Текст книги "Дедская площадка (СИ)"

Автор книги: Владимир Перемолотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Он пробежался палочками по тарелочкам.

– А если по-честному... Честное слово – это ваша песня...

Она кивнула, ничуть не смутившись и разговор о песне закончился– распахнулась дверь и студенты ринулись в зал. Глядя на разноплеменную толпу она нерешительно спросила:

– Можно я посижу тут у вас? Послушаю...

Никита пожал плечами.

– Да ради бога. Только просто послушать, боюсь, не получится. Видите– у нас тут девушек немного. Девушки у нас – дефицит. Так что вас скорее всего танцевать утащат.

Предпраздничное настроение было у всех и мы усугубили его, начав танцы «Московским озорным гулякой». Эта песня задала настроение. Не сговариваясь мы решили – никакой политики. Только веселье, только энергия, смех и аплодисменты...

На счет Аллы Борисовны я угадал. Просто посидеть ей не дали. Мы не успели сыграть и пары песен, как увидели её среди танцующих. Конечно в глазах окружающих она сейчас не была «звездой», но не оценить её комсомольцы не могли.

Мы играли в перерывах между песнями переговаривались, а народ вокруг танцевал. Какими бы тут не были серьезными или перспективными эти молодые люди там, внизу, сейчас у всех было одно настроение на всех – веселье... Белые, черные, желтые, коричневые... У всех было отличное настроение. Я представил, чем оно могло быть достигнуто и одобрительно покачал головой. Студенты есть студенты.

Мы играли иногда даже не договариваясь о том, что будем играть. Мелодии твердо сидели у нас в головах и с первого аккорда, с первой ноты или слова становилось ясно, что будет исполняться в этот раз.

А внизу бурлило море веселья. Все-таки это здорово, что отмечался не просто «Международный женский день», а «Праздник весны». Там, где присутствуют женщины политическая составляется исчезает. И слава Богу!

Помогая этому настроению мы нанизывали рок-н-рол на блюз и полировали эту связку каким-то древним твистом, как вдруг в какой-то момент я услышал то, что в наших песнях никогда не звучало.

Пианино...

Догадываясь, что увижу, я посмотрел туда, где стоял инструмент. На стульчике перед ним сидела Алла Борисовна и старалась нам подыгрывать.

Оказывается, она наши песни! Это было как-то неожиданно. Пугачева играет вместе с нами! Как только я это осознал у меня в голове что-то переклинило. Это ведь не Пугачева и мы. Это мы и Пугачева...! Серёга как раз запустил свои палочки в путешествие по барабанам и тарелкам и, не в силах сдержать эмоций, я наклонившись к Никите, крикнул в ухо:

– Слушай! Она играет вместе с нами!

– И что?

– Она знает наши песни!

– Кого она знает?

– Наши песни!

Никита почувствовал мое удивлением и с не меньшим удивлением отозвался:

– И что с того? Чему удивляться-то? Нас вся страна, весь СССР знает!

– Ты не понимаешь! Не мы с ней играем! А она с нами! Ты разницу чувствуешь?

Никита сообразил и засмеялся. Примадонна нам подыгрывала! Нам! Она!!! Я сбился, не закончил проигрыш и остановился. Мы стояли и ржали глядя то на нее, то друг на друга. Серега, поднявшись, крикнул:

– Что случилось?

Мы не сговариваясь кивнули на Аллу Борисовну и хором ответили.

– Потом расскажем...

Перехватив наши взгляды, наш знаменитый аккомпаниатор подошла к нам.

– Что случилось? Не понравилось? – озабоченно спросила она.

– Ну что вы! – ответил Никита. – Все отлично.

– Просто мы удивились, что вы все это знаете... – сказал я и слегка покривил душой. – Мы и не думали, что наши песни настолько популярны.

Она кивнула и предложила.

– А давайте вместе что-нибудь исполним? Что-то из ваших песен.

В её словах не было вопроса. Было предложение, переходящее в приказ. Мы переглянулись. Отказываться нам и в голову не пришло. Когда еще такое может получиться?

– Ну что ж... Давайте попробуем...

Она по-хозяйски подошла к микрофону, отодвинув меня от стойки.

– Добрый вечер!

Народ внизу загудел.

– Хочу поздравить вас с «Международным женским днем»... Сегодня мы отмечаем наступление весны и именно поэтому мы хотим пожелать всем счастья, любви и...

– Успехов в учебе! – добавил Никита, заслужив одобрительный гул. – Мы продолжаем! Если вы вспомните слова – пойте вместе с нами!

Начали мы конечно же с тех песен, что подарили ей. «Все могут короли», «Этот мир...», «Арлекино..»

Люди подпевали– песни оказались достаточно популярными.

Она пела, а я испытал странное ощущении нереальности происходящего. Перед нами стояла она и я понимал удивительность нахождение на одной сцене с Пугачевой, тем более, что перед ней должен был быть какой-нибудь стадион или хотя бы Кремлевский Дворец Съездов, а не маленький зал комсомольской школы.

Да и Алла Борисовна, похоже тоже испытывала немалое удивление. Её наверняка удивляло осознание странного поворота Судьбы – неизвестно откуда появившиеся мальчишки предложили такие замечательные песни не кому-то известному, а ей – никому пока что неизвестной певице.

А вот народ вокруг нас никаких сомнений не испытывал. Народ подпевал и танцевал.

Это были паровозики, которые потащили за собой новые песни.

Мы играли, играли, играли до того момента, когда перед сценой не появился Секретарь и выразительно скрестил над головой руки. Я глянул на часы. Все ясно. Финиш... Увидев знак, я подошел к микрофону.

– Товарищи! Спасибо за внимание. Мы заканчиваем свое выступление. Звучит последняя песня на сегодня...

Мы хотели повторить «Отель «Одиночество», но Алла Борисовна предложила иное.

– Давайте попробуем вашу новую песню? Неужели не справимся?

Похоже, у неё имелись сомнение в том примут ли её слушатели. Мы переглянулись. А почему бы и нет?

– Справимся....

Она по-хозяйски подошла к микрофону.

– Премьера песни! – объявила она. – Вы сегодня услышите новую песня ансамбля «КПВТ».

Обернувшись назад, кивнула. Проигрыш и уже не мужской, Никитин, голос, а нежный женский затянул куплет...

– Лишь вчера Мир мне объятья раскрывал

Лишь вчера легко леталось мне во сне...

Все получилось. Песню приняли...

Мы закончили под аплодисменты. Студенты оценили песню и Алла Борисовна улыбалась. У неё сомнений, похоже, уже не осталось. После того, как музыка отзвучала, на сцену поднялся Секретарь. Народ понял, что это означает и зашумел недовольно.

– На этом, товарищи, наш вечер заканчивается.

Не обращая на ворчание внимание он продолжил.

– Я хочу от вашего лица поблагодарить музыкантов.

Он повернулся к нам.

– Сказать им спасибо за выступление и сказать, что всегда будем рады видеть их не только на лекциях и семинарах, но и на этой сцене...

Отложив инструмент, мы смотрели как публика потихоньку расходится, испытывая ощущение хорошо сделанной работы. Чтоб довести её до финиша нам оставалось унести инструменты в коморку.

Веселие закончилось.

– У вас тут весело, – сказал она. – Хочу вас в ответ пригласить на наше выступление.

– С удовольствием воспользуемся предложением, – церемонно отозвался Сергей.

– Давайте мы сделаем так...

Она задумалась.

– Через выходные будет сборный концерт... Там выступают много артистов «Мосэстрады». Приходите... Вы посмотрите на людей...

Он лукаво улыбнулась.

– ...и люди посмотрят на вас. Придете?

– Хорошо. Обязательно...

Никита кивнул на стул.

– Вы присядьте. Мы сейчас тут приберемся и проводим вас до метро... Подождете?

Она кивнула.

И мы начали уносить аппаратуру. В какой-то момент на сцену к нам поднялся и начал помогать таскать колонки один из студентов. Когда мы все завершили и прикрыли аппарат чехлами из целлофана наш помощник поинтересовался:

– Хороший звук у вас... А свои пластинки есть?

Закрывая дверь ключом, Никита ответил.

– Так чтоб диски – пока нет. Так... Отдельные песни на сборниках имеются.

– Не хотите выпустить пластинку в Болгарии?

–Балкантон?

– Да. У меня там есть кое-какие связи, – сказал он. – Я могу обратить внимание на вас.

Мы с ребятами переглянулись. Я пожал плечами. Пустой разговор скорее всего. Типа «Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете...» Но надо быть вежливым.

– Фирма серьезная. Если будет предложение мы его обязательно рассмотрим.

...А на следующий день мы пошли в гости к Рождественскому.

Посовещавшись, решили идти налегке. Как-то неудобно показалось тащить с собой вино или тортик. Вроде как по делу идем, а не в гости.

Дверь открыл хозяин. Он смотрел на нас с интересом. За спиной поэта маячил Кобзон.

– Здравствуйте, ребята. Проходите...

Мы втиснулись в прихожую и замялись. Тут нас выручил Иосиф Давидович. Он обошел хозяина и поочерёдно пожал руки. Я оказался последним и он, задержав мою ладонь в руке, сказал, глядя на хозяина:

– Вот, Роберт. Это вот те ребята, о которых я тебе говорил. Молодые, талантливые, нахальные.

Поэт посмотрел а нас, похоже ожидая реакции на полученную характеристику.

– Ну... Первое– наверняка, – сказал Сергей. – Второе– может быть...

– А третье – ни в коем случае, – продолжил я. – Мы просто настойчивые.

– И точно знаем, что хотим, – закончил Никита.

Хозяин усмехнулся и пригласил в комнату. Они увелись в кресла, а мы– на диване.

– Ну так что, молодые люди, – сказал поэт. – Говорите о цели прихода...

Немного подкашливая от волнения, Никита начал:

– Понимаете... У нас есть чутье на хорошие песни. То, что мы пишем обычно находит своих слушателей. Наши песни любят и поют.

Он никак не отреагировал, пожал плечами.

– Да. Конечно мы не одни такие, – согласился Никита с невысказанным возражением. – Мало того, мы с вашей точки зрения молодые и находимся в самом начале творческого пути...

– Рассуждаете-то вы не как молодые, а как взрослые.

– Потому что мы умные, – вставил Сергей. – А мозги с возрастом обычно не имеют связи. Можно быть и молодым дураком, и старым дурнем.

– А с жизненным опытом связь есть? – поинтересовался поэт. Разговор явно его начал занимать.

– Разумеется, – согласился я.– Вот поэтому мы к вами пришли. Мы пишем музыку и песни для молодёжи. А вы с Иосифом Давидовичем можете на нашу музыку написать песню для более старшего поколения.

– Ведь мы все заслуживаем хороших песен, – добавил Никита. – Иосиф Давидович уже поет несколько наших. Он поет песни и на ваши стихи... Может быть мы объединим наши усилия? Напишем что-нибудь совместно.

– А что?

– У нас есть мелодия, которую бы хотели превратить в песню для него.

Я протянул ему кассету. Хозяин взвесил её в руке, вздохнул.

– Ну что ж... Давайте послушаем...

Он подошел к музыкальному комбайну и вставил кассету... Зазвучал проигрыш и в какой-то момент голос Никиты вошел в комнату.

– Тридцать два семнадцать сорок шесть

Тридцать пять четыре два

Восемнадцать тридцать двадцать пять...

Когда отзвучали последние звуки и я остановил магнитофон никто не поспешил начать разговор. Конечно мы не Стинг и инструментов у нас маловато, да и темп был для этого времени очень непонятный – мало кто тут у нас слышал «регги», но мы постарались.

Кобзон смотрел куда-то в даль, вроде бы прикидывал, что может получиться из этой простенькой мелодии, если исполнить её не на паре гитар, а с оркестром. Он прислушивался с музыке, а вот поэта заинтересовали слова.

– А что там у вас за странные слова?

Ответ у нас уже был заготовлен.

– Да вот не решились мы нормальный текст на неё написать. Даже «рыбу». Слишком уж, на наш взгляд, нежная мелодия получается.

– Нежная? – поднял брови поэт. – Это с такими-то числами?

– Да,– неожиданно сказал Иосиф Давидович. – Тут много чего можно сделать... Я так и чувствую тут звучание саксофона и рояля.

– И не только! – поддержал я его. – Мы и сами понимаем, что это песня для хорошего оркестра, а не для ВИА.

Поэт молчал. Смотрел поочередно то на нас, то на Кобзона. То ли думал, что ответить на наш демарш, то ли припоминал где у него под руками есть палка потяжелее. Я поспешил вернуть разговор в конструктивное русло.

– На мой взгляд песня должна быть о тоске по Родине... Вот в «17 мгновениях весны» ваши отличные стихи положил на музыку Таривердиев. У нас музыка, я уверен, не хуже...

Он как-то странно посмотрел не меня и я поспешил оправдаться.

– Я же не говорю «лучше». Но не хуже – это да. С вашими словами это вообще будет шедевр.

– Дайте нам для неё свои стихи...

Отвечать поэт не спешил. Все смотрел на нас, смотрел.

– Школьники? – спросил он вдруг у Кобзона.

– Студенты, – поправил друга Иосиф Давидович. Мы благоразумно молчали. Это был разговор взрослых, успешных людей.

– Нахальные....

Он покачал головой то ли восхищением, то ли с негодованием.

– Талантливые,– поправил поэта певец. – Я уже с ними сотрудничаю – пою их песни. А что нахальные...

Кобзон посмотрел на нас.

– Так это хорошо.Мы-то сами другие разве? Другие во втором ряду стоят...

– Тоску по родине, говорите...

Сцепив кисти рук на колене он задумался.

– По малой Родине, – поправил меня Никита. – Что-то такое, чтоб отчетливо читалась ностальгия.

– Да, – добавил Сергей. – Светлая грусть о родном городе. Вы «Новые приключения неуловимых» смотрели?

Рождественский кивнул.

– Конечно.

Наш барабанщик кивнул.

– Ну тогда все просто. Помните там штабс-капитан какой-то романс поет? Что-то про родину... Вот примерно с теми же интонациями.

– Мы, когда писали музыку, представляли ситуацию... Вот человек приезжает в какой-то большой незнакомый город.

– Ну не совсем незнакомый,– поправил я Сергея. – А скорее мало знакомый. Вот представляете, что вы попали куда-нибудь в Париж... Что мы знаем про него? Эйфелева башня, Лувр, Пантеон... Ну и чуть-чуть по Дюма... И вот каковы у человека ощущения будут?

– Париж?

– Это так, к слову... Можно в Ленинград...

Я вспомнил песню Сюткина.

–Тут вообще можно обыграть «бордюр и поребрик», «подъезд и парадное»... И получится «Москвич в Ленинграде».

– Между прочем есть города, где от еще более резкие отличия. А может быть не «Москвич в Ленинграде», а «Москвич во Владивостоке»...– предложил Кобзон.

Все с интересом посмотрели на него. Наверняка идея какая-то есть. И он выдал...

– Все-таки по-ленинской мысли «Владивосток далеко, но город-то нашенский»?

Я удержался от улыбки.

– Это почему?

– Да там все не как у людей. Бывал я там с концертами. У нас утро – у них вечер. И красной икры хватает, которой тут не найдешь.

– Ну уж ты и не найдешь?

– Ну, я, положим, найду, а вот они...

Он кивнул на нас.

– Они – нет.... Так что давай, решай. Я бы хотел, чтоб ты за это взялся.

Если у вас возникнет желание поощрить автора, сделайте перевод на карту Сбербанка.

Перевод 89031010626 СУММА

Или на карту 2202 2005 0456 6199

Глава 13

13.

К концу марта стало ясно, что все у него получилось.

Песню назвали «Москвич в Ленинграде» и она вошла в репертуар Кобзона. Конечно это был не Стинг, но в этом мине кроме нас Стинга никто не слышал а вообще получилось очень даже ничего. Мы заслужили похвалы и певца и поэта и предложения дальнейшего сотрудничества.

– Ну что, – скала Никита, когда мы уселись в кафе отметить это событие. – Очередная веха преодолена? Мы можем гордиться?

Гордиться действительно было чем. Песня прозвучала в «Утренней почте».

Потом мы побывали на концерте, куда нас пригласила Алла Борисовна и убедились, что нас там никто не ждет и не любит. В творческой среде царил здоровый эгоизм– творческое люди заработали деньги и в очередных конкурентах не нуждались. Люди жили свой творческой жизнью и интереса к нам не испытывали.

И опять в нашей жизни наступило время сомнений. Что делать? Играть и учиться? Вспоминать, что вспоминается? Власть предержащие про нас как-то позабыли. Перед нами не ставили задач, не звали в «Дальрыбу».

Мы чувствовали себя неуютно – ждали изменений и говорили об этом.

Жизнь текла свои чередом. Мы учились и репетировали. К нашему удивлению вот уже почти три недели нас никто не тревожил. Можно было подумать, что к нам потеряли интерес. Это как-то настораживало, но появившееся свободное время мы посвящали музыке.

На одной из репетиций, отложив в сторону инструменты мы неожиданно заговорили о том, что чувствовал каждый из нас.

Купленное в местном буфете. «Жигулевское» уже степлилось, но все-таки могло доставить удовольствие. Глядя сквозь темно-зеленую стекло на люстру Сергей вдруг сказал:

– Почему они молчат? Неужели все и без нас знают?

Мы с Никитой одновременно пожали плечами. Кто знает, что там в головах у власть придержавших.

– А ведь рано или поздно они попросят совета. Типа, что им нужно делать дальше...

Мы с Никитой переглянулись.

– Ты о чем? Кто?

Сергей невозмутимо ткнул бутылкой в потолок.

– Они.

– Ты серьезно?

– Конечно. Они наверняка спросят, что им, с нашей точки зрения, надо делать...

Я прищурился.

– И что, ты готов давать советы?

– Нет. Но я готов поговорить на эту тему. Точнее, раз уж нам придется говорить на эту тему с ними, то имеет смысл обсудить её в узком кругу и выработать общую позицию.

Он сделал длинный глоток.

– Ну так что? Будем давать советы или нет? И если «да», то какие?

Никита помолчал, покачал головой.

– Нет. Всерьез спрашивать советов от нас они вряд ли будут – мы ведь в их глазах все еще мальчишки...

Он вздохнул и продолжил.

– А вот разве того только, чтоб понять что мы такое на самом деле... Это могут.

– В смысле? – спросил я.

– В смысле не подстава ли мы все.

Видя, что его никто не понял, он объяснил:

– Думаю, что для них вопрос кто мы такие на самом деле все ещё стоит. Почему-то мне кажется, что даже сейчас они нам не особенно-то и верят.

– Это после того, что мы им столько информации слили? – удивился Сергей. – Столько секретов открыли?

– Да. Причем информация вся подтвердилась! – поддержал его я. –Какая тут может быть подстава, если все, что мы им говорим – сбывается?

– Что значит «какая»? Самая обыкновенная... Хорошо продуманная подстава. Не могут они не предусматривать такой вот возможности.

– Ну-ка, ну-ка...

Никита поерзал, устраиваясь поудобнее. Стало видно, что он об этом уже думал и готов поделиться своими мыслями.

– Вот представьте, что мы – операция какой-то серьезной разведки, типа ЦРУ. Цель– разрушение СССР. Мы в таком случае канал поставки информации, которое изменит точку зрения руководства СССР на пути развития страны. Наша страна – стратегический противник номер один. Ставки так велики, что...

Кузнецов хотел потрясти головой, но вместо этого глотнул пива.

– Поэтому, для того, чтоб наши приняли за правду большую ложь её следует приправить немалым количеством чистой правды.

– Вроде как запить таблетку водой?

– Ну, типа того, – согласился Никита. – Представляете сколько правды надо сказать о настоящем, чтоб проглотили такую огромную ложь о будущем? Так что наши не могут не учитывать такой вот возможности.

Мысль Никиты была неожиданная, но понятная. Возражать никто не решился. А ведь действительно, со стороны это можно было увидеть и так. Наша информация как приманка в капкане. Аппетитна, выглядит и пахнет хорошо... Охотник пожертвовал небольшим кусочком настоящего мяса, чтоб поймать хорошего зверя... Именно настоящего мяса, так как на мясо из папье-маше зверь внимания не обратит.

– То есть, доказательств нашей... – я замялся. – «Потусторонности» явно не хватает?

– Скажу так... В них можно поверить, а можно и не поверить... Может быть именно поэтому нас в последнее время как-то и не беспокоят.

– А чем мы сможем их окончательно убедить?

Никита пожал плечами.

Мы молча смотрели друга на друга, забыв о пиве.

И что нам делать? Каким образом можно доказать, что мы не спецоперация ЦРУ, а недавние школьники, тем более не у кого в голове все еще не укладывается возможность перемещения сознания в прошлое.

Каждый, похоже, представлял, каким должно быть такое вот неопровержимое доказательство. Чья-то смерть? Биржевой кризис? Международный конфликт? Техногенная катастрофа? Нет. Это не аргументы. Серьезным спецслужбам вполне по силам организовать и то и другое, и третье... Извержение вулкана? Ну вот только... Хотя... Заплатить хорошенько Спилбергу он тебе такое нашествие марсиан организует, что пальчики оближешь.

– Что-то вроде Тунгусского метеорита, – наконец сказал Сергей. – И хорошо бы на нашей территории. Что-то такое, что никто не смог даже предполагать, а потом как снег на голову...

– Думаешь, что «Евровидения» им все-таки будет недостаточно? – спросил я, хотя и сам уже видел, что в глазах серьезных людей это не аргумент.

– Во-первых это не мы, а Европа. Во-вторых «Евровидение» все-таки в руках конкретных людей, а следовательно, на них можно повлиять и как-то договориться. Клавиш много – деньги, личная безопасность, семья...

– И что теперь?

Никита пожал плечами.

– Будем надеяться, что операции такого размаха оставляют следы и наши разведчики, что работают в штатах ничего подобного не найдут.

– Тогда давайте договоримся, что советов никому не даем.

Я слушал это и видел логику, здравый смысл. Но... Какой-то мозговой химерой. Это все-таки было наваждением. Я тряхнул головой, сбрасывая его. Бутылка в руке булькнула, выбросив несколько пузырьков пены.

– Нет, ребята... Слишком это все мудрено. Если нам и не поверят окончательно, то по самой простой причине. Безо всякого ЦРУ.

Я посмотрел на друзей и, не дождавшись вопроса, сам объяснил:

– Их, тутошний, здравый смысл не допускает того, что мы прибыли сюда из будущего. А чтоб смириться с такой гипотезой им придется сокрушить какие-то перегородки в мозгу. В том числе и ту, на которой крупными буквами написано: «Учение Маркса всесильно, ибо оно верно». А вот захотят ли они... Это вопрос.

– Получается, если мы хотим что-то изменить, то действовать надо тем, кто верит в возможность переноса? То есть нам?

– Да. То есть нам...

– И каким образом действовать? Ну хотя бы так, что не сделать хуже. Ворваться в Кремль с пулеметом и всех перестрелять?

– Ну, всех– не всех, а парочку мишеней я отчетливо вижу...

– Эта парочка пока еще не в Кремле.

– Тем проще все это будет сделать.

Мы помолчали.

– Нет, – сказал Сергей, хлопнув ладонями по коленям. – Рано нам это еще обсуждать. Вот если после «Евровидения» они не начнут шевелиться, то тогда...

– Что тогда? – раздражённо спросил Никита. – Мы что, ликвидаторы– профессионалы? Ты то хоть и служил, но наверняка ведь не в спецназе?

– Войска связи,– подтвердил Сергей.

– Ну а мы и вовсе ...

Он махнул рукой. Мы помолчали.

– Вообще-то они еще не Кремле, – повторил я. – Их, если что, можно будет достать.

– Тьфу на вас,– сказал Никита. – И на одного и на другого... Начитались и насмотрелись всякой дряни... Хреновые мы попаданцы...

Я смотрел на друзей и чувствовал, как уверенность в том, что мы делаем, в том что мы чего-то можем добиться таяла как сигаретный дым... И решил их подбодрить.

– Да уж... Любому попаданцу не легко и мы не исключение. Но нам, считай, еще повезло. Могли бы так попасть...

Я потряс головой.

– Это куда? В 41-й год?

– Или вообще в какой-нибудь 15-й век?

– Еще хуже! Я много чего про таких и читал и сам писал и могу точно сказать, что любой приличный попаданец, попав куда не следует, начинает первым делом двигать прогресс в нужную сторону. И вроде бы все его действия принимаются и одобряются читающей общественностью как движение в нужном направлении – то он зонтик изобретет, а то и бомбардировочную авиацию.

Сергей кивнул.

– И вроде бы ничего и не возразишь– для того его автор туда и засунул. Щекочи эпоху, заставляй её шевелиться и двигаться вперед. Но есть такой момент времени, в котором, на мой взгляд, попаданцу с современными воззрениями на жизнь делать нечего.

Я интригующе замолчал. Не знаю, что вертелось у друзей в головах, но моя интрига была круче!

– Это – время предшествующее рабовладельческому строю… Представляете? Попади мы туда что было бы?

– Ничего хорошего. Музыкой нам там точно заниматься не пришлось бы.

Никита кивнул на Сергея.

– Ну вот только может быть Сереге. Барабаны там какие-никакие наверняка уже появились...

– Не об этом речь! Мы, воспитанные на понятиях демократии и личной свободы стали бы двигать к прогрессу племя каких-то людоедов… А знаете в чем бы это проявилось?

Друзья переглянулись.

– В чем?

– Прогресс в социальном смысле будет таким – зачем пленника съедать, если его можно сделать рабом? Это ведь тоже прогресс.

– Балабол, – проворчал Никита. – Нам то что делать?

– Один мой знакомый на вопрос «Что делать?» неизменно отвечал «Снимать штаны и бегать!». Может и мы также поступим?

– И куда побежим?

Я стал серьезным.

– Советов давать точно не стоит, а вот намекнуть...

– На персоны?

– Про основных они так знают, хоть они и не в Кремле, но в Аппарате. Вот поверят ли – это вопрос... Но ведь мы же все понимаем, что двух, пусть и самых главных, чтоб развалить СССР все-таки мало. Должна быть куча людей на местах, поменьше, которые с удовольствием, почувствовав, что идеология исчезла, начала делать деньги. Полезли в предприниматели и эксплуататоры. Вот этих как-то доставать будет нужно...

– Да... Это ведь представляете какой масштаб репрессий!? Как при Сталине!

Я покивал.

– Представляю... А понимаете, кого нужно будет «брать к ногтю»?

Я хорошо знал о чем говорю. Насмотрелся... Кто у нас воспользовался ситуаций? Те, что стоял поближе к рычагам власти, к рулю. Чиновники всех уровней, аппаратчики... Они приватизировали заводы и все, что могли дотянуться. И было их немало... Победи в 1991 году ГКЧП и начали они чистить партийно-чиновничью рать? Там ведь счет пошел бы не на сотни или тысячи. На десятки и сотни тысяч. А ведь все эти люди сейчас. Уже сейчас!! Сидят в аппарате и КПСС, и Комсомола. Сейчас у них конечно даже в мыслях нет, чтоб изменит делу строительства Коммунизма, но как только ситуация измениться... Они не идеальные люди. Они просто хотят, чтоб им было хорошо и делают все то, что окружающая среда от них для этого требует. Всегда были люди, которые для того, что продвинуться наверх могли поменять убеждения, веру, принципы.

– Это ты к чему?

– К тому, что может быть если мы посоветуем им «прижать» аппарат, то это может обернуться такими репрессиями, которые сравниться со сталинскими. – медленно сказал я. -И вся демократическая общественность...

– Слава Богу её еще нет.

– У нас– нет, а на Западе?

– О чем мы говорим? – вмешался Никита. -Есть нечто, что со временем разрушит нашу страну. Вот от этой гнили и надо освободятся.

– Приближать к власти только идеологически верных?

– Хотя бы.

– А как отличить тех, кто реально верен идее от тех, кто строит карьеру? Есть такая лакмусовая бумажка?

Я посмотрел на товарищей.

– Лично я такой не знаю.

– Значит должен контроль за работой. Энергичный такой контроль. И если что-то не так– гнать его в шею!

Мы помолчали. Слишком уж серьезный вопрос. Зря мы за него взялись. Такие с бутылкой пива решать нельзя – можно дров наломать.

– Да... – сказал я, убирая напряжение в разговоре. – Раньше кадровые вопросы решались куда как проще. Проштрафился человек на работе и получал от Первого Лица по заслугам – плаху, костер, виселицу… Те, кому везло, ограничивались Бастилией и чем-то подобным из набора местных исторических достопримечательностей.

– Ну, вспомнил!

– Есть и другой, более человечный подход. Помните, что там у нас в 21 веке творилось? Ведь вспомнишь тамошнюю политическую жизнь – сердце радуется. Проштрафился политик, выперли его из политической жизни более верткие товарищи, выпал из партийной обоймы отстрелянной гильзой и ничего страшного. Утерся и без риска для жизни поехал на какой-нибудь тропический остров, политические раны зализывать, писать воспоминания, оппонентов через журналистов поругивать. И, разумеется, тратить накопленные непосильным трудом и снесенное в какой-нибудь Западный Банк средства.

– Вот надо чтоб тут так вот не было. Вот это и надо посоветовать. А уж каким образом пусть сами решают.

Если у вас возникнет желание поощрить автора, сделайте перевод на карту Сбербанка.

Перевод 89031010626 СУММА

Или на карту 2202 2005 0456 6199

Глава 14

14.

По дорожке парка шли двое. Асфальтированная дорожка была очищена от снега и луж и на всякий случай посыпана песочком. Весна– весной, но маленький бельгийский трактор-дворник проехался там как раз перед тем, как они вышли на неё. Попасть на эту дорожку простому советскому человеку было очень и очень непросто, во всяком случае, очутиться на ней было не легче, чем представить себя захороненным у кремлевской стены, но этих двоих это не касалось. Они имели право. Один – по праву хозяина. А второй – по праву гостя…

– И все-таки вы сомневаетесь?

Андропов не торопился с ответом. Он сделал несколько шагов, туфлей отбросил случайную веточку и только тогда ответил:

– Слишком высоки ставки. Если они и в этот раз окажутся правы…

Он не стал говорить дальше.

– У вас есть сомнения?

Голос Тяжельникова был сух.

– У меня есть страх, – признался он. – Обычный страх перед описанным будущем и я надеюсь, что нарисованная им картинка все-таки ошибочна…

Первый комсомолец страны медленно кивнул.

Оба испытывали странное ощущение – им совершенно по-детски не хотелось верить фактам. Вот не хотелось и все! Эти ребята уже сказали много правды. Да, многое уже подтвердилось, включая то, о чем они сами еще не зная, но проверив с их подсказки, убедились в их правоте. Как в случае с Президентом Франции. Тот действительно оказался болен, и предсказанного ими конца политического лидера Франции можно было ждать со дня на день.

Многое, да практически все из того, что они говорили, уже подтвердилось и реализовалось, но в предсказанный ими страшный конец своей страны верить все-таки не хотелось. Вместо этого возникало желание, по-страусиному сунуть головы в песок, закрыть глаза, заткнуть уши цитатами из классиков и ничему не верить. Потому что если поверить… Если поверить, в тот страшный конец, который нарисовали эти молодые люди, то эта вера потребует от них мужества принимать решения и предпринимать действия, сравнимые с новой Революцией! А это не по плечу одному или двоим. Им просто не позволят их совершить. Нужны будут соратники из тех, кто допущен к управлению страной, из тех, кто имеет в своих руках реальные рычаги власти. И будет нужен План. Придется понять, что случилось за следующие 20 лет. То ли Маркс и Ленин в чем-то ошиблись то ли мы, исполнители их замысла, ошиблись и построили не то общество, о котором они мечтали…

Придется делиться информацией и в первую очередь доказывать, что невозможное все-таки возможно… Решения должны будут приниматься коллегиально, иначе то, что нужно будет делать превратиться в банальный заговор, в кровавые аппаратные игры…

Андропов представил всю громадину предстоявшей работы и вздохнул… Его вздох смешался с негромким смешком главного комсомольца страны. Юрий Владимирович посмотрел с недоумением.

Тяжельников объяснил:

– Смешно представить – двое серьезных людей, в руках у которых сосредоточился кусок реальной власти, с нетерпением ждут окончания какого-то музыкального конкурса, что узнать результаты. Все ведь держится на одном – кто сегодня выиграет «Евровидение» и с какой песенкой? Эта самая «АББА» или кто-то еще? «Ватерлоо» или нет?