Текст книги "Гражданская игра (СИ)"

Автор книги: Владимир Яценко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Ещё одно изменение позы. Теперь смотрю на парашют. Складывалось впечатление, что я мгновенно перетекаю из одного положения в другое. Вспышка…

Как! Не может быть!

– Этого не может быть! – я почти закричал. – Здесь не хватает кадров!

Она покачала головой.

– Верно, действительно не хватает кадров. Прошу прощения за безобидный розыгрыш. Запускаю настоящий видеоряд… пойду, гляну на свои обновки.

Она оставила телевизор включённым и ушла. А я смотрел, как прыгаю с одной стропы на другую, устанавливая пиропатроны. Разглядеть их было, конечно, невозможно. Но я-то знал, что там происходит. А теперь и Светлана знает. Я широко развёл руки в стороны:

– Да что же это такое?!

Я же говорю: гении! Или я – даун. Они разводят меня, как ребёнка. Не успеваю попасть в одну ловушку, как уже барахтаюсь в следующей.

Ладно. Пора глянуть, что там, на спасённой «Аркадии» делается. Хотя сильно сомневаюсь, что на пароходе кто-то сообразил, что его только что спасли.

Я «вышел» в своей, в триста седьмой.

И задумался.

Единственное отличие между мной и Никаноровым в том, что я воспользовался обоими бленкерами: оригиналом и «куклой» Крецика. Никаноров в подвале обмолвился, что передал Крецановскому не только фото, но и радиосхемы. Крецик передал файлы исполнителям, те собрали агрегат, совершенно не заботясь о его работоспособности, – муляж для Мегасоца в порту выгрузки. Специально для уничтожения!

Но если Никаноров случайно сделал бленкер смерти, то исполнители Крецановского могли с той же «невероятной вероятностью» сделать генератор каменного убежища. Или оба прибора работают «в паре», каким-то образом дополняя друг друга.

После третьего сканирования глаза, я потерял сознание. А перед этим «грел» мозг щупом Крецика. А вот Никаноров сто раз совал себе в глаз щуп бленкера, и ничего с ним не случилось. С другой стороны, исполнители Крецика вряд ли упустили возможность проверить работоспособность муляжа, – а вдруг заработает? Может, и почувствовали что-то, но на индикаторах высветился непонятный набор знаков. Испытатель мог не обратить внимания, что в нём что-то изменилось. Тем более, никто этих изменений не искал.

Значит, уникальность моего положения только в последовательности: бленкер Никанорова, потом прибор Крецика. Третий «подход» к бленкеру, может, и не нужен. И потеря сознания «образца» – недвусмысленный сигнал, что этому экземпляру всё отмерено сполна.

Или, напротив, именно после прибора Крецика следует «закрепить» какой-то результат бленкером Никанорова. И моя потеря сознания – свидетельство каких-то глубинных перестроек в извилинах…

Так что же, – экспериментировать? Подобрать самого безопасного кандидата и провести его через оба прибора? И кто же у меня «самый безопасный»? И по каким признакам я буду определять безопасность?

Чёрт подери, – все мои новые знакомые умнее меня, а значит, смертельно опасны. Они быстрее соображают, у них превосходные реакции и годами отработанное мастерство мышления. Собственно, именно за это ГПУ и поместило их в карантин: убивать гениев жалко, но оставлять на свободе опасно.

Они и сейчас, без всяких «бленкеров», легко загоняют меня в тупик и только из общего человеколюбия не добивают, а посмеиваются, когда я, кряхтя и охая, выползаю из очередной ловушки. Как легко Светлана меня развела! Всего лишь вырезала две секунды видеоряда. И я тут же раскололся. Но почему?

«Неуязвимость – убийца осторожности, – назида-тельно сказал Демон. – Ты перестал воспринимать окружающих, как смертельную угрозу. Отсюда и ошибки… Даже озеро в убежище, ты воспринимаешь, как досадную неприятность, к которой проще приспособиться, чем устранить…» Да. Келью нужно осушить. Срочно…

Зазвонил телефон. Мария.

В этот выход, я захватил айфон из камня с собой. Мне был нужен таймер. И связь со Штабом.

Мария мне тоже нужна. Или нет?

– Привет, красотка!

– Я выбросила пистолет в иллюминатор.

– Ого! Теперь придётся писать рапорт…

– Макс, прошу тебя, вернись в каюту. Уверена, что найду слова, которые ты услышишь.

– Только слова?

Я почувствовал, как она улыбнулась.

– Бутерброды на столе. Включаю чайник. Ты расскажешь, что сочтёшь нужным. А я расскажу всё, о чём спросишь. Это достаточное условие?

– Иду, милая, – я уже был на ногах. – Извини, по второй линии кто-то пробивается.

На второй линии был не «кто-то», звонили из Штаба. А просто так они звонить не будут.

– Неприятности? – спросил я.

– Мегасоц запустил крылатые ракеты, – привычно спокойно доложила Светлана. – Три штуки. Дональд разглядел их в своём телескопе недалеко от Копенгагена, на инфракрасном. Но он нам больше не поможет. Его спутник ушёл за горизонт.

Впервые я был готов послать всё к чёртовой матери. У меня вот-вот наладятся отношения с девушкой, которая четыре часа назад меня расстреляла. А тут какие-то ракеты! Может, их собьёт кто-то другой?..

– Время подлёта?

– Сорок минут. Амеры ещё не знают. Никто не знает.

– Чем зарядили?

Она, как и я, терпеть не могла вопросы, на которые не может ответить. Промолчала.

– Перезвони за десять минут до подлёта.

– Позвоню, шеф. Надеюсь, вы на меня не в обиде?

Я не ответил. Может, работу бленкера Крецика проверить на Светлане? Или всё-таки рассказать обо всём Никанорову? В конце концов, он эту кашу заварил. В невменяемости не замечен. Напротив, решив, что представляет угрозу для человечества, улаживал проблему системно: то есть, летально и навсегда.

– Максим? Ты постригся?

Ксения! Зал второго этажа. Я и не заметил, как вышел из каюты и спустился. Меня погубит не атомная бомба, а рассеянность…

– Ты меня преследуешь?

Ксения обиженно поджала губы:

– Простите. Искала, чтобы вернуть оптику.

Я принял у неё из рук бинокль, а она круто развернулась и выбежала из холла в сумерки, на палубу. К своему месту под шлюпкой.

Ну, вот. Обидел человека. Может, предложить ей переночевать в триста седьмой?

«Ну, ты жук!» – с восхищением прошептал Демон.

Я быстренько подавил очаги альтруизма и спустился в сто третью, постучал. Мария открыла, выскочила навстречу и обняла меня за шею.

– Не нужно стучать, милый. Мы здесь вместе живём.

Она сделала шаг назад и замерла. Она смотрела на «ёжик» у меня на голове, на мой загар… а потом взяла за руку и повела к столу. Свечи, вино, бутерброды с икрой, дольки ананаса… красиво!

– Что празднуем?

– Последнее примирение. Мы больше не будем ссориться. Обещаю!

Я обратил внимание на её платье выше колен: плечи открыты, сквозь тонкую ткань проступают соски.

– Ты решила меня соблазнить? Так я давно…

Она закрыла мне рот поцелуем.

Через долгую, сладкую минуту решительно отстранилась и властно указала на кресло.

– Присядь. Я должна сказать что-то важное. Пожалуйста, сядь!

Я сел, а она сделала несколько шагов к двери и обратно. Мимо меня. Я обратил внимание, что она босиком. Как девчонка!

Села на кровать, подобрала под себя ноги и вдруг выпалила:

– Я сдаюсь! Ты – главный.

Мне не пришлось стараться, чтобы сделать глаза круглыми. Само получилось.

– Я долго думала, и решила, что тебе нужна помощь. К Васнецову ты, конечно, никакого отношения не имеешь, но «марсианскими» возможностями обладаешь. Приобрёл их недавно, через бленкер Никанорова. Что дальше делать, не знаешь, но, как можешь, пытаешься творить добро…

Я вспомнил расправу над чекистами, и мне сделалось холодно. Уловив тень на моём лице, Мария заторопилась:

– Хочу сказать, что больше не буду требовать, и сделаю всё, о чём попросишь. Что ты можешь на меня положиться, и я согласна, что ты был прав: стреляла с перепуга, о чём сильно жалею. Я не прошу поверить мне сейчас, но прошу дать время, чтобы доказать, что я не полная дура…

Она закрыла ладонями лицо, а я бухнулся перед ней на колени и обнял за талию. Даже если она врёт, я отчаянно нуждался именно в тех чувствах, которые она разыгрывала. Именно их не хватало, для завершения каких-то процессов у меня в душе.

И этим процессам безразлично: искренние эти чувства или только имитация. Оказывается, так тоже бывает.

Я нервно рассмеялся, закашлялся и вдруг разрыдался. Как оказалось, жернова прошлого и будущего всё это время нещадно уродовали мою психику. Самоконтроль дал трещину, и из неё расширяющимся потоком хлынула тихая ненависть: к холодному, голодному детству, к юности без неба и красок, к безотцовщине и к равнодушию, с которым мир смотрел на мои попытки не стать чудовищем, без сердца и разума.

Опустился на пол. Хотел быть как можно ниже. Чтобы если падать, то не больно. А если вставать, то недалеко. И вдруг понял, что не один. Мария сидела рядом, тоже на полу. Крепко обхватив меня за голову, и прижав к себе. И щёки у неё были мокрыми.

Так мы и сидели, тесно прижимаясь. На полу тихо плакали два монстра, каждый о своём…

Спустя вечность и десять минут жизнь продолжалась. Она тихо скользнула в ванную, чтобы умыться, а я сунул флешку с программой уничтожения протокола моих перемещений по планете. Не знаю, зачем. Ведь список моих «посещений» она могла размножить и переслать в тысячу мест.

Потом умылся я. Мы посмотрели друг на друга и улыбнулись. Мне было неловко за свою истерику. А она делала вид, что ничего не случилось. Взяла бутылку, но я отобрал. Ещё не хватало, чтобы женщина разливала вино по бокалам.

– Я верю тебе, Мария, – сказал я вместо тоста, приподнимая бокал.

– Я верю тебе, Максим, – эхом отозвалась Мария.

Замурчал, просыпаясь, компьютер. Кто-то просил подтвердить связь. Я посмотрел на Марию.

– Выключить? – спросила она.

Жестом попросил соединить, и отполз дальше от объектива. Если это то, о чём я думаю, лучше ответить.

Она развела руками и ещё раз вопросительно на меня посмотрела, а я печально кивнул.

– Мегасоц запустил ракеты, – я узнал гнусавый голос Джонсона. – Наши спутники в режиме накачки. Лазерами спалим ракеты на траверсе Амстердама.

Я решительно вошёл в поле зрения ВЭБ-камеры:

– Добрый вечер, Джонсон. В лазерах нет необходимости. Ракеты до цели не долетят.

Он не стал тратить время на удивление:

– Уверены?

– Точно так же, как в неисправности бомбы.

В правом верхнем углу замелькала незнакомая пиктограмма, в спикерах послышалась трель.

– Это Пётр, – подсказала сзади Мария.

– Пусти.

Я протянул ей клавиатуру, но Мария щёлкнула мышкой. Да, это был Пётр Леонидович. Опустил глаза, но я не обольщался: это он впился в меня взглядом, разглядывая на мониторе.

– Доброго, уважаемые. Надеюсь, речь о ракетах?

– Ракеты до цели не долетят, – упрямо повторил я.

– Легенда о всесильном подполье? – насмешливо спросил Джонсон.

– Это не легенда. И ваша ухмылка совершенно неуместна. Хотите испытать наши возможности на себе?

Он поднял ладони в притворном испуге:

– Прошу прощения. В каждой стране есть оппозиция. Но я впервые слышу о подполье Мегасоца. Считайте, я просто неудачно сформулировал вопрос: чем мы можем помочь?

– У вас есть номер моего айфона. Подключите мой гаджет к своему центру наблюдения. Хочу видеть картинку движения ракет в реальном времени. Вы их отслеживаете на инфракрасном?

– Да. Больше ничего не нужно?

– Пока нет. Ракеты упадут в ста – ста пятидесяти километрах от «Аркадии». Если на них обычные боезаряды, то никому не причинят вреда. Если же что-то ядерное, то они не взорвутся.

– Уважаю, – сказал Юрий (когда это он подключился?). – Хотелось бы завтра поутру провести ещё один вебинар. У моего начальства есть предложения, от которых вы не сможете отказаться.

– Возможно, – согласился я. – А сейчас прошу извинить. Жду вашу «картинку», Джонсон!

Мария немедленно отключила конференцию.

– Ракеты действительно упадут? – спросила она.

– Они упадут. Только для этого нам снова придётся расстаться. Ненадолго! – быстро добавил я, заметив, как у неё печально опустились уголки губ. – И при любом раскладе, ночь мы проведём вместе.

Я показал пальцем на нашу кровать и растворился в воздухе у неё на глазах.

18. Третья мировая

На маяке царило необычное оживление. Сперва подумал, что меня насторожила «многолюдность» на мостике: вся пятёрка в сборе. Но, присмотревшись, покачал головой.

Нет. Дело не в полном составе Штаба.

Девушки!

Они приоделись, накрасились, и, что вообще лишило дара речи, – были с роскошными гривами волос. Парни выглядели потрясёнными, но не обескураженными.

– Капитан на мостике! – командным голосом закричала Светлана и тут же повернулась ко мне. – Время подлёта пятнадцать минут. Вы раньше срока, шеф.

– Вольно, – сказал я, с удовольствием наблюдая за бесиками в её глазах.

Красивая, чертовка! А пахнет так, что можно думать только о любви, но только не к Родине.

Да все они красавицы! Парням придётся несладко, если штабной девичник зациклится на мне, а их отправит в игнор. Об этом следует подумать. Вопросы лучше решать до того, как они пускают корни и становятся проблемами.

– Что с вашими волосами, Максим? – спросил Геннадий. – И этот загар…

– Передайте спасибо Дональду, – вместо ответа поблагодарил я. – Без его помощи нам было бы трудно.

– Передам.

– А можно сделать так, чтобы видео человека на бомбе не попало к журналистам?

– Нет, – растерянно ответил Геннадий. – Нельзя.

Я в недоумении повернулся к Светлане.

– Он выложил видео на ютубе, – сказала она, пожимая плечами. – Они все так делают. Автоматически. Уже два миллиона просмотров.

– На ютубе?

– Я покажу… вот видео, а вот прога. На Западе становишься журналистом, как только покупаешь телефон. Всё просто, берёте видеоряд…

Она показала, как видеосъёмка попадает в Сеть, и это было бы захватывающим, если бы не крылатые убийцы, которым оставалось лететь десять минут до цели.

Я развернулся к большому экрану и вынул из кармана айфон:

– Мой гаджет подключён к стратегическому центру амеров. Обещали дать картинку движения крылатых ракет. Буду благодарен, если выведете картинку на большой экран…

Джонсон не обманул. Но я никак не ожидал, что ракеты окажутся так близко. Они уже пронеслись над устьем Эльбы!

Я сместился в камень и переоделся в армейское. Решил держать в камне одежду и обувь «на все случаи жизни»: спорт, туризм, раут… вот и перенёс сюда. Надоело выходить в лохмотьях и пугать людей голым задом, временами чавкая промокшими насквозь туфлями.

Подумал, что хорошо бы обежать весь мир, присмотреть реперные точки, на которые я бы мог выходить из камня. Тогда «под рукой» будет вся планета! А сейчас нужно выйти около Куксхафена, нацепить прибор ночного видения и перехватить ракеты одну за другой. Разбирать их нет смысла: побывав в камне, уран с плутонием обратятся в золото, а сама ракета потеряет скорость и рухнет в море.

Существовало только две проблемы, каждую из которых следовало быстро решить. Первая – это длина ракеты. Келья раза в два короче. Не войдёт!

Вторая – это работающий двигатель. Не хотелось жечь камень выхлопами турбореактивного двигателя. Соображение, что двигатель остановившегося снаряда немедленно заглохнет, не успокаивало. Я уже начал относиться к камню, как к другу.

Друзьями дюзы реактивного двигателя не затыкают.

Бросил взгляд на разбросанные инструменты, кое-как уложенную одежду (Боже мой, всё помнётся!). Ну, и вода по колено. Нет, с этим безобразием всё-таки нужно что-то делать. Срочно! Перенести в келью пластиковые ёмкости и собрать воду, чтобы здесь стало сухо, и вернулся уют. Обзавестись вешалкой, навести порядок в нишах-полках…

Несколько минут раздумывал, как проще собирать воду, и пришёл к выводу, что сначала черпаком, а когда её останется по щиколотку, взять парашют и методом вымачивания…

В немом восторге я поднял указательные пальцы: так вот же способ расправиться с ракетами!

Разрежу парашют на три части, хорошенько замочу лоскуты «каменной водой», и наброшу их на ракеты, как матадор набрасывает покрывало на разъярённых быков. Из глубин памяти всплыло слово «капоте». Разве? Это очень похоже на «капот» автомобиля…

Если Мегасоц не пожалел для «Аркадии» ядерной боеголовки, то уран под «капотом» превратится в золото. А сама ракета всё равно не «попадёт», потому что система управления снарядом под влажной тканью перестанет получать сигналы от спутника наведения. Как просто!

Я немедленно перенёсся в Эрмитаж. Схватил парашют, который по-прежнему лежал в коридоре, и перешёл в Штаб.

– Бегом на вертолётную площадку! – скомандовал я. – Поможете разрезать…

Пока они добежали до площадки, я успел расстелить на ней парашют. В три руки мы порезали купол за минуту. Без лишних слов, вернулся в камень и опустил ткань в воду. Отделил от кома влажной ткани треть, слегка отжал, чтоб было удобнее держать в руках, напялил на голову шлем с прибором ночного видения и очутился на берегу Северного моря.

Поворачиваться к востоку не стал, сразу понял, что опоздал: серые полосы раскалённого воздуха быстро таяли на западе.

Прыжок, второй, третий…

После пятой попытки выяснилось, что «выйти» на стремительно движущийся объект невозможно. Я раз за разом «промахивался», а ракеты летели всё дальше и дальше. Один раз «вышел» на расстоянии двух метров: крыло едва не разрубило меня пополам.

Я был самым неумелым матадором в истории, мимо которого с оглушающим рёвом проносились полуторатонные, турбореактивные «быки».

Тогда я вспомнил, как бежал вдоль реки, и в мерцающем режиме помчался вдогонку. Дела сразу пошли на лад. Догнал ближайшую ракету и набросил на обтекатель мокрую ткань парашюта. Я не пытался на ракету залезть или ухватиться. «Бежал» рядом и поправлял материю до тех пор, пока она полностью не покрыла снаряд.

Ракеты неслись над дюнами островов Ваттового моря. Даже в сумерках светлый песок размытыми пятнами заметно выделялся на фоне чёрной, неприветливой воды.

Сопротивление воздуха поначалу сильно мешало, но я приспособился, и в какой-то момент остался доволен полученным результатом. Тот же трюк повторил со второй ракетой, а когда набрасывал «капот» на третьего «быка», вдруг увидел, что у первого снаряда отказал двигатель, и он, клюнув носом, начал спускаться к волнам.

«Работает?!» – поразился Демон моему везению.

Каменная вода действительно глушила радио-сигнал. На самом деле, это было лишь предположением. Я допускал, что после ликвидации угрозы ядерного взрыва, мне придётся думать, как утопить ракеты. А тут… явные признаки самоутопления. Конечно, повезло!

Но, когда закончил укрывать влажной простынёй третью ракету, увидел, как погасло пламя в дюзах второй. Я понял, что система управления к падению ракет отношения не имеет. Всё дело в воздухозаборнике, который закрывало капоте. Я не рассчитывал на такой эффект. Действительно «повезло». Не зря говорят: если дважды наступил на мину и всё ещё ходишь, выбрасывай к чёрту миноискатель…

Я перенёсся на один из островов и перевёл дух. Но настоящее облегчение принесли три последовательных взрыва. Мегасоц не рискнул ставить на ракеты ядерные боеголовки. Это радовало по трём причинам.

Значит, в Ла-Манше судну ничего не угрожает. Получается, Васнецов полагает бленкер не настолько важным, чтобы применить ядерное оружие в самом сердце Запада. И это хорошо.

Во-вторых, теперь мне не нужно искать ракеты, чтобы перебросить их к айсбергам. Работа несложная, учитывая, что в этих местах при отливе дно становится сушей, но между «делать» и «не делать», когда тебя ждёт женщина, нормальные люди всё-таки выбирают женщину.

Ну, и в третьих, мне не нужно искать лоскуты от парашютов, чтобы сжечь след «потерявшейся» атомной бомбы. Само получилось. Приятный бонус эффективности моего ПВО.

Я вернулся в камень и занялся уборкой.

Пять двухсотлитровых бочек, два пластиковых ведра (побольше и поменьше), груда ветоши… вскоре в моём убежище стало сухо, как при первом посещении. Я накрыл бочки крышками и ужаснулся, во что превратил камень.

Ни одной «острой грани», ни одной прямой линии, «плоскости» даже примерно не кажутся плоскостями: всё в каких-то горбах и вмятинах.

«Я провёл здесь очень много времени», – с непонятным раскаянием подумал я. Для Марии время, конечно, остановилось, но я-то знаю, что она ждёт…

И она действительно ждала.

Свечи догорели, а женщина в коротком платье так и сидела на кровати, подобрав под себя ноги.

Она не спросила, – прошелестела:

– Пришёл?

– Да. К тебе.

– Как всё прошло?

Я не успел ответить: загудел компьютер.

– Сейчас расскажут, – с досадой сказал я.

Она отыскала клавиатуру и собралась подтвердить связь, и тут я решился:

– Погоди. Не спеши.

– Но они… – Мария кивнула в сторону экрана.

Я взял её за руку, и через мгновение мы были в камне. Она в недоумении покрутила головой:

– Включи свет. Я ничего не вижу.

Романтическое настроение испарилось, как любовь к Родине при виде наползающего танка. В каком смысле, не видит? Я огляделся: стены светились как обычно. Бочки с водой, инструменты, одежда… зачем было стараться с наведением порядка, если она всё равно не видит?

– Почему молчишь, милый? – потребовала внимания Мария. – Где это мы?

Но мне нечего было ответить. Камень не хочет с ней знакомиться?

– Слышишь? – спросила Мария.

Я прислушался.

В самом деле. Шорох? Скрипы?

Будто тысяча мышей одновременно грызли плотный, закостеневший от времени картон.

– Да. Слышу. Раньше не шуршало.

И тут я испугался.

Слишком много новаций для одного вечера. А вдруг камень передумает, и не выпустит Марию? Или ещё что-нибудь… ведь это в первый раз я привёл кого-то «в гости». Все остальные «групповые» посещения всегда транзитом: одна нога здесь, другая чёрт знает где… А сейчас: амавроз, шум… каждое из этих событий может предупреждать о чём-то грозном.

Я сжал её руку, и мы вышли в сто третьей.

По-прежнему сигналил компьютер.

– Настойчивые! – одобрительно заметила Мария.

Она ведь не знала, что это тот же сигнал: второй или третий.

– Где мы были? Какой-то чулан?

– Марсианское бомбоубежище, – пробормотал я. – Сам ещё не разобрался.

Зря я пытался показать ей камень. Это могло быть фатальной ошибкой. Не стоило так рисковать.

Мария подтвердила связь, и на экране нарисовались знакомые лица: Юрий, Пётр, Джонсон… и мы с Марией.

Впрочем, ей снова приспичило в ванную. Ускакала, доброжелательно погладив щетину у меня на голове.

– Вы и в парикмахерскую успеваете? – с уважением сказал Юрий, приглаживая свои непослушные вихры.

– И позагорать, – со смешком продолжил Джонсон.

– Это всё, о чём вы хотели поговорить? – с раздражением спросил я.

Я едва сдерживался, чтобы не нагрубить.

Для этих пошлостей не стоило подтверждать связь. И в камень с Марией мне тоже не стоило. Чувствовал себя дураком. Будто надеялся, что дадут в руки журавля, а показали кукиш в небе.

– Не кипятитесь, молодой человек, – степенно сказал Пётр. – Мы поражены эффективностью вашего подполья.

– То ли ещё будет, – брякнул я, не подумав. А когда подумал, решил немного поднажать: – Бленкер – только верхушка айсберга, господа. Всего лишь одно из наших военных изобретений. Послушаю ваши предложения, может, ещё что-нибудь покажу. А бленкер продать мы решили исключительно в рекламных целях.

Они выглядели растерянными. Я ожидал другой реакции. Похоже, что-то скрывают. Или чего-то ждут.

– Давно были уверены, что оппозиция в Мегасоце зачищена под ноль, – осторожно сказал Юрий. – Ваше появление чересчур неожиданно.

– Не путайте оппозицию с подпольем, – высокомерно сказал я, а сам подумал: «точно, скрывают!»

Если бы говорили начистоту, то первым делом поинтересовались бы «другими» изобретениями.

– При всех достоинствах системного насилия, бардак всегда сильнее, – порадовал я своих визави незатейливым армейским юмором. – Чем длиннее забор, тем скорее найдётся умник, который отыщет калитку.

– И что дальше? – с интересом спросил Джонсон. – Так и будете искать калитки или всё-таки снесёте забор?

Мария вышла из ванной, и я решил, что предисловий достаточно:

– Такое впечатление, что вы собираетесь что-то предложить.

– В точку! – жизнерадостно воскликнул Джонсон. – Мы видели вас в деле, и хотим предложить полное финансирование и поддержку на самом высоком правительственном уровне. Речь о вашей паре, Максим. О вас и о Марии. Счёт в банке и возможность ногой открывать самые высокие правительственные кабинеты.

– Открытый счёт в банке, – уточнил Юрий. – За свою жизнь вы не сможете потратить и трети того, что Запад уже готов предложить. А ведь можно ещё поторговаться!

– И полное прощение грехов, – с воодушевлением поддержал Пётр. – Вам простят даже принца.

Я молчал.

Мне ещё никогда не предлагали взятку. Дело новое, ответственное. Но чтобы спорить, нужно хотя бы понимать, за что платят. Бесплатные пирожные всегда колом в горле.

– А если нет? – звонко спросила за спиной Мария.

Они дружно сверкнули улыбками, но инициативу прочно прибрал к рукам Джонсон:

– Только «да», Мария. Чтобы к вашему подполью относились как к свите президента в пятизвёздочном отеле. Всё включено! Кроме свободы, разумеется…

Я по инерции продолжал улыбаться, но чувствовал, как скулы сводит судорогой.

– Буду вам очень признателен, Джонсон, – проскрипел я, – если вы повторите последнюю фразу.

Но вместо него ответил Юрий:

– Мы поймали ваших сообщников, Максим. С вашей стороны было безрассудством растягивать парашют на вертолётной площадке маяка. Солнце ещё не зашло, вы ярко засветились. И теперь только от ваших действий зависит, насколько хорошо к вашим людям будут относиться. Пять человек. Имена обязательно называть?

– Да не волнуйтесь вы так! – ободряюще сказал Джонсон. – В конце концов, мы в одной лодке. С вашими людьми пока просто беседуют. Ну, а они молчат, как партизаны перед первым допросом… Так что из шкатулки ваших секретов пока ничего не вывалилось.

Мне стало понятно, почему они не клюнули на тему «других изобретений». Потому что сейчас об этом допрашивают мой Штаб.

Чтобы потянуть время, сказал:

– Вижу, вы в курсе. Про партизан.

Я смотрел в их чистые, ухоженные лица, и ненавидел. Самоуверенные, сытые… люди системы, решалы социума. А у них твердели лица, и сползали улыбки. Юрий даже платочек достал, лоб вытер.

А потом я нервно рассмеялся:

– Поздравляю, господа. Вы только что проиграли третью мировую войну.

Они разом напряглись. Право, это было смешно. Волки загнали кошку на дерево, а через минуту к ним спустился саблезубый тигр.

Я сделал вид, что поправляю ВЭБ-камеру, и уронил её. Перенёсся в камень, а оттуда за спину Марии. У неё был пистолет. Наизготовку. Ждала команды. Похоже, в этот раз пуля вошла бы мне в голову. В затылок…

В одно мгновение мы оказались под водой.

Метров десять.

От холода и давления она рефлекторно выпустила пистолет и рванулась к поверхности. Термобарические методы переговоров! Любой, даже самый конченый маньяк-людоед становится шёлковым и договоро-способным если предложить ему подходящие температуру и давление.

Я коснулся её ноги, и мы сместились в камень. Можно было не спешить, но я был зол. Поэтому сразу шагнул на «кровать» и принялся там раздеваться.

Мария вымокшей бабочкой молча осела на пол. На ней было всё то же короткое платьице. Так что огнестрела я не боялся.

«Может, она и не видит ничего, – со злостью думал я. – Но пол тёплый. Не простудится».

Оделся в сухое, а мокрое выбросил вон, даже не понял где, – зачем сушить, если в мире полно сухих, новых, ни разу ненадёванных вещей?! – и перенёсся в триста седьмую за бленкером Крецика. Давно собирался поставить его рядом с прибором Никанорова в штольне прииска Блэк-Тикла. Это недалеко, в Канаде.

Только после этого вышел на «оперативный простор» маяка. Да. Здесь были люди. Много людей. А ещё вертолёт и два катера… нет, три. Один полным ходом огибал мыс в сторону Брайтона. К нему-то я и направился. И угадал.

Мой штаб действительно плыл на уходящем катере. Я не стал терять время: вот так, связанными, и перенёс их всех в камень. Рисковал, конечно. Но на счету было каждое мгновение. Даже те секунды, которые я потратил на «борьбу» с Марией и освобождение заложников, мне казались расточительством.

Вернулся в каюту сто три и поправил камеру.

– Мегасоц, насколько мне известно, нам войну не объявлял, – рассудительно заметил Пётр.

– Мегасоц?! – переводя дыхание, повторил я, надеясь, что мою одышку они воспримут, как признак гнева. – Завтра вы будете вспоминать о Мегасоце, как о школьном хулигане, господа. Если доживёте, конечно.

Пётр попытался что-то сказать, но, о чём бы он ни думал, это не имело никакого значения.

– Вы подсказали удивительную идею. И за это вам будут благодарны миллиарды людей. Традиции сформировали устойчивый вектор взаимодействия власти с населением: власти говорят, население исполняет. Обратная связь если и есть, то эпизодична и условна: выборы и журналисты. Тоска! Я предлагаю более зрелищную игру. Гражданскую! Я обращаюсь ко всем людям планеты: если у вас есть претензии к власти, скажите, где прячутся ваши президенты. Географические координаты, время, место. Желательно поточнее. Сами понимаете: президентов много, а я один. Я разберусь с ними, и те, кто придёт на их место, поймут, что мир изменился. А вы посмотрите на ютубе. Скучно не будет.

К финалу речи я немного успокоился. Ничто так не успокаивает, как оружие в руке и ясность цели.

– Что значит, «ко всем людям планеты»? – спросил Пётр. – Вы это всё кому сейчас говорили?

– Сюрприз! – с воодушевлением сказал я. – Вебинар транслируется в Сеть. И пишется в облаке…

– Мария, огонь! – сказал Пётр.

Что ж, теперь я знал, на кого работала мисс «деревянное сердце».

– Зачем так кардинально, Максим? – прокашлявшись, спросил Юрий. – Обычно для демонстрации силы начинают с сошек помельче. Зачем же сразу с первых лиц?

– Может, начать с вас? – спросил я. – Но тогда вы не увидите судьбу президентов. Пропустите зрелище, которым народ не наслаждался со времён Людовика шестнадцатого. Причём, в массовом формате…

Они заёрзали, но промолчали. Тогда я продолжил:

– Если они и вправду первые, то пусть первыми и ответят. Это справедливо. Пусть в первой цепи шагают те, кто объявил войну, а не те, кого силком ставили под ружьё.

– Очень эмоционально, – неодобрительно сказал Джонсон. – Вы же профи, Максим. Это всего лишь работа.

– Нет, – я почувствовал, что снова закипаю. – Это именно личное, Джонсон. Вы мне надоели. Белые, красные, зелёные. Все! Представьте обычного человека, у которого никогда не спрашивали, чего он хочет от жизни. А когда власть плевала ему в лицо, он не всегда мог утереться. И вдруг человек получает возможность плюнуть в ответ. В кого он превратится?

– Пока я вижу монстра, – хмуро сказал Пётр.

– Правильно! – драматическим шёпотом сказал я, и с удовольствием отметил, как заблестели искорки пота на лбу у Юрия. – Правильно, господа. Вы только что выпустили в мир пять миллиардов монстров.