Текст книги "Где-то на Северном Донце"

Автор книги: Владимир Волосков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)

– Ничего, мы с места, – звонко сказал кто-то оттуда. Все обернулись на голос.

Во втором ряду, с краю, особняком сидели трое и, не обращая внимания на всеобщее любопытство, о чем-то совещались. Их деловитость, очевидно, понравилась присутствующим. На некоторых лицах мелькнули улыбки, Купревич тоже улыбнулся – с его галерки три встрепанных чуба, примкнувших друг к другу, казались до потешного похожими.

Один из троих встал. Молодой, высокий, по-юношески красивый.

– Рыбников, начальник Зауральского геологического управления, – отрекомендовал Дубровин.

– Наше управление создано незадолго до начала войны, – без излишних предисловий звонко заговорил Рыбников. – Естественно, ни нужными кадрами, ни технической базой обзавестись не успели. Тем не менее согласно решению правительства нам в первые же дни войны был резко увеличен план по приросту запасов руд черных и цветных металлов. Мы перестроились, мобилизовали все свои наличные силы на выполнение этой задачи. Затем неожиданно поступило срочное задание по Песчанскому комбинату. Разумеется, направить туда нам было некого. Все же мы организовали небольшой гидрогеологический отряд, как сумели, укомплектовали его людьми и оборудованием. Результат вам известен. Малыми силами такую сложную и важную проблему, как обеспечение водой огромного химкомбината, в имеющихся условиях решить невозможно. – Рыбников тряхнул красивой головой и так же, как начал, деловито заключил: – Обком партии и комитет по делам геологии всесторонне рассмотрели положение дел, сложившееся у нас в Песчанке. Передаю слово товарищу Голубничему.

Секретарь обкома был еще более краток. Подтвердил сказанное Рыбниковым.

– Зауральское геологическое управление маломощно, своими силами решить проблему не сможет. Соседние уральские области ни людьми, ни техникой помочь нам не в состоянии. Их геологоразведочные организации также выполняют важнейшие государственные задания. Давайте искать выход из положения, товарищи! Необходимо сегодня же выработать какие-то рекомендации и доложить их правительству и Центральному Комитету партии.

– Да, надо искать выход, – поддержал третий, представитель геологического комитета Прохоров. – Видимо, в начальный период войны была допущена ошибка при бронировании рабочей силы. Геологоразведочная служба страны направила в армию лучшие свои кадры, причем в таком количестве, что восполнить убыль в специалистах мы теперь не в состоянии. Если вопросы с буровой и прочей техникой могут быть как-то решены, то геологов, и особенно гидрогеологов, взять негде.

По залу снова пронесся шумок.

– Но у вас есть какое-то мнение? – поинтересовался Дубровин.

– Да. – Прохоров оглянулся на Голубничего с Рыбниковым. – Мы здесь посоветовались и… Нет иного выхода. Надо отозвать из действующей армии некоторых специалистов.

«Ого!» – в который уже раз за этот вечер поразился Купревич.

Военные встрепенулись. Опять поднялся моложавый генерал-лейтенант:

– Как? С фронта?

– Да.

– Товарищи, товарищи! – Председательствующий вновь затряс колокольчиком. – Прошу внимания. Есть предложение объявить небольшой перерыв. Давайте немного отдохнем, обменяемся мнениями в неофициальной обстановке, а потом будем говорить конкретно.

В вестибюле к Купревичу подошел Дубровин. Он взял молодого ученого под руку и отошел с ним в пустынный коридор.

– Ну-с, и как вам?

– Оглушен, – мрачно признался Купревич. – В Москве такой порядок, такое спокойствие. Я очень ободрился сегодня днем, когда приехал. А если копнуть глубже…

– Да, причин для тревоги больше чем достаточно. Создавшееся положение можно выправить только энергичными действиями.

– Конечно. Обстоятельства диктуют.

– Вот и хорошо! – Дубровин охватил белыми пухлыми пальцами дряблый подбородок. – Очень хорошо, что поедете на новое место с полным пониманием своей миссии.

– Куда поеду?

– В Песчанку.

– Кем?

– Постоянным представителем научно-технического совета.

– Всеволод Максимилианович, ведь я…

– Ничего, ничего, батенька, – сурово оборвал Дубровин. – Там тоже фронт. Вам предстоит на месте увязывать многие вопросы. Я говорю об этом заранее, так как после перерыва будет официально объявлено о вашем назначении.

– Всеволод Максимилианович… Я молод, здоров. Есть другие…

– Ничего, ничего. – Голос Дубровина подобрел. – Я все понимаю. И Лена ваша поймет. Она умница. Еще гордиться вами будет. Если в ближайшие месяцы Песчанка не начнет выдавать взрывчатку и пороха – положение на фронте может осложниться. Так что считайте себя на передовой, Юрочка.

Вам надлежит выехать в Москву

С утра, как обычно, майор Селивестров обходит позицию батальона. Нужды особой в том нет – уже более месяца фронт стоит, и советские, и немецкие войска с головой закопались в стылую землю. Майору знакомы каждый ход сообщения, каждая огневая точка, но привычка есть привычка, и, хотя за истекшие сутки не случилось никаких чрезвычайных происшествий, Селивестров добросовестно следует по обычному маршруту, выслушивает доклады ротных командиров, делает замечания, особенно если попадется на глаза какой-нибудь распустившийся от спокойной жизни солдат, нарушающий приказ о строжайшем соблюдении маскировки.

Как всегда в это время, откуда-то из-за леса, что синеет за речкой, разделившей пополам нейтральную полосу, изредка постреливают немецкие орудия. Бьют куда-то в тыл. Наши не отвечают. То ли не желают обнаруживать себя, то ли экономят снаряды. Иногда то там, то здесь завязывается ружейно-пулеметная дуэль. Погремит – и так же внезапно прекращается.

Все эти привычные утренние шумы не отвлекают Селивестрова от обязательных хозяйственных дум. Батальон не дивизия, а все-таки хозяйство… За всем нужен глаз, все надо предусмотреть.

Под досками и лапником, что набросаны на дне траншеи, похлюпывает. Подогревает повеселевшее мартовское солнце. Прибавляется талой воды. А что будет, когда настоящая ростепель нагрянет? Позиция батальона в низине, на речной болотине. Зальет окопы начисто. Селивестров смотрит на свои валенки, и мысли его сами собой настраиваются на соответствующий лад. Пришла пора менять зимнюю обувь на сапоги, надо послать в лес бойцов, чтобы наготовили половых решеток, найти способ отвести от окопов и блиндажей паводковые воды…

Большой, неповоротливый, широкоплечий, занятый своими делами и думами, майор Селивестров идет дальше, а вслед за ним по траншеям уже мчится ординарец.

– Хозяин прошел? Давно? Куда?

– Будто не знаешь…

И мчится ординарец дальше. Настигает Селивестрова у блиндажа пулеметчиков.

– Товарищ майор, вас срочно к телефону.

– Скажи, что через полчаса вернусь, – хмурится Селивестров. Не любит, когда отрывают от дела. Знают ведь в штабе полка, что утром он всегда на обходе.

– Срочно, товарищ майор! – Круглые, большие глаза ординарца округляются еще больше, розовощекое юное лицо испуганно вытягивается.

– Кто? – тихо спрашивает комбат.

– Не знаю. Капитан Суворков приказал пулей лететь. Адъютант батальона капитан Суворков – человек серьезный, бывалый. По пустякам горячку пороть не станет.

Майор поворачивает назад.

– Где тебя черти носят? – нетерпеливо гудит в телефонной трубке простуженный баритон командира полка майора Резника. – Добрый час жду.

– Сам знаешь.

Селивестров с Резником приятели, служат вместе с первых дней войны, еще недавно оба были ротными, потому позволяют себе не церемониться.

– У тебя что, какое-нибудь чепе?

– Нет. Полный порядок.

– А от тебя не скрыли?

– Еще не бывало такого.

– Пожалуй. От тебя не скроешь. Зачем же тогда «первый» вызывает?

– Меня? Вместе с тобой?

– В том-то и дело, что без меня.

– Зачем?

– А я откуда знаю? Приказал срочно тебя направить. Вот и все. А может, тебя тоже на полк переводят? – Эта мысль, очевидно, только-только пришла Резнику в голову, он обрадованно хохочет: – А что, очень даже стоящая кандидатура. Ну, Петро, за тобой банкет! – И спохватывается: – Погоди! Это как же… Без моего ведома забирают лучшего комбата!

– Ишь ты, уже успел собственником стать, – усмехается Селивестров.

– Погоди, на новой должности сам быстрехонько закуркулишься. Теории теориями, а своя рубашка в самом деле ближе к телу, – парирует Резник. – Ну, ни пуха ни пера! На обратном пути зайдешь.

– Добро.

«Первый» – командир дивизии полковник Гурьевских. Странный вызов. Гурьевских редко жалует комбатов вниманием. Вызывает лишь в исключительных случаях, когда предстоит поручить особо важное задание. И всегда вызывает вместе с командиром полка. Действовать через его голову полковник привычки не имеет. Это у него железный закон. А тут вдруг вызывает одного… Что могло случиться?

Полковник Гурьевских – кадровый командир. Не из запаса, как Селивестров с Резником. Несколько раз ранен. Контужен. Где-то в Белоруссии потерялась у полковника семья. Вдобавок ко всему во время январских боев под Великими Луками погиб его брат, командовавший ротой в соседней дивизии. В общем, хватил лиха Гурьевских за восемь месяцев войны. Поэтому Селивестров прощает ему излишнюю резкость и безапелляционный тон при разговоре с младшими командирами. Прощать-то прощает, а бывать у полковника не любит.

Майор вздыхает и повторно садится бриться. Приказывает ординарцу приготовить свежее обмундирование. От беседы с полковником он не ожидает ничего хорошего. Так что надо быть с иголочки. Помимо деловой требовательности Гурьевских к тому же невероятно придирчив к внешнему виду офицеров. Из окопа ты явился к нему или из театра – будь при всех регалиях, чистехонько выбритым и по полной форме.

Командир дивизии приветствует майора обычным кивком и садится. Завести разговор не спешит, вертит в руках какую-то бумажку. Селивестров стоит возле стола и гадает, что последует за этой паузой. Ему неприятно затянувшееся ожидание. Обычно Гурьевских ценит и свое, и чужое время: пришли к нему – приступает к делу сразу.

– Чаю не хотите? – вдруг предлагает комдив.

– Спасибо, уже позавтракал, – отказывается Селивестров.

– Ну, коль так… – Гурьевских барабанит тонкими пальцами по столу, и Селивестров начинает понимать, что комдиву хотелось поговорить неофициально, по-дружески, но он разучился за время войны принимать гостей, быть хлебосольным хозяином.

Майор жалеет, что отказался, но уже поздно.

– Вот что, – поразмыслив, произносит полковник. – Идемте прогуляемся. Тут к нам минометное подразделение прибыло…

– Слушаюсь, – по-казенному откликается майор и начинает волноваться – ему ясно, что пройтись полковник решил вовсе не из-за минометчиков, что думает он о чем-то другом.

На окраине лесной деревеньки высится наполовину сгоревший сарай. В уцелевшей половине его временно разместился минометный взвод, отдыхает после марша. Полковник машет дежурному лейтенанту – не надо рапорта – и направляется к минометам, стоящим в боевом положении под дощатым навесом.

– Вы свободны, лейтенант.

Они останавливаются у одного из минометов. В стороне топчется продрогший часовой, маячит у двери сарая обеспокоенный лейтенант. Гурьевских стучит мундштуком с потухшей самокруткой по минометному стволу. Тот отзывается глуховатым звоном.

– Хорош?

– Доброе оружие, – соглашается Селивестров, не зная, что этим хочет сказать комдив. Обычный 120-миллиметровый полковой миномет – экая невидаль!

– Новые, – говорит полковник.

– Да, – опять соглашается озадаченный Селивестров.

– Вам ни о чем это не говорит?

– Нет. – Селивестров не любит пожимать плечами.

– Да-с… До войны специальные трубы для минометных стволов поставляло единственное предприятие в стране – днепропетровский завод. А там теперь… Эти же новенькие. Не доходит?

– Нет.

– Да-с… Значит, где-нибудь на Урале уже организовали выпуск таких труб. Выходит, восполнена потеря днепропетровского завода.

– Теперь понимаю.

По худому, длинноносому лицу Гурьевских проскальзывает улыбка. Долговязый, прямой – про таких в народе говорят: аршин проглотил, – он еще раз пригибается, стучит по стволу, слушает:

– Вы, кажется, с Урала?

– Да. Кунгурский.

– Хороша у вас пещера.

– Да, хороша.

– Да-с… И с какого времени, Петр Христофорович, мы вместе воюем?

– С третьего дня войны.

– Правильно. С того дня вместе.

В апреле 1941 года военкомат направил инженера-гидрогеолога Селивестрова на военную переподготовку. Дело не новое. Селивестрову и раньше случалось уезжать на два-три месяца в лагеря. Но в июне его неожиданно аттестовали, стал он капитаном инженерных войск и срочно выехал на запад, в один из строящихся укрепрайонов. На новом месте прослужил всего двое суток. Едва успел встать на довольствие, получить койку в казарме и личное оружие, как началась война.

Все в штабе строительства смешалось. Связь с высшим командованием оборвалась, своих войсковых частей не имелось, бомбили немцы нещадно – пришлось строителям прибиваться к чужим подразделениям.

Примкнул и Селивестров. Сначала, как полуобученный «технарь», болтался при штабе дивизии, потом выпросился во взводные, из окружения под Брянском вышел ротным. А после переформирования от Осташкова к Великим Лукам вел в наступление батальон. И все в одной дивизии, все под началом скупого на похвалу полковника Гурьевских.

– Да-с… – Комдив издает какое-то подобие вздоха. – А ведь из командного состава осталось нас, старичков, всего трое: вы, я да Резник. Остальные…

Селивестров не хуже полковника знает, где теперь остальные.

Гурьевских выбивает из мундштука окурок и вдруг спрашивает:

– Много обид на меня накопили?

– Что вы, товарищ полковник!

– Ну-ну, – как-то по-незнакомому тепло усмехается Гурьевских.

– Хочу, чтобы знали, что я всегда считал вас отличным воином и командиром. Всегда. И надеялся в скором времени видеть вас командиром полка.

«К чему это он?» – Селивестров привычно трет кулаком переносицу.

– К сожалению, этому не быть, – тихо произносит Гурьевских. – Раньше нам редко случалось быть вместе. А наедине – никогда. Поэтому я решил доставить себе это удовольствие хотя бы на прощание.

– На прощание?

– Да. – Полковник круто поворачивается к Селивестрову. – Самым срочным образом вам надлежит выехать в Москву!

Новое задание

В кабинете начальника одного из отделов Главного управления военно-промышленного строительства генерал-майора инженерных войск Кардаша дымно. Курит сам хозяин кабинета, курят гости, не курит лишь майор Селивестров. Ему не до курения. То, о чем говорит сейчас Кардаш, настолько серьезно и важно, что майор боится отвлечься, слушает внимательно, забыв о толстой папиросе, зажатой в огрубевших пальцах.

Генерал майор знакомит Селивестрова с обстановкой, сложившейся на Песчанском химическом комбинате.

В углу, на диване, сидят доктор геолого-минералогических наук Прохоров и симпатичный молодой человек, назвавшийся Купревичем. Купревича Селивестров видит впервые, а вот с Прохоровым они старинные знакомые. В давнее мирное время Прохоров трижды был официальным оппонентом Селивестрова, когда тот защищал свои отчеты по проведенным геологоразведочным работам.

Прохоров – внешне мужчина мрачный. Лицо аскетическое, изрезанное глубокими морщинами, губы блеклые, узкие, кожа на острых скулах желтая, сивый чуб постоянно встрепан, а шея боксерская, крепкая, плечи крутые. Но приглядишься – и нет первоначального впечатления. Взгляд у Прохорова умный, доброжелательный, тонкие губы закручены кончиками вверх – всегда готовы к улыбке. Несмотря на высокое ученое звание, Прохоров добряк, компанейский мужик. Уж это-то Селивестрову известно преотлично. Дважды, грешным делом, вместе «обмывали» успешную защиту отчета, на которой до хрипоты спорили в столичном «Метрополе». Традиция. Ведь потом опять в поле, опять далеко от дома…

Оттого, что Прохоров сейчас здесь, напряжение постепенно спадает с Селивестрова.

Вообще майору жаловаться не на что. Из штаба фронта отправили его первым же самолетом. Как важную персону. Не успел остыть от удивления, как новый сюрприз – на столичном аэродроме встречает специальный представитель. Отвез прямехонько в гостиницу, поместил в шикарный «люкс». И в Управлении кадров Наркомата обороны тоже встретили радушно. Разъяснили, что направляется для дальнейшего прохождения службы в Главное управление военно-промышленного строительства, пожали на прощание руку…

* * *

– …Таким образом, принято решение отозвать с фронта некоторых ведущих специалистов – укрепить геологоразведочную службу страны, – продолжает неторопливо говорить Кардаш. – Одновременно при нашем управлении решено создать несколько специальных воинских подразделений для выполнения особо важных задач. Одно из них должно в срочном порядке решить проблему водоснабжения Песчанского комбината. Командиром этого подразделения назначаетесь вы. Вопросы есть?

Селивестров не спешит высказаться. Чиркает наконец спичкой, вдыхает забытый аромат «Казбека».

– Не нравится слово «подразделение»? – улыбается генерал. – Что ж, можно назвать батальоном или еще как-то… По-войсковому.

– А-а… Не в наименовании дело, – морщится Селивестров и спрашивает в упор: – Скажите, почему выбор пал именно на меня?

– Рекомендованы Государственным геологическим комитетом.

Селивестров оглядывается на Прохорова. Тот пожимает плечами.

– Что ж тут неясного? Ты долго работал в районах, примыкающих к Зауральской области. Можно сказать, монополист по тем краям. Никто из гидрогеологов не работал так близко к Песчанке, как ты.

– Хороша близость – двести километров, – усмехается Селивестров.

– Но геологические и гидрогеологические условия одинаковы! – продолжает недоумевать Прохоров. – Не понимаю, что тебя смущает?

– Просто хотел знать, почему именно я отозван с передовой.

– Теперь вы удовлетворены? – интересуется Кардаш.

– Да.

– Деловые вопросы есть?

– Есть. – Селивестров всем корпусом поворачивается к Прохорову.

– Почему местом строительства комбината избран именно песчанский участок? Ведь там до сих пор не производилась даже съемка. В гидрогеологическом отношении район совершенно не изучен! Это же нелепо – планировать обеспечение производства за счет подземных вод там, где их может не быть. Не вижу логики!

Генерал Кардаш глядит на майора с любопытством. Прохоров разводит руками и кивает Купревичу: ваше слово. Тот встает, подходит к столу, разворачивает карту.

– Это на первый взгляд нет логики, – простуженным тенорком начинает он. – Посмотрите сюда. В трех километрах от Песчанки еще с довоенного времени существует предприятие, производящее серную кислоту. Это раз. В самой Песчанке – завод по производству аммиака. Это два. Глядите: железная дорога рядом, электроэнергия есть. Песчанка связана высоковольтными сетями с уральской энергосистемой. Мощные подстанции налицо. Месторождение угля поблизости. И главное – имеются все необходимые бытовые службы, есть большой излишек жилой площади…

Селивестров с интересом слушает молодого ученого, Купревич красив какой-то свежей, почти девичьей красотой. При среднем росте и плотном сложении он выглядит стройным, а иссиня-черные волнистые волосы, молочно-белое лицо, выразительные карие глаза и улыбчивые пухлые губы делают его очень молодым.

– Так где возводить эвакуированные заводы? В любом другом промышленном районе плохо с жильем, все помещения забиты, везде не хватает электроэнергии и топлива, – продолжает Купревич. – А люди и оборудование уже в вагонах! Где время строить новые дома, пекарни, бани, столовые? Где время и материалы на строительство дорог, линий электропередач, подстанций? Нет их. Согласны?

– Согласен, – невозмутимо произносит Селивестров.

– Ну и отлично! – ободряется Купревич. – Потому и была выбрана Песчанка. Выходит, есть логика?

– Логика есть. А вода? – с той же невозмутимостью спрашивает Селивестров.

Купревич колеблется, затем признается:

– Мне лично думается, что в эвакуационной спешке этот вопрос провентилировали недостаточно тщательно. Правда, говорить об этом уже поздно…

– Я тоже так считаю, – соглашается Прохоров и подходит к столу. – Но кое-что и в этом направлении сделано. – Его палец ползет по карте. – Смотри, Петр Христофорович. Река Песчанка зарегулирована полностью, И на ней, и на всех ее притоках построены плотины, созданы водохранилища. Следовательно, в весенний паводок за пределы района уйдет ровно столько воды, сколько необходимо селениям, расположенным ниже по течению.

– И все же? – Селивестров деловит и по-прежнему невозмутим.

– И все же воды не хватит.

– Каков дефицит?

– Как минимум, десять тысяч кубометров в сутки.

– Десять тысяч кубометров! – подтверждает Кардаш. – Десять миллионов литров. Это при условии, что подача воды на бытовые нужды будет строго лимитирована.

– Около ста двадцати литров в секунду, – уточняет Селивестров, и непонятно, значительной или ничтожной считает он эту цифру.

Купревич, Прохоров и Кардаш переглядываются.

– Так что задача перед тобой, Петр Христофорович, стоит трудная, – тихо произносит Прохоров. – Район закрытый, неизученный… К тому же начинать поиски придется заново, практически не имея опорной геологической документации.

– Но там же работает отряд Зауральского геологоуправления. Что-то у них все равно есть!

– В том-то и дело, что нет. Они пробурили около сорока мелких скважин и везде вскрыли соленую, непригодную к употреблению воду. Но и по этим скважинам документации нет.

– Как так? – Внешнее спокойствие с Селивестрова будто ветром сдувает, взлетают вверх жидкие брови.

– Так получилось. От сердечного приступа скончался начальник отряда Студеница. После его смерти никакой первичной геологической документации в сейфе не нашли…

– Что за чертовщина! – еще больше изумляется Селивестров.

– Да, странная история, – снова вступает в разговор Кардаш. – Ею сейчас занимается старший лейтенант Бурлацкий. Он назначен в ваше подразделение старшим гидрогеологом и уже выехал в Песчанку. Ему даны особые инструкции.

– Бурлацкий? – Селивестров трет кулаком переносицу. – Не припоминаю. Что, опытный специалист?

– Нет. По специальности работал всего два года. Потом был призван в органы… – поясняет Прохоров.

– Ага, чекист. Тогда все ясно, – уже без удивления говорит Селивестров. – Значит, он займется этой историей с документами?..

– Бурлацкий все объяснит вам на месте. Введет в курс дела обстоятельней, нежели это можем сделать мы, – чуть улыбается Кардаш. – Как видите, задача перед вами ставится, так сказать, с начинкой…

– Хороша начинка! – бурчит Селивестров. – Да ничего – переварим.

– Отлично, – с облегчением произносит Кардаш и многозначительно поглядывает на Купревича с Прохоровым – перед встречей с майором они, все трое, очень беспокоились, как он отнесется к заданию «с начинкой».

– Ну, кажется, все ясно! – Кончики бесцветных прохоровских губ обрадовано ползут вверх. – Теперь тебе, Петр Христофорович, и карты в руки. Гидрогеологический отряд, что в Песчанке, подлостью вливается в твое подразделение. Со всем своим хозяйством.

– Представляю себе это хозяйство! – скептически бросает майор.

– Да, приданое в самом деле не богатое, – подтверждает Кардаш. – Но вы не беспокойтесь. В ближайшие дни в Песчанку будет отгружено все самое лучшее, что мы можем в настоящее время дать. Поэтому вам придется задержаться в Москве. Юрий Александрович представит вас во всех соответствующих организациях. – Кардаш кивает на Купревича. – Он наделен чрезвычайными полномочиями. Так сказать, будет в Песчанке представителем Государственного Комитета Обороны. Поэтому в случае любых осложнений…

– Ну, об этом мы договоримся в рабочем порядке, – улыбается Купревич.

– Договоримся. – Селивестров тоже улыбается: симпатичный особоуполномоченный нравится ему.

– Тогда будем закругляться. – Кардаш весело прихлопывает обеими ладошками по столу. – План ясен. Вы с Юрием Александровичем решаете все дела с кадрами и техникой здесь, в Москве, а Крутоярцев с Гибадуллиным немедленно выезжают на место для формирования подразделения.

– Крутоярцев с Гибадуллиным? – ахает Селивестров.

– Да. Ах, вы еще не знаете… – спохватывается Кардаш. – Капитан Крутоярцев назначен вашим заместителем, а лейтенант Гибадуллин – помпотехом. Остальных специалистов Леонид Романович представит вам в ближайшие дни.

Селивестров смотрит на Прохорова. В желтоватых глазках того пляшут веселые чертики. И майор догадывается: милейший доктор наук разыскал старые геологические отчеты, узнал, вместе с кем многие годы работал он, Селивестров. Любому ясно, что сработавшиеся специалисты успешнее выполнят поставленную задачу. Но все же… Разыскать давних друзей Селивестрова в военном шторме, разметавшем и перемешавшем миллионы человеческих судеб, – чего это стоило Прохорову!

А с Крутоярцевым и Гибадуллиным Селивестров в самом деле съел не один пуд соли. Добрый десяток лет вместе кочевали по Уралу, Западной Сибири, Северному Казахстану. Селивестров начальником партии, Крутоярцев прорабом буровых работ, Гибадуллин главным механиком. Расстались в апреле 1941-го…

* * *

Оставшись один, Кардаш пододвигает к себе деловые бумаги, углубляется в чтение. Но читается плохо. Шум, доносящийся в кабинет из-за неплотно прикрытой двери, мешает генерал-майору. Он зажимает уши ладонями, но сосредоточиться все равно не может. Наконец не выдерживает. Встает, подходит к двери, заглядывает через щель в приемную.

Там праздник. Огромный, как вставший на дыбы матерый медведь, Селивестров тискает приятелей. Капитан Крутоярцев худ, высок, его смуглое цыганское лицо растроганно кривится, он, сдается, готов вот-вот расплакаться. Зато маленький, живой как ртуть, совсем не похожий на татарина, рыжий, конопатый Гибадуллин заливается таким счастливым смехом, что Кардашу вдруг самому хочется засмеяться.

– Откуда же вы взялись, черти этакие? – зычно, взволнованно гудит Селивестров, не переставая тискать друзей.

– С Северо-Западного фронта, Петя, с Северо-Западного…

– А меня под Ростовом прямо из танка выдернули. Честное слово. Прямо из танка, – хохочет Гибадуллин.

Требовательно дребезжит телефон. Кардаш с сожалением прикрывает дверь. Подходит к столу, поднимает трубку. Вдруг вытягивается по стойке «смирно», слегка бледнеет.

– Генерал-майор Кардаш слушает! Да. Так точно. Только что беседовали. Впечатление? Отличное. Да. Говорить конкретно еще рано, но мне думается, что коллектив подбирается дельный. Будем форсировать. Мое мнение? Хм… Уверен: если в районе Песчанки действительно есть доброкачественная подземная вода – эти люди ее найдут. Конечно, будем помогать. До свидания.