода. Но, Боже мой, как же это весело стоять на атомной бомбе за минуту до взрыва!

Напевая фронтовой шлягер: «враг не уйдёт от наших огнемётов», я крепил пиропатроны к стропам.

…третий, четвёртый.

Присел и приложил левую ладонь к бомбе. В правой – пускатель. Нажал кнопку. Вспышка, и я в центре факела. Мне даже кричать было нечем, потому что вокруг не было воздуха. Я дышал огнём, я был как сосиска под автогеном. Но прежде чем провалиться в беспамятство, всё-таки успел понять, что до этой секунды ничего не знал о настоящей боли…