Текст книги "Проект "Психея" (СИ)"

Автор книги: Владимир Бочкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

       – Как экскурсия? – спросил директор.

       Куратор развёл руками.

       – Я ваш лучший друг.

       – Взаимно.

       День перевалил за полдень. Небо освободилось от облачных одежд и теперь загорало нагишом под ярким оранжевым солнышком.  Свет окрасил пол кабинета белым и стёкла начали темнеть, готовясь защитить хозяина от света.

       – Коньяк?

       – Ещё бы. Коньяк, сигары.

       Куратор раскраснелся, серые глаза блестели. Он рухнул в мягкое кожаное кресло.  Директор улыбался.

       – Секретарша сейчас принесёт.

       Он сел в кресло напротив.

       – Впечатляет?

       – Ещё бы! Что там ваша Психея! Игрушка. Нет никакого толка от бесплотной тени. А здесь другое дело. Можно перевоплотиться в другое тело, и никто даже не узнает. В любое тело. Вы ведь заказы принимаете?

       – Что вашей душе угодно. Это только опытные образцы. Можем сделать любую внешность, любой возраст. Сила льва, ловкость кошки, железный иммунитет. Что хотите.

       – О! А другие качества? – куратор бросил взгляд на свою ширинку и улыбнулся.

       Директор притворно нахмурился.

       – Обижаете. Это даже не обсуждается. В первую очередь. Плюс, Психея лечит любые болезни и продлевает жизнь бесконечно. А надоест, поменяете тело и всё.

       – Это дело, это дело, – сказал куратор. Его тонкие губы плясали в улыбке. Он никогда столько не улыбался с детства. Даже челюсти начали болеть, но это была приятная боль. – Какие перспективы! Вот ради чего стоит жить! Это настоящая жизнь! Где же коньяк?

       Где-то вдалеке хлопнуло и толстое стекло чуть дрогнуло. Куратор и директор переглянулись.

       – Гроза? – вопросительно сказал куратор.

       Директор нажал кнопку, но никто не вошёл. Он нахмурился.

       – Это что за безобразие?

       Он снова нажал кнопку, и в это мгновение завыла сирена. Директор отдёрнул руку.

       – Что за чёрт!

      Старик встал, но тут же открылась дверь и вошла секретарша. Её вишневые губы скривились, она теребила кофточку.

       – В чём дело?

       Секретарша втянула воздух и сипло сказала.

       – Кажется, нас атакуют.

       Директор опустился в кресло.

       – Что?

       – Вы просили не беспокоить и отключили связь. Поэтому Рюрик позвонил мне. Он сказал, чужой боевой вертолёт прошёл слишком низко для радаров и только что уничтожил нашу зенитную установку.

       Директор обернулся к бледному куратору.

       – Вы же говорили, штурма не будет!

       Чиновник вскочил.

       – Мне срочно нужно на вертолёт.

      Директор насупился и схватил куратора за рукав пиджака. Куратор вырвал рукав.

      – Не глупите! – резко сказал директор. – Боевая вертушка сожрёт вас и не подавится. Срочно в укрытие.

      – В ловушку!

      – Это пещеры под горой. Там нас никто не достанет!

      Они бежали по коридору среди других людей, которые торопились в убежище. Директор на ходу включил рацию.

     – Рюрик! Доложи готовность.

     – Готовность полная.

     – Действуй по плану.

     Через несколько минут последний лифт ушёл под землю. А ещё через минуту все лифты были уничтожены точечными взрывами. Тромбы запечатали артерии базы, и она готовилась к смерти.

     Гора никуда не ушла за время моего отсутствия. Видимо, плохо звали. Озеро тоже плескалось, лес шумел. Всё как обычно, и казалось, ничто не предвещало беды.

     Боевой вертолёт завис прямо перед скрытой пещерой и отсалютовал базе ракетами. Гора выплюнула клубы дыма и чернела выбитым глазом как незадачливый циклоп после встречи с Одиссеем и его бандой.

      Мои боевые друзья заулыбались сквозь бороды и расправили плечи. Переглядывались, типа «знай наших». Но я не улыбался. База умела огрызаться. Я сморщился и потёр шею мокрой ладонью. Вонь пота и железа стал ещё острей. Поскорее бы выбраться на свежий воздух. В этой летающей банке дышать нечем. Жаль, нет воротника, чтобы ослабить.

     Один большой вздох прогудел в отсеке. Я обернулся к окошку. Так и есть. Пришёл дракон.

      Над горой медленно выросла громадная сияющая пустота и медленно махнула крыльями. Раззявилась пасть и слепые слепящие глаза смотрят на наши вертолёты, которые уже не кажутся такими громадными.

      Опыт маленького доктора прошёл успешно. Дракона видят все, но от комментариев бойцов, у Льва как там его по батюшке уши бы опухли и завяли как лотосы в городском пруду Крыжопля. Если убрать все обращения к матерям и различным частям тела, то всё можно свести к двум словам:

      – Люцифер! Сатана!

      Большинство бородатых схватились за крестики и зашептали молитвы. Другие схватились за автоматы.

      Моё плечо сжала чья-то рука. Я обернулся. Брат Симеон как обычно хмурится, играет желваками.

      – Ты уверен, что он не опасен?

      Я кивнул.

      – Психея не может убивать.

      – Да! Тогда что это?

      Я обернулся к иллюминатору.

      Воздушная бригантина, которая только что успешно атаковала пещеру, сменила курс, но дракон не дремал. Он аккуратно схватил вертолёт обеими лапами и тот беспомощно затрепыхался в бесплотных, но чудовищных объятиях. Пропеллеры бессильно молотили воздух, рубили лапы, боролись с ветром как могли. Слепящие крылья закрыли полнеба перед нами, и на их фоне чёрным силуэтом застыл вертолёт. Призрачное чудовище шевельнуло лапами, и обломки металла зашлёпали по водной глади.

       – Значит, говоришь, не может убить!

       Я вздохнул и обернулся. Симеон держал ладонь на рукоятке пистолета.

       – Не может людей, но на вертолёты его пацифизм видимо не распространяется.

       – Ты привёл нас в ловушку.

       Я открыл, было, рот, но просто махнул рукой и сел на своё место. Бесполезно. Что сейчас от пули, что через минуту в лапах дракона. В последний раз я видел солнце. Солнце!

       Симеон вытащил пистолет. Я вскочил.

       – Солнце! Скажи пилоту, пусть поднимется над драконом, чтобы тому било солнце в глаза.

       – Что за бред!

      – Ты ничего не теряешь, а можешь выиграть жизнь.

      Симеон поджал губы. Дуло пистолета опустилось в пол. Он ещё раз убил меня взглядом и резко отвернулся. Зашептал в наушник.

      Мы резко накренились, и я упал на скамью.

      Вертолёт рванул вверх и вправо. Дракон никуда не торопился. Он плыл к нам, и я знал, что нам не уйти. Он тоже это знал. Нельзя быть быстрее мысли. Мы пошли в район его правого плеча и выше, к солнцу. Дракон проводил нас бесцветными, но сияющими глазами. Вот он открыл пасть и поднял голову, чтобы захлопнуть челюсти. Синее безоблачное небо накрыло его и бросило в лицо горячий шарик солнца.

      Дракон застыл, раскинув крылья и открыв пасть. Заструился, замерцал золотистым светом.

     Вертолёт выдохнул сотней лёгких. Я вытер пот со лба и посмотрел на гору.

     – Встречайте, мы идём.

     Два грузовых вертолёта не уместились бы в прошлом ангаре, но после ракетной атаки пещера стала значительно больше. Все помещения превратились в одно. Стены чёрные, пол усеян обломками и гранитной крошкой. Вместо окна и двери теперь зияла одна общая огромная дыра.

      Люди выбежали из люков и рассредоточились по всему помещению. Большинство потрясённо оборачивались и смотрели в сторону сияющего чудовища, которое едва не проглотило нас.

      Следом из люков выехали таинственные машины. Симеон сгорбился и, уперев руки в бока, наблюдал, как чистюли откидывают брезент. Я подошёл ближе.

      – Это что за хрень?

      Главный фанатик не обратил на меня внимания. Зато брат Марк похлопал меня по плечу и усмехнулся.

      – Это наш сюрприз для грешников.

      Больше это походило на большие железные ящики на гусеницах с местом для водителя, как у грузовых каров.

      – Начинайте, – сказал Симеон.

      – Людям нужно отдохнуть, – сказал Марк.

      – Они полдня отдыхали. Теперь время работать. Тем более, нужно время для прохода. Успеют соскучится.

      Таких тележек оказалось четыре. По две на вертолёт. Они загудели и замигали огоньками по краям. Белый, желтый, красный. Как только вспыхнул красный свет, машины разъехались по четырём сторонам, встали одна перед другой и поехали по кругу, каждая в своей зоне. Получалось что-то вроде большой мишени.

       Бойцы поспешили прижаться к стенам и теперь следили за таинственными механизмами. Они тоже не знали, что это такое.

       Гусеницы мерно давили в труху гранитные обломки, а сзади ящика открывалась дверца и каждые три-четыре метра на пол шлёпались какие-то штуковины. Круглые, с металлическими панцирями сверху. По краям острый обод. Каждая фигня метра полтора в длину. Как только она падала на землю, обод начинал светиться. Превращался в красный круг света, мерцающий из-под металлического панциря.

      Пол зашипел и начал плавиться. Медленно, но явственно.

      – Ни хрена себе! – сказал я и покачал головой. Действительно сюрприз на чьи-то головы.

      Постепенно кругляшки начали оседать в гранит.

      – А почему не в лесу? Там проще, – проорал я в ухо Марку, стараясь перекричать гул машин. Он покачал головой.

      – Не прокатит. Земля слишком рыхлая. Всё глохнет. Нужна твёрдая порода.

     – И глубоко они пройдут?

     Чистюля пожал полными плечами, пригладил пышную бороду.

     – Да бес его знает, прости Господи! Расчётная мощность пятьдесят метров, но ещё не испытывали.

     – Должно хватить, – сказал я.

     – Должно, – сказал он, и мы покивали друг другу.

     Чтобы достичь первого этажа понадобилось три часа. Машины молчали, израсходовав запас гостинцев. Лебёдки с тонкими тросами давно приготовлены, оружие смазано. Бойцы успели перекуриться, перемолиться и озвереть от безделья. Две сотни мужиков сидели вдоль стен в обнимку с автоматами. Кто-то курил сотую сигарету, кто-то бессмысленно смотрел в стену. Уже мало кто молился. Зачем Бога лишний раз отвлекать. Только несколько совсем уже оголтелых фанатиков шевелили губами и периодически бросали крест горстями себе на грудь, словно горсти земли на свои могилы. Поэтому, когда раздался сигнал к атаке, всё случилось как-то очень обыденно. Бойцы первого состава встали по команде и нырнули в люки, которые совпали с коридорами. Приземлялись на металлические спины механических устройств. Большинство даже не поняли, что происходит, только вставали, когда с первого этажа уже вовсю трещали выстрелы.

      Бойцы один за другим цеплялись карабинами за тросы и скользили вниз. Пойдут не все. Половина чистюль остались на месте и то ли восхищённо, то ли пугливо смотрели вслед своим товарищам.

      Я не рвался в бой. Мне нужно на третий этаж.

      Первую волну выкосили сразу. Чистюли рухнули, смертельно измотанные жизнью, но сжатые в руках штурмовые гранаты с выдернутыми чеками сделали своё дело. Взрывы не причинили особого вреда стенам, украсив бежевые панели ранами, но нескольких бойцов Рюрика уже нельзя было оживить никакими чудесами.

      Следующая волна чистюль опустилась с огнеметами, и коридоры запылали страстью к огню. Но эта волна почти полностью осела на пол вслед за первой. Только третьей волне удалось закрепиться, и они пошли по коридорам, выжигая и отстреливая всё на своём пути. Стеклянные перегородки, что блокировали секции, хорошо держали пули, но были бессильны против огнемётов, и бойцы Рюрика гибли один за другим, когда трескалась и плавилась их защита. Охранники пытались погасить свет в тоннелях, но им пришлось убедиться, что чистюли знают о приборах ночного видения и даже умеют ими пользоваться. Свет включился вновь. Это уже не играло никакой роли.

      С десяток охранников остались на первом уровне навсегда. Чистюль погибло почти полсотни, пока очистился этаж, но им было наплевать.

      Примерно то же самое повторилось на втором уровне спустя полтора часа. К третьему этажу осталось всего семьдесят бойцов, но Симеон был доволен. Он не ожидал, что всё пройдёт столь легко. Нужно выжечь эту скверну полностью. Просто взорвать проходы – не вариант. Большинство людей и техники остались бы целыми и невредимыми. Нужен решающий удар, и он будет нанесён в самую уязвимую точку. А сюда наверняка уже несётся подмога. Но ничего. Он успеет. Всё рассчитано. Кавалерия как всегда примчится поздно. А вот насчёт третьего уровня, где были залы для людей и лаборатории у Симеона свои планы.

      Я стоял у входа и смотрел на пылающего над озером дракона. Прозвучал сигнал к новой атаке. Вот теперь пора, пока эти дуболомы не поломали всё, что можно поломать.

      Дыры окружали бойцы охранения. Брат Марк уже ушёл с тремя отборными пятёрками, а мы всё ещё прохлаждались на поверхности. Я пытался ненавязчиво подойти к одной из дыр, откуда несло гарью. Но охранник лишь молча, покачал головой. Я подошёл к Симеону.

      – Мне нужно туда.

      – Нет, – главарь улыбнулся. Тонкие губы натянуты как резинки. Бурные глаза окончательно впали в пещеры глазниц. Он был натянут как струна, но я бы не стал играть на этой струне. Даже если бы был Паганини. – Тебе нужно туда, куда я тебе скажу.

      – Но мы договаривались.

      – Верно. Договаривались, но не договорились. Сделаем так. Ты отнесёшь вот этот рюкзачок туда, где генератор. Ты рассказывал, что чувствовал его. А я прогуляюсь вместе с тобой, чтобы ты не заблудился.

      – А потом?

      Он даже не сделал попытки снова улыбнуться.

      – Потом видно будет.

      – Видно будет, – повторил я.

      В коридорах воняет горелым мясом, горло душит тошнота. Стараюсь не смотреть на тела вокруг. Мы идём по закопченным, битым выстрелами коридорам и они уже ничуть не напоминают те, что были раньше. По светлым стенам провели грязной тряпкой и оставили так. Вдалеке ещё продолжается трещотка свинца.

      На плече у меня болтается тяжёлый рюкзак. Впереди четыре пятёрки лучших бойцов, которые палили из скорострельных автоматов во всё что шевелится. Но здесь уже ничего не шевелилось. Только дым и тени. Двери в лаборатории выбиты взрывами, и внутри дышит тьма. Трупы везде. В основном чистюли, но попадались и охранники. Учёных не было.

      Я помню, где находится генератор и думал, сколько мне придётся ещё водить их кругами вокруг и петлять по этим бесконечным коридорам, чтобы суметь убежать. У меня не было ни малейших иллюзий по поводу содержимого рюкзака и моих шансов пережить смерть генератора.

      Брат Симеон остановился, и мы все встали. Бойцы с отрешёнными лицами ощетинись дулами во все стороны. Главарь вытащил из кармана самодельную карту.

      – Знаешь, чадо, у меня всё время чувство, что мы не идём куда надо. А точнее, совсем наоборот, идем, куда не надо. Ты устал и хочешь отдохнуть?

      Он поднял на меня блестящие крупные глаза. Я покачал головой.

      – Симеон, не дури. Выстрелы с той стороны, где генератор. Я пытаюсь пройти другими путями. Здесь много коридоров, не обязательно переться напрямик. Если хочется пострелять – дело твоё. Но дело, прежде всего. Или нет?

      Симеон не мигая, смотрел на меня. Ткнул в карту костлявым пальцем.

      – Покажи.

      Я мельком глянул в карту и поднял взгляд.

      – Я ничего не понимаю в этих значках. Для меня это всего лишь набор путаных линий. Но я однажды сбежал с этого этажа. А ты здесь первый раз. Будем спорить или пойдём?

      Брат Симеон вытащил белый блестящий пистолет и щёлкнул предохранителем. Я вздохнул.

      – Опять двадцать пять! Хоть раз поговори по-человечески. Меня это всё равно не пугает.

      Симеон немного приподнял губы.

      – Это не для того, чтобы пугать. Не хочу лишать себя радости лично вышибить тебе мозги. Даю тебе пятнадцать минут. А потом можешь не бояться сколько угодно. Понял?

      – Понял, – сказал я и дёрнул плечом, на котором висел рюкзак. – Мы идём или как?

      Рюрик находился за фальшивой стеной, которая стояла прямо посреди коридора. Для человека с той стороны, это был просто пол и коридор уходящий вдаль. Но ставить такие стены имело смысл только в длинных коридорах. Короткие тут же выжигались огнемётчиками чистюль. Так погибло много хороших парней.

      Начальник охраны слышал  приближающиеся шаги. Человек семь-восемь. Они осторожно посмотрели в коридор зеркальцем и медленно вышли из-за угла. Они искали лаборатории с красными и зелёными кольцами над дверью. Грамотные. Всего один предатель, а сколько вреда. Рюрик пожалел, что иуда умер слишком быстро, тогда у вертолёта. Иначе бы узнал, что такое настоящие страдания. И никакой бог ему бы не помог.

      Чистюли заметили одну из дверей. Над ней светился красный круг. Один из фанатиков вытащил из рюкзака взрывчатку, металлический кружок размером с ладонь. Прикрепил его к двери магнитным держателем на дне.

      Рюрик выдвинул дуло и нажал на курок. Бойница приоткрылась, и коридор залил свинцовый дождь. Все восемь чистюль рухнули на землю почти одновременно. Боевик гордился своим умением снять одной очередью большое число людей.

      В наушниках затрещал далёкий голос. Группа чистюль идёт в направлении генератора. А вот это плохо. Рюрик нахмурился.

      – Я сейчас подойду.

      Он отодвинул фальшивую стену и пошёл по коридору, не глядя, обходя распростёртые тела.

     Директор сидел на небольшом пластиковом стульчике. Прислонился спиной к стене и неподвижно смотрел перед собой. В ухе трещали переговоры по рации между бойцами. Директор не вмешивался. Рюрик решит проблему, даже при столь значительном перевесе в численности и вооружении. Огнемёты стали неприятным сюрпризом. Жаль, инструкция безопасности не предусматривает тяжёлого вооружения. Но директор знал, что начальник охраны справится в любом случае. Есть воины, которые всегда побеждают. По-другому не умеют. Остаётся переждать.

      Вокруг вполголоса переговаривались люди, и казалось, само убежище ропщет на судьбу. Спартанские условия. Просто большой зал на третьем этаже подальше от опасных лабораторий. В конце помещения стена заставлена ящиками с продуктами и инструментами. Для осады недостаточно, но можно денёк переждать с удобствами. И дверь или воздуховод починить, в случае необходимости. Сюда должны были провести видеосвязь, но бюджет не сдюжил.

      Сотрудники сидели на скамейках вдоль стен. Большинство молча. Хмурились, горбились, скрестив руки на груди. Некоторые продолжали работать на планшетах. Лев Борисович молча, прохаживался, заложив руки за спину. Переживает за дракона. Как бы кто ни обидел его любимое детище. Ведь как-то сумели чистюли прорваться в бункер. Иногда виновато смотрит на директора. Инна Сергеевна и Чаграй сидят возле самого входа. Она положила ему голову на плечо, а он рассеянно гладит её по спине. Что-то шепчет на ухо.

      Директор вытер со лба влажную испарину. Ждать так трудно. А для него это в любом случае конец. Никто не будет разбираться кто прав, кто виноват. Снимут всех. Он мельком глянул на куратора. Тот расстегнул верхние пуговицы рубашки и снял галстук. Поджал тонкие губы, а глаза напряжённо рыскают по залу.

       – Я не могу так!

       Адам Петрович опять навис над начальником. Бледный, в грязном халате. В мятых брюках, которые нервно щиплют его пальцы. Директор с неудовольствием отметил, что эти пальцы подрагивают. Не хочется поднимать голову и снова смотреть в его глаза.

      – Пожалуйста, сядьте.

      – Я не могу так. Он там совсем один. Они же убьют его. А вы…, – он замялся.

      Директор вздохнул.

      – Адам Петрович, сядьте и успокойтесь.

      Дрожащие пальцы пригладили ткань брюк.

      – Почему вы не отвечаете! Вы приказали дезинтегрировать Психеи?

      – Нет, не приказал. Забот и без того хватает.

      – Почему вы не смотрите на меня?

      Директор заметил, что люди вокруг старательно отводят глаза. Он поднял взгляд на своего заместителя. Голос отвердел.

      – Адам Петрович, возьмите себя в руки. Никто не собирается ничего делать. Скоро охрана покончит с чистюлями и всё вернётся.

      У начальника зелёного сектора глаза помутнели. Он покачал головой.

      – Я вам не верю. Нет, вы хороший человек. Вы всё делаете правильно. Но есть же приказ. Форма…

      Он запнулся и нахмурился.

      – Есть приказ. Я помню.

      Директор протянул руку и взял его за рукав.

      – Вы…

      Адам Петрович выдернул руку.

      – Вы мне всё врёте! Выпустите меня.

      «Надо было оставить хотя бы пару охранников» – подумал директор.

      – Я не могу вас выпустить, вы это прекрасно знаете, – спокойно сказал он.

      Адам Петрович отвернулся и побрёл в конец помещения. Директор вздохнул.

      – Совсем скис, – сказал куратор и скривил губы.

      – У него сын умер.

      – А! – куратор покачал бритой головой. Неяркий свет маслянисто растёкся по лысине. – Не знал.

      – Такова жизнь. Ради этого мы и стараемся, чтобы… – директор потёр ладонью лоб. – Как-то оно всё пошло не так. Вы же обещали!

      Куратор пожал плечами.

      – Всё было улажено. Не понимаю, что случилось.

      Мимо них прошёл Адам Петрович и направился к выходу. Массивная стальная дверь была здесь единственным украшением.

       – Это ещё что! Остановите его!

       Адам Петрович вынул из кармана пропуск и готовился вставить его в прорезь замка. Перед ним выросла массивная тёмная фигура. Чаграй мягко отодвинул его от двери.

      – Что это вы задумали, голубчик?

      Адам Петрович молча, смотрел в его широкую грудь.

      – Пропустите, – сказал он тихо.

      – Извините, коллега, я вас понимаю, но выпустить не могу. Неизвестно, что за дверью. Пока Рюрик не объявится, никто отсюда не выйдет.

      Подошла Инна Сергеевна. Мягко сказала.

      – Давайте…

      Адам Петрович смотрел на неё невидящими мутными глазами. Его рука скользнула в карман и вытащила крестовую отвёртку. Он с силой вонзил её в мягкий женский живот.

       В первое мгновение никто не понял, что произошло. Чаграй стоял за спиной блондинки и даже не успел её подхватить, когда она свернулась калачиком на полу. Прижимала руки к животу, а на бежевом полу густо закраснела кровь.

       Чаграй растерянно посмотрел на Адама Петровича, на Инну Сергеевну.

       – Это что?

       Кто-то из женщин взвизгнул. Из этой стороны ангара прошла волна ропота к дальней стороне, где люди не знали что произошло.

      Чаграй упал на колени.

       – Нюся, Нюся!

       Адам Петрович положил отвёртку в карман. Сунул в прорезь карточку и в двери замигали вопросительные красные огоньки подтверждения кода.

       – Ты, козлина, совсем озверел! – крикнул куратор и подскочил к начальнику зелёного сектора. Тот повернулся и попытался неуклюже пырнуть лысого отвёрткой, но тот в драках понимал больше учёного. Он выкрутил руку Адаму Петровичу и вынул из пальцев отвёртку. Оттолкнул его от себя. – Будешь знать!

       Адам Петрович так же механически распахнул халат и вынул из-за пояса брюк молоток с чёрной прорезиненной ручкой. Он коротко размахнулся.

      – Чёрт! – сказал куратор, пытаясь закрыться рукой, но стальное навершие уже ударило его в лоб. Куратор пошатнулся, но тут же получил ещё несколько ударов по голове. Сталь с хрустом дробила кости. Лысый схватился за голову и покачнулся. Медленно завалился на бок.

      Метрах в трёх от двери столпились учёные.

      – Остановите же его! – крикнул директор, но никто не шевельнулся. Они пустыми жадными глазами смотрели на происходящее, но не трогались с места.

      Адам Петрович набрал код подтверждения. Опустил руку, и молоток выскользнул из его руки, гулко стукнул по полу. Дверь как в сейфе, открывается наружу, но убийца не стал дожидаться и выскользнул в проём, ещё до того как дверь открылась полностью.

      Директор стоял, хмуря брови.

      – Дверь закройте.

      Два человека бросились выполнять приказ. Медики столпились вокруг раненых. Одна из них подошла к директору. Он сжал губы. Она вздохнула.

      – Куратор безнадёжен. А Инна Сергеевна... если сразу в операционную.

      – Ясно.

      Чаграй поднял женщину на руки. Она стонала ему в грудь, её пальцы ослабели, и с кончиков капала кровь. Белокурые волосы рассыпались по широким плечам Доктора.

      – Откройте дверь! – сказал он.

      Лев Антонович обернулся к директору. Тот вздохнул.

      – Откройте уж.

      «Нам только ещё одной бойни не хватает» – подумал он.

      – Я с вами, – сказала Фазиля.

      Когда дверь закрылась второй раз, директор сказал в микрофон.

      – Рюрик, приём! Уничтожь все образцы Психеи и всех кто вышел за дверь. Нельзя, чтобы они попали в руки чистюлям.

      В микрофоне затрещал далёкий голос.

      – Понял. Убрать всех.

      Брат Марк прижал руку к боку и посмотрел на кровь. Она липко поцеловала кожу и осталась на ней густеющим цветом. Бородач попытался встать, но охнул и прикрыл глаза. Разница почти незаметна. Дым столь силён, что слепил даже очки ночного видения. Где-то в соседнем помещении брызгалась противопожарная система. Где-то в темноте кто-то стонал и захрипел последний раз. Брат Марк облегчённо вздохнул. Стоны действовали на нервы.

      – Прости, Господи, – прошептал он. – Я…

      Что же там дальше? Чистюля провёл рукой по грязному лбу. Ладно. Бог и так всё видит.

      Он приподнялся и поднял рюкзак. Взвалил на плечо. Застонал и облокотился на стену. Как же больно, кто бы знал!

      Куда теперь! Он помнит. Покойный брат Анатолий нарисовал подробную карту. Он всё помнит. Все эти недели учил каждый день. Каждый поворот, каждый коридор.

      Технические помещения уже недалеко. Вот только сил всё меньше и меньше. И рюкзак тяжёлый. А без него всё теряет смысл. Но он доберётся до технических помещений. Главное, воздуховод и водопровод из озера. Вот что надо. А без этого все жертвы напрасны. И брат Анатолий. И полторы сотни добродетельных христиан, которые уже на небесах сидят одесную Бога.  И три пятёрки лучших людей, которые сейчас молчат в коридорах позади. И даже четверо грешников, которые перебили его людей и ранили его самого. Они сейчас в аду, но он помолится за них. Но позже. Когда сам будет одесную Бога. Будет молиться обо всех. Долго-долго. Может быть вечность.

      Рюкзак упал с плеча, и брат Марк взял его за лямки. Потащил за собой, сквозь тёмный коридор. Медленно передвигал ноги, одну за другой. Гулкая тишина сдавила уши, и брат Марк теперь слышал только себя. Шарканье ног и одно слово, которое он повторял на каждом шагу.

      – Боже, Боже, Боже…

     Все Психеи обернулись на звук открывающейся двери. Три пары пустых невидимых глазниц смотрели на человека, который вошёл в зал.

      Адам Петрович шумно вздохнул воздух и посмотрел на красные пятна справа от него.

      – Сынок, я знаю, что ты там. Сейчас я тебе освобожу, и всё будет хорошо. Мы уйдём вместе.

      Три пары глаз не сводили с него взглядов, и в них пылала сияющая пустота.

       Учёный медленно, как механическая игрушка подошёл к небольшому пульту на стене, слева от фигур. Набрал комбинацию цифр, и в стене открылся ещё один пульт, побольше. Человек, тем временем бормотал.

      – Мы пойдём в мой сектор. Подберём тебе тело. Какое захочешь. Они все хороши. Все образцы утверждали две комиссии. Мужская и женская. И получал одобрение только тот образ, который выбирали обе комиссии. Тебе понравится.

      Он щёлкал по клавишам, набирая коды.

      – Тебе понравится. Что за чёрт! Неужели…, – его пальцы затряслись. Он снова и снова клацал на одни и те же клавиши. – Они сменили коды. Вот твари! Мне ни слова не сказали.

      Психеи безучастно наблюдали за его попытками. Адам Петрович обернулся к пустому красному кругу и поднял ладонь.

      – Сейчас я всё сделаю, сейчас. Потерпи, сынок.

      Я лежал лицом вниз под стеной из лёгкого пластика. Прижал руки к голове и застыл, надеясь сойти за мёртвого.

      Несколько мгновений назад мы попали под перекрёстный огонь. Боковые стены оказались липовыми. Две очереди смели нескольких бойцов Симеона. Неудивительно, что я не узнал окрестности. Ответный огонь прошил стены, и стрельба затихла, когда у оставшихся чистюль закончились патроны в магазинах. Пальба стихла так резко, что в ушах по инерции ещё слышался звук выстрелов. Симеон остервенело, расстрелял все пули и продолжал давить на курок. Он стоял, как заговорённый, и ни одна пуля не задела его.

      У меня всего несколько секунд, пока оставшиеся перезарядят магазины. Трёх огнемётчиков прошило первой же очередью. И ещё шесть-семь человек.

      И раз. Оставшиеся автоматчики вытащили пустые магазины, и я вскочил на четвереньки. Может прихватить рюкзак? Плохая идея. Тогда они от меня точно не отстанут. Будут преследовать по всей базе. Я освободил плечо от лямки.

      И два. Автоматчики перевернули магазины верх ногами. У них два рожка прилеплены скотчем вместе, для быстрой перезарядки. Они по-прежнему не обращают на меня внимания. Но это безразличие продлится недолго. Ровно до конца перезарядки. Я схватил автомат ближайшего мертвеца и вскочил на ноги. Симеон обернулся, и уголки его губы приподнялись, как у кошки, которая улыбается.

      И три. Автоматчики передёрнули затворы, а я уже нырнул сквозь выпотрошенную выстрелами стену. Проломился сквозь особо развороченный кусок. Стена  дрогнула, но устояла.

      Я тут же рухнул на пол и в обшитые панелью стены лаборатории защёлкали пули. Две очереди. Они стреляли не все сразу. Слишком высоко. Я прямо с пола выстрелил в ответ. Одна короткая очередь. Два человека сдавленно вскрикнули. И один продолжал стонать. Я тут же перекатился. Ещё две очереди прошили стену там, где я только что находился. В лаборатории темно. Только дырки от пуль и большая дыра от моего тела пропускали тусклый свет из коридора.

       Я уткнулся во что-то мягкое. Труп охранника. Я покатился по полу, вглубь лаборатории. В тело впивались пластмассовые осколки. Я вскочил на колени и спрятался за угол.

       Ещё две очереди простучали по стене. Стало светлее.

       – Эй, чистюля из чистюль! – крикнул я.

       Я задыхался, а моё лицо лоснилось от пота.

       Они молчали.

       – Я бы услышал, если бы вы ушли, придурки. Можете больше не стрелять. Я за углом. Вы не причините мне вреда. Ни ваши пули (я был честен), ни гранаты (здесь я слукавил). Реши, чего ты хочешь больше. Убить меня или выполнить свой долг. Реши прямо здесь.

       Тишина.

       Если кинут гранату – всё пропало. Другой вопрос, что она их самих покрошит на куски. Пластиковые обманные стены не станут препятствием для осколков.

       Тишина. Что они там делают?

       По коридору зашаркали три пары удаляющихся шагов. Хоть бы сказали до свидания, мерзавцы.

       Я медленно, старательно бесшумно подошёл к стене и приложился глазом к одной из дырочек. Чуть не хмыкнул. Они меня совсем за идиота держат. Раненый чистюля валяется на полу, скрипит зубами. Горит жаждой мщения. Как-то не по христиански. Лицо белое, борода торчком. Сжимает автомат, а на камуфляже два тёмных пятна. Недолго ему осталось. Но и мне здесь задерживаться не следует. И в это мгновение он меня заметил. Вскинул автомат, и лицо исказилось от боли его последнего движения. Я выстрелил прямо сквозь стену.