Текст книги "Гражданская игра (СИ)"

Автор книги: Владимир Яценко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– Как ты? – нерешительно спросила Мария.

– Хочу домой, в казарму. Хоть с палубы прыгай.

– Мы не вернёмся домой, Макс. Забудь об этом.

6. Каменный мешок

Собственно, с этого началась работа, по сравнению с которой курсы ГПУ казались побывкой после госпиталя по ранению.

Мария вставала в пять и собирала больше сотни страниц на компьютере. Будила меня в шесть. И до девяти вечера я должен был не просто прочитать, – зазубрить тексты приготовленных страничек. А потом ещё до одиннадцати отвечал на тысячу коварных вопросов, на которые она не давала ни секунды на размышление. Впрочем, на этом неприятности заканчивались.

Мария действительно приносила еду: завтрак, обед, ужин. Еда была потрясающей, а Мария великолепной: ни одной попытки уклониться от обещанного. Напротив, сама несколько раз выступила инициатором секс-марафона. В первую ночь рейса мы вообще не спали. Что называется: дорвались. Мегасоц не приветствует такую свободу. Впрочем, я не знаю свободу, которую бы Мегасоц приветствовал.

Так что первый день подготовки эффективным не назовёшь: в глаза было впору ставить спички, ибо сами закрывались перед монитором. Хотя тексты увлекали, калейдоскопом показывая грани чужой жизни. Интересной жизни. Яркой, насыщенной, цветной. Примерно, как описание быта рабочих и крестьян после тотальной победы коммунизма в фильмах про будущее.

На третий день я настолько втянулся в работу, что закончил изучение материалов к двум часам дня, и решил перед повторением сделать небольшой перерыв. Вышел на палубу подставить лицо солнцу и морскому ветру.

Через десять минут, когда глаза после сумрака каюты привыкли к солнечному свету, обратил внимание на островки неряшливого тряпья, разбросанные вдоль бортов.

Пришлось остановить проходившего мимо стюарда:

– Прошу прощения. Что это за ветошь на палубе?

Сообразительный малый проследил за моим взглядом и ответил не задумываясь:

– Пассажиры третьего класса, сэр.

– Третий класс?

– Без каюты с одним выносным обедом, – пояснил стюард, и посмотрел на мои руки.

Я понял, что он рассчитывает на чаевые.

– Неужели у этих людей нет возможности кушать три раза в сутки и надеяться на укрытие в случае ненастной погоды?

– Почему же? Многие из них за еду и бытовку просят любую чёрную работу. Матросы и обслуживающий персонал охотно идут навстречу.

– Вы можете показать наиболее усердных работников из этой компании? – я красиво повёл ладонью в сторону третьего класса.

Стюард в недоумении приподнял брови, облизнул губы и обвёл взглядом палубу.

– Вон тот оборванец ночами драит ковровое покрытие палубы, – кивнул он в сторону широкой спины в метрах двадцати от нас.

Парень сидел лицом к морю, спустив ноги с палубы. Обняв руками ажурное ограждение, почти повиснув на нём, он медитировал на горизонт.

– А там мама с дочкой, эти больше по гальюнам, даже с боцманом договорились. Так что почти на полставки… а! Вон барышня сидит. Со светлыми волосами. Кстати, на вас смотрит. Эту с камбуза не выгонишь, всё время моет посуду. Симпатичная. Хотите, познакомлю?

Он снова уставился мне в руки. Я не стал делать вид, что не замечаю этого:

– Очень вам благодарен за консультацию, молодой человек. Подойдите, пожалуйста, через двадцать минут к каюте сто три. Я чувствую себя обязанным.

Парень расцвёл.

– Спасибо, сэр. Двадцать минут!

Он ушёл, а я ещё какое-то время любовался волнами, боковым зрением фиксируя внимание блондинки, с которой пытался заговорить в первые минуты своего пребывания на судне. Только сегодня она была без яблока. И не отворачивалась.

«Посудомойка, – крутилось в голове. – Не из наших. Конторские наблюдать могут, работать нет. Чтобы играть свою партию, мне нужна команда. Слава Богу, что материал для вербовки лежит буквально под ногами»…

Я ушёл с палубы в коридор, кивнул Администратору, поднялся на второй этаж и уверенно подошёл к столу консьержки.

– Будьте добры, ключ триста седьмой, сударыня. Вы должны меня помнить.

Эта была та самая женщина, которая читала газету и настоятельно предлагала мне избавиться от плаща и тщательно вымыть руки.

– Проспался, милок? – жизнерадостно воскликнула она. – А мы уж волновались…

Я с неподвижным лицом смотрел ей в переносицу.

– Извините, – смутилась консьержка. – Ради Бога, простите. Я вас с другим пассажиром перепутала. Такая невнимательная!..

Даже не подумав как-то реагировать на извинения, я принял ключ и холодно кивнул.

Обратив внимание, что хенгер с надписью «не беспокоить» кто-то успел снять, открыл дверь и зашёл в каюту. Ящик с липовым аппаратом не открывали – шарик на месте. Чёрный баул тоже не трогали, – половинка квитанции не сдвинулась.

Я присел на кровать и задумался. Невозможно представить, чтобы Студент с этим «гардеробом» сумел пройти мимо погранцов и таможни. У него не было времени смотаться в порт. Кроме того, без билета его бы не пустили. Значит, сообщники? Опытные контрабандисты, способные пронести бленкер мимо таможни на пароход. Это невозможно! Кроме того, в тот день шёл дождь. Но когда я зашёл в каюту, липовый бленкер был сух – ни одной капли влаги! Я бы заметил.

Из этого следовало, что муляж аппарата делал не Студент, а Крецик. Зачем? Неужели хотел «кинуть» своих заказчиков? Тех самых, которые передали для изобретателя чемодан с деньгами. Этому есть даже косвенное подтверждение – слова Студента: «у вас фото, вес и габариты». Так что у Крецика была возможность изготовить копию.

Стоп! Но сам Крецик удивился размерам аппарата. Даже волновался: как они вдвоём смогут вынести бленкер из библиотеки? Значит, Крецановский не видел макета «в натуральную величину». Но Студент говорил о размерах, о которых Крецик должен был знать.

Я покачал головой: очень похоже на обычное разгильдяйство – файл с описанием прибора Крецик вполне мог передать изготовителям макета, не читая. Но он же должен был видеть готовое изделие в каюте?!

Тогда другой вариант: Крецановский пересёк границу нелегалом где-то в другом месте. У него были два билета до Лиссабона, но сам он не плыл «Аркадией» в Лейбаград. Двухместная каюта ему была нужна, чтобы за неделю перехода уговорить Никанорова пойти на подлог: в Лиссабоне вынести по сходням сперва муляж, и передать его заказчику. А потом незаметно вынести настоящий прибор и скрыться с ним, изобретателем и деньгами. Спрятаться, затаиться, переждать…

И вдруг я почувствовал необыкновенное тепло. Открыл глаза, охнул и вскочил. В первое мгновение показалось, что я вернулся в свою комнату в казарме: помещение в форме куба со стороной три метра, стены под цвет ракушняка и лохмотья на потолке. Но уже через секунду понял, что на потолке никакие не «лохмотья», а микрорельеф необработанного камня. Стены по фактуре ничем не отличались от потолка. «Койки» тоже были каменными, высотой полметра и метровым проходом между ними. То, что я видел, было очень похоже на мою комнату – грубая модель, в которой сохранились все значимые элементы интерьера: кровати, размеры, ниши вместо книжных полок…

Осторожно погладил камень. Ладонь окрасилась ржавым песком, который через секунду превратился в капли. Я вытер влажную руку о штаны и огляделся, в поисках выхода. Но двери не было. Я оказался в ловушке. В том самом каменном мешке без окон и дверей, в котором советовал прятаться от голосов в голове мой психиатр на реабилитации.

Я зажмурился и помотал головой. А когда снова открыл глаза, увидел, что стою посреди каюты. Солнце прожектором заглядывало через иллюминатор. Тонкая вибрация и тихий гул – верные приметы штатной работы главного судового двигателя. Всё, как обычно.

Вот только левая ладонь влажная.

Мне было не по себе. Я был напуган. Захотелось поскорее выйти из тесного помещения к людям, как будто рассудок можно укрепить общением с другими людьми.

Справившись с паникой, я открыл чемодан, разорвал упаковку одной из пачек и взял три банкноты. Текущий курс валют не входил в программу обучения, но я примерно представлял, сколько стоили эти бумажки. Две банкноты положил к запасному ключу и билетам – под подушку, а одну забрал с собой.

В корабельной лавке купил тёплый свитер, сиреневый дождевик с капюшоном и кулёк разнокалиберных конфет. Вышел на палубу и сразу направился к девушке.

– Возьмите, – я протянул ей дождевик, а кулёк с конфетами и свитер без разрешения положил на шезлонг. – Синоптики обещают дождь. Мне очень не хочется, чтобы вы простудились. А это, – я кивнул на конфеты, – чтобы жизнь стала немного слаще. И не забудьте угостить соседей, чтобы они не завидовали вашим обновкам.

Она взяла дождевик и улыбнулась, явно собираясь поблагодарить. Но я уже шёл быстрым шагом к двери, прочь с палубы.

Успел. Стюард, которому я обещал чаевые, стоял возле нашей с Марией каюты. Не глядя, сунул ему бумажку из вороха сдачи, которую получил в корабельной лавке, и по округлившимся глазам парня понял, что перестарался.

– Это много, сэр…

– Можете дать сдачу.

Он смутился, не поняв шутки. Я сделал ещё одну попытку:

– Но не забирать же?

Парень покусал губы и вдруг спросил:

– Вы позволите дать вам совет? Уверен, что мои слова будут стоить ваших денег, сэр.

Я немного растерялся, но на всякий случай кивнул.

– Та девушка, с палубы… посудомойка… она плыла с нами прямым рейсом из Киля. И все двадцать часов стоянки в Лейбаграде провела здесь, на палубе. Она не покидала судна в Мегасоце, сэр…

* * *

Синоптики не обманули. Ночью действительно шёл дождь. Мария глубже зарылась в меня и в одеяло, но от принятого режима не отказалась. Со звонком будильника скользнула с кровати и зашелестела клавишами. У меня же предполагался настолько интересный день, что я не мог уснуть, и еле дождался следующего сигнала будильника.

Так что в шесть мы с Марией как обычно поменялись местами: я приступил к учёбе, а она легла досматривать сны. В восемь ушла на завтрак. В девять покормила завтраком меня. В девять тридцать ушла на предобеденный променад, а в десять, вопреки привычному распорядку, я натянул армейские штаны и гимнастёрку, и сел не за стол с компьютером, а на койку.

Сел и задумался. Системный материализм, которым меня вскормили с молоком матери, оказал добрую услугу. Я не верил ни в мистику, ни в своё сумасшествие. Вчерашнее происшествие имело разумное объяснение. Ну, а к утилизации того, что сложно объяснить, привыкать не нужно. Мало кто понимает, как работает Солнце. Но греются почему-то все.

В том, что каменный мешок создан прибором, сомнений не было. Студент сказал: «это не бленкер смерти, а средство связи, для ответов на самые важные вопросы». И посетовал, что живое интересуется только одним: временем своей смерти. Если полагать, что первое знакомство со щупом – это ответ на первый вопрос, то что ответил прибор во второй раз? А ведь был ещё и третий! Впрочем, когда я второй раз посмотрел на щуп, моё подсознание могло только спросить. А ответили мне в третий подход, когда я потерял сознание. Ответом на какой вопрос служит каменный мешок, вырубленный в сплошном массиве ракушняка?

В триста седьмой вместо бленкера стоит его муляж. В метре от меня стоит настоящий бленкер, но он выключен. Когда меня перенесло в камень, оба бленкера были выключены. Они выключены и сейчас. Получается, «мешок» генерирует мой мозг, заточенный под эту работу бленкером. Но тогда совершенно неважно, где я нахожусь: «мешок» всегда рядом, о нём нужно просто подумать.

Я хорошо помнил ход мыслей, который забросил меня в «келью». И последние слова были похожи на команду: сим-сим, открой дверь. Достаточно закрыть глаза и подумать: «спрятаться, затаиться, переждать»…

…И вновь меня окружило тепло. Только на этот раз я не прыгал зайцем. Поднялся и осмотрелся. Всё верно. Камень. И я внутри него.

Только это не ракушняк. Что-то очень похожее, янтарно-ржавого цвета и пористое, но не обычный строительный материал, потому что светится и греет.

Я сложил ладони «трубочкой» и приложился через них глазом к камню. Всего лишь хотел проверить: действительно ли светится сам камень, но увиденное повергло в ужас. Я испугался, и меня снова «выбросило» в привычный мир.

Каюта, иллюминатор, солнце.

Шкаф между стеной и двуспальной кроватью.

Я перед машиной, которая отвечает на вопросы.

И в порядке ответа машина подарила мне убежище, стены которого сложены из миниатюрных человеческих черепов. Нет, не ракушки и улитки, – кости лилипутов служили основой породы. Но если приложиться к этой стене глазом, то вместо черепов видишь мрачную фигуру в плаще с капюшоном. Фигура под чёрным солнцем на троне. В правой руке – посох, в левой – книга, а на неслышном ветру развеваются локоны длинной седой бороды… Картина показалась мрачной и угрожающей.

Я прошёл в ванную комнату и подставил голову под холодную воду. Потом долго вытирался полотенцем, не решаясь вернуться в каюту и продолжить исследования. Успокоившись, решил попробовать ещё раз. Но и десятая попытка не разочаровала: ключевой набор слов уверенно переносил внутрь камня, присмотревшись к которому, можно было вдоволь «любоваться» свалкой человеческих костей на фоне полупрозрачной фигуры на троне.

Когда число входов-выходов перевалило за сотню, отпала необходимость произносить про себя пароль «спрятаться, затаиться, переждать» – я представлял эти слова отпечатанными на бумаге, и камень, как заводной, принимал меня в свою утробу. Ещё два десятка подходов, и вход-выход стал занимать меньше секунды. Такое состояние я назвал «мерцанием»: сквозь камень я видел солнечное пятно иллюминатора.

Наручные часы показывали без пяти полдень, и я заволновался, что мои эксперименты сорвут подготовку к вечернему «экзамену» у Марии. Заставил себя присесть за стол, но через секунду снова оказался на ногах: компьютер полагал, что было только без четверти одиннадцать.

Я выставил наручные часы на десять сорок пять и перенёсся в келью. На этот раз спокойно растянулся на каменном ложе, прикрыл глаза и задумался. Если мои наблюдения соответствовали реальности, то камень прятал не только от врагов, но и от времени. Следовало придумать способ как-то посмотреть «со стороны» на эффект своего переноса. Что увидит наблюдатель, подсматривающий за мной? И если говорить о наблюдениях, что меняет случайно установленный факт наблюдателя на палубе?

Девушка «пасла» Крецика? А как иначе? В триста седьмой стоит макет сверхсекретного аппарата, а под кроватью – куча денег. Разумеется, здесь будет наблюдатель. Наверняка, не один.

Палуба – идеальный наблюдательный пункт за событиями. И это значит, что макет бленкера – не подготовка Крецика к обману покупателя, а часть стратегии самого покупателя. Организаторы вывоза озаботились планом «Б» на случай попытки отбить аппарат агентами Мегасоца в Лиссабоне. Учитывая важность изобретения Никанорова, не исключено, что всё судно нафаршировано наблюдателями.

Планы вербовки помощников из числа пассажиров парохода теперь казались не самонадеянными, а самоубийственными. Я погорячился. Чересчур увлёкся идеей поменять оригинал и копию местами. Но без помощи я не смогу перенести муляж в нашу с Марией каюту, в сто третью, а оригинал – сюда, в триста седьмую. Одному мне не справиться с обменом этих «гробов»!

Но теперь подмена мне казалась бессмысленной. Оригинал нужно просто уничтожить. Ставки слишком высоки. Ни Мегасоц, ни Запад не знают, что это не бленкер смерти, а генератор каменного мешка со стенами из человеческих костей, замешанных на крови. И что в этом камне останавливается время. А если узнают, ни перед чем не остановятся, чтобы завладеть прибором.

Я глянул на стрелки часов: прошло десять минут. Вполне достаточно, чтобы точно ответить хотя бы на один вопрос. «Выйдя» из камня, сразу подошёл к компьютеру: десять сорок пять. Пока я был в убежище, Вселенная не сдвинулась ни на секунду.

Я разделся и развесил армейскую одёжку для просушки. Влажными оказались рукава, штанины и воротник, – всюду, где камень соприкасался с телом. Голова была тоже мокрой. Пришлось искать полотенце.

Надел костюм. Да, разумеется, мне следовало забыть обо всём и сосредоточиться на задании Марии. Но чутьё подсказывало, что исследование каменного убежища важнее неизбежного скандала, который мне закатит Мария вечером.

Кроме того, убежище при всей моей рациональности сильно попахивало мистикой. Попробуй заниматься уроками, когда сидишь рядом с чудом…

Я поднялся в триста седьмую, проверил потайные метки (уборщица приходила, но вещи не трогала), взял купюры из-под подушки и пошёл в судовую лавку.

– Мне нужен хороший фотоаппарат, – сказал я молодому человеку, выдвинувшемуся из-за прилавка.

– Всё, что угодно, – улыбнулся лавочник, и засыпал меня терминологией, из которой я не понял ни слова.

– Может, что-то попроще? Мне нужно сделать всего несколько кадров одного события…

– Вам нужно видео? У нас прекрасные камеры.

Продавец, видя моё замешательство, положил передо мной что-то похожее на фотоаппарат.

– Превосходное разрешение, сочная цветовая палитра… Какое качество съёмки?

– Для себя. И чтоб без разрешений.

Продавец нахмурился. У него сделалось такое лицо, будто он не мог решить: шучу я или нет.

– Тогда возьмите планшет.

– Планшет?

Парень положил на прилавок плоскую прямоугольную пластину. Я в недоумении уставился на незнакомый предмет.

– Планшет, – упавшим голосом повторил продавец. – Фото, видео, симка… можете отправлять и получать письма. Интернет, судовой вай-фай…

– Интернет? Как компьютер?

– Это и есть компьютер, – лавочник выглядел совершенно сбитым с толку. – Планшет!

– И к нему есть клавиатура?

– Клавиатура в нём. Сенсорный экран…

Неожиданно меня осенило:

– Вы можете сделать так, чтобы на нём отображалось то, что я вижу на компьютере у себя в каюте?

– Разумеется. У вас есть возможность скачать файлы по блютусу.

Лицо продавца посветлело. Он не скрывал радости, что вернулся в привычное русло стандартных вопросов.

– Какой номер вашей каюты? Я вам всё настрою и покажу, как пользоваться…

Вышел из лавки я только через час, но ничуть не жалел о потраченном времени. Напротив. Испытывал невероятное облегчение оттого, что гарантированно избежал скандала с Марией. Теперь я был властелином времени. Мой камень обещал вечность. Думаю, это чуток больше, чем нужно для выполнения домашнего задания.

7. Неискренний разговор начистоту

В обед Мария удивилась, что я не голоден. Но не настаивала, унесла почти всю еду обратно на кухню.

Планшет работал прекрасно. Я скачал техзадание с компьютера и пять часов подряд сидел в камне, пока не выучил всё назубок. Там же, в камне, составил список незнакомых слов, встретившихся на страничках Марии. Вышел в каюту и ещё два часа потратил в реальном мире, чтобы отыскать в Интернете статьи и обзоры, объясняющие новые понятия.

Вернувшись в «келью», следующие восемь часов жизни посвятил изучению новой информации. Потом ещё раз повторил весь цикл.

Удивительно, но я не чувствовал ни голода, ни жажды. Мне не хотелось спать, я ничуть не устал. На третьем «погружении» внутренний голос попросил сделать перерыв, хотя бы для того, чтобы оценить объём полученных знаний.

В мире шёл четвёртый час пополудни. Но я прожил больше суток. Опасаясь за рассудок, решил остановиться. Оставил планшет в камне, удалил историю журнала браузера, переоделся в штатское и вышел на палубу.

Здесь ничего не изменилось: солнце, небо, море…

…и неряшливая ботва третьего класса вдоль бортов.

Призывный взгляд девушки со светлыми волосами заметил сразу. Но сейчас, обладая убежищем, я не видел причин уклоняться от вызовов. Напротив, почему не подыграть противнику, если уверен в своём превосходстве?

– Вы хорошо себя чувствуете? – спросила девушка.

– Почему спрашиваете?

– Редко выходите на палубу. Только ночью с женой. А днём она всегда в солярии. Под зонтом и с книжкой. Я и подумала… может, вы писатель?

– Нет, – признался я. – Не писатель. Как оказалось, я и жизни-то не видел, какой из меня писатель?

Её слова заставили задуматься.

Мария уходила после моего завтрака и, не считая заноса еды в обед и ужин, возвращалась только к девяти вечера. С учётом «медового» периода наших отношений, это было правильно. Я ни секунды не сидел за компьютером, когда она была в каюте. Но как-то не приходило в голову, что de facto Мария путешествовала третьим классом – без своего угла и крыши над головой.

– Как вас зовут?

– Ксения, а вас?

– Максим, к вашим услугам, – я притронулся к виску, изображая пальцами, как приподнимаю шляпу.

– Потрясающе! – она захлопала в ладоши. – Когда я впервые вас увидела, была уверена, что вы – комиссар, поднялись на палубу искать перебежчиков.

– Комиссар?

Она нахмурилась:

– Вы же не шпион Мегасоца с тайным заданием выкрасть что-то важное на Западе? Я буду разочарована!

Я улыбнулся:

– Всё наоборот. Я – шпион Запада, который выкрал у Мегасоца важную Военную Тайну.

– И вы можете это доказать?

– А это обязательно? У меня идиосинкразия к доказательствам ещё со школьного курса геометрии.

– О! – уважительно склонила голову Ксения.

– На вас произвело впечатление, что я учился в школе или адекватность контексту термина «идиосинкразия»?

Она покачала головой.

– Поразительно!

Я в недоумении поднял брови.

– Поразительное перевоплощение, – уточнила Ксения. – Видели бы вы себя в первые минуты на «Аркадии». Дикий взгляд, мятая шляпа, плащ в дивных разводах… а ещё, простите, от вас пахло!

Сделалось неуютно.

– Для скотской жизни – скотский реквизит, сударыня, – промямлил первое, что пришло в голову. – Ну, и запах соответствующий, скотский. Где вы, говорите, видели мою жену?

Ксения показала пальчиком на верхнюю палубу:

– Солярий. Трап со стороны кормы… Только мне кажется, что она не одна.

– Благодарю вас.

– Спасибо за одежду, – сказала она.

Я помотал пальцами правой руки над головой: «свои люди, сочтёмся», и двинулся к корме.

Поднявшись по трапу, увидел Марию в компании широкоплечего господина в летах. Она со скучающим лицом гипнотизировала горизонт, а он, активно жестикулируя, что-то вдохновенно рассказывал.

Мне хотелось подойти незамеченным, чтобы подслушать хотя бы несколько фраз, но Мария как-то почувствовала моё приближение, обернулась и расцвела в улыбке.

– Чувствуешь себя лучше, дорогой? – спросила она.

– Твоими заботами, милая, – не растерялся я.

– Познакомься, это Пётр Леонидович, спасает меня от скуки…

Широкоплечий господин сделал вид, что рад моему появлению.

– А это Максим, мой муж.

– Прекрасный денёк, – сказал я, даже не пытаясь протянуть Петру руку.

Но он в этом не нуждался.

– Рад познакомиться, Максим, – солгал Пётр. – Очарован вашей женой. Как в Мегасоце называют симпатии с первого взгляда?

– Венерическими.

Он растерялся:

– Почему?

– Удовольствия мало, головняка много…

Пётр Леонидович в сомнении потёр переносицу и неожиданно принял верное решение:

– Что-то я засиделся. Позвольте откланяться, дела…

Он ушёл, а мы какое-то время просто улыбались друг другу. Я разглядывал её лицо и поражался, насколько она красива. На улице, при солнечном свете я никогда её не видел. И много потерял…

Неожиданно она погладила меня по щеке и сказала:

– Тебе утром следовало побриться.

Я хотел возразить, что брился, но слова застряли в горле. Моё биологическое время теперь текло иначе. Мне даже пришлось снять наручные часы, чтобы не путаться.

– Извини. Этого больше не повторится.

– Иногда пусть повторяется, – разрешила Мария. – На солнце ты кажешься интересней… Жаль, что не вышел из каюты утром. Проходили под мостом «Большой Бельт». Очень красиво.

– Так мы уже в Северном море? – я осмотрелся, будто на глаз мог отличить Северное море от Балтики.

– Прямым курсом на Великобританию! – она показала средним и указательным пальцами в сторону носа корабля и счастливо рассмеялась.

А я подумал, что в Дании Ксения не сошла. Что было бы логично, если бы она была обычным пассажиром.

– Устал от занятий?

– Обижаешь! Всё выучил!

– Да ладно… так уж и всё?

– Проверь!

Она приступила к проверке с ленцой и ухмылочкой, но, по мере числа вопросов, темп нарастал. Через полчаса она в азарте начала хитрить: спрашивала, что не задавала, а через час признала:

– Поражена твоими успехами, милый. Мехмат рулит! Ты превзошёл мои ожидания.

Я склонил голову:

– Спасибо, дорогая. Но мои успехи – целиком твоя заслуга. И я прекрасно понимаю, что со стартовым уровнем компетенции сообщник из меня никудышный.

Она заглянула мне в глаза:

– Ты меня пугаешь. Почему-то хочется спросить: кто вы, молодой человек? Мы знакомы?

– Так спроси.

– Меня больше интересует рыжеволосая дама в сиреневом дождевике.

Я кивнул, возвращаясь с небес на палубу.

– Её зовут Ксения, и она – шпионка.

– Почему так думаешь?

– Поднялась на борт в Киле. В Лейбаграде на берег не сходила. Сегодня ночью «Аркадия» вернулась в Киль, но Ксения всё ещё тут. Плывёт с нами дальше.

– И ты, как прилежный курсант ГПУ, стараешься держаться к врагу поближе?

– Тесный контакт – это возможность изучить повадки и верно выбрать время и место решающего удара.

– Молодец, боец! Ксения – человек Крецика?

– Вряд ли. Крецановский – не та фигура, чтобы вести свою игру. Слишком мелкая сошка.

– Тогда начнём с игроков, – сказала Мария. – Будем исходить из того, что настоящий изобретатель лежит в коме. Как растение он проживёт долго-долго, но играть вряд ли сможет.

Я припомнил, как хлопал в ладоши Никаноров, радуясь числу секунд, отпущенных ему судьбой на дожитие, и нахмурился.

– Что-то не так, милый? – насторожилась Мария, уловив изменение моего настроения.

– Состояние овоща – следствие допросов?

– Автокатастрофа. Они с Крециком пытались уйти от погони на машине. Неудачно.

– Крецик погиб?

– Застрелен. Машина потеряла управление, и на выходе имеем полтора трупа с нулём информации. Виновные понесли наказание.

Я в недоумении поджал губы.

– Но это значит, что у нас нет связного. Как мы отыщем заказчика? Без этого игрока матч не состоится.

– Здесь мы подходим к главному. Ты сыграешь роль помощника изобретателя. А я буду твоей женой… – она протянула руку, и я нежно поцеловал пальчики. – В Лиссабоне снимем квартиру и пустим слух об электро-оракуле, который считает секунды до смерти. Надеюсь, прибор работает. Поначалу будут приходить придурки, которых время смерти интересует больше событий жизни. А когда наберётся критическое число успешных пророчеств, заказчики Крецика сами выйдут на нас. Мы продадим бленкер и сделаем всё, чтобы нас не нашли.

Я откинулся на спинку скамьи и уточнил:

– Искать нас будут весьма настойчивые люди.

– Продолжай, – потребовала Мария.

– После выполнения задания, ГПУ не позволит нам вернуться, потому что слишком много знаем. Но и оставить нас с миром не по-конторски: а вдруг однажды заговорим? Отработанными агентами унаваживают всякое поле, но не информационное.

– Но бленкер не пожалел нам времени жизни.

– Никанорову он тоже не скупился.

Теперь нахмурилась она. Выждав минуту, я сказал:

– Запад, когда начнётся коллапс, тоже примется за наши поиски. Виновного во всех бедах лучше держать под рукой. А кто больше создателя виновен в генераторе зла?

Она кивнула:

– Убедительно. Кого ещё заинтересует наша кровь?

– Радикалов всех религий. Этих я боюсь больше всего. Если «наши» без проволочек положат в карантин под вечную капельницу, а Запад обеспечит сытое пожизненное заключение, то воцервклёныши приложат всю извращённую фантазию, чтобы мы жили долго и мучительно. Добавь к этим прогнозам аукционы за наши головы, помножь на плотность населения планеты, и ты убедишься, что наша поимка будет делом решительным и скорым. Уверен, мы не успеем потратить и четверти выручки от удачной продажи украденного изобретения.

Она невесело усмехнулась:

– Как-то безрадостно.

Я пожал плечами и промолчал. На самом деле все эти версии ближайшего будущего имели слабое отношение к реальности. Сценарий прихода в Лиссабон составляли люди, которые купили изобретение Никанорова. Деньги, каюта… У меня не было сомнений, что нас встретят. Отдавать бленкер я не собирался, но перекладывать на Марию даже часть ответственности за принятое решение казалось неправильным.

– Почему бы Западу просто не разрушить прибор? – спросила Мария. – Когда всё начнётся, зачем мы нужны?

– До того, как они сообразят уничтожить прибор, его чертежи разойдутся по Интернету. Кроме Мегасоца, разумеется. Поскольку Родина признаёт только суверенный Рунет.

– Интернет? – перебила Мария.

Я физически чувствовал, как она припоминает странички, предложенные мне на изучение; ищет в них упоминания об изоляции Мегасоца от Интернета, и не находит. А ещё, передавая мне компьютер, она каждое утро отключала его от Интернета, чтобы я рос только на её фильтрованной информации. Не имея возможности глянуть вправо и влево. Шагая по узкому, без горизонта лабиринту сообщений.

Я улыбнулся и миролюбиво спросил:

– Будем обсуждать причины, по которым ты решила не пускать меня в Сеть, или продолжим тему перспектив совместной работы?

Она пристально смотрела сквозь меня, а я смотрел на её колебания. Сегодня при неудачном ходе беседы может прозвучать такое, что завтрашнее сотрудничество сделает невозможным. Игра будет проиграна, даже не начавшись. Стоит ли такой риск опасений, что я высмотрел в Интернете что-то запретное, чужое?

– Ты же сейчас нарочно проговорился, да? – спросила она. – Пробуешь крепость наших отношений на искусственном недоразумении, чтобы вычислить мою реакцию в реальном конфликте? Ты играешь со мной, Макс? И давно ты сомневаешься в нашем союзе?

– С того момента, как ты пыталась меня отравить.

– Если бы пыталась, ты бы умер. И я уверена, что тебе об этом известно. Но ты жив, как бленкер и предсказывал. А мне нужно было действовать быстро. Срочно требовался напарник. А ты – свежее лицо. Не засвечен в преступлениях против человечества, не состоишь в санкционных списках за геноцид в Сибири, голодомор на Украине и эпидемиологическую обстановку в Средней Азии. Читал в Интернете о таком? Вижу, что читал. Молод, амбициозен, красив. Здесь таких любят.

– А там?

– А у нас – геронтократия озабочена стабильностью, а не прогрессом. Ты вытащил свой счастливый билет, Макс. Не нужно всё портить. Сейчас мы обсуждаем не просто будущее. На кону стратегия, вместе с отходом после выполнения задачи.

В том-то и суть.

«Она может обсуждать всё, что угодно, только не отказ от задачи, – враждебно сказал Демон. – Убей её!»

Казалось очевидным, что необходимое условие выживания – это саботаж проекта. Если отказаться от выполнения приказа, то искать нас будет только одна сторона – Мегасоц. И при всём уважении к этой силе, это всё-таки не весь мир. И даже не четверть. Кроме того, мы с Марией «плоть от плоти». ГПУ нелегко будет к нам подобраться. Но сказать ей об этом невозможно. Я не готов рисковать её жизнью, своей жизнью, нашими отношениями и нашим будущим. Именно в такой последовательности приоритетов.