Текст книги "Десять веков белорусской истории (862-1918): События. Даты, Иллюстрации."

Автор книги: Владимир Орлов

Соавторы: Геннадий Саганович
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Убийство униатского архиепископа Иосафата Кунцевича

Утверждение в Беларуси униатской веры происходило вначале мучительно Самый известный из полоцких церковных иерархов родился в 1580 году во Владимире-Волынском на Украине в семье выходцев из Беларуси. Восприняв от отца любовь к книгам, он в юности приехал в Вильню учиться на купца, стал прихожанином униатской Свято-Троицкой церкви и пел там в хоре. Способного набожного юношу заметил виленский митрополит Ипатий Пацей. Он взял Кунцевича в монастырь послушником и определил его на учебу в Виленскую академию. В 1604 году, когда Иосафат закончил курс наук, митрополит собственноручно постриг его в монахи. трудно. Своеобразным символом этого стала жизнь полоцкого архиепископа Иосафата Кунцевича.

Вскоре Кунцевич стал иеромонахом, а затем и архимандритом Свято-Троицкого монастыря. Об Иосафате говорила вся Вильня. Отличаясь необычайным красноречием, он часто проповедовал просто на улицах и площадях, смело входил в дома ремесленников и во дворцы магнатов. Враги дали ему кличку «душехват» – ловец душ. За заслуги перед грекокатолической церковью, в лоно которой он обратил из православия тысячи ниленцев, Кунцевич был возведен в сан епископа.

Во время его первого визита полочане встретили униатского архиерея праздничным крестным ходом с иконами, церковными и цеховыми хоругвями. Верующим было известно и об умении епископа убедить самого упорного, и о том, что этот еще молодой, высокий и стройный человек с острым взглядом носит под одеждой тяжелые вериги и испытывает свой дух и тело длительными постами и самобичеванием.

Став в 1618 году полоцким архиепископом, Иосафат получил от великого князя и митрополита право на подчинение себе всех православных монастырей и храмов в Полоцке, Витебске, Могилеве и Орше. Факты свидетельствуют, что владыке не хватало терпения и милосердия. Не жалея себя, этот человек не испытывал жалости и к другим. Торопя события, он перешел опасный рубеж, за которым начиналась жестокость. В борьбе с непокорными он опечатывал храмы, лишал сана и карал священников. Кунцевичу противостояли объединенные в братства православные горожане, поддерживаемые еще многочисленной православной шляхтой.

Иосафат Кунцевич был сыном и жертвой своего безжалостного времени. В поисках поддержки он обратился к канцлеру Великого Княжества Литовского Льву Сапеге. Тот, хотя и принадлежал к сторонникам идеи унии, ответил весьма жестким посланием: «Утверждаете, что вы вольны топить неуниатов и рубить им головы… Нет, не так надлежит обращаться с ними, ибо Евангелие Божье напоминает всем мстящим, в том числе и вам: «мне отмщение и аз воздам». Слова канцлера стали пророческими.

В 1620 году через Речь Посполитую возвращался из Москвы константинопольский патриарх. На уже занятые униатами епархии он поставил православных архиереев. Назначенный архиепископом полоцким Мелетий Смотрицкий повел себя не слишком разумно. Прибыв в Витебск, он объявил, что отлучает Кунцевича от церкви, и разослал по епархии соответствующие грамоты. Подобная деятельность не принесла никаких плодов, кроме дальнейшего разжигания и без того бушующих страстей.

Осенью 1623 года Кунцевич приехал в Витебск, чтобы успокоить растревоженный Смотрицким город. Это было его последнее путешествие. Вступив в сговор с полочанами и жителями Орши, витебские мещане постановили умертвить владыку Иосафата. Некий шляхтич предупредил его, но Кунцевич бесстрашно шел навстречу судьбе.

12 ноября ударили колокола и тысячная вооруженная толпа напала на дом архиепископа возле церкви Богородицы. Отец Иосафат только что отслужил заутреню. Услышав крики, он вышел к людям и, перекрестив их, попытался уговорить мирно разойтись. Но все было напрасно. Двумя ударами бердыша владыке раскроили голову. Верная собака вскочила на тело, чтобы защищать хозяина, и мгновенно была разрублена на куски. Потерявшего сознание архиепископа добили, а затем, как свидетельствуют судебные документы, «издевались над телом, таскали его за ноги по двору, сорвали одеяние, оставив в одной власянице, которую, укрощая свою плоть, носил этот пастырь, били покойника ногами по лицу, калеча его и после смерти». Тело, взяв за ноги, сбросили с Пречистенской горы, потом отвезли в лодке вверх по Двине за город и там, привязав к ногам и шее камни и насыпав камней во власяницу, утопили. После этого убийцы разграбили дом архиепископа, выбили в нем окна, разрушили печи, избили архиереевых слуг и отметили свой подвиг найденным в погребе вином.

Римский папа Урбан VIII откликнулся на витебские события суровым письмом королю и великому князю Жигимонту: «Да проклят будет тот, кто удержит свой меч от крови! Пускай еретики почувствуют, что им нет пощады». В Витебск прибыли великокняжеские судьи во главе со Львом Сапегой. Согласно приговору город лишили магдебургского права, ратушу сровняли с землей, а витебские колокола отправили на переплавку. (Спустя несколько лет великий князь вернул городу все прежние права за победу над московитами.) С плеч бунтовщиков полетели головы.

Предание утверждает, что владыку Иосафата отыскали по столбу света, который поднимался прямо из Двины. Тело привезли по реке в Полоцк и похоронили в Софийском соборе. Вскоре останки извлекли из земли и после торжественного отпевания виленским митрополитом поместили в серебряную раку. Прах и в дальнейшем был лишен покоя: его около десяти раз перезахоранивали в Беларуси и далеко за ее пределами.

Через год после смерти Рим признал отца Иосафата блаженным, а в 1867-м папа Пий IX объявил его святым. После Второй мировой войны мощи полоцкого святого перевезли из Вены, где они тогда хранились, в Рим и в 1963 году погребли в главном храме католиков всего мира – соборе Святого Петра в алтаре Василия Великого.

Симеон Полоцкий

Подлинное имя этого знаменитого полочанина – Самуил Петровский-Ситнянович. Вторую фамилию – Петровский – он получил от отчима, полоцкого купца, воспитывавшего его в детские годы.

Свой путь в науку юный Самусь начал с братской школы полоцкого Богоявленского монастыря, а продолжал в Киево-Могилянском коллегиуме, который православные считали лучшим учебным заведением Речи Посполитой. В Киеве были написаны его первые дошедшие до наших дней произведения – датированные 1648 годом «Канон» и «Акафист».

Жажда знаний привела Самуся в Виленскую академию. В то время кроме родного белорусского он уже в таком совершенстве овладел латынью, церковно-славянским и польским языками, что писал на всех четырех стихи. Образованный полочанин стал сторонником мирного объединения христианских церквей, что привело его в греко-католический Орден базилиан.

Война Речи Посполитой с Московским государством не позволила завершить учебу. Из разграбленной и опустошенной царскими войсками Вильни Самойла возвратился в Полоцк и под именем Симеона принял постриг в Богоявленский монастырь, игуменом которого был знакомый по Киеву профессор свободных искусств и поэт Игнат Иевлевич. Симеон преподавал в братской школе, где некогда учился, создал там театр, но главным его увлечением оставалась поэзия.

Во время приезда царя Алексея Михайловича в Полоцк и Витебск Симеон продемонстрировал свой поэтический дар российскому монарху. Приветственные Симеоновы «Метры» нельзя рассматривать как проявление искренней приверженности, ибо они были, по сути, перелицовкой одного из изданных ранее произведений, где такие же велеречивые сравнения адресовывались киевскому митрополиту. Во-первых, поэт должен был помочь монастырю, где нашел пристанище. Во-вторых – и это главное – он искал мецената, под защитой которого в ту жестокую эпоху мог бы спокойно служить своей музе.

Многие его славословные вирши тех лет при более внимательном чтении воспринимаются как рискованно иронические. К таким, например, относится приветствие полоцкому епископу Каллисту, поставленному московитами в обход церковных законов, так как белорусские земли находились под эгидой не московского, а константинопольского патриарха. Сам владыка Каллист прекрасно понял иронию и отблагодарил тем, что вначале отправил Симеона на унизительную работу в монастырский хлев, а затем приказал бросить в тюрьму и заковать в кандалы. Возможно, именно это событие и послужило непосредственным толчком к отъезду поэта весной 1664 года в Москву.

Там наш соотечественник и начал подписываться псевдонимом Симеон Полоцкий. Он сразу получил ответственное поручение: создать латинскую школу для царских людей из Приказа тайных дел. На церковном соборе, судившем патриарха Никона и рассматривавшем вопрос о раскольниках, Симеон был секретарем и переводчиком двух вселенских патриархов – александрийского и антиохийского. Как приверженец просвещенного абсолютизма, Полоцкий считал необходимым поднимать культуру русского народа, ибо чем выше культура, тем выше и человеческая нравственность.

Еще больше укрепилось положение Симеона, когда его назначили воспитателем и наставником царских детей.

Хотя поэт и ученый находился под опекой царей – сначала Алексея, а потом и своего воспитанника Федора Алексеевича – жилось ему в Москве несладко. Не меньше, чем раскольники, «латинника» ненавидели верхи официального православия. Эта вера с ее консерватизмом и подозрительностью к науке всегда оставалась для Симеона чужой. Угнетали Полоцкого и жестокие московские порядки. В Речи Посполитой борьба религиозных течений обычно происходила в виде литературной полемики и богословских диспутов. В Московии инакомыслящим вырезали языки.

Однако и в той душной, гнетущей атмосфере полочанин мужественно и самоотверженно служил богу просвещения. Он стал первым в России профессиональным писателем, переводил с латыни и польского, участвовал в подготовке полного русского перевода Библии. Симеон открыл свою, независимую от цензуры патриарха, типографию, написал проект первого в России высшего учебного заведения, согласно которому впоследствии создавалась московская Славяно-греко-латинская академия. Ее студент М. Ломоносов по произведениям Симеона впервые познакомился со стихосложением. Полоцкий стоял у истоков первого в России театра, открытого в 1672 году при царском дворе.

Наш соотечественник создал огромный, многообразный и неповторимый поэтический мир. Он слагал оды, элегии, гимны, панегирики, эпитафии, «плачи», «утешения»… Он стал в российской поэзии зачинателем экспериментов с фигурными стихами. Своими сатирическими и поэтическими произведениями он боролся с тогдашними дикими российскими суевериями.

Громкую славу принес Симеону стихотворный перевод Псалтыри, изданный с прекрасными гравюрами в его типографии. Обделенные талантом красноречия священники благодаря Полоцкому получили два учебника – сборники «слов» и проповедей «Обед душевный» и «Вечеря душевная», которые были изданы уже после его смерти.

Большинство своих стихотворений поэт собрал в объемные рукописные книги «Рифмологион, или Стихослов» и «Вертоград многоцветный». «Вертоград» с его размещенными в алфавитном порядке стихами был своеобразной энциклопедией. Ее читатель мог получить сведения по истории, географии, зоологии, посмеяться с анекдота.

После смерти Симеона, покинувшего этот мир 25 августа 1680 года, осталась его богатейшая в Москве библиотека: книги Цицерона, Фомы Аквинского, Эразма Роттердамского, Отцов Церкви, грамматики, словари, травники… Он создал целую школу русских поэтов.

В 1698 году московский патриарх получил от запорожцев просьбу прислать в их церковь сборники проповедей ученого полочанина. Казаки не знали, что православная церковь уже предала Симеоновы книги анафеме и запретила упоминать их как еретические.

Начало войны Московского государства с Речью Посполитой

Казацкое восстание на Украине, возглавленное Богданом Хмельницким, обернулось тяжелой войной, которая обессилила и восставших, и Речь Посполитую. Оценив выгодность ситуации для достижения своих внешнеполитических целей, Московское царство начало подготовку к наступлению на запад. Формально поводом агрессии было объявлено заступничество за Украину присоединенную царем по просьбе Хмельницкого к Московскому госудаству, а также оборона православия притеснения «проклятых ляхов». Однако в действительности царские власти руководствовались чисто захватническими интересами. Главный удар был напрален на Беларусь.

Весной 1654 года три громадные армии с трех сторон (из Великих Лук, Москвы и Брянска) вторглись в Беларусь. На помощь им Богдан Хмельницкий выслал еще три полка казаков, которые наступали с юга вдоль Днепра. В общей сложности на Беларусь обрушилась примерно 100-тысячная армия завоевателей, укомплектованная наемными европейскими офицерами, обеспеченная новым, закупленным на западе оружием, мощной артиллерией.

Войско Великого Княжества, возглавляемое великим гетманом Янушем Радзивиллом, насчитывало тогда всего 10 тысяч солдат. Способно ли оно был защитить край от такого нашествия? Пограничные города и замки были совершенно не готовы к войне: без запасов пороха и провианта, с давно обветшавшими укреплениями. В Смоленске, к примеру, через щели в городских стена мог пролезть человек. Тем временем шляхта, призванная создавать ополчение, оставляла восточные районы Беларуси и бежала на запад.

Несмотря на безнадежно малые силы, великий гетман Януш Радзивил некоторое время довольно удачно противостоял московским воеводам, прикрывая главную дорогу из Смоленск, на Менск и Вильню. 12 августа 1654 года он даже выиграл битву под Шкловом с втрое большей армией воеводы Я. Черкасского. Однако 24 августа под Шепелевичами небольшой корпус гетмана был разбит армией воеводы А. Трубецкого. Страна оказалась полностью беззащитной.

Лишенные помощи, белорусские города не могли долго держаться. Некоторые (Полоцк, Невель, Рославль, Могилев, Чаусы и др.) почти сразу сдавались, другие же, такие, как Смоленск, Витебск, Дубровна, Горы, Друя, Гомель, Мстиславль, – отчаянно защищались. Царь приказывал своим воеводам особо беспощадно расправляться с каждым городом, который отказывался от капитуляции и сражался, – чтобы, наученные чужой бедой, сдавались остальные. Так образцово были наказаны взятые штурмом Мстиславль, Друя, Витебск, а также Дубровна, согласившаяся сдаться в надежде на царскую милость. Зато Старый Быхов, который вместе с гарнизоном обороняли горожане и местные крестьяне, оставался для завоевателей неприступным.

В ряде восточных районов Беларуси местное население сначала верило заявлениям московских властей о том, что война начата ради защиты православия, и лояльно относилось к царским ратникам. Однако те вели себя как обычные захватчики. Солдаты Алексея Михайловича одинаково безжалостно чинили насилие над всеми, кто попадал им в руки, не обращая внимания на вероисповедание, грабили, захватывали в плен и уводили в свою страну. Заняв к глубокой осени того года белорусские земли вплоть до Днепра и Двины, царские власти готовились к новым захватам.

Белорусские крестьяне с первых месяцев войны начали создавать отряды самообороны. На оккупированных землях они уходили в леса, вооружались косами, вилами, бердышами и пытались защитить от чужаков свои селения, препятствовали угону местных жителей в неволю, а также помогали армии своего государства и порой вступали в открытый бой с регулярными войсками Алексея Михайловича. Так развернулось широкое партизанское движение – первое в белорусской истории массовое добровольное движение сопротивления, фактически оборонительная народная война. Особенно активно действовали крестьяне Мстиславщины. К примеру, в июле 1654 года трехтысячный отряд мужиков Колесниковской волости атаковал под Мстиславлем армию воеводы А. Трубецкого, в которой насчитывалось до 15 тысяч ратников. На Смоленщине в партизанском движении принимали участие даже православные священники. Народная борьба быстро охватила почти всю территорию Беларуси и продолжалась вплоть до освобождения края от захватчиков.

Могилевское восстание

Тяжелые испытания выпали в годы новой тринадцатилетней войны Речи Посполитой с Московским государством на долю Могилева.

В июле 1654 года могилевский шляхтич Константин Поклонский, который перешел на сторону московитов и получил за это чин полковника, привез могилевским горожанам грамоту царя Алексея Михайловича. Московский правитель обещал, что, если город будет добровольно сдан, «вас, шляхту и служилых людей всяких войтов и бурмистров, и райцев, и лавников, и мешан, и всех православных христиан, пожалуем нашего царского величества жалованием и велим шляхте маетности, кто перед чем владел наперед сего по привилием, подкрепити нашего царского величества жалованными грамотами». Иначе говоря, Алексей Михайлович подтверждал все права, которыми город пользовался ранее по магдебургскому праву.

Могилевчане могли расценить царскую грамоту как своего рода благодарность за верность православию и борьбу против церковной унии. Тем не менее пускать к себе войска монарха соседнего государства город не спешил. История уже дала белорусам множество примеров криводушия московских царей. Кроме того, горожане следили за военными действиями и знали, что московиты по-прежнему руководствуются тактикой выжженной земли. Они захватили Мстиславль, после чего из 33 тысяч жителей богатого города в живых осталось не более трех тысяч. В осаде стояли Кричев (позже его тоже постигла горькая судьба Мстиславля), Дубровна и Витебск.

Когда в начале августа российское войско воеводы Воейкова и казацкие отряды полковников Поклонского и Золоторенко подошли к Могилеву, они увидели, что «около де города осаду крепят и, по людям де смотря, хотят стоять и биться». Как бы в подтверждение этому отправленному царю донесению из города совершил отважную, хотя и безрезультатную вылазку шляхетский отряд во главе с Табианом Ждановичем и Михалом Гиницким.

Однако слабость городских укреплений и подход войск московского воеводы Шереметьева поставили магистрат перед выбором: обороняться, чтобы в конце концов город был сожжен и разграблен, или сдаться и попробовать каким-то образом договориться с оккупантами. Могилевчане избрали второй путь и 25 августа 1654 года открыли перед царскими стрельцами городские ворота.

Через несколько дней всякие налеты на единоверцев рассеялись. Русские занялись в городе насилием и грабежами. Как свидетельствуют документы стрельцы отбирали деньги и оружие, лошадей и хлеб, семена и кухонную утварь. Горькая участь постигла горожан-евреев. Под прикрытием разговоров высылке в Польшу захватчики приказали им взять наиболее ценные вещи оставить город. В поле изгнанников ограбили и почти всех перерезали. На месте гибели большей части могилевских евреев их земляки-христиане насыпали курган, на который потом съезжались чтобы оплакать единоверцев, иудеи всей Речи Посполитой.

Тем временем в лагере московитов и их союзников разгоралась вражда между Поклонским и Золоторенко. Поклонский жаловался царю, что украинские казаки Золоторенко «приезжают в город Могилев и чинят обиды большие в уезде, хлеб у крестьян ржаной, и вой, и лошади, и всякую животину брали». Противостояние белорусских и украинских отрядов не ограничивалось взаимными жалобами, а перешло в кровавые стычки. Воины Поклонского не раз нападали и на русских стрелков «На твою государеву службу полк не идет, а люди его твоих государевых солдатов в городе на карауле по во бьют», – писал царю могилевский вода Алферов.

Когда в феврале 1655 года к могилевским стенам подошло войско гетмана Януша Радзивилла, изменник Поклонский вновь признал себя подданным великого князя. Причины поступка он объяснил в письме к левчанам, где писал, что надеялся на освобождение своей земли от ляхов, но вместо этого увидел «лупление домов Божих, что и от татар бывало; а христиан наших, которые в повседневном гонении от униатов пребывали, ныне в вечную неволю забрали, а иных помучили; а какие безделия над честными женами и девицами чинили…»

Гетману Радзивиллу не удалось одолеть сильный русский гарнизон, и наше войско после трехмесячной осады отступило. Это окончательно развязало захватчикам руки. Город был лишен самоуправления, а с жителями обходились не на много лучше, чем с пленными. Могилевчане готовились к мести.

Удобный момент для этого появился на шестом году оккупации, когда войско Великого Княжества и Польши разбило русских на реке Басе. После того как стрельцы ограбили на рынке могилевских булочниц, терпение горожан лопнуло. По приказу магистрата жители, в домах у которых были на постое московиты, вывинтили из их ружей кремни. Мужчины достали из тайников подготовленное заранее оружие. Во многотысячном городе не нашлось ни одного предателя, и захватчики до последней минуты ни о чем не догадывались.

1 февраля 1661 года бурмистр Леванович, руководивший подготовкой восстания, с криком «Пора!» выхватил саблю и бросился на стрельцов. Над городом поплыл набатный звон. Восставшим помогали освобожденные из острога наши пленные солдаты. За несколько часов царский гарнизон был уничтожен. От сабель и пуль могилевских мстителей полегло семь тысяч захватчиков.

Великий князь Ян Казимир издал привилей, по которому многие повстанцы получили шляхетство, а город сравнялся в своих правах со столичной Вильней. В честь восстания Могилев получил новый герб: три башни на голубом фоне и вооруженный рыцарь в городских воротах под изображением «Погони».

Кроме Могилева белорусские мещане уничтожили или изгнали царские гарнизоны в Диене, Мстиславле, Себеже, Гомеле и Старом Быхове.