355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Востоков » Чекисты рассказывают... Книга 2-я » Текст книги (страница 26)
Чекисты рассказывают... Книга 2-я
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 03:43

Текст книги "Чекисты рассказывают... Книга 2-я"


Автор книги: Владимир Востоков


Соавторы: Александр Лукин,Теодор Гладков,Федор Шахмагонов,Леонид Леров,Алексей Зубов,Виктор Егоров,Евгений Зотов,Андрей Сергеев,Владимир Листов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

Ольга робко заметила, что все это сказано несколько возвышенно и общо и ей желательно услышать более конкретные советы. Груд Белан насупился, но тут же перешел к практическим инструкциям.

– Чаще заводите разговоры на литературные темы. Учтите, что в России иные архизасекреченные физики и математики отлично разбираются в литературе, искусстве. Почище иных гуманитариев! И уж во всяком случае проявляют обостренно повышенный интерес ко всем новинкам литературы, театра, кино и порой именно с этих позиций начинают свой политический артобстрел. В Москве, Ленинграде вокруг некоторых журналов разгораются диспуты, выходящие далеко за рамки литературных. Вы должны прислушиваться к таким спорам, но при этом очень осторожно высказывать свою точку зрения. Спор о новом романе – удобная форма выявления политических настроений, взглядов. За литературными симпатиями и антипатиями иногда скрываются симпатии и антипатии к тому или иному политическому курсу. Спор об остром романе – своеобразная лакмусовая бумажка, умело пользуйтесь ею. А для расширения вашего кругозора рекомендую полистать вот эту литературу. Делается не очень чистыми руками господ эмигрантов, возомнивших себя совестью России, это те, что бушуют в гостиной господина Андреаса... Но литература полезная... Если хотите получить практические инструкции, почитайте ее внимательно...

И он не без некоторого презрения ткнул пальцем в извлеченную из портфеля кипу газет и журналов на русском и английском языках.

– Издатели, господа русские эмигранты и так называемые перемещенные лица пытаются доказать нам, что делают великое дело, в которое стоит вкладывать капитал. Что же, в какой-то мере это, может быть, и так... – И он снова повторил: – Рекомендую вот эту их продукцию – «Посев», «Грани»... Вам работать в России. Вы должны знать, что пишут о России ее люди, какие болевые точки нащупаны ими в том сложном организме, что именуется СССР. Вы услышите здесь голос тех советских интеллектуалов, кого я причислил к «пятому сословию»... Вот любопытные «Письма» «Граней»... Занятное чтиво для разведчика, уезжающего в Москву... Это переписка журнала «Грани» с его друзьями в России: эмигранты стараются убедить нас, что в России у них много друзей. Лично я имею на сей счет свою особую точку зрения. Думаю, что господа эмигранты стараются подороже продать товар. Но мы с вами не будем залезать в дебри... Будем исходить из того, что есть в России люди, для которых «Письма» «Граней» представляют интерес. Подобные письма раньше отправлялись в СССР с помощью специальных воздушных шаров. Но при такой транспортировке много их пропадало. Теперь, когда в России наступила «оттепель», их посылают почтой... Возможно, что и от вас потребуется вклад в список адресов получателей... но мы еще вернемся к этому вопросу...

Затем он познакомил ее с материалами проходившего в Лондоне закрытого симпозиума русских эмигрантов с участием профессора Лондонского университета Леонарда Шапиро. Тема формулировалась коротко: «Советская молодежь». На симпозиуме было прочитано три реферата: «Отношение молодежи к КПСС», «Подпольные писатели в СССР среди молодежи», «Интерес молодежи к религии».

В канун отъезда она получила дополнительный инструктаж по работе с кодами, зашифровке и расшифровке секретных сообщений, по более сложной технике фотографирования, уменьшению текста до микроточки. Ее научили особым образом обрабатывать пленку, чтобы она становилась мягкой и вкладывалась в такие неприметные контейнеры, как батарея карманного фонаря, полый карандаш и даже пятикопеечная монета, распадающаяся на две части. Все это она потом использовала в своей работе.

...Ольга в первый раз приехала домой на каникулы и привезла данные на двадцать семь человек. Убористо были исписаны три листа специально изготовленного для таких целей полотна: оно не шуршит и не прощупывается в тайнике – качества, весьма ценные в работе разведчика. Эти листы она закладывала в тайник своей сумочки, заклеивала его и с успехом провозила через границу. На пограничной таможне дважды осматривали ее сумочку, когда в ней находились конспиративные материалы. И каждый раз операция кончалась благополучно.

Сумочку с тайником ей дала Карен перед отъездом в Москву. Тогда же Милз наставлял: «Запомни – в тайник нельзя класть предметы, которые прощупываются или велики по объему». Карен положила в тайник два носовых платка и кромку заклеила лентой. Платки эти так и пролежали до тех пор, пока Ольга не понадобилось вложить туда листки со списками людей, на которых она собрала нужные данные.

Обработкой списков она уже занималась дома. Три дня корпела. Доклад получился на двадцать страниц машинописного текста.

Ольга не знала, кому нужны эти списки советских людей, ей ничего не сказали об этом. А спрашивать строжайше запрещено. Ольга могла лишь догадываться – большинство этих лиц, а может быть и все, будут внесены в картотеку разведслужбы.

Во второй раз она привезла из Москвы материалы еще на одну большую группу советских граждан и несколько фотографий. Кроме того, она передала Груду два комсомольских билета, три книжки членов профсоюза и пять пропусков в разные учреждения. Документы ей удалось выкрасть у своих знакомых.

Фотографии и документы она провозила через границу в чемодане с двойной стенкой. Таким чемоданом Ольга пользовалась несколько раз, пока Груд не запретил ей прибегать к такой уловке: «Все тайное со временем становится явным – советская контрразведка уже знает секреты таких чемоданов».

Списки людей, фотографии, документы... Это только начало. Так сказал ей Груд Белан – Ольга поняла, что главное действующее лицо это он, хозяин мастерской «Все для автомобилистов». Сфера ее деятельности непрерывно расширялась. Прежде всего расширился сам круг людей, интересовавших хозяев. Она составила список известных ей иностранных студентов, обучавшихся в Москве, и по возможности постаралась узнать номера почтовых ящиков – адреса военнослужащих. Пришлось пойти на небольшую хитрость – студенты, живущие в общежитии, получали письма и от военных – родителей, братьев, друзей. А на конвертах – обратный адрес. Почтальон бросал письма на стол в вестибюле... Был у нее еще один способ. Во время учебной практики в Подмосковье к ней на прием приходили жены военнослужащих. В историю болезни вписывались их адреса...

Военные люди, воинские части – тут все должно было быть в ее поле зрения. Она следила за передвижением войск в дни подготовки к военным парадам. Записывала номера военных машин, въезжавших или выезжавших из ворот заводов, находившихся под ее наблюдением... Таких заводов было два. Ольга должна была сообщить, чем они огорожены, как просматриваются снаружи, сколько входов и въездов, система охраны, номера машин, стоящих перед административными корпусами...

Каждый раз, когда Ольга возвращалась в Москву после каникул, Белан давал ей новые и не всегда понятные поручения. Было и такое – достать книги, в которых содержатся списки советских писателей, художников, композиторов... В одном доме ей удалось похитить книгу со списками писателей... Но оказалось, что эта книга была издана несколько лет назад. Груд Белан был недоволен.

– Здесь нет молодежи, влившейся в Союз писателей за последние годы. А она-то интересует нас прежде всего... Постарайтесь достать такую же книгу последнего года издания. И еще... Нет, нет, не записывайте – запомните. Вы должны иметь отличную память... Покупайте путеводители... Самые разные... Покупайте конверты с советскими марками... Малогабаритные будильники, которые можно использовать в качестве контейнеров... Составьте подробный план-схему ГУМа...

Поручений было много. Она должна была взять пробу земли с названных ей четырех мест на улицах Москвы. Места эти были точно обозначены. Подыскать подходящие места для тайников... Ее попросили найти предлог, чтобы поехать в приволжский город и взять там пробу воды. «Скажите, что вас тянет к берегам Волги, где родились ваши родители», – советовал ей Белан. Но она не смогла выполнить столь трудное для нее задание. И хозяева были явно недовольны, требовали предпринять еще одну попытку. Это уже было в пору вторых летних каникул, в памятное для нее лето...

Ольга вышла замуж. Она встретилась с Германом на веселой вечеринке в приморском ресторане, где она бывала с Милз и Беланом.

Было уже далеко за полночь, когда они вдвоем вышли на берег. В лицо резко ударил морской ветер, пахнущий йодом, водорослями и прелыми листьями. Домой идти не хотелось, они гуляли, наслаждались лунной дорожкой на воде, вдыхая полной грудью острые ароматы моря. В ту ночь у нее было очень хорошо на душе. Она смотрела на огоньки, светившиеся в черной воде, и ей казалось, что она погружается в беспредельное блаженство. Ольга забыла о прошлом, о Курте, о лысом джентльмене, о своих «шефах», забыла о тяжком грузе, что взвалила на себя.

...Та ночь глубоко врезалась в память. Так ведь бывает: одна ночь больше чем год. Это произошло в ту пору ее жизни, которую нельзя измерить обычным счетом времени, – Ольга впервые задумалась над тем, куда затянет ее ловко брошенная сеть, к чему приведет ее, мягко выражаясь, легкомыслие, цинизм, жажда денег, каким бы способом они ни добывались. Вы мне не верите, улыбаетесь? Нет, тогда это не был голос разума. Обычный животный страх взбалмошной девчонки, которую в какую-то минуту осенила страшная мысль: «Подумай, Ольга, какой дорогой ценой дадутся тебе те деньги, смотри, как бы не пожалела потом. Хватка у них железная, не вырвешься». И ей действительно уже нелегко было вырваться. Она оставалась верна принципу того общества, в котором выросла: брать от жизни все, что можно взять от нее. Любой ценой.

В ту ночь ей казалось, что Герман, сын весьма обеспеченных родителей, молодой человек с университетским образованием и большим будущим – он имел шанс пробиться в крупные журналисты, – сумеет дать ей в жизни все, что хочет иметь взбалмошная женщина, и тогда она сможет порвать те узы, которыми связала себя с разведкой. То был страх плюс расчет...

Где-то далеко-далеко за лесом уже занимался рассвет, а они все еще шли по берегу и уже в который раз объяснялись в любви, говорили друг другу какие-то слова о верности, долге, нравственных идеалах, о своем будущем. Позже, когда она вспоминала про эти слова, ей становилось неловко, было смешно.

...Вскоре сыграли свадьбу, и молодые отправились в свадебное путешествие на шикарном теплоходе. Поздно вечером они вышли на палубу и долго любовались, как волны, разбиваясь о борт судна, рассыпались брызгами, как одиноко мерцали редкие звезды в черном небе. Ольга предложила пойти в каюту – стало холодно.

– Подожди, мне надо тебе что-то сказать... – И Герман почему-то боязливо оглянулся по сторонам.

...В тот вечер он сообщил ей, что все знает о ней, о ее связях с Карен Милз и Грудом Беланом, что работать на них им придется вместе, помогая друг другу.

На какое-то мгновение перед ней открылось совсем другое лицо Германа – глубоко запрятанные под широкие брови глаза смотрели на нее холодно и расчетливо. Она молча выслушала его признание и тяжело вздохнула. Он спросил:

– Что ты вздыхаешь? Нам будет хорошо. У нас будет много денег. Они должны платить и мне и тебе. А такая красивая, как ты, должна быть богатой, очень богатой...

На губах у Ольги заиграла ехидно-насмешливая улыбка... «Боже мой, какие они стандартные... С одной и той же пластинки. Милз тоже так говорила ей». Но она не сказала ему то, о чем подумала. Спрятав улыбку, она деловито заметила:

– Но у нас будет много трудностей на пути к богатству. Ты не считаешь?

И тогда, задрав нос кверху, Герман, словно он вещал с амвона, изрек: «Через трудности к звездам!»

...Да, медовый месяц оказался горьким! Родители ее словно чувствовали это и все допытывались: «Почему ты, доченька, такая грустная?» Они ничего не знали. И Ольга употребила все свое искусство конспиратора, чтобы мать и отец даже мысли не допускали, что их дочь продалась разведчикам, работающим против России. Они прокляли бы ее. Ольга вспоминала Швейцарию, советских военнопленных, дудочку, подаренную ей солдатом, вспоминала, как отец, немец по национальности, помогал участникам движения Сопротивления, вспоминала друзей матери, коммунистов. А она... Продалась.. Ну что же, быть по сему!

Кончились каникулы, и наступил день отъезда в Москву, Ее снова инструктировали. «Ваша главная задача – непрестанно расширять круг знакомых, изучать их, поставлять нам данные о них». Она догадывалась, что в Москву под видом туристов приезжают ее «коллеги». Но Карен строго предупредила: никаких встреч, никаких бесед с ними. Никто до поры до времени не будет ее инспектировать, и никому она не подотчетна в Москве. О выполнении заданий Ольга должна была докладывать, вернувшись домой, сдавая собранные материалы. Когда она приезжала домой, то в тот же день отправляла открытку по условному адресу – текст был стандартный:

«Дорогая Рит! Вчера я вернулась из продолжительной поездки. Все хорошо, плохо только, что моя глухота прогрессирует, совсем неважно стала слышать. Привезла тебе обещанную гранатовую брошь. Скоро увидимся. Целую, Ольга».

Кто такая Рит? Она не знала, но предполагала, что такой вообще не существует. Видимо, псевдоним, придуманный для связи с Карен и Гудом. Да и эти, вероятно, скрываются под псевдонимами. На второй день после того, как Ольга опускала в почтовый ящик открытку, раздавался телефонный звонок. Ее вызывали на встречу. Сперва она отчитывалась устно, а потом ей говорили: «...об этом напишите подробнее». И два-три дня она писала свой отчет. Сдавала его и получала вознаграждение. Деньги платили большие, но платили по-разному. Если в докладе оказывались сведения, представляющие особо большой интерес, ставка повышалась. Иногда даже до двухсот процентов. Так, в частности, было, когда Ольга передала не только основные данные о своем возлюбленном, студенте МВТУ, но и скупые сведения о его институте, о его учебной практике в Севастополе, включая фотокопии с некоторых листов студенческого конспекта.

Иногда Ольга оставалась в недоумении. Ей, например, казалось, что она заслужит самой щедрой награды за свои сообщения о докторе Васильевой и ее дочери, студентке Марине. Глава этой семьи Эрхардт оказался немецким шпионом и в первые же дни войны бежал к гитлеровцам. Сейчас он работает на какую-то разведку. Однако это сообщение было воспринято равнодушно, спокойно, без дополнительных вопросов. Вскоре она поняла, в чем тут дело: хозяевам многое уже было известно и об Эрхардте и о его семье. И только значительно позднее от нее потребовали письменного доклада о докторе Васильевой и ее дочери Марине, их друзьях и знакомых.

Она выполнила и это требование, хотя писать о Марине было нелегко – иногда ей казалось, что она искренне подружилась с дочкой русского доктора. Она могла бы, конечно, поступить тут так же, как это дела; ли дядюшкины друзья – сочиняли небылицы о «настроениях» советских людей и «полной готовности их» идти на контакт с вражеской разведкой. За такую «информацию» источник получал повышенную плату. Но с Мариной Ольга так не могла поступить, Она дала себе слово – напишу то, что есть.

«...Марина Васильева. Сложная натура. Остатки былой озлобленности, склонность к фронде и порой стремление обязательно высказать свою особую, оригинальную, отличную от общепринятой точку зрения на острые вопросы жизни. Но у этой девушки есть и такие качества, как честность, неподкупность, принципиальность, желание глубоко осмыслить окружающий мир... Марину Васильеву нельзя купить... Любовь и преданность своей стране в ней намного сильнее озлобленности и фрондерства... Сама она иногда позволяет себе смотреть на некоторые стороны советского образа жизни сквозь дымчатые очки, но, как тигрица, набрасывается на того, кто посмеет чернить эту жизнь в главных ее проявлениях... Скорее можно запугать – она несколько боязлива. Страх преследовал ее с детства... И у нее есть уязвимое место – слепая любовь к матери. Лишь бы не потревожить маму... Я говорила об этом и господину Зильберу...»

Господин Зильбер... Его приезд в Москву имел для нее особо важное значение. Белан предупреждал: «Обстоятельства могут сложиться вопреки общему правилу, так что в Москве вы должны будете встретиться и помочь нашему человеку. На этот случай вам дается пароль: «У меня для вас имеется гранатовая брошь». Человеку, который произнесет эту фразу, можно верить, помогать, отвечать на его вопросы...»

Однажды к Ольге, в общежитие, позвонил иностранец и сказал, что привез небольшую посылку от ее родных. Они условились о встрече. Посылки не было. Был пароль: «У меня для вас имеется гранатовая брошь». Это сказал Зильбер...

После первых же его вопросов Ольга поняла: среди других заданий разведчика есть и такое: проверить ее работу на месте. И действительно, При первой же встрече он попросил подробно рассказать, как выполнялась операция закладки тайника в Донском монастыре. Вопрос этот насторожил, точнее, напугал. Усилил тревогу. И вот почему.

Летом к ней в гости приехал Герман и сообщил о важном поручении центра – это было, пожалуй, первое небезопасное дело, которое доверялось Ольге. Она получила от Германа материалы, необходимые для зашифровки и расшифровки текстов, а также большую сумму советских денег. И инструкцию: в начале сентября ежедневно бывать на улице Горького, на Главном телеграфе и заглядывать в будку телефона-автомата – при входе первый справа. На стене будет знак «W», начертанный угольным карандашом. Как только появится такой знак, она должна во второе воскресенье сентября, рано утром, не позднее шести часов, отправиться во двор Донского монастыря и, согласно полученному ею плану, отыскать там тайник и заложить в него все, что передал Герман. Она не знала, кому это предназначено, и была строго предупреждена не пытаться узнавать. Во вторую субботу сентября пометка появилась. Ольга помчалась в общежитие. К счастью, подруга ушла в кино, и она имела возможность тщательно упаковать в газету все, что требовалось заложить в тайник. И рано утром, сказав, что едет на аэродром провожать родственницу, отправилась в Донской монастырь.

По инструкции, в среду она снова должна была пойти на Главный телеграф. В той же будке рядом с «W» появится буква «R», сигнал, подтверждающий, что все в порядке. Нет буквы «R» – значит, беда. Условленного знака не оказалось. Ни в четверг, ни в пятницу, ни в последующие дни... Ольга потеряла покой, испугалась. Ей казалось, что все правила конспирации были соблюдены строжайшим образом. И вдруг – провал! Неужели в этом она виновата? И вот от Зильбера Ольга узнает: человека, которому предназначалось содержимое тайника, провалил один из разведчиков штаб-квартиры, за что и понес суровое наказание. Там, в центре, естественно, догадались, в каком тревожном смятении находится Ольга, и, видимо, поручили Зильберу внести ясность: «Вас не винят».

* * *

Следователь спокойно, внимательно слушает Ольгу. Он не задал ей еще ни одного вопроса. Но сейчас, пожалуй, нельзя не задать. Есть для этого все основания.

Бахаревская гипотеза по части «Доб-1» должна быть подтверждена документально.

– Вы сказали, что пакет, заложенный в тайник, был завернут вами в газету. Вы не вспомните в какую?

Ольга удивленно посмотрела на следователя.

– Помню... Отчетливо помню... В «Медицинскую газету».

– Вы ее выписываете?

– Нет... Точнее так: выписывала на первое полугодие, а на второе пропустила сроки подписки. Но все же номера, которые меня интересовали по ходу занятий в институте, мне охотно давала доктор Васильева... Она подписчик этой газеты...

– Ясно... Разрешите еще один вопрос... Вы говорили, что поручение центра передал вам Герман. Это было единственное задание, полученное им от вашей штаб-квартиры?

– Нет... Он должен был проехать на машине по дороге, проходящей через некоторые районы Подмосковья...

– Какие? Вот вам карта... Покажите...

Ольга сразу же прочертила карандашом маршрут.

– Мы воспользовались приглашением моего однокурсника. Его родители живут в деревне, дорога к которой идет примерно тем же маршрутом.

– Что интересовало вашего мужа?

– Линии электропередач, радарные установки, промышленные объекты, встречавшиеся в пути военные машины. Он записывал их номера...

– Это его запись? – и следователь протянул коробку для сигарет, на который был записан номер машины.

– Нет, в данном случае моя. Мы дублировали друг друга. Вечером мы долго искали эту коробку...

– Что еще привлекало внимание вашего супруга?

– Мы остановились на берегу реки, чтобы набрать бутылку воды...

– Ясно. Как оценивал Герман результаты поездки?

– Сдержанно... Хотя был очень доволен неожиданным знакомством... К нашему пикнику присоединился гражданин, отрекомендовавшийся Семеном Опанасенко.

И Ольга подробно рассказывала о том, что уже хорошо известно следователю, как человек по кличке Толстяк – контрразведчики нарекли его Косым – стал выполнять поручения ее хозяев.

– Герман дважды встречался с ним в Москве. Толстяк достаточно откровенно поведал о себе, о своих делах до ареста. Герман осторожно дал ему понять, что услуги таких людей, как Толстяк, всегда высоко котировались и будут котироваться. Тем не менее муж приказал мне до поры до времени держаться подальше от этого типа, пока он не посоветуется с хозяевами, пока не придет условная телеграмма: «Твое письмо получил, спасибо». Значит, Толстяка можно использовать. Такая телеграмма пришла. Видимо, его фамилия значилась где-то там в досье. Он до ареста работал против вас. Но даже после получения телеграммы я должна была прибегать к услугам Толстяка осторожно, втемную.

– Хороша темная! Вы же ему давали прямые шпионские поручения, – заметил следователь.

– Да... Соблазнительно было. Когда Зильбер приехал в Москву, он при первой же встрече со мной поинтересовался Толстяком. И был весьма доволен, узнав, что человек этот как раз в эти дни находится в Москве.

– Что вам известно о заданиях, которые выполнял Зильбер в Москве?

– Я уже говорила: проверить мою работу на месте и лично познакомиться кое с кем, на кого я давала материал.

– И это все?

– Нет... Ему удалось перевезти через границу сфабрикованные газеты «Футбол». Внешне они ничем не отличались от такого же советского издания. Ну, а по содержанию... Содержание вам известно.

– Какова ваша роль в распространении этих фальшивок?

– Я подсказала исполнителя – Толстяка. Из списка людей, за которыми мною велось наблюдение во время учебной практики в Подмосковье, выбрала одиннадцать человек и дала их адреса. Это главным образом учащаяся молодежь. С некоторыми из них я познакомилась поближе на одном из лесных пикников, устроенном моим поклонником, местным хирургом. Мне казалось, что настроения этих молодых людей таковы, что фальшивка попадет на благодатную почву... Я дала Зильберу еще один адрес – студгородок, в котором бывала два-три раза, и знала, как туда легче всего проникнуть, куда следует положить газеты...

– Вы показали, что Зильбер имел задание установить контакт с Мариной Васильевой. Вы содействовали этому?

– Частично... Когда мы всей компанией возвращались со студенческого вечера, Марина со своим знакомым Николаем Бахаревым пошла в ресторан «Метрополь». Я тут же из автомата дала знать об этом Зильберу... Его очень заинтересовал друг Марины литератор Николай Бахарев. Я познакомилась с ним в доме Васильевых, и мне казалось, что Бахарев человек, который может привлечь внимание наших людей. Именно так я охарактеризовала его в своем сообщении Зильберу. Его очень заинтересовала причастность Бахарева к миру литераторов, хотя он был несколько озадачен, не найдя его фамилии в списке членов Союза писателей. Я объяснила ему, что Бахарев еще только начинающий литератор и у него все впереди, его, конечно, примут в Союз. Зильбер согласился со мной и стал настойчиво добиваться встречи с другом Марины. И не без моей помощи кое-чего добился. Мне удалось свести их в ресторане на ВДНХ, а Зильбер ухитрился каким-то образом затащить Бахарева к себе, в номер гостиницы. О чем они беседовали там, мне неизвестно. Перед отъездом, во время нашей мимолетной встречи, Зильбер на ходу, скороговоркой передал свои впечатления об этой встрече. Он, примерно, сказал так: «Ничего определенного сообщить не могу. Бахарев оказался юношей с более сложной натурой, чем я предполагал. С ним надо работать, его нужно изучать. На таких выигрывают, но на таких иногда и проигрывают». Последние его слова я запомнила хорошо...

– Уезжая, Зильбер оставил вам какие-нибудь инструкции?

– Да, он просил меня продолжать наблюдение и за Мариной и за Бахаревым, но не предпринимать без согласования с центром каких-либо активных действий. Кроме того, Зильбер сообщил мне о намерении центра использовать меня как передаточный пункт для доставки в Россию пропагандистских материалов на русском языке, в том числе и тех, которые пишутся в вашей стране, а печатаются в свободном мире. Зильбер сказал, что в ближайшее время будет организовано поточное микрофильмирование многих таких материалов. Микропленки через меня будут направляться определенным лицам для проявления, размножения и распространения. Я поняла Зильбера таким образом, что центр обеспечит доставку микропленок мне в Москву. А я, в свою очередь, обязана через тайники передавать эти микропленки третьим лицам. Кто они, Зильбер не сказал. Микрофильмирование предполагало и такой вариант: в Москве я буду получать от каких-то лиц микропленки для отправки центру. Зильбер назвал всю эту операцию бесконтактной связью. Такую связь мы с ним отрабатывали в дни его пребывания в Москве. Зильбер сказал: «Пусть это будет для вас тренировкой». Он привез с собой магнитный контейнер, внешне ничем не отличающийся от спичечной коробки советского производства. Только взяв в руки эту спичечную коробку, можно было определить, что она металлическая и при соприкосновении с другим металлом накрепко прилипает к нему. Я имела возможность лично убедиться в этом, используя для такой отработки бесконтактной связи тайник в Архангельском. К тренировке был привлечен и Толстяк. Однако в последние дни пребывания Зильбера в Москве я вынуждена была прибегнуть к этому тайнику уже не в порядке тренировки. Так сложились обстоятельства... Я поддерживала связь с Зильбером или открытыми телефонными разговорами, или, по наиболее ответственным делам, передачей кодированных записок. Мы пользовались тем, что в ваших универмагах толпы народа и люди пробиваются к прилавку, будучи весьма плотно прижаты друг к другу. Но однажды я заметила за собой то, что принято у разведчиков называть «хвостом». Мне удалось «оторваться» от «хвоста», лишь прибегнув к хитрости, – я скрылась из зала кинотеатра «Метрополь» во время киносеанса. Следивший за мной агент остался в зале.

– Вам предъявляется изъятая у вас при обыске записная алфавитная книжка в голубом кожаном переплете. Она принадлежит вам?

– Да.

– Дайте пояснения по существу некоторых записей. Что значит запись на последней странице: «Концерт Баха». И рядом несколько цифр.

– Зашифрованный телефон Бахарева. Из каждой пары цифр надо вычитать 26.

– Он сам дал вам свой телефон?

– Нет. Я выкрала из сумки Марины Васильевой ее записную книжку и переписала телефон Бахарева, а потом незаметно положила книжку на ее письменный стол.

– На предпоследней странице есть такая запись: «Св. 40, Мол. 50». Что это значит? Расшифруйте.

– Пожалуйста: «Свечи стоят 40 копеек, молитвенники – 50». Эта запись, связанная с заданием, которое я получила в Москве от мужа, Германа. Он передал мне ряд поручений деятеля русской эмиграции, действующего в контакте с моим шефом. При этом Герман подчеркнул: «Считай, что ты получила задание шефа».

– Как зовут эмигранта?

– Истинная его фамилия мне неизвестна. А кличка – «Константин».

– Что требовал от вас Константин?

– Я должна была собрать широкую информацию о художниках, изучающих живопись монастырей, церквей – особенно в северных краях России; о так называемых подпольных советских литераторах – биографии, политические взгляды, почему их произведения не издаются в СССР, над чем работают; составить справку – отношение студенческой молодежи к разным литературным журналам, издаваемым в Москве и Ленинграде. И, наконец, совсем новое для меня дело – побывать в московских церквах, побеседовать с верующими и священниками.

– Что вы должны были выяснить в этих беседах?

– Нет ли нарушений закона о свободе вероисповедания. Много ли среди верующих молодежи. Печатаются ли церковные, книги, где их достать, сколько стоят свечи, молитвенники. Возрастной состав священников, содержание их проповедей. Как много свободных мест в церковных приходах для семинаристов, оканчивающих духовные училища.

– Вы выполнили это поручение?

– Частично. Я побывала в церквах Троицы в Хохловском переулке, Николы в Хамовниках и в церкви Донского монастыря. Беседовала с верующими и со священниками. Но считаю, что еще не располагаю достаточно полной информацией для ответа на поставленные вопросы. Однако мне уже сейчас ясно: некоторые ответы верующих не обрадуют шефа. Верующие выражали недовольство по поводу того, что были случаи, когда священники покидали церкви и выступали с лекциями на атеистические темы.

– А как с поручением Германа касательно «подпольных литераторов», литературных приверженностей студентов?

– О, это чрезвычайно многостороннее задание... Очень сложное... Рассчитанное на длительное время... Я немногое успела...

– Это все, что вы можете ответить на мой вопрос?

– Чего же вам более?

– Я рекомендовал бы вам придерживаться иной тональности на допросе. Ясно?

– Благодарю вас... Прошу прощения, Я хочу добавить к сказанному следующее: я возлагала большие надежды на Бахарева... Но в беседах он высказывался по интересующим меня вопросам очень неопределенно. Мне кажется, что встреча Зильбера с Бахаревым была более результативной. Перед отъездом на каникулы я стала активнее контактироваться с Бахаревым. Но, увы, женская ревность!.. Марина вела себя как тигрица... И все же я буквально за несколько дней до отъезда договорилась с Бахаревым, что после возвращения в Москву мы пойдем ужинать в Дом литераторов. Конечно, вместе с Мариной. Он тогда в шутку заметил: «Я обеспечу вам, Оленька, кавалера... Очень популярного писателя... Но, увы, обстреливаемого всеми калибрами критики». А потом обстоятельства сложились так...

Она помолчала, а когда опять заговорила, голос ее стал глухим.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю