Текст книги "Проект "Психея" (СИ)"

Автор книги: Владимир Бочкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

    – Ну-ну, – улыбнулась девушка.

    У неё округлые бёдра, обтянутые синим костюмом медсестры, и костлявый смотрит на них.

    – Аджменур, луч моей души. Ты не понимаешь. Ты Абельхаят, живая вода для меня.

    Девушка улыбается.

    – Азхария, луноликая.

    Она закрыла шкаф со склянками и обернулась к нему.

    – Ты про мою попу? Ты на неё уже пятнадцать минут пялишься. Я в отражении всё вижу.

    Он прикладывает ладони к груди.

    – Какие вы женщины грубые и циничные. Никакой романтики под лампами.

    Фазиля улыбнулась, и на щеках появились ямочки.

    – О, дунгыз баласы моего сердца, – говорит она. – Если сию секунду сможешь назвать хоть одно женское татарское имя на букву Б, я позволю потрогать мою азхарию, как ты её называешь. Ну как?

    Витёк провёл руками по шоколадной голове.

    – Так нечестно! Я даже А ещё не закончил.

    Она развела руками.

    – Тогда извини. Ты выбываешь из игры.

    Фазиля сняла халат и повесила в стенной шкаф. Пошла к двери, демонстративно виляя бёдрами. Молодой врач душераздирающе застонал.

    – Но у вас же очень много имён!

    Он засеменил следом.

    – Клянусь…

    Дверь за ними мягко закрылась.

    Я не заметил никакой системы в расположении тоннелей. Беспорядочная сеть коридоров. Насколько я понял, первый этаж забит жилыми отсеками. По коридорам слонялись запоздавшие прохожие. Ходили в гости, болтали. Я даже видел парочку пьяных. Всё как обычно. Такой же выход на директорский лифт. Два большим лифта для людей на разных концах тоннелей. Здесь тоже дежурила охрана. Парочка грузовых лифтов. Я послонялся немного и спустился на родной второй этаж. Здесь подсобные и технические помещения. И пленники, как часть подручного материала.

    Раньше я думал, что легко отыщу камеру девушки по охране, но никакой охраны не было, двери одинаковые и я решил отложить поиски на завтра. На третий этаж, где были лаборатории, в одной из которых мне сунули Психею, я спускаться, пока не решился. Слишком много изолированных помещений замкнутых на периметры, вроде операционной, где меня хотели слегка укоротить. Легко попасть в ловушку.

    Я вернулся в свою камеру и присел на кровать. Только здесь и сейчас, под многометровой каменной толщей, я понял, насколько люблю свободу. Да, мне не хватает общения, хорошей еды и пива по пятницам с друзьями. Кино и постель с девушкой. Но самое ужасное – это отсутствие воли. Я раньше не понимал, чем так ужасна тюрьма, и почему даже опытные зэки бояться, попасть туда, где вроде бы их родной дом. Я думал, что самое страшное в тюрьме – это люди. Опасные, злые преступники, у которых нет совести. Но оказалось всё гораздо ужаснее. В тюрьме ты теряешь себя. У тебя отбирают самое драгоценное – твою волю. Ты становишься получеловеком. Огрызком. Великовозрастным младенцем, которого спеленали невидимыми путами. И остаётся только злое, тупое бессилие. Но у меня есть шанс.

    Я соединился со своим телом и невольно проснулся. Тут же в голове замерцали тревожные мысли.

    Сбежать неимоверно легко и вместе с тем невероятно сложно.

    Легко, потому что нужно всего лишь донести своё несчастное тело до ближайшего к лифту поворота. Затем послать впереди себя Психею. Вынуть из кобуры одного из охранников лёгкий автомат и разнести черепушку ему и его напарнику раньше, чем они опомнятся. Даже при подготовке этих людей к самым невероятным  событиям, вряд ли они ожидают такого нападения. Потом аккуратненько, стараясь не наступить в лужи крови дойти до лифта, подняться на поверхность и полдела сделано. Там взять в заложники пилота вертолёта и прости прощай тюрьма.

    Трудно, потому что я ещё никому не вышибал мозги, только глаз и тот случайно. К тому же, есть одна неприятность в виде громадного дракона, который может закусить вертолётом на ужин. Плюс моё измочаленное тело, в котором так мало жизни сейчас. И ещё одна заноза в виде симпатичной брюнетки. Конечно, она меня ни о чём не просила, и я ей ничего не должен. Но хоть убей, не может настоящий мушкетёр (или даже поддельный) бросить даму в беде. Тем более, я знаю, какая участь её ждёт.

    Я вздохнул полной грудью, но не мог надышаться с тех пор, как узнал, что нахожусь под многометровой толщей камня.

    Итак, осталось совсем немного. Восстановить здоровье, хотя бы до уровня старческого ковыляния. Узнать про злобного дракона. Каждый день он дежурит или сутки через трое. Найти камеру девушки и предупредить о скором освобождении. Пусть готовиться бежать. Самый лёгкий пункт. Девчонка – та ещё оторва, долго упрашивать не придётся.

    И морально готовиться к небольшому убийству.

    Не буду придуряться. После похищения, избиений и унижений, я не стану просыпаться в кошмарах, если прикончу парочку негодяев. А одного седого гада так вообще готов придушить собственными руками и получить от этого удовольствие. Но решимость – одно, а когда дойдёт до дела, рука может дрогнуть. А у них не дрогнет. Вот в чём проблема.

    Меня ласково обняла апатия. Я повернулся на бок. Ничего не хочу. Всё равно ничего не выйдет. После всех экспериментов у меня не хватит сил, чтобы бежать. Глупо устраивать гонки в инвалидном кресле. Или, пока буду освобождать девчонку, нас сто раз схватят. Она ведь не умеет проходить сквозь стены, да и я – только частично. А от дракона точно не уйти. Это ведь тоже Психея. Он может преследовать нас где угодно. Либо охранники успеют среагировать. У них удивительно хорошие рефлексы, видел в деле. И толку будет от невидимости, если они успеют включить защитный периметр. Всё слишком сложно. Конец фильма.

    Но под мягким одеялом отчаяния я всё равно знал, что не сдамся. Плевать на свободу, плевать на друзей и девушек, плевать на жизнь. Я тупо не сдамся, потому что мне стыдно сдаваться.

    Чаграй и Инна Сергеевна лежат, прижавшись другу к другу на тесной кровати. Доктор задумчиво смотрит в потолок. Женщина положила ему голову на грудь и поцеловала в шею. Он лениво погладил её по спине.

    – Останешься? – спросила она.

    Доктор мельком глянул на стол, где стоит ноутбук. По монитору непрерывно течёт цепочка цветных диаграмм, графиков, цифр.

    – Нет. Хочу ещё поработать. Сейчас, когда Психея слилась с объектом, жалко терять время на сон. Неизвестно, когда новый доброволец появится.

    – Ты работал двадцать часов без перерыва, а нам уже не двадцать лет.

    Чаграй улыбнулся и пригладил бородку.

    – С тобой мне восемнадцать.

    Блондинка рассмеялась и приподнялась на локте.

    – Ну, так не уходи. У меня чутьё. Девушка уже никуда не денется. Надо было раньше…

    – Что теперь говорить.

    – А теперь любой материал приходится беречь как зеницу ока.

    – Беда с людьми.

    Врачиха вздохнула.

    – Плохо, что нельзя обнародовать данные. У нас от настоящих добровольцев отбоя бы не было. Очередь растянулась бы на километры.

    Чаграй хмыкнул.

    – Едва ли, если бы знали, как ты ловко управляешься со скальпелем.

    Блондинка нахмурилась. Щёки слегка порозовели. Она стукнула кулаком по косматой груди. Доктор почесал покрасневшее место удара.

    – Ты чего, Нюсь?

    – Ты…– Инна Сергеевна поджала губы. – Я что, для себя стараюсь? Я что, удовольствие получаю? Мы вообще-то общее дело делаем. Для всех, между прочим.

    Черноволосый великан шумно вздохнул.

    – Опять-двадцать пять. Угомонись уже.

    – Что угомонись! Ты меня тоже мясником за глаза называешь?

    – Ты же знаешь, что нет.

    – Мы для всего человечества стараемся. Даже эти молодые неблагодарные придурки первыми бы прибежали, если бы их добровольно пригласили. Так какая разница!

    – Никакой сознательности у молодёжи, – улыбнулся Доктор.

    – А ну тебя! – Инна Сергеевна легла на спину и скрестила руки на груди. – Мы с тобой первыми себя в добровольцы предлагали. Так ведь не разрешили. Мы готовы пожертвовать собой ради науки. Ради будущего. А эти паршивцы ещё нос воротят.

    Чаграй облапил широкой ладонью её затылок и прижал голову к своей груди. Погладил по мягким волосам.

    – Прости, зайка. Не хотел тебя обидеть. Просто у нас другое воспитание. Мы можем пожертвовать собой ради других. А эти просто эгоисты. Только о себе думают. Зато, предложи им душу, тут же заграбастают обеими руками. Конфетки всем подавай, а платить никто не хочет.

    – Вот, вот. Бессмертие просто так не получишь за дарма. Но ты чего рвёшься ночью?

    Чаграй зевнул.

    – Заколебали с этой камерой для Психеи. Почему-то всем не терпится заснять её во всей красе.

    – Естественно. Сам подумай. Мы получаем большие деньги на исследования, а никто даже не видит результата наших испытаний. Неудивительно, что нам финансирование сокращают.

    – Если бы только это. Аскольд дёргается.

    Блондинка улыбнулась и провела ладонью по волосатой груди любовника.

    – Не знала, что эта ледышка умеет нервничать.

    – У него видеокамера глючит.

    – И что?

    – Цифровая камера.

    – М-да. Это странно. И что, они полагают, это Психея разгуливает по ночам!

    Чаграй сочно рассмеялся.

    – Да уж. Ну, разве что мышка какая-нибудь приблудная. Могли пропустить.

    – Возможно, Аскольд не напрасно волнуется. От Психеи камеры фонят, даже цифровые. Если она смотрит в камеру. Помнишь, как Мартын, тот орангутанг…

    Чаграй молчал.

    – Что?

    – Мыши, орангутанги, собаки Льва Даниловича. Весь вопрос в том, что такое по сути своей есть человек, – медленно сказал он. – Вот чего я не учёл.

    Женщина приподнялась на локте.

    – Ты о чём?

    – Это же очевидно! Человек – тот же механизм. Так ведь! Биохимический компьютер, но всё равно компьютер. Поэтому Психея так легко читает программы. И человеческие и компьютерные. Почему то она их воспринимает и запечатлевает. Мы не знаем почему, но очевидно, у неё есть способность к симбиозу с разумом. Так в чём проблема! Надо просто дать ей то, что она хочет.

    – Каким образом? – нахмурилась врач.

    – Что касается камеры. Психея создаёт помехи для мёртвой техники, но её можно увидеть взглядом через специальные фильтры. Понимаешь, живым взглядом. Она позволяет запечатлевать себя тому же компьютеру – мозгу, но глушит механические процессы. Не можешь взломать защиту, обмани её. Нужен прибор имитирующий жизнь.

    – Кажется, я поняла, – сказала Инна Сергеевна. – Нужно подключить камеру к компьютеру. Вложить программу имитирующую разум. Тогда она её воспримет без проблем, словно наблюдает разумное существо.

    Чаграй вскочил и начал лихорадочно одеваться. Блондинка не пыталась удерживать его. Легла на живот, подперев ладонями подбородок. Смотрела на его волосатое сильное тело и улыбалась.

    Витёк и Фазиля поднялись на лифте в жилой отсек. Девушка втянула воздух.

    – День розы.

    – Ты сама, как роза. Прекрасный татарский цветок.

    Они подошли к двери отсека медсестры. Улыбка увяла на лицах обоих. К косяку прислонился Рюрик. Он скользнул глазами по молодому ухажёру.

    – Исчезни.

    Парень поджал губы.

    – По какому праву! Ты знаешь кто мой отец?

    Рюрик вытянул руку и щёлкнул несчастного влюблённого по носу. Из глаз ухажёра хлынули слёзы. Он схватился за крупный нос и исподлобья посмотрел на боевика. Разом протрезвел. Рюрик взглянул ему в глаза, словно уронил на голову громадный булыжник. Костлявый побледнел. Его руки, зажимающие нос задрожали, губы тоже. Он прижал руки к лицу и побежал по коридору, вихляя худыми, неуклюжими ногами. Седой в упор смотрел на медсестру. Она нервно отвернула голову.

    – Что тебе надо?

    – Ты знаешь, что мне надо. Надоели твои манёвры.

    – Этого не будет.

    – Обязательно будет. Через несколько минут.

    Её лицо вспыхнуло. Она прижала руки к груди.

    – Кем ты себя возомнил! Зам зама. Я всё расскажу Инне Сергеевне.

    Рюрик приподнял уголок губ. Сказал медленно.

    – Желание будет, твою Инну Сергеевну тоже трахну. А надо будет, и на части разберу. Я ведь тоже в своём роде хирург.

    Татарка прижала руку к горлу.

    – Уйди, прошу тебя.

    – Бороться с неизбежным – признак глупости.

    – В очередной своей книжке вычитал? Зачем ты их читаешь, в тебе ведь нет никакой мудрости! В тебе давно ничего человеческого нет.

    Лифт распахнулся. Несколько учёных возвращались со смены. Они с любопытством смотрели на неё и на Рюрика. Медсестра посмотрела им в глаза, они торопливо отвели взгляд, и девушка поняла, что ей никто не поможет. И даже если здесь рядом окажется её начальница, или Чаграй, или даже сам директор, это ничего не изменит. И Фазиля стыдливо опустила голову. Проходящие вежливо поздоровались с Рюриком, и он не глядя, кивнул им в ответ. Всё это время он смотрел в её лицо. Без улыбки.  Просто смотрел, и она ёжилась под этим взглядом. У неё было чувство, что за эти минуты он её уже раздел и изнасиловал на глазах у всех. И она осознала, что мужчинам никогда не понять этого чувства. Учёные прошли мимо.

    – Наоборот, – сказал седой, продолжая прерванный разговор. – Я познал мудрость силы. Тебе никогда не понять этого, ты просто подручная мясника. Но ты мне нравишься. Этого достаточно.

    Фазиля вскинул голову и болезненно поморщилась.

    – Не для меня. Даже этот несчастный поросёнок, тупой, пьяный и ленивый позор базы пытается ухаживать, как умеет. Хочет понравиться девушке. А ты офицер, ведёшь себя как последняя свинья.

    Рюрик улыбнулся одними губами.

    – Значит, тебя будет трахать свинья.

    Медсестра прижала руки к груди. Седой достал из кармана магнитную карточку и вставил в прорезь. Фазиля всплеснула руками.

    – Как ты…

    Рюрик не дослушал, взял её за руку и повёл за собой. Девушку покраснела и опустила голову. Дверь закрылась за ними. В коридоре горел ровный тусклый «ночной» свет.

    Адамович сидел в своём отсеке среди разбросанных рубашек и грязных носков. На спинке стула висела футболка, которую он только что снял. Витёк угрюмо пил разбавленный минералкой спирт, и неясные мысли роились в его мозгу. Кое-что насчёт мужчин и женщин, слабости и силы, привлекательности и убожества. А ещё, по поводу души и одной очень закрытой лаборатории 6-Х. Он ещё не знал, куда приведут его эти горячечные мысли, согретые спиртом, и приведут ли вообще. Но он улыбался этим мыслям, и они улыбались ему.

     На следующий день Чаграй снова проверял меня на прочность, и день закончился в миноре.

     Ледяной поток вымывает мои внутренности, мускулы, эмоции и этому нет конца. Вечером лежу как бревно на субботнике в ожидании Ленина. Нужно бежать как можно быстрее. Ещё пара дней и я вообще превращусь в развалину. Психея услужливо сунулась в мою психику, но я привычно отпихнул её подальше. Я до сумасшедшей дрожи боялся того, что может произойти, если я пущу душу в своё Я. Где гарантия, что я не перестану существовать как личность? Что она не пожрёт меня, как сожрала все мои воспоминания, всю мою натуру. Осталось только ощущение своего Я. Последний бастион. И я не сдам его, чего бы мне это не стоило. Лучше боль.

    Вот только побег становится всё более проблематичным. Я застонал и открыл свои вторые глаза.

    Всё это напоминает игру в мафию. На город опускается ночь и вот открывает глаза мафия. Теперь нужно назначить жертву. Но не сегодня.

    Сегодня, девушка.

    Простая логика подсказывает, что пленница либо в одной из соседних камер, чтобы далеко не бегать, либо наоборот нас держат далеко друг от друга. Соседние камеры пусты и я отправился куда подальше.

    Её комната точная копия моей, только в другом конце длинного коридора. Пришлось пройти череду пустых камер и кладовок, складов, пока не нашёл то, что искал.

    Она похожа на картинку. Белые тонкие черты лица вырезаны на заштрихованной карандашом подушке. Тёмные волосы подчёркивают ослепительную кожу. Я залюбовался точёными чертами. О чём она думает?

    Надо сообщить ей о себе. Но как? Я поднял взгляд в сторону видеокамеры в стене. Такая же, как у меня. Безжизненный зрачок. Стоит что-нибудь предпринять и через пару минут здесь будет куча охраны со специальными очками. А через камеру пустят синий периметр. И мне конец.

    Я чувствовал, что девушка не спит. Лежит с закрытыми глазами. Я впервые видел её своим новым зрением. В камере была тьма, но для меня теперь всегда день.

    Нужно привлечь её внимание. Если я нажму на пол и включу свет, это увидит камера. Если подниму что-нибудь, будет то же самое.

    Вика чувствовала, что скоро умрёт. Судьбу не обманешь.

    Рука болела от внутривенных вливаний. Они всё-таки нашли способ обойти её сопротивление. Но, несмотря на все витамины, она понимала, что умирает. Не от голода, а просто потому, что пришло её время. Тихая смерть в каменном мешке. Она давно воспринимала жизнь сквозь глазницы пустого оскаленного черепа. Даже не удивилась, когда за ней пришли. Просто смерть изволила явиться в виде седого мужика лет пятидесяти. Её право.

    Мне пришла в голову гениальная мысль. Я проведу пальцем по её лбу и напишу на нём «Не бойся!». Она сообразительная, ловкая девица. Знает толк в приключениях. Я протянул руку и коснулся её лица.

    Она приготовилась и ждала смерть. Но когда та вдруг коснулась её лба, девушка вскрикнула. Она села на кровати, всхлипывая, сжала себя тонкими руками.

    Я посмотрел в её лихорадочные глаза и опустил руку.

    А другая часть меня, та, которую можно посадить в темницу, встала с кровати. Свет зажёгся. Я проковылял в ванную и включил воду. Умывал лицо, раз за разом, пытаясь смыть нечто, что только что осознал. Мне её не спасти. Психея чувствовала воду на своём бесплотном лице.

     Вика поняла, что ждать осталось совсем немного. В каморке было тихо как в могиле.

     Дверь без стука распахнулась. В проёме нарисовалась крепкая фигура боевика. Он, молча, подошёл к столу Аскольда и сел на стул перед ним. Походка лёгкая, как в юности. Начальник смотрел на него, полуприкрыв карие глаза. Боевик сел расслабленно, словно дома перед телевизором. На крупном лице привычное выражение усталой брезгливости к миру.

    Бесшумно работает воздуховод, лениво гоняя прохладный воздух. Кабинет у начальника охраны маленький, как и большинство кабинетов в подземном бункере. Лучшие ангары отданы под лаборатории. А здесь небольшая каморка, но Аскольду уютно в ней. На стене висит портрет президента. На тумбочке спортивные призы. По дзюдо, стрельбе. Среди них небольшой самодельный кубок чемпионата базы по шахматам. На столе мощный компьютер с видеотрансляциями из любой точки базы. Некоторые жилые комнаты тоже оснащены камерами, но ученые не знают об этом. Чаграй и многие другие очень удивились бы, если бы узнали, что видел на этом экране скромный начальник охраны с внешностью скрипача и навыками убийцы. И теперь его столь спокойную, высокооплачиваемую и перспективную работу ставит под удар один очень эффективный, но абсолютно неуправляемый боевик.

    Рюрик молчал, и Аскольд вопреки плану заговорил первым.

    – Догадываешься, зачем я тебя вызвал?

    – А то! – равнодушно сказал Рюрик. – Дрючить будешь. По-отцовски. Ремень принести или свой есть? А может, вазелин предпочитаешь?

    Аскольд поднял веки и посмотрел в глаза Рюрика. Тот не отвёл взгляда, и начальник сосредоточился на его переносице. Выносить металлический взгляд свинцово-серых глаз физически тяжело. Тем более, если прекрасно знаешь, что Рюрик никогда ни перед кем не отводит глаза. Аскольд разозлился на себя за эту детскую попытку показать кто в доме хозяин. Но его лицо осталось гладким. Зрачки не дрогнули.

    – Зачем ты здесь? – сказал он.

    Рюрик чуть приподнял мохнатые седые брови.

    – Работаю.

    – Верно. И работаешь очень хорошо.

    Рюрик слегка шевельнул плечами серого пиджака.

    – Я всегда работаю хорошо.

    Аскольд откинулся в кресле.

    – Давай проясним ситуацию как взрослые люди. Мы ведь с тобой не особисты в игры играть. Оба боевые офицеры.

    Рюрик молча, ждал.

    – Ты сам отказался быть начальником охраны базы. Помнишь?

    «Только тогда я ничего не подозревал о списке на Психею», – подумал Рюрик.

    – Помню. Мне больше нравится действовать.

    – Каждому своё. Хорошо, что ты это помнишь. Но, знаешь, я выяснил, что ты много беседуешь с людьми на базе о специфике нашей работы.

    – Есть грешок. Переходи к делу. Давай без этих мхатовских пауз. А то ты мне напоминаешь неудачливого актера, который играется в строгого начальника. Ты думаешь, я шпион?

    На лице Аскольда не дрогнул ни один мускул.

    – Я думаю, Рюрик, тебя очень сильно интересуют местные исследования. Гораздо больше, чем ты пытаешься показать.

    Боевик слегка развёл широкие ладони.

    – Они всех интересуют.

    – И ты понимаешь, что к чему?

    – Сильно сомневаюсь, что даже Чаграй понимает, что к чему. Он эту энергию случайно открыл или создал, я так и не понял. И понимает он в Психее не больше нас с тобой. Только лучше это скрывает.

    Аскольд открыл ящик стола и вынул оттуда лист бумаги.

    – На, читай.

    Рюрик потянулся вперед, и пиджак заёрзал на его мускулистом теле.

    – Хм, рапорт о переводе. Думаешь, директор меня отпустит?

    Аскольд тонко улыбнулся.

    – С большим удовольствием. Как ты думаешь, кто номер три на нашей базе?

    Боевик небрежно кинул листок обратно на стол и тот заскользил вперёд. Аскольд, не глядя, придавил его ладонью.

    – Чаграй.

    – Вот именно – Чаграй. Полагаю, ты понимаешь разницу между людьми незаменимыми и людьми, которых можно заменить! Это разница между тобой и Чаграем.

    – Ты уверен, что легко задавишь чистюль?

    – Они любители.

    – Они фанатики. А это не то же самое, что просто любители. К тому же, вряд ли они на базе ВДВ в «Монополию» играют. Тренируются.

    – Знаю. Но на днях прибывает группа Дира. Вместе с охраной базы и твоими бойцами, этого хватит. Понадобится, присоединится группа Эллара.

    Седой фыркнул.

    – Щенки!

    Аскольд вздохнул.

    – Рюрик, дорогой. Ты заигрался в супермена. Ты не хуже меня знаешь, а может и получше, что в случае необходимости можно спокойно нейтрализовать самого страшного человека. Даже тебя, Рюрик.

    – Понятно. И какова альтернатива? Ты слишком умён, чтобы тупо угрожать.

    Начальник охраны кивнул головой.

    – Это деловой разговор. Я смотрю на это дело так. Ты любишь быть круче всех, но твоё время уходит. Скоро ты будешь далеко не таким сильным и быстрым как сейчас. Чтобы стать по-настоящему крутым, бессмертно крутым, тебе нужна Психея. Она ведь подгоняется индивидуально. И твоя Психея будет намного мощнее, чем у этого несчастного учителя. Вот только время не остановишь. Эксперименты продлятся еще, как минимум лет пять. Потом начнут слияние с Психеей. Но сотрудники нашей базы не будут первыми. К тому же, ты всего лишь охранник, пусть даже мой зам. Ты в третьем десятке, помнишь? И ведь мало произвести слияние. Нужно убедиться, что всё прошло успешно, а учёных мало. Процесс будет длиться очень долго. Годами.

    – А за это время меня успеют спихнуть на пенсию или в озеро наверху.

    Аскольд улыбнулся.

    – Не так трагично, но в целом мысль верная.

    – Но ведь нам обещали Психею даже в случае ухода на пенсию.

    Начальник скривил губы.

    – Обещали. Но ведь всегда будут те, кто работает именно сейчас. И кому душа гораздо нужнее, чем несчастному пенсионеру.

    Рюрик кивнул.

    – Я предполагал нечто подобное.

    – Ты беспокоишься о своём будущем, и ты абсолютно прав, Рюрик. Совершенно прав. Поэтому, предлагаю тебе сделку. Ты ведёшь себя тихо и вежливо. Не хамишь Чаграю. Не валяешься на диване в присутствии директора. Не трахаешь смазливую медсестру.

    Седой едва заметно улыбнулся.

    – Насчёт начальства согласен, перегнул палку. Но что касается медсестры, ничего не обещаю. Придётся потерпеть.

    Аскольд приподнял уголок губ.

    – Ладно, оставим медсестру. Главное, мы поняли друг друга.

    – Не строй из меня дурачка, Аскольд. Я знаю, что нужен вам против чистюль. Ни Эллар, ни Дир меня не заменят, даже вдвоём. Значит, я веду себя паинькой, спасаю мир от злобных фанатиков. Но что я получу взамен?

    – Место в первой десятке. Вот что. Директор уже готов изменить список. Если поладим, этот вопрос решится быстро.

    Рюрик поджал губы, обвёл взглядом комнатку.

    – Идёт. Передай директору, что я больше не доставлю проблем.

    Когда за боевиком закрылась дверь, Аскольд улыбнулся.

    – Разыграл всё как по нотам. Я прирождённый музыкант, ни одной фальшивой ноты. От кнута и пряника ещё никто не уходил.

    Седой вальяжно шёл по коридору, и один из техников отшатнулся, когда у Рюрика по губам скользнула холодная улыбка.

    – Мертва? – спросил Чаграй.

    Инна Сергеевна закончила искусственное дыхание и сейчас смотрела на часы.

    – Время смерти 10:47. Мертвее не бывает.

    – Ладно, пойду, доложу директору. Порадую старика.

    Доктор размашисто зашагал к выходу. Двери скользнули перед ним в стороны. Лев Антонович одновременно командовал техниками и щёлкал по клавишам пульта. Гудение приборов начало ослабевать.

    Помощники положили девушку в аквариум и равнодушно смотрели на обнажённое тело. Фазиля щелкнула поручнями и нажала кнопку. По белому пластику пробежали синие полосы.

    – Готово.

    Блондинка посмотрела на свою верную помощницу.

    – Ты хорошо себя чувствуешь?

    Медсестра вздрогнула и провела рукой по шее. Из-под шапочки выбивалась прядка смоляных волос. Лицо утратило солнечную глянцевую красоту. Она мельком взглянула на Рюрика, который положил в карман очередную книжку и направлялся к выходу. Двое молодых охранников проводили его почтительными взглядами. Инна Сергеевна пригнулась к её лицу. Спросила тихо.

    – Он опять приставал к тебе?

    Фазиля отвела голову.

    – Нет. Всё нормально, Инна Сергеевна. Правда, всё хорошо.

    Блондинка нахмурилась.

    – Если возникнут проблемы, обращайся.

    – Спасибо, но, правда, всё хорошо. Можно увозить?

    – Да, конечно.

    Санитары повезли каталку, Фазиля шла в голове, охранники следовали по обе стороны.

    – Зачем столько охраны? – подумала доктор. – Охрана, пропуска, живём как в тюрьме.

    – Слышь, Чаграй, – они стояли в прозекторской. – Хочу на море.

    Доктор задумчиво смотрел на тело девушки. Словно спит. По бокам стола горят синие огоньки включённого поля. Пластиковые зажимы обнимают запястья, лодыжки, талию и шею. Небольшая упругая грудь. Плоский живот. Сквозь бледную кожу на бёдрах проступает мощная мускулатура. А на вид такая худенькая. «Бегунья», – вспомнил Доктор данные из досье, а вслух сказал.

    – Не будет моря. Даже в Геленджике. Даже озёр не предвидится в ближайшее время. Только то, что наверху.

    – В смысле не будет?

    Инна Сергеевна в очередной раз проверила пульс неподвижного тела, приоткрыла зрачки. Результаты вбивала в свой планшет. Подняла голову, прищурила усталые глаза.

    – Почему не будет?

    Чаграй приподнял и бросил плечи. Прогудел.

    – Извини, забыл сообщить. С этого года все отпуска отменяются. На неопределённый срок. Только озеро наверху.

    – Да, по пятнадцать минут в день под прицелом автоматчиков. Мы живём как в тюрьме.

    – Ну что за детские обиды, Нюся. Ты в последнее время как маленькая. Сплошные капризы.

    Блондинка смотрела на него через стол для вскрытий.

    – Мы с тобой уже, сколько лет здесь? Террористам и педофилам меньше дают.

    Чаграй приподнял густую чёрную бровь.

    – И что ты будешь делать там, на воле? – подчеркнул последние слова. – Мы не в тюрьме. Наоборот. Мы нигде не найдём такой воли творить, как здесь. Нас впереди ждёт бессмертие. А ты – море. Понимаешь, бессмертие!

    Женщина вздохнула.

    – А я хочу море.

    – Ну, прости.

    Снова уткнулась в свой планшет. Доктор кивнул на тело.

    – То же самое?

    – То же самое.

    – Думаешь, очнётся?

    – Увидим.

    – Ясно. Будем ждать.

    – Будем ждать.

    – Не злись.

    – Я не злюсь.

    – Прямо сейчас.

    Блондинка удивлённо подняла голову.

    – Что?

    Чаграй растянул в стороны губы.

    – Пошли купаться прямо сейчас. На озеро. Вода уже прогревается к вечеру. На закате.

    Инна Сергеевна рассмеялась и прижала ладонь к губам.

    – Нас же не выпустят. Нам по плану только через два дня.

    – Выпустят. Мы ударно трудимся и заслуживаем ударного отдыха. Отпрошусь у директора.

    Она улыбнулась.

    – Кто из нас маленький? Везде отпрашиваться приходится. Конечно, идём. Только Адамыча позову. Хоть какой-то толк от человека.

    Чаграй ухмыльнулся.

    – Да уж. Если бы не папаша, он бы и работал сторожем.

    Они рассмеялись.

    – Тебе смешно, – сказала Инна Сергеевна. – А мне кажется, Адам Петрович его на моё место метит. Недаром всех врачей загнали в иксовый сектор.

    – Не говори ерунды. Директор ведь не идиот. Просто наш пройдоха своему сыночку место подготовил поближе к первым рядам. Он ведь во второй десятке как твой заместитель. А в зелёной зоне очередь заслуженных  врачей и будет он Психею до пенсии ждать. А так, на твоём горбу в рай въедет.

    – Я в курсе. Куда мир катится!

    – Да ладно! Брось! Пошли купаться.

    На кровати белый тугой матрац. Кровать, стулья. Я прислушался, но не услышал никаких звуков со стороны душа или туалета. Несколько минут простоял в ожидании, на манер бесплотной статуи. Благо, Психея может парить или стоять в любом положении неограниченное количество времени. Ей даже не бывает скучно. Потому что нет ума. Зато, у меня лежащего терпение не безгранично. Я подошёл к матовым полупрозрачным дверям и попытался всмотреться. Но никаких теней нет. Всунул голову в душ, затем в туалет. Пусто. Куда её могли деть поздно ночью? Даже меня по ночам не дёргают. Если только… моё полусонное тело открыло глаза, – если только они не повторили эксперимент.

    Я рухнул сквозь пол и помчался по сияющим коридорам, словно заплутавшая душа в поисках ворот на тот свет. Мимо мелькали двери с зелёными кругами. А меня тогда водили по коридорам, где были красные знаки. Выходит, я заблудился. Остановился. Мимо прошли два техника. Для меня они выглядели как две ванильные фигурки в ярко-синей фольге. Звуки речи принимались полностью, без переваривания. Жаль, Психея не всеведующая. Было бы гораздо проще. Я пролетел на небольшую площадку, от которой расходится ряд лучей во все стороны. Как в школе на уроках геометрии. От центра отходят радиусы, по которым гуляют теоремы под ручку с Пифагором. Или что-то в этом роде. Куда идти, куда податься, где мне найти и с кем подраться.

     Адамович старался не смотреть в сторону лежащего тела. Не труп, судя по прошлому разу, но всё же неприятно.