Текст книги "Дорога на Сталинград. Экипаж легкого танка"

Автор книги: Владимир Тимофеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

– С посадочными гнездами пришлось повозиться, – пояснила майору лейтенант Клёнова. – Но сейчас всё нормалёк, прицел я проверила, камеру тоже, осталось только тепловизор воткнуть.

– Ну так втыкай, чего ждешь, – усмехнулся Бойко.

– А нечего втыкать, – девушка развела руками, явно передразнивая кого-то. – Он в оружейке остался.

– Ну так беги в оружейку.

– А то я не знала, – язвительно проворчала Леся, выбираясь из танка и спрыгивая на бетонный пол.

Мотокомбеза, как отметил Винарский, на ней уже не было. Место кожаных одеяний заняли бесформенная роба и такого же вида мешковатые штаны из брезента. И только ботинки остались те же. Полувоенного типа, с высокой шнуровкой. В этой одежде девушка очень сильно напоминала актрису Ладынину из довоенного фильма "Трактористы". Так, по крайней мере, казалось сержанту. Впрочем, не только ему одному.

– Ну чисто Марьяна Бажан, – восхитился Барабаш, перекидывая через плечо свернутый в бухту кабель.

– Точно, – подтвердил Синицын, перемещая сварочный аппарат на стальную тележку.

– Ага, – продолжил подошедший Кацнельсон, помогая напарнику перекинуть туда же и газовый баллон. – И танк для нее что трактор.

И только майор ничего по этому поводу не сказал. Лишь хмыкнул насмешливо и, слегка наклонившись к сержанту, тихо, почти по-заговорщицки произнес:

– Не поддавайся.

– Чему? – удивился тот.

– После поймешь, – загадочно бросил майор, – Если конечно останется чем, хм, понимать, – а затем, еще раз усмехнувшись, добавил. – Ладно. Я к самолету. И не забудь, сержант, что я тебе сказал. В общем, не поддавайся, парень. Не поддавайся.

– А если я очень хочу… поддаться, тогда что? – прошептал Евгений вслед ушедшему Бойко. Однако тот его, конечно же, не услышал.

Не услышала его и лейтенант Клёнова. Протерев руки ветошью, она отбросила в сторону замасленную тряпицу и проинформировала бойцов:

– Буду через пять минут. Так что не расходитесь.

Сказала и направилась куда-то в глубину ангара. Сержант проводил ее задумчивым взглядом, невольно любуясь походкой, а стоящий рядом Макарыч тихо пробурчал себе под нос:

– Не расходитесь. А куда мы денемся? С подводной-то лодки.

* * *

Леся и впрямь появилась ровно через пять минут. Не опоздав ни на секунду. Неся в руках какие-то коробки – одну большую и несколько маленьких. И, что удивительно, опять переодеться успела. Да так, что у бойцов челюсти отвисли. Исчезли куда-то тяжелые армейские ботинки, роба и безразмерные брезентовые штаны. А вместо них… вместо них появились легкомысленные босоножки, шорты в «колониальном» стиле и зауженная, исключительно зауженная по фигуре то ли майка, то ли футболка веселой расцветки. Плюс берет на голове, лихо заломленный набок. У сержанта даже дыхание перехватило – настолько разительной оказалось очередная метаморфоза со сменой облика. Да и остальные бойцы тоже не остались безучастными. Барабаш неожиданно сильно прокашлялся, Кацнельсон покраснел и, скрывая смущение, принялся «с интересом» рассматривать фермы под перекрытием, а Синицын попросту раскрыл рот и не закрывал его до тех пор, пока Макарыч не пихнул салабона в бок, сообщая:

– Ворону проглотишь.

Впрочем, лейтенант Клёнова не обратила никакого внимания (или сделала вид, что не обратила) на обалдевающих красноармейцев. Подойдя к танку, она перехватила половчее коробки, поправила берет и, сдунув упавшую на лоб прядь, твердо произнесла:

– Всё, не будем терять время!

Произнесла и одним легким движением вспорхнула на броню. Вихрем взметнулась, перелетая на грудь, коса, и через пару мгновений девушка исчезла в башенном люке. А еще через секунду ее синий берет вновь появился над скошенными гранями башни. После этого Леся немного повозилась с командирским перископом, устанавливая на него какой-то непонятный агрегат, а затем, сверкнув голубыми глазищами, сердито посмотрела на бойцов:

– Ну? Долго я еще вас ждать буду, товарищи танкисты?

– Огонь-девка, – в который уже раз подтвердил очевидное Барабаш и, кряхтя, полез через передний люк на место водителя, а Винарский, усмехнувшись, забрался наверх и аккуратно скользнул в боевое отделение, стараясь не задеть ненароком бывшую военнослужащую РВСН. Впрочем, ему это не удалось – внутри машины было всё-таки тесновато. Прислоняться к покрытым масляными потеками стенкам девушка явно не собиралась, и потому с комфортом устроилась на сиденье командира. Евгений приткнулся рядом, едва ли не обняв Елену, ухватившись обеими руками за боковые стойки "седлового" каркаса. Однако девушку это ничуть не смутило. Чуть сдвинувшись вправо, она качнула головой, приглашая разделить на двоих крохотную сидушку. Чем Винарский и не преминул воспользоваться, мысленно взвыв от восторга. Тесно прижавшись к горячему, что ощущалось даже через одежду, женскому телу, он молил лишь об одном. Чтобы крышу не снесло и… чтобы штаны не порвало. От напряжения, хм, момента. И, словно почувствовав состояние танкиста, Леся как бы с досадой, но при этом слегка лукаво пропела:

– Эх, на войне как войне, девки всякие в цене. Не отвлекайся, сержант. Времени и так мало.

Как ни странно, но эти слова подействовали. Сержант и впрямь немного расслабился, загоняя сжигающий его изнутри огонь в самые дальние уголки сознания. "Как говорится, нафиг, нафиг, а то ведь так и до греха довести можно".

– К бою готов… товарищ Леся! – нарочито бодрым голосом отрапортовал Винарский.

– Готов он, – хмыкнула девушка. – Чем и как воевать-то будешь, товарищ Женя?

– Гремя огнем, сверкая блеском стали! – рассмеялся сержант, буквально уткнувшись носом в шею красавицы, счастливо вдыхая совершенно неуместный в боевой машине аромат. Аромат ландышей. Легкий и почти незаметный. Напоминающий о детстве. Том, в котором малолетний Женька босиком бегал с прутиком по весеннему палисаднику возле родительского дома под Воронежем. Носился подобно лихому кавалеристу, срубая своей "шашкой" свежую поросль травы, освобождая из зеленого "плена" только-только распустившиеся первоцветы. "Черт! Будто в другой жизни всё было".

– Ладно, боеприпасы мы тебе тоже подыщем. Чуток помощнее. А сейчас вот что, – девушка протянула руку к закрывающему моторы кожуху, подобрала с него плоскую коробочку и, вскрыв упаковку, выудила из нее три тонких ободка с миниатюрными горошинами на концах. Один она нацепила себе на голову, под берет, второй передала Винарскому, третий – Барабашу.

– Переговорное устройство. Сверхширокополосная связь навроде "блютус" с зарядкой на пять-семь часов. Метров на тридцать бьет без проблем. А если надо дальше, то вот вам, м-м, ретрансляторы.

В руках у Леси появилась еще одна коробка, из которой она вытащила три небольших устройства размером примерно с половину портсигара каждая.

– А на хрена нам это? – поинтересовался Макарыч.

– Громыхает тут сильно. Орать замучаетесь. А эта штука – вполне удобная. И для ношения, и для связи. Провода не нужны, просто микрофончик выдвигаете, говорите, слушаете. Ах, да. Там надо сбоку пимпочку одну нажать и удерживать три секунды. Тогда включится. Выключать, кстати, так же. Ну, как оно, получается?

– Получается, – проворчал мехвод, прилаживая ободок. – Пимпочка! Ха! А ниче вроде! Командир, как слышно? Прием. Рязань, Рязань, я – Бирюзань. Ответь абоненту.

– Сам ты… Рязань, лапоть. Воронежские мы, – беззлобно ответил сержант.

– Ну и ладно. Лапоть, так лапоть. Зато я таперича як гарна дивчина, с ободком. Токмо ленточки в косе не хватает.

– Усы для начала сбрей, дивчина, а уж потом женихайся.

– Та мы не гордые. Нам усы только в радость. Носы парубкам щякатати.

Оба танкиста заржали. Девушка тоже фыркнула, но тут же посерьезнела и скомандовала строгим голосом:

– Отставить веселье! Серафим, заводи тарахтелку, моторы прогреть надо. А мы тут пока с сержантом…

– Есть заводить! – проорал Барабаш, нажимая на стартер.

– Да не ори ж ты так, блин горелый, оглохну ведь, – чертыхнулся Винарский, потирая ухо.

– Звиняйте, барин. Запамятовал, – хохотнул мехвод и завозился в кресле, прилаживаясь поудобнее, как бы заново приноравливаясь к рычагам и приборам давно знакомого танка. Продолжая, впрочем, тихо ворчать в микрофон. – Нешто я не понимаю. Дело молодое, а тут Макарыч старый костями скрипит. Воркуйте, воркуйте, голубки. Я слушать не буду. Мне моторы греть надо, такие дела…

Сержант в ответ лишь досадливо передернул плечами и искоса глянул на Лесю. Но та даже бровью не повела, невозмутимо перекинув назад косу, придвинувшись еще ближе к Евгению. Правда, как оказалось, вовсе не для того, чтобы подразнить танкиста, а чтобы оказаться прямо перед командирским перископом.

– УОП-4, универсальный оптический прибор, опытная разработка "Циклона" десятилетней давности. Четыре диапазона, под разную степень освещенности, в том числе, для ночного видения и теплового сканирования, – пояснила она. – Переключается рычажком справа под рукояткой…

Выслушав девушку, Винарский тоже приложился к модернизированной панораме, крутнул ее влево-вправо, щелкнул пару раз тумблером, довольно хмыкнул.

– Вещь! А там точно ночной режим есть?

– Есть, есть. Не сомневайся. Самое нижнее положение.

– Попробуем, – пробормотал сержант, передвигая рычажок. – Ого, блин, зеленое все… Хм, а теперь серое, как негатив… А в прицеле этот ваш УОП тоже стоит?

– Стоит, стоит. Только попроще. Три режима. Ночь, день и повышенная освещенность, ну, то есть, когда солнце в глаза светит.

– Понятно. Это хорошо. Ну а дальше что? Ты ж вроде про боеприпас что-то говорила?

– Говорила. Вот этим мы сейчас и займемся.

– Чем-чем вы там займетесь? – замогильным голосом прогудел в микрофон Барабаш, развернувшись в сторону боевого отделения. – Вы уж скажите. А я, коли надо, и выйти могу, снаружи подождать. Кх-кх-кх.

– Да чтоб тебя, черт усатый! – заорал Винарский, срывая с себя гарнитуру. – Всё одно у тебя, одни бабы на уме! Тьфу!

– Так я ж со всем уважением! – расхохотался во всё горло Макарыч, тоже отключив переговорное устройство.

Евгений, чертыхаясь, скатился вниз и уже собрался было, фигурально выражаясь, "надавать по шее" мехводу, но Леся остановила его, буквально захлебываясь от смеха:

– Не надо, Жень… Ох, ха, не могу… Он ведь… ох… не со зла… Он ведь, х-х-х… хороший.

– Да, я хороший, – довольно подтвердил Барабаш со своего водительского кресла. – Даже не так. Я – лучший!

– Да знаю, что лучший, – буркнул сержант, возвращаясь на место. Снова очутившись рядом с девушкой, он неожиданно почувствовал, как всё его раздражение и непонятно откуда взявшаяся ревность куда-то уходят, растворяясь без остатка в той искрящейся теплоте, что светилась в смеющихся глазах красавицы. Той, что заставляло сердце биться в пулеметном темпе, что заставляло одновременно и краснеть, и бледнеть, что наполняло жизнь смыслом. А еще счастьем, простым человеческим счастьем.

– Извини, Сима. Погорячился, – устыдившись и мысленно обругав себя последними словами, неловко извинился Винарский.

– Проехали, командир.

– Ну вот и славно, – подвела итог Леся. – А сейчас давайте-ка съезжать с эстакады. Ты как, Макарыч, смогёшь? С одной-то рукой?

– Тяжеловато, конечно, но… смогём.

– Отлично.

Удовлетворившись ответом мехвода, девушка повернулась к Винарскому:

– Прости, сержант, но ты лучше снаружи корректируй, – пояснив. – Просто я всю жизнь мечтала прокатиться на танке с настоящим мехводом.

Евгений хотел было возразить, что негоже командиру снаружи торчать, но перед виноватым и немного жалобным взглядом Елены устоять он, конечно же, не сумел. Да, в общем-то, и не пытался. Устоять. Он смог только кивнуть и, ничего сказав, ухватиться руками за обрез люка. Однако в этот момент красавица неожиданно прижалась грудью к его плечу и, нежно обняв, ласково чмокнула в небритую щеку, прошептав напоследок:

– Спасибо… Женя.

Красный как рак сержант пулей вылетел из танка, сопровождаемый звонким, заливистым смехом.

– Ох, Елена Валерьевна, Елена Валерьевна, – пробормотал через несколько секунд Барабаш. – Что ж вы с парнем-то делаете? Ему, кажись, башку напрочь снесло. Втюрился он в вас. По уши.

– Ништо, Серафим, ништо, – грустно вздохнула девушка, поправляя гарнитуру ПУ, вылезая наверх и усаживаясь перед люком. – Всё проходит. И это… пройдет. Наверное.

* * *

Спрыгнув с брони, Винарский с досадой пнул задний каток, а потом повернулся к стоящим рядом бойцам:

– Ну, а вы чего уставились? И что это еще за ухмылки неуставные?

Марик тут же опустил глаза и еле слышно прыснул в кулак, а Гриша многозначительно подмигнул командиру, демонстративно потер щеку и показал большой палец. Сержант на автомате тронул лицо, затем посмотрел на ладонь и замер. На несколько секунд, в полном обалдении. Однако когда до него, наконец, дошло, что красные пятна на пальцах вовсе не кровь, а самая обыкновенная помада, он побагровел еще больше и заорал на еле сдерживающихся красноармейцев:

– А ну марш отсюда! Один влево, другой вправо! И если еще хоть одну такую улыбочку увижу, руками у меня танк толкать будете, юмористы хреновы! Понятно!?.. Ку-уда, блин!? От ты ж, быки беременные! Спереди вставайте, вон там, перед Макарычем, глядеть, чтоб он вбок не съехал! Тьфу ты, черт, клоуны, а не бойцы!

Чертыхнувшись еще пару раз, Винарский зло сплюнул, дождался, когда Синицын с Кацнельсоном вскарабкаются на эстакаду и встанут каждый перед своей гусеницей, и только после этого занял позицию позади танка возле аппарели, обойдя решетчатую конструкцию, по дороге убрав с лица все "следы преступления". Кое-как протерев рукавом закопченную физиономию, отчего последняя в итоге приобрела вид почти зверский, но не до конца, вызывая скорее улыбку, чем страх, и напоминая чем-то боевую раскраску "последнего из могикан", с трудом пережившего бурную встречу с "бледнолицыми братьями" и их подлой водой. "Огненной", разумеется.

Правда, настоящей злости на бойцов сержант, конечно же, не испытывал. Злился он больше на себя. "Ну поцеловала красивая девушка. Так что? Первый раз, что ли? Ну прямо как дурак, блин!" – за всеми этими переживаниями Евгений совершенно не замечал тех знаков, что усиленно подавал ему Кацнельсон всю последнюю минуту. В итоге из состояния рефлексии Винарского вывел пробившийся сквозь рокот моторов насмешливый голос Леси:

– Заснул, товарищ сержант?

– А? Что? – очнувшийся танкист недоуменно посмотрел на девушку. Но та лишь выразительно повертела пальцем возле уха и отвернулась, придерживаясь одной рукой за крышку люка, а другой – поправляя горошину микрофона.

– Тьфу ты, черт, – пробормотал сержант, включая переговорное устройство. – Забыл. Как есть, забыл.

– Бывает, – тут же откликнулся в наушниках Барабаш, а уже через секунду Елена отдала первую команду:

– Самый малый назад, Сима. Самый малый. А ты, Женечка, не спи, а то совсем без техники останешься… Вот так. Молодцы, мальчики, молодцы…

Спустя полминуты бронированная машина съехала вниз, и девушка довольно пропела-промурлыкала в микрофон:

– Ну вот и отлично. Теперь, Серафим, разворачивайся на сто восемьдесят и глуши моторы. Сейчас затариваться будем. А ты, сержант, подыщи пока добровольцев таскать круглое, катать квадратное.

Добровольцев долго искать не пришлось – рядом без дела болтались Кацнельсон и Синицын, так что "бригаду грузчиков" удалось сформировать без особых усилий. Выбравшийся из танка Барабаш к честной компании присоединяться не стал. Слегка поморщившись, он сообщил командиру:

– Побаливает рука. Как рычаг жму, в локте стреляет. Тут-то еще ничего, а вот в бою…

– Не страшно, – отмахнулся Винарский. – Синицын танк поведет. Думаю, справится.

– А в бою?

– Не паникуй, Сима. Всё будет абгемахт.

– Хотелось бы, – вздохнул мехвод, отходя в сторону.

Через десять секунд с танка спустилась Леся и, уперев руки в бока, по-хозяйски оглядела выстроившихся перед ней бойцов во главе с сержантом:

– Ну что, парни? Готовы Родине послужить?

– Так точно, товарищ лейтенант! – рявкнули в ответ красноармейцы.

– Ну тогда пошли потихоньку.

Повинуясь команде, Марик и Гриша тут же навалились на тележку с оборудованием и бодренько покатили ее в указанном девушкой направлении. Выполняя приказ и не особо задумываясь о сложностях бытия. Пропустив бойцов, сержант двинулся вслед за ними, размышляя о нелегкой доле командира. О чем думала идущая впереди лейтенант Клёнова, не знал никто. Ход ее мыслей танкист даже представить не мог – он мог лишь надеяться. На что? Черт его знает, на удачу, наверное. Или на судьбу.

* * *

Леся остановилась возле самой дальней двери. Вставила ключ, попробовала его провернуть, чертыхнувшись, поднажала коленом на полотно, и спустя пару секунд замок таки поддался.

– Заноси, – скомандовала девушка. – Направо по коридору, возле стены ставьте.

Синицын и решивший отвлечься от ненужных мыслей сержант подхватили баллон с аргоном и понесли его в помещение. Кацнельсон, закинув на плечо провода и шланги, последовал за ними, Однако уже на самом пороге он вдруг замешкался, обернулся и со сконфуженным видом протянул девушке исписанный бумажный листок:

– Простите, товарищ лейтенант, это для вас.

Леся развернула листочек, прищурилась, пытаясь разобрать прыгающие карандашные строчки, а затем, подняв голову, с удивлением посмотрела на Кацнельсона.

– Это твои стихи?

Бывший студент виновато пожал плечами.

– Хм, да ты настоящий поэт, Марик, – сложив вдвое бумагу, задумчиво проговорила Елена.

Боец смущенно улыбнулся.

– Спасибо, – вернула улыбку девушка. – Нет, мне и, правда, приятно. Ты молодец.

Сияя, как начищенный до блеска штиблет, Марик поправил груз на плече и, очень довольный собой, нырнул во тьму коридора. А Леся…

Отступив на шаг от двери, Леся вновь развернула листок и медленно, очень медленно, стараясь запомнить, прочла то, что словно по наитию написал боец Марк Кацнельсон на обрывке армейской газеты. Написал про нее. И про другого. Того, кого она…

"Девушка в синем берете… Вот черт… Будто и впрямь про меня и моего… Лёшку".

Задрожала в пальцах бумага. Предательски защипало в глазах и защемило на сердце. Почти как тогда, пять лет назад, когда старлей из пермского СОБРа, наконец-то, признался ей в любви, а на следующий день убыл в свою ставшую последней командировку. Её самый сильный, самый добрый, самый нежный, ее самый лучший на свете Лёшка. Воин, обещавший вернуться. Друг, которого она до сих пор… ждёт. И на которого так похож этот сержант-танкист. Такой же смешной и такой же, на первый взгляд… недотепистый.

* * *

– Что дальше, товарищ лейтенант?

Девушка вздрогнула. "Черт. И ведь голос почти такой же".

– Всё занесли?

– Всё, – ответил сержант.

– Отлично. А теперь пряники.

Следуя указаниям Леси, Марик и Гриша откатили пустую тележку метров на пять назад и остановили ее возле другой двери. Гораздо более ухоженной, чем предыдущая – по крайней мере, замок на ней открылся без особых проблем, и петли почти не скрипели.

За стальным полотном обнаружился тамбур-шлюз, а еще дальше, на противоположной от входа стене – типичная "бункерная" дверь с замком-кремальерой.

Подойдя к солидной даже на вид створке, девушка немного позвенела ключами, подбирая нужный, потом отомкнула накладную скобу и, сняв стопор, ухватилась обеими руками за поворотное колесо. Глухо проскрежетал внутридверной маховик, приводя в движение рейки-запоры, и уже через секунду-другую невидимые снаружи стержни с едва слышным лязгом выскользнули из закладных пазов, "освобождая" массивное полотно. А еще через пару секунд Леся потянула штурвал на себя. Впрочем, полностью отворить тяжелую дверь ей так и не удалось – банально сил не хватило. Завершить процесс отпирания помог сержант, протиснувшийся в щель между косяком и створкой и навалившийся плечом на последнюю.

– О-тво-ри потихо-о-оньку калитку, – с чувством пропел танкист, успешно дотолкав полотно до щелчка в фиксирующей планке. – Однако тяжелые у вас тут калитки, товарищ лейтенант.

– Зато надежные, – улыбнулась девушка. – Кстати, мы, кажется, договаривались.

– О чем?

– О том, что меня Леся зовут, а не товарищ лейтенант.

– Извини, Леся. Я забыл, – развел руками сержант.

Леся рассмеялась и указала на открытую дверь:

– Ладно уж. Заходи давай, Евгений Батькович.

* * *

Щелкнул электрический выключатель. Довольно-таки необычный, с круглым металлическим корпусом и поворотной рукояткой. Широкая комната, или, скорее, зал без окон, но зато со стеллажами вдоль стен, озарилась ярким светом холодных тонов, идущим откуда-то из-за потолочных панелей. Бойцы, вошедшие в зал вслед за сержантом, тут же заозирались, щуря глаза, приноравливаясь к необычному освещению, а появившаяся из-за их спин девушка прошла в центр помещения и хлопнула в ладоши, привлекая внимание:

– Значит, так, ребята. Действуем аккуратно, не шумим, ногами не шаркаем, на пол ничего не бросаем и не роняем.

– Почему? – заинтересовался Кацнельсон.

– Потому что приказано, – буркнул Синицын.

– Правильно. Именно потому что приказано, – подтвердила Леся догадку бойца. – А еще, поскольку здесь хранятся спецбоеприпасы, это и по инструкции положено. Так что… сами понимаете.

– Понимаем, чего уж тут не понять. Раз положено ногами не шаркать, значит, не будем шаркать, – ответил за всех Винарский, с интересом разглядывая ящики на стеллажах, выискивая знакомые ему маркировки. – Которые брать будем, товарищ… э-э… Леся?

– Сначала вот эти пять, – девушка показала на стеллаж справа.

– Берем, – скомандовал сержант, и спустя тридцать секунд пять деревянных ящиков были погружены на тележку.

– Теперь эти четыре, – продолжила Леся, когда бойцы закончили переноску.

– Это всё? – еще через полминуты спросил танкист, утирая выступивший на лбу пот.

– Да-а… пожалуй… всё. Хотя нет, еще вот это возьмите.

Сержант осторожно снял с полки прямоугольный зеленый футляр удлиненной формы.

– Что это?

– Опытный образец выстрела для РПГ-7. В разобранном виде, – пояснила девушка. – Тут недалеко "базальтовский" полигон был. Ну и… похомячили мы там немножко.

– Понятно, – усмехнулся сержант, передавая выстрел Синицыну. – Может, еще чего прихватим? На всякий случай?

– Нет. Теперь уже точно всё. Выходим, Женя. Выходим.

* * *

Вновь щелкнул электрический выключатель. Свет погас. Захлопнулась дверь хранилища. Лязгнули запоры.

– А что там? – поинтересовался Марик, глянув на тележку.

Леся откинула крышку одного из ящиков.

– О! Катушечки! – восхитился сержант.

– Точно, – подтвердила девушка. – Подкалиберные УБР-243ПМ. Модернизированные. С ними после войны еще долго возились, баллистические характеристики улучшали. Так что сейчас у этих снарядиков эффективная дальность почти восемьсот метров – броню в пять сэмэ на раз протыкают.

– А они что, за, м-м, семьдесят лет совсем не испортились? – усомнился Винарский.

– Ну, именно эти не такие уж и старые. Лет тридцать всего, да и хранились неплохо.

– Тогда ладно. Их у нас двадцать штук, как я понял?

– Да. Больше, увы, нет. Зато есть другие, не хуже.

Леся открыла следующий ящик, из второй партии. Внутри обнаружились три тонких цилиндра со странно вытянутыми стреловидными наконечниками, которые красноармейцы тут же принялись осматривать и ощупывать.

– Хм, и что это за зверь такой? – спросил через минуту сержант, оторвавшись, наконец, от снарядов.

– Это тоже подкалиберные, – довольно сощурилась лейтенант Клёнова. – Только сердечники у них попрочнее. Из обедненного урана. Увеличенный пороховой заряд, начальная скорость почти тысяча четыреста. На километре броню в сто пятьдесят как бумагу рвут, плюс пирофорсный эффект, что тоже, хм, не подарок. Их, кстати, в восьмидесятых под малокалиберную артиллерию готовили, причем с нарезными стволами, чтоб без оперения. И испытывали как раз на таких, как у вас, сорокапятках. Вот только…

Тут девушка слегка замялась.

– Что? Проблемы были? – понимающе усмехнулся танкист.

– Ну да, были. Судя по отчетам, после десяти-пятнадцати выстрелов ствол серьезно перегревался.

– Понятно.

Сержант ненадолго задумался.

– Что ж, будем считать их оружием последнего шанса, – подытожил он через пару секунд.

Леся кивнула.

– Да. Наверное, так будет правильнее всего.

– Да уж, действительно… правильнее всего, – почесал затылок Винарский и, твердо решив запихнуть эти "суперснаряды" в правую укладу, как говорится, от греха подальше, повернулся к бойцам.

– Ну, чего стоим, рты разинули? К машине давайте. Боезапас пополнять будем в свете, так сказать, новых реалий.

Марик с Гришей ухмыльнулись и, ухватившись за тележку с обеих сторон, споро покатили ее к танку. Стандартным тянитолкаем – впереди Кацнельсон, позади Синицын. Сержант двинулся было за ними, собираясь, по всей видимости, стать вторым "толкателем", однако его неожиданно остановила Леся.

– Погоди, Жень. У меня тут для вас еще кое-что есть.

– Еще что-нибудь убивально-стрелятельное? – улыбнулся танкист.

– Нет, другое, – улыбнулась ему в ответ девушка.

* * *

Небольшой закуток, в котором они очутились через полминуты, чистотой не блистал. Впрочем, он был вовсе не грязным – просто весьма и весьма захламленным. Даже на первый взгляд. Заваленные бумагой и коробками стеллажи, какие-то выстроившиеся вдоль стен то ли баки, то ли бочки, вешалка с отломленными рожками, пара потертых стульев, ободранный табурет, монументальный, занимающий почти полкомнаты стол и непонятные приборы на нем – в общем, классический «бардак на флоте». «Порядок в танковых войсках» наблюдался только возле окна, где на полке хранилось нечто напоминающее набор химических реактивов, и чуть дальше, в районе вытяжного шкафа и умывальника.

– Н-да, беспорядочек, – поморщилась Леся, окинув взглядом помещение, а затем обернулась к сержанту и с виноватым видом пояснила. – Извини, Жень, всё времени нет прибраться. То одно, то другое.

Винарский в ответ лишь философски пожал плечами:

– Бывает.

– Ладно. Всё фигня. Сейчас… сейчас… где оно там лежало? Ага, вот.

Девушка выкатила из-под стола тумбочку и выудила из нижнего ящика какой-то похожий на сплюснутый бинокль аппарат, опутанный кожаной "сбруей".

– Переносной тепловизор, – гордо сообщила она недоумевающему танкисту. – Сама из "циклоновских" матриц собирала. Крепится на голову.

– А-а… зачем?

– Что зачем? Зачем на голову крепится?

– Ну да. И вообще.

– Хм. Если вообще, то нам он необходим для ведения боевых действий в условиях пониженной освещенности. А на голову – чтобы руки были свободными. Понятно?

– Понятно, не дурак, – почесал в затылке сержант.

– Ну а раз не дурак, давай примеряй обновку, – подмигнула Леся танкисту, протягивая ему хитрый "бинокль".

Взяв прибор, Евгений попытался пристроить его себе на голову. Однако, увы, первая попытка успехом не увенчалась – защелки не защелкивались, зажимы не зажимались, ремешки постоянно путались и соскальзывали. Вторая попытка оказалась более удачной, но не намного – лейтенант Клёнова лишь ехидно прищурилась, глядя на скособоченную физиономию сержанта, одной рукой поддерживающего "окуляры", а другой разминающего ухо, случайно защемленное одним из замков-зажимов.

– Ладно уж, давай помогу, – произнесла Леся, подойдя почти вплотную к танкисту. – Смотри, как надо.

Приподнявшись на цыпочки, она принялась аккуратно поправлять перекрученные ремни. От прикосновений девичьих пальцев сержанта бросало то в жар, то в холод. А еще ему сильно захотелось чихнуть. Девушку Евгений не видел – глаза были закрыты чудо-очками – но близость ее ощущал всеми оставшимися чувствами. По дыханию у щеки, по щекочущим шею прядкам, по запаху, такому невообразимому здесь запаху ландышей, по легким, почти незаметным касаниям рук, ног, плеч…

– Кажется, всё, – тихо пробормотала красавица, отступая, наконец, от танкиста. – Можно включать.

И, не дожидаясь реакции, сама протянула руку и передвинула микрорычажок на корпусе.

Спустя пару секунд мир стал серым. Почти таким же как "в танке", но более… "настоящим". Сержант покрутил головой, приспосабливаясь к необычному восприятию, а потом перевел взгляд на Лесю.

– Ты… вся такая яркая. Как… луна.

– Это потому что теплая, – засмеялась девушка. – На моем месте тебе любая луной покажется.

– Луна на небе одна! Как и ты! – неожиданно для себя отчеканил танкист.

* * *

Даже в негативе тепловизора было заметно, что лейтенант Клёнова смущена. И не просто смущена – растеряна. Или даже испугана. Неловко переступив с ноги на ногу, она зачем-то поправила берет, потом косу, тронула себя за…

– Я сейчас. Тут у меня еще… это… сейчас…

После этих слов Леся вдруг попятилась, словно бы желая оказаться как можно дальше от сержанта, а затем, дернув плечом, резко развернулась и бросилась к стеллажам. То ли делая вид, что ей надо срочно отыскать что-то очень важное и очень нужное, то ли так оно всё и было на самом деле.

– Я сейчас, – повторила она еще раз, шаря глазами по верхним полкам. – Сейчас. Найду.

Евгений снял тепловизор, положил на стол и, прищурившись, посмотрел на девушку. Девушку, которая больше не казалась ему хитрой язвой с повадками начинающего особиста. Сейчас он видел перед собой всего лишь девчонку. Немного растерянную, чем-то сильно напуганную, ослепительно красивую и очень, очень одинокую. А еще сержант не понимал, чего или кого она так боится. Ведь не его же, ей богу.

– Я помогу.

Подхватив табурет, он подошел к Лесе, поставил "ящик с ножками" перед стеллажом, а потом… Девушка вздрогнула, когда руки танкиста легли ей на талию – будто и впрямь от бойца Красной Армии исходила некая скрытая до поры угроза.

Однако ничего страшного не произошло. Сержант просто приподнял ее – легко, почти как пушинку – и водрузил на "стремянку".

– Не бойся, я держу, – улыбнулся Евгений.

– Я не боюсь, – прошептала Леся с непонятной дрожью в голосе.

Впрочем, дрожал не только голос – дрожало, похоже, всё тело.

– Вот. Нашла, – с нескрываемым облегчением произнесла девушка секунд через пять.

Стащив с самого верха какой-то объемный и, кажется, тяжелый пакет, она повернулась к бойцу.

– Вот.

Танкист усмехнулся, перехватил одной рукой увесистую "сумку", а второй помог Лесе спуститься.

– Что это?

– Бронежилет, – ответила девушка.

– Хм. Броня, значит. Как у танка, – констатировал сержант, вскрывая пакет.

– Нет-нет, не как у танка, – быстро заговорила Леся, зачем-то пряча глаза. – Он облегченный, второго класса защиты, от пистолета, осколков и…

– И?

– У нас он единственный, – виновато потупилась девушка.

– Единственный?

– Да, других нет, – уже совсем тихо подтвердила красавица, теребя косу и едва ли не плача.

– Ясно, – вздохнул танкист и, решив пока не обращать внимания на странности в поведении лейтенанта Клёновой, деловито поинтересовался. – Как пользоваться, покажешь?

– Покажу, – ответила девушка, всё так же не поднимая глаз. – Голову наклони… пожалуйста.