Текст книги "Десять веков белорусской истории (862-1918): События. Даты, Иллюстрации."

Автор книги: Владимир Орлов

Соавторы: Геннадий Саганович
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Философ-вольнодумец Казимир Лыщинский

Его часто называют белорусским Джордано Бруно. У нашего соотечественника был не менее дерзкий разум, чем у его итальянского брата по духу. Так же трагически сложилась и его судьба.

Казимир Лыщинский происходил из древнего белорусского шляхетского рода Корчаков. Он родился около 1634 года в имении Лыщицы под Берестьем. Учеба в иезуитском коллегиуме, затем в Краковском университете (по некоторым сведениям, и в Виленской академии) дала Лыщинскому прекрасное образование. Тогда же, в юности, он участвовал в московской, шведской и турецкой войнах.

В двадцать пять лет он вступил в Орден иезуитов, в тридцать стал проректором Берестейского иезуитского коллегиума. Впереди – блестящее будущее, о котором будет заботиться Орден. Вместо этого – разрыв с Обществом Иисуса и возвращение в родовое имение. Лыщинский занимался хозяйством, участвовал в местных соймиках, ездил послом от поветовой шляхты на выборы великого князя. Изучение права и успешная юридическая практика позволили ему занять должность подсудка (заместителя судьи) берестейского земского суда. Еще одна забота хозяина Лыщиц – открытая им в имении школа, где он учил крестьянских детей чтению, арифметике, письму и основам наук.

Это – на поверхности. Но у Лыщинского была и иная жизнь. Много времени проводил он над изучением книг античных философов и мыслителей эпохи Возрождения, теологических и естествоведческих трактатов. В них он искал ответы на опасные, «греховные» вопросы.

Иезуиты не оставили отступника без своего внимания. Собранные ими сведения говорят об изменении мировоззрения Лыщинского: «Пренебрегая таинством христианского брака, выдал дочь замуж за родственника… На богоугодные дела тратит не более трех флоринов в год… Составил завещание, где повелел тело свое после смерти сжечь, а пепел похоронить у дороги, сделав на могиле кощунственную надпись…» В материалах судебного процесса над вольнодумцем сохранился текст этой надписи: «Путник! Не проходи мимо этих камней. Ты не споткнешься на них, если не споткнешься на истине. Постигнешь истину у камней, ибо даже люди, знающие, что это правда, учат, что это ложь. Учение мудрецов – сознательный обман».

С 1674 года вольнодумец начинает писать на латыни трактат под крамольным названием «О несуществовании бога». Его рукопись не сохранилась, и оценивать содержание трактата можно только по некоторым тезисам, приводившимся на суде. Лыщинский считал, что вечная природа существует и развивается по своим естественным законам. Он отрицал главные христианские догматы, изобличал лицемерие и корыстолюбие современного ему духовенства, которое объявляло себя носителем высшей истины и морали. В трактате высказывалась мечта об обществе, основанном на равенстве и братстве.

Став убежденным атеистом, Казимир Лыщинский «начал заражать этой наукой невинное сознание молодых и зрелых людей». И тогда над безбожником нависла смертельная опасность.

Роль главного подручного в расправе над «изменником» выполнил его сосед и друг браславский стольник Ян Бжоска, который, кстати, был должен атеисту 100 тысяч талеров. Он выкрал пятнадцать тетрадей крамольного трактата, а также прихватил из библиотеки Лыщинского книгу кальвинистского теолога Г. Альстеда с атеистическими замечаниями на полях. На основе написанного Бжоской в 1687 году доноса, который был громко назван «манифестом», «преступника» бросили в виленскую тюрьму. Бересте йская шляхта решительно протестовала против епископского суда над человеком свободного сословия, и дело было передано на рассмотрение сойма.15 февраля 1689 года на варшавском сойме Речи Посполитой дело Лышинского внесли в повестку дня. Рассмотрение началось с того, что светские депутаты не пожелали слушать лифляндского епископа Поплавского, который пытался огласить заявление против «врага Бога и природы». Тогда перед депутатами сойма с обвинительной речью выступил инстигатор Великого Княжества Литовского Сымон Курович – юрист с сорокапятилетней практикой, бакалавр философии и свободных искусств, блестящий оратор. «Я обвиняю его в том, – гремел Курович, – что на 265 страницах своего трактата он осмелился представить Бога как несуществующее порождение фантазии и низверг его с недосягаемой высоты, приписав управление землей и небом естественной природе».

После речи инстигатора Лыщинскому предъявили рукописи, которые он признал своими. Вслед за этим подсудимый попросил у сойма милости и сообщил, что собранные в трактате атеистические мысли он хотел опровергнуть во второй части трактата, которую намеревался написать, «дабы привести в ней новые доказательства истинной сущности Бога». Одно из этих доказательств звучало следующим образом: «В каждом виде существ есть наиболее совершенное. Во Вселенной – совершеннейшее Солнце, в животном мире – человек, а среди разумных созданий – Бог». Понятно, что подобные неортодоксальные доказательства никоим образом не могли удовлетворить католический клир. За процессом внимательно следил папский нунций Дж. Кантельми, который, по сути, руководил действиями депутатов сойма от духовенства.

Суд продолжался несколько недель. Киевский епископ Залусский потребовал смертной казни. Большинство депутатов сойма во время сбора голосов высказалось за сожжение на костре. Утвержденный королем Яном III Собесским приговор гласил: «Написанные Лыщинским безбожные письма предать огню при исполнителе правосудия в его правой руке на эшафоте, самого же обвиняемого сжечь и превратить в пепел. Имущество конфисковать, разделив наполовину между доносчиком и государственной казной. Здание, в котором осужденный творил свои греховные писания, разрушить как пристанище безумца. Земля его имения должна навечно остаться пустынной и бесплодной…»

Король заменил сожжение живым на отсечение головы. 30 марта на площади Старого рынка в Варшаве палач взял в руки тяжелый топор. Обезглавленное тело вывезли за город и сожгли, а пеплом выстрелили из пушки.

О суде над вольнодумцем писала пресса Франции, Италии, Швеции. Его взгляды были известны в Германии, Англии, Испании и других странах Европы. Высокую оценку Казимиру Лышинскому дали белорусские члены католического Ордена пиаров, поставившие его в один ряд с такими гигантами европейской философской мысли, как Ванини и Спиноза.

Солдаты Петра I взорвали Полоцкий Софийский собор

Этому преступлению предшествовали не менее драматические события.

Начало XVIII века вновь превратило Беларусь в театр военных действий. Часть белорусских магнатов, возглавленная Сапегами, поддержала в Северной войне шведского короля Карла XII и помогла ему войском. Сторонники шведов избрали себе другого короля и великого князя – Станислава Лещинского. Таким образом Речь Посполитая приобрела сразу двух монархов, между которыми также вспыхнула война. Скандинавы заняли Жемайтию и Городенщину.

Петр I направил в Беларусь 70-тысячную армию. Значительная ее часть во главе с князем Александром Меньшиковым в феврале 1705 года подошла к Полоцку и стала за городом военным лагерем. В июне сюда прибыл сам царь. В Полоцке он издал манифест, где запрещал шляхте собираться на съезды или ехать в Варшаву на утверждение нового короля. Нарушителей Петр обещал покарать «как изменников Отечества» и «истребить их имения огнем и мечом».

Царь не отличался набожностью. Хотя он и заходил в храмы, сняв парик, однако не церемонился даже с российским духовенством. Что уж тут говорить о неправославных! Униатов Петр просто ненавидел. В минуту искренности он сказал своему союзнику Августу II, что в Великом Княжестве Литовском должна остаться только «ваша (значит, католическая) и наша церковь». В Витебске царь приказал изрубить все иконы с изображением Иосафата Кунцевича. Не надеясь на лучшее и в Полоцке, монахибазилиане отправили серебряный гроб с мощами святого Иосафата в Жировичи.

Свое отношение к тогдашней вере большинства наших предков российский император продемонстрировал не где-либо, а в кафедральном Софийском соборе. Однажды пьяный Петр с Меньшиковым и несколькими офицерами вошел в главный полоцкий храм. Простых верующихуниатов в Софии в эту пору не было, молились лишь шестеро священников и монахов. Царь громогласно потребовал устроить ему экскурсию по святой Софии. Викарий Константин Зайковский вынужден был прервать молитву и подчиниться. В каждом алтаре царь останавливался, и священник знакомил его с происхождением икон. Викарию хватило мужества рассказать о жизни и мученической смерти Иосафата Кунцевича. «Кто же отправил его на тот свет?» – с бешеным огнем в глазах осведомился император. Викарий отвел взгляд и твердо ответил: «Святого отца Иосафата лишили жизни витебские схизматики».

Царь ударил немолодого священника пудовым кулаком. Зайковский упал, и Петр принялся бить лежащего тростью, а затем рубить саблей. Меньшиков выхватил палаш и одним ударом убил проповедника Феофана Кальбечинского – тот как раз принимал причастие. Беря пример с разъяренного хозяина, офицеры уже рубили регента соборного хора Якуба Кнышевича, отцов Язэпа Анкудовича и Мелета Кондратовича. Святые смотрели с икон, как по храму плывет кровавый ручей.

Старого архимандрита Якуба Кизиковского царевы слуги забрали в свой лагерь и всю ночь пытали, требуя выдать, где спрятана соборная казна. Утром его повесили. В петле скончался и викарий Зайковский. Спастись от коронованного палача удалось лишь Язэпу Анкудовичу – его посчитали убитым. Тела пятерых жертв по приказу российского царя сожгли, а пепел развеяли над Двиной, чтобы их могилы не стали местом паломничества. Дикое убийство в Полоцке показало российского императора Европе в облике восточного тирана, которым он по сути и был.

Избитых и израненных саблями монахов, бросившихся в день преступления спасать викария и архимандрита, царь отправил в заточение, а Софию и базилианские монастыри отдал на разграбление солдатам. Те вынесли из храма все ценности и три тысячи злотых, а начальнику полоцкого гарнизона поступил приказ не рассматривать жалобы «богомерзких» униатов. Выступив перед собранной в Полоцке белорусской шляхтой, царь предупредил: пускай униаты и впредь не ждут пощады. Тут царское слово не расходилось с делом. Зимой 1707 года русская кавалерия обчистила в Менске женский униатский монастырь Святой Троицы (он дал название сегодняшнему Троицкому предместью). В поисках золота злодеи сломали в монастырском соборе алтарь и взорвали пол. Затем пришла очередь Святодуховской церкви на Высоком рынке (теперь площадь Свободы) и других храмов и монастырей. По следам этих грабителей шли царские казаки и калмыки. Добычи оказалось мало, поэтому казаки ломились и в церкви единоверцев. Менское православное братство призвало горожан к оружию, и на Немиге захватчики получили отпор.

От таких «союзников» Беларусь за годы Северной войны хлебнула горя не меньше, чем от шведов. Предки наши оказались между двух огней. Неудивительно, что витебляне признали нового короля и великого князя Станислава Лещинского и тайно послали шведскому королю семь тысяч талеров. Узнав об «измене», Петр отдал приказ поджечь «место Витебское» с четырех сторон.

Царь покарал и саму святую Софию. Сразу же после убийства священников храм опечатали и устроили там склад. В соборе держали амуницию, а порой и лошадей. Полоцкий греко-католический игумен Лаврен писал в Рим папе: «Не только монастырь доселе занят московитами, но даже сама кафедральная церковь, оскверненная зверским убийством монахов, лишена возможности отправлять святые молитвы и давать святое причастие униатам, ибо после изгнания оттуда монахов из нее выбросили все церковные вещи». В подземельях собора размещалось пороховое хранилище. Достаточно было искры, чтобы наша святыня взлетела в воздух. И такая искра вспыхнула накануне – странное совпадение! – отхода из Полоцка русских войск. Взрыв уничтожил стену, левый боковой алтарь, повредил колонны и своды.

Закопченные развалины тридцать лет стояли на Верхнем замке, рождая в сердцах полочан и тех, кто плыл по Двине, глубокую печаль, напоминая о тяжелых временах белорусской земли, потерявшей в Северной войне почти треть своего населения – 800 тысяч человек.

Кричевский крестьянский бунт

Кричевское староство считалось собственностью короля Речи Посполитой, однако было передано в «держание» магнатскому роду Радзивиллов, которые сдавали Кричевщину в аренду. Арендаторы были заинтересованы в том, чтобы успеть за отведенный им срок выжать как можно больше прибыли, а потому постоянно грубо нарушали утвержденные Радзивиллами инвентари, где определялись повинности крестьян. Только за два года арендаторы Валковицкие собрали с кричевцев более 100 тысяч злотых свыше инвентаря. Крестьяне жаловались князю Герониму Радзивиллу, что их вынуждают выполнять повинности в пять раз более тяжелые, нежели установленные. Большим несчастьем для староства были также постои войск. Не довольствуясь поставками провианта и фуража, солдаты занимались грабежами, нередко совершали убийства.

В 30-х годах XVIII века, когда староство находилось в аренде у братьев Гдаля и Шмуйлы Ицковичей, положение кричевских крестьян стало совершенно невыносимым. Изобретательностью в незаконном взыскании денег Ицковичи превзошли всех предшественников. Они требовали от крестьян повышенного чина, но нередко не выдавали квитанций об уплате и потом, ссылаясь на отсутствие документов, вымогали деньги вновь. За пользование мельницей арендаторы взимали не десятую, как обычно, а седьмую мерку зерна. Разъезжая с вооруженной охраной, Ицковичи собирали «подарки» и «угощения».

Кричевцы посылали князю Герониму жалобы «суплики», но слуги арендаторов часто ловили посланцев на дорогах и чинили расправу. Для проверки жалоб Радзивилл присылал «комиссаров», однако Ицковичи подкупали их либо объявляли комиссарами своих людей. Один такой подставной комиссар Шиманский собрал в 1740 году у крестьян 200 тысяч квитанций на выплаченный чинш, а затем исчез, после чего уже взысканные налоги начали собирать снова. Примерно так действовал и следующий временный хозяин староства арендатор Марциан Литавор Хрептович. Кричевцы писали в своих жалобах, что «пан Хрептович не лучший за евреяарендатора». Настроения крестьян умело подогревала местная шляхта во главе с Криштофом Валовичем, которая подстрекала их к бунту, стремясь таким образом достичь собственных целей, в частности овладеть кричевскими земельными владениями Геронима Радзивилла.

В конце 1743 года крестьяне взялись за оружие. Они уничтожали судебные и долговые документы, громили дома связанных, а часто и не связанных с арендаторами шляхтичей и купцов, совершали убийства евреев и занимались обычными грабежами. Отряды бунтовщиков возглавили бурмистр Иван Карпач, Василь Ващила, а также Стэсь Бочка, Василь Ветер, Наум Буян и другие крестьянские вожаки, в чьи руки перешла власть в старостве.

Героним Радзивилл направил на Кричевщину свою хорошо вооруженную и обученную частную армию – несколько сотен пехоты и казацкой конницы с орудиями во главе с полковником Пястжецким. Известие об этом вначале только увеличило ряды участников бунта.

В январе 1744 года двухтысячное войско повстанцев атаковало Кричевский замок. Бунтовщики имели на вооружении в лучшем случае ружья и мушкеты, а порой и просто пики с косами. Не могли спорить с замковой артиллерией и несколько пушек, которые были сделаны из дуба и стреляли всего один раз. Штурм захлебнулся. Крестьянское войско потеряло более сотни человек убитыми, пятьсот ранеными и 77 пленными. Половину пленных полковник Пястжецкий приказал повесить, а половину посадить на кол.

Несмотря на поражение, восставшие не сложили оружия. В их лагере в деревне Церковищи собралось более четырех тысяч человек. Был разработан план взятия Кричевского замка осадой и принуждения гарнизона к капитуляции. Узнав о таких намерениях от своих разведчиков, Пястжецкий решил ударить первым, тем более что получил подкрепление из Себежа и Невеля и располагал четырьмя сотнями опытных солдат.

Накануне того дня, когда крестьяне собирались начать осаду, отряд полковника Пястжецкого незаметно приблизился к Церковищам и утром внезапно напал на лагерь восставших. Более двух сотен бунтовщиков были убиты, 176 попали в плен, остальные бежали. 60 пленных Пястжецкий сразу же казнил. Вскоре его людям удалось схватить большинство крестьянских вожаков.

После окончательного подавления волнений в Кричев с конным отрядом в триста сабель приехал сам князь Героним Радзивилл. Предводители бунта были преданы суду, по приговору которого шестнадцать из них ждала смерть.

Борьба кричевцев не была безрезультатной. После этих событий Радзивилл отказался, в частности, от сдачи староства в аренду, снял ряд ограничений в крестьянской торговле, пошел на другие уступки.

Слуцкая конфедерация

В середине XVIII века Речь Посполитая была парализована политической анархией и внутренней борьбой магнатских группировок. После смерти Августа II упорное соперничество за престол монарха вели, с одной стороны, Чарторыйские, а с другой – Потоцкие и Радзивиллы. По просьбе Чарторыйских в борьбу вмешалась Екатерина II, и на территорию Беларуси вступила российская армия. Начались военные действия, в результате которых царские войска совместно с Чарторыйскими заняли Несвиж и Слуцк, а Кароль Радзивилл бежал на Запад. На сойме 1764 года под влиянием России королем и великим князем был избран Станислав Август Понятовский – фаворит Екатерины II. середине XVIII века Речь Посполитая была парализована политической анархией и внутренней борьбой магнатских группировок. После смерти Августа II упорное соперничество за престол монарха вели, с одной стороны, Чарторыйские, а с другой – Потоцкие и Радзивиллы. По просьбе Чарторыйских в борьбу вмешалась Екатерина II, и на территорию Беларуси вступила российская армия. Начались военные действия, в результате которых царские войска совместно с Чарторыйскими заняли Несвиж и Слуцк, а Кароль Радзивилл бежал на Запад. На сойме 1764 года под влиянием России королем и великим князем был избран Станислав Август Понятовский – фаворит Екатерины II.

Он стремился сотрудничать с российскими властями, надеясь с их помощью преодолеть внутреннюю анархию в своей республике.

Однако реформы государственного устройства Речи Посполитой, начатые Чарторыйскими (экономические новации, увеличение армии и др.), встревожили Россию. В 1764 году она подписала договор с Пруссией, по которому обе империи обязались не допускать в Речи Посполитой никаких улучшений и держать ее в состоянии анархии. Благо сделать это было несложно, так как сильная некогда шляхетская республика со времен Петра I находилась под протекторатом России. «Всемирная история не знает иного акта подобной подлости!» – написал позже о договоре 1764 года К. Маркс.

В ход пошла давняя карта «диссидентов» – граждан некатолического вероисповедания. Вспомнив условия «вечного мира» 1686 года, который позволял России вступаться за православных Речи Посполитой, Екатерина II потребовала уравнять права диссидентов с правами католиков. Сойм 1766 года не принял такого постановления, и тогда императрица ввела в Великое Княжество свою армию – якобы с целью обороны православных.

Весной 1767 года усилиями российского посла М. Репнина (которому долго пришлось искать православных шляхтичей, готовых добиваться своих прав) в Слуцке была создана конфедерация православных, к которым присоединились 22 кальвиниста и лютеране Великого Княжества Литовского. В общей сложности акт конфедерации подписали 248 человек, в том числе белорусский епископ Георгий Конисский. Маршалком был избран генерал-майор Грабовский.

Хотя численность слуцких конфедератов была незначительной (кроме того, аутентичность ряда подписей вызывала сомнение), Екатерина II сразу же приняла их под свою опеку, а для поддержки Слуцкой конфедерации прислала в суверенное государство 40-тысячную российскую армию.

Пруссия в свою очередь поддержала конфедерацию протестантов, образованную в Торуни. Противники российского влияния объединились и создали собственную конфедерацию в Баре, что на Подолье. К Барской конфедерации стала присоединяться шляхта Великого Княжества. Развернулись военные действия. Хотя барские конфедераты просили помощи у Австрии, Франции, Турции, они не получили никакой поддержки и вынуждены были самостоятельно бороться с намного превосходящей их российской армией.

Под давлением России и Пруссии, в условиях, когда в Варшаве стояли российские войска, когда производились аресты наиболее влиятельных лиц, сойм Речи Посполитой в 1767 году принял постановление о полных правах диссидентов (по постановлениям первой половины XVIII века они имели право на свободу вероисповедания, но не могли занимать государственных должностей и т. д.). Тогда же был подписан Варшавский договор, дававший России право для «защиты» православных вмешиваться во внутренние дела Речи Посполитой. Екатерина II брала на себя роль гаранта исполнения сеймовых постановлений 1767 года. Россия вынудила правительство республики восстановить полное НЬешт уею, шляхетские вольности, исключительное право шляхты на государственные должности и прочее – все то, от чего гибла Речь Посполитая.

Борьба барских конфедератов продолжалась. Они пользовались широкой поддержкой шляхты в Беларуси. Хотя еще в начале боевых действий российская армия победила под Деречином и вновь захватила Слуцк и Несвиж, на западе Беларуси конфедераты разбили ее у Слонима, Мыши и Берестовицы. В 1770-х годах движение достигло, пожалуй, апогея, но после поражения гетмана Михала Казимира Огинского под Сталовичами начало затухать. Расправившись с конфедератами, в августе 1772 года Россия подписала с Австрией и Пруссией соглашение о первом разделе Речи Посполитой.