Текст книги "Дедская площадка (СИ)"
Автор книги: Владимир Перемолотов
Жанры:
Альтернативная история
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
– А у него там еще есть хорошая песенка. «Девятая мечта». Элегантно. Несложно. Посильно...
– А ну...
Никита кивнул на гитару.
– Наиграй.
Я наиграл.
– Только я имейте ввиду, что кроме названия и мелодии ничего не помню. В смысле что там за слова.
– Потянем?
Каждый из нас уже мог представить, как песня может зазвучать на трех наших инструментах.
– Без дудок и скрипок вполне сыграть можем, – подтвердил Сергей.
– Тогда я предлагаю «Девятую мечту». Вот её мы точно потянем!
Сергей не стал возражать.
– Записываю и загибаю. А слова?
– Будут слова.
– Ну, что? Решили?
Никита уже державший в руке блокнот и что-то писавший, кивнул. Он уже погрузился в рифмы.
– Погоди, – остановил я его. – А еще одна песня. Ну, запасная...
– Точно... Предлагай.
– Мне тут идея пришла... Мы тут все перья разбрасываем, а ведь сами можем реальную гадость сделать творцам Перестройки.
– Кому, кому?
– Творцу Перестройки. Помните, как мы с студентами ВГИКа говорили? Как думаете снимут они что-нибудь?
– А кто его знает. Они не отчитываются.
–Тогда может быть сами добавим?
– Кому и чего? – нейтрально поинтересовался Никита, нетерпеливо покусывая карандаш.
– Михаилу Сергеевичу. Я тут вовремя песню вспомнил «Секрета». «Влад Иванов» называется. Это легко можно переделать в «Гад Горбачев».
– Я такой и не помню.
– А я помню. Редкая песня...
– И про что?
Я взял гитару и начал наигрывать:
– «Я помню этот вечер последний школьный бал..
Я шел к тебе на встречу букет в руках держал...»
Качающийся ритм, простой бой... Никита выжидательно посмотрел сперва на меня, потом на Сергея – не вспомнит ли тот песню. Сергей только головой мотнул.
– Ну что.. Для выпускного вечера вполне подходит. Перестройка-то тут причём?
– Там припев нужный, -успокоил я товарища.
«Гад Иванов, Гад Иванов
Лишил устоев, лишил основ...
Я отложил гитару.
– Я сейчас слов всех не вспомню, но что-нибудь да получится. А песня хорошая. Во-первых, в исполнении простая, а во-вторых очень хорошо ложится на нужную фамилию...
Не беря в руку гитары я напел, похлопывая себя по ноге:
– «Гад Горбачев. Гад Горбачев. Лишил устоев, лишил основ...»
А в третьих песня актуальна в рамках нашего предзнания. Он же действительно лишил страну основ и устоев...
Наш поэт прищурился, видимо прикидывая объем работы над текстом.
– Текст совсем не помнишь?
–Ну.. На треть... Там, правда, можно углядеть пропаганду алкоголизма... Так что на пластинку вряд ли ее пропустят, а вот на кассету – вполне можем использовать.
Глава 19
19.
Как мы и предполагали с Барто, то есть с «Любочкой», вопросов не возникло. Песня проскочила не потревожив ни чьей бдительности. Ну разве что поинтересовалась с какой это стати мы изменили канонический текст и вставили туда немецкие слова. Мы выдали домашнюю заготовку про нашу дружбой с «Пудисом» и вообще про советско-немецкую дружбу. Простота нравов позволила также бесполезно проскочить и тексту «Человек и кошка». Хотя и написаны они были не известным поэтом, а «нами», но ничего крамольного в ней не усмотрели. Никому и в голову не пришло поинтересоваться о каком порошке тут идет речь. Действительно, простые, можно сказать, патриархальные времена.
Как и ожидалось вопросы возникли по «Повороту».
...Она смотрела на нас поверх очков и во взгляде её было какое-то удивление. Словно она не могла поверить в то, что такая зеленая молодежь сидит там, где обычно оказываются взрослые и увешанные званиями люди. Но глаза её не обманывали. Мы были тут и каждый из них готов был стать стойким оловянным солдатиком, отстаивая созданный текст.
– Почему вы хотите вставить на пластинку именно эту песню?
Она постучала пальцем по листу.
– Ваш текст рождает у нас некоторые вопросы.... К чему вы в ней призываете советскую молодежь? К какому повороту?
– Это песня для школьников, – солидно сказал я. – Мы сами, как вы видите...
Я показал рукой на товарищей.
– Недавно были такими и наша жизнь предлагала для нас выбор– можно было идти учиться или работать... Поворот судьбы! Выбор! Вот самое главное в жизни! У советского школьника он есть, а вот у сверстника из капиталистической страны...
Она покивала, но я, похоже, оказался недостаточно убедительным. Взгляд её вернулся к листочку.
– А что это за странные слова... «Пропасть или взлет, омут или брод...»
– Так ведь экзамены надо знать, а там всякое бывает. Сдал– взлетел. Не получилось– новый поворот и выбор, чем заняться.
– А вот товарищу Тяжельникову песня очень понравилась, – вмешался Никита, почувствовав, что такое вот разбирательство может далеко нас занести. – Он в словах песни увидел заложенную нами мотивацию молодежи. Возможность его идеологического развития. Советский человек, комсомолец, не должен бояться сложностей и испытаний! Вы слышали, вероятно, что планируется построить Байкало-Амурскую магистраль?
Она не могла не понимать, что мы говорим ерунду, но у нас за плечами стоял авторитет Комсомола, так что и она и мы понимали, что этот разговор в известной степени пустая формальность, если хотите, просто вежливость и соблюдение приличий.
Тетенька покрутила носом и, поставив на текст песни лиловый чернильный штамп «Разрешено Главлитом», посоветовала:
– Вы все-таки еще разок посоветуйтесь с товарищем Тяжельниковым. Он плохого не посоветует.
Разговор с Тяжельниковым у нас получился непростым. Он задавал примерно те же вопросы, что и эта дама, но там наши ответы были иными. Ему мы говорили правду. Главный комсомолец страны мог не соглашаться с нами, точнее не мог согласиться со своевременностью моего посыла Обществу, но при этом понимал, что если мы не сделаем это на пластинке, то песня попросту выйдет на кассетах. С наших слов, а он нам в этом плане вполне доверял, он знал, что песня будет популярной.
– Почему вы так торопитесь?
– Потому что мы знаем, чем все это кончилось... Для того чтоб остановить гружёный состав нужно время и мы считаем, что машинисту пора начинать предупредительные гудки.
– Вот это – первый гудок.
Он помолчал.
– Будут и другие?
– Будут. Хоть сейчас сможем исполнить.
Он покачал головой и не поинтересовался чем мы можем его удивить. Наверняка поверил.
А ведь у нас и впрямь имелся в запасе вариант Сукачева «Эй, ямщик, поворачивай к черту! Новой дорогой поедем домой...» Очень своевременная песня. И гармошка там вполне могла звучать как глас народа... Так что говорил я об этом уверенно.
– Если не хотите– говорить об этом сразу. Если это не хотите делать вы, то это будем делать мы.
Он смотрел на нас. Мы– на него. Это не был поединок взглядов. Он явно хотел всего лишь, чтоб мы повременили с песней и при этом понимал, что это решение, если оно будет волевым, испортит наши отношения.
– Вы могли бы пойти нам на встречу и не включать «Поворот» в пластинку?
– Это непременное условия? – нахмурился Никита.
– Нет. Это действительно просьба. Рано...
– Как бы не стало поздно.
– И тем не менее...
Повисло молчание.
– Хорошо,– вздохнул я, понимая бессмысленность дискуссии. – Мы подумаем. Если найдем подходящую замену, то...
Я посмотрел на товарищей. Оба кивнули.
– ...то возьмем что-то иное.
Такой вариант развития событий мы обговорили заранее. «Ямщик...» не пропадет, как и «Поворот». Не мы, так Макаревич её выпустят, и если наши кураторы считают, что для этой песни еще не пришло время, то пусть. Тогда мы подумаем о том как использовать пластинку для иных целей. Тогда мы вставим туда ленноновскую «Девятую мечту».
К ней-то вопросов вообще не должно возникнуть. Никита набросал слова и теперь вторую неделю шлифовал текст, стараясь угадать какой смысл Леннон вложил в текст песни с таким названием. Ему хотелось, чтоб предметом удивления стала не только музыка, но и текст.
Мы вышли из здания ЦК Комсомола и уселись на лавочку, где когда-то состоялся наш разговор с главой советского комсомола.
– Рано им, – сердито проворчал Никита. – А что тогда «вовремя»?
Мы помолчали.
– А если просто ничего не делать? Ждать... – помолчав спросил Сергей. -Помните эту древнюю китайскую мудрость на счет того, чтоб если долго сидеть на берегу реки, то можно увидеть в ней труп своего врага? Посидим мирно, подождем.
– Подождём?
Просто ждать было откровенно скучно и Сергей поправился.
– Ну... На гитарах поиграем. Пластинки повыпускаем.
– То есть подождать, когда наши враги помрут сам собой? – уточнил Никита.
– Ну, или их убьёт кто-то другой. Не мы. Орденов мы тут, разумеется, не заработаем, но дело-то будет сделано. Мы ведь им все рассказали и о процессах и о людях. У них все козыри на руках... И возможности.
Это было правдой. Только вот... Я хотел сказать, но Никита меня опередил. Он подхватив веточку начал что-то царапать на подтаявшем льду. Я наклонился. Цифры...
– Что это?
Через десяток секунд на льду, как на надгробии, красовались две даты «1974 – 1991». Говорить, что эти числа означают смысла не было. Все мы понимали их значение, и взяв другую ветку, я продолжил надпись, превратив её в арифметический пример. «1991 – 1974 = 17».
– Это до краха СССР. А до Горбачева, до Перестройки?
– Года на четыре поменьше.
Ниже надписи Никита сделал новую «17– 4 = 13».
– Тринадцать лет... Много это или мало? Похоже они считают, что дофига.
– Это не к нам вопрос, а туда. – Я кивнул в здания из которого мы недавно вышли. – И, кстати, возможно мы как-то упустили еще один аспект проблемы.
Друзья вопросительно посмотрели на меня.
– Ты вот китайскими аллегориями заговорил, так я продолжу. Кто проплывет перед тобой, когда ты долго лежишь на берегу реки – враг или друг – зависит от того на каком берегу реки ты сидишь: на правом или на левом.
– Это ты о чем?
– О том, что что в мире все относительно.
Я снова кивнул на знание ЦК.
– Они могут подождать-подождать и... Передумать что-то менять. Точнее попросту встать на другую сторону. Они ведь тоже элита. Та самая. Может быть мы зря сложили все яйца в одну корзину?
Разговор остановился. Каждый из нас представлял, чем это может обернуться для нас. Ведь если такое случится, то на не только сотрут в порошок, так еще и порошок развеют по ветру. Верить в реальность этого очень не хотелось.
– А что ты предлагаешь – выходить на кого-то еще? А на кого? На министра обороны? Или сразу на Леонида Ильича? Руки у нас коротки...
Сергей задавал вопросы, на которые все мы знали ответы. Я вздохнул. Прав был друг.
– Да это я так... От нервов.
На этом можно было бы и остановиться, но наш барабанщик продолжил.
– Да если вдруг случилось чудо. Вышли... И что потом? Все с начала? Убеждать? Уговаривать?
Возразить никто не решился. Не было ни у кого из нас никаких аргументов. Получалось, что это тупик. Темный и совершенно непроходимый.
День вокруг нас постепенно переходил в вечер. Москва зажигала фонари, но вот светлее на душе от этого не становилось. Все-таки это была не Москва нашей старости – ни реклам, ни потока автомобилей... Серость... И мысли тут в головах тоже подстать... Серые и мрачные... Может быть и впрямь все бросить и пожить в свое удовольствие, не путаясь под ногами Власти и не давая ей советы? А? Я поморщился. Но ведь не получится же! Вся оставшаяся жизнь будет отравлена ожиданием и знанием, чем все это неизбежно закончится. К тому же окончание, возможно, может быть даже похуже, чем в нашем варианте Истории.
Нет. Что-то менять надо, но вот в чем проблема– чтоб на что-то такое решиться особенный человек нужен. Точнее Личность нужна! А у нас, получается, ни один из наших властных знакомых на это звание не тянет.
– Помните, у Стругацких? – спросил я. – «Там, где торжествует серость к власти всегда приходят черные»?
Друзья синхронно кивнули.
– А они это уже написали?
– Написали. Да и какая разница? Тут дело в правильности мысли. Серые личности у власти порождают черных последствия. А те, кто у нас при Власти Личности? Они кто?
– А как ты таких отличаешь? Личность от не личности?
Спорить не хотелось и я ответил уклончиво, хотя и очевидно для всех.
– Личность – это Личность!
– Сформулировал так, что не поспоришь.
– Ты имей ввиду, что второе слово пишется с большой буквы.
Я задумался, подбирая пример.
– Вот вспомните Ленин какое собрание сочинений после себя оставил? Томов 50?
– Да побольше, – кивнул Никита.
– А Иосиф Виссарионович?
Он посмотрел на Сергея. Тот отрицательно покачал головой– не знаю.
–Точно не скажу, но тоже изрядно...
– А Хрущев? А Брежнев? А Горбачев?
Я показал нам фигу и друзья были вынуждены согласиться со мной.
– Про Никиту Сергеевича я вообще ничего не знал, про Леонида Ильича помню только про «Малую землю» и «Возрождение», да и те вроде бы не он писал, а за него писали... А Михаил Сергеевич отметился в моей памяти единственным произведением «Перестройкой и новым мышлением». Не забыли, чем все кончилось?
– Получается, что Личности не стесняются думать и предлагать, высказывать свои мысли, призывали собеседников к дискуссиям.
– Ага. А нынешние члены Политбюро? Они пишут? Думают?
Мы смотрели друг на друга пытаясь что-то припомнить, но ничего путного в голову не лезло.
– Получается Стругацкие – пророки? Как мы?
– Хороший писатель всегда пророк.
– А сам ты? Ты, хороший?
Взгляд Сергея был совершенно невинным.
– Писателем? Да я вообще им не бы.
– Это как? Сам же книжки дарил.
– Писатель – это как шахтер, как слесарь или парикмахер, – назидательно сказал я. – Профессия, которой он деньги зарабатывает и тем самым семью кормит.
– Ага. Открыл Америку... – усмехнулся Сергей.
– Открыл, – согласился я. – Так вот у меня книги были, а вот денег я на них не заработал. Во всяком случае, чтоб прокормиться. Так что писателем я себя никогда не считал, а считал литератором.
– Труба пониже и дым пожиже?
– Удивительно точная формулировка. И пониже, и пожиже...
Я вздохнул.
– Что-то мы в сторону ушли от проблемы.
– Я к тому все это говорю. Нет у нас сейчас иных знакомых нужного калибра кроме Андропова и Тяжельникова, на которых мы могли бы положиться. Они бы хотя б и теоретически хотят перемен и вроде бы верят нам.
– Если б нашим сторонником стал Министр Обороны, – мечтательно протянул Сергей, щурясь на фонарь как кот на сметану. – Это было бы замечательно!
– Значит нужно репутацию зарабатывать, – решительно сказал Никита. – И вообще не худо бы было, если б о нас узнало побольше постороннего народа.
– А давайте-ка писать песни-пророчества! – предложил я. – Напряжемся и поработаем Нострадамусами или Вангами.
Я посмотрел на товарищей, и не увидел энтузиазма. В глазах просматривалась только непонимание. Но я не остановился.
– Что у нас в этом году примечательного произойдет?
Никита покопался в памяти.
– Португалия. Левые военные власть возьмут. «Революция гвоздик».
– Это было бы кстати!
Наш поэт пренебрежительно дернул плечом.
– Это было бы кстати, если б мы в январе такую песню написали...
– Тем более, что мы об этом Юрию Владимировичу уже доложили, – поддакнул Сергей. Он сидел с отсутствующим видом, словно что-то пытался вспомнить.
– «Доложили» ...– поморщился Никита. – Ты уж совсем как офицер спецслужб выражаешься.
– Ну, не донесли же, – парировал я. – Донесли это как-то противно, а доложили– как-то во военному.
Я отдал честь, бросив ладонь к виску.
– Донесли до его стола, а потом доложили на стол, – попробовал жонглировать словами Никита. – Или наклали...
Ну поэт, что с него возьмешь? Пришел черед морщиться мне.
– Наклали? Как-то неопрятно звучит.
– Нет, – влез Серега. – Именно доложили. В добавок к тем бумагам, что уже лежали.
– Хватит вам фигней маяться, – остановил их я.– Вы идею принимаете? Если мы таких песен хотя бы пяток напишем, то к нам они будут как камни в фундамент нашей благонадёжности.
Друзья переглянулись. Серега решительно подвел черту под дискуссией.
–Тогда не песни.
Я дернулся возразить, но он и сам все объяснил:
– Жаль тратить хорошие мелодии на то, что будет актуальным только до исполнения пророчества.
– А что тогда?
– Частушки. Берем следующий 1975 год, тужимся, вспоминаем через «Дальрыбу» все самое заметное, что там должно случиться и в хронометрической последовательности выстраиваем куплеты. Катастрофы, аварии. Революции...
– Визиты политических деятелей...
– Вот-вот... Пусть попробуют не поверить и дальше.
– «К нам приехал, к нам приехал
Мистер Никсон дорогой...»
Вопросительно спросил Никита. Я кивнул.
– Вот-вот...
– Цыганщина какая-то... Дичь.
– А в этом году? Там вроде бы кто-то из немцев к нам должен прикатить...
– Верно!
– Так это только летом произойдет...
– А пораньше кто-то приедет?
– А как же! Гельмут Шмидт. Немец. Не столица, а проездной двор какой-то.
– И как вы это представляете?
– Ну, если тебе цыганщина не нравится давай так...
Серега прокашлялся и спел на какой-то частушечный мотив:
– «К нам приедет Гельмут Шмидт
Тот, кто вместо Брандта...
Новый канцлер ФРГ
Не будем соглашаться...»
– На что соглашаться-то не будем? С чем он приедет?
– Вот этого я не помню. Но наверняка ничего хорошего не предложат. Немцы же...
– Нашелся советчик. От нас не советов ждут, а предсказаний! – назидательно объяснил Никита. – Предсказаний! А что делать они и сами решат.
– Ну тогда так. «Руководство СССР будет с ним встречаться».
Глава 20
20.
Похожее на китайскую пагоду строение, построенное еще во времена крепкой советско-китайской дружбы, стояло на высоком берегу реки и любоваться природой сюда приходили многие отдыхающие, так что Андропов не стал исключением. Вид из беседки открывался просто великолепный. Тут было спокойно, светло и хорошо думалось.
Между тёмно-коричневых, покрытых мелкими трещинами резных столбиков, виден был противоположный берег и сосновый лес там. Над темно-зеленой, в некоторых местах еще припорошенным снегом, полосой, похожей на плотное облако, висело чистое голубое небо. Веселое, радостное, весеннее. Можно было смотреть на все это, а можно было закрыв глаза просто сидеть, слушая как свистит ветер или чирикают, прыгая по веткам, воробьи.
Андропов сделал именно это. Прикрыв глаза, он сидел на скамье и, засунув руки в карманы, гонял в голове невеселые мысли.
Что делать дальше? Нужно было что-то делать, но вот что? Он отлично понимал, что в известной мере вопрос был риторическим. Ответ он и сам знал – нужно было выходить на новый уровень. Он уже и так получил из полученной от гостей из Будущего информации все возможное.
Он вычистил аппарат разведки. Он нашел предателей. Он спас многих своих нелегалов... Но это ведь только один способ использования свалившейся на него информации. Главное-то еще не сделано. Главное, не вне границ страны, а внутри её – люди, которые вольно или невольно потрудились для того, чтоб разрушить то, что он должен был охранять.
И эти люди, по крайней мере, некоторые из них оказались вне его компетенции. Руки у него были коротки.
Один, положим, еще только работник Свердловского обкома КПСС, но другой-то – член Политбюро! Что с этими типами делать? Ведь просто так в обком и тем более в Политбюро не попадают. Кто должен стоять за этими людьми, тащить их, поддерживать.
Конечно не только эти двое. У таких, как водится, есть много помощников помоложе, но те, самые молодые, те, кто сейчас в комсомоле, пусть там и останутся. Они– на попечении Тяжельникова. Комсомол и не таких перевоспитывал, а вот те, кто покрупнее... Ими придется заниматься именно ему...
Тяжельников рассказал о последним разговоре с ребятами, передал их слова о том, что надо начинать тормозить наш паровоз, чтоб сдуру не влететь в Перестройку, закончившуюся перестрелкой, что надо давать предупредительные гудки. А кто их может дать? Только машинист из кабины тепловоза... А значит хочешь – не хочешь приходится идти в машинисту.
Да и честно говоря нет у него больше сил держать все в себе. Если Брежнев поверит... Если он только поверит!
Андропов зло тряхнул головой, открыл глаза.
Вот именно! Если! Кто в здравом уме может сейчас поверить в переселение душ? А если так, то... Тогда после такого вот разговора вполне могут последовать и оргвыводы. Тут и придумывать ничего не придется– уже есть готовое врачебное заключение: «Переутомление и профессиональная деформация. Возможно– паранойя.» А это наверняка отставка, что означает невозможность в дальнейшем влиять на ситуацию... Вот именно если и идти на разговор с Брежневым, то идти одному и про Тяжельникова молчать, как партизан. Если не дай Бог что-то случится с ним, то тот сможет попробовать сыграть против той банды в одиночку. У него, конечно же возможностей поменьше, но что делать?
Или все-таки ничего не делать? Промолчать? Дождаться момента, когда он станет Генеральным секретарем и вот тогда... Они же ведь точно обещали. А не будет ли поздно? Ведь процессы идут, а случится это, пожалуй не раньше чем лет через десять. Враги тоже спать не будут... Точат, грызут корни, подкапываются.
Нет, тут нужна твердость. Нужна та уверенность и доверие к ним, которую он сам теперь испытывал. Только тогда он мне поверит. Придется искать слова. И при этом наверняка врать. Потому что правды не знает никто. Как это получилось? Почему? Что кроется за этим?
Сам-то он верил этим ребятам, верил той информации, которой они его снабдили, но вот поверить в реальность переноса все-таки не мог. Он не мог ни сам понять ни объяснить кому-то как все это произошло, по каким законам? Душа, мозг, сознание сопротивлялось этому. Но что оставалось делать? Молчать? Молчать и пытаться что-то изменить в одиночку? Без поддержки? Нет... Надо решаться и при этом надо постараться успеть до 24 числа. Это будет кстати.
– Время, Юрий Владимирович...
Он обернулся.Его сопровождающий смотрел на него постукивая по циферблату наручных часов.
– Вам надо идти на процедуры...
«И о здоровья теперь придется позаботиться, – подумал он поднимаясь. – Придется следить. Работы-то предстоит невпроворот...»
Они встретились на даче в Завидово, что должно было подчеркнуть неофициальность разговора.
Андропов не рассчитывал, что придется делать доклад и все так и получилось. Они просто поговорили о текущих делах и уже ближе к концу разговора он приступил к главному.
– Леонид Ильич...
Он замолчал, хотя точно знал, что хочет сказать и был уверен, что делает то, что нужно.
– Есть необычный разговор....
– И в чем необычность?
Он постарался произвести это как можно буднично.
– Не так давно в результате одного научного эксперимента нам удалось получить информацию из недалекого будущего.
Брежнев посмотрел на него и по этому взгляду Юрий Владимирович понял, что придется кое-что объяснить.
– Из Будущего...
Он постарался сказать это так, чтоб слово «Будущее» прозвучало с большой буквы.
– Понимаю, что это случит странно, но...
– Это ты что. Проверяешь не впал ли я в маразм? – прищурившись спросил Генсек КПСС.
– Нет. Так оно и есть.
– Как можно увидеть то, что еще не произошло?
– Это еще не произошло у нас, а в другом месте уже совершилось.
– Это в каком «другом месте»? – насторожился Генсек.
– Давайте я вам все по порядку расскажу, – предложил Председатель КГБ, почувствовав возникший интерес. Пусть даже это был интерес к состоянию здоровья его, Андропова, но все-таки интерес...
– Так вот... В одном из закрытых институтов наши сотрудники занимаются изучением свойств Пространства. В частности, проверяли теорию множественности Вселенных.
Андропов поступал пальцем по папке, что принес собой так, что стало понятно, что именно в ней и лежат какие-то доказательства.
– Чем-чем твои ученые занимаются? – удивился Генсек. – Множественными вселенными?
Андропов кивнул. Он ждал следующего вопроса. То-то вроде как, «У тебя что, шпионы закончились?», но его не последовало. Вместо него прозвучал другой вопрос.
– Ну и как это соотносится с государственной безопасностью?
И Юрий Владимирович понял, что его собеседник заинтересовался.
– Напрямую,– твердо сказал он.
– Ну-ка, ну-ка...
– Ученые установили, что наша Вселенная – не одна. Их как минимум две, но скорее всего их больше... И что интересно, время в каждой из них течет не одинаково. У кого-то быстрее, у кого-то медленнее. Образно говоря...
Андропов прищурился.
– Представляете, как происходит забег на длинные дистанции? Есть группа спортсменов. Старт у них был общий, в тот момент, который ученые называют Большим Взрывом, но дальше для каждой вселенной все пошло по-особенному. Где-то процессы пошли быстрее, а где-то медленнее. Как, собственно, и происходит в настоящем забеге – спортсмены начитают все вместе и движутся в одном направлении– вперед, к финишу, но кто-то бежит быстрее, а кто-то медленнее. Кто-то обгоняет, а кто-то отстаёт... Вот и время там бежит внутри каждой со своей собственной скоростью– у кого-то быстрее, у кого-то медленнее.
– Ты это серьезно? – Помолчав спросил Брежнев.
– Да. Я не шучу. Наши ученые...
Генсек жестом остановил его и задумался. Андропов понял, что вот прямо сейчас все может решиться. Брежнев либо поверит ему либо вызовет санитаров.
– То есть ты хочешь сказать, что у нас сейчас 1974 год, но есть место, где, в тоже время 1975? – медленно спросил Брежнев. Андропов кивнул и уверенно добавил:
– А может быть и вообще 18-й век или даже 21-й... Нам пока неизвестно сколько таких вселенных существует и по каким законам они взаимодействуют, но...
– То есть, может быть где-то есть вселенная, где Ленин еще жив? – вдруг сказал Брежнев. Было видно, что эта мысль его заинтересовала.
Андропов насторожившийся от мысли генсека просто с ним согласился.
– Возможно... Но с этой вселенной мы связи не имеем. Мы установили связь с одной из вселенных, где время движется быстрее, чем у нас.
– Связь? Какая связь? Это что? – Нахмурился Генсек, пораженный мыслью о возможности увидеть Владимира Ильича. – Для чего?
– Для обмена информацией. Вот смотрите...
Андропов наклонился ближе к собеседнику.
– Там тоже есть СССР и есть КГБ, но если мы тут знаем только то, что нам известно в 1974 году, то в иной вселенной мы можем узнать те тайны, которые мы тут узнаем только, допустим, через сто лет! Они сегодня знают то, что мы узнаем только через сто лет!
Лицо генсека посуровело.
– Мистика какая-то. Шарлатанство.
– Нет, – твердо возразил Андропов. – Этому всему есть научное объяснение.
– А сам ты веришь этому?
– Пришлось поверить.
Брежнев ничего не сказал и Андропов поспешил объяснить почему.
– Опыт наши ученые произвели более года тому назад и все это время мы проверяли полученную оттуда информацию. Она, хоть и специфическая, но проверяемая. Пока все сходится.
– Ну-ка расскажи подробнее, каким образом это все у вас происходит?
Андропов вздохнул. Это был шаг, точнее шажок, но в нужном направлении.
– У нас получилось перенести из чужой вселенной в нашу несколько психофизических матриц личности.
Брежнев нахмурился.
– А это что еще такое?
Простой ответ на этот вопрос у Андропова у него был. Настолько простой, что его понял бы любой человек, даже марксист по убеждениям если он в детстве слышал сказки, но сказать так значило окунуться с головой в омут теологии. А если объяснить по-научному.... В этом случае никто не мог гарантировать, что Брежнев это объяснение поймет. Он сам не совсем понимал те слова, которые собирался произвести и решил не усложнять вопрос. В нем и без этого имелось множество неясного.
– Ну... Если не вдаваться в научные подробности, то в самом грубом приближении это то, что у нас в обиходе называется душой.
Он сказал это и тут же пожалел о сказанном.
– Это... Это что?.. Спиритизм какой-то? – нехорошо удивился Брежнев. Как материалист он мистики не терпел.
Андропов пожал плечами.
– Нет. Это то, что составляет саму личность: знания, это умения.... Это информация... У этого, разумеется, есть научное название, но в нем восемнадцать слов, а для разговора и это сгодится. Мы же тут не на ученом совете. Другое важно. Свершившееся– научный факт. Один раз у ученых получилось установить связь с другой вселенной и получить оттуда информацию о будущем.
– Только информацию?
– Пока да.
– А жаль... – задумчиво сказал Брежнев. – По-настоящему жаль.
Андропов не понял.
– Чего?
– Жаль, что не получится встретиться вживую с Лениным.
Брежнев помолчал, примеривая эту мысль на себя. Представил встречу с Владимиром Ильичом.
– Можно было показать, Владимиру Ильичу то, что мы по его заветам построили... Социализм у нас получился!
– Может быть и получится,– уклончиво ответил Андропов. Интерес генерального к прошлому был совершенно неконструктивен. Его следовало как-то купировать. – Но мы еще только в самом начале пути... Многого не умеем. Пока идет обмен только информацией.
Ему пришла в голову отличная идея как погасить интерес Брежнева с этому вопросу.
– А Владимир Ильича лучше не трогать, даже если мы и научимся перебрасывать к нам живых людей. Кто знает, как пойдет дело в той вселенной, откуда мы его сможем...
Андропов замялся. Он чуть было не сказал «изъять» но вовремя остановился.
– ... откуда мы сможем пригласить его к нам? Кто в той вселенной возглавит рабочее движение? Может быть когда-нибудь позже. Когда мы научимся не только принимать, но и возвращать...
– Как это получилось? – перебил его Леонид Ильич.
– Нам достались матрицы трех пожилых людей. Они наложились на свои прототипы в нашей вселенной. На самих себя, но в молодости.
– И что это за люди? Эти твои носители?
– Трое школьников... То есть были школьниками, а теперь– студенты. Надо сказать очень своеобразные... Информация, которая они нам принесли из 2020 года.
Он замолчал, не зная, как подступиться к главному.
– Ну и что там...Если б там все хорошо было, ты, думаю, ко мне не подошел бы. Рассказывай, что там, в 21-м веке? Коммунизм построили?
Вот они и подошли к самому важному.
– Нет. Не построили...
Он не стал продолжать – не знал, как Леонид Ильич прореагирует. Брежнев нахмурился.
– Что там случилось? Что помешало?
Вопрос вроде бы говорил о том, что генсек ему поверил, но что получится после его честного ответа? Андропов вздохнул.
– В 21 веке, в той вселенной, СССР уже не существует. Есть только Российская Федерация.
Вот тут Брежнев прореагировал.
– Что?
– В той вселенной, откуда нам получить информацию СССР распался в начале 90-х годов.
– Американцы? НАТО? Интервенция?
Андропов покачал головой. Он так и не понял поверил Брежнев ему или нет, но так или иначе ему придется выкладывать все до самого конца.
– Перестройка. Нашлись люди, которые принялись улучшать СССР и... вот. Этим все и кончилось.
– А мы? Ты? Я? Что мы...?
– К этому времени не было уже ни вас ни меня.
Он явно хотел спросить «когда?», но удержался.
– А Партия? Партия, что?
– Руководство КПСС это все и организовало...
– Не может этого быть, – твердо сказал Брежнев. – Брехня и провокация!







