Текст книги "Чекисты рассказывают... Книга 2-я"
Автор книги: Владимир Востоков
Соавторы: Александр Лукин,Теодор Гладков,Федор Шахмагонов,Леонид Леров,Алексей Зубов,Виктор Егоров,Евгений Зотов,Андрей Сергеев,Владимир Листов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)
– Посмотрите, – сказал он, передавая Забродину несколько конвертов. – Оскорбления человеческого достоинства стали приобретать массовый характер.
– Я уже информировал Иртенева. Он хотел поговорить с американским послом, но прямо сказал, что никаких надежд на этот разговор не возлагает. Опять нужны доказательства... А эти письма – неофициальные документы и с юридической точки зрения ничего не стоят.
– Как будем поступать?
– Предупредим наших инженеров, чтобы относились к этому спокойно. Запретить американцам писать, а почте – доставлять эту «писанину» мы не можем...
В тот же день Забродин увиделся с Богдановым.
– Вы знаете, до какой наглости дошла американская разведка? – спросил он Забродина.
– Знаю. Сегодня говорил об этом с Гриценко.
– Это еще не все.
– А что такое?
– Они прислали письмо консулу Нечаеву. Назначают ему встречу в кафе с американским представителем. Так сказать, неофициальную...
...В девять часов вечера Нечаев вышел из дому.
Кафе «Зеленый грот», куда он должен был прийти в половине десятого, размещалось в американской зоне, В назначенное время Нечаев вошел в кафе. Пологая лестница, покрытая мягким ковром, вела куда-то вниз, в загадочный полумрак, откуда доносилась негромкая музыка. Перед ним был большой зал, напоминающий трюм корабля. Матовый свет проникал через иллюминаторы, вделанные в стены. Вместо столов стояли большие отполированные бочки, а стульями служили пни от деревьев. Кое-где возле бочек светились торшеры с яркими цветными колпачками. Воздух был чист и ароматен.
– Господин Нечаев, мы очень рады, – навстречу торопливо шел Дилл.
– О! Господин Дилл? Никак не ожидал вас здесь встретить! Я очень рад! Но почему вы назначили мне встречу в кафе?
– Видите ли, господин Нечаев, я – человек официальный. Меня попросили вас встретить и познакомить с одним господином. Но не я организатор. С вами хочет поговорить высокопоставленный чиновник. Если вы не возражаете, я вас провожу.
Нечаев ощутил на себе тяжелый взгляд и повернулся в ту сторону, куда направился Дилл. Он сразу вспомнил взгляд, который перехватил во время приема в американском посольстве... Да, это были те же глаза. И к этому человеку вел Нечаева Дилл. Что ему нужно?
Это был пожилой солидный американец. Он попыхивал сигаретой.
– Очень рад познакомиться лично. Много о вас слышал и видел вас на дипломатических приемах, но не имел пока возможности разговаривать, – произнес незнакомец по-английски и встал из-за стола.
– С кем имею честь? – Нечаев был насторожен. Это было неожиданно.
– Роклэнд. Работаю в американском посольстве, – он сел и жестом пригласил Нечаева последовать его примеру.
Дилл, видимо, закончив свою миссию, ушел.
– Что вы будете пить? – спросил Роклэнд, когда Нечаев сел.
– Сухое вино. Если есть, рейнское.
Где-то в стороне играла скрипка: печальные венгерские напевы.
– Господин Нечаев, мы знаем, что вы любите Запад, – сказал Роклэнд, наливая вино, и замолчал, по-видимому, ожидая подтверждения своим словам.
Нечаев поднял рюмку и долго рассматривал вино, на свет. Наконец он произнес:
– Ну и что?
– Мы хотим сделать вам деловое предложение. Давайте сначала выпьем.
– За что?
– За дружбу.
– Всегда рад выпить за дружбу. – Нечаев поставил рюмку на стол и с любопытством стал рассматривать публику.
– Господин Нечаев, насколько мне известно, вы любите хорошо одеваться.
– Вы не ошиблись, господин Роклэнд...
– Скоро вы поедете домой. Что вы там будете иметь? – теперь вопрос был поставлен в лоб.
Роклэнд снова закурил. Предложил сигарету Нечаеву. Над столом потянулся сизый дымок.
– Оставайтесь у нас. Поедете в Америку. Мы обеспечим вам хорошую жизнь!
Нечаев молча курил.
Роклэнд его не торопил. Пусть подумает. «Хорошо, что Нечаев не поднялся и не ушел сразу, – подумал он. – Значит, зацепило».
– Зачем я вам нужен?
Деловая постановка вопроса понравилась Роклэнду.
– Это мы обсудим потом. Если вы согласитесь, то мы сумеем договориться.
– Ваше предложение для меня неожиданно. Я должен подумать...
Они снова выпили. Старый венгр-скрипач подошел к Нечаеву и заиграл чардаш. Музыка металась, билась о стены, звала куда-то вдаль. Венгр был на чужбине, хотя родина была рядом. И он тосковал.
– Какие вы можете дать гарантии, что не выбросите меня на улицу? – спросил Нечаев, когда скрипка умолкла.
– Какие вы хотите?
– Официальное письмо.
– От Государственного департамента?
– Да.
– Хорошо.
...С мокрых листьев платанов скатывались дождевые капли. Они падали на подоконник, растекались по полу. Образовалась целая лужа. Генерал позвал секретаршу и сказал:
– Прикажите, пожалуйста, вытереть!
Генерал поморщился. Вероятно, от плохой погоды состояние у него было кислое.
– Есть, сэр! – но вместо того, чтобы выйти, женщина подошла к столу и положила тонкую папку. – Мне только что передали для вас шифровку, сэр.
– Спасибо.
– Уборщицу я сейчас пришлю.
Генерал пробежал глазами телеграмму. Вялость исчезла. Он поднял трубку телефонного аппарата:
– Это я, сэр. Телеграмма от Роклэнда. Просит гарантий. От вашего ведомства. Да, Госдепартамента. Сенсация! Консул выступает в печати против своего правительства! Ха, ха, ха... На весь мир... Благодарю, сэр!
«Парашютные стропы» на шее генерала то ли от напряжения, то ли от испытываемого им удовольствия слегка покраснели. Когда в кабинет вошла уборщица, генерал бодро расхаживал и напевал веселую мелодию.
...Несколько дней спустя Забродин встретился с Богдановым у входа в «Империал».
– Так, решено окончательно – в кафе на Ринге. Рядом с кинотеатром «Гартенбаум», – сказал Богданов и заторопился к себе.
В половине одиннадцатого Забродин пришел в кафе. В венских кафе почти нет часа «пик». Вечером – немного больше, днем – немного меньше, но посетители заходят все время. Пьют кофе, читают газеты, журналы, проводят деловые встречи.
На этот раз в кафе «Гартенбаум» было более людно, чем обычно в это время.
Забродин увидел двух советских дипломатов. Они пили фруктовую воду и о чем-то беседовали. Забродин сел за свободный столик, взял утренние газеты и, просматривая их, наблюдал за входом в кафе.
Вот вошел Нечаев. Прошелся взглядом по столикам. Вероятно, того, кто ему был нужен, еще не было. Не замечая своих, Нечаев прошел к окошку и сел за пустой столик. Взял иллюстрированный журнал и начал листать. Подошел официант. Нечаев сделал заказ.
Не успел официант отойти, как в кафе вошел плотный мужчина, окинул взглядом зал и направился к Нечаеву.
Мистер Роклэнд нервничал. Он редко бывал в этих местах. Хотя и «нейтральная зона», но здесь рядом – советский сектор. Да и игра крупная. Или грудь в крестах, или голова в кустах, – как говорят русские.
Поздоровавшись с Нечаевым, Роклэнд сел на стул и подозвал официанта:
– Бутылку мозельского! Живо!
– Есть!..
– Ну, как, мистер Нечаев? – американец придвинулся к столу.
– Все зависит от вас, мистер Роклэнд, – Нечаеву было не по себе. Но он не спешил.
– Я принес то, что вы хотели.
– Гарантии?
– Да.
– Кто подписал?
– Как вы просили – Госдепартамент!
– Я могу посмотреть?
– Ну, разумеется...
Роклэнд достал из внутреннего кармана конверт и через стол передал Нечаеву. Нечаев раскрыл конверт, достал лист бумаги.
Роклэнд вытер платком вспотевший лоб и, не отрывая глаз, смотрел на Нечаева.
Дочитав до конца, Нечаев сказал:
– Хорошо, мистер Роклэнд, хорошо. Это как раз то, что мне нужно... – Он сложил бумагу пополам, вложил ее в конверт и стал укладывать конверт во внутренний карман своего пиджака.
– Это вы верните, пожалуйста, мне.
– Хорошо, мистер Роклэнд, хорошо! – Нечаев словно бы не расслышал Роклэнда, который с растущим беспокойством наблюдал за его действиями.
Затем не спеша поднялся со стула и вдруг, размахнувшись, наотмашь ударил американца по лицу.
– Вот это мой ответ!
Это было невероятно! Звук пощечины и слова Нечаева, сказанные так громко, что их могли слышать все, кто был в кафе, ошеломили посетителей, словно удар гонга. Все повернулись в их сторону.
Роклэнд вскочил. Он был разъярен. Лицо покраснело, глаза налились кровью. Он был готов убить Нечаева и, вероятно, сделал бы это... Но его схватили за руки... В ту же секунду в зал вошел союзнический патруль и несколько австрийских журналистов. Это был день, когда во главе четырехстороннего патруля стоял советский офицер...
...Вечерние венские газеты кричали:
«Советский консул Нечаев дает пощечину американцу Роклэнду!», «Крупнейший провал американской разведки!» «Письмо Государственного департамента в руках у Советов!»
Более мелким шрифтом стояло:
«Американская разведка пыталась склонить к измене Родине консула Нечаева. Нечаев потребовал гарантий. Роклэнд обещал их доставить. В кафе «Гартенбаум» Роклэнд передал Нечаеву «гарантии» – письмо из Государственного департамента США. Это прямое доказательство политического разбоя и шантажа! В письме гарантируется советскому консулу политическое убежище в США, если он согласится стать предателем!»
Спустя несколько дней, когда газетная шумиха несколько поутихла, Роклэнда вызвал к себе американский посол.
– Господин генерал, – сказал он сухо, – вас вызывает Вашингтон. Когда вы намерены выехать?
– Завтра...
...Военная власть четырех держав закончилась красивым парадом на площади дворца Хофбург. Представители воинских соединений под звуки своих национальных гимнов проходили круг почета и отдавали воинскую честь друг другу. Каждая рота шла своим церемониальным маршем: четко отбивали шаг советские солдаты, чуть пританцовывали французы, прямо вперед выбрасывали ногу англичане и американцы.
А через несколько дней усилилось движение поездов на восток и на запад. Они увозили служащих многочисленных учреждений и предприятий, выросших за годы оккупации. Покидали Австрию и воинские части.
В конце июля Забродин встретился с Пронским.
– Собирайтесь домой, Николай Александрович!
– Когда?
– Поедете через две недели.
– Я готов. Мне собирать нечего.
– На следующей неделе вы организуете встречу Викентьева с Греггом и можете ехать.
– Прекрасно. Куда я должен явиться?
– Вы придете сюда, на эту квартиру, и мы отправим вас на Родину.
– Спасибо.
За много лет работы в разведке Пронский привык не задавать лишних вопросов. Он спрашивал только в тех случаях, когда ему было неясно, как он должен выполнить задание, или когда хотел что-то уточнить. Так и сейчас, он не спросил: что будет с Викентьевым, к чему приведет его встреча с опытным американским разведчиком? Пронский только уточнил, где и когда он должен их познакомить.
Через две недели Забродин усадил Пронского на самолет и вручил ему необходимые документы. Прощаясь с ним на аэродроме, Забродин обнял его и проговорил:
– До встречи в Москве!
– Нет, в Новочеркасске! – Пронский радостно улыбался.
– И в Москве, и в Новочеркасске!
Забродин долго махал вслед взлетевшему самолету.
...В один из знойных летних дней Богданов в сопровождении переводчика вошел в кафе. Викентьев сидел спиной к двери. Напротив его – Грегг. Греггу хорошо было видно, кто входит в кафе, но он, по-видимому, так увлекся разговором, что не заметил новых посетителей. А может быть, он их не знал.
– Разрешите присесть? – обратился Богданов к Греггу по-русски, а переводчик тут же перевел.
Грегг встал из-за стола. Он был удивлен такой бесцеремонностью и хотел было решительно отказать, но поднялся Викентьев и представил:
– Мой шеф. Прошу познакомиться.
...К началу сентября почти вся советская колония выехала из Австрии. Остались только постоянные работники посольства и торгпредства, да несколько человек, не успевших еще передать дела. Забродину уже нечего было делать в Вене, и генерал Шестов разрешил ему возвратиться в Москву. На вокзале Забродина провожал Богданов, который должен был завершить дела.
Прогуливаясь по платформе в ожидании отправления поезда, Богданов сообщил Забродину, что от Грегга получены интересные сведения.
Поезд тронулся. Забродин и Богданов крепко пожали друг другу руки. Забродин вскочил на подножку.
– Желаю удачи! – крикнул он, – До свидания!
Ф. Шахмагонов, Е. Зотов
ИНДЕКС БЕЗ ИНДЕКСА
1
Мы заканчивали большое дело, над которым группа следователей работала почти полгода. Сложное, тяжелое дело группы валютчиков. Валютчики – это особая порода преступников. Даже под тяжестью неопровержимых улик они до последней минуты пытаются скрывать свои доходы, торгуются за каждый рубль, чтобы уменьшить суммы незаконных сделок. Мы сидели с моим помощником Снетковым над обвинительным заключением. Раздался телефонный звонок. Меня пригласил к себе начальник управления.
Вызов ничего необычного не предвещал, и я не торопился, несколько раз останавливался перемолвиться с сотрудниками. А в приемной тревога. Меня уже хотели разыскивать. Что за нетерпение?
Я вошел в кабинет. На длинном столе для совещаний разложена карта Энской области. Начальник управления Юрий Александрович стоял, склонившись над картой, и следил за красной чертой, которую прочерчивал, сверяясь по кальке, один из сотрудников.
Прямая линия просекала зеленоватые разводы, обозначающие леса, перечеркивала линию реки и, обходя населенные пункты, нацеливалась на областной город.
Юрий Александрович оторвался от карты, мы поздоровались. Он торопился. Указывая на красную черту, пояснил, что это линия нефтепровода к нефтеперегонному заводу.
На красную линию лег красный кружок.
Юрий Александрович остро отточенным карандашом еще раз обвел его.
– Здесь! – воскликнул он. – Здесь полыхает пожар... Горит лес, горит деревня...
Он посмотрел на меня.
– Никита Алексеевич, надо ехать. И ехать немедленно. Вы должны будете возглавить оперативно-следственную группу. К вам подключатся работники областного управления.
Я сказал, что к отъезду готов, но выразил удивление столь пристальному вниманию к пожару с нашей стороны.
Юрий Александрович протянул мне папку.
– Читайте, а я сделаю кое-какие распоряжения к отъезду. Надо лететь самолетом. Время не терпит...
На первый взгляд картина пожара представлялась очень простой. В нефтепроводе произошел прорыв, нефть выбилась из-под земли, натекла в деревню, вспыхнул пожар. Он бушевал с ночи и, как свидетельствовали оперативные сводки, еще не утих. В папке – всего лишь несколько страниц. Кроме сводки, сообщение от наших коллег из. Германской Демократической Республики, В нем говорилось, что несколько месяцев назад был задержан на территории ГДР некто Эрвин Эккель, в прошлом гестаповец, а ныне агент одной из разведывательных служб ФРГ. На допросе он показал, что два года назад им был завербован советский инженер Чарустин Василий Михайлович, приезжавший в ФРГ в составе группы инженеров-нефтяников принимать трубы для строящегося в СССР нефтепровода. Чарустин приезжал несколько раз, за ним было установлено наблюдение. Сообщались некоторые подробности вербовки. В частности, говорилось, что вербовка Чарустина осуществлена с помощью переводчицы Гертруды Ламердинг.
Кто же такой Чарустин? Опытный нефтяник, организатор производства, ныне директор нефтеперегонного завода. Он же и прокладывал этот нефтепровод.
Я спросил у Юрия Александровича, знают ли в областном управлении КГБ об этих показаниях.
– Безусловно! Техническая комиссия из министерства уже на месте. Областная прокуратура возбудила уголовное дело по взрыву. Пожар гасят несколько пожарных команд особого назначения. В борьбу с огнем введены формирования Гражданской обороны...
– Чарустин взят под стражу? – спросил я.
– Для этого пока нет оснований.
Я указал на сообщение из ГДР.
– Одно показание! К тому же оно не перепроверено, Чарустина может взять под стражу областная прокуратура, если вскроется его причастность к случившемуся. Наш материал при этом не должен фигурировать. Группа, которую вы возглавите, должна будет заняться тщательной перепроверкой показаний Эккеля. Но это позже, а сейчас собирайтесь. Через несколько часов вы должны быть на месте пожара.
Вызов к начальнику управления состоялся в четвертом часу дня. Август. Давно нет дождей. В городе душно и жарко. Там, где вспыхнул пожар, это я знал из газет, шла полным ходом уборка урожая и тоже стояла сушь. Можно представить, как разгулялся огонь.
...Уже в темноте самолет приближался к месту катастрофы. Вот он качнул крылом, сделал разворот, и я наконец увидел отблеск далекого пламени.
В небо рвался огненный протуберанец. Летчик сделал несколько кругов вблизи пожара. Люди на земле казались игрушечными.
Несколько роторных экскаваторов двигались по кругу, окапывая место пожара глубоким рвом.
В проходы между рвами вступали одна за другой пожарные машины. С одного края наступление велось более успешно, здесь пытались прорваться к центру огня.
На полевом аэродроме нас встретили товарищи из областного управления. Километра за два до линии огня машина остановилась. Пахло гарью и нефтью. Удушающий дым оседал на землю. С каждым шагом ко рву жар нарастал. Мы остановились возле рва, огонь уже обжигал лицо.
Подошел начальник областного управления КГБ полковник Марченко. Мне доводилось с ним встречаться, когда он работал в центре. Веселый, добродушный южанин, подвижный и энергичный. Он любил работать с шуткой, не теряя присутствия духа даже в труднейших положениях. Когда ему предложили выехать в область, он был очень расстроен. Что могло потрясти спокойствие этого края, какие могли возникнуть там трудные задачи у контрразведчика? Но солдат – всегда солдат. Надо было ехать: поехал.
Я напомнил ему слова о излишнем спокойствии на областной работе. Он махнул рукой.
– Беда страшная... Причины? Их может обнаружиться немало: халатность, недосмотр... Просто бесхозяйственность или преднамеренность? В свете показаний Эккеля у нас есть основания и для такого предположения. Я вас представлю председателю технической комиссии. Это ответственный работник министерства, крупный инженер. Он только что приступил к работе. С документацией он уже ознакомился. Высказывает кое-какие соображения...
– Не рановато ли? – спросил я.
– Все торопятся узнать, в чем причина бедствия...
Пожар вспыхнул сутки назад. Огонь охватил сразу огромную площадь и пополз по стерне в разные стороны. Перекинулся к небольшому перелеску, слизнул его и остановился у реки. В эпицентре пожара оказалась деревенька Сосновка. Туда до сих пор не пробились. Загорелось ночью. Из огненного кольца вырвались лишь несколько человек. Они рассказали, что несколько дней по земле сочилась темная и густая жидкость. Высказывалось предположение, что в лощину стекает нефть из нефтепровода. Никто по этому поводу особой тревоги не проявил. Во всяком случае, спасшиеся не знали, было ли сообщено об этом в город, на завод или в милицию.
Перед самым пожаром из земли проступили уже черные лужицы. Накануне пожара у ларька собрались любители выпить. Шутили, что деревня скоро станет знаменитой – нефть найдут... Пошутили и разошлись.
Огонь возник взрывом и сразу во многих местах. Он несся от лужицы к лужице, перекидываясь с земли на крыши. Много было в деревне соломенных крыш. Пылала деревня, горела дорога, огонь катился с возвышения, где пролегал нефтепровод.
Из этих рассказов пожарники сделали свой вывод, конечно, предварительный и предположительный.
Под землей прорвало нефтепровод. Почва в этих местах песчаная. Нефть незаметно сочилась, скапливаясь в песке. Под землей она нашла протоки и спустилась вниз, в лощину – здесь выбилась из земли, пропитав почву. На жаре начались испарения, в лощине произошло скопление газов. Сначала вспыхнул газ. Отсюда и взрыв. Затем загорелась нефть, просочившаяся в верхние слои почвы.
Предполагалось, что прорыв в нефтепроводе был незначительным, ибо ни нефтеперегонная станция, ни завод не сигнализировали об утечке нефти.
Меня познакомили с председателем технической комиссии Николаем Николаевичем Баландиным. Высокий человек лет сорока семи – пятидесяти. Тонкие черты волевого лица. Кудряв, черноволос. Крайне возбужден, курит короткими затяжками. Словно оправдываясь, пояснил, что не курил два года, а на пожаре не удержался, вновь закурил...
Всех волновало: что с деревней, что с людьми в огненном кольце? Из-за опасений причинить еще большие беды им не применяли направленный взрыв, который сбил бы огонь. За рвом, у леса сосредоточился батальон войск Гражданской обороны. Вслед за взрывами готовы были устремиться танки, были бы пущены в ход химические средства борьбы с огнем. Несколько пожарных рукавов тянулось от реки. До нее было не менее полутора километров, на перекачке стояли мощные компрессоры. Вплотную за водяной стеной шли солдаты и пожарники.
Что делается в деревне? Никто не решался произнести роковое слово, признать, что в деревне уже некого спасать. Осталась надежда то ли на чудо, то ли на смелость людскую...
А до деревни было еще с полкилометра огня...
Надо было принимать решение. Специалисты высказались за применение взрывных средств. Начальник штаба Гражданской обороны области и начальник управления пожарной команды согласились с ними. Последнее слово оставалось за Проскуровым, первым секретарем обкома партии. Все напряженно ждали, что он скажет. Гудел огонь, перекрывая работу моторов. Проскуров смотрел, как завороженный, на огонь, на людей, прорывавшихся в эпицентр пожара.
– Какое страшное преступление! – процедил сквозь зубы Баландин. – За это надо расстреливать!
Проскуров оглянулся, что-то хотел сказать, но, так ничего не сказав, медленно пошел к машине с полевой рацией, остановился на полпути, негромко, но внятно произнес, как бы отвечая Баландину:
– Преступление... Сейчас эти слова не имеют никакого смысла. Остались или нет в этом огне живые люди? Вот в чем вопрос!
В поле мерно покачивались огни фар. Это вереницей подходили пожарные машины, включались в битву с огнем новые силы.
Клин в огне медленно расширялся. По широким основаниям его двинулись два роторных экскаватора, проделывая глубокие канавы, чтобы закрепить отвоеванное у огня. По экскаваторам хлестали струи воды, охлаждая металл.
Наступил мутный и темный рассвет. Смешались пар и дым, залегли черным туманом в низинах, покрыли слизью деревья, пожухлую от жары траву.
Люди раздвинули пламя, открылись обожженные пустоты. Солдаты вошли в прорыв и достигли обгоревшего фундамента крайнего дома в деревне. Кирпич потрескался, труба завалилась. Дерево выгорело дотла, но земля здесь не горела: она была утоптана ногами и скотиной. Над пепелищем висели чад и мрак.
Солнце красным шаром выкатилось из-за леса.
Проскуров, бледный, позеленевший от бессонной ночи, от духоты и волнения, мерил широкими шагами обочину рва. Поглядывал на часы. Он оказался прав: не надо было спешить со взрывом. В глубоких подвалах спаслись те, кто не успел вырваться из огненного кольца. Пострадавших вывозили в полуобморочном состоянии... Но они были живы... Живы!