Текст книги "Чекисты рассказывают... Книга 2-я"
Автор книги: Владимир Востоков
Соавторы: Александр Лукин,Теодор Гладков,Федор Шахмагонов,Леонид Леров,Алексей Зубов,Виктор Егоров,Евгений Зотов,Андрей Сергеев,Владимир Листов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)
Забродина мучила бессонница, он даже осунулся.
– Что с вами? – спросил его Гриценко, когда Забродин зашел к нему через несколько дней.
Забродин рассказал о сообщении Пронского.
– Из кожи вон лезут, гады! Давайте проводить совещания.
Гриценко и Лунцов в течение трех дней рассказывали в разных коллективах, как иногда неопытные люди попадали впросак, как американские, английские и французские агенты под разными предлогами пытаются знакомиться, а затем втягивать в какие-нибудь авантюры наивного человека.
Особенно оживленно прошло собрание в Управлении советским имуществом в Австрии. К Лунцову потянулись люди. Величко, муж и жена, наперебой рассказывали, как заметили, что за ними следят.
– Что мы им сделали? Что им нужно? – с возмущением говорили они.
Вслед за Величко о слежке сообщил Лопухов из нефтяного управления. Просил подсказать, что он должен делать.
Как должен поступить человек, когда заметит за собой слежку в чужой стране? Жаловаться властям? Протестовать? Но австрийские власти ни за что не отвечают. Какой смысл жаловаться?
Забродин, Гриценко и Лунцов все же решили рекомендовать в таких случаях обращаться к полицейским. Просить задержать подозрительных лиц. Если полицейские не будут принимать мер, тогда можно говорить с властями.
Гриценко и Забродин рассказали о слежке Верховному комиссару и просили его совета и помощи.
– Что вам известно о лицах, которые ведут наблюдение? – спросил Иртенев.
– Ничего.
– Жаль. Я бы мог сделать представление властям, но сейчас я не могу сказать ничего конкретного. Кто они? Как их фамилии? Гражданами каких государств являются? Не говоря уже о том, по чьему заданию действуют. Австрийский канцлер скажет: «Помилуйте, почему вы считаете, что это австрийцы?» Американский, английский и французский Верховные комиссары поднимут меня на смех. Они заявят, что знать ничего не знают...
...Американское посольство давало прием, на который были приглашены члены советской правительственной делегации, торгпред, консул и некоторые сотрудники посольства. Такие приемы устраивали все бывшие союзники, это являлось частью дипломатического ритуала. На приемах завязывались знакомства, велись осторожные разговоры, вокруг да около... Прощупывались позиции по различным политическим вопросам.
Просторный трехэтажный дом стоял в центре парка. К подъезду одна за другой подкатывали автомашины.
Когда Нечаевы вошли в вестибюль, большинство дипломатов уже съехалось и из банкетного зала на втором этаже доносился разноголосый гомон. Американский посол и его супруга встречали гостей у входа в зал.
Нечаеву по делам службы приходилось часто встречаться с работниками союзнических посольств, и он сейчас то и дело раскланивался. Возле длинных столов, на которых были расставлены вина и закуски, толпились гости.
– Господин Нечаев, как я рад! – навстречу торопился Дилл. Он держал под руку миловидную женщину и, подойдя к Нечаевым, представил:
– Познакомьтесь, моя жена.
Затем, повернувшись к столу, сказал:
– Разрешите мне, на правах хозяина, предложить по бокалу вина? – Дилл подвел всех к столу. – Что будут пить дамы? – Он посмотрел на жену советского консула, но, не будучи уверен, что она понимает по-английски, бросил взгляд на Нечаева, как бы прося о помощи.
– Что-нибудь из сухих вин, – ответила жена Нечаева.
– О! Мадам знает английский язык! – от его тона Нечаева смутилась и покраснела.
Когда рюмки были налиты, Дилл сказал:
– За наш совместный успех, господин Нечаев! – и поднял рюмку.
– Поддерживаю ваш тост, мистер Дилл. За то, чтобы наши отношения остались такими же хорошими, как были во время войны!
Они выпили. Жены повели свой разговор. Дипломаты заговорили о политике.
– Переговоры проходят успешно. Как это приятно, господин Нечаев...
– Да. Мы все этому рады. И другие вопросы следует решать так же. От этого все люди только выиграют.
– О! Вы не знаете американцев, господин Нечаев! Мы всегда готовы идти навстречу, если встречаем понимание с другой стороны.
– Я читал много книг об Америке, и мне нравится ваш народ. Я восторгался героями Джека Лондона, Марка Твена, с удовольствием читал Теодора Драйзеpa... К сожалению, я имел возможность убедиться и в других качествах некоторых ваших служащих... Нельзя делать людей предметом торга...
Последние слова, по-видимому, задели Дилла, и он слегка покраснел. Но тут же нашелся:
– Случай с госпожой Синельниковой – недоразумение. Давайте об этом забудем... Вы не были в Штатах?
– К сожалению, не приходилось.
– Приезжайте. Только тогда вы убедитесь в нашей искренности, по-настоящему поймете наш образ жизни. Вам нравятся наши фильмы?
– То, что мне удалось посмотреть, сделано оригинально. Я от души смеялся, когда смотрел «Тетушку Чарлей»... А что вам понравилось из наших картин?
– ...Как это?.. «Сорок первый»... Я правильно запомнил? Это интересно. Такая борьба, трагедия... Но, вы знаете, как бы вам сказать, лучше объяснить... Вы на меня не обижайтесь... В ваших фильмах мало экспрессии.
– За что я люблю американцев, так это за прямоту суждений, – рассмеялся Нечаев. – Зато в ваших постановках слишком много экспрессии. У нас другой стиль. Мы полагаем, что события должны развиваться последовательно, глубоко и без спешки.
– Вы – настоящий дипломат, господин Нечаев, – в свою очередь рассмеялся Дилл.
– Извините, господин Дилл, – Нечаев отвернулся и подошел к столу, чтобы поставить пустую рюмку. В этот момент он увидел, что на него кто-то пристально смотрит. Может быть, он и повернулся оттого, что почувствовал на себе этот тяжелый взгляд. Но неизвестный тут же скрылся в толпе.
...Забродин решил осмотреть дом, который посещает человек, вызвавший подозрения у фрау Кюглер.
Четырехэтажное здание из красного кирпича с балкончиками выходило фасадом в переулок. Напротив, через дорогу, тянулся металлический забор советского посольства. За забором плотной стеной стояли деревья, которые загораживали окна от любопытных глаз. Проходя мимо забора, Забродин прикидывал: «Если человек за кем-то наблюдает, то из кирпичного дома ничего не видно... Да и за те несколько минут, что неизвестный находится в квартире, ничего не увидишь... Что же он может там делать? И все же ходит он туда неспроста!»
Возвратившись в «Империал», Забродин пригласил к себе Лунцова и рассказал ему о сообщении фрау Кюглер.
– Может быть, я подежурю несколько дней в квартире фрау Кюглер? – предложил Лунцов.
– Хорошая идея. Только дежурить давайте вдвоем!
Забродин попросил фрау Кюглер на несколько дней уступить им свою квартиру, а самой пожить в «Гранд-отеле».
– Пожалуйста, господин Забродин, – любезно согласилась она. – Вот мои ключи. А если будут спрашивать соседи, скажите, что я пустила вас временно пожить, так как свободных номеров в «Гранд-отеле» сейчас нет.
Поздно вечером Забродин и Лунцов отправились в квартиру фрау Кюглер. В комнатах было темно, но на улице еще можно было различить силуэты прохожих. Забродин смотрел на ночное небо. То тут, то там вспыхивали разноцветные рекламы. Сквозь рассеянный свет проступали силуэты высоких шпилей. Где-то вдали светились башни удивительно красивой Карлс Кирхе...
– Красиво. А? – тихо произнес он, когда рядом с ним у открытой двери сел Лунцов. – Десятки раз проходил мимо, а такого не видел! Много красивых вещей на свете мы просто не замечаем! Все дела, дела... Только время от времени бросим беглый взгляд вокруг и... помчались дальше. – Забродин рассмеялся. – И вот что главное: мы об этом не жалеем! Не успеваем...
– Все верно, Владимир Дмитриевич. Но я подумал о другом: сидят в чужой квартире два советских офицера. Караулят!.. Кого? Ведь в этом заключается какая-то большая неустроенность нашего мира...
– Но из-за этой, как вы назвали, неустроенности я оставил Московский университет, учиться в котором страстно мечтал, и вот уже многие годы ношу военную форму... А сколько таких в армии...
Забродин проснулся в четыре часа утра и разбудил Лунцова. Было уже светло, но пасмурно. Где-то вдали послышалось урчание мотора. Затем они увидели, как из боковой улицы вышел мужчина. Высокий, худощавый, одетый в модный костюм темного цвета. Он подошел к дому и скрылся в подъезде. Забродин и Лунцов переглянулись.
– Может быть, задержать? – предложил Лунцов, доставая из кармана пистолет. – Ходит всякая сволочь в нашу зону!
– Чего мы этим достигнем? Он ничего не скажет, и завтра же выпустим!
– Да-а...
– Вы не находите, что по приметам, которые сообщил нам Пронский, он похож на мистера Грегга, – в раздумье сказал Забродин.
– Пожалуй... Но что Греггу здесь делать?
– Это и надо нам узнать...
Вскоре мужчина вышел, держа в руках небольшой сверток. Хлопнула дверца автомашины, заработал мотор, и опять все стихло. Забродин больше не спал, хотя часы показывали около пяти утра. Лунцов прилег, долго ворочался, потом поднялся и сказал:
– Я думаю, что уже можно пойти позавтракать...
– Да. Идемте... Нужно узнать, что происходит в этой квартире.
– Хорошо бы, но как?
– Я попрошу фрау Кюглер. Она порядочная женщина.
Через несколько дней фрау Кюглер рассказала:
– Я воспользовалась запасным ключом фрау Кокрофт, который она мне оставила перед отъездом. Ничего примечательного в ее квартире нет. Все стоит на своих местах. Все прибрано. На стенах портреты слегка запылились... Мое внимание привлек магнитофон. Он стоит в углу комнаты, и почему-то горит зеленая лампочка, хотя катушки не вращаются... Может быть, хозяйка забыла его выключить? Я боюсь, как бы не случился пожар, но выключить не решилась.
– Правильно сделали.
– Но почему же тогда не выключил его этот тип, который ходит к ней на квартиру?!
– Вы меня спрашиваете, фрау Кюглер, как будто я и есть тот тип, – Забродин улыбнулся.
Женщина рассмеялась.
– С вами легко, господин Забродин... Вы умеете пошутить... И еще. Рядом с магнитофоном какой-то ящик с проводами. Вот, пожалуй, и все... По-видимому, от меня мало вам пользы, господин Забродин.
– Спасибо, фрау Кюглер... Время покажет...
...В середине дня Забродин зашел в посольство. Пахло краской. Кое-где на полу виднелись белые пятна от мела, еще не смытые после ремонта.
В вестибюле он встретил Коротова.
– Добрый день, товарищ Коротов. Как дела?
– Здравствуйте, товарищ Забродин. Дела в ажуре.
– Рад за вас... Что это вы такой взмыленный?
– Вот закончу завтра уборку – и в отпуск. Смотрите, завидуйте... Натрем полы, расставим мебель и ту-ту. – Коротов открыл обе половинки входной двери и скомандовал стоящим у входа грузчикам: – Осторожнее, господа! Форзихт!
– Что это?
– Кабинетный гарнитур для посла. И посмотрели бы вы какой! Господин Ривенс помог выбрать. А ковры и люстра – мечта! – и опять скомандовал: – Будьте осторожны! Это люстра...
Забродин прошелся по зданию посольства, посмотрел из всех окон на загадочный дом. «Нет, из того дома ничего не увидишь».
А в голове почему-то назойливо стало вертеться слово: «Ривенс. Ривенс». Что-то о нем слышал.
И только под вечер, когда он отправился в парк Терезианум, полковник на некоторое время позабыл о Ривенсе.
Солнце уже клонилось к западу, и одна половина небольшого парка, зажатого со всех сторон старинными зданиями, была в тени: за столиками в летнем кафе уже можно было сидеть, не опасаясь ярких лучей. Только на волейбольной площадке было жарко.
Команда аппарата Верховного комиссара, за которую играл Лунцов, терпела поражение от УСИА. Лунцов весь взмок, белая майка прилипла к телу, лицо было красное.
Забродин поддался общему настроению: поражение команды аппарата Верховного комиссара его огорчало, и он при удачном ударе Лунцова по мячу даже захлопал в ладоши. И все же победа досталась УСИА.
Лунцов отправился в душ, а Забродин пошел вдоль небольшой тенистой аллеи.
Полковник издали увидел Викентьева. Он стоял возле пестрого газона и любовался цветами. Невысокого роста, полнеющий мужчина, одетый в темный вечерний костюм, держался спокойно и с чувством собственного достоинства. Викентьев не был знаком с Забродиным и поэтому не обращал на него внимания.
Около семи вечера к Викентьеву подошел Лунцов, поздоровался и, кивнув Забродину, вместе с Викентьевым пошел в сторону кафе.
Когда Забродин подошел к ним, они пили пиво.
– Познакомьтесь. Мой начальник, – представил Лунцов.
– Очень приятно, – Викентьев привстал и пожал протянутую руку. – Вот я рассказываю Юрию Борисовичу, что сегодня заметил за собой слежку, – возбужденно сказал Викентьев.
– Вам-то бояться нечего, – пошутил Забродин, – у вас такой мощный покровитель!
– Я господину Пронскому еще ничего не говорил. И не знаю, следует ли говорить?
– А почему же нет? Скажите непременно. Ваши разговоры с ним скорее всего подслушиваются, и это пойдет вам на пользу...
Викентьев не знал, что Пронский является нашим разведчиком, и принимал его за американского агента. Забродин считал, что так лучше для дела.
Хотя Викентьев и старался держаться спокойно, но от Забродина не ускользнула его настороженность. Полковник понимал, что и любой другой на месте Викентьева испытывал бы то же чувство беспокойства: «А вдруг случится неприятность? Могут схватить! Что тогда?»
Чтобы его успокоить, Забродин сказал:
– Вы не волнуйтесь, с вами ничего не случится. Вы нужны американской разведке здесь как работник советского учреждения... Передайте Пронскому информацию, которую вам вручил Юрий Борисович. А когда возвратитесь, зайдите ко мне в гостиницу. Ведь вы часто там бываете у своих друзей?
– Хорошо.
...– Нужно подвести итоги! – сказал Роклэнд, поворачивая в руках вверх и вниз авторучку, отчего нарисованная на ней обнаженная женщина сбрасывала и надевала платье. – Затем мы должны принять решение. В каком состоянии «Операция освещение», майор Грегг?
– Все на мази. Должна вступить в действие сегодня-завтра.
– Прекрасно! Время взломов сейфов, убийств и краж шифров прошло. Наши инженеры дали нам тонкую технику. Поздравляю, Грегг!
– С Викентьевым тоже все в порядке. Вчера он передал нам первую информацию...
– А как дела с «Мэтром»?
– Немного посложнее. Элизе никак не может зацепиться за него. Но я не теряю надежды...
– Нужно быть энергичнее, Грегг!
– Это не от меня зависит, шеф...
– Мы не можем надолго затягивать.
– Элизе старается, я это знаю. Я наобещал ей целые горы... Но Нечаев к ней совершенно равнодушен.
– У вас есть другая?
– Есть несколько, но никто не знает русского языка или хотя бы английского...
– А что у вас нового, капитан Дилл?
– Я встречался с ним на приеме, шеф. Вы это видели. Вы бы знали, как он мечтает поехать в США!
– Ну, ну, Дилл, не завирайтесь!
– Об инциденте в лагере с Синельниковой и ее сыном он не сообщил своему Верховному. Иначе последовал бы протест.
– Это уже кое-что!
– И еще, шеф. Фрау Диблер взяла письмо.
– Вы мне уже показывали. Там ничего особенного нет.
– Новое, шеф. Это документ! Я еще не успел доложить, только вчера получил. Взяла из саквояжа.
– Письмо с вами?
– Вот оно, – Дилл достал из кармана конверт и передал Роклэнду. Американец надел очки, вынул из конверта исписанный лист бумаги и повертел его в руках.
– О чем здесь, Дилл?
– Нечаев пишет другу в Россию. Восторгается Веной, хорошо отзывается о приеме в. американском посольстве...
– Пожалуй, это подойдет, – Роклэнд искоса посмотрел на Дилла. – Мы можем туда кое-что добавить тем же почерком.
...Началась подготовка к свертыванию работы оккупационных учреждений, к массовому отъезду советских граждан на Родину. Обычно оживленный Терезианум стал пустеть.
У многих австрийцев появилось двойственное чувство: они радовались окончанию оккупации, предстоящему выводу иностранных войск с их территории. Но рабочие многочисленных заводов, железных дорог, трамвайщики, привыкшие жить под охраной советских законов, боялись перемены обстановки. Советское командование не позволяло спекулянтам взвинчивать цены. В русских магазинах продукты и товары были дешевле, чем у частников. И в большинстве своем в советской зоне австрийцы жили вполне прилично. Перемена режима могла привести к росту цен, и признаки этого были уже налицо: на рынке, в мелких магазинчиках продукты стали дорожать. И все же впереди были независимость и нейтралитет!
В теплое майское воскресенье, когда молодые и старые венцы на автомашинах, мотороллерах, велосипедах и просто пешком, кто как мог, потянулись за город, Забродин работал в своем кабинете. Неожиданно к нему зашел Лунцов.
– Супруги Величко снова заметили за собой слежку, – сказал он торопливо. – Мне сейчас позвонил Федор Величко.
– Где они?
– На Ринге. Недалеко от кинотеатра «Гартенбаум».
– Все идет по плану?
– Да...
С Ринга супруги Величко повернули, как с ними было обусловлено, на радиальную улицу, где обычно бывает мало пешеходов. И сразу увидели, как по другой стороне, немного поотстав, шли двое: один в зеленой шляпе-тирольке, по-видимому, австриец, другой – в берете. Сомнений быть не могло!
Пройдя несколько кварталов и останавливаясь у витрин, Величко свернули в парк Терезианум. Сопровождавшие их люди не решились заходить туда, где много русских, прошли по улице дальше. Остановились на перекрестке в нерешительности, очевидно, обсуждая, как поступить. Затем вошли в расположенное по соседству с Терезианумом небольшое кафе.
– Владимир Дмитриевич, они вошли в кафе, – услышал Забродин голос Лунцова в телефонной трубке.
Он тут же позвонил в военную комендатуру, попросил срочно вызвать австрийских полицейских. На этот раз австрийские власти сработали четко, и машина с четырьмя полицейскими в тот же миг была у входа в Терезианум.
– Вон в том кафе, – показывал Лунцов, – находятся два уголовных типа, которые следили за советскими гражданами. Помогите их задержать.
Вместе с полицейскими Лунцов вошел в кафе. Неизвестные не сопротивлялись, и их доставили в советскую комендатуру. Австрийцем занялся Лунцов. Второй оказался русским эмигрантом. Допрашивать его приехал Забродин.
– Я обещаю не делать вам плохого, если сейчас расскажете правду. Составим протокол и вас отпустим, – настаивал Забродин.
Вначале эмигрант держался вызывающе.
– А если не скажу? – Он уселся на стул, демонстративно закинув ногу на ногу.
– Арестуем и будем судить... – Забродин говорил спокойно и твердо. Почувствовав, что это не просто угроза, эмигрант согласился:
– Хорошо. Пишите. Агафонов Серафим Сергеевич, без гражданства. Приехал из Западной Германии... – заметив, что разговор записывается на магнитофонную пленку, задержанный запнулся.
– Продолжайте, продолжайте, – потребовал Забродин. – Зачем приехали в Австрию?
– На работу.
– На какую работу?
– У коммерсанта, мистера Грегга. – Агафонов тяжело вздохнул. – Ну, вот, я и сказал все...
– Нет, не все. На работу в американской разведке? Говорите более точно.
– Да.
– Вот так и нужно говорить. Теперь все. Какие выполняли задания?
– Следил за лицами, которых указывал Грегг...
Аналогичные показания дал австриец. Когда все было закончено, сфотографировали их документы, а задержанных отпустили. На следующий день Иртенев посетил американского Верховного комиссара.
– Посмотрели бы вы на его лицо, когда я положил перед ним доказательства, – смеясь, рассказывал Иртенев Богданову и Забродину вечером, когда все они собрались в кабинете у Верховного. – Вначале американец принял меня холодно-вежливо. Я рассказал ему, что советские граждане, работающие в Вене, недовольны тем, что американская разведка нарушает их нормальную жизнь. Просил принять меры к прекращению слежки. Он улыбнулся. В его глазах промелькнула насмешка – он был уверен в себе... Все так же невозмутимо американский генерал ответил, что я ошибаюсь... Он готов выяснить и принять меры, но... не привык иметь дело с призраками.
– Ваши люди, по-видимому, мнительны, – сказал он с сарказмом. – Им что-нибудь показалось! Во всяком случае, американская администрация никакого отношения к этому не имеет, – и дал понять, что разговор окончен.
Вот тут-то я и выложил перед ним на стол магнитофонную ленту и конверт с фотографиями.
– Прикажите немедленно прослушать! – потребовал я. – В противном случае другие экземпляры будут переданы прессе.
Все так же величественно генерал передал документы, своему адъютанту. Немедленно явился переводчик с магнитофоном. И видели бы вы!.. – Иртенев не мог сдержать улыбки. – Это было забавно. Лицо генерала приняло багровый оттенок. Затем пропал налет учтивости, забыв все формальности, он ответил, что примет меры. – Смех Иртенева долго перекатывался по просторному кабинету. – Ну, и отделали же вы его! Задаст он кое-кому жару!
Закурив, Иртенев сказал:
– Все это – цветочки, товарищи чекисты! Самые ответственные дела только начинаются. Завтра в Вену приедет советская правительственная делегация. Вы об этом, вероятно, знаете. Вам работы прибавится. Ну, не мне вас этому учить, вы сами знаете. Я хотел бы только напомнить... Кстати, вы видели мой новый кабинет в посольстве?
– Красиво отделан и хорошо обставлен! Ничего не скажешь! – ответил Богданов.
– Молодец Коротов. Потрудился. Я разрешил ему сегодня уехать в отпуск.
...Наступил теплый весенний вечер. Городской шум утих, и сквозь открытое окно откуда-то издалека доносились звуки духового оркестра.
Богданов включил настольную лампу и углубился в чтение служебных бумаг. Теперь, когда деловая жизнь в городе замерла, можно было спокойно обдумать все, что произошло за сутки, увязать друг с другом хаотичные на первый взгляд события.
Неожиданно дверь кабинета отворилась, и Забродин прямо с порога произнес:
– Нужно спешить! Совещание у посла началось?
– Что случилось?
– Люстра, Илья Васильевич, понимаете, люстра! По дороге все объясню. Нужно немедленно ехать туда.
– Но у посла идет совещание. Объясните толком...
– Некогда. У вас машина здесь? Расскажу по дороге... Случилась неприятность!
Богданов собрал в охапку бумаги, разложенные на столе, сунул их в сейф и тогда только спросил:
– Вам нужна моя помощь?
– Да. Только вы можете вызвать посла с совещания...
Они бегом спустились по лестнице и вскочили в машину, стоявшую у подъезда.
– В посольство. Быстро! – приказал Богданов шоферу и повернулся к Забродину. Тот вытер вспотевшее лицо, откинулся на спинку сиденья и сказал:
– В люстре, по-видимому, вмонтированы микрофоны.
– В какой люстре?
– В кабинете посла.
– Откуда вы взяли?
Ответить Забродин не успел, машина остановилась у посольских ворот.
Советские дипломаты сидели за длинным столом, ожидая начала совещания. Сегодня должны были обсуждаться уступки, на которые может пойти Советское правительство.
Переговоры об условиях австрийского мирного договора развивались успешно. Уже была назначена дата подписания договора – 15 мая. И чем больше приближалась эта дата, тем сильнее возрастало напряжение в работе. Советские дипломаты, добиваясь постоянного нейтралитета Австрии, разгадывали и отклоняли многочисленные попытки «союзников» протащить в текст договора такие формулировки, которые давали бы им возможность втянуть эту страну в политические и экономические блоки. Шла борьба за будущее Австрии.
В дипломатических и торгово-экономических переговорах, если они равноправные и развиваются нормально, обязательно имеют место уступки с той и с другой стороны. Если одна делегация не захочет идти на уступки, то переговоры зайдут в тупик.
Со вчерашнего вечера советские дипломаты перешли к обсуждению уступок, на которые они могут пойти в ответ на встречные шаги других делегаций. Намечались главные задачи для переговоров следующего дня, наша тактическая линия.
Еще сегодня днем они заседали в «Империале». Там было тесно и неудобно. Теперь же кабинет посла был готов. И вот первое заседание.
Богданов открыл дверь в кабинет, когда Иртенев уже начал совещание.
– Извините, Александр Андреевич, – громко сказал Богданов входя. Иртенев обернулся к нему. – Можно вас на минутку?
– Вы же видите, что я занят! – голос посла прозвучал резко.
– Прошу прощения, у меня срочное дело.
– Что такое?
– Я хотел бы вам кое-что сказать, – Богданов стоял в дверях, давая тем самым понять, что разговор должен носить конфиденциальный характер.
– Извините! – Иртенев закрыл папку и вышел из кабинета. В коридоре явно недовольным тоном спросил: – Что у вас произошло?
– Понимаете, Александр Андреевич, – вступил в разговор Забродин, – все разговоры в вашем кабинете слушают американцы!
– Откуда вам это известно?
– В люстру вмонтированы микрофоны. Если вы позволите, я расскажу вам подробности завтра. А сейчас было бы лучше провести совещание в другом кабинете.
– Так давайте выключим люстру?
– С двумя плафонами вам будет темно. Да и не хотелось бы, чтобы американцы знали, что их секрет раскрыт...
– Ну, хорошо...
Иртенев возвратился в кабинет. Возникший было шум постепенно стих. Забродин и Богданов услышали, как Иртенев сказал:
– К сожалению, я не захватил кое-какие документы. Начинать без них совещание не имеет смысла. Я просил бы всех перейти в кабинет советника Парвина, чтобы все документы были под руками. Нет возражений, товарищи?
Вслед за этим задвигались стулья и кабинет быстро опустел.
В девять часов утра в кабинет к Забродину вошел военный.
– Инженер-майор Торгуев, – представился он.
– Очень рад с вами познакомиться, – ответил Забродин и сразу же перешел к делу: – Мы подозреваем, что американской разведке удалось вмонтировать в люстру, которая висит в кабинете посла, микрофоны. Вам понятно, что это значит?
– Да, конечно. Но как они смогли это сделать? Ведь посторонних в посольство не пускают?
– Я вам потом расскажу. Сначала давайте проверим, так ли это.
– Задача ясна! Я готов...
– Сейчас мы проедем в посольство. В кабинете посла – ни одного слова!
– Это само собой...
– Люстру, пожалуйста, не включайте.
– Все понятно. Я сделаю как надо...
Торгуев быстро стал проверять проводку с помощью каких-то приборов. Чувствовалось, что он мастер своего дела.
Забродин с нетерпением ждал результата.
Отсоединив проводку, Торгуев осторожно снял люстру и вынес ее в коридор. Перочинным ножом соскоблил краску на толстом ободе.
– Вот смотрите, – проговорил он тихо, – отверстие. Такое маленькое, что в него не пролезет иголка. А рядом пайка, это не фабричная. Тонкая работа! Здесь может быть то, что вы ищете!
Нагретым паяльником Торгуев снял олово, разогнул шов и что-то осторожно вытянул пинцетом.
– Вот микрофон! – Торгуев показал Забродину висящий на проводах маленький черный прямоугольник, напоминающий фишку от домино, с отверстием посредине. – Отсоединить?
– Нет. Оставьте пока на месте.
Заперев кабинет, Забродин и Торгуев возвратились в «Империал». Забродин, не задерживаясь, прошел к Верховному.
Иртенев пригласил к себе Богданова и Гриценко. Теперь Забродин чувствовал себя куда более уверенно.
– Как вы узнали? – спросил Иртенев Забродина, когда все собрались.
– Секрет фирмы! – улыбнулся Забродин. – Я, конечно, шучу. Вы помните, я говорил вам, что американцы узнали что-то важное?
– Да.
– В доме напротив посольства мы обнаружили магнитофон. Коротов назвал мне в числе вещей, купленных для кабинета посла, люстру и сказал, что покупал ее у Ривенса. Какая взаимосвязь между этими разрозненными событиями? На первый взгляд – ничего общего... Но, если вдуматься и сопоставить с некоторыми другими фактами, то получится уже кое-что. Вот проследите за ходом моих рассуждений.
Я вспомнил, что на Ривенса у нас были некоторые данные. Проверив, мы убедились, что он связан с американцами, с неким мистером Греггом. Теперь уже «люстра», «магазин», «тайна», Грегг, Ривенс не давали мне покоя, все время вертелись в голове. Еще раньше от Пронского мы узнали, что американцы готовят какую-то «Операцию освещение»...
Никакой операции, по крайней мере сейчас, по отношению к своим западным союзникам американцы проводить не станут. Значит, готовится что-то против нас.
Я старался представить, к чему может относиться слово «освещение». Мне подумалось, что в нем таится ключ к разгадке. Продумал десятки вариантов. Иногда казалось, что мои усилия напрасны и ничего за этим не кроется... И все же я перебирал слово за словом. И неожиданно выплыло: «Операция освещение – люстра!» Все сразу стало на свои места...
– А магнитофон? Зачем магнитофон?
– Магнитофон все записывает. Теперь уже все просто: микрофоны маломощные, передатчик действует на короткое расстояние, поэтому и потребовалась квартира вблизи посольства. В этой квартире был установлен магнитофон, на который записывалось все, что говорилось в кабинете посла.
Некоторое время все сидели молча. Затем Иртенев сказал:
– Насколько я помню, новую люстру включили в моем кабинете два дня тому назад... Нужно разобраться, о чем я говорил вчера, до совещания, и принять меры. Ну, этим я займусь сам. Что вы намерены делать дальше?
– Попытаемся извлечь кое-какую пользу. Прошу вас оставить все как есть! – попросил Богданов.
– Делайте как знаете. Вы разбираетесь в этих вопросах лучше, чем я.
...В старинном дворце Бельведер состоялось торжественное подписание Австрийского мирного договора. Отныне народ Австрии освободился от бремени оккупации. СССР, США, Англия и Франция обязались охранять нейтралитет этой страны от всевозможных посягательств. Через несколько лет западные государства начнут снова плести нити, с помощью которых они хотели бы втянуть Австрию в свои союзы, начиная от торговых объединений, кончая военными блоками. Но сейчас все были довольны достигнутым.
Наступило время пышных приемов и парадных церемоний. Не было мира только между разведками. До окончательного вывода войск продолжали существовать зоны...
Однажды дверь кабинета Лунцова резким движением открыл директор металлургического завода Петр Федорович Радов и, подойдя к столу, положил перед Лунцовым конверт.
– Вот, полюбуйтесь! Сегодня получил по почте!
Лунцов вынул из конверта свернутый пополам лист бумаги, развернул и прочитал текст, напечатанный на машинке по-русски. Крупным шрифтом сверху стояло: «Пропуск». Затем указывалось, что это письмо является пропуском в американскую зону. Американская администрация хорошо знает директора завода Петра Федоровича Радова, ценит его способности и предлагает перейти на службу к американцам. Внизу указывался маршрут, по которому Радов может пройти беспрепятственно в западный район.
– Вот до чего дошли! Ведь это же хамство! Я старый член партии. Почему так бесцеремонно позорят мое имя? Меня выучила Родина и сделала человеком.
– Вам незачем волноваться, – успокоил его Лунцов. – Мало ли что придумает американская разведка! Это совершенно не затрагивает вашу репутацию...
Вскоре с такими же пропусками пришли к Гриценко три инженера. Гриценко пригласил к себе Забродина.
