Текст книги "Дорога на Сталинград. Экипаж легкого танка"

Автор книги: Владимир Тимофеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

– Оглох, б… Мать его за ногу… е… колотить… х… в грушу!!!

* * *

После уничтожения немецкой бронетехники над полем боя повисла странная и не совсем понятная тишина, нарушаемая лишь гудением пламени горящих машин и рокотом моторов Т-70. Даже осветительные ракеты враг перестал запускать.

– Б… неужто кончились фрицы? – пробормотал сержант, вглядываясь в перископ. – А ну, Макарыч, давай-ка мы с тобой отъедем отсюда. От греха подальше. За тридцатьчетверку спрячемся. Левее и чтоб, если что, можно было восточный край зацепить.

– Есть, – отозвался мехвод, нажимая на рычаги.

Через полминуты семидесятка, продвинувшись чуть вперед и вбок, заняла позицию метрах в двадцати от подбитой тридцатьчетверки, прикрывшись махиной среднего танка от возможного обстрела с западной окраины хутора, направив орудие в сторону холмов за дальней околицей.

– Лейтенант, как там у вас? – поинтересовался Винарский спустя еще секунду-другую.

– У нас тихо, – ответил летчик.

– Хорошо, продолжайте наблюдение. За вами та сторона. Если полезут, дай знать.

– Полезут – встретим.

– Ага, из всех стволов, – хохотнул Синицын, вклиниваясь в разговор.

– Точно, – поддержал его Марик.

Одергивать бойцов танкист не стал, переключившись на выполнение более важной задачи.

– Сима, ты что-нибудь в свою щель видишь?

– Ни хрена я не вижу, – буркнул механик. – Темень сплошная.

– Ну и отлично! – рассмеялся Винарский. – Здорово мы, выходит, замаскировались.

Еще раз покрутив панораму, он с удовлетворением отметил тот факт, что застывший в низинке танк и впрямь можно разглядеть лишь с определенного ракурса, да и то, если знать где искать.

– Короче, глуши моторы, Макарыч, и дуй по-быстрому к тридцатьчетверке. Это Постникова машина, радиостанция на ней точно имеется. В-общем, передашь, что…

– А ты? – перебил сержанта Макарыч.

– А я наблюдать буду, – отмахнулся Винарский. – В общем, доложишься, объяснишь, что бой мы и дальше можем вести, боезапаса хватает. Часок-другой продержимся без проблем. Только про будущее пока молчок – ни к чему это. Пока.

– Есть доложиться и объяснить, – с секундной заминкой подтвердил Барабаш приказ командира.

Гул моторов умолк, откинулась крышка переднего люка. Выбравшийся из машины мехвод осторожно прокрался к корме, а затем, выждав мгновение, метнулся к танку старшего политрука, стараясь побыстрей оказаться в тени подбитой тридцатьчетверки.

Пока танкисты совершали «маневры», лейтенант сложил РПГ, оказавшийся «десантным» вариантом, и закинул гранатомет за спину. Правда, перед этим летчик успел аккуратно снять с «трубы» закрепленный на ней тепловизор. Держать прицел в руках было не очень удобно и потому Володя положил агрегат на землю, а потом, немного подумав, присовокупил к нему вынутый из сумки противогаз. Лейтенанту очень хотелось заиметь такой же прибор, что и у Синицына, а, значит, включив инженерную мысль, следовало каким-то образом соединить две «детали» будущего «монокля».

Решение нашлось быстро. Выбив камнем стекла на маске противогаза, летчик ослабил часть крепежных ремней, затем воткнул окуляр тепловизора в правый "очошный" проем и нацепил на голову собранное "резиновое изделие с прицелом". Конечно, на бровь, нос и щеку получившийся монстр давил совсем не по-детски, однако с подобными неудобствами приходилось мириться, тем более, что "свободные" руки и преимущества ночного видения, "усиленного" встроенным в прибор дальномером, окупали все имеющиеся недостатки.

Секунд через пять, поморгав и немного привыкнув к новым "очкам", лейтенант привстал на колене и, обведя вооруженным взглядом окрестности, удовлетворенно хмыкнул. Оба его нынешних подчиненных тихарились невдалеке: Синицын в двадцати метрах справа и сзади, Кацнельсон – на том же расстоянии слева. Впереди в разных оттенках серого темнели полуразрушенные строения, окопы, уничтоженные немецкие танки и развороченные позиции артиллеристов. Но, что странно, никто среди домов не мелькал, будто враги и впрямь кончились, все разом. И хотя наблюдатели противника наверняка отслеживали обстановку из-за развалин, пока они себя никак не проявляли – прятались, видать, хорошо.

Немного поудивлявшись столь вызывающему бездействию немцев, летчик чуть внимательнее присмотрелся к цепочке окопов и спустя пару секунд разглядел, наконец, то, что требовалось. А требовалось ему в настоящий момент оружие. Такое, чтоб помощнее и подальнобойнее имеющегося у него ТТ.

Нужный "аппарат" – "сороковой" МП, короткоствольный пистолет-пулемет угловатой конструкции – отыскался на бруствере возле трупа, судя по валяющейся рядом фуражке, не то офицера, не то унтера. Оружие, возможно, не самое лучшее – карабин бы был предпочтительнее – но, как говорится, на нет и суда нет. А ползать по окопам и обшаривать каждого "жмурика" лейтенанту совсем не хотелось – хоть и темно вокруг, но даже случайные пули, пущенные на звук, находят иногда свою цель. Недаром ведь их шальными прозвали.

Добравшись ползком до глянувшегося ему автомата, летчик забрал "игрушку", по-быстрому обыскал дохлого фрица и, сняв с трупа пару запасных магазинов, так же шустро отполз назад к неприметному бугорку среди колышущейся под ветром травы. Затвор на трофейном ПП располагался не слишком удобно – под левую руку – но опять же, выбирать было не из чего. "Что досталось, тем и воюем", – с этими мыслями лейтенант устроился в своей стрелковой "ячейке" и, покачав головой, вклинился в идущие по рации переговоры танкистов:

– Сержант, там над блиндажом антенна висела. Надо бы глянуть, может, цела радиостанция. У немцев-то вроде "артиллерийские" частоты с нашими почти совпадают.

* * *

– Эх, м-мать, да что ж это за невезуха такая! – чертыхнулся сержант, шарахнув кулаком по орудийной станине. Ему хотелось буквально взвыть от злости и от отчаяния.

Все их старания, все их попытки удержать позицию и дождаться своих шли теперь псу под хвост. И всё это из-за какой-то ерунды. Из-за банального отсутствия связи. Всего лишь связи. Связи с командованием, со штабом бригады. И не только со штабом, но и вообще с кем бы то ни было. Ведь имеющиеся у бойцов ПУ "били", максимум, на километр, да и то – диапазон раций из будущего исключал всяческую возможность вести переговоры на "местных" частотах. А установленная на тридцатьчетверке радиостанция, как выяснилось, вышла из строя еще еще час назад. Еще до прорыва на батарею. Причем передатчик восстановлению уже не подлежал – проломивший борт советского танка снаряд поставил жирную точку в судьбе электронного прибора, за доли секунды превратив его в набитый осколками кожух…

Как передал Макарыч, тридцатьчетверка и впрямь оказалась машиной Постникова, комиссара танкового батальона. Сам политрук, легко раненный в руку и шею, нашелся в воронке метрах в десяти от танка устанавливающим на бруствер снятый с машины ДТ. Вторым выжившим из экипажа повезло стать Петьке Фролову, заряжающему, служившему когда-то в одной роте с Винарским. А вот остальные, мехвод и радист, погибли. Как раз от того самого выстрела. В правый борт.

Впрочем, и из башнера боец был сейчас никакой – контузило его довольно серьезно.

Конечно, сержант не тешил себя иллюзиями и понимал, что ни Постников, ни тем более Петруха сами по себе не смогут ничего изменить. Надежда оставалась только на скорый подход резервов. Сюда, во внезапно ставшую ключевой точку "степного Вердена".

И вот теперь эта надежда рухнула. Рассеялась как дым вместе с разбитой немецким снарядом приемо-передающей станцией. Что стало абсолютно ясно после доклада Макарыча и продублированных им в микрофон ответов старшего политрука. И не только ответов, но и прямого приказа. Приказа продолжать бой и… ждать.

– Ну что ж, парни, будем воевать дальше, – вздохнул Винарский, подтверждая через ПУ приказ комиссара. – Где наша не пропадала. Прорвё…

Закончить фразу он не успел.

– Сержант, там над блиндажом антенна висела, – отчетливо прозвучало в наушниках. – Надо бы глянуть, может, цела радиостанция. У немцев-то вроде "артиллерийские" частоты с нашими почти совпадают.

После этих слов эфир буквально взорвался:

– Точно, была станция! Была!

– Ешкин кот!

– Мне! Дайте мне!

– Чего мне?

– Я на курсах был…

– Каких еще, на хрен, курсах?

– По радиоделу, и наши, и немецкие изучали…

– Бляха-муха, так где ж ты раньше был, студент, мать твою!?

– Так не спрашивали.

– А! Фигня! Дуй к блиндажу, на месте разберешься.

– Погоди, сержант, не гони…

– Чего не гони? Трясти надо грушу…

– Да погоди ж ты, б… Куда паровоз гонишь?

Сержант дернулся, матюкнулся, но всё же решил выслушать соображения летчика.

– Что предлагаешь, лейтенант?

– Давай так. Пусть Макарыч для начала сообщит комиссару про рацию, возьмет у него позывные, кодовые слова там всякие, а дальше…

– Пусть еще номер волны узнает, а то промахнемся, – вмешался в разговор Кацнельсон.

– Да, правильно, – согласился с ним лейтенант. – Нужны основные номера, плюс резервные. Слышишь, Макарыч?

– Слышу, – тихо отозвался мехвод.

– Отлично. Тогда, как всё выяснишь, бежишь к Марику, он к югу метрах в тридцати-сорока от тебя, ориентир – большой куст и две воронки. Короче, забираешь у парня винтарь и страхуешь его. А ты, Марик, двигаешь к блиндажу. Синицын сопровождает… Да, и еще. Ты, Марик, как мимо меня побежишь, пару гранат мне оставь. На всякий случай. А я тебе свой ТТ отдам. Только потом верни его, не забудь…

– Не забуду, товарищ лейтенант.

– Ну… тогда вроде всё.

– Мужики, вам как, всё понятно или мы еще что забыли? – спустя секунду поинтересовался у бойцов Винарский.

– Понятно… Да… Нормалёк, понял.

– Тогда действуем, как лейтенант сказал… А, блин! Забыл совсем. Макарыч, Постникова попроси, чтоб постреливал иногда из дэтэшки. Чтобы, значит, фрицы лишний раз на тот блиндаж не пялились.

– А сам?

– А я пока молчать буду. Не хочу раньше времени позицию раскрывать.

– Ясно, попрошу, – пробурчал в микрофон Барабаш. – Если согласится, конечно.

– Не боись, – усмехнулся Винарский. – Наш комиссар чертяка опытный. Так что, зуб даю, согласится.

– Ладно. Попробую, – и уже через пару секунд. – Товарищ старший политрук, там у фрицев над землянкой вроде антенна висела. Разрешите попробовать…

* * *

Переговоры Макарыча с комиссаром длилилсь минуты три, не больше. Поначалу, правда, политрук хотел сам рвануть к блиндажу с рацией, но мехвод, по подсказке сержанта, наплел Постникову что-то про бойцов ОСНАЗа, якобы участвующих в сражении и не знающих в лицо комиссара («Могут и стрельнуть ненароком – они такие»), потом напомнил старшему политруку о его ранениях и… Короче, согласился тот с доводами механика, передав все позывные и коды и даже пообещав поддержать огнем, несмотря на то, что запасной диск имелся всего один, да и тот неполный.

* * *

…В окуляре прибора было хорошо видно, как Барабаш выскакивает из воронки, а затем короткими перебежками пробирается к цели, то бишь, к большому кусту в сорока метрах от танка. А когда приблизился… Лейтенант лишь головой покачал, наблюдая за тем, как мехвод силится разглядеть укрывшегося в траве Кацнельсона.

– Эй, студент! Ты где там? Вылазь, хорош шутки шутить.

– Да здесь я, здесь. Левее от вас.

– Ха! Молодец, хорошо сховался.

Механик нырнул в нужную "ямку", ненароком ткнув Кацнельсона. Локтем в бок.

– Всё, давай сюда свою пукалку…

– Блин, да больно же.

– Херня! Показывай лучше, куда нажимать.

– Сюда, вот тут сбоку…

– Ага, понял. Порядок. Всё, дуй дальше, студент. Если что, прикрою.

Отвечать Макарычу Марик не стал. Буркнув себе что-то под нос и выразив тем самым свое отношение к "грубияну", бывший студент тихо поднялся и, вжав голову в плечи, быстро побежал в сторону лейтенанта.

Дистанцию в двадцать с лишним шагов боец преодолел секунд за пять. Плюхнувшись рядом с летчиком, он тут же засопел, роясь в гранатном подсумке, стараясь случайно не зацепить чеку на запале.

– Ну? Чего там? Остались еще?

– Вот, – выдохнул, наконец, Кацнельсон, выкладывая "эфку" на землю. – Последняя. Другие я это… раньше потратил.

– Надо же, – усмехнулся Микоян. – Когда успел-то?

– Так получилось, – виновато произнес Марик, пряча зачем-то глаза.

– Ладно, черт с ними, одна так одна. На, держи пистолет.

– Ага, спасибо, – поблагодарил лейтенанта красноармеец, поворачиваясь на бок и засовывая ТТ за ремень. – Верну обязательно, в лучшем виде.

– Верю, – улыбнулся летчик. – А теперь давай к Грише по-быстрому. Только на виду не маячь. Перебежками, аккуратно, где надо – ползком. В общем, не спи, ты нам целый нужен, не подстреленный. Понял?

– Да, товарищ лейтенант.

– Ну всё. Давай. Аджохутюн эм цанканум, – напутствовал Владимир бойца.

– Что?

– Ни пуха тебе, говорю.

– А, понял. К черту.

* * *

С левого фланга коротко простучал ДТ. А через десять секунд еще раз, очередью в четыре патрона.

Лейтенант приподнял голову, вглядываясь в темнеющие за окопами избы.

– Макарыч, глянь чуть правее. Там вроде башка мелькнула. Рядом с трубой.

– Вижу, – отозвался мехвод. – Снять его?

– Давай. Шугани фрица.

Из-под куста бахнула трехлинейка. Клацнул затвор, выплевывая гильзу, досылая следующий патрон в патронник.

– Мазила! – прокомментировал выстрел сержант.

– Блин, я вам что, снайпер? – чертыхнулся механик, перебираясь в соседнюю воронку.

– Не ворчи, Сима. Спугнул и ладно.

От танков снова прогрохотал пулемет. И вновь коротко.

– Ай, молодец политрук! Не дает расслабиться.

– Это точно.

Бойцы на какое-то время затихли, а затем… затем летчику пришла в голову одна хитрая мысль. Мысль, навеянная рассказами Ольги о применямых в будущем способах инженерного заграждения. Точнее, о "передовых" методах минирования проходов и троп.

– Серафим, ты пока последи за парнями, а я тут, м-м, отлучусь ненадолго.

– Лейтенант, ты чего? Куда? – тут же прозвучало в наушниках.

– Да всё нормально, сержант. Я скоро, – дернул шекой лейтенант, скинул со спины уже изрядно поднадоевший ему РПГ, а затем, перехватив автомат за ремень у ствольной коробки, быстро, но стараясь не сильно шуметь, пополз в сторону немецких позиций. Туда, где из окопа торчали колеса перевернутой пушки.

* * *

– Ох, ёлки, темно-то как, – фыркнул Марик, заглядывая внутрь блиндажа.

– Сима, б… фонарик! – услышавший красноармейца сержант моментально покрыл матюгами и себя, и бойцов. Через ПУ, естественно. – Мы ж, мать твою, про фонарик забыли! Придурки!

Впрочем, всё оказалось не так плохо.

– У меня ваш фонарик, – неожиданно отозвался Синицын, затаившийся метрах в пяти от землянки. – Я его вернуть забыл, когда чемодан собирал. Ну, этот, который с миноискателем.

– У-у, ворюга, – тут же пробурчал в микрофон Барабаш, правда, не со злостью или досадой в голосе, а, скорее, наоборот, со всем уважением. – Прямо жиган какой. Вот как зна…

Однако договорить ему не дали.

– Отставить разборки, – перебил мехвода повеселевший Винарский. – Гриш, отдай его Марику, а сам на бровке побудь. Подстрахуешь.

– Есть. Сделаем.

– Отлично. Давайте, парни, действуйте. На вас вся надежда.

Забрав фонарь, Кацнельсон осторожно шагнул в темный проем.

Тусклый луч метнулся по стенам.

– Ну, Гриня, и насорил же ты тут, – усмехнулся Марик, разглядывая валяющиеся на полу тела.

– Некогда было убираться, – вернул Синицын смешок.

– Не отвлекайтесь, мужики, – прозвучало в наушниках. – Станцию ищите.

– А чего ее искать? Вон она, в уголочке за ширмочкой…

Брезгливо поморщившись, красноармеец спихнул со стула труп, пристроился на место радиста и принялся внимательно изучать доставшееся от немцев наследство. Через полминуты, удовлетворенный осмотром, доложился по рации:

– Всё нормально. Станция, похоже, рабочая. Торн эФ У навроде пехотной "Берты", только "артиллерийская" с литерой эФ на конце…

– Частоты, частоты как? Подходят частоты?

– Подходят. От трех до шести с половиной мегагерц, как раз под наши танковые…

– Так давай, действуй, блин! Чего ждешь?

– Товарищ сержант, да что ж вы под руку-то орете? Я чуть язык не прикусил.

– Всё, молчу.

Разговоры в эфире стихли, и Марик вновь переключился на радиостанцию, каким-то чудом не посеченную гранатными осколками и потому до сих пор работающую.

– Так, номер волны сто восемьдесят. Умножаем на двадцать пять. Итого, м-м, четыре с половиной выходит… Ага, значит, верньер сюда. Что дальше? Ларингофон на уши. Тумблер на прием-передачу… Черт! Гриша, можешь антенну в другую сторону перекинуть?

– Могу, – отозвался Синицын секунд через пять. – Только тут штыри какие-то. Я их не выдерну.

– Не надо их выдергивать. И переставлять не надо, прямо на крышу кидай. Главное, чтоб "зонтик" в сторону наших глядел.

– Ага. Понял.

Над головой что-то зашуршало, и спустя четверть минуты боец доложил:

– Порядок.

– Спасибо, Гринь. Вроде пошел сигнал. Чего-то слышу.

– И чего говорят?

– Чего-чего? Орут чего-то, ругаются… Ну всё! Тихо, братцы. Ща буду в эфир выходить.

– Давай!.. Жми!.. Действуй, Марик!

Кацнельсон глубоко вдохнул, задержал ненадолго дыхание, а затем… затем шумно выдохнул и, нажав тангенту, быстро затараторил в эбонитовый кругляш микрофона:

– Тюльпан! Тюльпан! Я Ромашка-4, я Ромашка-4. Тюльпан, ответь Ромашке. Тюльпан…

Ждал Марик недолго. Всего десяток секунд, после чего буквально завопил. Восторженно, не скрывая радости, не обращая никакого внимания на внезапно покатившиеся по щекам слезы:

– Тюльпан! Я Ромашка-4! Нахожусь на северной окраине 123 и 5… Да, Хозяйство… Пять морковок, три огурца. Все гнилые. Других нет. Семечек десятка три в корзинке. У нас один помидор… Да, целый, только легкий… Держимся, да… Что? Понял, перехожу на плюс шесть. Жду…

Сеанс связи продолжался минут примерно пять-семь. А когда он закончился…

– Бли-и-н, мужики-и-и, – растерянно пробормотал Кацнельсон, утирая пот, стягивая наушники со стриженной головы. – Я сейчас, кажется, самому Жукову советы давал.

* * *

Перевалившись через невысокий бруствер, лейтенант скатился в немецкий окоп и, привстав на одно колено, обвел взглядом разгромленное укрытие вражеских пушкарей. Перевернутое орудие его не заинтересовало, так же как и присыпанные грунтом трупы. Двадцать минут назад эту позицию, четвертую от оврага, хорошо «проутюжили» советские танки, и теперь даже личное оружие фрицев, если б оно кому-то понадобилось, пришлось бы выковыривать из-под пластов жирной перемешанной с корнями степных «сорняков» глины. А затем еще и очищать от налипших комьев, да и то – без особой надежды на результат.

Впрочем, копаться в земле летчик не собирался – он искал снарядные ящики.

Деревянные короба с артиллерийскими выстрелами обнаружились в другом конце "капонира", аккуратно разложенные вдоль стен, заботливо обвалованные, прикрытые легким навесом-настилом из толи и реек.

Откинув "навес" и пересчитав лотки, лейтенант довольно сощурился. По всем прикидкам, снарядов должно было хватить за глаза. Точнее, не самих снарядов, а тех веществ, что хранились до поры до времени внутри латунно-стальных унитаров. Тех, что изо дня в день терпеливо дожидались собственного освобождения из темных узилищ. Освобождения скорого, можно сказать, "взрывного".

Что ж, ждать им оставалось недолго.

Примерно треть коробов летчик перетащил в дальний ход сообщения, ведущий на хутор, а остальные две трети – в ближний правый, соединяющий "капонир" с левым флангом вражеской батареи, тем, который ближе к оврагу, неожиданно оказавшемуся в тылу у танкистов.

И, что самое обидное, как раз эту сторону контролировать было сложнее всего. Ввиду очевидного: если фрицы решат воспользоваться окопами и траншеями, то к танку Винарского они сумеют подобраться довольно близко, причем почти незаметно и не слишком опасаясь огня противника. А вот выкурить их из-под земли в этом случае будет практически нереально. И посему… Посему стоило прикрыть опасное направление хотя бы в инженерном плане. То есть, в идеале, вообще не пустить в траншеи вражин. Но уж коли сунутся туда гады, то пусть там и останутся. Навечно.

Такое решение вопроса казалось лейтенанту наиболее правильным. И именно этот вариант он собирался реализовать. На практике.

Выложенные по дну траншей лотки следовало снабдить детонаторами. По мысли летчика, более всего на эту роль подходили обычные Ф1, коих имелось аж две единицы, как раз по количеству ходов сообщения. Впрочем, сомнения еще оставались (достаточно обычной "феньки" для полноценного подрыва или нет, Володя не знал, точнее, не был уверен), и потому лейтенант вновь принялся шарить глазами по "капониру".

Недостающие элементы будущих фугасов нашлись быстро, в небольшой коробке с оторванной крышкой, в метре от того места, где раньше лежали орудийные выстрелы.

"Надо же, а немчура-то, выходит, тоже трофеями балуется", – мысленно усмехнулся летчик, подбираясь к заветному ящичку.

Раскрытый "ларец" таил в себе нешуточную угрозу. Реальную угрозу для подавляющего большинства легкобронированных целей. Правда, не столь дальнобойную, как те же снаряды или авиабомбы. Но, тем не менее, даже для семидесятки встреча с таким подарком – ручной противотанковой гранатой РПГ-41 – могла закончиться весьма плачевно. Плачевно для танка, разумеется.

В "ларце" этих гранат оказалось целых три штуки – три увесистые "Танюшки", внешне напоминающие консервные банки с маленькими крышечками на торцах. Запалов к РПГ было столько же, причем лежали они в той же коробке.

"Ну что ж, будем плясать с тем, что под рукой. По одной Таньке на брата… хм… думаю, вполне подойдет. Фугасы, прямо скажем, из них неплохие. Даже более чем", – улыбнулся лейтенант, вынимая из "шкатулки" карандаши-запалы и складывая их в противогазную сумку. Спустя секунду туда же переместилась и одна из ПэГэшек. Остальные две с уютом устроились между снарядных ящиков – в каждой из траншей, вплотную к стене. На торцы обеих "банок" Володя водрузил по одной ребристой Ф1, не без оснований надеясь, что уж эти-то детонаторы сработают как надо. По вложенной схеме: иголка в яйце, яйцо в утке, утка в зайце…

В данном случае сказочным яйцом выступала "фенька", уткой – "Ворошиловский килограмм", а роль коллективного зайца играли снаряды к немецкой Пак-38. Упакованные в лотки, штабелированные, в свою очередь, таким образом, чтобы проскочить мимо них тихой сапой, ничего не задев, мог разве что цирковой акробат, привыкший перелетать с трапеции на трапецию под самым куполом заполненного зрителями Шапито. Впрочем, как резонно предположил лейтенант, подобные циркачи у немцев вряд ли водились. Так что не задеть тоненькую проволочку, натянутую поперек прохода, было бы для фрицев сродни чуду.

* * *

– Я на месте, – доложился летчик, возвратившись к «своему» бугорку.

– Чего ты хоть делал-то там? – тут же поинтересовался сержант.

– Подходы минировал. Короче, если фрицы через окопы попрут, сразу увидим. И услышим.

– О! Это дело! – одобрил танкист. – Нам в любом случае надо хотя бы часок продержаться, а там… Ты, кстати, слышал, лейтенант, чего нашему студенту Жуков пообещал?

– А как же! Слышал, конечно! – ухмыльнулся летчик. – Слышал, что попал наш Марик как кур в ощип. Ему теперь либо дырку под орден крутить, либо лоб метить. Зеленкой. Другого не дано.

– Чо это не дано? – тяжело дыша, пробурчал Кацнельсон под ухом у лейтенанта, бухаясь рядом на землю.

– А то и не дано, – опередил Микояна Винарский, – что раз обнадежил всех, и командарма, и комфронта, и представителя Ставки, дал слово, что час продержимся, то – всё, аллес капут, деваться некуда, изволь выполнять. Эй, Макарыч, как там у нас говорили при старом режиме? Или грудь в крестах, или голова в кустах?

– Факт, – солидно подтвердил Барабаш.

– Ну вот видишь, предки наши не дураки были. Так что учись, студент, – усмехнулся лейтенант, поворачиваясь к Марику. – Ты там случайно ТТ мой не потерял? На радостях-то?

– Не, не потерял, товарищ лейтенант. Вот он, держите… А вы? Гранату мою?

– Прости, Марик, но гранату я тебе вернуть не могу, – развел летчик руками. – Я ее уже того… потратил.

Кацнельсон почесал затылок, вздохнул и… вытащил из подсумка еще одну "эфку".

– Тогда возьмите еще, товарищ лейтенант. Такую же точно. Взамен потраченной.

– Спасибо, – удивленно пробормотал Микоян, забирая гранату у Марика. – Спасибо… брат.

– Да не за что, – смущенно откликнулся красноармеец. – Вы, если что, у Грини еще сможете оружием подразжиться. Он там парочку автоматов прихватил. И магазины.

– Хорошо, если понадобиться, заберу, – ответил летчик, а затем скомандовал в микрофон. – А ты, Гриша, как бой начнется, сначала трофеи используй. Какой-никакой, а шанс, что немцы сразу не разберутся, кто тут свой, кто чужой.

– Сделаем, – отозвался Синицын.

* * *

Через десяток секунд Марик добрался до Макарыча, забрал винтовку и в двух словах разъяснил мехводу полученную по радио директиву.

"Держаться! Держаться изо всех сил!"

Вцепиться в этот затерянный в степи хуторок и… стоять насмерть.

Конечно, никто из бойцов не знал всех планов командования. Зато абсолютно точно знал теперь свой маневр и свою задачу. А еще парни в х/б знали, что даже смерть любого из них не станет напрасной, если они сумеют удержать позицию. Хотя бы час простоять, хотя бы полчаса, хотя бы двадцать минут, необходимые передовому отряду из шести танков корпуса генерала Кравченко с посаженным на броню десантом, чтобы достичь Подсобного Хозяйства и закрепиться на цепочке холмов близ хутора. А затем… затем в пробитую во вражеской обороне брешь должны были войти части 16-го танкового корпуса, до сей поры остававшиеся в резерве 1-й гвардейской армии и получившие, наконец, долгожданный приказ. Вступить в бой, подавить остатки немецкого сопротивления на этом участке, расширить наметившийся прорыв, повернув одной бригадой – 107-й танковой – на восток к Новой Надежде, а тремя другими – 109-й, 164-й и 15-й мотострелковой – развивать наступление в южном направлении, в сторону Гумрака и Городища…

Не мог, никак не мог представитель Ставки ВГК генерал армии Георгий Жуков, координирующий действия трех армий Сталинградского фронта, упустить предоставившийся ему и всем советским войскам шанс. Шанс на победу.

Однако до победы надо еще было дожить. По крайней мере, тем бойцам, что, стиснув зубы и забыв на время про страх и отчаяние, ожидали сейчас вражеской контратаки. Атаки на удерживаемый ими край села – ключевой пункт сражения, разгоревшегося 18 сентября 1942 года в изрезанной оврагами и холмами степи к северу от Сталинграда.

* * *

– Ну всё, мужики, кончились попрыгушки, играем по-взрослому, – констатировал сержант, разглядывая через прибор появившиеся из-за холмов немецкие танки. – Действуем как раньше, в два эшелона. Лейтенант, за вами сейчас фланги и тыл, в перестрелку не ввязывайтесь, держите ближний рубеж. А мы с Макарычем начнем пока гостей привечать. Издали. С пролетарским размахом.

Сказал и, хищно оскалившись, потянул из укладки тупоголовый УБ, готовясь к первому в этом бою выстрелу. Пристрелочному – как бы ни хотелось танкисту сразу попасть по врагу, но на расстоянии почти километр вероятность промаха была весьма и весьма высокой. Впрочем, дабы не дразнить лишний раз гусей, начальную цель он себе выбрал чуть попроще и чуть покрупнее приземистых панцеров – полугусеничный "Ганомаг", неосмотрительно выкатившийся из-под защиты танков и маячивший теперь метрах в ста правее бронированного немецкого клина.

– Сима, запаска – влево пять. Меняемся через три. Потом еще. Дальше по кругу. Пять лаптей, понял? Плюс-минус один.

Ответ мехвода почти утонул в характерном лязге запирающейся затворной крышки:

– По… андир.

– Микрофончик поправь.

– Поправил.

– Молоток.

– Работаем?

– Готовность?

– Як пионэр.

– Ну тогда… понеслась, родимая!

Громыхнуло танковое орудие. Коротко простонал откатник, выбирая свободный ход, освобождая подвижные элементы затвора. С легким звоном скатилась на дно боевого отделения "потерявшая" снаряд гильза. Беззлобно матюкнулся танкист.

– От, б…! Промазал… чудила.

Руки на автомате впихивают в камору следующий унитар. Еще один бронебойный.

"Поправка. Полпальца влево… выше. Дальность девятьсот двадцать"

В перекрестье прицела медленно вползает коробка чужой брони. Правая педаль. Нажатие. Удар.

– Есть! Готов, падла!

Вторым выстрелом сержант достал-таки вражеский БТР. Влепив снаряд в переднюю часть. Не догадываясь пока, что и первая болванка тоже нашла свою цель. Легкий бронеавтомобиль, шедший позади своего тяжелого собрата и не замеченный поначалу. Просвистевший мимо "Ганомага" снаряд пронзил легковеса насквозь, смертельно ранив сидящего за водителем командира немецкой кампфгруппы. Случайность, конечно, но… чего только на войне не бывает.

Из кузова подбитого бронетранспортера горохом посыпались пехотинцы. Разбегаясь в разные стороны, тщетно пытаясь укрыться посреди голой степи от прилетающей из темноты смерти.

– Получите, гады!

В фашистский БТР втыкается осколочный О-240А, расплескиваясь по окрестностям градом сталистых брызг. Левая рукоять. Педаль. Курсовой пулемет дергается, вытягивая щупальца трассеров к едва различимым фигуркам, мелькающим меж редких и чахлых кустиков уже опавшей травы.

Взрыкивают моторы. Семидесятка медленно отползает назад, затем разворачивается и движется вбок, готовясь занять новую огневую позицию. На пять корпусов левее предыдущей.

Немецкие танки огрызаются. Двумя выстрелами. Наугад. В темноту.

– Придурки! – хохочет сержант. – Хоть бы ракеты пустили. Темно же!

– Ну вот. Накаркал, блин, – ворчит мехвод, работая рычагами.

– Фигня, Сима. Ни хрена они нас не увидят. Дистанция великовата.

– Хотелось бы, – тоскливо отвечает механик.

* * *

– Марик! Правей заходи, к дальнему орудию, – скомандовал лейтенант, когда легкий танк, пыхтя моторами, покатил в сторону гряды, меняя позицию. – В траншее укроешься.

– Есть! Понял.

Секунд через двадцать Кацнельсон передал по рации:

– На месте.

– Отлично. Теперь ты, Гриша. Видишь окопчик? Вправо наискосок. Шагов сорок от танка.

– Вижу.

– Давай… А, черт!

Ракета, выпущенная откуда-то из-за села, осветила цепочку окопов и кочковатое поле с бегущим по нему бойцом. Впрочем, блики и сполохи от горящих изб помешали фрицам быстро сориентроваться. И потому, буквально за секунду до начавшейся пальбы, Синицын успел нырнуть в первую же подвернувшуюся под ноги канаву.

– Живой?

– Вроде да… фух.

Скрипнув зубами, летчик мысленно обругал себя за шапкозакидательские настроения. "Да уж, чуть не угробил парня. Ни за грош". Однако озвучивать он эти мысли не стал, лишь чертыхнулся с досадой. На самого себя.

Немцы прекратили стрельбу, когда ракета погасла. Правда, спустя пять-семь секунд в небо взлетела другая, такая же.

– Что делают гады? Что делают? – пробормотал лейтенант, высматривая огневые точки фашистов. – Марик, давай вот как попробуем. Я сейчас очередь дам, а ты замечай, откуда по мне пуляют.