Текст книги "Гражданская игра (СИ)"

Автор книги: Владимир Яценко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

– У меня несколько предложений, которые тебе могут понравиться, – сказал я.

– Слушаю, – насторожилась Мария.

– Во-первых, с завтрашнего дня техзадание ты можешь составлять не в форме ста страниц для заучивания, а вопросами в одно предложение. Думаю, мне по силам отыскать ответы в приемлемом для тебя объёме.

Она покачала головой:

– В этом нет необходимости. И не только потому, что теперь тебя от цивилизованного человека не отличить. Уверена, ты можешь сам придумывать вопросы. И сам находить ответы…

– Во-вторых, мне бы хотелось, чтобы ты больше времени проводила в каюте.

Она рассмеялась. Будто колокольчик над утренним лугом… Прильнула, обняла ладошкой затылок, поцеловала в шею…

– Согласна. Но на этом твои занятия закончатся. Это я тебе гарантирую.

Я целую минуту восстанавливал дыхание.

– В-третьих, столоваться буду в ресторане. И прогуливаться по палубе мы тоже будем вместе. Не знаю почему, но твой приятель мне не понравился.

Она кивнула:

– Тоже шпион. Обитает в двести сороковой каюте. Мне кажется, мы под плотным колпаком. Временами я сомневаюсь, что от нас вообще что-то зависит.

Я возразил:

– Игра не проиграна, пока не закончена. Что-то мне подсказывает, что у нас ещё есть, чем удивить противника.

Она тяжело вздохнула и незнакомым жестом потёрла подбородок:

– Давай часик погуляем, милый. Я покажу тебе судно, а тебя – своим особо озабоченным воздыхателям…

Я не возражал. Она взяла меня под руку, и мы чинно бродили по палубам. Я здоровался с её знакомыми, выдерживал нервные атаки поклонников и оценивающие взгляды их подруг. На светских приёмах я никогда не был, но читал. В реальности всё оказалось забавным и пошлым, но через двадцать минут я заскучал. За час мы не управились, но когда вернулись в каюту, уже через минуту я не сомневался, что бленкер подменили. И новый муляж по сравнению с подделкой из триста седьмой каюты был жалкой халтурой: не включался, был легче, а некоторые приборы вообще стояли не на месте…

8. Морской бой

Бежать в триста седьмую, чтобы выяснить судьбу образцовой подделки, я не стал. После возвращения с прогулки мы с Марией нашли занятия интересней. А после «занятий» я «на минуточку» зашёл в душ, привычно переместился в свою келью, присел рядом с планшетом и крепко задумался.

Поменять местами муляж с оригиналом мне тоже приходило в голову. Останавливала только неподъёмность «гардеробов». Следовало привлечь к переноске кого-то из персонала или из «бомжей». Но подозрение, что за каютой присматривают, делало этот трюк невозможным.

А теперь выяснилось, что кто-то меня опередил.

Радовало, что ход мыслей неведомого противника совпадал с моим: легче прогнозировать его следующие поступки. Огорчало, что ресурс оппонента явно больше моего: впервые с начала рейса сто третья каюта на долгое время осталась пустой, и противник немедленно этим воспользовался.

Но зачем нанимателям Крецика делать подмену?

Я покачал головой: вопрос обессмысливался, если допустить существование третьей стороны. Кто-то следил за сделкой, и в удобный момент сделал свой ход. Тогда муляж в триста седьмой стоит на своём месте. В нашей, сто третьей, стоит вторая копия прибора. Но тогда и денег в триста седьмой нет! Третий участник должен был вынести не только бленкер Никанорова, но и его деньги.

Я «вышел» из камня и открыл дверь из ванны. И сразу понял, что оказался в триста седьмой: здесь шкаф стоял между двумя койками, а в нашей с Марией каюте бленкер был зажат между альковом с двуспальной кроватью и стеной. Я застыл, замер… и от неожиданности, и перед новыми возможностями своего убежища.

Заглянул под койку. Там лежал только обрывок библиотечного талона. Чемодан с деньгами унесли. Сперва я разозлился, но уже через секунду смеялся: скорбеть по утере чемодана при возможности обобрать до нитки весь мир, показалось глупым. По факту, я могу сделать своим «кошельком» хранилище любого банка. Нужно только научиться перемещаться туда, где никогда не был.

Я встал и осмотрел шкаф. Это действительно был муляж, который стоял здесь с самого начала. Даже мой шарик лежал на своём месте. Значит, третьей стороне известно о существовании первой копии. Они вели наблюдение за сделкой с самого начала.

Пора было возвращаться. Время в камне, конечно, останавливалось. Но я уже несколько минут стою голым в реальном мире. И даже не помню, включил душ в сто третьей или нет. Мария может забеспокоиться…

Я перенёсся в камень и обалдел: муляж бленкера стоял рядом со мной, в келье.

«Поразительное открытие! – съехидничал Демон. – Если можешь перенести в камень планшет, значит, можешь перенести и бленкер».

Судя по всему, в момент перехода я касался «гардероба». Вот он и перенёсся вместе со мной.

Я прикрыл глаза и представил себя в триста седьмой. Получилось! Вот только макета бленкера не было. Он остался в камне. «Ты же шарахнулся от него перед выходом, идиот!» – сказал Демон.

Вернулся в камень, приложил ладонь к «шкафу» и вновь представил себя в триста седьмой. Да, есть.

Теперь я отодвинулся от «шкафа», перешёл в камень и вернулся в душевую сто третьей.

Работает! Меня переполнял восторг. Я мог мгновенно перемещаться и переносить грузы! Если бы раньше знал о такой возможности, то шкафы сто третьей и триста седьмой давно бы поменял местами.

Душ действительно был выключен. Я пустил воду, вернулся в камень и в порядке эксперимента «вышел» в подвале библиотеки. Мальчишество, конечно. Не стоило так рисковать. А в том, что именно в это мгновение моё везение кончилось, не было сомнений: я материализовался в пяти шагах от группы красноармейцев, которые сразу меня заметили и открыли беспорядочный огонь.

Одна пуля перебила руку, и две вошли в живот. Боль скрутила втрое, но на колени я упал всё-таки в камне. Улёгся на шершавый пол и зачем-то потёрся об него щекой. Стреляли из пистолетов Макарова, а я очень хорошо представлял, что делают с кишками две пули девятого калибра после выстрела в упор.

Скрючившись, я лежал на полу и ждал смерти.

Но смерть не приходила. Боли не чувствовал. Я был в полном сознании. Ясно видел миниатюрные кости в полу, и для того, чтобы убедиться, что пол светится, не нужно было прикладывать к нему ладони, сложенные трубочкой.

Впрочем, ни за какие богатства в мире, я бы не отнял руки от живота. Я боялся пошевелиться, боялся дышать… если и была возможность кого-то позвать на помощь, я бы не стал этого делать: сама мысль о движении приводила в ужас.

В какой-то момент показалось, что я погружаюсь в камень. Но это всего лишь каменная крошка обращалась в воду. И вода тонкой тёплой плёнкой покрывала меня целиком.

Не знаю, сколько прошло времени, но в какой-то момент я вдруг понял, что нужно на что-то решаться: при таком ранении я либо уже труп, либо буду жить вечно.

Тогда я попробовал глубоко вдохнуть. Осторожно втягивал воздух в лёгкие. Настолько медленно, что через минуту пришлось выдохнуть и начать сначала. Сделав несколько попыток, убедился, что безболезненно могу сделать полный вдох и выдох.

Тогда чуть-чуть пошевелил пальцами. Ладони были в чём-то липком. Кровь? Я осторожно повернул голову и чуть-чуть развернулся, чтобы бросить взгляд на руки. Между стиснутыми пальцами алели потёки. Я настолько осмелел, что даже сумел разобраться, какая рука у меня ближе к животу – левая.

И в левой ладони лежали два предмета, которые не имели к моему телу никакого отношения.

Я шумно перевёл дыхание и плавно отвёл руки от раны. Вот только раны не было. Был живот, вымазанный кровью, были окровавленные руки и две пули. Мелькнула идиотская мысль: «Я их что, поймал?» Мелькнула и сгинула. Если я поймал пули, то откуда кровь?

Я разогнулся ещё немного, потом встал и критически себя осмотрел. Это приключение измазало мне кровью живот и наградило двумя пулями в кулаке. А ведь был ещё удар в плечо! Да, левое плечо тоже измазано кровью. С обеих сторон. Вот только раны не было. И шрам исчез. Все шрамы исчезли. И что я теперь скажу Марии?

Я почувствовал любовь к камню. Моя благодарность была настолько оглушающей, что я заплакал. Опустился на колени и поцеловал измазанный кровью пол своего убежища. Чем бы эта штука ни была, она только что спасла меня от мучительной смерти.

Я перешёл в душевую. Вода с жадным шипением смыла кровь, а я, не шевелясь, стоял под жаркими струями, испытывая немыслимое блаженство. Стараясь не выронить пули, омыл их в ладони и поразился жирному жёлтому блеску: это не свинец. С каких пор красноармейцы стреляют золотыми пулями?

В дверь нетерпеливо постучали.

– Решила принять душ вместе? – крикнул я.

Мария приоткрыла дверь и встревожено сказала:

– Поторопись. На корабле что-то происходит.

Я на мгновение вошёл в камень, бросил пули на «полку», вернулся в душевую, кое-как обмахнулся полотенцем и, уже в каюте, втиснулся в одежду.

* * *

На палубе царило напряжение. Народ снова толпился по правому борту, только теперь никто не кричал и не смеялся. Мы с Марией прошли ближе к носу и отыскали какой-то механизм, на который, поддерживая друг друга, сумели взобраться.

Наперерез судну шла подводная лодка. Пароход заметно сбавил ход, а через минуту стало понятно, что мы останавливаемся.

– Дают задний ход, тормозят, – недовольно заметила Мария, и крепче вцепилась мне в руку. – Это из-за нас?

– Не думаю, что на этом корыте есть что-то более важное, чем бленкер. Вопрос только, кто это?

Она внимательно на меня посмотрела и сощурилась:

– Ты снова меня пугаешь. Ты же ни капли их не боишься! Чёрт подери, кто ты такой?!

– Просто ожидал чего-то подобного. Это либо наши передумали, и снимут нас с парохода. Либо заказчики Крецика решили не рисковать в Лиссабоне, и сделать перегрузку прямо в море.

– Но подводная лодка! Это армия!

– Да. Получается, что за Крециком стояли не частные лица, а военные.

– Это всё меняет. Выходит, мы добровольно передаём оружие врагу…

– А он, вместо того, чтобы застрелиться, получит возможность тиражировать наше оружие.

Она внимательно смотрела мне в глаза.

– Но ты же и к этому готов?

– Думаю, да. До рандеву ещё минут двадцать, ты можешь вернуться в каюту и уничтожить прибор. В коридоре я видел огнетушитель, а у нас осталось две бутылки рома. Бленкер можно спалить, время есть…

– А ты?

– Я заблокирую коридор. Тебе никто не помешает.

Вместо ответа она спрыгнула на палубу и решительно двинулась к пассажирской надстройке. Разумеется, я последовал следом. Но едва Мария скрылась в нашей каюте, я принялся методично «заглядывать» во все каюты этажа. Это несложно: вежливый стук в дверь. В ответ – тишина. Ещё бы! Все на палубе. Всем интересно посмотреть на подводную лодку. Не каждый рейс такая встреча в открытом море.

Переход в камень, из камня в каюту. Бленкер – не иголка. Саквояж с деньгами – тоже. Десять-пятнадцать секунд и я захожу в следующую каюту. Бленкер где-то здесь. При всём уважении к противнику, кажется глупым тащить шкафы с этажа на этаж…

И я не ошибся. Прибор действительно был на нашем этаже, всего пять дверей от нашей, сто третьей. И саквояж с деньгами, и двое охранников.

С охраной оказалось проще, чем я думал. Они открыли дверь, и я позволил им втащить себя внутрь. Потом перенёс их в камень, а оттуда – в подвал библиотеки. Красноармейцы предсказуемо открыли огонь, но на этот раз я был готов к этому. В отличие от охранников.

Вернулся в каюту и перенёс в камень бленкер, а деньги не тронул. Почему-то показалось, что так я больше озадачу противника. Пришло время поинтересоваться делами Марии. У неё тоже всё получалось прекрасно: внутренности шкафа полыхали вовсю, а стенки всё ещё не прогорели. Приоткрытая дверь давала приличную тягу: дым выходил через иллюминатор, так что пожарная тревога пока молчала.

Мария перехватила мой взгляд на датчик под потолком:

– Задула твоей пеной для бритья. Не возражаешь?

– С тебя новый тюбик…

Я взял у неё из рук огнетушитель и решительно погасил пламя. Всё заволокло сизым дымом. Мы с Марией поспешно выскочили в коридор, но испорченный в хлам датчик так ничего и не заметил.

– Оставим на проветривание, – сказал я. – У тебя там есть что-то ценное?

Она нырнула в дым, но уже через несколько секунд вернулась с сумочкой.

– Твои обноски провоняются, – предупредила Мария.

– Мне их будет очень не хватать…

Она рассмеялась и чмокнула меня в щёку:

– Снова зарос! Тебе нужно бриться дважды в день!

Я потёр щетину и подумал, что пролежал после ранения не один час…

Пол под ногами дрогнул. Дважды. Чуть запоздало послышались два выстрела подряд. На палубе взвыла перепуганная толпа. Мария с недоумением посмотрела на меня. Я пожал плечами:

– Значит, всё-таки наши. Передумали, и решили потопить судно вместе с нами и прибором.

– Но зачем артиллерией? Торпеды недостаточно?

– Даже после двух торпед судно будет тонуть несколько минут. Радист успеет отправить SOS и указать координаты. Думаю, они решили сперва расстрелять радиорубку. Ну, а сейчас дойдёт очередь и до торпеды.

– А потом?

– Подойдут ближе и прикончат упорных пловцов.

– А мы?

Это был хороший вопрос. Самым разумным было хватать Марию и прятаться в камне. Ну, и выйти оттуда, где вздумается. Этот вариант обладал всего тремя недостатками. Во-первых, в этом случае «Аркадия» действительно шла на дно. Вместе со всеми, кто здесь находился. Не сказал бы, что меня это сильно печалило, но думать о гибели тысячи человек только из-за того, что им «повезло» оказаться с каким-то неудачником на одном пароходе, было неприятно. Во-вторых, я мог перемещаться только в знакомые места, где хотя бы раз бывал. А это значило, что мы возвращаемся на Родину. Сегодня меня это почему-то не радовало. Ну, и, в-третьих, при таком варианте Мария будет знать столько же, сколько знаю я.

Мне она безумно нравилась, это правда. Но я не доверял ей. И это тоже было правдой. И вообще, отношения становились сложными. Только вчера всё казалось простым и ясным: я, Мария, Мегасоц, два бленкера и чемодан денег. Но сегодня как-то всё неожиданно запуталось: я не понимал для чего уничтожать Запад, и зачем жертвовать жизнью для Мегасоца. Но главной проблемой была Мария. Для неё я по-прежнему оставался «бойцом» – инструментом исполнения приказа.

Я направился к нашей каюте.

– Куда, боец?

– Спасжилеты, – сказал я и скрылся за дверью.

Уничтожение подводной лодки оказалось минутным делом. Всего лишь шаг в арсенал родного батальона, и у меня в руках две РПГ-40. А вот со вторым шагом я не спешил. Нашёл в планшете описание наших подлодок – как оказалось, «военная тайна» только для своего населения, – и вдумчиво изучил уязвимые места. Только после этого перенёсся на корму парохода, – даже если кто и заметил моё появление, не думаю, что наблюдатель поверил своим глазам. Рассмотрев положение подводной лодки, через полсекунды был на её палубе, за боевой рубкой, ближе к корме. Здесь никого не было, внимание пушкарей и вахтенной команды сосредоточились на пароходе, все они суетились по другую сторону башни.

Ну, а мне помог тренинг с поиском бленкера, когда я прыгал из коридора в каюты. Теперь я через камень шагнул внутрь корпуса подводного корабля. Первая граната в радиорубку, – а что? долг платежом красен! Вторая – в первый отсек, тот самый, что с торпедами…

Вышел из задымленной сто третьей, природно перхая, и с пустыми руками.

– Не нашёл? – упавшим голосом спросила Мария.

– Нет.

Мой ответ совпал с гулким раскатистым взрывом. Мария вздрогнула и втянула голову в плечи.

– Не нашёл. Мне казалось, что они под кроватью. Но там ничего нет…

Часть 2
Живая вода

9. Жестокий вечер

Ужинали молча.

За спиной тихо перешёптывалась потрясённая морским боем публика, вооружённая ножами и вилками. Но сегодня мне до их «оружия» не было дела. Я переваривал факт, что в течение одной минуты справился с двумя охранниками, перепрятал в надёжное место ТОП-секрет и, между делом, отправил на дно подводную лодку военно-морского флота своей страны.

– Пётр Леонидович, – негромко сказала Мария.

Я сразу понял, о чём она, но виду не подал. Руки не подал тоже, когда широкоплечий седой дядька без разрешения присел к нам за стол.

– Как вы это сделали? – без предисловий спросил Пётр Леонидович. – Не сомневаюсь, что вы – профи, ребята. Давайте всё обсудим. Ситуация критическая…

– Она стала критической, как только вы без разрешения сели за наш стол, – заметил я.

Он пренебрежительно отмахнулся, а я взял бокал и выплеснул вино ему в лицо.

Пётр отшатнулся и едва не свалился со стула. Вскочил. Стул всё-таки упал. Я протянул ему салфетку:

– Утритесь, сударь, вы в приличном обществе.

На салфетку он даже не взглянул.

– Вы ответите!

– В любое время, – сказал я, откладывая салфетку в сторону. – А теперь подите вон. Вы испортили нам ужин.

Он всё ещё сжимал и разжимал кулаки, что-то порываясь сказать. К нему подскочил официант с полотенцем, он вытерся и, шепча ругательства, ушёл.

– Что ты творишь? – с восторгом спросила Мария. – Ревнуешь?

Я с недоумением посмотрел на неё:

– Мирные переговоры только с позиции силы. Что-то изменилось в практике навязывания консенсуса?

Она уважительно кивнула:

– Ты был прилежным курсантом.

– Очень не хотелось в окопы.

– Мы уже третий год не воюем, Макс.

– А окопы остались, – я перестал паясничать и твёрдо смотрел ей в переносицу. – Окопы, гаубицы, пулемёты… у нас не граница, а линия фронта, Мария. Враждебное окружение, с которым мир достигнут по факту отсутствия стрельбы, а не вследствие подписанных соглашений.

Она отложила вилку и поднесла к губам салфетку.

– Прокурорский взгляд «работает» только в случае тёмно-карих глаз. А у тебя глаза голубые, Макс. Так что не пытайся меня гипнотизировать. Почему ты не выслушал Петра Леонидовича?

– Не переживай, – я оставил в покое её переносицу и сосредоточился на еде. – Что нужно, он всё равно нам расскажет. Зато теперь знает, что нам на него наплевать. Но меня удивляет лёгкость, с которой ты расстаёшься с легендой. Мы теперь шпионы?

Она не успела ответить. Лицо окаменело. Глядя мне за спину, взяла со стола нож.

– Сколько? – спокойно спросил я.

– Двое.

– Положи нож, милая. Не в этот раз…

– Вам придётся пройти с нами, молодой человек, – сказал один из подошедших.

– Разумеется, – легко согласился я. – Посиди здесь, дорогая. Я скоро вернусь.

– Это вряд ли, – зло ухмыльнулся второй. – Заканчивать ужин вам придётся в одиночестве, мадам.

– Я вам позволил говорить со своей женой? – удивился я. – Вам нравятся манеры комиссаров?

У них отвердели лица. А я и не думал отступать:

– Не позорьте Родину, господа! Ведите, прошу…

Один из конвоя развернулся и направился к двери. Второй не двинулся с места, всем видом показывая, что пойдёт только за мной. Мне не хотелось спорить. Двинулся за первым. Но едва мы вышли из ресторана, подался чуть назад.

Второй конвоир прошипел: «я тебе сейчас голову проломлю», и схватил меня за плечи.

Я перенёс его в камень, а оттуда на самый край кормы. Я не стал слушать его прощальный крик, – тут же вернулся в коридор. Первый успел повернуться, чтобы узнать, что происходит за спиной, и тут же отправился вслед за своим товарищем.

Наверное, не стоило терять темп, нужно было перенестись в двести сороковую и отправить за борт Петра Леонидовича и всех, кто там окажется, но очень хотелось кушать. Вернувшись за столик к побледневшей Марии, развёл руками:

– Официант унёс моё блюдо? Я же не доел!

– А что… эти?

Я немедленно изобразил воодушевление:

– Хорошие новости! Оказывается, они подменили бленкер. Ты сожгла муляж, дорогая. Так что мы по-прежнему в игре. Мы всё-таки выполним задание Родины. Официант!

– Муляж? – в её голосе звучала растерянность. – Что происходит, Макс? Мы же одна команда! И действовать должны сообща. Один в поле не воин.

Я чуть было не брякнул: «а как же танк против пехоты?», но сдержался. Распускать павлиний хвост перед девушкой – удел простаков. Девушек интересуют не планы, а объективная реальность в ощущениях. Поэтому сказал другое:

– Ещё раз, медленно: они подменили бленкер. Полагают, что сделали это зря. Попросили прощения, и ушли строевым шагом по коридору. Я должен был бежать за ними, чтобы спросить, куда они торопятся? Или ждать, пока они вернутся?

– У меня голова кругом идёт, – пожаловалась Мария. – Артобстрел… и в каюте воняет горелым…

– Не думаю. Мы же оставили на проветривание. Обгорелый остов шкафа мне помогли вынести пассажиры третьего класса. С разрешения вахтенного выбросили за борт. Сажу и пену старательно вытерла техничка…

Прибежал официант. «Года не прошло», – недовольно проворчал я, и попросил принести Пино Гри и канапе с осетриной.

Мария сузила глаза:

– Ты разбираешься в винах?

– В последние дни много читаю. Не хочется выглядеть невеждой…

– Зато выглядишь мотом. Это вино и закуска в стоимость билетов не входят.

– Партия не обеднеет.

– А ещё ты купил рыжей девке дождевик и свитер!

– Ревность?

– Контроль над нетрудовыми доходами.

Я поднял руки в притворной капитуляции:

– Похоже, небольшая, но важная часть нашего приключения действительно прошла мимо тебя, дорогая. У меня есть ключ от каюты, в которой стоит ещё одна копия бленкера. Вторая, – уточнил я на всякий случай. – В каюте лежал чемодан с деньгами. Под койкой. Судя по всему, оплата Никанорову за измену Родины.

– Лежал? – насупилась Мария.

– Лежал, – безмятежно подтвердил я. – Его у нас украли. Но я успел вытащить несколько пачек и спрятать в укромном месте.

– Откуда у тебя ключ?

– Крецик принёс Никанорову документы и билет на «Аркадию». Студент так обрадовался документам, что забыл билет на столе.

– А ты его подобрал.

– Точно.

– И мне не сказал.

– А ты бы сказала?

– И про деньги промолчал.

– Мне очень стыдно.

– А почему рожа довольная?

– Потому что к нам снова кто-то идёт. И семейную ссору придётся отложить…

– Приятного аппетита, уважаемые. Вы позволите к вам присоединиться?

– Присаживайтесь, – благосклонно кивнул я. – Сейчас принесут вино. Поможете справиться с бутылкой.

Наш новый гость был заметно моложе Петра Леонидовича. Но, в отличие от него, явно предпочитал спорту пиво: выпирающий живот, обвислые щёки, мешки под глазами, пухлые пальчики…

– Меня зовут Юрий, и так уж сложилось, что я в курсе вашей операции с Крецановским.

Юрий присел на стул, который под ним жалобно скрипнул, и расстегнул пуговицы пиджака. Блеснула стеклом заколка на галстуке, и я сразу заподозрил, что в неё вмонтирована камера видеонаблюдения.

– Об этом весь пароход в курсе, – сердитой пантерой прошипела Мария.

– А вы в курсе, что наш столик прослушивается? – доброжелательно спросил я.

– Всё судно прослушивается, – вздохнул Юрий. – Сверху до низу. Мне ли не знать…

– В том смысле, что вы и слушаете? – зло спросила Мария.

Она была в бешенстве. Для визита Юрий действительно подобрал не самый удачный момент. Ей не терпелось о многом меня расспросить.

– И я в том числе. Слухи о приборе Крецановского поразительно похожи на сказку, но снятие крупной суммы наличными – реальность. Не свойственная дому Баюшевых реальность. Об их скупости ходят легенды, а тут… поразительная щедрость. Неудивительно, что на «Аркадии» работают три разведгруппы. Это только о тех, кого я знаю.

– Крецановский работал на Баюшевых?

– На Игоря Баюшева, – уточнил Юрий. – А вот и ваше вино…

Официант ловко разлил бутылку по бокалам.

Я жестом предложил налить и Юрию, но тот отказался. Какой скромный человек!

Я пригубил. Вкусно, но слабо. Содержание алкоголя на коварном уровне, при котором никогда не угадаешь, на какой стопке свалишься под стол. Разве с нашим самогоном сравнишь? Зато бутерброды с рыбой просто тают во рту. Неужто на Родине рыба не ловится? Или запретили рыбакам выходить в море, чтоб не убежали на Запад?

Юрий тактично молчал, пока мы с Марией дегустировали волшебный напиток, но едва бокалы вернулись на стол, невозмутимо продолжил:

– Сегодняшние события подтвердили догадки о ценности прибора. По пустякам подводные лодки гражданские суда не обстреливают.

Мария сделала ещё глоток и сказала:

– Мы с мужем были в каюте, и даже не поняли, что произошло. В нас стрелял неизвестный корабль?

Юрий молча смотрел на неё и едва заметно качал головой взад-вперёд, как китайский болванчик. Мне показалось, что у него подготовлено несколько сценариев дальнейшей беседы, но он в замешательстве: не может отдать предпочтение ни одному из них.

– Вы с Максимом в своей каюте попытались уничтожить бленкер смерти. Подводная лодка очень даже известна. Вплоть до бортового номера военно-морских сил Мегасоца. Что-то пошло не так, она взорвалась изнутри.

Он буквально впился взглядом мне в лицо.

«Для него важна твоя первая реакция, – подсказал Демон. – Развернул веер сообщений и ждёт, на какую часть информации ты будешь реагировать первым делом».

– Попытались? – невинно спросила Мария.

Юрий вздохнул и перевёл мрачный взгляд на неё.

«Это не то, что он ожидал услышать», – понял я.

– Вы сожгли макет бленкера. Сам прибор был подменен, пока вы гуляли по палубам.

«Твой выход!» – приказал Демон, и я спросил.

– Вы знаете, где настоящий бленкер?

– Был уверен, что его выкрал Пётр. Но, судя по вашей «размолвке», он его тоже потерял.

– Вы говорили о трёх группах, – напомнила Мария. – Если не вы, не мы, и не Пётр Леонидович…

– Нет, – покачал головой Юрий. – Амеры не при делах. Они просто следят за событиями. О приборе Баюшева им ничего неизвестно.

– Амеры? – в этот вопрос я попытался вложить всю язвительность, на какую был способен.

Юрий в явном замешательстве опустил голову. И снова чуть заметно ею покачал: взад-вперёд.

– Да, амеры, каюта сто тринадцать. Кто вы такой, Максим? – его взгляд обрушился на меня молотом. – Вы совершенно не похожи на красноармейца! У вас не просто манеры, культура другая! Мария, хотите, я покажу фото вашего мужа в его первые минуты на борту? Этот человек вас обманывает! Это двойник.

Я посмотрел на Марию, она посмотрела на меня. Уверен, что мы подумали об одном и том же: «первым делом разделите союзников. А потом натравите их друг на друга». Нет. Может эти фокусы у Запада с кем-то и проходят, но только не с агентами ГПУ.

– Ладно, – сдался Юрий. – Тогда возьмём тему попроще. До Лиссабона нам грести ещё четыре дня. При счастливом стечении обстоятельств, – к примеру, мгновенная смерть радиста, – в гибель подводной лодки в Мегасоце поверят только к утру. Как думаете, что предпримет ГПУ? Каким будет ответный ход?

Мы с Марией снова переглянулись. У меня не было сомнений в действиях начальства.

И Мария в точности озвучила мою мысль:

– Это будет или самолёт с тактической атомной бомбой, или баллистическая ракета с такой же начинкой.

– Мы тоже так думаем, – кивнул Юрий. – При таком раскладе, какие наши шансы?

Не сговариваясь, мы с Марией широко улыбнулись.

– Принимается, – снова кивнул Юрий. – Вы можете предложить что-то интересное, чтобы избежать нам, кораблю и всем этим людям… – он подбородком указал на жующий зал, – неминуемой смерти?

Мария нахмурилась:

– Даже если рассредоточить пассажиров по спасательным лодкам…

– … а судно оставить на ходу… – подхватил я.

– …то всё равно всех накроет атомным взрывом, – безжалостно закончил Юрий. – Я не об этом, молодые люди. Я просил «интересное» решение. Какое-то обстоятельство, неизвестное мне, но которое поможет всем спастись. Что думаете?

– Ничего, – честно призналась Мария.

Он посмотрел на меня, а я просто хлебнул ещё немного вина.

– Почему-то так и думал, – вздохнул Юрий. – Тогда я попробую рассказать что-то очень интересное.

Он сделал заметное ударение на «я».

– Вы отравлены, – сказал Юрий. – Яд смертелен, принят вами в самом начале ужина и промывать желудок поздно. Противоядие существует, оно у меня. Если до ночи вы припомните какие-то факты своей миссии, которые помогут мне спасти себя и судно, не задерживайтесь, стучитесь в триста двадцатую. Я вас выслушаю, и, если ваша информация меня заинтересует, дам противоядие. Если ничего не вспомните, тоже не беда: вы просто не проснётесь. Умрёте тихо и без мучений, в отличие от остальных пассажиров, которых ждёт агония в ядерном огне. Так что отнеситесь к моим действиям, как к милосердию. Спокойной ночи…

Да. В кино это могло стать красивой финальной репликой, после которой «плохиш» уходит, а герои до утра обдумывают своё положение в лучших традициях психологического триллера…

Юрий не учёл, что беседует с агентами ГПУ.

Мария вонзила ему нож под ключицу, а я для маскировки набросил на её руку полотенце и придержал затылок нашего визави. Мы сидели тесной семейной группой. В руках – бокалы, а свободные руки нежно обнимают дорогого гостя. Даже если пассажиров за соседними столиками и насторожила резкость движений, то уже через секунду они потеряли к нам интерес.

– Это нож, – тепло сказала Мария.

По круглым глазам Юрия было понятно, что он в этом не сомневается.

– Рядом с артерией, – уточнила Мария. – Если дёрнешься, умрёшь. Ты истечёшь кровью, прежде чем кто-то поймёт, что тебе нужна помощь.

– Вы так ничего не добьётесь, – просипел Юрий.

– Почему же? – удивился я. – Прихватим на тот свет своего убийцу. Высшая доблесть бойцов Красной Армии. Двоих за одного врага! – на войне соотношение потерь было гораздо хуже.

Подошёл официант, что-то спросил о дальнейших планах. Мария попросила два кофе и чай.

– Прикажи своим людям принести противоядие, – сказал я. – Если, конечно, не врал о прослушке.

Заложник забормотал что-то на немецком. Наверное, Мария чуть изменила положение ножа, потому что глаза Юрия полезли на лоб. Он застонал.

– На русском! – нежно приказала Мария.

– Гервиг! – в отчаянии простонал Юрий. – Всё отменяется. Принеси антидот. Шайссдрауф…

– В сто третью, – негромко уточнила Мария. – Несите противоядие в сто третью каюту.

Юрий страдальчески сморщился и повторил:

– В сто третью, Гервиг. Делай, что говорят.

– По счёту «три» поднимаемся, – сказала Мария. – И вот так, в обнимку, выходим из зала. Двигайтесь плавно, Юрий. Как в танце. Помните, одно неосторожное движение может вас убить. Не стройте из себя героя, и умрёте завтра от бомбы, а не сегодня от столового ножа.

Подскочил официант.

– Наш друг немного перебрал, – ответил я на его недоумевающий взгляд. – Чай и кофе принесите в нашу каюту. Будем отпаивать…

Я кивнул на Юрия, у которого заплетались ноги, и официант понимающе осклабился.

По дороге в каюту Мария подробно расспрашивала о яде: классификация, биологические последствия, состав, происхождение. Но смысл этого блиц-допроса я понял только, когда у дверей каюты мы встретились с высоким белобрысым парнем, сухощавого сложения.

Парень молча протянул кисет из тёмно-коричневой кожи, и, как мне показалось, с излишней робостью попросил взамен шефа.

Мария по-прежнему придерживала рукоять ножа, поэтому кожаный мешочек взял я. Но вместо обмена Мария задала парню примерно те же вопросы, с которыми приставала к умирающему Юрию.